Catch me I'm falling 11 страница

Гарри листал какие-то брошюрки, которые взял со стойки рядом. Его щёки были отчего-то румяными, серая шапочка сползла низко на лоб, а белый шарф болтался на шее.

- Ты знал, что курение – главная причина рака лёгких?

Я отхлебнул из кружки и положил ноги на кофейный столик.

- Кто-то определённо должен сказать это Зейну.

Гарри кивнул, и я увидел лёгкое раздражение на его лице.

- У этого придурка есть друг с раком мозга, а он всё ещё думает, что непобедим.

Я только улыбнулся.

- Каков подонок.

- Я всё ещё не понимаю, почему мы вообще миримся с этим, - он согласился, кинув брошюрки на столик и положив туда же свои ноги рядом с моими. – Если ты не Августус Уотерс, то я не думаю, что ты должен пихать сигарету куда-либо около своего рта.

Я кивнул.

- Сигареты только для придания эффекта, полностью согласен.

И мы снова провалились в тишину. Гарри изучал очередной буклет, а я отклонился назад, чтобы подышать свежим воздухом. Не было похоже на то, что химиотерапия помогала. Я лишь чувствовал себя отвратительно и жутко уставшим дважды в месяц.

Голос Гарри вырвал меня из моих мыслей.

- Седьмое, да?

Я посмотрел на него.

- Ммм?

Он прикусил губу.

- Сегодня седьмое?

Я достал телефон из кармана и открыл календарь.

- Ага. А что?

Он посмотрел вниз, и грустная улыбка тронула его губы.

- Осталось всего три месяца.

- Уже? – я спросил, удивляясь тому, как быстро время утекает сквозь мои пальцы. Мы прошли уже полпути, это был наш переломный момент, когда времени, что у нас осталось, стало меньше, чем времени, что у нас было.

- Уже, - он кивнул и сжал мои пальцы в своей ладони. Непонятно было, кто кого утешает.

- О, - я сказал, не найдя других слов.

Он кивнул.

- О.

10 апреля – День восемьдесят третий.

Всё, что я чувствовал, - это боль. Она затопила всё моё тело, разожгла огонь в моей груди и разрывала все внутренние органы, делая каждый мой вдох мучительным настолько, что казалось, будто я дышу в кипящей воде. Я привык к обычной боли, той, от которой постоянно ныли мои кости и мышцы, но это было гораздо хуже. Оно раздирало меня на части и заставляло забывать обо всём вокруг.

Я отчётливо чувствовал, как простыни и одежда прижимается к моей коже, но это скорее было похоже на сон, чем на реальность. В такие моменты я чувствовал себя безумно одиноким. Я был в какой-то ловушке, мир был скрыт за толстым стеклом, а вся моя жизнь казалась лишь плохим сном, который преследовал меня, словно призрак.

А позже случился огромный взрыв в моей груди, и даже я, со всем своим красноречием, не могу описать это никак иначе, чем сгусток агонии. Потом Лиам рассказывал мне, что я кричал, всё моё лицо было в слезах, а он вызвал скорую и даже поехал со мной вместе, пока врачи пытались спасти меня от моего же собственного тела, которое пыталось меня убить.

А ещё позже я сидел в руках Гарри и снова позволял ему быть сильным ради меня, пока он поддерживал жизнь, кое-как бившуюся в моей груди. Он осторожно целовал меня в лоб, гладил всё, до чего мог дотянуться, и говорил, что скоро со мной всё будет хорошо.

И я не совсем был уверен, кого он пытается убедить в этом.

13 апреля – День восемьдесят шестой.

Я проснулся, как бы иронично это ни было, в пятницу тринадцатого. Проснуться в отделении интенсивной терапии было несколько неожиданно для меня, к тому же это одно из самых неприятных впечатлений, что можно получить за жизнь. Всё спуталось окончательно, когда я почувствовал под пальцами ткань свежих простыней и увидел светло-голубые стены вокруг себя, которые должны были казаться доброжелательными, но выглядели только лишь чистыми.

Сначала я поразился тупой боли в груди. И только потом взглянул вниз, увидев кучу трубочек, отходящих от моего тела. Я попытался чуть привстать и почувствовал трубку, прижатую к моему рту и обвивающую голову. Я смутно представлял себе свою реакцию, вроде паники, но казалось совершенно нормальным лежать вот так, с двумя иголками в руках и катетерами, отходящими от них.

Я услышал тихий плач с одной стороны и попытался привстать снова, но понял, что привязан к кровати.

Голос моей матери появился откуда-то слева, а позже и её лицо возникло в моём поле видения.

- О, милый, не пытайся двигаться.

Это больше походило на просьбу, поэтому я чуть улыбнулся и едва-едва помахал рукой в приветствии.

Она прижала ладонь ко рту, а слёзы снова начали скапливаться в глазах. Это послало искры новой боли мне в грудь, мне до невозможности захотелось обнять маму. Было столько всего, о чём я хотел ей рассказать, извиниться, что давно не приезжал, сказать, что я буду в порядке, позволить ей позаботиться о себе так, как умеют только мамы.

Она протянула руку, чтобы погладить меня по голове.

- Я так испугалась, когда они позвонили, - она пробормотала с искоркой паники в глазах, будто бы это пугало её до смерти – видеть меня таким. – Я помню, что ты сказал, что всё вернулось, но я не знала…

Правда была в том, что она просто не могла знать. Я не сказал ей, насколько всё плохо, позволяя думать, что со мной всё ещё будет хорошо. Это был мой собственный способ защитить её, точно так же, как Гарри пытался защитить свою мать.

- Девочки здесь, Лиам и Даниэль забрали их пообедать пару минут назад, - она с тревогой посмотрела на дверь. – Не знаю, когда они вернутся, может, нужно им позвонить…

Я чуть-чуть покачал головой. Я очень хотел их увидеть, но это будет слишком, слишком много людей с беспокойством в глазах. Я едва мог справиться с мамой, которая постоянно меня трогала, будто я мог исчезнуть.

Я услышал скрип двери и тихие шаги.

- Луи, тут к тебе пришёл друг, если ты в состоянии принять его. Я знаю, что только семья может тебя навещать, но я подумала… - у меня заняло всего секунду узнать этот голос. Та самая темноволосая медсестра, имя которой я так и не потрудился узнать. – Он сказал, что ничего страшного, если ты не захочешь его видеть. А ещё, что он будет сильным для тебя.

Я кивнул ей так, как смог, и сжал пальцы, понимая, как хочу почувствовать его прикосновение. Тоска по нему была уже где-то на уровне костей. Скорее всего, я выглядел просто ужасно с этими тёмными кругами под глазами и бледной кожей, но это волновало меня в последнюю очередь. Одна из лучших вещей в наших с Гарри отношениях – это то, что мы оба видели друг друга в самые ужасные наши моменты. Больше нечего было скрывать.

Это, конечно, был не самый лучший момент для представления его моей маме, но я не был уверен в том, как долго ещё смогу быть в сознании, а увидеть его очень хотелось. Я уже чувствовал тяжесть в костях, которая толкала меня вниз.

- Я скажу ему, он будет в восторге, - я увидел краем глаза её улыбку и то, как она выходит из комнаты.

Я поймал взгляд мамы и посмотрел на неё в ответ, замечая улыбку на её лице.

- Я так рада, что ты в порядке, - она сказала, проведя рукой по моему лбу. - Я так сильно люблю тебя, милый.

Я тоже тебя люблю. Я сжал её пальцы, пытаясь передать, что чувствую. Она закивала со слезами в глазах, будто бы правда поняла, что я хотел сказать.

Я услышал тихий шум колёс по больничной плитке, и шаги медсестры, которая привезла Гарри. Мама подняла глаза при этом, смахивая слёзы тыльной стороной руки и размазывая макияж по лицу.

- Привет, - она попыталась улыбнуться. – Ты один из друзей Луи?

Он сначала не ответил, а я почувствовал мягкие прикосновения к своей челюсти, которые спускались ниже к шее.

- Ага, - я попытался увидеть его хотя бы краешком глаза, поймать хотя бы блеск его зелёных глаз. – Я Гарри.

- О, - я понял по голосу, что она собрала все части воедино и что-то поняла. – О, - я понял, что она оценила взглядом Гарри в коляске с его костями, выпирающими через футболку, и серой шапочкой на голове. Она знала, на что похож рак, даже несмотря на то, что я не говорил ей о том, что Гарри болен.

- Окей, - они смотрели на меня почти одинаково, с тем самым чувством под названием любовь. - Я Джей, мама Луи.

Он улыбнулся, гладя меня по голове.

- Я знаю. Очень приятно познакомиться.

Она попыталась улыбнуться, и это у неё почти вышло.

- Мне тоже очень приятно.

Я тоже улыбнулся так, как смог, учитывая мешающие трубки. Глазами я пытался поймать взгляд Гарри. Он выглядел почти так же плохо, как и я: большие тёмные мешки под глазами, потрескавшиеся губы и бледная кожа. Я неодобрительно посмотрел на него и протянул руку, чтобы погладить его по щеке. Ты вообще спал?

Он закатил глаза и убрал мою руку от своего лица, переплетая наши пальцы.

- В зале ожидания нет удобных кроватей.

То, что я не мог поругать его, было одним из самых трудных в этот момент. Я постарался выглядеть как можно более неодобрительно, но, судя по смеху, сорвавшемуся с его губ, у меня ничего не получилось.

- Сон – это не то, что я могу контролировать.

Я сжал его руку, снова понимая, насколько счастлив был от того, что он рядом. Лёжа там, находясь почти на самой грани, я чувствовал себя несколько странно, когда Гарри был с одной стороны, а мама – с другой.

- Медсестра много тебе сказала? – мама спросила, немного улыбаясь Гарри. Она подняла нашу семью на мизерную зарплату после двух разводов. Она проделала невероятную работу. Я мог слышать уязвимость в её голосе, но точно знал, что она пройдёт через всё, даже несмотря на результат.

И это было на удивление приятно. То, что она будет продолжать идти вперед, несмотря на тот конец, что у меня будет. Я не был похож на Хейзел, которая думала о том, что её мать не будет матерью после того, как она умрёт. Моя мама будет продолжать оставаться ею для моих сестёр, для Гарри, для любого, кому она понадобится. И она навсегда будет мамой для меня, даже тогда, когда я больше не буду её сыном.

Гарри пожал плечами.

- Немного. Кайла пыталась подкупить меня информацией в обмен на то, что я найду что-то более удобное для сна, чем стулья.

Мама немного засмеялась.

- Кажется, ты действительно заботишься о Луи.

Гарри кивнул, его взгляд переместился к нашим рукам, а щёки порозовели.

- Да, я… Он очень важен для меня.

- Я знаю, - она кивнула, закрывая глаза в надежде удержать так слёзы и прикусывая губу, будто бы это правда могло помочь.

Гарри перегнулся через меня, чтобы взять мою маму за руку.

- Луи сильный. Он справится.

- Я знаю. Я знаю это.

Они оба замолчали, переплетя пальцы, а я снова куда-то провалился.

Глава 22

16 апреля – День восемьдесят девятый.

Медленно становилось лучше. Ну, лучше – это довольно относительное понятие, я, по крайней мере, мог ходить, дышать и чувствовать что-то, помимо боли. В субботу меня перевели из реанимации, но всё равно все выходные я видел перед собой лица любимых людей.

Это было как в той песне, где говорилось о том, что любовь – это смотреть на то, как твой любимый умирает. Я думал, что это, скорее всего, правда. Я смотрел на маму и понимал, что она умирает, глядя на то, как умираю я. Любить кого-то – это значит быть рядом с ним, даже если осталось всего 3 месяца, смотреть, как он умирает, и умирать вместе с ним, давать разрешение на то, что он может сделать больно, когда уйдёт.

Это странно, но любовь открывает тебя для боли. Это как отдавать кому-то своё сердце и доверять ему в том, что он не сделает больно. Но это также и признание того, что когда он уйдёт, он может забыть вернуть вам это самое сердце обратно.

В случае с Гарри я смогу удержать его сердце у себя даже тогда, когда он исчезнет вместе с моим.

17 апреля – День девяностый.

Нам с Гарри удалось сопоставить наши графики химиотерапии, и весь вечер дождливого вторника мы провели у телевизора. Так как я всё ещё чувствовал себя ужасно, со мной всегда была моя кислородная маска, но я, тем не менее, не собирался переезжать в больницу. Гарри так же не мог приехать, поэтому всё, что у нас было – это телефонная связь.

Это вовсе не было каким-то особенным свиданием с ужином, но всё равно сидеть на моём старом потрёпанном диване и слушать комментарии Гарри на тему того, должна ли невеста брать то платье или нет, было прекрасно. Было мало радости в том, чтобы чувствовать себя мешком, набитым прогнившим картофелем, но всё же делить этот момент с кем-то было несколько уютно.

- Ну, и что делает эта кислородная маска? – Гарри спросил во время рекламы. – Ты уже дал ей имя?

Я улыбнулся и посмотрел на баллон с кислородом рядом с собой. У меня вовсе не было никакой идеи для имени, но почему бы и нет?

- Нет.

Он поцокал языком.

- Я вообще не знаю, почему встречаюсь с тобой, ты, нетворческий язычник.

- Ты единственный, кто говорил мне, что хочет татушку звезды. А это относится к десятке тех вещей, что люди делают, если у них нет воображения, но есть желание сделать что-то, - я подразнил его, плотнее заворачиваясь в футболку Лиама и сдерживая тошноту. Это было убийственно, я постоянно голодал, учитывая, что при одном взгляде на еду мой желудок делал сальто.

Гарри обиженно засопел, а я постарался сдержать смешок.

- А может они делают это потому, что это действительно круто.

Я улыбнулся трубке.

- Ты будешь выглядеть ооочень классно со звездой на лбу.

- И это точно не то место, где я бы сделал это, - он ответил, всё ещё не сумев побороть раздражение в голосе. – А сейчас ты меняешь тему! Я всё ещё хочу знать, как ты назовёшь свою кислородную маску.

Я фыркнул.

- Ты такой настойчивый. Назови сам.

- Может, я так и сделаю! Что насчёт «Король Людовик XVI»? *

- Людовик XVI был обезглавлен. Я не хочу, чтобы мою кислородную маску обезглавили, Хаз. Это будет печально для всех нас, - я ответил, закатив глаза так, будто бы это реально можно было бы передать по телефону.

- Но мы можем сделать ей милую маленькую корону! – он просто горел энтузиазмом, а я только поправил маску. Я всё ещё не привык к этой штуке, но врач сказал, что скоро она станет почти что частью моего тела.

- Ты такой неудачник. Как ты вообще додумался до этого? – я спросил. Хотя, если честно, его глупость – это как раз то, что я любил в нём.

- Как насчёт имени «желание»?

- Я не буду звать мою маску желанием, - я категорично ответил. – Это глупо.

Голос Гарри был на грани шока.

- Это ссылка на фильм! Боже, Луи, как ты вообще себя терпишь!

Я засмеялся, но даже это простое движение превратилось в приступ кашля. Мне всё же удалось отдышаться, но голос был чуть более хриплый, чем обычно, когда у меня, наконец, получилось хоть что-то сказать.

- Если я однажды выплюну свои органы на пол – виноват будешь ты.

- Тогда не делай этого, не думаю, что Лиам будет счастлив отчищать тебя от ковра.

- Определённо, я не буду счастлив, если меня будут отчищать от ковра, - я сказал, прижимая ноги к груди.

Ещё одна из всех вещей, что я любил в Гарри, - его любовь ко всему миру, то, что он беспокоился о вещах, о которых не беспокоился больше никто, вроде татуировки звезды или имени для кислородной маски. Он был страстным, легковозбудимым, слишком большим для собственного тела.

- Но тогда что держит меня в живых ещё? Надежда.

- Ты можешь звать её надеждой, - он предложил.

- Это так глупо, что я сейчас заплачу, - я ответил. Но всё-таки подумал о том, что мне нравится. Так же, как может нравиться дешёвый роман или плохая попсовая музыка. Это вроде и плохо, но хорошо в то же время.

- Ну, вообще-то ты это предложил, со своими глубокомысленными комментариями, - он ответил, а я почти почувствовал его улыбку и то, как морщинки появляются в уголках его глаз.

Я подавил смех, вовремя вспомнив, чем это закончилось в прошлый раз.

- И теперь ты можешь носить с собой кусочек надежды всегда, - он сказал. – Ну, в том смысле, если мы будем задумываться о смысле.

Я улыбнулся и почувствовал знакомое ощущение любви в груди.

- Конечно, мы будем задумываться об этом!

Гарри засмеялся.

- Отлично. А теперь тихо: я хочу узнать, какое платье она выберет.

Я пробормотал что-то в знак согласия и укутался плотнее в одеяло. Улёгся поудобнее и почти сразу начал проваливаться в сон под мерное дыхание Гарри и шум телевизора с Надеждой на лице.

18 апреля – День девяносто первый.

Я проспал почти всю среду. Девочки с мамой уехали за день до этого, и, хоть я уже скучал по ним, мне необходим был покой.

Даниэль разбудила меня около полудня и отвела в мою спальню, после чего накрыла одеялом. Иногда я переживал о том, что будет с Лиамом, когда я уйду, но с Даниэль всё становилось немного лучше. Она точно переедет сюда, они поженятся. Будет семья. Она позаботится о нём тогда, когда я не смогу.

Мне всё-таки удалось сохранить свой скудный завтрак внутри себя. Я проснулся только около трёх, да и то только для того, чтобы написать Гарри пару слов.

3: 02 Луи

Скучаю по тебе.

3: 04 Гарри

Тоже скучаю. Увидимся завтра, да?

3: 04 Луи

Буду у тебя, как только проснусь.

3: 04 Гарри

Хорошо. xx

3: 05 Луи

Хорошо xx

Остаток дня я провёл в кровати, торча в интернете. А потом снова нужно было ложиться спать.

Если бы я имел хоть какое-то понятие о том, что случится в четверг, я бы постарался не засыпать ещё хоть немного, когда всё ещё балансировало на грани «хорошо».

19 апреля – День девяносто второй.

Всё, о чём я мог думать несколько часов спустя – я должен был быть там. Это было так, словно заезженная пластинка с чувством вины начинает играть снова и снова. Я едва проснулся, когда зазвонил телефон. Нашарил его рукой на тумбочке и ответил, кое-как открыв рот.

Минуту спустя паника и беспокойство поселились в моём животе, а я сам пытался найти хоть какую-нибудь одежду, чтобы выйти из дома. В итоге я надел то, что валялось около моей кровати, в спешке забыв шапочку.

Зейн сказал, что будет сообщать новости, но всё время, пока я ехал, было тихо, я пялился в пустой экран телефона, повторяя про себя свою новую мантру. Я должен был быть там. Ты был нужен ему, и тебя там не было.

Было почти 7: 30, когда я вошёл в больницу. Зейн ждал меня около дверей с сигаретой в зубах. Он потушил окурок в пепельнице, когда увидел меня, и я позволил ему крепко меня обнять. Я не мог сказать, что он любил обниматься, но, тем не менее, он позволял уткнуться ему в плечо лицом и продержаться так чуть дольше, чем нужно.

Он попытался выдавить одну из тех улыбок, что обычно кажутся настоящими, но провалился в этом.

- Теперь с ним всё будет хорошо.

Я кивнул, возвращая улыбку. Было что-то особенное в Зейне, какая-то живая связь с Гарри, и я почувствовал себя лучше, когда увидел его.

- Почему ты не написал мне?

Он сжал свои пальцы в кулаки, так как руки слишком тряслись.

- Не мог заставить руки перестать трястись. И, к тому же, ну, ты знаешь…

Какая-то часть меня на самом деле знала. Ему нужно было сказать мне это лично, нужно было, чтобы я услышал его голос, увидел его глаза. Это вовсе не было тем, что можно отправить в сообщении за пару секунд. Мы должны были держать последние частички Гарри вместе, и это было абсолютно нормальным.

- А где Найл? – я спросил, когда мы пошли внутрь.

- В Маллингаре. Поехал навестить маму в понедельник, а я пока не смог ему позвонить и сказать.

Я кивнул, заказывая себе кофе в магазинчике, на который мы набрели.

- Я понимаю, - мы сели около окна. – Так… что конкретно произошло?

Зейн пожал плечами и уставился в пол.

- Я не знаю точно. У него был приступ, и он упал. И это, вроде как, плохо.

- Мы пока не знаем, насколько плохо? – я спросил, борясь желанием уйти в себя.

Он покачал головой.

- Они не знают, насколько были повреждены его познавательные функции. Падение не прошло даром, но они всё-таки больше беспокоятся из-за приступа.

Я постарался выкинуть изображения из моей головы, это было слишком: что-то, связанное с кровью, и зелёные глаза.

- Всё так испортилось.

Зейн пожал плечами и взял кофе со стола.

- Так и есть, Луи. Так и есть.

***

Я провёл большую часть дня в больнице с Зейном. Он был очень тихим, когда действительно хотел, и я был благодарен ему за это. У него не возникало необходимости заполнить воздух каким-то бессмысленным разговором, мы просто сидели, иногда в комнате ожидания около реанимации, иногда на кровати у Гарри, а иногда выходили на улицу, учитывая привычку Зейна курить.

Это был какой-то очень уж медленный день, наполненный нервными разговорами, брошенными окурками и ожиданием того, что кто-нибудь что-нибудь нам сообщит, чтобы вытащить нас из этого чистилища. Было восемь тридцать, когда Зейну пришло сообщение. Мы сидели у Гарри в палате и пили кофе по третьему кругу.

8: 31 Гарри

Всё ещё дышу (:

Мы сразу же сорвались к нему. Кайла, тёмненькая медсестра, которая обладала какой-то непередаваемой любовью к этому парню, стояла рядом с его кроватью и поправляла его катетеры. Она улыбнулась, когда увидела нас, и что-то черканула у себя в блокноте.

- Я всё думала, когда вы покажетесь. Он стабилен. Мы увеличили дозу лекарства и скоро собираемся провести несколько тестов на психическое состояние. Но с ним, вроде бы, всё в порядке. По крайней мере так же, как и с вами, - она сказала, посмотрев на него.

- Мне прекрасно, - ленивая улыбка растянулась на лице у Гарри, показывая его чудесные ямочки, от чего я сам заулыбался. Я знал, что это было частично из-за лекарства, они всегда делали его немного сумасшедшим, но я уже научился ценить каждую улыбку, что я мог получить.

- Как ты себя чувствуешь, Хаз? – Зейн спросил, улыбаясь тоже и садясь рядом с ним. Он выглядел нормально. Нормально для человека, у которого был приступ, и который, возможно, получил какое-то повреждение мозга. На его голове красовалась большая белая повязка, видны были синяки, тянущиеся к его глазам.

- Немного шатко, - Гарри пошевелил пальцами. – Моооорфиииииииииин.

Я засмеялся и пододвинул стул ближе к его кровати.

- Я так волновался за тебя этим утром, ты даже не представляешь.

Его глаза метнулись ко мне, и неожиданно резко сквозь них прошла какая-то очень сильная эмоция. Это было словно вспышка. Что-то вроде страха, который исчез до того, как я смог осознать это. Гарри потянулся к моей руке и сжал её, возможно даже слишком сильно, улыбка снова появилась на лице, что больше походило на то, что он сошёл с ума.

- Я в порядке. Тебе не нужно обо мне беспокоиться.

Я попытался улыбнуться, удивляясь тому, почему мне вдруг стало так неожиданно неловко. Я посмотрел на Зейна, но тот, вроде бы, не проявлял никаких признаков дискомфорта.

- Я ничего не могу поделать с этим, ты же знаешь.

Он кивнул как-то слишком уж бодро.

- Я бы и не хотел по-другому.

- Не хотелось бы вас прерывать, но ему на самом деле лучше поспать, - Кайла стояла в дверях. – Вы, конечно, можете остаться, но будет лучше, если вы всё-таки отдохнёте, - она улыбнулась мне. – Вы оба, я вижу мешки под вашими глазами.

Я удивился тому, что одна из медсестёр Гарри всё-таки заметила, как дерьмово я выгляжу, но всё не мог понять, что это значит. Точно ничего хорошего.

Зейн пошевелился первым.

- Позаботься о себе. У нас уроки завтра, но я приду вечером, хорошо?

Гарри кивнул.

- Хорошо.

Он задержался в дверях, чтобы сказать:

- Сладких снов.

Гарри снова улыбнулся.

- Сладких снов, Зейн.

Я встал, чтобы пойти за темноволосым парнем, зевая. Это был очень трудный день, и всё, чего мне хотелось – это свернуться клубочком на кровати и проспать несколько суток.

Гарри протянул руку и неуклюже обхватил моё запястье. Было что-то странное в его движениях, будто бы он был не совсем уверен, что делает.

- Останься.

Я посмотрел на него сверху вниз, на его повязку на голове, на умоляющее выражение лица.

- Пожалуйста.

Я кивнул и залез к нему под одеяло. Он похудел так же, как и я, наши кости всё время бились друг о друга жёстко и нещадно.

- Не бросай меня, ладно? – он сказал тихо, беря меня за руку так, чтобы не потревожить катетеры.

- Ни за что. Я же обещал, помнишь?

Он кивнул, укладываясь удобнее на подушках.

- Спокойной ночи, Луи, - а потом после паузы: - Я люблю тебя.

- Я тоже тебя люблю, - я пробормотал ему в плечо, закрывая глаза и ожидая, как меня поглотит сон. К сожалению, отдых не хотел приходить, поэтому я уснул где-то через час после того, как в помещении остались лишь звуки дыхания Гарри во сне.

Пока в комнате становилось темнее, я думал о том, что изменилось в его взгляде. Это сжимало мою грудь так сильно.

Я ещё не знал, что это был первый раз, когда он забыл меня.

* Людовик в английском пишется как Louis. Сами можете сделать вывод, почему Гарри предложил именно это имя.

Глава 23

21 апреля – День девяносто третий.

Первое, что я услышал, когда дошёл до палаты Гарри, были голоса в несколько повышенных тонах. Я остановился у двери, чтобы немного послушать, потому что боялся того, что могу там увидеть. Я не узнавал того, кто говорил больше всего. Это, вероятно, была женщина, тон её голоса постоянно то повышался, то понижался. Я прижался ухом к двери так сильно, как только смог, чтобы успеть поймать каждый кусочек разговора.

- Это ничего не значило. Я в порядке. Я на самом деле в порядке! – я чувствовал отчаяние в голосе Гарри. Все мои внутренности просто скрутились от того, насколько сломленным он звучал, насколько сильно мне хотелось ему помочь.

- Но что, если бы ты не был в порядке? – после этой фразы последовала пауза, а затем что-то ещё, что я не расслышал.

- Я просто не хочу, чтобы ты проделывала этот путь в Лондон каждый раз из-за пустяка, - он ответил, а я практически увидел выражение его лица в этот момент.

- Ну, может, тебе просто не нужно быть в Лондоне. Может, тебе нужно вернуться домой, - голос снова повысился, и мне вдруг стало ясно, кто говорит. Мать Гарри никогда не была тем, о чём мы разговаривали. У меня всегда создавалось впечатление, что Гарри любил и заботился о ней, но мы ни разу не встретились с ней с тех самых пор, как я с ним познакомился.