Глава первая

— Ковбой, адвокат и автомеханик смотрят «Королеву проклятых»[1], — сказала я.

Уоррен, который когда-то очень давно действительно был ковбоем, засмеялся и пошевелил пальцами босых ног.

— Это может быть началом дурацкого анекдота или фильма ужасов.

— Нет, — ответил Кайл, адвокат. Его голова упиралась в мое бедро. — Если хочешь фильм ужасов, начинать нужно с вервольфа, великолепного любовника, и ходячей...

Уоррен, вервольф, рассмеялся и покачал головой.

— Слишком сложно. Сегодня мало кто помнит, кто такие ходячие.

Обычно нас путают с ходящими в шкурах. Так как и ходячие, и ходящие в шкурах — существа, умеющие менять облик, — принадлежат к коренным жителям Северной Америки, мне эта путаница понятна. Особенно потому, что я совершенно уверена: термин «ходячие» придумал какой-то тупой белый, не понимающий разницы.

Я не «ходящая в шкуре». Прежде всего, я не из того племени. Мой отец был черноногим из Северной Монтаны, а ходящие в шкурах происходят от племен юго-запада, в основном хопи и навахо.

Во-вторых, ходящие в шкурах должны носить шкуру животного, в которое они превращаются, обычно койота или волка, но при этом их глаза не меняются. Это злые волшебники. Они сеют болезни и смерть везде, куда ни пойдут.

Мне, для того чтобы стать койотом, не нужна ни шкура, ни — тут я посмотрела на Уоррена, некогда ковбоя, а теперь вервольфа, — полнолуние. В обличье койота меня не отличить от других койотов. Среди волшебных существ, живущих в штате Вашингтон, на шкале силы и волшебного воздействия я в самом низу. И это одно из тех обстоятельств, которые обеспечивали мою безопасность. Из-за меня просто не стоило беспокоиться. Но за последний год все изменилось. Дело не в том, что я стала сильнее. Нет, я начала совершать поступки, которые привлекают ко мне внимание. И когда вампиры поймут, что я убила даже не одного, а двух из них...

Тут по экрану телевизора как раз прошел вампир; экран этот так велик, что не вместился бы ни в одну комнату моего трейлера. Вампир был без рубашки, брюки тесно облегали его эротичные бедра.

Мне не понравилось, что я почувствовала страх, а не похоть. Любопытно: после убийства вампиров я стала бояться их еще больше. Мне снились вампиры, выползающие из щелей в полу и шепчущие в тени. Во сне я снова ощущала, как кол вонзается в плоть и мне в руку впиваются клыки.

Если бы у меня на бедре лежала голова Уоррена, а не Кайла, Уоррен заметил бы мою реакцию. Но Уоррен лежал на полу и не отрывал глаз от экрана.

— Знаете... — Я поглубже забилась в неприлично удобный кожаный диван в телевизионной комнате на втором этаже огромного дома Кайла и постаралась говорить небрежно: — Я сперва удивилась выбору Кайла. Не думала, что в кино «Королева проклятых» может быть столько голых мужских торсов.

Уоррен засмеялся, прожевал горсть попкорна из чашки, стоявшей на его плоском животе, и сказал с более заметным, чем обычно, техасским акцентом:

— Ты ожидала больше обнаженных женщин и меньше полуодетых мужчин, Мерси? Плохо же ты знаешь Кайла. — Он снова беззвучно рассмеялся и показал на экран: — Эй, не думал, что на вампиров не действует тяготение. Видела, как он свисает с потолка?

Я покачала головой, глядя, как вампир прыгает сверху на двух своих поклонниц и жертв.

— Ну, я бы не промахнулась. И я еще не видела, как они едят людей. Ик.

— Заткнитесь. Мне это кино нравится! — Кайл, адвокат, защищал свой выбор. — Много красивых мальчиков, которые кутаются в простыни или бегают в коротких штанах и без рубашек. Я думал, тебе тоже понравится, Мерси.

Я осмотрела его — каждый дюйм его красивого, загорелого тела — и подумала, что он интереснее всех этих красавцев на экране. Реальнее.

Внешне он почти воплощение расхожих представлений о геях — от геля на коротких, еженедельно подстригаемых темно-каштановых волосах до безупречной дорогой одежды. Если не будешь внимателен, можешь не заметить острый ум, который прячется за этой привлекательной внешностью. Причем Кайл такую внешность выбрал сознательно.

— На самом деле не так уж плохо для плохого вечернего кино, — продолжал Кайл, не беспокоясь о том, что заглушает звуки с экрана: никто из нас не слушал этот блестящий диалог. — Я хотел взять «Блейд III»[2], но, как ни странно, его разобрали.

— Любой фильм с Уэсли Снайпсом стоит смотреть, даже если звук выключен.

Я изогнулась и наклонилась, чтобы взять попкорн из чашки Уоррена. Он по-прежнему слишком худ; это, да еще хромота напоминают — месяц назад он был ранен так тяжело, что я опасалась за его жизнь. Слава Богу, вервольфы очень выносливы, иначе из-за этого вампира-демона мы бы его потеряли. Это был первый убитый мной вампир — я убила его с ведома и разрешения местной госпожи вампиров. То, что ей на самом деле этого не хотелось, не отменяет ее благословения. За эту смерть она никак не могла мне отомстить, а то, что я виновата во второй смерти, она не знает.

— Только если он не в лохмотьях, — протянул Уоррен.

Кайл фыркнул в знак согласия.

— Уэсли Снайпс прекрасный мужчина, но женщина из него уродливая, с толстым задом.

— Эй, — возразила я, заставляя себя думать о разговоре, — «Вонг Фу»[3] — хорошее кино.

Мы смотрели его неделю назад у меня дома.

Вверх по лестнице разнесся легкий звенящий звук, и Кайл скатился с дивана и встал одним легким грациозным движением, ускользнувшим от внимания Уоррена. Уоррен продолжал смотреть на экран и улыбался — совсем не того добивались создатели этого кровопролитного зрелища. А вот мои чувства гораздо больше соответствовали желаемому результату. Слишком легко я представляла себя жертвой.

— Печенье готово, мои сладкие, — сказал Кайл. — Кто-нибудь хочет еще выпить?

— Нет, спасибо, — ответила я, глядя, как кормятся вампиры. Но ведь это выдумка.

— Уоррен?

Услышав свое имя, Уоррен наконец оторвался от экрана.

— Воды достаточно.

Уоррен не так красив, как Кайл, черты у него жесткие, лицо обветренное. Он голодным взглядом проводил Кайла, спустившегося по лестнице.

Я улыбнулась про себя. Приятно снова видеть Уоррена счастливым. Но когда он посмотрел на меня, взгляд его был серьезным. С помощью пульта он увеличил громкость, сел и посмотрел на меня, зная, что Кайл наш разговор не услышит.

— Ты должна сделать выбор, — сказал он с нажимом. — Адам или Сэмюэль... или ни тот, ни другой. Держать их в подвешенном состоянии нельзя.

Адам — это Альфа местной стаи вервольфов, мой сосед, и иногда я хожу на свидания с ним. Сэмюэль — моя первая любовь, первый, кто разбил мне сердце, а теперь квартирант в моем доме. Только квартирант — хотя хотел бы быть кем-то большим.

Я не доверяю ни тому, ни другому. За дружелюбной внешностью Сэмюэля скрывается терпеливый и безжалостный хищник. А Адам... ну, Адам меня просто пугает. И я очень боюсь, что люблю их обоих.

— Знаю.

Уоррен опустил глаза — явный признак, что ему неловко.

— Утром я не чистил зубы порохом, так что могу высказаться спокойно, но, Мерси, это очень серьезно. Я знаю, это трудно, но два доминантных вервольфа, жаждущие одной женщины... это кончается кровопролитием. Не знаю, какие еще волки позволили бы тебе столько уходить от них, но один из них рано или поздно сорвется.

Мой телефон заиграл «Прогулку слоненка»[4]. Я достала телефон из кармана на бедре и посмотрела на номер звонящего.

— Я тебе верю, — сказала я Уоррену. — Только не знаю, какмне быть.

С Сэмюэлем все гораздо хуже, там не просто его бессмертная любовь ко мне, но это дело мое и его, а никак не Уоррена. А Адам... впервые я подумала, что, может быть, лучше свернуть палатку и просто переехать?

Телефон продолжал звонить.

— Это Зи, — сказала я. — Нужно ответить.

Зи — мой прежний босс и учитель. Он научил меня восстанавливать автомобили с нуля — и дал оружие, чтобы убить вампира — виновника хромоты Уоррена и кошмаров, от которых у меня круги под глазами. Думаю, это дает Зи право прерывать пятничный вечерний кинопросмотр.

— Все же подумай об этом.

Я бледно улыбнулась ему и раскрыла телефон.

— Привет, Зи.

На другом конце повисло молчание.

— Мерседес, — сказал он, и даже сильный немецкий акцент не мог скрыть дрожи в его голосе. Что-то очень неладно.

— Что случилось? — спросила я, садясь прямо и спустив ноги на пол. — Здесь Уоррен, — добавила я: пусть Зи знает, что нас слушают. В присутствии вервольфов частный разговор затруднителен.

— Поедешь со мной в резервацию?

Он мог говорить о резервации Уматилла[5] в окрестностях Тройного города. Но это Зи, а значит, речь о резервации малого народа Рональда Уилсона Рейгана за Уолла-Уолла[6], которую здесь называют Волшебной страной.

— Сейчас? — спросила я.

К тому же... я взглянула на вампира на большом телеэкране. Не вполне верно, подлинное зло не передано, но все же сходство достаточное, чтобы внушить тревогу. Почему-то я не расстроилась, что не досмотрю кино до конца... и не продолжу разговор о своей любовной жизни.

— Нет, — раздраженно сказал Зи. — На следующей неделе. Jetzt. Вонечйо, сейчас. Ты где? Я тебя подхвачу.

— Знаешь, где живет Кайл? — спросила я.

— Кайл?

— Бойфренд Уоррена. — Уоррена Зи знает; я только не помнила, что ему незнакомо имя Кайл. — Мы в Западном Ричленде.

— Давай адрес. Я найду.

На автостраде грузовик Зи урчит равномерно, хотя он старше меня. Жаль, что сиденья сносились больше, чем двигатель, — я поерзала, чтобы своенравная пружина не слишком впивалась.

Приборный щиток освещал морщинистое лицо, которое Зи предъявляет миру. Редкие седые волосы были чуть взлохмачены, как будто он расчесывал их руками.

Когда я закончила разговор с Зи, Уоррен больше ничего не сказал об Адаме и Сэмюэле, потому что, слава Богу, появился Кайл с печеньем. Не то чтобы меня тревожило вмешательство — я сама достаточно вмешивалась в его личные дела, так что он имеет такое же право. Я просто больше не хотела об этом думать.

Выехав за пределы Западного Ричмонда, всю дорогу через Ричмонд и Паско мы с Зи в основном молчали. Я хорошо знала, что расспрашивать старого гремлина бесполезно, пока он сам не дозреет, поэтому оставила его в покое — после первых десяти или пятнадцати вопросов, на которые он не ответил.

— Ты бывала в резервации? — неожиданно спросил он, после того как мы пересекли мост за Паско и выехали на шоссе к Уолла-Уолла.

— Нет.

Резервация малого народа в Неваде приветствует туристов. Чтобы привлечь их, там открыли казино и парк аттракционов. А вот резервация Уолла-Уолла, напротив, всячески препятствует появлению тех, кто не принадлежит к иным. И я не знаю, кто виноват в такой нелюбезности: федералы или сам малый народ.

Зи недовольно постучал по рулевому колесу. У него были руки человека, всю жизнь чинившего машины, — руки в мозолях и шрамах, с въевшейся в кожу смазкой, которую не оттереть даже пемзой.

Подходящие руки для человека, которым притворяется Зи. Когда Серые Повелители, могущественные и безжалостные существа, тайно правящие малым народом, через несколько лет после того, как иные перестали таиться, заставили его открыться публике, Зи и не подумал менять наружность.

Я знакома с ним чуть больше десяти лет и всегда видела только мрачное лицо старика. У него есть и другое лицо, я это знаю. Большинство иных живет среди людей, прикрываясь чарами, даже когда признает свое существование. Люди просто не готовы иметь дело с подлинной внешностью иных. Конечно, в основном они похожи на людей, но они не стареют. Редкие волосы и морщинистое, в темных старческих пятнах лицо — явный признак того, что это не подлинная внешность Зи. А вот мрачное выражение — не маскировка.

— Ничего не ешь и не пей, — вдруг сказал он.

— Я прочла все волшебные сказки, — напомнила я ему. — Ни еды, ни питья. Никаких одолжений. Никого не благодарить.

Он хмыкнул.

— Волшебные сказки! Глупые истории для детей.

— Я читала и Кэтрин Бриггз[7], — возразила я. — А также братьев Гримм в подлиннике.

В основном я искала упоминания о ком-нибудь, кем мог бы быть Зи. Он отказывался говорить об этом, но я думала, что все же он известная личность. И поиски его истинной сути стали для меня своего рода хобби.

— Это лучше. Лучше, но не намного. — Он постучал пальцами по колесу. — Бриггз пользовалась только архивами. Ее книги Дерны настолько, насколько верны ее источники, а они по большей части очень неполны. Братья Гримм в своих сказках больше думали о занимательности, чем об истине. И то и другое nur Schatten... только тени реальности. — Он бросил на меня быстрый внимательный взгляд. — Дядюшка Майк считает, что ты можешь нам помочь. И я подумал, что это была бы лучшая плата. Тебе верь все равно придется заплатить.

Когда мне предстояло убить вампира, одержимого демоном, который превратил этого вампира в колдуна, Зи, рискуя навлечь на себя гнев Серых Повелителей, одолжил мне кое-что из сокровищ малого народа. И я убила вампира, а потом убила и того вампира, который создал первого. Как в сказках: если используешь волшебный дар сверх дозволенного, жди последствий.

Знай я, что придется расплачиваться, я бы с самого начала вела себя осторожнее: в прошлый раз оплата услуги кончилась плохо.

— Все будет в порядке, — сказала я вопреки холодному комку ужаса в животе.

Он мрачно посмотрел на меня.

— Я не подумал, что значит привести тебя в резервацию после наступления темноты.

— Но люди ведь бывают в резервации, — возразила я с сомнением.

— Не такие, как ты, а когда стемнеет — вообще никаких посетителей. — Он покачал головой. — Люди видят то, что должны видеть, особенно днем, когда легче обмануть их глаза. Но ты... Серые Повелители запрещают охотиться на людей, но среди нас есть хищники, и им Трудно не поддаваться зову природы. Особенно когда Серые Повелители, установившие закон, отсутствуют... здесь только я. И если ты увидишь то, что не должна увидеть, найдутся такие, кто станет говорить, что исправить это можно только одним способом...

Лишь когда он перешел на немецкий, я поняла, что он говорит сам с собой. По крайней мере половина сказанного мне не предназначалась. Благодаря Зи мой немецкий значительно улучшился по сравнению с тем, чему меня научили за два года в колледже, но все же он недостаточно хорош, чтобы понять все.

Шел девятый час, но солнце все еще обливало соседние холмы золотым блеском. Большие деревья еще зеленели, но на кустах листва уже начала приобретать великолепные осенние оттенки.

Возле Тройного города деревья растут только в городской черте, где их постоянно поливают, спасая от жестокого летнего зноя, или на берегах рек. Но за Уолла-Уолла, где Голубые горы[8] позволяют воздуху сохранить немного влаги, местность становится более зеленой.

— Хуже всего вот что, — Зи снова перешел на английский. — Я не думаю, что тебе удастся рассказать нам то, чего мы уже не знали бы.

— О чем рассказать?

Он как-то робко и застенчиво посмотрел на меня. Странно было видеть на его лице такое выражение.

— Ja, я все путаю. Начну с начала. — Он глубоко вздохнул, шумно и тяжело. — В резервации мы сами следим за соблюдением законов — у нас есть такое право. Но мы делаем это незаметно, потому что люди не готовы принять наши способы соблюдения законов. Ведь нелегко посадить в тюрьму таких как мы, верно?

— Те же проблемы у вервольфов, — сказала я.

— Ja, еще бы. — Он коротко и резко кивнул. — Итак. В последнее время в резервации случилось несколько смертей. Мы думаем, причина у всех у них одна.

— У вас в резервации своя полиция? — спросила я.

Он отрицательно покачал головой.

— У нас нет полиции. Вернее, обычной полиции. Но дядюшка Майк — член Совета. Он подумал, что твое обоняние может быть нам полезно, и послал меня за тобой.

Дядюшка Майк — хозяин бара в Паско; в его заведении собирается малый народ и другие сверхъестественные существа, живущие в городе. Я всегда знала, что он влиятелен, иначе как он мог бы укрывать такое количество малого народа? Но что он член Совета, я не знала. Может быть, если бы я знала, что такое этот Совет, то что-нибудь заподозрила бы.

— Разве никто из вас не умеет того же, что я? — Я подняла руку, мешая Зи ответить сразу. — Дело не в моем нежелании. Могу представить себе худшие способы выплаты долга. Но почему я? Разве гигант Джека не унюхал ради Пита кровь англичанина? Как насчет магии? Разве нельзя с ее помощью найти убийцу?

Я мало что знаю о магии, но мне казалось, что в резервации малого народа найдется кто-нибудь, владеющий магией получше моего носа.

— Может быть, Серые Повелители с помощью своей магии нашли бы виновных, но мы не хотим привлекать их внимание. Это слишком рискованно. А без Серых Повелителей... — Зи пожал плечами. — Убийца оказался на удивление неуловимым. Немногие из нас наделены острым обонянием... этот дар доставался в основном тем, кто близок к животным. Как только Серые Повелители решили, что для всех нас безопасней слиться с человеческим обществом, а не жить вне его, они уничтожили среди нас тех хищников, кто пережил пришествие Христа и появление холодного железа. Конечно, можно найти одного-двух, кто способен вынюхивать людей, но они так слабы, что им нельзя доверять.

— Что это значит?

Он мрачно посмотрел на меня.

— У нас свои обычаи. Тот, кто слишком слаб, чтобы защититься, не должен вести себя вызывающе. Если убийца силен или обладает большими связями, никто из иных, способных его вынюхать, не захочет его обвинять.

Он улыбнулся, чуть изогнув губы.

— Мы не способны лгать... но правда и честность — совершенно разные вещи.

Я выросла среди волков, которые умеют учуять ложь за сто ярдов. И сама все знаю о разнице между правдой и честностью.

Но что-то в его словах...

— Хм-м. Я не сильна. Что если мои слова кого-нибудь оскорбят?

Он улыбнулся.

— Ты будешь здесь моей гостьей. Это может не защитить тебя, если ты увидишь слишком много: наши законы очень определенно говорят, что делать с людьми, случайно забредшими в Подхолмье и увидевшими то, что им видеть не следовало. Конечно, то, что тебя пригласил Совет, и то, что ты не совсем человек, дает тебе относительную неприкосновенность. Но всякому, кто сочтет, что его оскорбили твои слова, придется по нашим законам иметь дело не с тобой, а со мной. А я могу себя защитить.

В это я верила. Зи называет себя гремлином, что, вероятно, во многом справедливо — хотя слово «гремлин» гораздо моложе самого Зи. Он один из немногих иных, обладающих склонностью к железу, и это дает ему многочисленные преимущества перед остальным малым народом. Для большинства других железо смертельно.

Там, где мы свернули с автострады, не было никакого знака. Дорога вилась между небольшими лесистыми холмами, которые напоминали мне скорее Монтану, чем голые, поросшие костерком и полынью земли у Тройного города.

Мы повернули, проехали через густую рощу тополей и оказались между двух стен из коричневых цементных блоков, высотой в шестнадцать футов, с проволочной спиралью поверху, что заставляло гостей чувствовать себя еще более незваными.

— Похоже на тюрьму, — сказала я.

Сочетание высоких стен и узкой дороги вызвало у меня клаустрофобию.

— Да, — угрюмо согласился Зи. — Забыл спросить: у тебя права с собой?

Да.

— Хорошо. Запомни, Мерси, в резервации много существ, которые не любят людей, а ты так похожа на человека, что гостеприимства от них не жди. Если слишком выйдешь за рамки, тебя сначала убьют, а потом обратятся к правосудию.

— Я буду выбирать слова, — пообещала я.

Он недоверчиво фыркнул.

— Поверю, когда увижу. Лучше бы с нами был дядюшка Майк. При нем тебя бы не посмели тревожить.

— Мне казалось, это идея дядюшки Майка.

— Да, но он работает и сегодня не может оставить свое заведение.

Мы проехали еще с полмили, и дорога резко повернула направо; показались караулка и ворота. Зи остановил грузовик и опустил окно.

Охранник был в военном мундире с большой нашивкой «БДМН». Я недостаточно знакома с БДМН (Бюро по делам малого народа), чтобы знать, к каким воинским формированиям это бюро относится, да и вообще относится ли к армии. У охранника был вид наемного полицейского, и чувствовалось, что в военном мундире ему немного не по себе, хотя ему нравилась власть, которую давал этот мундир. Значок на груди у охранника сообщал: «О'Доннелл».

Охранник наклонился к машине, и я ощутила запахи чеснока и пота, хотя он не казался немытым. Просто у меня нос гораздо чувствительнее, чем у людей.

— Права, — сказал он.

Несмотря на ирландскую фамилию, он походил скорей на француза или итальянца, чем на ирландца. Лицо самоуверенное, волосы редеют.

Зи открыл бумажник и протянул водительские права. Охранник с важным видом просматривал их, время от времени поглядывая на Зи. Потом кивнул и сказал:

— Ее тоже.

Я уже достала свои права из сумочки. И отдала их Зи, чтобы не касаться охранника.

— Не указана разновидность, — сказал О'Доннелл, большим пальцем загибая край моего удостоверения.

— Она не из малого народа, сэр, — почтительно сказал Зи; я никогда раньше не слышала у него подобного тона.

— Правда? А какое у нее здесь дело?

— Она моя гостья, — быстро ответил Зи, как будто чувствовал, что я сейчас брякну охраннику, мол, не твое дело.

А еще он тупица — он и тот, кто тут командует охраной. Смотреть фото в правах у иного! Единственное, что объединяет всех иных, это чары — способность менять внешность. Иллюзия настолько хороша, что затрагивает не только восприятие человека, но и физическую реальность. Вот почему пятисотфунтовый огр[9] ростом в десять футов может носить платье шестого размера и ездить в «миате»[10]. Мне говорили, что это не смена облика. Но, по-моему, очень близко.

Не знаю, какие права нужно ввести для малого народа, но снимок на них — совершенная бессмыслица. Конечно, иные стараются поддерживать убеждение, что у них может быть только одно обличье, хотя определенно никогда этого не утверждают. Может, им удалось убедить в этом каких-то бюрократов.

— Пожалуйста, выйдите из машины, мэм, — сказал придурок, обходя машину и оказываясь с моей стороны.

Зи кивнул. Я вышла.

Охранник обошел меня кругом, и мне пришлось сдерживать рычание. Мне не нравится, когда люди встают у меня за спиной. А он не так туп, как казался: понял это и нарочно обошел еще раз.

— Начальство не любит гражданских посетителей, особенно после наступления темноты, — сказал он Зи, который тоже вышел и встал рядом со мной.

— Мне разрешено, сэр, — по-прежнему почтительно ответил Зи.

Охранник фыркнул и просмотрел с помощью клавиатуры несколько страниц, хотя сомневаюсь, чтобы он что-нибудь действительно читал.

— Сибольд Адельбертсмайтер. — Он произнес неверно: Зи зовут Зибольд. — Майкл Макнеллис и Оуэн Джонс.

Майкл Макнеллис может быть дядюшкой Майком, а может и не быть им. Не знаю никого из иных по имени Оуэн, но я вообще по пальцам могу пересчитать своих знакомых из малого народа. Иные обычно держатся обособленно.

— Совершенно верно, — ответил Зи. Его ложная покорность казалась искренней. Я знала, что она ложная, потому что у Зи нет терпения на дураков — да и на всех остальных тоже. — Сибольд — это я.

Он произнес свое имя, как это сделал О'Доннелл.

Мелкий тиран прошел с моими правами в свою каморку. Я осталась на месте и не могла видеть, что он делает, но слышала стук клавиатуры. Через несколько минут он вышел и вернул мне права.

— Будьте осторожны, Мерседес Томпсон. Волшебная страна — не место для хороших маленьких девочек.

Очевидно, когда их обучали такту, О'Доннелл болел. Обычно я держу себя в руках, но его «маленькая девочка» прозвучало как оскорбление. Чувствуя на себе внимательный взгляд Зи, я взяла права, сунула их в карман и постаралась удержать при себе то, что думаю.

Должно быть, моя физиономия все же была недостаточно каменной, потому что охранник придвинул свое лицо к моему.

— Вы меня слышите, девочка?

Я почувствовала запах ветчины с горчицей, которой он завтракал. Чеснок он, вероятно, ел накануне вечером. Может, с пиццей или лазаньей.

— Слышу, — ответила я как можно нейтральнее. Должна признать, получилось не очень.

О'Доннелл положил руку на рукоять пистолета и взглянул на Зи.

— Она может оставаться два часа. Если к тому времени не вернется, мы ее поищем.

Зи, не отрывая взгляда от лица охранника, склонил голову, как боец в фильмах о карате. Он дождался, пока стражник вернется в свою караулку, потом сел в машину. Я за ним.

Створка металлических ворот отъехала в сторону неохотно, отражая отношение О'Доннелла. Сталь, из которой сделаны ворота, была первым признаком толковости, какой я увидела. Если бетон стен не армированный, таких как я он удержит, но против малого народа бесполезен. Проволочная спираль слишком блестит, чтобы быть из чего-то, кроме алюминия, а алюминий нисколько не тревожит малый народ. Конечно, формально стена сделана для защиты малого народа и их территории, поэтому неважно, что иные могут приходить и уходить когда им вздумается, не обращая внимания на ворота.

Зи проехал в ворота, и мы оказались в Волшебной стране.

Не знаю, чего я ожидала от резервации: военных казарм или английских коттеджей, может быть. Но увидела аккуратные, один за другим, ряды домов типа ранчо с одинаковыми гаражами на одну машину на одинакового размера дворах с одинаковыми изгородями, с проволочной сеткой на входе в дом и с кедром — за ним.

Единственное отличие одного дома от другого — окраска и цвет листвы во дворе. Я знала, что резервация существует с восьмидесятых годов, но выглядело все так, будто построено год назад.

Тут и там стояли машины, в основном спортивные и грузовички, но никого живого я не увидела. Единственной живой душой, кроме нас с Зи, была большая черная собака, которая умными глазами смотрела на нас со двора светло-желтого дома.

Собака наводила на мысль об степфордском эффекте[11].

Я собралась что-то сказать по этому поводу Зи и поняла, что нос говорит мне нечто иное.

— Где вода? — спросила я.

— Какая вода? — поднял он бровь.

— Пахнет болотом: водой, и гнилью, и растениями.

Он бросил на меня взгляд, который я не поняла.

— Я так и сказал дядюшке Майку. Наши чары хорошо действуют на зрение и осязание, неплохо на вкус и слух, но не на обоняние. У большинства людей оно недостаточно острое, чтобы нас это тревожило. Ты, как только меня увидела, сразу учуяла, что я иной.

На самом деле он ошибался. Я не встречала двух человек, которые пахли бы одинаково, и подумала, что запах земли, который исходит от него и его сына Теда, — просто их индивидуальный запах. Только много времени спустя я научилась отличать людей от иных. Если только вы не живете в часе езды от одной из четырех американских резерваций малого народа, ваши шансы встретить кого-нибудь из них невелики. Насколько мне известно, до переезда в Тройной город и начала работы у Зи я никогда не сталкивалась с иными.

— Так где же болото? — спросила я.

Он покачал головой.

— Надеюсь, ты сумеешь разгадать секрет маскировки, которую использовал наш убийца. Но ради тебя самой, Liebling, я надеюсь, что ты оставишь резервации ее тайны, если это возможно.

Он свернул на улицу, которая выглядела точно так же, как четыре предыдущие, мимо которых мы проехали; только во дворе маленькая девочка, лет восьми или девяти, играла с йо-йо. Девочка серьезно смотрела на вращающуюся часть игрушки и даже не взглянула на машину, которую Зи остановил перед ее домом. Но когда Зи открыл калитку, девочка одной рукой подхватила йо-йо и посмотрела на нас взрослыми глазами.

— Никто не входил, — сказала она.

Зи кивнул.

— Это место последнего убийства, — объяснил он мне. — Мы обнаружили его сегодня утром. Есть еще шесть других. Везде побывали целые толпы, но сюда после смерти никто не заходил, кроме нее, — он показал на девочку, — она член Совета, — и дядюшки Майка.

Я взглянула на девочку — члена Совета. Она улыбнулась и надула пузырь из жвачки.

Я решила, что безопаснее не обращать на нее внимания.

— Хочешь, чтобы я учуяла того, кто побывал во всех этих домах?

— Если сможешь.

— Не существует базы данных, где хранятся все запахи. Даже если я его учую, я понятия не буду иметь, кто он — если только это не ты, не дядюшка Майк и не член Совета.

Я кивком показала на девочку с йо-йо.

Зи невесело улыбнулся.

— Если сумеешь найти запах, который есть во всех домах, я лично буду сопровождать тебя по всей резервации и по всему штату Вашингтон, пока ты не найдешь этого сукина сына убийцу.

Вот тут я поняла, что для него это личное дело. Зи очень редко бранится и никогда не бранится по-английски. В моем присутствии он впервые не употребил слова «сука».

— Будет лучше, если я проделаю это одна, — сказала я ему. — Чтобы ваши запахи не смешивались с тем, что я найду. Не возражаешь, если я в грузовичке поменяю облик?

— Nein, nein, — сказал он. — Меняйся.

Я пошла к грузовичку, все время ощущая спиной взгляд девочки. Она выглядит слишком невинной и беспомощной, чтобы быть серьезной угрозой; ну разве что похулиганит немного.

Я села на пассажирское сиденье, чтобы было побольше места, и разделась. У вервольфов перемена проходит очень болезненно, особенно если им приходится долго ждать полнолуния и их заставляет меняться луна.

Мне перемена не причиняет никакой боли — на самом деле я очень хорошо себя чувствую, как будто славно потянулась после трудной работы. Но я начинаю ощущать голод, а если слишком часто перехожу из одного обличья в другое, сильно устаю.

Я закрыла глаза и из человека стали койотом. Задней лапой почесала ухо, прогоняя последние судороги, и выпрыгнула через окно, которое нарочно оставила открытым.

Мое восприятие как человека очень остро. Когда я меняю облик, оно еще обостряется, но дело не только в этом. В обличье койота я умею лучше сосредоточиваться на нужной информации.

Я побежала по тротуару и по земле сразу за калиткой, чтобы привыкнуть к запахам дома. Добежав до порога, я уже знала запах самца (это определенно не был человек, хотя сказать точно, кто он, я не могла), который сделал этот дом своим. Я уловила также запах самых частых посетителей, таких как девочка, которая вернулась к своей игрушке, но смотрела на меня, а не на игрушку.

После первых фраз они с Зи не обменялись ни словом, которое я могла бы услышать. Это могло означать, что они друг друга не любят, но язык их тел не свидетельствовал о вражде или напряжении. Наверно, им просто нечего было сказать друг другу.

Зи открыл дверь, когда я остановилась перед ней, и меня поглотила волна смерти.

Я сделала шаг назад — не справилась с собой. Безобразие смерти действует даже на малый народ. Я перебралась через порог с излишней осторожностью, но кое-какие поступки, особенно в облике койота, совершаешь инстинктивно.