ГЛАВА XX. ГЛАВА XXI

ГЛАВА XX

Джо Грин

Джо Грин хорошо проявил себя, он быстро всему учился и относился к работе с таким вниманием и добросовестностью, что Джон стал многое доверять ему, однако, как я уже говорил, Джо был мал ростом для своих лет, поэтому ему редко давали выезживать Джинджер или меня.

И все же как‑ то утром, когда Джон уехал по делам на повозке, в которую запрягли Судью, хозяину потребовалось срочно отвезти записку в усадьбу милях в трех от нашей, и он распорядился, чтобы Джо оседлал меня и доставил послание по назначению, добавив при этом, чтобы ехал Джо осторожно.

Записка была доставлена по адресу, и мы спокойно возвращались домой. У кирпичного завода мы увидели телегу, тяжело нагруженную кирпичом, которая застряла в сырой, разъезженной глине. Возчик орал на пару коней и нещадно нахлестывал их кнутом. Джо натянул поводья.

Это было прискорбное зрелище. Лошади, оскальзываясь в грязи, что было сил старались вытянуть телегу, но телега не шла; у лошадей бока ходили ходуном, они взмокли от напряжения, а возчик яростно тащил одну из лошадей за голову, с бранью хлеща кнутом куда попало.

– Остановитесь! – крикнул Джо. – Не надо бить коней, колеса слишком глубоко завязли, им все равно так телегу не вытащить!

Но возчик продолжал стегать коней, не обращая внимания на Джо.

– Перестаньте! Перестаньте, пожалуйста, – кричал Джо, – я сейчас помогу вам немного разгрузить телегу, так лошади ее не вытащат!

– Занимайся своим делом, нахальный ты щенок, а я уж как‑ нибудь сам справлюсь!

Возчик был вне себя от ярости, к тому же он крепко выпил, и кнут его так и гулял по лошадиным спинам и бокам.

Джо повернул меня, и через минуту мы уже неслись к дому мастера‑ кирпичника. Не могу сказать, одобрил ли бы Джон скачку галопом, но мы с Джо думали одно и то же, и оба были настолько рассержены, что медленнее передвигаться просто не смогли бы.

Дом мастера стоял у самой дороги. Джо постучался в дверь и крикнул:

– Мистер Клэй, вы дома?

Дверь отворилась, и на пороге появился сам мистер Клэй.

– Ах, вот это кто! В чем дело, молодой человек? Вы в такой спешке, срочное поручение от хозяина?

– Нет, мистер Клэй, но дело в том, что там у вас во дворе возчик лошадей забил до полусмерти. Я ему сказал, чтоб он перестал, он не слушает, сказал, что помогу телегу немного разгрузить – тоже не слушает, поэтому я приехал к вам, сэр. Вмешайтесь, сэр, прошу вас!

Голос Джо дрожал – от волнения.

– Спасибо, мой мальчик!

Мастер бросился в дом за шляпой, но, спохватившись, спросил:

– Ты не откажешься быть свидетелем, если я на него в суд подам?

– Да я с радостью! – ответил Джо.

Мастер скрылся за дверью, а мы легкой рысью отправились домой.

– Что стряслось, Джо? – спросил Джон, когда Джо спешился. – Ты чем‑ то сильно взволнован!

– И взволнован, и сердит, – ответил мальчик.

Сбиваясь и торопясь, он рассказал Джону о том, что произошло. Было приятно видеть, как возмущается Джо, обычно такой спокойный и мягкий.

– Правильно, Джо! Ты поступил правильно. Не наше дело, получит возчик повестку в суд или не получит. Многие проехали бы мимо, говоря себе, что не их это дело и незачем вмешиваться. А я считаю, что каждый должен вмешаться, если видит, что происходит безобразие и творится жестокость! Ты правильно поступил, мой мальчик.

Джо уже успокоился, он с гордостью выслушал одобрительные слова Джона и вычистил мне копыта, а также обтер меня гораздо более твердой рукой, чем прежде.

Он и Джон собирались домой ужинать, когда в конюшню прибежал слуга с сообщением, что хозяин просит Джо немедля зайти к нему в кабинет: какого‑ то человека привлекают к ответственности за жестокое обращение с лошадьми, и требуются свидетельские показания Джо.

Джо покраснел до самых корней волос, глаза его засверкали.

– Ну, теперь он получит!

– Приведи себя в порядок, – строго сказал ему Джон.

Джо поправил галстук, одернул на себе курточку и побежал.

Наш хозяин был одним из мировых судей в округе, и ему часто приходилось рассматривать дела или давать юридические советы. Мы в конюшне долго не знали, что происходит в хозяйском доме, поскольку все ушли ужинать, но когда, наконец, явился Джо, я сразу понял, что настроение у него отличное.

Он потрепал меня по холке и сказал:

– Больше не будет таких безобразий, верно, Красавчик?

Позднее нам стало известно, что Джо так складно дал свидетельские показания, а лошади были так истерзаны, что возчика предали настоящему суду и, возможно, ему придется провести месяца три в тюрьме.

Эта история поразительным образом изменила Джо. Джон посмеивался над ним и уверял, что тот за неделю вытянулся на целый дюйм. Джо сохранил и доброту, и мягкость, но в его поведении появились решительность и целеустремленность, он будто сразу превратился из мальчика в мужчину.

ГЛАВА XXI

Расставание

Я провел три счастливых года в этой усадьбе, но наступало время печальных перемен. Мы все чаще слышали, что наша хозяйка нездорова, доктор все чаще посещал хозяйский дом, хозяин выглядел встревоженным и хмурым. И вдруг мы узнали, что хозяйке необходимо покинуть имение и уехать на два‑ три года в теплые края. Это известие прозвучало, как удар похоронного колокола. Всем было жаль хозяйку, а хозяин сразу же стал устраивать дела, с тем чтобы покинуть Англию. Мы слышали в конюшне разговоры об этом – собственно, все разговоры и велись только об этом.

Джон занимался своими делами молча и невесело, Джо почти перестал насвистывать за работой. Мы с Джинджер были очень заняты: в усадьбу все время приезжали и уезжали разные люди.

Сначала уехали мисс Джесси и мисс Флора в сопровождении своей гувернантки. Перед отъездом они пришли проститься с нами. Юные леди обнимали Веселое Копытце, как доброго друга, каковым он и был им на самом деле.

Затем мы услышали о том, какая судьба ожидает нас: хозяин продал нас с Джинджер своему давнишнему другу лорду В., хозяин желал, чтобы мы попали в хорошие руки. Веселое Копытце доставался викарию, который давно хотел пони для миссис Блумфилд, однако хозяин выставил условие: Веселое Копытце не будет продан, а когда он состарится и больше не сможет трудиться, его пристрелят и похоронят.

Для ухода за Веселым Копытцем викарий нанял Джо, он должен был также помогать по дому, так что, подумал я, с нашим пони все в порядке.

Джону предложили несколько хороших мест, но он решил не торопиться и немного оглядеться.

В последний вечер перед отъездом хозяин пришел в конюшню сделать распоряжения и еще раз проститься с лошадьми. Он был в очень подавленном настроении, я догадался об этом по его голосу. Мне кажется, лошади могут гораздо больше расслышать в человеческом голосе, чем сами люди.

– Вы уже решили, что делать дальше, Джон? – спросил хозяин. – Я узнал, что вы пока не приняли ни одно из предложений, сделанных вам.

– Да, сэр, не принял. Я думаю, мне лучше всего подыскать себе работу на хорошем конезаводе – коней объезжать. Жеребят часто портят запугиванием и дурным обращением, чего может и не быть, если ими займется знающий человек. Я всегда ладил с конями, так что если я смогу помогать жеребятам хорошо вступать в жизнь, я буду считать, что делаю доброе дело. Как вам кажется, сэр?

Хозяин ответил:

– Не знаю другого человека, который больше подойдет для объездки жеребят, чем вы, Джон. Вы понимаете коней, и они каким‑ то образом понимают вас. Возможно, со временем вы заведете собственное дело, а это, я думаю, будет лучше всего для вас. Если я смогу быть чем‑ то вам полезен, напишите мне, я поговорю с моим агентом в Лондоне и оставлю ему рекомендательное письмо о вас.

Хозяин попросил Джона записать имя и адрес агента, поблагодарил его за долгую верную службу. Джон не выдержал:

– Не надо, сэр, прошу вас! Вы с хозяйкой столько для меня сделали, что мне жизни не хватит, чтобы отплатить вам. Мы вас никогда не забудем, мы будем молить Бога, чтобы хозяйка поправилась и вернулась домой, ведь никогда нельзя терять надежду, сэр.

Хозяин протянул Джону руку, но не сказал ни слова, и они оба вышли из конюшни.

Настал последний печальный день. Громоздкий багаж отослали днем раньше в сопровождении слуги, так что теперь уезжали лишь хозяева и горничная хозяйки.

Мы с Джинджер в последний раз стояли перед крыльцом, запряженные в коляску. Из дома выносили в коляску подушки, пледы и всякие необходимые мелочи, а когда все было приготовлено, хозяин спустился по ступеням, неся на руках хозяйку: я стоял со стороны дома и все хорошо видел. Хозяин осторожно усадил ее. Слуги плакали, обступив коляску.

– Прощайте еще раз, – сказал хозяин, – мы никогда вас не забудем. Трогайте, Джон.

Джо вспрыгнул на козлы, мы легкой рысью двинулись через парк, через Деревню, жители которой ждали у своих домов, чтобы в последний раз взглянуть на отъезжающих и сказать: «Господи, благослови! »

Мне кажется, на железнодорожной станции хозяйка самостоятельно прошла от коляски до зала ожидания. Я слышал, как она сказала своим милым, нежным голосом:

– Прощайте, Джон, благослови вас Господь.

Я почувствовал, как вздрогнули вожжи, но Джон ничего не ответил: возможно, он был не в силах говорить. Джо достал вещи из коляски, Джон сразу же велел ему стоять у коней, пока он пройдет на перрон. Бедный Джо! Он почти прижался к нашим головам, чтобы скрыть слезы.

Вскоре поезд с пыхтением подкатил к станции, через две‑ три минуты вагонные двери уже закрылись, раздался свисток, поезд уехал, оставив позади клубы белого пара и тяжелые от разлуки сердца.

Джон возвратился, когда поезд совсем исчез из виду.

– Мы больше никогда не увидим ее, – сказал он. – Никогда.

Он собрал в руке вожжи, сел на козлы и вместе с Джо тихо поехал в усадьбу, которая больше не была нашим домом.