Глава третья

Когда я наконец вышла из ванной, в спальне было пусто, а дверца шкафа закрыта. Я взглянула на часы. Пятнадцать минут на то, чтобы добраться до гаража, если я намерена открыть его вовремя.

Я радовалась, что никто не слышал моих стонов и аханий, когда я одевалась. Никто живой.

Все мышцы болели, особенно на правом плече, и стоило мне нагнуться, чтобы вдеть шнурки и обуться, в побитой стороне лица начиналась пульсация. Но мне будет еще больнее, если я потеряю клиентов из-за того, что не открою вовремя.

Я распахнула дверь спальни, и на меня посмотрел Сэмюэль, сидевший на диване. Он тоже не спал всю ночь; ему следовало бы лечь, а не дожидаться меня. Он поднялся и вынул из холодильника пузырь со льдом.

— Возьми, приложи к лицу.

Было очень приятно, и я прислонилась к двери, наслаждаясь онемением щеки.

— Я позвонил Зи и рассказал, что случилось, — сказал Сэмюэль. — Можешь лечь в постель. Сегодня Зи поработает за тебя. Он сказал, что может выйти и завтра, если понадобится.

Зибольд Адельбертсмайтер, известный друзьям как Зи, хороший механик, самый лучший. Это он научил меня всему, что я знаю, а потом продал мне свой гараж. Он к тому же иной и первый из тех, к кому я могу обратиться за информацией о колдунах.

Он иногда подменяет меня, когда я болею, мне и в голову не пришло просить его помочь сегодня в гараже: доказательство того, что мне, пожалуй, действительно лучше остаться дома.

— Тебя шатает, — немного погодя сказал Сэмюэль. — Иди в постель. Отоспись.

— Спасибо, — пробормотала я, возвращаясь в спальню. Упала ничком на кровать и застонала: лицо болело. Я поворочалась, улеглась удобнее, закрыла голову подушкой и задремала — примерно на полчаса.

Пахло Стефаном.

Дело не в том, что пахло плохо: пахло самим Стефаном, вампиром и еще попкорном. Но я не могла выбросить из головы его слова, что днем он мертв. Уф! Невозможно спать, когда у тебя в шкафу мертвец.

— Спасибо, Стефан, — мрачно сказала я ему, выволакивая ноющее тело из постели. Если не получается спать, пойду на работу.

Я открыла дверь гостиной, ожидая, что в ней будет пусто, поскольку Сэмюэль тоже всю ночь не спал.

Но Сэмюэль сидел за кухонным столом и пил кофе с Адамом — Альфой местной стаи вервольфов и моим соседом. Наши задние дворы граничат.

Я не слышала, как пришел Адам. С тех пор как в моем доме поселился Сэмюэль, я стала неосторожной. Следовало догадаться, что он придет, как только Сэмюэль ему позвонит, и, конечно, Сэмюэль должен был ему позвонить и рассказать о бойне в отеле. Адам — Альфа и отвечает за благополучие всех вервольфов в округе.

Когда я открыла дверь, оба посмотрели на меня.

Мне очень захотелось повернуться и юркнуть обратно в спальню, где в шкафу лежит мертвец. Нет, я не тщеславна. А даже если бы была, мой способ зарабатывать на жизнь, все эти смазки и грязь, быстро излечил бы меня. И все же мне не хотелось попадаться на глаза двум привлекательным мужчинам, когда одно веко почти не поднимается, а половина лица лилово-синяя.

Стефан мертв и вряд ли заметит, как я выгляжу. К тому же я никогда не ходила на свидания со Стефаном. Конечно, сейчас я и с Адамом и Сэмюэлем не встречаюсь.

С Сэмюэлем — с шестнадцати лет.

Сэмюэля я знаю, сколько себя помню. Я выросла в стае Маррока на северо-западе Монтаны. Эта стая была лучшим, что смогла найти моя мать. По чистой случайности ее двоюродный дед входил в стаю Маррока. Я привыкла считать, по счастливой случайности. Большинство койотов, просто убило бы меня, как волк убивает койота, забредшего на его территорию.

Бран, Маррок, глава всех вервольфов Северной Америки, вдобавок еще очень хороший человек. Он поселил меня у одного из своих волков и вырастил почти как одну из стаи. Почти.

Сэмюэль — сын Маррока. Он был рядом, когда я пыталась выжить в мире, где для меня не было места. И только когда Маррок объяснил мне, что Сэмюэлю нужны дети, а не моя любовь, я поняла, что придется самостоятельно искать дорогу в жизни, ни к кому не прилепляясь.

Я бросила Сэмюэля и стаю и никого из них не видела пятнадцать лет, почти половину своей жизни. Но прошлой зимой все изменилось. И теперь у меня в телефоне номер сотового Маррока, а Сэмюэль решил переехать в Тройной город. Более того, он решил поселиться у меня.

Точно не могу понять, почему. Хотя я хорошо к нему отношусь, мой дом — это длинный трейлер, мой ровесник.

Сэмюэль врач и привык к более высоким стандартам жизни. Конечно, много времени отняло оформление бумаг. Только месяц назад он наконец получил лицензию, дающую ему право практиковать в штате Вашингтон, а не только в Монтане и Техасе. Тогда Сэмюэль бросил работу ночного продавца в круглосуточном магазине и устроился в больницу в Кенневике, в отделение скорой помощи. Но, несмотря на выросший доход, съезжать не собирался. Временное пребывание в моем доме превратилось в полгода и привело к некоторым переменам.

Вначале я отказалась его принять.

— Почему бы тебе не жить у Альфы? — спросила я.

Как Альфа местной стаи, Адам привык к постоянным гостям в доме, к тому же у него больше спален, чем у меня. Я не стала выяснять, почему Сэмюэль не купит себе дом. Он уже объяснил мне, что слишком долго жил в одиночестве. Вервольфы не любят одиночество. Им нужен кто-нибудь: стая или семья, иначе они начинают вести себя странно. А вервольфы, ведущие себя странно, обычно кончают тем, что умирают — и при этом иногда забирают с собой немало людей.

Сэмюэль приподнял брови и спросил:

— Ты правда хочешь, чтобы мы убили друг друга? Адам — Альфа, но я больший доминант, чем он. Мы достаточно долго прожили, чтобы держать себя в руках. Но если будем жить вместе, рано или поздно вцепимся друг другу в глотку.

— Дом Адама всего в ста ярдах от моего, — сухо ответила я. Относительно других волков Сэмюэль совершенно прав. Но для себя он создает правила сам. И, если бы захотел жить в мире с Адамом, сумел бы.

— Пожалуйста.

Тон его был максимально далек от упрашивания.

— Нет, — сказала я.

Еще одна затяжная пауза.

— Как же ты объяснишь соседям, что у тебя на пороге спит незнакомый мужчина?

Он не шутил. Пришлось его впустить.

Я сказала ему, что, как только он вздумает заигрывать со мной, вылетит вон — без ушей. Сказала, что больше не люблю его, хотя мои слова могли бы возыметь больший эффект, если бы я сама была в этом уверена. Мне помогло то, что я знала: он не любил меня, когда попытался сбежать со мной. Мне тогда было шестнадцать, а ему бог знает сколько.

На самом деле все не так плохо, как кажется. Сэмюэль вырос в ту пору, когда женщины выходили замуж моложе шестнадцати лет. Прожившему много лет вервольфу трудно приспособиться к современному образу мыслей.

Но я бы хотела иметь возможность винить его в этом. Это помогло бы мне не забывать: я была нужна ему только ради детей, способных выжить.

Вервольфами не рождаются, ими становятся. Чтобы стать вервольфом, нужно пережить такое свирепое нападение, от которого едва не умираешь: только это позволяет магии вервольфов преобразовать иммунную систему организма. Многие, очень многие родичи вервольфов, которые и сами хотят стать вервольфами, погибают при такой попытке. Сэмюэль пережил всех своих жен и детей. Все его дети, которые пытались стать вервольфами, погибли.

Самки вервольфов не могут рожать: в полнолуние их беременность заканчивается выкидышем. Обычные женщины могут иметь детей от вервольфов, но вынашивают до срока только младенцев с исключительно человеческой ДНК.

Но я ведь и не человек, и не вервольф.

Сэмюэль был убежден, что со мной будет по-другому. Меня не зовет луна, превращение проходит не так напряженно, да и вообще оно необязательно. Однажды я три года прожила, не принимая обличье койота. В дикой природе волки и койоты скрещиваются, почему это не могут сделать вервольф и ходячая?

Не знаю, каков биологический ответ на этот вопрос, но вот мое решение: я не собираюсь быть племенной кобылой, большое спасибо. Поэтому Сэмюэль не для меня.

Мое чувство к Сэмюэлю следовало надежно отодвинуть в прошлое, но я никак не могла убедить себя, что испытываю к нему просто теплое чувство, вызванное встречей со старым другом.

Может, я пришла бы к какому-нибудь окончательному решению относительно Сэмюэля, если бы не Адам.

Адам стал проклятием моего существования в Тройном городе, где он железной рукой правил местной стаей. Подобно Марроку, он был склонен обращаться со мной, как с одной из своих подданных, когда ему это было нужно, и как с бродяжкой-человеком, когда не нужно. Мягко выражаясь, он очень властен. Он провозгласил меня перед всей стаей своей подругой, а потом имел наглость объяснить мне, что это для моей же безопасности, чтобы его волки не тревожили меня — койота, живущего на их территории. И когда он это сказал, вопрос был решен, и я уже никак не могла изменить свой статус в глазах стаи.

Но прошлой зимой я понадобилась ему, и с тех пор положение стало меняться.

У нас было три свидания. Во время первого у меня была сломана рука, и Адам был очень осторожен. Во время второго он и его дочь-подросток взяли меня на спектакль Ричлендской оперной труппы «Пираты из Пензенса»[13]. Я отлично провела время. На третьем свидании рука у меня почти зажила, и не было ни Джесси, ни аудитории из старшеклассников, чтобы охладить наши возможные страстные порывы. Мы отправились танцевать, и только Джесси, ждущая дома отца, и Сэмюэль у меня дома помогли нам остаться одетыми.

Адам отвез меня домой, и тогда я достаточно пришла в себя, чтобы испугаться. Влюбиться в вервольфа — не самое безопасное дело. Влюбиться в Альфу гораздо хуже. Особенно для такой, как я. Я слишком долго боролась, чтобы оставаться собой, и не могла теперь уподобиться волкам стаи.

Поэтому, когда он пригласил меня в следующий раз, я неожиданно сослалась на занятость. Избегать того, кто живет в соседнем доме, нелегко, но я умудрялась. Помогло то, что вервольфы неожиданно перестали таиться, и Адаму теперь приходилось постоянно курсировать между Вашингтоном, округ Колумбия, и Тройным городом.

Хотя Адам оказался одним из приблизительно ста вервольфов, которые открылись публике, у Брана он был не самым первым. У Адама не тот темперамент, чтобы стать знаменитостью. Но Адам больше сорока лет работал на правительство — вначале служил в армии, потом был консультантом по безопасности, — и оброс многочисленными связями и выработал понимание политики. Все это делало его бесценным и для Маррока, и для правительства, которому пришлось решать, что делать с очередной группой сверхъестественных существ.

Благодаря его напряженному графику и моей тактике уклонения я в итоге не видела его почти два месяца.

Даже на мой окривелый взгляд он прекрасен: гораздо красивее, чем я помнила. Хотелось смотреть на его славянские скулы и чувственный рот. Черт побери! Я оторвалась от Адама и посмотрела на Сэмюэля, что вряд ли было безопаснее. Сэмюэль не так красив, но моим глупым гормонам все равно.

Первым нарушил молчание Сэмюэль.

Почему ты не в постели, Мерси? — прорычал он. — У меня на столе на прошлой неделе умерла жертва аварии, так она выглядела лучше!

Адам встал и четырьмя большими, пружинистыми шагами пересек гостиную. Я ждала, как кролик в силках: понимала, что нужно бежать, но не могла. Он остановился передо мной и негромко присвистнул, разглядывая ущерб. А когда наклонился и коснулся моей шеи, из кухни донеслось шипение.

Сэмюэль раздавил кофейную чашку. Убирая осколки, на меня он не смотрел.

— Ужасно, — сказал Адам, вновь привлекая к себе мое внимание. — Глаз видит?

— Хуже, чем другой, — ответила я. — Но достаточно прилично, чтобы заметить, что ты не на пути в ДиСи[14], как следовало бы.

Вчера днем он вернулся домой на полнолуние, но я знала, что час назад он должен был улететь обратно.

Край его рта чуть приподнялся, а я готова была откусить себе язык: ведь я дала ему знать, что слежу за его передвижениями.

— У меня изменилось расписание. Несколько часов назад я должен был улететь в Лос-Анджелес. ДиСи — на прошлой неделе и на следующей.

Улыбка исчезла, глаза сощурились, и он коротко объяснил:

— Моя бывшая жена решила, что она опять влюбилась. И неизвестно на сколько отправилась со своим новым бойфрендом в Италию. Когда я позвонил, Джесси уже три дня жила одна. — Джесси, его пятнадцатилетняя дочь, летом живет с матерью в Юджине. —Я купил ей билет на самолет, и через несколько часов она будет здесь. А Брану я сказал, что пока буду занят. Ему придется какое-то время самому заниматься политиками.

— Бедная Джесси, — сказала я.

Джесси — одна из причин моего уважения к Адаму, хоть он и раздражает меня больше других. Он никогда и ничему: ни бизнесу, ни стае — не позволяет встать между ним и дочерью.

— Так что какое-то время побуду здесь.

Не эти слова, а взгляд, который он на меня бросил, заставил меня отступить на шаг. Терпеть этого не могу.

Я решила сменить тему.

— Отлично. Даррил прекрасный парень, но слишком уж строг с Уорреном, когда тебя нет.

Даррил — второй в стае после Адама, а Уоррен третий. В большинстве стай эти два ранга настолько близки, что между их обладателями часто возникает напряжение, особенно когда Альфы нет поблизости. А сексуальная ориентация Уоррена это напряжение только усиливала.

Трудно быть не таким, как все, среди людей. Быть иным среди волков обычно означает смерть. Мало кто из вервольфов-гомосексуалистов живет долго. Уоррен силен, жесток, привык рассчитывать только на себя, и он лучший друг Адама. Этого сочетания хватало, чтобы сохранить ему жизнь, но ему не всегда удобно в стае.

— Знаю, — сказал Адам.

— Лучше бы Даррил не был так привлекателен, — небрежно заметил Сэмюэль, пересекая гостиную и останавливаясь рядом с Адамом.

Вообще-то он должен был встать за ним, потому что Адам — Альфа, а Сэмюэль — одинокий волк, не обладающий никаким статусом в иерархии стаи. Но Сэмюэль не просто одинокий волк, он сын Маррока и более доминантен, чем Адам, если бы вздумал настаивать.

— Попробуй сказать это Даррилу, — дерзко предложила я.

— Не нужно. — Адам улыбнулся, но его голос звучал серьезно. Обращаясь к Сэмюэлю, он не сводил глаз с меня. Мне он сказал: — Сэмюэль говорит, тебе понадобятся сопровождающие, когда ты вскоре отправишься в семью вампиров. Позвони, а я найду, кто пойдет с тобой.

— Спасибо, позвоню.

Он легко коснулся пальцем моей больной щеки.

— Я бы пошел сам, но вряд ли это разумно.

Я искренне с ним согласилась. Вервольфы должны были служить охраной и показать, что у меня есть друзья. Если в эскорте будет Альфа, начнутся игры власти между ним и госпожой вампиров, а Стефан окажется в самой гуще.

— Знаю, — сказала я. — Спасибо.

Я больше ни минуты не могла оставаться в комнате с этими двумя мужчинами. Даже обычная женщина утонула бы в насыщенном тестостероном воздухе. Если я не уйду, они начнут драться. Я не забыла, как побелели глаза Сэмюэля, когда Адам коснулся моей щеки.

И еще мне ужасно хотелось зарыться лицом в шею Адаму и вдохнуть экзотический запах его кожи. Я отвернулась от него и поняла, что смотрю в побелевшие глаза Сэмюэля. Он был так близок к перемене, что вокруг зрачков отчетливо проступил черный ободок. Это должно было испугать меня.

Ноздри Сэмюэля дрогнули и расширились. Я тоже это ощутила. Сексуальное возбуждение.

— Мне пора, — в панике сказала я.

Я торопливо помахала им рукой и выскочила из дома, поспешно захлопнув за собой дверь. И испытала огромное облегчение от того, что она наконец-то оказалась между мною и ими. Я тяжело дышала, словно после долгого бега, адреналин заставил забыть о боли, причиненной колдуном. Я глубоко вдохнула утренний воздух, пытаясь очистить легкие от запаха вервольфов, прежде чем идти к машине.

Открыла дверцу «кролика», и неожиданная вонь крови заставила меня попятиться. Машина стояла там, где всегда: я забыла, что Стефану пришлось воспользоваться ею, чтобы отвезти меня домой. На обоих передних сиденьях пятна крови: должно быть, мы оба много ее потеряли. Но самое сильное впечатление производила оставленная кулаком вмятина на приборном щитке, там, где у меня радио.

Явно Стефан был очень расстроен.

Я подъехала к гаражу и припарковалась в дальнем конце стоянки, рядом со старым грузовиком Зи. Никогда не доверяй механику, который ездит на новом автомобиле. Он либо слишком много запросит за работу, либо не умеет держать на ходу свою старую машину. Либо и то и другое.

«Фольксвагены» — хорошие машины. Раньше они были хорошими дешевыми машинами; сегодня это хорошие дорогие машины. Но у каждой фирмы случаются неудачи. «Фольксвагены» бывают «тварями» (эти по крайней мере выглядят круто), и «лисами», и «кроликами». Думаю, через несколько лет мой «кролик» останется единственным в Тройном городе «фольксвагеном» на ходу.

Я ненадолго оставила «кролика» и стала думать, стоит ли показываться. Зашла в соседний магазин автозапчастей и купила чехлы на передние сиденья, чтобы выбросить испачканные. Судя по косым взглядам продавца, мое побитое лицо сегодня не очень способствовало ведению дел.

Но на стоянке четыре машины, а значит, мы заняты. И если я останусь в гараже, никто моего лица не увидит.

Я медленно выбралась из машины. Меня окутало сухое тепло позднего утра, и я на мгновение закрыла глаза, наслаждаясь.

— Доброе утро, Мерседес, — послышался ласковый старческий голос. — Прекрасный день.

Я открыла глаза и улыбнулась.

— Да, миссис Ханна, прекрасный.

В Тройном городе в отличие от Портленда или Сиэтла постоянных бездомных жителей мало. Летом у нас температуры выше ста, а зимой ниже нуля[15], так что большинство бездомных только проходят через нас.

Миссис Ханна со своей помятой тележкой, набитой пустыми банками и другими полезными вещами, выглядит бездомной, но мне говорили, что она, пока не заболела артритом, жила в небольшом трейлере в парке у реки и давала уроки игры на пианино. После этого она бродила по улицам в центре Кенневика, собирая алюминиевые банки и продавая картины, которые перерисовывала из книг с цветными картинками; а на вырученные деньги покупала еду своим кошкам.

Ее белоснежные волосы заплетены в косы и убраны под изношенную старую бейсболку, которая защищает ее лицо от солнца. Узкая в талии юбка, короткие носки и теннисные туфли, которые ей великоваты. На футболке надпись в честь давнего праздника сирени в Спокане[16], а светло-зеленый цвет футболки приятно контрастирует с фланелевой рубашкой в черную и красную полоску, наброшенной на плечи.

В старости миссис Ханна так согнулась, что теперь; только чуть выше своей тележки. На ее загорелых пальцах с крупными костяшками обломанные ногти с ярко-красным лаком, в тон губной помаде. От нее пахнет розами и кошками.

Она нахмурилась, взглянув на меня, и сказала:

— Парни не любят девушек, у которых мускулов больше, чем у них, Мерседес. Они любят девушек, которые танцуют и играют на пианино. Мистер Ханна, да упокоит Господь его душу, говаривал, что в танце я плыву над полом.

Это старый спор. Она выросла в то время, когда единственным подобающим местом для женщины было место рядом с ее мужчиной, но ниже его.

— На этот раз не карате, — ответила я, слегка касаясь лица.

— Приложи замороженный горох, дорогая. Опухоль спадет.

— Спасибо, — сказала я.

Она коротко кивнула и пошла по дороге, скрипя тележкой. Сегодня слишком жарко для фланели и шерсти, но несколько месяцев назад, когда она умерла, был прохладный весенний вечер.

Большинство призраков постепенно бледнеют и рассеиваются, так что, вероятно, через несколько месяцев мы не сможем с ней общаться. Не знаю, зачем она пришла поговорить со мной. Может, до сих пор тревожится из-за того, что я не замужем.

Я все еще улыбалась, входя в свой офис.

Гэбриэл, мой помощник и приемщик, летом работает весь день.

Он поднял голову, когда я вошла, потом удивленно посмотрел опять.

— Карате, — солгала я, воспользовавшись предположением миссис Ханны, и увидела, как он расслабился.

Хороший парень, насколько может быть хорош человек. Конечно, он знал, что Зи из малого народа, потому что несколько лет назад Зи вынужден был по приказу Серых Повелителей, правящих малым народом, перестать таиться. (Как и вервольфы, малый народ переставал таиться постепенно, чтобы не встревожить публику. )

Гэбриэл знал и об Адаме, потому что слухи распространились. Я не собиралась просвещать его дальше: это было бы слишком опасно. Поэтому никаких рассказов о вампирах и колдунах, если удастся, тем более что у нас несколько клиентов.

— Вот это да! — сказал он. — Надеюсь, тот второй выглядит еще хуже.

Я покачала головой.

— Тупой белый пояс.

В старых, но удобных креслах в углу офиса сидело несколько человек. Услышав мои слова, один из них наклонился вперед и сказал:

— Я предпочел бы одновременно сражаться с десятком черных поясов, чем с одним белым.

Хорошо одет и красив, хотя нос крупноват и глаза посажены слишком глубоко.

Я широко улыбнулась, как образцовая бизнесвумен, и с чувством сказала:

— Я тоже.

— Полагаю, вы Мерседес Томпсон? — спросил он поднимаясь и с протянутой рукой направляясь к стойке.

— Совершенно верно.

Я протянула руку, и он пожал ее так крепко и сердечно, что посрамил бы любого политика.

— Том Блэк. — Он улыбнулся, демонстрируя жемчужно-белые зубы. — Я много слышал о вас, Мерседес, механик «фольксвагенов».

Я его впервые вижу. Но он не производит неприятного впечатления, скорее слегка заигрывает.

— Рада знакомству. — Флирт меня не интересует, поэтому я снова повернулась к Гэбриэлу. — Есть сегодня проблемы?

Он улыбнулся.

— Когда здесь Зи? Послушай, Мерси, мама спрашивает, не хочешь ли ты, чтобы девочки в уик-энд здесь опять прибрались.

У Гэбриэла ни одного брата, но множество сестер, младшая еще дошкольница, старшая заканчивает школу. И всех их содержит овдовевшая мать, диспетчер в полиции Кенневика. Не слишком высокооплачиваемое занятие. Две старшие девочки регулярно приходят ко мне убираться.

И работают на совесть. Я даже не понимала, что пленка у меня на окнах — обычная грязь. Думала, это Зи что-то сделал, чтобы не проникало солнце.

— Звучит неплохо, — сказала я. — Если меня не будет, пусть воспользуются твоим ключом.

— Я скажу маме.

— Хорошо. Пойду в гараж, и не буду сегодня показываться. Не хочу отпугивать клиентов.

Я коротко кивнула Тому Блэку — дружелюбно, но отчужденно. Потом перебросилась несколькими словами с другим посетителем. Это мой старый клиент, и он любит поболтать. И ушла в гараж, пока не успел зайти кто-нибудь еще.

Зи лежал под машиной, так что от живота и выше я его: не видела.

Зибольд Адельбертсмайтер, мой прежний босс, старый иной, мастер по металлу, что для малого народа необычно: большинство иных не могут держать в руках холодное железо. Сам он называет себя гремлином, хотя гораздо старше этого названия, придуманного летчиками в первую мировую войну. У меня диплом по истории, поэтому я — кладезь бесполезных сведений вроде этого.

С виду ему под пятьдесят, он худой (хотя с небольшим животиком) и ворчливый. Но истинна только ворчливая часть. Благодаря чарам иной может выглядеть, как захочет. Чары — то, чего нет, скажем, у ведьм или вервольфов.

— Привет, Зи, — сказала я, когда он никак не показал, что заметил меня. — Спасибо, что пришел.

Он выкатился из-под машины и нахмурился, увидев меня.

— Держись подальше от вампиров, Мерседес Афина Томпсон. — Как моя мать, сердясь, он называет меня полным именем. Я ему этого никогда не говорила, но мне нравится, как он произносит мое имя с немецким акцентом.

Одним взглядом он окинул мое лицо и продолжил:

— Тебе следует сейчас спать дома. Что толку держать в доме мужчину, если он хоть иногда не может о тебе позаботиться?

— М-м-м, — сказала я. — Сдаюсь. Какой вообще толк от мужчины в доме?

Он не улыбнулся, но я к этому привыкла.

— Короче говоря, — продолжала я отчетливо, но негромко, чтобы не услышали в офисе, — у меня дома два вервольфа и мертвый вампир, и я решила, что какое-то время они обойдутся без меня.

— Ты убила вампира?

Он бросил на меня полный уважения взгляд, тем более выразительный, что Зи по-прежнему лежал на тележке.

— Нет. Его убило солнце. Но Стефан придет в себя, чтобы ночью встретиться с Марсилией.

Во всяком случае, я думала, что это произойдет сегодня ночью. Я не очень много знаю о вампирах, но вервольфы вершат суд сразу, на месте, а не ждут полгода после преступления. И разбирательство длится часы, иногда минуты, а не месяцы. Не можешь убедить своего Альфу, что от тебя живого меньше неприятностей, чем от мертвого? Тем хуже. Тщательнее всего Бран скрывал от публики законы стаи, по необходимости жестокие.

— Сэмюэль сказал мне, что ты пойдешь на суд вампиров.

— Он тебе звонил, — сердито уличила я. — Что еще он сделал? Попросил перезвонить, когда я благополучно доберусь сюда?

Зи впервые улыбнулся мне и достал свой телефон. Вымазанными маслом пальцами набрал мой номер.

— Она здесь, — сказал он. — Добралась благополучно.

Не дожидаясь ответа, он прервал разговор, улыбнулся еще шире и набрал другой номер. Я и его знала. Но на случай, если я не увидела, он использовал имя:

— Привет, Адам, — сказал он. — Она здесь. — Немного послушал. Я тоже, но, должно быть, громкость уменьшили до предела, потому что я услышала только гул мужского голоса. Улыбка Зи стала злорадной. Он посмотрел на меня и сказал: — Он спрашивает, почему ты так долго добиралась.

Я начала закатывать глаза, но от этого сильнее заболело лицо, поэтому я остановилась.

— Скажи: дикий, страстный секс с незнакомцем.

Я не задержалась, чтобы услышать, передал ли Зи мой ответ. Сорвала с крюка комбинезон и убежала в ванную.

Вервольф — это отклонение, которое поддается контролю, напомнила я себе, переодеваясь для работы. И поскольку он — контролируемое отклонение, этого внутреннего волка держат под контролем. И очень хорошо. Если бы мне не нравились побочные следствия, я не общалась бы c вервольфами. И не дошла бы до того, что один вервольф живет в моем доме, а второй — через забор на моем заднем дворе.

Но одна, в ванной, я могла себе признаться, что, хоть и рассердилась на них, была бы глубоко разочарована, если бы они не проверили, что со мной. Ничего себе логика, да?

Когда я вышла, Зи показал мне, чем заняться. Пусть я купила его мастерскую, но, когда он здесь, распоряжается по-прежнему он. Отчасти по привычке, я думаю, но главным образом потому, что я хороший механик, а вот Зи — настоящий волшебник. В прямом и переносном смысле.

Если бы ему не наскучивала легкая работа, он никогда не нанял бы меня. И тогда мне пришлось бы искать работу в «Макдональдсе» или в «Бургер Кинге», как всем остальным бакалаврам истории.

Мы работали в удовлетворенном молчании. Потом мне вдруг потребовались не две руки, а четыре.

Пока я поворачивала храповик, а Зи держал нужную часть на месте, он сказал:

— Я заглянул под чехол, — и кивком показал на центр мастерской, где дожидались мои последние перспективные проекты.

— Красивая, правда? — сказала я. — Или будет, когда я ее закончу.

Она — это «Карманн Гиа»[17] 1968 года, почти в исходном состоянии.

— Собираешься восстанавливать или пустишь по улицам?

— Не знаю, — ответила я. — У нее еще оригинальная покраска, и на капоте только небольшие трещины. Не хотелось бы вмешиваться, если есть возможность обойтись без этого. Если смогу заставить ее бегать с родным двигателем, а Ким зашьет сиденья, этим и ограничусь.

Есть три группы любителей старых машин: те, кто считает, что в машине нужно оставить как можно больше исходного; те, кто восстанавливают ее, приводя в лучшее состояние, чем на заводе; и те, кто разбирает машину на части и замёняет тормоза, двигатель, подвеску и все остальное современным оборудованием. Зи определенно относится к последним.

Он не сентиментален: если что-то работает лучше, это и следует использовать. Думаю, для него пятьдесят лет совсем не то, что для окружающих. Один видит антикварную редкость, другой — ржавый корпус.

Значительную часть моего дохода дает восстановление старых машин. Я не привередлива. У меня есть партнер, который занимается кузовами, — гений Ким. И другой партнер, который повсюду разъезжает и демонстрирует машины, чтобы я могла их продать. Вычтя стоимость материалов и другие расходы, мы делим прибыль в соответствии со временем, потраченным на проект.

— Воздушное охлаждение заменить бы, — сказал Зи.

— Тому, кто хочет «Гиа» в первозданном виде, такая замена не нужна, — возразила я. Он хмыкнул, не убежденный, и вернулся к работе.

Гэбриэл на моем «кролике» съездил за сэндвичами и сел перекусить с нами. Я расчехлила «Гиа», и мы втроем ели и обсуждали, что делать с машиной, пока не настала пора вернуться к работе.

— Зи, — спросила я, когда он поднял «Пассат»[18] повыше, чтобы посмотреть на выхлопную трубу. Он хмыкнул, постучав пальцем по помятой перед самым глушителем трубе. Что ты знаешь о колдунах?

Он перестал стучать и вздохнул.

— Старые гремлины держатся подальше от демонов, потому что люди, поверив в дьявола, готовы продавать ему свои души.

У меня слегка закружилась голова. Дело не в том, что я не верю в зло, — как раз наоборот. У меня достаточно доказательств существования Бога, поэтому я признаю и существование Его недруга. Мне просто очень не хочется знать что кто-то заключил договор с дьяволом и теперь в пределах десяти миль от моего дома убивает в отеле горничных.

— Я думала, это просто демон, — сказала я неуверенно.

— Ja, — сказал он. Теперь Зи повернулся и увидел мое лицо. — Дьявол, демон. Английский язык слишком неточен для этих понятий. Есть существа, которые служат Великому Зверю из христианского Писания. Есть большие и меньшие духи, демоны или дьяволы, и все они служат злу. Главные враги удалены из нашего мира, но могут вернуться, если их пригласят. Точно так же вампир не может войти в дом без приглашения.

— Хорошо. —Я перевела дыхание. — Что еще ты знаешь?

Зи приложил к трубе руку.

— Немного, Liebchen. Те немногие из людей, кто называл себя колдунами, были лишь наживкой демона, когда я с ними встречался.

— А в чем разница?

— Разница в том, кто держит вожжи. — Выхлопная труба под рукой Зи засветилась ярким вишневым цветом. — Демоны хорошо служат только одному хозяину, и тот, кто об этом забывает, быстро попадает в рабство. Те, кто помнит, могут справляться с обстоятельствами чуть дольше.

Я нахмурилась.

— Значит, все одержимые демонами начинают как колдуны?

Зи покачал головой.

— Существует много видов приглашений, намеренных и ненамеренных. Колдун, одержимый демоном — неважно. В конечном счете у руля всегда демон.

Выхлопная труба издала громкий лязгнула и приобрела правильную форму. Зи посмотрел мне в глаза.

— Эта тварь играет вампирами, Мерси. Держись от нее подальше. Семья подготовлена к этому лучше тебя.

В пять тридцать я по локти погрузилась в наладку «Ванагона»[19], поэтому попросила Гэбриэла закрыть офис и отправила их с Зи домой. Из-за моего побитого лица они не хотели оставлять меня одну, но я наконец их уговорила.

Пока со мной был Зи, я держала кондиционер включенным, а гаражную дверь закрытой, но в отличие от вервольфов я наслаждаюсь летней жарой. Поэтому, оставшись одна, я выключила кондиционер и распахнула дверь.

— Помогает?

Я подняла голову и увидела в открытой двери клиента, который заходил раньше.

— Том Блэк, — напомнил он мне.

— Что помогает? — спросила я, вытирая руки и делая глоток воды из бутылки, опасно стоящей на бампере.

— Вы напеваете, — ответил он. — Вот я и думаю, помогает ли это.

Почему-то его слова меня встревожили. Он говорил, как старый друг, а не как клиент, с которым я только что познакомилась и перебросилась парой слов. Его предыдущее замечание о белом поясе не свидетельствовало о том что он владеет боевыми искусствами, зато об этом говорили его движения, когда он вошел в мой гараж.

Я сохраняла на лице вежливое выражение, хотя койот во мне хотел приподнять верхнюю губу. Этот Блэк вторгся на мою территорию.

— Вот уж не знала, что напеваю, — сказала я. — Это последняя машина, над которой я сегодня работаю. — Я знала, что машина не его: эту я отлаживаю регулярно. — Если Гэбриэл вам не позвонил, вероятно, ваша машина будет готова завтра.

— Как такая красивая женщина стала механиком? — спросил он.

Я наклонила голову, чтобы лучше видеть здоровым глазом. Гэбриэл сказал, что, если подольше подержать мешочек со льдом, опухоль опадет. В хорошие дни у меня вполне сносная внешность, сегодня уместнее сказать — ужасная и уродливая.

Будь мы на нейтральной территории, я бы ответила что-нибудь вроде: «Даже не знаю. А как из такого красивого мужика получился назойливый ублюдок? » Но ведь это мое рабочее место, а он клиент.

— Как и другие красивые механики, наверно, — сказала я. — Послушайте, мне нужно тут кое-что закончить. Почему бы вам не позвонить завтра утром? Гэбриэл скажет, когда вы сможете забрать машину.

С этими словами я двинулась вперед. Такое движение должно было заставить его отойти. Но он не отошел, и мне пришлось остановиться, чтобы не чересчур приближаться к нему. От него пахло кокосовым кремом против загара и сигаретным дымом.

— Вообще-то я уже забрал сегодня свою машину, — сказал он. — И пришел сюда поговорить с вами.

Он человек, но я видела в его глазах хищный блеск: такой бывает у вервольфов, когда они выходят на охоту. Я была в своем гараже, поэтому чувствовала себя в безопасности и чересчур приблизилась к нему. У меня много гаечных ключей и ломиков, но сейчас все это слишком далеко.

— Правда? — сказала я. — И о чем?

— Хотел спросить у вас, каково ходить на свидания с вервольфами. Вы знали, что он вервольф, когда первый раз встретились с ним?

Его тон неожиданно приобрел остроту бритвенного лезвия.

От такой неожиданной смены тем я только глупо заморгала.

Этот человек пахнет не как фанатик. У ненависти совершенно особый запах. Когда Зи впервые перестал таиться, вокруг мастерской повадилась расхаживать группа людей с плакатами. Некоторые приходили по ночам и писали па двери гаража оскорбительные слова гневными красными буквами.

От Тома Блэка пахло так, словно ответы на вопросы для него действительно важны.

Снаружи на мою стоянку въехал «шевроле-350» с восьмицилиндровым двигателем, и я узнала звук мотора. Мой страх рассеялся, и я сообразила, что у его вопросов может быть только одна причина.

Я сузила глаза.

— Дьявольщина! Вы репортер!

Некоторые вервольфы, перестав таиться, по приказу Маррока сознательно привлекали к себе внимание: героические солдаты, полицейские и пожарные, несколько киноактеров. Адам в их число не входил. Но я понимала, почему кто-нибудь мог послать сюда репортера, вынюхивать. Адам не просто Альфа, но очень красивый Альфа. Я не хотела бы услышать, что скажет Адам, когда узнает, что кто-то копается в его личной жизни.

— Я могу озолотить вас, — сказал Блэк, должно быть, подбодренный моей улыбкой. — Когда мы это провернем, вы будете знамениты не меньше его. И сможете продать свою историю в газеты.

Я фыркнула.

— Уходите.

— Проблемы, Мерси?

Глубокий бас с техасским выговором заставил репортера обернуться. Я подумала, что он не слышал, как в гараж вошли Уоррен и его спутник.

— Никаких проблем, — сказала я Уоррену. — Мистер Блэк уже уходит.

Уоррен выглядел как реклама «настоящего западного ковбоя», вплоть до поношенных сапог и потрепанной шляпы соломенного цвета. И имел на это право: он был настоящим ковбоем на Западе, когда подвергся Перемене. Из всех волков Адама он мой самый любимый. Рядом с ним был Бен, недавно приехавший из Англии — и главный кандидат в самые нелюбимые волки. Оба они не перестали таиться — пока не перестали. Бен, наверно, никогда и не перестанет. Он едва избежал ареста на родине, и его быстро переправили в Америку с приказом исчезнуть.

Репортер достал бумажник и извлек карточку. Я взяла ее: мама учила меня быть вежливой.

— Я буду поблизости, — сказал он. — Позвоните, если передумаете.

— Хорошо, — сказала я.

Оба вервольфа наблюдали, как он уходит. Только когда его машина исчезла, они опять вспомнили обо мне.

— Мне нравится, что ты сделала с лицом, — сказал Бен, постучав пальцем по глазу.

Он однажды спас меня и принял пулю, предназначавшуюся Адаму, но это вовсе не означало, что он мне нравился. И дело не только в том, что его отправили в стаю Адама, чтобы он избежал допросов в связи с серией случаев жестокого насилия в Лондоне. Я верю в невиновность, пока виновность не доказана. Скорее дело в тех качествах, которые заставили лондонских полицейских его заподозрить: Бен мелочен, неприятен и склонен к насилию. Все, что он говорит, звучит насмешкой или угрозой, и все это с изящным английским акцентом. Будь он хоть на волосок лучше, я бы разговаривала с ним, только чтобы слышать этот акцент, пусть сам Бен мне и не по душе.

— Не я разукрасила себе лицо, но все равно спасибо.

Я принялась закрывать чехлом фургончик. Инерцию, державшую меня на ногах, я утратила, и теперь мне хотелось только спать. Где-нибудь, где в шкафу нет мертвого вампира. Черт побери! Где же я буду спать?

— Что вы оба здесь делаете? — спросила я у Уоррена, закрывая багажник фургончика.

— Адам велел нам побыть с тобой, пока с тобой не свяжутся вампиры. Он считает, что это будет вскоре после того, как стемнеет. Он не хочет, чтобы ты встречалась с ними одна.

— А тебе ночью не нужно работать?

Уоррен работает в ночную смену на заправке-магазине недалеко от моего дома. Эта работа досталась ему от Сэмюэля.

— Нет, уволился на прошлой неделе. Сменился управляющий, а новый решил провести чистку. Я подумал, что лучше уволюсь сам, пока не выгнали. — Он немного помолчал и добавил: — Я тут работал на Кайла. За неполный рабочий день получаю больше, чем в магазине за всю смену.

— Работал с Кайлом? — с надеждой спросила я.

Я давно знакома с Уорреном и знала с десяток его бойфрендов. С большинством и знакомиться не стоило, но Кайл мне понравился: дорогой адвокат, модно одевается и очень забавен. Они какое-то время были вместе, пока Кайл не узнал, что Уоррен вервольф. Я знаю, что с тех пор они несколько раз встречались, но ничего серьезного.

Уоррен опустил глаза.

— В основном слежка и один раз охрана женщины, которая боялась бывшего мужа.

— Кайл нас боится, — сказал Бен, показывая в улыбке зубы.

Уоррен взглянул на него, и Бен перестал улыбаться.

— Ты явно никогда не встречался с Кайлом, — сказала я Бену. — Тот, кто работал адвокатом по бракоразводным процессам столько, сколько Кайл, ничего не боится.

— Я ему лгал, — сказал Уоррен. — Такое не забывают.

Пора сменить тему. Бен замолчал, но долго это не продлится.

— Мне надо умыться и переодеться, — сказала я. — Скоро вернусь.

— Сэмюэль сказал, ты прошлой ночью совсем не спала, — сказал Уоррен. — У тебя до призыва вампиров несколько часов. Может, быстрей поужинаем и поедем к тебе, поспишь немного?

Я отрицательно покачала головой.

— Не могу спать, когда в шкафу мертвец.

— Ты кого-то убила? — с интересом спросил Бен.

Уоррен улыбнулся, и вокруг его глаз образовалось множество морщинок.

— Нет, не в этот раз. Сэмюэль сказал, что Стефан остался на день в шкафу Мерси. Я совсем забыл об этом. Хочешь подремать у меня? Там мертвецов нет. — Он взглянул на Бена. — Во всяком случае пока.

Я устала, у меня болело лицо, и адреналин, вызванный появлением репортера, уходил.

— Ничего лучше не могу придумать. Спасибо, Уоррен.

Уоррен живет в Ричленде, занимает половину двухэтажного двухквартирного дома, знававшего лучшие дни. Внутри дом выглядит лучше, чем снаружи, и, тем не менее, все равно похож на студенческое общежитие — множество книг и подержанная мебель.

В запасной спальне, куда меня поместил Уоррен, пахло им: должно быть, он чаще спал в ней, чем в той, что делил с Кайлом. Его запах действовал на меня успокоительно: ведь Уоррен не лежал мертвый в шкафу. И я без труда уснула под тихие голоса двух вервольфов, играющих внизу в шахматы.

Проснулась я в темноте от запаха перцев и кунжутного масла. Кто-то побывал в китайском ресторане. С ланча прошло немало времени.

Я встала с постели и спустилась вниз, надеясь, что они съели не все. А когда вошла на кухню, Уоррен как раз делил содержимое полистериновых пакетов с едой на три порции.

— Гм-м-м, — сказала я, прислонившись к Уоррену, чтобы получше разглядеть еду. — Говядина по-монгольски. Кажется, я влюбилась.

— Его сердце уже занято, — сказал из-за моей спины Бен. — А даже если было бы свободно, он такими, как ты, не интересуется. А вот я на месте и готов.

— У тебя вообще нет сердца, — ответила я. — Вместо него — дыра.

— Тем больше оснований отдать мне твое.

Я лбом ударила Уоррена в спину.

— Скажи, что Бен не флиртует со мной.

— Эй, — обиженно сказал Бен, — я о людоедстве, а не о любви.

Он был почти забавен. Если бы больше мне нравился, я бы рассмеялась.

Уоррен потрепал меня по голове и сказал:

— Все в порядке, Мерси. Просто дурной сон. Поешь, и все пройдет.

Он выложил остаток риса на тарелки.

— Несколько минут назад звонил Адам. Я сказал, что ты спишь, и он не велел будить тебя. Говорит, полчаса назад Стефан ушел из твоего дома.

Япосмотрела в окно и увидела, что уже стемнело.

Уоррен заметил мой взгляд и сказал:

— Кое-кто из старых вампиров встает рано. Не думаю, чтобы с тобой связались до полной темноты.

Он передал нам полные тарелки, посуду и салфетки и выгнал из кухни в гостиную.

— Итак, — спросил Бен через несколько минут, посвященных еде, — почему я тебе не нравлюсь, Мерси? Я красив, умен, остроумен. Не говоря уж о том, что спас тебе жизнь.

— Не будем об этом, — ответила я с полным ртом. — Иначе меня стошнит.

— Ты ненавидишь женщин, — предположил Уоррен.

— Вовсе нет, — возмущенно возразил Бен.

Я проглотила то, что было во рту, и смотрела на него, пока он не отвел взгляд. А как только он понял, что натворил, тут же снова посмотрел мне прямо в глаза. Но было уже поздно, я победила, и мы оба это знали. Такие вещи для волков имеют значение. Если встретимся как-нибудь в темном переулке, он все равно может съесть меня, но по крайней мере сначала призадумается.

Я высокомерно улыбнулась.

— Всякий, кто поговорит с тобой дольше двух минут, поймет, что ты ненавидишь женщин. Думаю, можно по пальцам пересчитать, сколько раз ты вообще произнес слово «женщины» и не заменил его термином, относящимся к женским гениталиям.

— Эй, он не настолько плох, — вмешался Уоррен. — Иногда он называет их коровами или шлюхами.

Бен показал пальцем на Уоррена. Похоже, мама не научила его прилично вести себя.

— Это говорит тот, кто действительно не любит... — он примолк и поменял слово, которое вертелось на языке, — женщин.

— Мне нравятся женщины, — ответил Уоррен, собирая остатки риса в горку, чтобы подцепить вилкой. — Нравятся больше многих мужчин. Просто я не хочу спать с ними.

Зазвонил мой телефон, и я подавилась: зернышко перца попало в дыхательное горло. Кашляя, чихая, со слезящимися глазами я отыскала свой телефон и знаком велела Уоррену ответить, пока я глотну воды.

— Да, — сказал он. — Она здесь. Она знает, где это?

Он поймал мой взгляд и одними губами произнес «семья».

Я кивнула и почувствовала, как внутри все сжалось. Да, я знала, где это.