Аннотация 22 страница

После соединения с частями Советской Армии Б. А. Маслов был начальником большого военного госпиталя в городе Станиславе в Западной Украине. В 1948 году он демобилизовался из рядов армии по болезни, но вскоре был арестован и осуждён по ложному обвинению в пособничестве врагу.

Маслов погиб в одном из сибирских лагерей. Герой Брестской крепости, партизан, преданный Родине советский человек, медик с высоким чувством долга и ответственности, он не дожил до лучших времён и пал жертвой бериевских репрессий.

Пусть же этот краткий рассказ будет первым маленьким и скромным венком на неведомую могилу врача – патриота и героя.

«ЖЕНСКИЙ БАТАЛЬОН»

Изучая историю обороны Брестской крепости, я обратился также к иностранным источникам, и прежде всего к немецким, стараясь отыскать какие-то сведения о тех событиях в воспоминаниях и записках бывших гитлеровских генералов. Такого рода воспоминания в послевоенное время наводнили книжные рынки западноевропейских стран и США.

Действительно, вскоре мне удалось найти краткие упоминания о боях за Брестскую крепость в «Записках солдата» генерала Гудериана и в мемуарах того же Отто Скорцени. Впрочем, оба они лишь вскользь отмечали упорство крепостного гарнизона и говорили – один «о нескольких днях», второй о «неделе» боев, явно пользуясь официальной версией, сочинённой штабом 45-й пехотной дивизии немцев.

Потом мне попала в руки новая книга английского военного историка капитана Лиддела Гарта. Капитан Лиддел Гарт – широко известный британский военный литератор. В своё время он написал несколько работ об империалистической войне 1914-1918 годов, а теперь занимается историей второй мировой войны. При этом капитан Лиддел Гарт является ревностным почитателем германской военной школы и издавна преклоняется перед военными талантами немецких полководцев.

Книга, о которой я говорю, посвящена описанию событий второй мировой войны. Она называется «По другую сторону холма» и была написана Лидделом Гартом главным образом на основании его бесед с гитлеровскими генералами и фельдмаршалами. Там, в этой книге, я нашёл несколько любопытных строк, относящихся к событиям обороны Брестской крепости. Лиддел Гарт вспоминает о своей встрече с одним из крупных офицеров гитлеровского вермахта, неким генерал-майором Блюментриттом, который в первые дни войны на советско-германском фронте занимал пост начальника штаба четвёртой немецкой армии, действовавшей в районе Бреста.

Вот что генерал Блюментритт сказал капитану Лидделу Гарту:

«Начальная битва в июне 1941 года впервые показала нам Красную Армию. Наши потери доходили до 50 процентов. ОГПУ и „женский батальон“ защищали старую крепость в Бресте больше недели, сражаясь до последнего, несмотря на тяжелейшие бомбёжки и обстрел из крупнокалиберных орудий. Там мы узнали, что значит сражаться по русскому способу».

Буквы «ОГПУ» здесь расшифровываются весьма просто. Совершенно ясно, что под этими буквами генерал Блюментритт подразумевает пограничников Брестской крепости.

Что же касается упоминания о «женском батальоне», то оно, конечно, является смехотворным, потому что подобных подразделений в Красной Армии, как известно, не было. Нет сомнения, что этот термин генерал Блюментритт употребил, имея в виду тех женщин, которые с оружием в руках сражались вместе с мужчинами в Брестской крепости. Это были жены, сестры, дочери наших советских командиров, отважно ставшие на защиту Родины плечом к плечу со своими мужьями, отцами и братьями.

Сохранился рассказ о подвиге молодой жены командира, комсомолки Кати Тарасюк. Сельская учительница, она незадолго до войны приехала в крепость, чтобы провести отпуск вместе с мужем.

Сначала Катя вместе с другими женщинами находилась в подвале, ухаживая за ранеными. Лейтенант Тарасюк в это время с группой бойцов отбивал атаки противника. Когда группа его поредела, Тарасюк сам лёг к станковому пулемёту. Он выбрал себе позицию у подножия большого развесистого дерева, и вражеские автоматчики каждый раз откатывались назад под его меткими очередями. По одинокому пулемёту вели огонь пушки и миномёты. Вся земля вокруг была изрыта снарядами и минами, осколки срезали ветви дерева, и вскоре от него остался только расщеплённый, изуродованный ствол. Но, весь израненный, Тарасюк продолжал стрелять, пока вражеская пуля не сразила его.

Пулемёт молчал недолго. Тарасюка заменил один из бойцов. Когда Катя узнала, что её муж погиб, она выбралась из подвала и поползла к расщеплённому дереву, откуда по-прежнему раздавался треск пулемёта. Вскоре и этот пулемётчик был убит. Тогда молодая женщина сама легла за щиток и вела огонь по врагу, пока её не поразил осколок вражеского снаряда. Обезображенное, искромсанное осколками дерево, у подножия которого погибла отважная пулемётчица, жители Бреста впоследствии прозвали «деревом войны».

Но были и другие женщины-воины – гнев и ненависть к врагу заставили их взяться за оружие.

С. М. Матевосян рассказал мне, как в первый день обороны полковой комиссар Фомин поручил ему с группой бойцов прорваться на трех бронемашинах в город и отвезти в штаб дивизии важные документы, захваченные у пленного немецкого офицера.

Добраться до города броневикам не удалось, так как гитлеровцы прочно блокировали все крепостные ворота. Но в поисках выхода из крепости Матевосян и его бойцы совершили продолжительную поездку по разным участкам обороны.

Проезжая неподалёку от домов комсостава в северной части крепости, они услышали там перестрелку. Оказалось, что отряд гитлеровских автоматчиков осадил эти дома, ведя непрерывный огонь по окнам, откуда в ответ раздавались скупые, расчётливые выстрелы.

По команде Матевосяна броневики развернулись и с тыла ударили по врагу из всех пулемётов, уничтожив и рассеяв отряд противника. И сразу же, выпрыгивая из окон, выбегая из дверей, навстречу своим освободителям с радостными криками бросились люди – наши бойцы, командиры, женщины и дети.

Среди них Матевосян увидел молодую женщину в нарядном цветастом платье, уже разорванном и окровавленном. На щеке у неё была глубокая царапина, и лицо залито кровью. В руках женщина сжимала немецкий автомат. Она бросилась к Матевосяну с криком:

– Товарищ командир, нет боеприпасов! Что нам делать?

Эта женщина, только что вышедшая из боя, где она дралась наравне с мужчинами, думала вовсе не о спасении, а прежде всего о том, чтобы продолжать борьбу.

Другой участник обороны Брестской крепости, бывший лейтенант Василий Соколов, в своём письме рассказывает о неизвестной девушке, которая в первый день прибежала в подвал 333-го стрелкового полка. Там, в подвале, она взяла винтовку одного из убитых бойцов и дралась всё время бок о бок с мужчинами, как рядовой стрелок.

Необычайную, поистине легендарную историю рассказывают в Бресте о какой-то женщине – одной из последних защитников крепости. Мне довелось слышать о ней от нескольких жителей города, в домах которых в 1941 году находились на постое немецкие солдаты.

Это было уже в сентябре или даже в октябре, когда крепость считалась давно взятой и полки поредевшей в штурмах 45-й дивизии, пополненные и ушедшие на фронт, заменили тыловыми частями, охранявшими крепостные склады. Но тыловики эти постоянно несли потери: из подземелий и подвалов развалин продолжали раздаваться внезапные выстрелы – последние защитники крепости ещё скрывались там и вели борьбу. Вот в это время и прошёл среди немцев слух о «кудлатой».

Солдаты, нёсшие службу в крепости, рассказывали, что в подземных убежищах до сих пор прячется женщина, вооружённая автоматом. Неожиданно она появляется то здесь, то там и открывает огонь, причём охранники с почти суеверным страхом говорили, что она не даёт промаха – каждая пуля её убивает врага. Потом она исчезает где-то под землёй, и так же неожиданно её выстрелы раздаются уже в другом месте. Все попытки поймать или убить её оставались тщетными.

По описанию немцев, вид этой женщины, насколько её удавалось разглядеть издали, был страшным. С запылённым, закопчённым лицом, в изодранной одежде, с волосами, давно не чёсанными и свалявшимися в колтун, она казалась им призраком из подземного мира, духом мести и смерти. И каждый раз, когда очередная команда солдат отправлялась на дежурство в крепость, немцы молились и желали друг другу не встретиться сегодня с этой женщиной, которую они называли «фрау мит автомат» или «кудлатая». Лишь во второй половине октября о ней перестали говорить – женщина уже не появлялась.

Кто же была она? Скорее всего, жена какого-нибудь командира – ведь до войны многие из них занимались военным делом, метко стреляли, умели обращаться с пулемётом. Быть может, на глазах у этой женщины погиб её муж, были убиты дети, и, охваченная жаждой мщения, она осталась там, в подземных лабиринтах крепости, чтобы заплатить врагу сторицей за своё горе, за беду, которую он принёс на её родную землю. Так это или нет, сказать трудно, и кто знает, станет ли когда-нибудь известно имя этой легендарной героини.

Словом, в крепости было немало женщин, сражавшихся с оружием в руках, но, к сожалению, мы пока ещё не знаем их фамилий.

Однако большинство бойцов этого «женского батальона», как окрестил его генерал Блюментритт, были безоружными и находились в крепостных подвалах. Там женщины вели свой бескровный, но не менее тяжёлый бой за жизнь своих детей в обстановке постоянной опасности, невыносимых трудностей и лишений. Они делали все, что могли, для спасения жизни раненых защитников крепости, взяв на себя заботливый, ласковый уход за ними.

Поистине героическую стойкость проявили бойцы этого «женского батальона». В мирное время верные спутницы и подруги командиров, они и в военной обстановке оказались достойными своих мужей и внесли свой большой вклад в оборону Брестской крепости.

Чего только не пришлось пережить этим женщинам!

В первые минуты войны мужья покинули их, и они остались одни со своими детьми, беззащитные среди сумасшедшего грохота взрывов, воя бомб, рёва самолётов, круживших над крепостью. Ни одна из них не попыталась задержать своего мужа – они знали, что теперь долг, более властный, чем обязанности отца и супруга, зовёт командиров туда, в казармы, где ждут их бойцы.

Эти женщины, прижимая к себе детей, под огнём бежали из домов, спеша укрыться в земляных валах крепости, в глубоких казематах, в подвалах. И многие из них, прежде чем они достигли спасительных убежищ, погибли там, во дворе крепости, под взрывами бомб и снарядов, под очередями гитлеровских пулемётов.

Для того чтобы вы хоть немного представили себе, что пережили эти женщины и дети в страшное утро 22 июня 1941 года, я расскажу вам одну историю, которую услышал ещё во время первой своей поездки в Брест. Это история маленького мальчика Алика Бобкова.

ИСТОРИЯ АЛИКА БОБКОВА

Младший лейтенант Александр Бобков был командиром роты 37-го отдельного батальона связи и вместе с семьёй жил в одном из домов комсостава в северной части Брестской крепости.

Как только раздались первые взрывы, он приказал жене одеть детей и решил по пути в роту отвести семью в находившееся поблизости убежище.

Собственно говоря, это было не убежище, а подземный склад, где хранились овощи, но в его глубине, под защитой надёжных, бетонированных сводов, жена и дети могли в безопасности переждать бомбёжку и обстрел.

Жена наспех завернула в одеяло грудную дочь, а отец взял за руку пятилетнего Алика, и под огнём они бросились бежать к этому складу. Когда они подбежали к его дверям, оказалось, что здесь уже собралось несколько командиров со своими жёнами и детьми. Однако проникнуть внутрь склада не удавалось, потому что на массивных дверях висел тяжёлый замок, который никак не могли сбить.

Все сгрудились тут, у дверей, и мужчины возились с замком, безуспешно стараясь сломать его. К счастью, над этими дверьми был устроен большой бетонный козырёк, который немного защищал столпившийся здесь народ от рвущихся неподалёку снарядов. Правда, по бокам козырёк был открыт, и поэтому осколки и шальные пули иногда свистели над головами людей.

Между тем наблюдатели противника с аэростатов, видимо, заметили толпу, скопившуюся у склада, и немецкая артиллерия начала обстреливать этот участок.

Один из снарядов сразу же разорвался в гуще толпы под козырьком. Этим взрывом были наповал убиты мать Алика Бобкова и маленькая сестра, а его отцу оторвало обе ноги. Мальчик тоже был ранен осколками.

Насмерть перепуганный Алик, крича и плача, бросился к самой двери подвала, пробираясь под ногами у людей, но в это время поблизости грохнули ещё два-три взрыва, и вся толпа в панике кинулась бежать прочь.

Под козырьком, около двери склада, остались лежать только несколько трупов, в том числе мать и сестрёнка Алика и его смертельно раненный отец, который то приходил в себя, то снова терял сознание.

Мальчик присел на землю около него. Он плакал, ему было больно и страшно, но всё-таки здесь рядом был отец…

Прошло немного времени, и вдруг мимо дверей этого склада пробежали трое гитлеровских солдат. Один из них на бегу бросил гранату под бетонный козырёк, туда, где находился Алик. Она, шипя, завертелась рядом с бесчувственным, окровавленным лейтенантом Бобковым, и мальчик, опершись на тело отца, широко раскрытыми глазами с любопытством смотрел, как волчком крутится эта граната с длинной деревянной ручкой. В этот момент лейтенант Бобков очнулся и отчаянным голосом крикнул сыну:

– Ложись!

Мальчик упал прямо на тело отца, головой к гранате.

Раздался взрыв. Этим взрывом лейтенант Бобков был убит, а Алик снова ранен множеством осколков.

К счастью, ни один осколок не попал ему в голову – все ранения пришлись в спину и в ноги.

Этим же самым взрывом был сбит замок, висевший на дверях склада, и двери распахнулись.

Тогда Алик, который уже не мог ходить, пополз туда, в сырую подземную темноту склада.

Мальчик потерял много крови и был очень слаб. Ему мучительно хотелось пить, и он долго ползал по мокрому, холодному, бетонному полу в поисках воды. Там оказались какие-то лужи, но, когда он пробовал пить из них, вода имела солёный привкус. Здесь, видимо, был разлит овощной рассол.

Потом Алику удалось отыскать в одном из углов подвала несколько кусочков льда, и он, пососав их, немного утолил жажду. Он был совершенно измучен, время от времени терял сознание, ему хотелось только найти сухое место и прилечь. Наконец он заполз на какую-то доску и лёг там.

Сколько дней пробыл он в этом подвале – неизвестно. Он очнулся, не в силах даже пошевелиться, молча глядя на видневшийся вдали светлый прямоугольник двери. Потом в этом прямоугольнике появился тёмный силуэт человека, и кто-то вошёл в подвал. Зажёгся карманный фонарик, и лучик его забегал по стенам, подкрадываясь все ближе, пока не осветил Алика. Мальчик лежал неподвижно, слегка прижмурив глаза. Тогда человек нагнулся и поднял его на руки.

Это был немецкий солдат, который зашёл сюда осмотреть подвал. Он понёс мальчика к выходу, а Алик, обняв руками его шею, рассказывал немцу о том, как убили его отца, как погибли мать и сестрёнка.

Солдат вынес Алика во двор. Трупы уже были убраны, и только высохшие пятна крови ещё оставались на бетонном полу у входа в подвал.

Немец поставил мальчика на землю, но Алик, вконец обессиленный, не мог держаться на ногах и тут же упал ничком.

Тогда солдат поднял его и понёс к санитарной машине, стоявшей поодаль. Алика отвезли в городскую больницу в Брест.

Можно себе представить, сколько ранений оказалось на теле мальчика, если после того, как ему сделали в больнице перевязку, у него остались незабинтованными только часть одной руки и голова. Все тело сплошь было закрыто бинтами.

Алик провёл в больнице четырнадцать месяцев. Он вышел оттуда только осенью 1942 года.

Потом он жил у своей дальней родственницы, а когда Брест был освобождён, воспитывался в детском доме вместе с дочерьми капитана Шабловского.

Когда я встретил Алика Бобкова в 1954 году, это был уже молодой человек, высокий, худой, бледный и очень застенчивый, словно то, что он пережил мальчиком там, в Брестской крепости, на всю жизнь оставило печать на его характере.

В то время, когда мы познакомились, он заканчивал вместе с Таней Шабловской фельдшерскую школу в Бресте. А сейчас уже не Алик, а Александр Александрович Бобков окончил Минский медицинский институт и приехал работать врачом на столь памятную ему Брестщину. Он заведует теперь врачебным участком в селе Гостынь Лунинецкого района Брестской области.

Я понимаю, что рассказал очень тяжёлую, мрачную историю. Быть может, кто-нибудь из читателей скажет мне: зачем бередить старые раны, зачем вспоминать о тех страшных, полных ужасов и крови днях сейчас, в мирное время?

Но имеем ли мы право забывать, что стоили нам мир и свобода? Разве не было бы такое забвение предательством перед памятью павших воинов, перед горем безутешных матерей, одиноких вдов, осиротевших детей?

Этого нельзя забывать во имя нашей упорной борьбы за мир, которая немыслима без горькой памяти о бедствиях минувшей войны…

ПОД ВЛАСТЬЮ ВРАГА

Вместе с детьми и тяжелоранеными женщины укрылись в глубоких подземных казематах, в бетонированных крепостных подвалах. Но при всей относительной безопасности этих убежищ безвыходно находиться в них было едва ли не более трудно, чем оставаться там, наверху, где на развалинах, среди огня и смерти, яростно дрались защитники крепости.

Там, наверху, люди активно действовали, боролись, глядя в лицо опасности, встречая её грудью. Бешеное напряжение этой борьбы прогоняло ощущение страха, забирало все силы мускулов и нервов, не оставляя времени и места для переживаний.

Обитатели подвалов, наоборот, были обречены на вынужденное бездействие. Здесь царила атмосфера мучительной неизвестности, глухой безысходной тревоги, напряжённого, тоскливого ожидания. Стоны раненых, плач детей тонули в тяжком грохоте, колебавшем массивные своды. Порой близкие взрывы авиабомб так встряхивали эти подземные коробки, что трескались бетонные полы подвалов и от мощного воздушного удара у людей шла кровь из носа и ушей.

Напрягая слух, женщины жадно ловили долетающие в подвал звуки боя, стараясь угадать, что происходит наверху. Каждый раз бомбёжка или обстрел крепости из крупнокалиберных орудий заставляли их дрожать за жизнь детей и за свою участь в ежеминутном ожидании того, что прямое попадание бомбы или снаряда похоронит их под обломками этих тяжёлых сводов. Больно сжимали сердце тревожные мысли о судьбе мужей, ведущих бой, и в бессильном отчаянии наблюдали они, как слабеют их дети и смерть от голода и жажды все ближе подступает к ним.

Но это были сильные женщины, они старались вынести все эти испытания без слез и жалоб так же стойко, как сражались с врагом там, наверху, их мужья.

А потом пришло новое, ещё более страшное испытание.

Когда на участке 333-го стрелкового полка положение стало совершенно безнадёжным, в подвал к женщинам пришёл начальник 9-й погранзаставы лейтенант Кижеватов. Покрытый пылью и копотью, до предела измученный, весь в окровавленных повязках, пограничник тем не менее старался говорить с ними бодро и даже шутливо. – Ну, женщины, – сказал Кижеватов, – побыли вы тут с нами, и хватит. Пора расставаться. Приказываю: берите детей, берите белый флаг и идите сдаваться в плен. В плену хоть кто-нибудь из вас уцелеет, детей сбережёте, а здесь всех ждёт верная гибель.

Но женщинам, как и их мужьям, плен был ненавистен, и они заявили, что никуда не уйдут и останутся в крепости до конца. Некоторые даже говорили, что лучше бы Кижеватов велел бойцам перестрелять их вместе с детьми, чем отправлять в плен на муки, где все равно смерть неминуема.

Однако лейтенант был непреклонен. Он сказал, что таков приказ командования и они, жены командиров, должны беспрекословно подчиниться ему. Женщинам дали белый флаг и отправили их в плен.

То же самое в эти дни происходило на другом участке обороны крепости у восточных, Кобринских ворот, где сражались бойцы 98-го отдельного противотанкового артиллерийского дивизиона, которым командовали старший политрук Николай Васильевич Нестерчук и лейтенант Акимочкин. Видя неизбежность трагического исхода борьбы, Нестерчук тоже принял решение отослать в плен женщин.

– Слушайте, женщины, – сказал он. – Мы посылаем вас в плен, для того чтобы спасти детей. Приготовьтесь к самому худшему – вас ждут унижения, издевательства, пытки, может быть, даже смерть. Помните одно: вы должны вынести все во имя нашей Родины и ради того, чтобы сохранить для неё своих детей.

Вместе с женщинами и детьми в подземных казематах дивизиона находилась и дочь Нестерчука, четырнадцатилетняя Аида. Она плакала и просила отца оставить её здесь, не отсылать от себя. Но Нестерчук наотрез отказал ей. Аида слышала, как он тихо сказал начальнику штаба лейтенанту Акимочкику:

– У меня в пистолете осталось два патрона: один – для врага, другой – для меня. Когда наступит последний момент, у меня не хватит сил застрелить её своей рукой. Пусть она уходит.

И Аида ушла вместе с женщинами.

Трудно передать все, что пришлось пережить этим женщинам там, в плену. Некоторые из них были расстреляны вместе с детьми, над другими издевались, заставляя становиться на колени перед пулемётами и фотографируя эти сцены. С них срывали одежду, избивали и, подгоняя ударами прикладов, погнали потом в Брест, в городскую тюрьму.

Жена одного из командиров Анастасия Никитина-Аршинова рассказывала мне о том, как группу женщин и детей, в которой находилась и она, вели в плен. Был знойный день, и автоматчикам-конвоирам очень не хотелось идти по такой жаре. Отойдя немного от крепости, они хотели расстрелять здесь же, на месте, всю колонну пленных. Но среди них был один пожилой солдат, решительно воспротивившийся этому расстрелу. То и дело конвоиры останавливали колонну, наводили на женщин и детей автоматы, но каждый раз пожилой солдат, крича и ругаясь, заставлял их отказаться от своего намерения. В конце концов они рассердились на него и ушли назад, в крепость, а он, уже в одиночку, конвоировал пленных до самого Бреста.

Больше двух недель женщины с детьми провели в набитой до отказа брестской тюрьме, где их морили голодом, а потом кормили тухлой треской. Но когда их выпустили, то «на свободе» оказалось немногим легче.

В городе и в окрестных деревнях, где поселились жены наших командиров, их ждало ещё немало тяжких испытаний. Они остались без всяких средств к существованию. Имущество их было разграблено. Чтобы прокормить детей, эти женщины нанимались на самые тяжёлые работы, а многие из них – жены полковников, майоров, лейтенантов – вынуждены были под угрозой голодной смерти просить милостыню у крестьян. И они ходили по деревням, собирали там подаяние, поддерживая этим силы своих детей.

Во всех превратностях судьбы эти женщины никогда не теряли веры в будущую победу. Они были убеждены, что рано или поздно на востоке снова загремят советские пушки и Красная Армия принесёт им долгожданное освобождение. Все долгие, гнетущие годы оккупации они жили мечтой о том желанном дне, и только эта надежда давала им силы вынести все, что выпало на их долю.

Дочери Советской Родины, воспитанные партией борцов, они не прозябали в пассивном ожидании свободы и не забывали о борьбе. Одни из этих женщин приняли участие в подпольной работе коммунистических организаций в Бресте и его окрестностях. Другие устанавливали связь с партизанами, выполняли их задания или уходили в отряды. В Брестской области были так называемые семейные партизанские отряды, где вместе с бойцами-мужчинами находились также женщины с детьми.

А потом наступил страшный сорок второй год, когда гитлеровцы начали почти поголовно расстреливать всех, как они говорили, «восточников» – семьи командиров, партийных и советских работников, приехавших в Брестскую область после освобождения Западной Белоруссии. Из местечек и деревень полицаи свозили эти семьи в районный центр Жабинку, близ Бреста. Там, на окраине Жабинки, в течение многих дней не смолкал стрекот пулемётов, и тела расстрелянных женщин и детей ряд за рядом ложились в заранее выкопанные рвы.

Но и эта зверская расправа не смогла запугать тех, кто остался в живых. Смелые женщины продолжали борьбу – они так же беззаветно верили в будущую победу. Рассказывают, что, когда в 1944 году наши самолёты впервые бомбили военные объекты врага в Бресте, эта ночь была подлинным праздником для жён и детей командиров, живших в городе. В то время как оккупанты и их пособники прятались в подвалах и убежищах, эти женщины и дети выбегали на улицы, прямо под бомбёжку, как под благодатный весенний дождь, словно веря, что бомбы, сделанные руками советских людей, не смогут поразить их. Они подбирали осколки этих бомб, ещё горячие после взрыва, целовали их и потом бережно хранили у себя.

И они дожили в конце концов до желанного дня.

А потом окончилась война, наступил День Победы. Но только немногие из этих женщин дождались возвращения своих мужей – большинство командиров пало в боях 1941 года или погибло в гитлеровском плену.

Семьи командиров получали государственные пособия или пенсии, но ещё нелегко было жить в то время на разорённой, разграбленной врагом земле, лишь постепенно залечивающей свои раны. И в эти послевоенные годы женщинам пришлось переносить ещё немало трудностей. Вдовы, оставшиеся единственными кормилицами своих детей, они вынуждены были усиленно работать и нередко испытывали материальную нужду и лишения.

Все пережитое наложило на них неизгладимый отпечаток. Ещё сравнительно молодые, они рано постарели, преждевременные морщины легли на их лица, их руки загрубели от трудной работы. Но совесть их чиста и спокойна – среди выпавших им тяжких испытаний они сумели сохранить своих детей, вырастили и воспитали их достойными гражданами, такими же, как были их отцы, погибшие в Брестской крепости в дни героической обороны.

МАЛЬЧИК ИЗ БРЕСТА

Все народы, кроме немецкого, все нации, кроме германской, были для гитлеровцев неполноценными и лишними жителями земли. С тупой надменностью расовая теория фашизма заявляла, что господами, хозяевами на нашей планете предназначены быть только германцы, а другие народы либо вовсе исчезнут с лица земли, либо останутся как слуги, рабы, рабочий скот немецких завоевателей.

Первыми среди этих «неполноценных» наций должны были исчезнуть евреи. Им гитлеровцы не оставляли никакого «либо», этот народ был обречён фашистами на поголовное истребление. И во всех странах, завоёванных гитлеровской армией, истребление евреев проводилось с невиданным размахом, с подлинно немецкой планомерностью и организованностью. Миллионы людей еврейской национальности или с примесью еврейской крови стали жертвами массовых расстрелов, сгорели в печах лагерных крематориев, были задушены в газовых камерах или в машинах-душегубках. Целые кварталы в городах, превращённые в еврейские гетто, сжигали и разрушали вместе с тысячами населяющих их жителей, носивших на одежде жёлтую шестиконечную звезду – обязательный знак еврея в оккупированных немцами странах.

Помнят киевляне, как час за часом тянулись по улицам города бесконечные колонны евреев, которых вели на расстрел в Бабий Яр. Помнят узники Освенцима, Майданека, Треблинки, как тысячные партии евреев из Польши и Венгрии, из Советского Союза и Чехословакии, из Голландии и Франции непрерывным конвейером смерти проходили через газовые камеры и штабелями трупов ложились у печей крематориев, не успевавших сжигать мёртвые тела. Узнайте у бывших заключённых Маутхаузена, как десятки самолётов с фашистскими крестами на крыльях в один день разбомбили «еврейский филиал» этого лагеря уничтожения, перемешав с землёй все его многотысячное население. И в сотнях больших и малых городов расскажут вам о страшной участи тех, кто жил в огороженных колючей проволокой бесчисленных гетто.

В Бресте, где издавна жили тысячи евреев, они испытали то же, что и везде. Так же метили их здесь шестиконечными звёздами, так же издевались над ними, так же согнали в гетто, огородив колючей проволокой кварталы, а потом в 1942 году так же, как и в других местах, жители этого гетто были поголовно уничтожены.

Чтобы вы представили себе всю меру горя и мучений, выпавших на долю этих людей, я расскажу вам историю Романа Левина, еврейского мальчика из Бреста.

Левины не были уроженцами Бреста. Они приехали из восточных областей после освобождения Западной Белоруссии. Семья была большая – бабушка, дедушка, отец, мать, маленький Роман и его шестнадцатилетняя сестра. Отец работал в одном из брестских учреждений, мать вела хозяйство, а Роман, которому исполнилось десять лет, уже третий год ходил в школу.

Это лето 1941 года началось для мальчика, как всегда, многолюдным, шумным, пионерским лагерем, раскинувшимся в лесу, неподалёку от границы. Походы, купанье, игры, вечерние лагерные костры – все, казалось, шло, как и в прошлом году, весело, интересно. И ни детям, ни воспитателям было невдомёк, что не игры в войну, а настоящая и страшная война ожидает их нынешним летом и что через несколько дней вместо тёплого огонька пионерского костра в этом приграничном лесу забушует гибельный огонь германских пушек.

Лагерь был близко от Бреста, и детей сумели в то утро 22 июня быстро доставить в город. Отца Роман уже не застал дома – он ушёл на работу в первые минуты войны, и с тех пор родные его больше не видели.

Часов в десять утра к дому, где жили Левины, подъехал долгожданный грузовик. В него посадили несколько семей. На улицах рвались снаряды, слышались винтовочные выстрелы, но машина благополучно проскочила к южной окраине города и выехала на Московское шоссе. Всем казалось, что они уже спасены. И вдруг впереди застрочили автоматы, и дед Романа упал на дно кузова убитый. Путь на восток был отрезан – на шоссе засели гитлеровцы.

⇐ Предыдущая 40 41 42 43 444546 47 48 49 Следующая ⇒