Кришан Чандар 2 страница

Мужчина оглянулся, осмотрел его внимательным, изучающим взглядом с головы до ног, улыбнулся и спросил:

– Куда идешь, парень?

– В Патханкот.

– Пешком?

– Да.

– Через семь дней дойдешь.

Дикарь промолчал.

– Почему ты не едешь в машине?

Дикарь снова ничего не ответил. Мужчина всплеснул руками.

– Вы, горцы, глупый народ. Как ослы, бредете, склонив голову, вместо того чтобы незаметно забраться в машину. Я таким образом и до Бомбея добирался.

– Ты был в Бомбее? – живо спросил Дикарь.

– Всю страну объехал и не заплатил за это ни пайсы[7].

– А какой он, Бомбей?

– Работать и там приходится. Куда ни пойдешь, везде приходится работать, дурень.

Мужчина развязал узелок, достал две кукурузные лепешки и стручок красного перца. Отламывая кусочек лепешки, он продолжал:

– Если и в Бомбее приходится работать, и здесь, то какой смысл ехать в Бомбей? Как ты думаешь?

Он положил кусочек лепешки в рот и посмотрел на Дикаря, у которого слюнки потекли при виде хлеба. В желудке у него было совсем пусто, он не сводил голодного взгляда с лепешки. Мужчина отломил кусочек и дал ему.

– Ешь! – Доедая лепешку, он бережно завязал в узелок вторую и сказал: – Ты поел моего хлеба, теперь тебе придется кое‑ что сделать для меня.

– Что?

– Я скажу тебе внизу, в Сейданпуре.

Деревня Сейданпур была расположена в долине на берегу реки.

Далеко простирались ее поля, окруженные с четырех сторон горами. Посередине, разделяя деревню, бежала речка. По дороге, как заводные игрушки, мчались две грузовые машины. Их тарахтенье затихало, когда они исчезали за поворотом, потом вновь слышалось, когда они появлялись.

– Машины погубили нас, – с ненавистью процедил сквозь зубы мужчина. – Все стали такие хитрые, хитрые и бесчестные. Куда девалась крестьянская простота!

– А чем ты занимаешься? – спросил Дикарь.

– Милостыню прошу. Очень трудная работа.

Спустившись в Сейданпур, нищий увлек Дикаря в сторону от деревни, в поле. Отсюда виднелся большой дом, стоящий на краю поля, крытый соломой, окруженный со всех сторон кустарником. Рядом было два маленьких навеса.

– В этом доме живет старуха. Она очень жадная. Никому не даст ни горсти муки. Я хочу сегодня проучить ее.

– Как?

– У старухи жирные куры. Ты пойди и попроси у нее воды. Милостыни она не даст, но водой напоит. Когда она войдет в дом за водой, я заберусь под навес и стащу двух кур. Старуха и не догадается ни о чем. Напьешься воды и приходи к этому дереву, я буду ждать тебя. Одну курицу я отдам тебе.

– Но это же воровство!

– Ты ел мой хлеб, а помочь мне не хочешь. Воровство! Я же буду воровать, а не ты!

Дикарь сначала хотел наотрез отказаться, но чувствовал себя обязанным этому человеку. Опустив голову, он поплелся за ним. В душе его шла ожесточенная борьба. Они спрятались за большим кустом, оттуда дом был виден как на ладони. Старушка сидела во дворе на кровати и пряла шерсть. Несколько минут они выжидали, потом нищий выглянул и сказал:

– Ты иди прямо к старухе, а я обойду дом сзади. Вон видишь слева навес, там она держит кур. Понял? Воду пей подольше. Я буду ждать тебя под деревом. – И он скрылся за домом.

Дикарь встал и, пригнувшись, перешел к персиковому дереву. Он провел языком по пересохшим губам и, наконец решившись, пошел к дому. Забор был увит тыквенной ботвой, на которой ярко выделялись желтые цветы.

Услышав шаги, старуха вздрогнула, веретено ее остановилось, и она строго спросила:

– Тебе чего?

Дикарь шагнул ближе и тихонько прошептал:

– В твоем курятнике вор.

Старуха с криком и руганью побежала к курятнику. Дикарь сломя голову кинулся со двора, пересек поле и выбежал на дорогу. Недалеко располагалась небольшая чайная, он направился туда. У чайной стояли две грузовые машины.

Старушка поймала вора. На ее крик с поля прибежали два крестьянина и схватили его. Сердце Дикаря громко стучало. Он внимательно посмотрел вокруг – никого, – и быстро шмыгнул под брезент в кузов задней машины. Треть кузова была пуста, на две трети он был набит тюками с хлопком. Некоторые из них были завязаны небрежно, и хлопок выбивался наружу.

Со двора доносились крики. Дикарь, раздвигая тюки, пролезал все глубже и глубже. Он почти достиг кабины, когда вдруг почувствовал, что за одним из тюков что‑ то шевелится. Он пригляделся и увидел девушку, притаившуюся в куче хлопка. На ней была широкая юбка из голубого ситца. Одна рука прижата к груди, другой она закрыла рот, огромные глаза были полны страха и отчаяния.

Они все еще слышали приглушенные крики: «Вор! Вор! » Девушка испуганно смотрела на него, не сводя глаз. Потом приподнялась и спросила:

– Это ты вор?

– Нет, вор – тот, другой.

– Почему же ты убегаешь?

Дикарь помолчал, посмотрел на свои руки и тихо произнес:

– Я отведал его хлеба, и он взял меня с собой, но я не воровал. – Он поднял на нее свои невинные глаза. В его взоре были мольба и раскаяние. Девушка, казалось, поверила ему и слегка улыбнулась.

– Вор! Вор! – Теперь голоса были совсем рядом.

– Они ищут тебя.

Дикарь сделал движение, будто собирался вылезти из машины. Девушка схватила его за рукав и, указывая на тюки с хлопком, сказала:

– Спрячься, чего ты уставился на меня?

Дикарь взглянул на нее благодарными глазами и поправил тюки с хлопком.

Теперь стало совсем темно.

Деревянный кузов машины высотой в человеческий рост был затянут сверху брезентом. Между досками были небольшие просветы. Девушка и Дикарь смотрели в эти щели.

Недалеко от них у эвкалиптового дерева собралась большая толпа крестьян. Двое крепко держали нищего. Время от времени кто‑ нибудь бил его то кулаком, то туфлей. Он стоял, опустив голову.

– Они идут сюда! – испуганно сказал Дикарь.

– Не бойся, ты ведь хорошо спрятался, – успокаивала его девушка, – никому не придет в голову искать тебя в кузове машины.

У Дикаря пересохло во рту. Он с трудом проглотил слюну и стал снова смотреть в щелку испуганными глазами.

Теперь толпа стояла под деревом као. Нищий умоляющим голосом повторял:

– Вор не я, а тот, другой, который убежал!

– Неправда, – перебила старуха, размахивая своими худыми руками, – тот парень мне сам сказал, что в мой курятник забрался вор, поэтому я и поймала его.

– А почему же тот убежал, если он не вор? – обратился к ней кто‑ то из толпы.

– Эта старуха – мой враг, – пытался найти сочувствие в толпе нищий. – Когда бы я ни пришел к ней за милостыней, обязательно обругает меня. Не слушайте ее! Пожалейте меня!

– Ладно, ладно, идем‑ ка к старосте. Он все решит по справедливости. А где тот, второй? – спросил широкоплечий мужчина среднего роста.

На нем были брюки цвета хаки и серая рубаха, нагрудный карман которой был туго набит бумагами.

– Это шофер, – пояснила девушка Дикарю.

– Сбежал, негодяй, не то мы быстро вывели бы их на чистую воду, – проговорил один из крестьян.

– Я же вам говорю, – вновь вступила в разговор старуха, – тот парень честный. Он ведь мне сам сказал, что в курятнике вор.

Шофер провел загрубевшей рукой по своим небритым щекам, глубоко затянулся, бросил окурок и, втаптывая его в землю, сказал:

– Поехали, Бахтияр, а то и к вечеру в Патханкот не поспеем.

– Это его помощник, – указывая на Бахтияра, вновь пояснила девушка.

Бахтияр ростом был повыше шофера, но более щуплый. Брюки темно‑ голубого цвета, вымазанные на коленях машинным маслом, висели на нем мешком. Когда‑ то белая рубашка была вся в пятнах. Большие глаза хитро поблескивали на вытянутом лице. Желтые зубы и вывернутые губы придавали его лицу неприятное выражение. Через плечо у Бахтияра был перекинут узелок. Придерживая его одной рукой, он сильно ударил другою нищего и повернулся к шоферу:

– Пойдем, Махадев.

Бахтияр стоял у машины. Дикарь затаил дыхание, ему казалось, что Бахтияру слышно биение его сердца, но через несколько минут Бахтияр исчез в кабине, хлопнула дверца, послышался шум мотора, и машина тронулась с места. Теперь Дикарю была видна лишь рука Бахтияра с засученным рукавом, на которой ясно проступал след глубокой ножевой раны; он отбивал ею на дверце кабины такт какой‑ то мелодии, которую мурлыкал себе под нос. Машина быстро набирала скорость.

Девушка тяжело дышала, прижав руки к груди. Когда машина набрала скорость, она немного успокоилась, распушила хлопок и уложила его так, чтобы он загораживал их со всех сторон, оставив лишь небольшое отверстие, через которое проникал свет. Дикарь сидел близко от нее. Нахмурив брови, она негромко, но очень строго сказала ему:

– Сядь подальше.

Дикарю ее шепот показался грозным шипением змеи. Он испуганно отпрянул от нее. Теперь они сидели друг против друга. Девушка продолжала настороженно, исподлобья поглядывать на него, а Дикарь под ее взглядами съежился так, что едва дышал. Их не могли услышать в кабине, звуки тонули в огромных тюках с хлопком, но Дикарь тем не менее сидел молча и лишь таращил глаза на девушку.

– Если ты посмеешь до меня дотронуться или сядешь ближе, я закричу! – предостерегающе заявила она.

Дикарь торопливо закивал, словно пытался уверить ее, что у него и в мыслях такого не было.

Они долго сидели молча, наконец девушка не выдержала:

– Боже мой, скажи же что‑ нибудь.

– А что мне сказать? – простодушно спросил Дикарь. Она улыбнулась.

– Ну и глупый же ты! Как тебя зовут?

– Дикарь.

Девушка удивленно взглянула на него и вдруг засмеялась.

Закрыв рот шарфом, чтобы не расхохотаться громко, она вся затряслась от беззвучного смеха.

– Разве бывает такое имя? – спросила она сквозь смех.

– Меня все так звали в деревне.

– А мать тебя тоже звала Дикарем?

– Нет. Я ее почти не помню. Она умерла, когда я еще был совсем маленький. Я не знаю… Не помню, как она называла меня.

Девушка вздрогнула. По лицу ее прошла тень, в глазах мелькнули слезы сочувствия.

– А отец тебя тоже так называл? – снова заговорила она после недолгой паузы.

– Нет, он звал меня Раджой.

– Раджой?

– Иногда Раджа, иногда сынок Раджа, а когда и ласково – Раджу. Но теперь никто меня не назовет так. Он умер два месяца назад.

Снова по ее лицу прошла волна жалости и сочувствия, всколыхнув спокойную гладь ее безбрежной души, а глаза засветились материнской нежностью. Наклонившись ближе к нему, она спросила:

– А куда ты едешь?

– В Бомбей.

– Зачем?

– У меня нет быков.

– Ты что же, собираешься покупать их в Бомбее? – Ее начинала раздражать его наивность.

– Нет, найду какую‑ нибудь работу. Говорят, в Бомбее легко найти работу.

Они замолчали, потому что мурлыканье Бахтияра становилось все громче. Наконец он запел высоким и сильным голосом:

Я страдаю в разлуке.

О, белые облака,

Донесите мое послание

До моей возлюбленной!

Махадев, стиснув зубы, некоторое время молча слушал, потом, не выдержав, грубо прервал Бахтияра:

– Заткнись!

Бахтияр умолк, словно внезапно выключенный мотор, и удивленно уставился на Махадева.

– Зажги мне сигарету, – сказал тот.

Бахтияр вытащил две сигареты «Чар минар», взял обе в рот и закурил от спички. Одну из них он воткнул в губы Махадеву и вновь уставился на него.

– Послание, послание! Только и слышишь, что послание! – сильно затянувшись, с раздражением проговорил Махадев. – Тебе какая‑ нибудь девушка пишет письма?

– Нет, – удивленно ответил Бахтияр.

– Тогда зачем ты болтаешь глупости? «Послание! Я всегда ношу его у своего сердца! » Где оно? Я уже пятнадцать лет вожу машину, но не получил ни одного письма от девушки. Да где уж там письмо, ни одна и не взглянула на меня приветливо.

– Тебе нужно жениться, Махадев, – улыбнувшись, заметил Бахтияр.

– Жениться? Из тридцати дней в месяце двадцать мы болтаемся по дорогам. Женюсь, а жену оставлю любовникам?

– Брось болтать ерунду!

– Я верно говорю, – убежденно подтвердил Махадев. – Мне друзья рассказывали много всяких историй.

– Так заведи знакомство с девушками на стоянках, – предложил Бахтияр. – Шофер, с которым я работал до тебя – Бачан Синг, – был очень ловок в таких делах. На каждой стоянке у него были подружки.

– Те проститутки? – презрительно спросил Махадев. – Я знаю, они всегда крутятся около наших стоянок. Но я не об этих несчастных говорю. Это ведь не женщины, а сосуды с болезнями. Посмотри, что стало с Бачаном.

– Да, бедняга надолго застрял в больнице.

– А ты говоришь!

– Встречаются ведь и порядочные девушки.

– Тебе встречались?

– Сотни! – хвастливо заявил Бахтияр. – Я очень опытен в таких делах. Покажи мне девушку, я только пальцем ее поманю, и она станет моей! – На лице его играла ухмылка обольстителя, глаза радостно сияли. Махадев побледнел от зависти и швырнул сигарету в окно.

– Врешь ты все!

– Увидишь девушку на дороге – испытай меня. Я не такой дурак, как ты. Никогда бы не подумал, что молодой здоровый мужчина может быть таким трусом.

– Не выводи меня из себя, Бахтияр!

Тот озорно рассмеялся. Он знал, что девушки – слабость Махадева и что он побаивается их, несмотря на непреодолимое влечение к ним. Завидев девушку, он начинал волноваться и дрожать. Поэтому Бахтияру и нравилось издеваться над Махадевом. Наклонившись к шоферу, он спросил:

– Что бы ты сделал, если бы увидел девушку одну на дороге?

Шоссе, по обе стороны густо заросшее деревьями и кустарником, было совершенно безлюдно.

– Если бы мне сейчас встретилась девушка, – начал Махадев, и мускулы на его руках налились, – я бы остановил машину, взял бы девушку на руки и так сжал в объятиях, что у нее косточки затрещали бы.

– Молодец, Махадев! – подстрекал Бахтияр.

– Так сжал бы, как сжимают орех в ладонях, чтобы расколоть его.

– А потом?

– Вывернул бы наизнанку и съел, как съедают ядро ореха. Съел бы, и все!

Девушка отпрянула от щели. Вместе с Дикарем она слышала весь разговор. Им не было видно ни шофера, ни Бахтияра, но голоса их доносились отчетливо.

Услышав последнюю фразу, она вздрогнула и выпрямилась. Лицо ее побелело от страха, сердце громко застучало. Ей казалось, что на нее надвигаются страшные окровавленные руки шофера. Дикарь вновь заставил окно в кабину тюком с хлопком, и они оказались на своих прежних местах.

Грудь девушки все еще высоко вздымалась, и вся она так дрожала, что Дикарь невольно положил руку ей на плечо, но девушка резким движением скинула ее и, сверкая глазами, сказала:

– Не смей до меня дотрагиваться!

Дикарь испуганно отодвинулся, но через минуту машина так круто развернулась на одном из горных поворотов, что его бросило к девушке. Грудь его прижалась к ее груди, руки легли на ее плечи, щека коснулась ее лица. Это длилось недолго. Через минуту девушка оттолкнула его так, что он очутился на своем прежнем месте. Оба глубоко дышали. Дикарю показалось, что кто‑ то развел огонь в его груди.

«Неужели всегда бывает такое ощущение, когда дотронешься до девушки? » – подумал Дикарь. Он удивленно смотрел на свою спутницу, которая пыталась встать. Снова толчок – и снова их бросило друг к другу.

Через несколько минут, когда рытвины остались позади, Бахтияр, усаживаясь поудобней, обратился к Махадеву:

– А если бы во время этих толчков вместо меня здесь сидела какая‑ нибудь женщина…

– О! – простонал Махадев, и рот его остался открытым, как у рыбы, выброшенной на берег. Он прибавил газ, и машина помчалась еще быстрее.

Девушка уселась на прежнее место, одернула юбку, поправила растрепавшиеся волосы и, сердито взглянув на Дикаря, спросила:

– Ты почему наваливаешься на меня?

– Я же не сам это делаю. Меня подбросило на повороте.

– Неправда!

– Честное слово!

– Обещай, что больше не будешь так делать!

Она требовала невозможного, поэтому теперь рассердился Дикарь. Но ему нужно было попасть в Бомбей, и было бы совсем некстати, если бы она вдруг подняла шум, поэтому он пообещал ей больше так не делать, хотя и не отказался бы еще раз испытать то удивительное ощущение, которого он не знал прежде.

– Возьмись руками за уши и поклянись!

Дикарь покорно взялся руками за уши, несмотря на то, что весь покраснел от злости, потому что он не чувствовал себя виноватым. Если бы он видел заранее рытвины, то подготовился бы к толчку, но как же он мог знать об этом здесь, среди тюков с хлопком! За кого она его принимает, в конце концов? Он положил мешок хлопка между собой и девушкой и устроился поудобнее. Теперь они сидели каждый в своем укрытии. Некоторое время царило молчание. Наконец девушка не выдержала. Прислонившись спиной к тюку, она спросила у Дикаря:

– Ты долго будешь молчать?

– Что?

– Ты даже не спросил меня, кто я, откуда, почему я еду одна.

– Ну, расскажи, – произнес он таким обиженным тоном, что девушка улыбнулась, показав при этом ровные белые зубки. Дикарю почудилось, что это распустились белые цветы на яблоневой ветви.

– Меня зовут Тарна.

– Тарна?

– Да, Тарна.

– Ты тоже едешь в Бомбей?

– Нет, – улыбнулась она, – нет, я еду в Икалкот к тетушке.

– А где этот Икалкот?

– На десять косов[8] ближе Патханкота.

– А почему ты едешь к тетке?

– Потому что отец продал меня старосте деревни за семьсот пятьдесят рупий.

В деревне Дикаря родители, выдавая девушек замуж, тоже брали с жениха выкуп. Каждому юноше приходилось выплачивать выкуп за свою невесту – таков обычай горцев. Но чтобы за девушку была уплачена такая огромная сумма! Это в его голове не укладывалось. Даже самые красивые девушки в его деревне не приносили родителям более трехсот рупий, не то что семьсот пятьдесят. Но почему же тогда она убежала?

– Ты не хочешь выходить замуж за старосту?

– Ни за что!

– Почему?

– Он старый! У него семеро детей. Двух жен он уже свел в могилу. Противный беззубый старик! Я буду теперь жить у тети.

Дикарь промолчал. Тарна, подперев кулаками подбородок, погрузилась в невеселые думы.

– И что за жизнь у женщины! – произнесла она с горечью.

Дикарь опять промолчал. «Что за жизнь у женщины? – подумал он. – А что за жизнь у мужчины? Что за жизнь у любого человека? Если у тебя нет двух быков, ты должен покинуть свое поле, деревню и ехать бог знает куда…» Его тоже охватили печальные мысли.

В полдень, когда солнце стояло над самой головой и длинные вереницы девушек возвращались с кувшинами воды от источника, машина въехала в долину Икалкота, напоминавшую небольшую пиалу.

Казалось, горы разжали свой кулак и маленькая красивая долина засверкала на их ладони, словно бесценная жемчужина. Склоны гор заросли фруктовыми деревьями… Ветви персикового дерева были усыпаны незрелыми ярко‑ зелеными плодами. Мелкие горные яблочки слегка позолочены, будто лучи солнца украдкой поцеловали их. Кое‑ где уже поспели алыча и абрикосы, под нежной прозрачной кожицей их сверкают янтарные капельки медового сока, они словно губы женщины в ожидании поцелуя в пору весенней любви. Местами по склону спускаются дикие виноградные лозы с широкими зубчатыми листьями. Ягодки еще совсем крошечные и глубоко запрятаны в листве. Налетающий ветерок развевает листву, и жемчужинки плодов, похожие на каплю росы, испуганно выглядывают и снова прячутся. Но так будет недолго. Пройдет пора юности, наступит зрелость. Листья потеряют свою красоту, тяжелые гроздья винограда уже не будут прятаться, а, наоборот, будут привлекать жадные взгляды.

Со склона бегут несколько горных ручьев. Воды их, танцуя, нетерпеливо устремляются вниз, и в каждом их движении – мелодичный призыв, каждая капля звенит словно колокольчик, и этот звон сливается с другими весенними звуками в весеннюю песню гор.

Внизу ручьи соединяются в меленькие речушки, разбросавшие свою серебряную сеть по всей долине. На ровной ленте дороги, пересекающей долину, еще издали видна бензоколонка, напоминающая красный почтовый ящик, рядом с ней – стоянка машин, полицейский участок, небольшой базарчик, а за ним уже деревня Икалкот.

Тарна и Дикарь, прильнув к щели, любовались этой картиной.

– Красивое место! – Дикарь завистливо взглянул на Тарну.

– Очень! – гордо ответила она. – Я теперь навсегда здесь останусь. Тетушка так любит меня, что никогда не отошлет обратно к отцу и беззубому старику.

– А ты знаешь, где живет твоя тетя?

– Конечно, я два раза бывала у нее с мамой. У нас здесь много родственников. И в Икалкоте, и в Патханкоте, и дальше – в Чаманкоте.

– И ты бывала во всех этих местах?!

– Хм, сколько раз! Только всегда с мамой или папой. Одна я уехала из дома впервые.

– И тебе не страшно?

– Ну как же не страшно! Но за старика выходить еще страшнее!

– А вдруг тетушки нет дома? Может, она уехала в другую деревню?

– Ну и что же? Я подожду ее.

Дикарь замолчал. Лицо его было печально. Впервые в жизни он так долго разговаривал с девушкой, впервые совершал путешествие, да еще наедине с такой красавицей! Ему хотелось, чтобы она оставалась с ним как можно дольше. Почему? Он и сам не знал, просто хотел этого, вот и все. Ведь в жизни часто так бывает.

Но у Дикаря не было времени рассуждать. Сейчас девушка сойдет в Икалкоте, и он останется один. Сердце его охватила щемящая тоска. А Тарна нетерпеливо смотрела в щелку. Ее ничуть не огорчала предстоящая разлука. Если бы она не боялась, что услышит шофер, то захлопала бы от радости в ладоши. Она как будто забыла о присутствии Дикаря. Да и кто он для нее? Поневоле какую‑ то часть пути они вынуждены были провести вместе, вот и все.

Последний поворот, и машина сбавила скорость. Тарна от радости чуть не плясала. «Сейчас машина остановится. Наконец‑ то приехали! Здесь я найду приют».

Уже был виден базарчик, две груженые машины на стоянке, а у полицейского участка – грузовик, битком набитый людьми. Около машины важно расхаживали полицейские, проверяющие груз. В чайной толпился народ. Рядом в лавке жарились пури[9]. У входа в лавку стоял длинный стол и скамейки вокруг него. Хозяин подавал пури и отварные овощи, завернутые в широкие зеленые виноградные листья.

У Дикаря потекли слюнки. Чувство сильного голода заглушило даже печаль, вызванную расставанием с девушкой.

– Я так хочу есть!

– Я тоже, но… – Она замолкла на полуслове. Когда машина накренилась на повороте и базарчик исчез из поля зрения, Тарна положила руку ему на плечо. – Если у тетушки остался хоть кусочек хлеба, я тебе обязательно принесу.

Он ответил ей благодарной улыбкой.

Машина уже въезжала на базар. Девушка пошарила в узелке, вытащила две легкие красивые туфельки, расшитые золотыми нитками, и надела их. Дикарю бросились в глаза ее тонкие, изящные щиколотки.

– Я сойду, как только машина остановится и шофер с помощником уйдут в чайную. Ты мне помоги.

– Хорошо, – едва слышно проговорил Дикарь.

Машина затормозила и остановилась под эвкалиптом позади двух других машин. Махадев выключил мотор и открыл дверцу кабины. Бахтияр выпрыгнул с другой стороны. Он поднял руки над головой и сладко потянулся. Тарна взяла узелок и улыбнулась Дикарю.

– Ну, до свиданья, я ухожу.

– До свиданья, – опять едва слышно сказал он и начал раздвигать тюки, освобождая для нее проход. Тарна посмотрела в щелку, чтобы убедиться, не опасно ли выходить из машины, но вдруг испуганно отпрянула и бессильно опустилась на свое прежнее место. Лицо ее выражало ужас, из груди вырвался сдавленный стон. Дикарь обернулся и увидел, что девушка сидит в углу, вся сжавшись, а глаза ее полны слез.

– Что случилось? – встревоженно спросил он.

Она молча указала рукой на щель. Дикарь увидел, что несколько полицейских и помощник полицейского инспектора окружили Махадева и Бахтияра и о чем‑ то настойчиво допрашивают их. С полицейским инспектором были двое пожилых мужчин, с виду походивших на крестьян‑ горцев, только одежда на одном из них была лучше и чище. Рядом стояла смуглая женщина средних лет с массивными серебряными серьгами в ушах. Лицо ее было взволнованно.

– Это моя тетя, – указав на нее, сказала девушка. – А тот, в черной шапочке, – мой отец, а третий, в чалме, – наш староста.

– Как они попали сюда раньше тебя? – шепотом спросил Дикарь.

– Наверное, в полицейской машине, – печально ответила Тарна. – Инспектор и наш староста – друзья.

– Как же ты сойдешь теперь? – тихонько спросил он.

– Какой же толк теперь выходить? – В ее голосе слышалось отчаяние, но Дикарь обрадовался.

– Если ты выйдешь, они тебя схватят!

Девушка готова была расплакаться, но, заметив радость Дикаря, рассердилась и, сдерживая слезы, обрушилась на него:

– Если они обыщут машину, то поймают и меня, и тебя!

– И меня? – испугался Дикарь.

– Да, они наденут тебе наручники и запрут в полицейском участке.

– Зачем? Они не будут меня бить? А за что меня бить?

– У нас в деревне, когда поймали одного парня и девушку – они вместе убежали, – то полицейские так и поступили с ним, как я тебе говорю.

– Но я же не убегал с тобой?

– Ну и что же? Ведь ты прятался со мной в одной машине! Этого достаточно. Они изобьют тебя, а я буду смотреть! – победоносно глядя на него, заявила Тарна.

– А тебе придется выйти замуж за этого старика! – в тон ей ответил Дикарь.

Тарна испуганно зажала ему рот рукой и спряталась в углу.

– Какая девушка? Чья девушка? – доносился голос Махадева. – Мы в дороге не встретили даже птички, не то что девушки.

Староста описал внешность Тарны.

– Ого, если бы нам встретилась такая красавица, мы бы ее живьем съели! Старик, ты совсем из ума выжил! Девушка пропала. Ты не найдешь ее!

– Господин шофер, – умолял старик, – я заплатил за нее семьсот пятьдесят рупий, а она убежала. Если вы увидите ее где‑ нибудь на дороге…

– Посадить ее в машину и доставить к тебе? – насмешливо спросил Махадев.

– Да! – с надеждой в голосе произнес тот, угодливо кивая.

– Ах ты, глупый чурбан! Неужели я выпущу девушку так просто из своих рук, если увижу ее? Отдать ее на прозябание с таким поганым стариком, как ты?!

– Правильно, шофер! – вмешалась тетка. Отец Тарны возмущенно повернулся к ней:

– Что правильно? Я купил за семьсот пятьдесят рупий новое поле под рис, а теперь мне придется отдать его обратно!

– А что у тебя в кузове? – спросил инспектор, обращаясь к Махадеву.

– Тюки хлопка, но я в каждый из них спрятал по девушке! Пойдите посмотрите. Бахтияр, покажи господину инспектору груз. А я пока выпью чаю. – И он пошел, покачиваясь, как пьяный слон.

Тарна и Дикарь сидели, сжавшись и едва дыша, окруженные со всех сторон тюками.

Бахтияр приподнял брезент и подозвал инспектора:

– Посмотрите, господин инспектор.

Инспектор и полицейский взобрались в кузов, раздвинули несколько тюков, но ничего не нашли. Тюки стояли тесно, разве что увидишь? Инспектор досадливо хмыкнул.

В это время сержант принес тонкий длинный стержень.

Им обычно пользовались, чтобы проверить, нет ли чего другого в мешках с зерном, сеном или хлопком.

– О, вот это здорово! – радостно закричал Бахтияр. – Если там сидит девушка, то она окажется как шашлык на шампуре.

– Помолчи‑ ка! – прикрикнул на него инспектор. «Шофер – другое дело, а этот бездельник чего издевается над нами? » – подумал он про себя.

Бахтияр замолчал. Стержень проникал все глубже в кузов. Тарна и Дикарь лежали, тесно прижавшись друг к другу. Вот металлический наконечник показался из тюка прямо перед ними. Еще немного, и он пронзил бы их обоих. Отточенное острие, поворачиваясь, приблизилось к ним. Оно так неумолимо преследовало их, словно у него были глаза и оно говорило: «Я вас увидело! Теперь вы никуда от меня не денетесь! » Вот оно уже совсем близко, у самой груди замершей от страха девушки. Она закрыла глаза и зажала рот рукой. Стержень продвинулся еще. Дикарь сильным рывком притянул девушку к себе и всей тяжестью тела прижался к тюкам, лежавшим у самой кабины. Ему удалось лишь чуть‑ чуть продавить тюк хлопка, но для спасения жизни этого было достаточно. Стержень прошел рядом с ними и вонзился в хлопок. Через мгновение его выдернули к он исчез совсем. Дикарь все это время крепко сжимал в объятиях Тарну. На лице его выступили капельки пота. Оба не сводили испуганных глаз с двигающегося острия.

– Ничего там нет, кроме хлопка, – вытаскивая стержень, сказал сержант. Он проткнул хлопок еще в нескольких местах и, недовольно что‑ то ворча, подошел к инспектору.

– Заправь брезент, – обращаясь к Бахтияру, сказал тот и двинулся к полицейскому участку, сопровождаемый старостой, отцом и теткой Тарны.

Когда машина выехала из Икалкота, Тарна зарыдала, спрятав лицо в коленях. Дикарю было очень жаль ее. Он осторожно положил руку ей на плечо, но она тут же скинула ее. Он испуганно убрал руку и беспомощно уставился на тихонько всхлипывающую девушку. Постепенно не стало слышно и всхлипов, но тяжелые вздохи, все время вырывавшиеся из ее груди, отзывались болью в сердце Дикаря.

Рядом с этой слабенькой, хрупкой девушкой он чувствовал себя великаном, силачом, умудренным опытом старцем. Ему хотелось помочь ей, взять ее на руки, прижать к сердцу и сказать: «Почему ты плачешь? Ведь я рядом! Тебе не о чем беспокоиться, пока я жив. Я всю свою жизнь буду тебе опорой». Но вдруг какой‑ то внутренний голос спросил его, как же сможет защитить девушку человек, который не смог отстоять своих быков. Поэтому он подавил в себе слова, рвавшиеся из самого сердца. Несколько часов прошло в молчании.