Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Table of Contents 64 страница



Так наступила развязка интриги, которая началась весной 1812 г. с замены М.И. Кутузова П.В. Чичаговым на посту командующего турецким фронтом. Внимательный Жозеф де Местр докладывал своему королю, что именно в этой неприязни «и лежит разгадка всему».103 А великолепно осведомленный Д.В. Давыдов считал, что Кутузов «ненавидел [Чичагова] за то, что адмирал обнаружил злоупотребления князя во время командования Молдавской армией».104 Де Местр позже вспоминал: «Кутузов ненавидел адмирала и как соперника, могущего отнять у него часть славы, и как моряка сведущего в сухопутной войне. Посему он ничего не упустил, дабы помешать ему и погубить».105

Но будем объективны: М.И. Кутузов ненавидел не только Чичагова, но и недолюбливал П.Х. Витгенштейна. Фельдмаршал даже лицемерно обвинял Петра Христиановича (а при рождении — Людвига Адольфа Петера…), «который из самолюбия и нежелания подчиниться Чичагову, изобрел множество предлогов не исполнить Высочайшего назначения перейти за Березину…».106 И еще: «сражение при Студянке делает мало чести графу Витгенштейну. Имея перед собою один корпус Виктора, расстроенное войско и переправу трудную ему следовало в этот день действовать решительнее».107 Напомню, что сам «Смоленский» не действовал вообще… П.Х. Витгенштейн действительно не смог провести успешного наступления на французов и не очень хотел помогать П.В. Чичагову: ни он, ни М.И. Кутузов не желали отдавать возможные лавры того, кто преградит путь Наполеону, своему коллеге. Чтобы письменно зафиксировать необходимый ему вариант объяснения поражения и счастливого избавления Наполеона, сразу после успешной переправы французов М.И. Кутузов послал в Петербург рапорт-донос, где П.В. Чичагов обвинялся во всех смертных грехах.108 Как мы видим, русские генерала ненавидели друг друга, подставляли и меньше всего думали о своем Отечестве и о собственных солдатах, которые ежедневно гибли от холода и лишений тысячами!109

Вот что о действиях М.И. Кутузова во весь описываемый период сообщал герцогу Глостерскому (и, очевидно, то же самое царю Александру) проницательный англичанин Роберт Вильсон: «…да и сам Бонапарт навряд ли ускользнет от нас, хотя фортуна и благоприятствует ему, особливо тем, что нашей сильной и доблестной армией предводительствует бездарнейший из вождей, и это лишь самые умеренные слова, какие я только могу найти, дабы хоть как-то выразить всеобщее о нем мнение».110 И вскоре в письме лорду Кэткарту: «…но ежели он (Наполеон) достигнет до Немана с нерассеянными корпусами, с теми подкреплениями, которые он соберет на дороге или получит из Германии, то весьма трудно будет нам вытеснить его из польских провинций. Вся кровь, там пролитая, все затруднения, которые Россия впредь испытать может, падут на главу фельдмаршала Кутузова. Генерал Беннигсен с честию оправдывается. Его совет, который спас государство движением на Калужскую дорогу после падения Москвы, мог спасти вселенную, ежели бы оному последовали. Его совет и теперь мог бы улучшить нашу надежду, но он не имеет ни управления, ни влияния. Я не думаю, чтобы кто другой кроме фельдмаршала был виновен в отступлении от Малоярославца».111

Таким образом, я повторяю: образ военной победы, одержанной французами на Березине, был вскоре после 1812 г. завуалирован (а в пропагандистской отечественный части историографии и просто подменен) бедствиями, которые выпали на долю больных и гражданских лиц — включая женщин и детей. Их не щадили казаки, по ним некоторое время даже палили артиллеристы П.Х. Витгенштейна, который пытался уже после ухода основных сил Наполеона наверстать и компенсировать невысокую эффективность своей боевой деятельности. Образ именно этих страшных картин затмил собою чисто военную сторону дела. Обратимся вслед за А. Замойским к показаниям очевидцев: «Утром после того, как французы ушли, Чичагов поскакал посмотреть на место переправы. Ни он, ни его окружение не могли потом забыть мрачного зрелища. „Первое, что мы увидели, была женщина, упавшая и сдавленная льдом, — вспоминал присутствовавший там капитан инженерных войск А.И. Мартос. — Она рука ее была отрублена и висела только на жилах, тогда как в другой она держала малыша, обхватившего ручками шею матери. Женщина была еще жива и выразительные глаза ее сосредоточились на мужчине, упавшем рядом с ней и уже замерзшем. Между ними на льду лежал мертвый ребенок“».

Поручик Луи де Рошешуар, французский офицер в штабе Чичагова, испытал глубочайшее потрясение. «Нет ничего более тягостного и более удручающего! Мы видели кучи тел мертвых мужчин и женщин и даже детей, солдат самых разных формирований, из любых стран, замерзших, раздавленных беженцами или расстрелянных русской картечью. Брошенных лошадей, экипажи, пушки, зарядные ящики, повозки. Нельзя даже и представить себе более страшного зрелища, чем те два разбитых моста и замерзшая река». Крестьяне и казаки копошились среди обломков и мертвых тел в поисках добычи. «Я видел несчастную женщину, сидевшую на краю моста, свисавшие вниз ноги ее сковал лед. У груди она держала ребенка, замерзшего сутки тому назад. Она просила меня спасти ребенка, не понимая, что он давно мертв! Сама она, казалось, не была в состоянии умереть, несмотря на все страдания. Казак оказал ей милость, разрядив пистолет в голову и прекратив ее душераздирающую агонию». Повсюду попадались уцелевшие люди в последней стадии изнеможения, умолявшие взять их в плен. «Monsieur, пожалуйста, возьмите меня, я умею готовить, или, я слуга, или, я парикмахер. Во имя любви к Господу, дайте мне кусок хлеба и лоскут ткани, чтобы прикрыться».112

В 1839 году знаменитый баварский баталист Петер Хесс совершил путешествие по местам боев 1812 года — именно ему (снова иностранцу…) Николай I доверил задачу сотворения эффектных полотен для упрочения мифа о 1812 годе. Юный сын художника Эуген записал в своем дневнике (в Борисове, 5 августа 1839 г.) слова местного старика о том моменте, когда снующие впереди регулярной русской армии разнообразные казачьи полки набросились на безоружных людей: «Башкиры, киргизы, казаки и егеря обрушились на несчастных, а сверху их обстреляли картечью».113 Достойно ли создавать национальный миф о военной победе на таком гнилом историческом фундаменте? Полагаю, что нет.

Но вернемся к впечатлениям 15-летнего Хесса: «Когда мы вернулись назад в деревню, крестьяне продали нам пули. Пуговицы и самые разные мелочи. Это все, что осталось от Великой армии!! Мысль, приводящая в дрожь!

В грудь какого молодца вонзилась пуля? А эта пуговица! Как гордился некогда ее блеском на своем мундире гренадер Старой гвардии. Еще бы, ведь он участвовал в битвах при Ваграме, Маренго, Аустерлице, а как звучат эти прославленные имена! И эта ничтожная пуговица, сделанная когда-то вместе с сотнями тысяч точно таких же пуговиц, переживет, наверное, на многие сотни лет, а может и еще дольше, храбреца, чей мундир она украшала».114

Поразительные строки — ведь это буквально дословно мои нынешние ощущения и мысли! Да, прошло 178 лет — и сейчас другой «Эуген» держит в руках такие же пуговицы наполеоновских солдат, найденные на берегах Березины — и купленные мной на аукционе. Теперь на эти пуговицы, я бы сказал, «застегивается» мировая История. Но все же подле заслуженного пафоса и эстетики я должен поставить и научно-практическое замечание. Задумайтесь: пуговицы русских солдат у нас, по всему вероятию, должны были сохраниться в больших количествах (те же десятки тысяч погибших — и прибавим к ним просто тех, кто служил в гарнизонах, и чья униформа могла либо износиться, либо стать мемориальной), однако они непопулярны на отечественном и мировом рынке, на них нет значительного спроса, их не обсуждают. Почему? А почему немец в 1839 году захотел купить пуговицы именно наполеоновских солдат — и даже не упомянул о застежках русских: русских, за создание мифа о которых царь-немец платил его отцу большие русские деньги? Очевидно, по той же причине, почему и русский купил именно их в 2015-м: именно Наполеон и его армия завоевали упомянутую мировую Историю. И это завоевание уже не переиграть… Поймите, это сугубо объективная вещь, она не зависит от меня или кого-то еще — все уже произошло до нас: и казенно-насильно (в приказном пропагандистском порядке) «мил» ни науке, ни нутру индивидуума не будешь. Но вернемся в 1812 год.

Итак, факты неопровержимо свидетельствуют: в ходе Березинской операции Наполеон одержал не только тактическую, но и блестящую стратегическую победу. Помимо ряда удачных боев с конкретными соединениями русских, был сорван «петербургский план» по окружению Великой армии. Таким образом, последняя крупная военная операция данной войны на территории Российской империи стала победой французов и полным провалом русских. Симптоматично и то, что русские, сильно превосходя армию противника числом, вновь понесли большие потери: по подсчетам современных ученых — 15 тыс. человек против около 13 тыс. чел. у французов.115 При этом надо особо отметить, что тогда бой вели уже совершенно истощенные, голодные солдаты, с многочисленными обморожениями и с разбитой обувью! Речь шла уже не столько о профессионализме и цивилизационном качестве — а о простых физиологических аспектах. Количество жертв среди штатских оценить сложно: первоисточники, свидетели называют самые разные цифры — от 2 тысяч — до 10 тыс. и несколько более.116

Что до жертв среди местного мирного российского населения — то его никто никогда специально не подсчитывал (и даже подобный вопрос не ставил). Среди классических признаков большого успеха (хотя в данном положении, посреди катастрофы от холода и голода это являлось совсем необязательным) были и русские пленные. Современные российские ученые оценивают их число как минимум в 1 800 человек.117 Помимо этого, были захвачены пушки, обозные повозки и личные вещи русских офицеров. Об этом, среди прочих, повествует и Денис Давыдов: «Во время обеда, данного Чичаговым в Борисове, авангард его под начальством графа Павла Палена (сын одного из убийц императора Павла I, П.П. Пален 2-й: Пауль Карл Эрнст Вильгельм Филипп фон дер Пален, 1775–1834 — прим. мое, Е.П.), выставленный в Неманице, был опрокинут войсками Домбровского, которые преследовали наших до самого города; все устремились к единственному мосту, где столпились в страшном беспорядке. К счастью, неприятель, пришедший сам в расстройство, не мог довершить поражения; однако несколько орудий, много обозов и серебряный сервиз адмирала (т. е. П.В. Чичагова — прим. мое, Е.П.) достались ему в руки».118

Почему же читатели отечественных пропагандистских сочинений и учебников по истории не знают об этом? По очевидной причине: русское командование и правительство начало скрывать эту информацию и фальсифицировать историю, буквально не сходя с поля боя. Вот что М.И. Кутузов сообщал царю в Петербург: «…4000 убитыми и 2000 взятыми в плен, однако о сем не следует публиковать, дабы не произвести неприятного впечатления».119 Подобное было в России обычной и перманентной практикой. К примеру, сам Александр I сразу после катастрофы под Аустерлицем (2 декабря 1805 г.) приказал М.И. Кутузову «прислать две реляции: одну, в коей по чистой совести и совершенной справедливости были бы изложены действия …а другую — для опубликования».120 И так во всем и всегда…

Как же оценивали итоги Березинской операции ее участники, современники и ученые-историки? Обычно не стесняющийся выдумывать самые наглые сказки о собственных несуществующих победах М.И. Кутузов рапортовал царю: «К общему сожалению, сего 15-го числа Наполеон… переправился при деревне Студенице».121 По свидетельству Ф.Ф. Вигеля русское общество «негодовало».122 Участник событий — наполеоновский польский генерал Д. Хлаповский называл бои на Березине «последним выигранным сражением кампании».123

Жозеф де Местр был полон сарказма: «Если бы Наполеон командовал русскими, то уж, конечно, взял бы в плен самого себя».124 И.А. Крылов (1769–1844) посвятил провальным действиям П.В. Чичагова на Березине (он поверил версии, внедренной М.И. Кутузовым) басню «Щука и кот». Сам П.В. Чичагов был в возмущении: «Ни Витгенштейн, ни Кутузов не являлись. Они оставили меня одного…»125

Флигель-адъютант Александра I, будущий министр внутренних дел России и московский генерал-губернатор (который, как водится, потом уехал жить в Италию и умер во Флоренции…), А.А. Закревский, даже сочинил стишок-резюме:


 

Кутузов проспал


 

Чичагов прозевал


 

Платов прибежал


 

Витгенштейн наблюдал…126


 

А это свидетельство еще одного современника событий не цитировал еще ни один историк до меня. Дочь столь картинно ненавидевшего все французское Ф.В. Ростопчина Наталия Нарышкина (1797–1866) восторженно пишет: «Переход через Березину, где Наполеон мог погибнуть со всей армией, показал изумленному миру, на что способны смелость и хладнокровие, проявленные посреди наиужаснейшей катастрофы. Вечная слава доблестным французам, обессмертившим никому доселе неизвестную реку, и позор сему старцу, который из низкой зависти помешал адмиралу Чичагову своим коварством, медлительностью и противоречивыми приказами сорвать плод, достойный его рвения и заслуг перед Отечеством».127

Маленькое «лирическое отступление»: Наталия оставила не только интереснейшие мемуары о войне 1812 года, но вошла в историю тем, что именно по ее протекции выдающийся русский художник армянского происхождения И.К. Айвазовский (арм. Հովհաննես Այվազյան, Ованнес Айвазян: 1817–1900) был зачислен в Академию художеств. А теперь — снова «в бой»!

Уже известные нам знаменитые военные теоретики и историки А. Жомини, К. фон Клаузевиц и немец Франц Меринг (1846–1919) называли произошедшее безусловным успехом Наполеона.128 Того же мнения придерживались А. Тьер, М.И. Богданович, Г. Хатчинсон и Е.В. Тарле.129 Современник событий, знаменитый русский писатель, автор биографии Наполеона, Н.А. Полевой, восторгался гением полководца и подкреплял свое суждение авторитетом уже цитируемого мной участника событий и историка Д.П. Бутурлина: против русских генералов «был первый военный гений всех веков и всех народов. В подтверждение мнения нашего приводим слова знаменитого военного писателя, генерала Бутурлина, строгого судьи военных действий Наполеона. При описании березинской переправы, он говорит: „Видя себя в положении, может быть, самом бедственном, в каком он когда-либо находился, великий полководец сей не потерял присутствия духа. Измерив оком гения всю великость опасности, он нашел еще средства спасения там, где другой генерал, не столь искусный или не столь решительный, даже не воображал бы о существовании их. Действия его в сем важном обстоятельстве превыше всякой похвалы. Великая опасность, ему угрожавшая, еще раз возбудила военный его гений…“»130

Крупный царский военный историк, автор капитального труда по истории 1812 года, М.И. Богданович, провел широкий анализ причин неудач русских: «…войска князя Кутузова двигались медленно, с растагами, для сохранения людей и для того чтобы выжидать подвоз припасов, которые отстали на несколько переходов.

Нельзя не сознаться в том, что мы имели достаточно войск для преграждения пути Наполеону…

Без всякого сомнения, если бы Витгенштейн пришел одним или двумя днями ранее к Березине, то поставил бы неприятелей в весьма затруднительное положение; но как он, действуя совершенно отдельно от прочих войск, мог быть совершенно разбит Наполеоном, то и не должно удивляться его осторожности… Эти соображения спасли многие тысячи наших воинов и способствовали Наполеону совершить один из самых блистательных его подвигов».131

По мнению известного биографа царя Александра I Н.К. Шильдера, «гений Наполеона» «восторжествовал с новой силой».132 Автор легендарного «Сатирикона» А.Т. Аверченко (1880–1925) передал ощущения от Березинской операции со свойственным ему юмором: Наполеон «потерпел победу».133Выдающийся знаток наполеоновской эпопеи, английский военный историк Д. Чэндлер утверждает: «Несомненно, Наполеон мог считать это стратегической победой».134

Сложно не согласиться с мнением доктора исторических наук, профессора Н.А. Троицкого: «Надо отдать должное Наполеону. Оказавшись впервые за всю свою полководческую карьеру в столь катастрофической ситуации, он сумел извлечь из нее максимум возможного, как шахматный виртуоз в безнадежной, казалось бы, позиции находит единственные ходы к спасению».135 Современные французские ученые Алан Пижар (ведущий французский специалист по армии Наполеона), Фернан Бокур (он посвятил переправе специальное большое исследование) и М.-П. Рэй относят Березину к победам Наполеона.136 Прославленный французский специалист по истории наполеоновских битв, Ф.-Г. Уртулль, даже назвал свою посвященную переправе книгу (2008 г.) «1812. Березина. Победа в разгар катастрофы» (в 2015 г. в Москве вышел ее перевод на русский язык).

Даже английский историк, отличающийся необъективностью, попытками всячески выгораживать русскую сторону и отмечающий «помощь» и рекомендации в изучении темы 1812 г. со стороны его «друзей» — нынешних российских пропагандистов от истории, Доминик Ливен, был вынужден написать в своей книге следующее: «…Наполеон имел все основания для того, чтобы испытывать удовлетворение. Находясь в окружении численно превосходящих сил противника и оказавшись перед угрозой полного уничтожения, он смог сбежать. Помимо всего прочего это произошло благодаря отменному бесстрашию оставшихся в его распоряжении войск и решительности его военачальников. …Если бы они были взяты в плен во время переправы через Березину, Наполеону было бы очень трудно вовремя создать новую Великую армию для оборонительных действий в Германии в 1813 году. Тем самым у русских появилась бы возможность избежать жертв в ходе кампании следующего года».137

Современный блестящий историк Адам Замойский высказался весьма детально: «Переправа через Березину, по всем стандартам, являла собою великолепный ратный подвиг. Наполеон использовал шанс и показал себя вполне достойным заработанной им высокой репутации, поскольку сумел, по словам Клаузевица, выпутаться из „одного из худших положений, в котором только может оказаться полководец“. Солдаты его сражались как львы. И то был, помимо всего прочего триумф наполеоновской Франции, способной создать из мешанины разных наций и народов армию, доказавшую собственное превосходство над противником во всех смыслах. Она сражалась с умом и в трудный час оставалась верна командующему так, точно солдаты защищали собственных жен и детей. „Силе его ума и боевым качествам войск, подавить которые совершенно не могли даже самые тяжкие беды, вновь довелось продемонстрировать себя в полном блеске“, — подытожил ситуацию Клаузевиц».138

О поведении самого Наполеона уже во время напряженной и драматичной переправы вспоминает очевидец Х.В. фон Фабер дю Фор (этого немецкого офицера родом из Штутгарта сложно заподозрить в необъективности свидетельств и суждений): «Посреди этой жуткой суеты был виден император, остававшийся на берегу между двумя мостами, со спокойствием на лице и прилагавший все усилия, чтобы покончить с хаосом и восстановить порядок. Он руководил переправой до самого вечера, потом вместе со своей свитой перешел на правый берег и расположил свою главную квартиру в деревушке Занивки, в полулье от Березины».139

Я должен подчеркнуть, что десятки и сотни документов эпохи, свидетельств участников наполеоновских походов весьма рельефно рисуют образ Наполеона, который буквально магическим образом влиял на окружающих. Личная храбрость и огромная энергия полководца вселяли уверенность и безмерно воодушевляли солдат. Вспоминается фраза герцога Веллингтона: «его присутствие на поле брани создавало перевес в 40 000 человек».140

О трудоспособности императора послушаем осведомленного очевидца — А. де Коленкура: «„Император входил в мельчайшие подробности. Он хотел на все наложить печать своего гения. Он вызывал меня, чтобы отдать распоряжения по ставке или относительно офицеров для поручений и офицеров штаба главного командования по поводу корреспонденции, эстафет, почтовых сообщений и т. д. Гвардейские командиры, армейский интендант, главный хирург — славный Ларрей, — все получали вызов к нему по крайней мере один раз в день. Ничто не ускользало от его попечений, ни одна деталь не казалась ему недостойной его внимания. Все, что могло способствовать успеху дела или благополучию солдата, заслуживало с его точки зрения ежедневного пристального внимания. Никогда нельзя было сказать об императоре, что он почивает на лаврах, ибо величайшие успехи заставали его в тот момент, когда он подготовлял все меры предосторожности, которые были бы приняты им, если бы вместо успеха его постигла неудача.

Как бы ни был утомлен император, он всегда — даже в разгаре самого ожесточенного преследования неприятеля и самых выдающихся успехов — производил рекогносцировку тех мест, которые могли бы послужить подходящей позицией в случае неудачи.

В этом отношении у императора была изумительная память на всякие местности. Топография страны, казалось, была рельефно отпечатана у него в голове. Никогда человек не сочетал такой памяти с таким творческим гением. Он извлек бы людей, лошадей и пушки из самых недр земли. Он держал в голове в изумительном порядке номера своих кадровых частей, своих полков, своих обозных команд и батальонов. У него хватало памяти на все. Он знал обо всех, где кто находится, когда выступит, когда прибудет. Его память часто ставила в тупик штабы и командиров частей, но этот дух порядка, стремящийся поставить все на службу своей цели, все создать, организовать и заставить прибыть в назначенный пункт, не шел дальше этого.

…Гений императора всегда творил такие чудеса, что каждый возлагал на него все заботы об успехе. Казалось, что прибыть на место ко дню битвы — это все“.141

Гениальный персонаж той исторической пьесы всегда всем занимался лично и переносил тяготы наравне с простыми армейцами. Император был великолепно осведомлен обо всех нюансах походной жизни, знал не только артиллерийское, инженерное дело, но вникал в вопросы снабжения и тактического устройства вплоть до батальона и роты. Полные противоположности Наполеона — трусливый бездельник, лишенный каких бы то ни было талантов, царь Александр (он бросил армию еще летом, а когда был при ней, то ничего не значил и ничем конкретно не помогал), и „старая камбала“ (М.И. Кутузов). Этот последний почти перманентно пребывал в сонном состоянии и вдали от проблем его подчиненных, а о царе весьма точно выразился А.С. Пушкин:


 

Под Аустерлицем он бежал,


 

В двенадцатом году дрожал.


 

Мудрая История все видит и все расставляет по своим местам: поэтому сегодня Наполеон — это, выражаясь современным языком, бренд и великий образ, а прочие двое практически забыты за пределами России, причем в самой России память о них в юбилейные даты стоит огромных денег наивных налогоплательщиков. Наполеон же популярен без принуждения к тому государственной пропагандой какой бы то ни было страны (и уж меньше всего сегодняшней социалистически-левой Франции…). До сих пор выпускаются десятки тысяч (!) его бюстов (не только сувенирных, но и, к примеру, в России как модель для художников), почтовых марок с изображениями портретов Наполеона и его баталий, регулярно выходят новые художественные фильмы и спектакли о его судьбе.

А теперь обратимся к еще одному важному историческому вопросу, который, однако, не заинтересовал ни одного из сочинителей обобщающих трудов о войне 1812 года. Выяснение действий обеих противоборствующих армий — это, безусловно, необходимая информация, но не менее значимо узнать о случившемся от третьей стороны — мирных местных жителей, а также о том, как они вообще относились к происходящему. Среди прочего, мне удалось выяснить, что (по данным борисовского уездного предводителя дворянства М.А. Зеновича) в 1812 году огонь уничтожил 169 жилых домов, 255 хозяйственных построек и 42 торговые лавки со всем товаром.142 Город потерял половину жителей (по ревизии 1811 г. в Борисове проживало 1 282 человека, а в 1814 г. — лишь 622 чел.).143

Современный исследователь А.А. Балябин совершенно справедливо заявляет: „…в коллективном сознании народа 1812 год стал ассоциироваться не с лишениями и страданиями, а с несбывшейся надеждой на избавление от крепостной зависимости и общее улучшение жизни. Показательно предание о шапке и руковицах, якобы оставленных „французом“ (очевидно, Наполеоном) в одной из церквей города… Крестьяне Борисовского уезда верили, что когда-нибудь он вернется „в Борисов за своей шапкой и рукавицами, тогда и вызволит наш край от москаля“. Народное предание в разных вариациях оказалось на редкость долговечным и даже отразилось в пьесе белорусского „песняра“ Янки Купалы „Павлинка“.

Среди жителей борисовской деревни Брили до недавних пор ходила легенда, что Наполеон… уронил в Березину свою шляпу, которую местные жители называют по-белорусски „брыль“. Отсюда пошло и название самой деревни — Брыли (по-русски Брили)“.144 Среди крестьян Борисовщины ходила и легенда о том, как местный житель помогал Наполеону, выдав расположение русских „батарей“, а другой показал брод.145

В 1901 году у Студёнки открыли памятный знак с гипсовым медальоном в честь императора Наполеона. В те же годы появился и „Дом императора Наполеона I“ (здание, где он в свое время останавливался), причем на его восстановление еще в 1897 г. было ассигновано 7 780 рублей и 6 копеек казенных денег. А в 1899 г. все Старо-Борисовское имение перешло в собственность великих князей Н.Н. и П.Н. Романовых.146 Уже упомянутый А.А. Балябин пишет: „Культ Бонапарта достиг апогея в русском обществе в преддверии 100-летнего юбилея Войны 1812 года. Облик императора Франции был запечатлен в бронзе, меди и гипсе, на стекле, памятных медалях и жетонах, открытках с репродукциями картин известных русских и зарубежных художников-баталистов… Наполеон изображен на похвальных листах отличникам Ново-Борисовского 4-классного городского училища за учебный 1912 год. По свидетельству очевидцев, бюст Бонапарта некоторое время стоял на территории Ново-Борисовской усадьбы И.Х. Колодеева, чье „собрание книг, рукописей, гравюр, планов и карт“ и других раритетов, посвященных эпохе наполеоновских войн и двенадцатому году, по праву считалось крупнейшим среди аналогичных собраний в России и в Европе“.147

Поразительно: ни мои предшественники, ни большинство из моих уважаемых читателей до сих пор не задумались над тем, что на данном этапе войны 1812 года русские войска уже никак не могли быть освободителями — даже с формальной точки зрения. Население бывших польских территорий к ним относилось негативно, а вступление в 1812 г. армии М.И. Кутузова в Великое княжество Литовское — это очередная оккупация уже провозгласившего свою независимость государства (в России ведь уважают подобные самопровозглашения?..). И вся дальнейшая история лишь подтверждает этот тезис: Беларусь и Литва сегодня не являются частью Российской империи, которая сгинула сто лет назад. И сам термин казенной имперской, а затем советской пропаганды — „Отечественная война“ — ныне полностью отринут и белорусской, и литовской, и украинской историографией. С конца ноября — начала декабря 1812 г. начинается захватнический поход русской армии в Литве и в Герцогстве Варшавском — именно это определение отражает истинную суть явления: и все польские восстания девятнадцатого века, которые давили в крови царские генералы, полностью подтверждают справедливость такого вывода.

Однако подле драматических сентенций стоит вспомнить и такой любопытный момент: возможно, что потомком одного из оставшихся в русском плену французов (вероятно, подобно многим другим сам пришел к бивуакам от голода) являлся первый секретарь ЦК Компартии Белорусской ССР П.М. Машеров (белор. П.М. Машэраў: 1918–1980).148

Чтобы оценить ситуацию на литовских и белорусских землях в 1812 году, я приведу значительный отрывок из работы известного российского исследователя, доктора исторических наук Андрея Ивановича Попова. Используя опять-таки русские первоисточники, он составил показательную хронику событий на территории западных губерний империи. В данной пространной цитате я сократил практически все типовые сообщения о введении новой национальной (поддерживающей Наполеона) администрации, десятки сообщений о мелких диверсиях против русских. Сейчас нас больше всего интересуют характерные примеры отношения самих местных жителей к России и к армии Наполеона: совершенно очевидно, что Великую армию встречали как освободителей, а война против русской оккупации началась с первых часов прихода французов. Итак:


 

Виленская губерния (с июля департамент)

? — в Яшунах польские крестьяне передали неприятелю 7 рус. егерей из 23-й дивизии, схваченных ими в Куже.

2 июля — возле Больших Солешников польские крестьяне разоружили рус. солдат.

3 июля — крестьяне захватили в м. Вейшензее 7 казаков.

июль — управляющий имением Викторишки П. Билинский с крестьянами захватил 55 рус. солдат, которых отвел в Вильно.


 

Шавельский повет

? — в м. Шавли польские помещики Кевнарский, Корсак, Довята, Путрамента, Буфал, Зелонович спасли от казаков значит. часть магазинов.

? — они вооружили три отряда, разбили казаков и отняли значительное количество съестных припасов и скота.

7/19 июля — по рус. данным, „в Самогитии жители в большом возмущении, всюду чинят присягу, которая состоит в клятве в пожертвовании жизнью и имением к возстановлению Польши и власти Наполеона. Молодые люди добровольно записываются в службу“.


 

Тельшевский повет

? — в Тельши отставной ген. Э. Я. Мирбах собрал ок. 2 тыс. чел. (полк пеших стрелков Хоминского, 3 эск. под ком. Кжывковского и Ю. Гедройца).



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.