Кришан Чандар 3 страница

– Ты нехорошо сделала, что убежала из дома, – сказал он наконец. – Ведь всегда родители женят своих детей. Так уж заведено.

– Так неужели же, кроме этого поганого старика, для меня никого не нашлось? – разъяренно спросила Тарна. – Для того ли отец пять лет обучал меня в школе, чтобы потом отдать старому козлу?

– Ты окончила пять классов? – удивленно переспросил Дикарь.

– Да! – ответила она с вызовом. Лицо Дикаря вытянулось.

– В нашей деревне никто не учился в школе. Кроме пандита у нас никто не умеет ни читать, ни писать.

– Какая‑ то дикая ваша деревня! У нас собираются открыть среднюю школу. Если бы отец не продал меня старосте, я бы училась и дальше.

Дикарь был поражен. Долго он сидел молча.

– Поедем со мной в Бомбей. Ты найдешь там место учительницы.

– Да, как же! Ох и глупый ты! Что такое пять классов? Там много людей, которые учились по шестнадцать лет. Кому нужна бедная девушка, окончившая начальную школу? Я уже решила: сойду в Чаманкоте и пойду к брату отца, он приютит меня. Дядя работает старшим учителем в средней школе. Я буду жить у него и учиться дальше в его школе.

– А что такое средняя школа?

– Восьмиклассная школа.

– А что потом делают люди, которые учатся столько лет?

– Траву едят вроде тебя! – презрительно фыркнула Тарна.

Она рассердилась на Дикаря. Какие глупые вопросы он задает!

– Хорошо, но что ты будешь делать потом?

– Не разговаривай со мной! – раздраженно бросила она и отвернулась.

Дикарь удивленно размышлял: «Женщина создана для того, чтобы выйти замуж, и не все ли равно, пять классов она окончила или восемь? » Он до сих пор не встречал образованных девушек, но не нашел в Тарне ничего, что отличало бы ее от девушек его деревни. Она плакала, обижалась, смеялась ни с того ни с сего точно так же, как и они. В чем же разница? Замуж ей тоже придется выйти. И что плохого, если бы она вышла за старосту? Жила бы припеваючи в своей деревне. Ну, если не в своей деревне, то теперь в Чаманкоте выйдет за кого‑ нибудь. Кто не захочет жениться на такой красивой девушке? Счастливые женщины! Им не надо ни пахать, ни сеять. Им не надо думать о том, что забрали быков, что дом продается за долги. Дикарь с завистью посмотрел на Тарну. «Почему господь не создал меня женщиной? Я вышел бы замуж за этого старосту и жил бы себе спокойно – вернее, жила бы».

Он улыбнулся. Заметив это, Тарна спросила:

– Ты чего это улыбаешься?

– Не разговаривай со мной! – обиженно оборвал ее Дикарь и отвернулся.

– Фу! – Тарна тоже отвернулась. – Кому ты нужен? Кто с тобой разговаривает?

Их разделял тюк с хлопком. Оба сидели, прислонившись к нему, погруженные в молчание. Машина быстро бежала к Патханкоту. Спустилась ночная прохлада. Стало так темно, что трудно было различить что‑ либо. Сидя почти рядом, они были все‑ таки очень далеки друг от друга. Постепенно их начало укачивать. В дреме то один склонял голову на плечо другого, и тогда оба испуганно отшатывались, то другой невольно дотрагивался до руки соседа и тут же быстро отдергивал ее. В этом полудремотном состоянии в их душах вдруг возникали какие‑ то чувства, вспыхивали искры и вновь угасали, а глубокая, ужасающая темнота ночи окутывала все вокруг. Трудно сказать, сколько времени они провели в полудреме. На одной из ухабин машину сильно тряхнуло, и вскоре она остановилась. Дикарь проснулся. Он выглянул. Впереди виднелось множество огней. Приглядевшись, он понял, что это базар. Большая часть лавок была уже закрыта. У одной из них, окруженной с обеих сторон огромными, в три человеческих роста, деревянными амбарами, громоздились узлы, тюки, ящики. Худощавый мужчина в грязной одежде и в пробковом шлеме сидел за двумя сдвинутыми ящиками и что‑ то писал. Тут же была чернильница и ручка; подмаргивала своим подслеповатым глазом керосиновая лампа. В ее свете склоненные над ящиком лица Махадева и Бахтияра казались призрачными. Они что‑ то говорили мужчине, показывая бумаги.

– Правильно, правильно, – раздраженно отвечал тот, – но вам нужно было быть здесь в девять часов. Господин Чанан давно закрыл свою лавку и приказал мне дождаться вас, словно у меня нет семьи, детей. Кто думает в этом мире о бедных? Платят шестьдесят рупий, а работать заставляют, как раба, двадцать часов в день!

– Бабу[10], брось эти глупые разговоры. Принимай товар!

Это бабу? Так вот они какие! Дикарь не раз слышал это слово в деревне. Люди с почтением произносили его. И в пути Тарна ему сказала, что если уж выйдет замуж, то за какого‑ нибудь бабу. Так вот какой бабу! Неопрятный, щупленький, с желтыми зубами, лоб весь изборожден морщинами, огромный кадык, голос хриплый, неприятный, лицо землистое…

Так вот какой бабу! И Тарна выйдет за него замуж? А девушка в это время спокойно спала.

Дикарь растолкал ее. Она испуганно приподнялась:

– Что случилось?

– Бабу!

– Бабу? Какой бабу?

– За которого ты выйдешь замуж. – Дикарь показал пальцем на мужчину, склонившегося над бумагами, и, прикрыв рот рукой, засмеялся.

Тарна выглянула и испуганно сказала:

– Да это же Патханкот! Ты почему меня раньше не разбудил?

– И в этом я виноват! – обиделся Дикарь. – Ему стало больно от ее слов. «Неужели все девушки такие, не задумываясь, могут обидеть? » – подумал он.

Тарна ничего не ответила. Она прильнула к щели и прислушалась к разговору.

– Сегодня нужно отвезти тюки с шерстью в Амритсар. У нас нет сейчас свободных машин, да и шоферов тоже. Придется ехать тебе, – говорил чиновник Махадеву.

– Я не спал две ночи!

– Ничего не поделаешь! – злорадно заявил тот, и впервые на его отвратительном лице появилась улыбка. Видимо, ему доставляло удовольствие делать неприятности людям. – Нужно выехать сегодня же ночью, таков приказ хозяина! – победоносно закончил он.

– Черт побери этого хозяина! – выругался Махадев, но взял у чиновника деньги на бензин, на расходы для себя и Бахтияра и, дружески обняв того за плечи, сказал чиновнику:

– Передай хозяину: раньше чем в четыре часа утра я отсюда ни за что не выеду. Пойдем, брат Бахтияр, перекусим где‑ нибудь.

Через некоторое время и чиновник закончил свои расчеты, погасил лампу, спрятал книгу в ящик, поставил поверх него еще два пустых ящика и ушел, засунув руки в карманы брюк.

Воцарилась полная тишина. Дикарь и Тарна вылезли из кузова. Оглянувшись по сторонам, Тарна направилась в один из темных переулков.

– Подожди меня здесь, – бросила она Дикарю.

Она скоро вернулась, и они пошли по темным улочкам, взявшись за руки, скрываясь от глаз случайных прохожих. Двери домов были закрыты, магазины на замке. Лишь кое‑ где в лавках, торгующих паном[11], светились огни, оттуда доносился аромат цветов, пряных духов, слышны были взрывы громкого смеха. Есть ведь и такие люди, у которых день начинается с наступлением ночи.

Тарна шла, крепко держась за руку Дикаря. Они остановились у маленькой харчевни, в которой, судя по всему, закусывали главным образом шоферы и проезжие. Невдалеке от харчевни росло густое дерево. Свет из окна освещал его крону, колыхаемую легким ветерком, отчего тень ее все время двигалась, словно живая. Смуглолицый цыган, прислонившись спиной к дереву, тихонько наигрывал на гармонике. Рядом сидела женщина с большими серебряными серьгами в ушах и подвязывала к ногам колокольчики.

Увидев на женщине серьги, Тарна что‑ то вспомнила. Она взглянула в сторону харчевни, из которой доносился приятный запах жареных лепешек, вынула из ушей сережки и сказала Дикарю:

– Поди выменяй их на лепешки.

Цыганка услышала ее слова.

– Вы, кажется, очень голодны?

– Да.

– Танцевать умеешь? – спросила женщина.

– Нет, – презрительно ответила Тарна.

– Я хорошо играю на свирели, – улыбаясь, произнес Дикарь.

– Ну‑ ка покажи!

Он достал свою свирель и прислушался к мелодии, которую цыган наигрывал на гармонике. Тарна и цыганка удивленно смотрели на него. Наконец он приложил свирель к губам.

При первых же звуках свирели сидящие в харчевне замерли. Гармоника заиграла быстрее, свирель пела в полную силу. Цыганка зазвенела колокольчиками, приняла позу, и вот ее руки, извиваясь, словно змеи, поплыли в необыкновенно красивом танце.

Через несколько минут их кольцом окружила толпа. Взгляды зрителей, задержавшись на извивающемся стане и горящих глазах цыганки, скользили и останавливались на огромных глазах Тарны, сидящей рядом с цыганом, полуоткрыв рот. Когда зрители, придя в экстаз, начали криками подбадривать танцовщицу, цыган снял свою черную шляпу и, передавая ее Тарне, сказал:

– Обойди всех по кругу, они дадут тебе денег. Но не стой как мумия, улыбайся!

Тарна, улыбаясь, обошла собравшихся. В шапку посыпались монеты – пайсы, анны. А какой‑ то развязный парень бросил даже две рупии, громко вздохнув при этом, и выкрикнул:

– Хай, красавица!

Тарна рассердилась, но сдержала себя и продолжала улыбаться. Шляпа была полна монет. Взгляд Тарны не раз обращался в сторону харчевни, откуда доносился вкусный запах золотистых лепешек. Она была ужасно голодна.

– Эй, Гоби, где ты взял эту новую красотку?

– Господин, она даже не умеет танцевать. Это сестра моей жены, она только что приехала из деревни. Я научу ее танцевать и покажу вам через месяц.

– Через месяц! Бог знает где мы будем через месяц! Пусть станцует! Да ладно, если не умеет танцевать, пусть хоть пройдется, притоптывая ножкой.

Гул голосов и свист становились все громче. Круг смыкался все уже. Гоби испуганно сложил гармонику. Издалека послышался свисток полицейского, и цыган облегченно вздохнул, потому что среди собравшихся были всякого рода бродяги, хулиганы и пьяные бандиты. Он боялся, что еще немного – и толпа унесет и его жену, и эту красивую девушку. Услышав полицейский свисток, люди стали расходиться. Гоби быстро перебросил гармонику через плечо и, взяв за руку жену, сделал знак Дикарю и Тарне: «Бегите».

Они бросились в темноту. Впереди – цыган с женой, позади – Тарна с Дикарем. Когда свистки и топот ног почти стихли, цыган остановился и осмотрелся.

Они оказались на пустыре. Стояла тишина.

– Сюда они не побегут, – облегченно вздохнул Гоби.

– А почему мы убежали? – спросил его Дикарь.

– Полицейский шел.

– Ну и что же?

– Без разрешения устраивать представления на улицах нельзя.

– Почему? – удивился Дикарь. – В своей деревне я мог играть на свирели, когда мне вздумается.

– То в деревне, а это – город, – вмешалась в разговор цыганка. Она бросила жадный взгляд на сильное, мускулистое тело Дикаря. Тарна заметила это.

– Пойдемте ко мне в шалаш, я накормлю вас, – сказал Гоби.

– А где он?

Что‑ то черневшее невдалеке оказалось шалашом.

Они жадно набросились на кукурузную лепешку и вареные овощи, а когда утолили голод, Гоби высыпал содержимое шляпы и старательно пересчитал: пять рупий, девять анн. Гоби взял две рупии и отдал Тарне.

– Это для вас двоих.

Цыганка не отрывала взгляда от Дикаря.

– Ты так хорошо играешь на свирели! Оставайся с нами, мы будем много зарабатывать, – сказала она ему.

– Я тебя за месяц обучу танцевать. Ты будешь всех сводить с ума. Оставайтесь с нами оба, – добавил Гоби, обращаясь к Тарне.

Дикарю пришлось по душе это предложение. Он уже хотел согласиться, но Тарна вспылила:

– Я не для того училась пять лет, чтобы стать уличной танцовщицей! Этим занимаются всякие бродяги.

– Голод на все вынуждает, – удрученно ответил Гоби.

– Это что же, из‑ за живота и чести своей лишиться?

– А что в этом зазорного? – вознегодовала цыганка. – Я хожу гадать по разным домам и знаю, что даже в богатых семьях девушки выходят замуж и становятся рабой мужчины из‑ за того же. Пять лет она училась или двадцать – все равно выходит замуж, заводит детей. Если заводить детей не позор, то почему же танцевать – позор?

– Вот твои две рупии. – Тарна швырнула их на пол и вышла, бросив на Дикаря испепеляющий взгляд. – Можешь оставаться! Я уйду одна! – сказала она ему вызывающе.

Дикарю очень хотелось остаться, но ноги сами вынесли его. Гоби с сожалением покачал головой:

– Возьми деньги, пригодятся. Но, скажу тебе, слишком гордая у тебя девушка. Если бы вы остались со мной, я за месяц выбил бы из нее дурь, а ты и за всю жизнь не сможешь сделать этого.

Дикарь ничего не ответил. Он бросился вслед за Тарной, которая быстро уходила прочь. Снова те же темные улицы, безмолвный базар. Подойдя к грузовику, Тарна остановилась и, обернувшись, выпалила:

– Ты что это ходишь за мной по пятам? Иди‑ ка лучше к своей цыганке. Она же тебе очень понравилась, не правда ли?

– Кто? Та старуха? – удивленно сказал Дикарь.

С Тарны вся злость вмиг сошла. В голосе ее зазвучала нежность:

– Я для твоей же пользы говорила. Свяжешься с цыганами – и тоже станешь никчемным бродягой. Разве это жизнь – ни дома, ни пристанища. Поедешь в Бомбей, так станешь человеком. Пойдем, помоги мне забраться в машину.

Оглянувшись по сторонам, Дикарь осторожно приподнял брезент, взял Тарну на руки и посадил в кузов. Девушка исчезла в глубине. Дикарь влез вслед за ней и тоже начал пробираться вглубь, но наткнулся головой на деревянный ящик и застонал.

– Осторожно. Здесь стоят ящики. Их погрузили после нашего ухода.

– А что в них?

– Откуда я знаю? Да и не все ли равно? Иди скорей сюда.

Тарна протиснулась к кабине, Дикарь следовал за нею. Пришлось раздвинуть немного тюки с шерстью, и вот они уже снова на прежнем месте. Им казалось, что они вернулись в свой дом. Оба были сыты, утомлены и вскоре уснули.

Они не почувствовали, как машина тронулась в путь, покинула Патханкот и выехала на дорогу, ведущую к Амритсару, а когда проснулись, солнце было уже высоко, а в желудке совсем пусто. В кабине Бахтияр беззаботно затянул свою песню.

Дикарь ножом сделал отверстие в одном из ящиков; там оказались орехи, в другом – фисташки, в третьем – сушеная хурма, в четвертом – кишмиш.

Первый орех он осторожно зажал между ладонями и раздавил. Им показалось, что прозвучал пушечный выстрел. Тарна побледнела от страха. Оба сидели несколько мгновений не шелохнувшись. Но Бахтияр продолжал петь. Шум мотора и голос Бахтияра заглушили звук раскалываемого ореха, он потонул как капля в море. Теперь Дикарь осмелел. Он раскалывал орех за орехом, вынимал ядрышко и протягивал его на ладони Тарне. Она брала половинку, другую оставляла ему. Потом Дикарь грыз фисташки и кормил ими Тарну. Потом настала очередь хурмы и кишмиша. Теперь они сидели сытые и довольные. Тарна шутливо сказала:

– Ну и повезло тебе! Будешь щелкать орешки до Бомбея.

– Поедем со мной, – попросил Дикарь. – Смотри, как хорошо едем, спокойно.

– Нет уж. Я сойду в Чаманкоте и останусь у своего дяди. Буду учиться дальше, окончу школу, колледж, тогда и приеду в Бомбей.

– Тогда ты станешь большой госпожой. Разве ты захочешь тогда со мной разговаривать? – печально произнес он.

В сердце ее поднялась волна теплоты и нежности.

– Раджу, ты очень хороший и такой благородный, – смущенно проговорила она.

Дикарь удивленно уставился на нее. Ему было приятно слышать из ее уст эту похвалу. Казалось, что в это мгновение все весенние ветви склонились к нему, и в сердце его забил фонтан радости. Лицо его покрылось румянцем. Тарна ласково засмеялась и тихонько добавила:

– Но ты очень глупый! – и зажала рот рукой, чтобы не расхохотаться громко. Дикарю страстно захотелось отвести ее руку и прижаться губами к ее шаловливым губкам. Он невольно подался вперед. Но тут машина резко затормозила, и его отбросило.

Тарна с трудом сдержала хохот, но глаза ее сверкали, словно распустившиеся цветы лотоса.

Махадев остановил машину у ручья. На берегу лежало высохшее дерево, корни которого, вывороченные из земли, казалось, молили о чем‑ то, вытянув свои узловатые, скрюченные пальцы. Ветви, омываемые водой, покрылись зелеными почками – жизнь продолжала борьбу.

Махадев и Бахтияр напились воды, уселись на ствол дерева и начали что‑ то жевать. Тарне и Дикарю тоже хотелось пить, но разве могли они сейчас вылезти из машины?

– Как хочется пить! – облизывая пересохшие губы, сказала Тарна.

– Мне тоже, – ответил Дикарь, поглядывая на Махадева и Бахтияра, сидящих у ручья.

Студеная, чистая вода, журча, перекатывалась с камушка на камушек. Так близка и так далека!

– А если мы выйдем из машины и напьемся воды, что они сделают? – спросил Дикарь.

– Ничего. Меня они увезут с собой, а тебя оставят здесь.

Шофер и Бахтияр поели и задремали, привалившись к дереву. Они сидели спиной к ручью, лицом к машине. Не выпускать машину из виду – это первое правило шоферов.

– Тебе встречалась когда‑ нибудь девушка, которой ты не мог добиться? – спросил вдруг Махадев.

Бахтияр порылся в кармане, вытащил складной нож с рукояткой из бычьего рога, нажал что‑ то, и в воздухе сверкнуло острое лезвие.

– Пусть попробует отказаться – получит нож в сердце.

По телу Махадева прошла дрожь. Потом на него напал смех.

– Ты его просто так носишь в кармане или иногда пускаешь в ход?

– В этом районе не найдешь человека, который лучше меня владел бы ножом. Бахтияра все знают, поэтому‑ то шоферы так хотят заполучить меня в помощники. Спроси обо мне у Бачана.

– В один прекрасный день ты сядешь в тюрьму, – похлопав его по плечу, сказал Махадев. – Или тебя зарежут, как петуха.

– Тюрьмы и смерти боятся дураки…

Вдруг Махадев вздрогнул и внимательно стал вглядываться во что‑ то.

– Посмотри!

– Что там? – спросил Бахтияр.

Махадев знаком велел ему замолчать и не сводил глаз с задней части кузова, потом тихонько сказал:

– Под брезентом в задней части кузова что‑ то шевелилось.

Несколько мгновений Махадев и Бахтияр внимательно наблюдали за кузовом. Но там было все спокойно.

– Тебе показалось, – прошептал Бахтияр.

– Смотри, смотри! – перебил его Махадев. Теперь заметил и Бахтияр. Было ясно видно, как под брезентом кто‑ то шевелится.

– Та девушка… – тихо произнес Махадев.

– Или какой‑ нибудь вор, – добавил Бахтияр, вынимая нож.

Они, пригнувшись, на цыпочках стали подбираться к машине. Движение под брезентом то возобновлялось, то прекращалось. Бахтияр осторожно приподнял край брезента и резким движением откинул его. В другой руке его сверкало острое лезвие ножа. Как только брезент был откинут, «вор» приподнял голову и посмотрел на Бахтияра:

– Мя‑ у!

Это была дикая кошка. Бог знает, когда она влезла в машину. Махадев и Бахтияр расхохотались. Оба одновременно крикнули: «Брысь! » – и кошка выскочила из машины. Заправляя брезент, они размечтались.

Вот было бы здорово, будь это та девушка!

Счастливец тот, в чью машину она попала!

– А может, блуждает где‑ нибудь по лесу.

Бахтияр взглянул на сухой ствол дерева и предложил:

– Давай захватим это.

– А зачем?

– У стоянки есть дровяной склад, продадим. За такое дерево дадут рупий семь, не меньше. Купим бутылочку сладкого винца.

Услышав о сладком вине, Махадев кинулся к дереву, обхватил его руками и поволок к машине. Бахтияр взялся за другой конец. Они втолкнули его в кузов, но ствол был длинный, поэтому немного выступал из‑ под брезента.

– Все в порядке, теперь не выпадет, – укрепив его, сказал Бахтияр.

Следующая остановка была уже в Чаманкоте.

Когда Бахтияр и Махадев ушли выпить чашку чая, девушка осторожно вылезла из машины. Дикарь подал ей узелок и расшитые золотыми нитями туфельки. Тарна несколько раз стукнула туфлей о туфлю и надела их. Попрощавшись с ним, она ушла, а у него перед глазами все еще мелькали золотые узоры, сверкавшие на ее туфельках, которые уносили девушку все дальше и дальше от него, словно цветы лотоса, подгоняемые быстрым ветерком. На душе у него было тяжело, глаза наполнились слезами. Тарна в последний раз обернулась, бросила на него взгляд и, махнув рукой, скрылась в лесу.

«Если бы она хоть раз предложила мне пойти с нею, я бы пошел, не задумываясь. Но она ведь ни слова мне не сказала», – подумал он печально, смахнув слезы, и пробрался на свое прежнее место, окруженное со всех сторон тюками с шерстью. Теперь нужно было сидеть спокойно, потому что через несколько минут шофер и помощник вернутся и машина снова тронется в путь. Ему хотелось, чтобы это произошло поскорее. Каждая минута, проведенная здесь, была мучительна. Ведь это тот самый Чаманкот, где Тарна останется навсегда!

Он прислонился головой к тюку и закрыл глаза. Вернулись Махадев и Бахтияр. Махадев завел мотор. Он затарахтел, но через несколько мгновений заглох. Махадев снова включил его. Он заработал очень слабо и вскоре совсем затих.

Оба вылезли из кабины и начали осматривать мотор. Достав различные инструменты, они пытались что‑ то наладить. Наконец Махадев извлек небольшую деталь и, передавая ее Бахтияру, сказал:

– Вот что повреждено. Не представляю себе, как мы это починим. Если только какой‑ нибудь шофер не выручит нас запасной деталью, мы тут застрянем.

– Так пойдем посидим пока в харчевне, съедим по цыпленку. Если придется тут заночевать, хоть сыты будем, – предложил Бахтияр, и оба направились к харчевне.

Дикарь задыхался. Пока девушка была здесь, он не ощущал, что от шерсти исходит резкий запах. Не выдержав, он вылез из своего укромного местечка, оглянулся по сторонам и, выпрыгнув из машины, метнулся в лес. Он вдохнул в себя свежий лесной воздух. Почему бы ему не остаться в этом таинственном и прекрасном лесу? Огромные кедры с восседающими на них коршунами, дикие виноградные лозы, обвивающие толстые ветви сосен… Какой аромат стоит кругом! Какая здесь тишина, какое глубокое безмолвие и как спокойно все вокруг! Дикарь напился воды в ручейке и растянулся в траве на бережку. Мягкая душистая постель так и притягивала его к себе. Вот тут бы уснуть… Если бы Тарна была сейчас с ним!.. Они жили бы в маленьком шалаше у ручья. И он мысленно представил себе Тарну, одетую в шкуры. Рассыпанные по плечам волосы змеятся до самого пояса. Она стоит у входа в шалаш и ждет его. А он возвращается с охоты с убитой ланью на плече. Какая любовь светится в ее глазах! А на устах все та же знакомая улыбка, которая даже в темноте сверкает как молния.

В воздухе разлился тонкий, нежный аромат «ночной красавицы», ее голубые цветы раскрыли свои любопытные глазки и оглядываются вокруг, словно ища кого‑ то. Дикаря пьянил необыкновенный, неповторимый запах леса, в котором смешались тысячи различных ароматов. Каждый из них был особым, и вместе с тем пахло лесом. Это напоминало смех девушек, направляющихся на ярмарку. Ему вдруг отчетливо послышался смех Тарны, и он испуганно открыл глаза. Никого. Ни шалаша, ни Тарны, ни лани, ни охотника. Безмолвный лес окружал его со всех сторон, и только где‑ то высоко в деревьях весело щебетала какая‑ то пташка.

Дядя Тарны, Фаттах Чанд, был еще довольно молод, но очень некрасив: челюсти вдавлены, голова огромная, бритая, на толстом затылке развевается по ветру пучок волос.

Когда‑ то он мечтал, что у него родится сын, он вырастит его, даст ему хорошее образование, сын сделается старшим учителем в школе и обеспечит в старости отца куском хлеба. Но сын оказался немым. Здоровый двадцатидвухлетний парень был ни к чему не пригоден, кроме работы в поле. Но у Фаттах Чанда было не так много земли, чтобы ею можно было прокормиться. Иначе он и не стал бы учителем.

А теперь еще приехала Тарна, словно бог ее послал в наказание за его прежние прегрешения. Он уже получил телеграмму от ее отца. Сколько дней он может прятать у себя девушку, которую ищет полиция? Есть отчего прийти в ярость!

Жена посоветовала ему оставить Тарну и женить на ней сына. А где он возьмет семьсот пятьдесят рупий, чтобы отдать их ее отцу!

– Ты что, не слышала, что говорила Тарна? Восстановить против себя всю общину!

– Если ты выпустишь ее из рук, то будешь жалеть всю жизнь. Где ты найдешь девушку для своего немого сына? Никто из общины не выдаст за него дочь.

– Это большой грех.

– Что же теперь делать?

– Нет, я не могу оставить ее в своем доме, – раздраженно ответил Фаттах Чанд.

– Что же ты будешь делать?

– Сообщу полиции.

Тихонько скрипнула дверь. Супруги вздрогнули. Учитель быстро выглянул, но там никого не было.

Во дворе на печке жарились лепешки. Опустив голову, Фаттах Чанд вышел из дома.

Вечером, когда солнце уже скрывалось за горизонтом, шофер, едущий из Чаманкота в Патханкот, помог Махадеву починить машину.

– По крайней мере теперь ты сможешь доехать до Амритсара.

– А больше нам ничего и не нужно, – смеясь, ответил шоферу Бахтияр.

Махадев включил мотор и внимательно прислушался.

– Давай поехали, брат. Зачем зря бензин тратишь? – торопил его Бахтияр.

– Подожди, – спокойно возразил Махадев. – Проверю, все ли в порядке.

Немного погодя он удовлетворенно улыбнулся:

– Порядок!

Сначала машина шла медленно, но постепенно набрала скорость. Бахтияр взглянул на Махадева, на лице которого блуждала загадочная улыбка.

– Вспомнил о бутылочке винца? – спросил Бахтияр.

– Нет, ну ее к черту, эту бутылочку!

Когда машина тронулась с места, Дикарь почувствовал толчок. Он испуганно оглянулся – перед ним была Тарна.

– Ты?

Она ничего не ответила и молча села рядом.

– Ты вернулась?

Тарна снова ничего не ответила. Она упала как подкошенная и вся сотрясалась от рыданий. Дикарю было очень жаль ее. Он положил свою руку на ее и стал тихонько поглаживать. Тарна резко отбросила его руку и, глядя на него сердитыми глазами, сказала:

– Не трогай меня! Вы, мужчины, все жестокие – что отец, что дядя, что ты! Вы все – злейшие враги женщины!

Дикарь испуганно отстранился, как от сильного удара. «Я не такой, совсем не такой. Почему Тарна считает меня жестоким? »

Махадев продолжал улыбаться.

– В чем дело? – рассердился наконец Бахтияр.

– Девушка, – тихонько произнес в ответ Махадев.

– Где? – У Бахтияра глаза загорелись. – Я не вижу на этой пустынной дороге никого.

– Она бежала за машиной.

– Когда?

– Когда я включил мотор.

– А потом?

– Я тихонько тронул машину с места. Она пыталась влезть в машину, а я все это наблюдал в зеркало.

– А потом? – едва проговорил Бахтияр. Он почти лишился дара речи.

– Она подбежала совсем близко и исчезла.

– Исчезла?

– Да, больше ее не было видно в зеркало.

– Так что же она, колечко дыма или весенняя вода, чтобы бесследно исчезнуть? Дорога, что ли, поглотила?

– Нет, по‑ моему, она в кузове, – притормаживая машину, ответил Махадев.

Солнце уже зашло. Темнота окутала все вокруг. Махадев оставил фары включенными.

Тарна и Дикарь, беспомощные и испуганные, стояли в свете фар перед улыбающимися шофером и Бахтияром.

– Что с ним делать? – обратился Бахтияр к Махадеву.

– По‑ моему, сначала нужно дать ему разок в челюсть, – проговорил Махадев и со всей силы ударил Дикаря.

Тот не устоял на ногах, но быстро поднялся, вытирая кровь с лица.

– И один в спину, – не давая опомниться Дикарю, произнес Бахтияр, проворно достав из‑ за пояса нож.

Тарна пыталась убежать, но Махадев крепко схватил ее за руку. Девушка застонала от боли. Увидев нож, Дикарь сказал:

– Вас двое, а я один.

– Не бойся, с тобой будет драться один, – улыбаясь, ответил Махадев.

– На каких условиях? До первой раны?

– Нет, до победного конца! – сквозь зубы проговорил Бахтияр.

– Девушку возьмет тот, кто останется жив, – подойдя вплотную к Бахтияру и размахивая ножом перед его носом, сказал Дикарь.

Бахтияр стремительно бросился на него, Дикарь отпрыгнул в сторону. Довольно улыбаясь, Бахтияр не сводил глаз с Дикаря и говорил, обращаясь к Махадеву:

– Посмотри, Махадев, сейчас я перережу этому горцу горло, как огурец! – При этом он попытался вновь напасть на Дикаря, но тот снова отбил атаку, а когда Бахтияр отступил, Дикарь взмахнул ножом, целясь ему в лицо, но тот успел присесть и, прежде чем Дикарь наклонился к нему, откатился в сторону, молниеносно вскочил и бросился на Дикаря. Нож его вонзился Дикарю в предплечье.

Брызнула кровь, оросив ноги девушки, стоявшей рядом. Она испуганно отшатнулась, но Махадев не выпустил ее, наоборот, чем жарче становилась драка, тем крепче он сжимал ее руку.

Второй удар Бахтияр нанес Дикарю в плечо. Затрещала грубошерстная рубаха, снова брызнула кровь. Рана была бы глубокой, если бы не плотная ткань. Но и теперь Дикарю казалось, что кровь заливает все его тело, он совсем потерял голову от боли и злости. Стиснув зубы и прищурившись, он применил очень хитрый прием. Бахтияр отбил несколько ударов, но вдруг его правая рука оказалась в левой руке Дикаря. Он быстро схватил свободной рукой правую руку Дикаря. Каждый пытался освободить свою правую руку, глаза противников налились кровью, дыхание стало прерывистым и тяжелым. Вцепившись друг в друга, они упали на землю. Через минуту Бахтияр был на спине у Дикаря. С диким воплем радости он высоко занес нож. Сверкнул острый клинок с белой рукояткой, но прежде чем он вонзился в спину Дикаря, Бахтияр вдруг оказался внизу, а Дикарь сжимал ему шею коленями. Он быстро опустил свой нож на спину Бахтияра и нанес ему неглубокую рану. Брызнула кровь. Дикарь вскочил на ноги и поднял нож Бахтияра, который лежал недалеко от хозяина.