«ЗАВИСТЬ» 1 страница

«ЗАВИСТЬ»

Глава 20

Ки‑ Уэст, Флорида

1987 год

Тодд не ожидал, что задача, которую он перед собой поставил, потребует столько сил и времени.

Он собирался разбогатеть и стать знаменитым (именно в таком порядке) как можно скорее.

Продажа родительского дома принесла ему сущие гроши, так как большая часть денег ушла на выкуп закладной. Конечно, каждый из родителей был застрахован на случай преждевременной кончины, однако страховку отца мать истратила, чтобы его похоронить, ее страховка тоже почти целиком ушла на ее похороны. После устройства всех дел на руках у Тодда остались жалкие крохи, которые и наследством‑ то назвать было нельзя. Их едва хватило, чтобы приобрести все необходимое для переезда во Флориду, так что в Ки‑ Уэст он прибыл практически без единого цента в кармане.

Стоимость жизни в этом самом южном городке Соединенных Штатов оказалась куда выше, чем они с Рурком рассчитывали. Правда, работая на парковке автомобилей, Тодд получал неплохие чаевые, однако все они уходили на оплату счетов за электричество и телефон, а также на другие насущные нужды.

Кроме того, каждый месяц Тодд откладывал некоторую сумму на покупку компьютера. В отличие от Рурка, у него не было богатого дядюшки, который бы мог сделать ему такой дорогой подарок, поэтому Тодд приобрел компьютер в рассрочку, спеша ликвидировать незаслуженное преимущество приятеля.

И теперь хроническое отсутствие денег буквально убивало его.

Но еще хуже было полное отсутствие сколько‑ нибудь стоящих идей.

О славе, таким образом, говорить не приходилось вовсе. Она отстояла от него еще дальше, чем запланированные миллионы на текущем счету.

Писать оказалось гораздо труднее, чем он рассчитывал. На лекциях по предмету Тодд обычно дремал, однако он был совершенно уверен, что ни один из преподавателей никогда не говорил им о том, как мучительно тяжел писательский труд. В конспектах и учебниках об этом тоже не было ни слова, и, насколько он помнил, ни один из его сокурсников никогда не задавал лектору подобного вопроса. Если такие мысли все же приходили Тодду в голову, он сразу вспоминал Александра Дюма‑ отца, который с непринужденной легкостью творил беспрерывно (страшно подумать, сколько он мог бы написать, будь в его распоряжении компьютер). По глубокому убеждению Тодда, труднее всего работалось Бальзаку, который мог писать только по ночам и вынужден был поглощать неимоверное количество кофе. Что касалось того факта, что абсолютное большинство классиков мировой литературы едва сводили концы с концами (тот же Дюма всю жизнь бегал от кредиторов и умер почти в нищете), то он Тодда почти не волновал. В этих случаях он всегда напоминал себе, что Дюма (Бальзак, Достоевский, Шекспир и многие другие писатели) жили много лет назад в убогой консервативной Европе; он же живет в наши дни в Америке – в государстве, предоставляющем своим гражданам такие возможности, какие и не снились гениям прошлого. Взять ту же Маргарет Митчелл с ее «Унесенными ветром»… Один‑ единственный роман обеспечил ей богатство и славу, и надо было быть полной идиоткой, чтобы не суметь ими воспользоваться и нелепо погибнуть под колесами такси.

Примерно раз в неделю Тодд и Рурк бывали в доме‑ музее Хемингуэя. Это строение в испанском стиле было их Меккой, а они – паломниками. Разумеется, Тодд всегда был почитателем Хемингуэя, но только теперь он начал постигать его подлинные масштабы.

Тодд всегда считал, что талант – это нечто, что дается тебе при рождении; талант либо есть, либо его нет. Но чтобы проснулся талант, подчас нужны месяцы и годы. Проза Хемингуэя написана предельно простым языком, но Тодд на собственном опыте знал, какой труд стоит за этой кажущейся простотой.

Тодд искренне считал, что после стольких часов, потраченных на изучение художественной манеры Хемингуэя, он сам начнет писать легко и органично. Но чуда так и не произошло.

Скрипнув зубами, Тодд скомкал письмо с отзывом профессора Хедли и швырнул его в угол комнаты. Не успел бумажный комок приземлиться на пол рядом с мусорной корзиной, как в комнату вошел Рурк.

– Что пишет старик? – осведомился он. – Судя по твоему лицу, он опять устроил тебе полный разнос.

– Хедли просто жопа в очках!

– Можно подумать, я этого не знаю. Меня он тоже вздрючил, разделал в пух и прах.

– Значит, сегодня вечером мы имеем полное право устроить себе выходной и как следует напиться! – предложил Тодд.

– Я бы не прочь, – ответил Рурк хмуро. – Только вряд ли я могу себе это позволить. Хотя работа в баре имеет свои преимущества. Гляди!.. – С этими словами Рурк выхватил из‑ за спины бутылку дешевого виски и помахал ею в воздухе.

– Ты ее украл?

– Этих помоев все равно никто не хватится. Идем…

– Ну, меня тебе упрашивать не придется. – Тодд скатился с кровати и стал натягивать джинсы.

Расположившись на пляже, они пили за закат, за сумерки, за ночное небо, передавая бутылку друг другу до тех пор, пока звезды на небосводе не начали расплываться и двоиться.

– Слушай, Тодд, а какую рукопись ты послал ему для отзыва?

– «Побежденного».

– Но ведь это твоя главная работа! И что тебе ответил этот придурок?

Тодд глотнул из бутылки.

– Он сказал, что сюжет не правдоподобен, а диалоги хромают.

– Про мои диалоги он ничего не сказал, а вот сюжет… Моему сюжету недостает живости: по мнению Хедли, он слишком предсказуем и скучен. – Рурк посмотрел на Тодда. – Может быть, нам попробовать работать вместе?

– Черт, нет! Не хочу ни с кем делиться славой! Я и так почти два года хожу в учениках, а что я с этого имею?

– Но ведь ты сумел загнать один рассказ, – напомнил Рурк.

– Паршивый рассказ для паршивого местного журнальчика за паршивые двадцать долларов, – уточнил Тодд. – Если ею кто‑ то когда‑ то и прочитает, то только в туалете – прежде чем использовать бумагу по назначению. – Он выковырял из песка ракушку и швырнул обратно в воду. – Надоело! Надоело жить в нищете – в квартире, где тараканы сбиваются в стаи, точно хищники, а соседи все как один вооружены до зубов и опасны.

– Зато какой вид из окна! На каких девочек любуемся задарма! – воодушевился Рурк. – Согласись, даже в «Хилтоне» нет ничего подобного!

– Это точно, – кивнул Тодд и взялся за бутылку. – За танцовщиц, которые любят загорать нагишом! – провозгласил он и отхлебнул виски. – У меня в кармане – ни гроша, – мрачно продолжал он. – Моя машина прошла сто шестьдесят тысяч миль и вот‑ вот развалится…

– В то время как сам ты загоняешь на парковку «Порше» и «БМВ», – ввернул Рурк.

– Точно, чтоб им провалиться! А ведь эту работу могла бы исполнять и обезьяна!

– Обезьяна получала бы больше чаевых, – насмешливо заметил Рурк, и Тодд бросил на приятеля сердитый взгляд.

– Ты дашь мне договорить или нет?

– Извини. Я вовсе не собирался прерывать твой трагический монолог. – Рурк кивнул на бутылку:

– Выпей!

– И выпью! – Тодд сделал глоток, рыгнул и вытер губы тыльной стороной ладони. – Я это к тому говорю, что после всех трудностей и лишений вся слава должна достаться мне, мне одному. Не обижайся, но… я не хочу ни с кем ею делиться.

– Я и не обижаюсь. Мне тоже неохота работать с кем бы то ни было. Ладно, проехали! Считай, что это была неудачная шутка. Тодд кивнул и растянулся на песке.

– Так что же сказал о твоей работе Хедли на самом деле?

– Я же тебе только что сказал…

– А это правда?

– Зачем бы я стал тебе врать?

– Не знаю. Может быть, чтобы я не расстраивался и не завидовал.

Рурк фыркнул:

– Разве я похож на человека, пекущегося о благе ближнего своего?

– Я знаю, что ты – порядочный сукин сын. Но ты мог солгать и по другой причине…

– Интересно, по какой? Что у тебя на уме, Тодд? Может, выскажешься яснее?

– Эти замечания, которые делает тебе Хедли… Ты как будто не обращаешь на них никакого внимания.

– Не то чтобы не обращаю… Просто в отличие от тебя я не намерен рвать на себе волосы каждый раз, когда Хедли скажет про мою работу что‑ нибудь нелестное. Для меня его замечания – всего лишь мнение постороннего человека, к которому я могу и не прислушиваться, если не сочту нужным. Твоя беда в том, что ты реагируешь на критику слишком остро и…

– Но есть и другой вариант, – перебил Тодд, не слушая его.

– Какой же?

– Может, и нет никаких замечаний, ты просто пытаешься сбить меня с толку.

– О чем ты говоришь?! – изумился Рурк.

– Так, ни о чем… Забудь…

– Черта с два! – Рурк потряс Тодда за плечи. – Сначала ты обвинил меня в том, что я тебя обманываю, а теперь говоришь, что я делаю это ради собственной выгоды. На кой мне это нужно, по‑ твоему?!

Тодд резким движением сбросил руки Рурка:

– Чтобы обставить меня! Ты боишься, что я начну печататься раньше тебя!

– Можно подумать, ты будешь в восторге, если я опубликую свою книгу первым!

– Конечно, нет! Скорее я дам отрезать себе руку.

На протяжении нескольких секунд Тодду казалось, что драки не миновать. Он уже сжал кулаки, приготовившись дать отпор, но, к его изумлению, Рурк неожиданно расхохотался.

– Говоришь, пусть лучше тебе руку отрежут?!

Тодд старался оставаться серьезным, но его боевой задор так же быстро остыл, как и разгорелся, и вскоре он уже смеялся вместе с Рурком.

– Представляю себе эту картину! А чем писать‑ то будешь?! – покатывался Рурк.

Отсмеявшись, оба некоторое время разглядывали темный океан, потом Рурк сказал:

– Что‑ то спать охота. Как ты думаешь, сумеем мы дойти до машины?

То, что Рурк сломался первым, немного утешило Тодда. Покачав головой, он проговорил задумчиво:

– Честное слово, не знаю. У меня перед глазами все плывет.

Держась друг за друга, они кое‑ как поднялись на ноги и побрели на стоянку, где оставили машину. На это им потребовалось не меньше получаса, так как они часто спотыкались и падали или останавливались, чтобы перевести дух. Ни один из них не был в состоянии вести машину, но в конце концов приятели сбросились на пальцах, и садиться за руль выпало Рурку.

Как ни странно, домой они добрались без приключений.

На следующий день, когда приятели безуспешно пытались жидким чаем и чипсами привести себя в нормальное состояние, Тодд вдруг сказал:

– А знаешь, соперничество нам может даже пойти на пользу.

– О господи!.. – простонал Рурк, страдальчески морщась и сжимая виски. – Только не начинай все сначала! И потом, если говорить начистоту, я вовсе не считаю тебя конкурентом.

– Врешь! Конечно, считаешь!..

– Но с чего ты решил, что соперничество может быть нам полезно?

– Соперничество мобилизует. Теперь каждый из нас будет работать больше. Согласись, ведь, когда ты видишь, что я пишу, ты сам садишься за работу. Точно так же и я: когда я вижу тебя за компьютером, я не могу спокойно смотреть футбол по телику. Если ты работаешь по семь часов в день, я не успокоюсь, пока не стану работать по восемь. Подумай сам – разве это плохо?

– Это не плохо, но… Я так много работаю вовсе не потому, что мне хочется тебя опередить. Я просто хочу писать хорошую прозу – и ничего больше!

Тодд замахал в воздухе руками:

– Святой Рурк и все ангелы его, аллилуйя!

– Прекрати паясничать!

– Ладно, не буду. – Тодд отправил в рот пригоршню чипсов. – Все равно я опубликую своего «Побежденного» и получу за него целую машину баксов задолго до того, как ты закончишь свою книгу. А ты локти будешь кусать от зависти!

– Никогда этого не будет! – отчеканил Рурк. Тодд рассмеялся.

– Видел бы ты свою рожу, приятель, – эка тебя перекосило!.. И после этого ты хочешь, чтобы я поверил – ты не хочешь опубликоваться раньше меня?!..

– Есть в этом доме еще кофе?!

– Разве его когда‑ нибудь не было?

Паркер бросил на Майкла угрожающий взгляд и, направив свое кресло в другой конец кухни, налил себе кофе из кофеварки.

– Обычно ты заходишь и спрашиваешь, не нужно ли мне что‑ нибудь… – добавил Паркер укоризненно.

– Мне просто не хотелось рисковать своей головой, – попытался объяснить Майкл. – За завтраком ты довольно недвусмысленно дал нам с Марис понять, что разорвешь на мелкие клочки каждого, кто будет иметь неосторожность попасться тебе на глаза. Вот почему мы решили… э‑ э‑ э… тебя не раздражать.

– Я работаю над очень трудным местом и не желаю, чтобы меня отвлекали.

Паркер уже был в коридоре, когда Майкл пробормотал вполголоса:

– Ты мог бы сказать об этом и по‑ человечески, а не рычать.

– Ты что‑ то сказал? – переспросил Паркер, останавливаясь и разворачивая кресло.

Майкл бросил на стол посудное полотенце и повернулся к нему лицом:

– Я сказал, что когда вчера вечером ты наконец сообразил – дождь не самое подходящее время для прогулок, и соизволил вернуться, чтобы я не сошел с ума от беспокойства, блузка Марис была застегнута криво.

– Ф‑ фу ты! Какое длинное предложение, и как много в нем всего намешано! Может быть, лучше разберем все мои проступки, один за другим, так сказать, поштучно? Или ты сказал все это только для того, чтобы я знал: ты опять на меня дуешься? В таком случае ты своей цели достиг. Я понял, что опять обидел старину Майкла, и теперь возвращаюсь к своей работе с тяжелым сердцем, полным раскаяния и осознания вины…

– Нет, подожди… – остановил его Майкл. – Когда я вернулся с континента, входные двери были распахнуты настежь, в комнатах горел свет, но в доме никого не было. Я даже подумал – тебя похитили!

– Разве тебе не пришло в голову, что бог мог взять меня живым на небо, а тебя оставить? Думаю, если бы это произошло, ты бы дулся на меня до конца своей жизни!

– Это и не могло прийти мне в голову, потому что ты и рай – вещи несовместимые, – холодно парировал Майкл. – Впрочем, довольно скоро я отбросил и версию похищения. Кому ты, на хер, нужен?

– Ого! Да ты завелся не на шутку!

– У меня есть для этого основания. К счастью, я заметил в мойке два грязных прибора, салат из авокадо и бекон в микроволновке. Это навело меня на мысль, что у тебя – гости. Когда же я проверил комнату во флигеле и увидел там вещи Марис…

– Да ты просто Шерлок Холмс! Ничто не скроется от твоего проницательного взгляда…

– Ты мог бы оставить мне записку и известить, что приехала Марис и что вы решили немного побродить по берегу.

– Материнский инстинкт – страшная штука, Майкл, а у тебя он развит, как у наседки. Если бы я оставил такую записку, ты тотчас помчался бы на берег, чтобы отнести нам зонтик и посмотреть, как там твои цыплятки…

– Возможно, мне действительно захотелось бы убедиться, что вы ведете себя примерно.

Улыбка сползла с лица Паркера, в глазах появился злой блеск.

– Вот именно, Майкл… – сказал он напряженным голосом. – Мы там играли во взрослые игры, и мне не хотелось, чтобы ты застал нас за этим занятием. Мне‑ то все равно, а вот Марис это могло не понравиться.

– Именно об этом я и собирался с тобой поговорить.

– Не желаю я ни о чем таком с тобой говорить!

– Боюсь, придется. Ты разработал план мести и, насколько я понял, не собираешься от него отказываться. Я прав? Ты пойдешь до конца, не так ли?

– Об этом мы с тобой уже говорили, и я считаю тему закрытой.

– Ты пойдешь до конца, Паркер?

– Да, черт побери! – заорал он. Майкла это, впрочем, не смутило.

– И каков же будет финал? – осведомился он с горькой улыбкой.

– Зачем я буду тебе рассказывать? – пожал плечами Паркер. – Я не хочу портить тебе удовольствие и пересказывать содержание заключительных глав. Сам прочтешь скоро.

Майкл мрачно взглянул на него.

– Почему‑ то у меня такое чувство, что в этой твоей книге хеппи‑ энда не будет.

– В жизни хеппи‑ энд встречается очень редко. К тому же я не гонюсь за дешевой популярностью.

– Тебя интересует только месть, не так ли?

– По‑ моему, это достаточно веский мотив. А где мотив – там и замысел, интрига, сюжет. Так что все вполне в рамках строгих литературных канонов.

– Вот именно – литературных. А как насчет Марис?

– Слушай, может, достаточно, а?

– Нет, недостаточно. Я задал тебе вопрос и хочу услышать ответ.

Паркер усмехнулся:

– Марис – одно из действующих лиц моего романа.

– То есть ты используешь ее в своих целях. Используешь, несмотря на то, что прекрасно понимаешь, кто она?

– Именно поэтому я ее и использую.

В голосе Паркера прозвучала стальная решимость, и Майкл почувствовал, что больше ничего он сделать не сможет. Убеждать было бессмысленно, злиться – тоже. Похоже, он исчерпал все свои возможности, и теперь ему не оставалось ничего другого, кроме как выбросить белый флаг.

Так он и поступил. Его решительно расправленные плечи ссутулились, голова поникла. И все же Майкл решился на последнюю попытку.

– Я прошу тебя, Паркер, оставь это… – проговорил он глухо. – Откажись от своего замысла и расскажи все Марис. Скажи ей правду, это необходимо и ей, и тебе. Скажи ей все, Паркер!

– Что именно «все» он должен мне рассказать? – спросила Марис, остановившись в дверях кухни.

При звуке ее голоса оба мужчины быстро обернулись, и по их расстроенному виду Марис поняла, что помешала какому‑ то серьезному разговору, грозившему перейти – или уже перешедшему – в ссору.

– Что же именно он должен мне рассказать? – повторила она.

– Я написал еще несколько страниц, – сказал Паркер. – Они, наверное, уже напечатались.

– Я пойду принесу. – Майкл бросил на Паркера многозначительный взгляд и вышел.

– Майкл приготовил кофе, так что угощайся, – любезно предложил Паркер.

– Спасибо, но на сегодня с меня, пожалуй, хватит. – Марис рассмеялась, несколько искусственно, впрочем. – Я чувствую – еще одна чашка, и я буду качаться на люстре вместе с твоим призраком.

– Дорого бы я дал, чтобы это увидеть. – Его улыбка была вымученной и совсем не веселой.

Марис недоуменно покачала головой. Она чувствовала: что‑ то случилось, но не могла понять что. Все началось вчера вечером, когда они с Паркером вернулись с пляжа. Когда они подъехали к крыльцу, Майкл, который вернулся с континента в их отсутствие, стоял на веранде и сурово смотрел на них. Они оба промокли до нитки, и Майкл сердито их отчитал. «От тебя, – сказал он Паркеру, – я ожидал любой глупости, любого безрассудства, но я не думал, что ты сможешь поступить так безответственно! Ведь по твоей милости Марис может простудиться и заболеть. И вообще, – закончил он недовольно, – что это за новая мода – шляться по ночам под дождем? »

Потом он решительным жестом взялся за кресло Паркера и покатил в его спальню в глубине дома. Марис знала, где находится спальня, но еще ни разу там не была. Даже когда Майкл показывал ей дом, он демонстративно не повел ее туда, хотя и свою спальню, и даже неотремонтированные комнаты на втором этаже он ей показал.

Марис не оставалось ничего другого, кроме как вернуться в гостевые комнаты во флигеле. Она чувствовала себя разочарованной и подавленной столь неудачным завершением романтического вечера. Марис, конечно, догадалась, что дело было совсем не в том, что они гуляли под дождем и промокли, и даже не в том, что Майкла встревожило их длительное отсутствие. Ей казалось, что все эти мелочи не могли так сильно расстроить старшего товарища Паркера.

Будь на его месте кто‑ то другой, Марис бы решила, что Майкл просто ревнует Паркера к ней, посторонней женщине, которая нарушила спокойное и размеренное течение их уединенной жизни. Любой ценой сохранить свое положение и влияние, а также защитить своего подопечного от любых возможных неприятностей – таким должно было быть первое побуждение Майкла, и Марис подумала, что в этом случае такая реакция Майкла была вполне объяснима.

Но вряд ли Майкл испытывал к ней ревнивые чувства. Во всяком случае, в прошлый, свой приезд Марис не заметила никаких признаков этого. Напротив, Майкл, казалось, был очень доволен тем, что она скрасила их уединенное существование. Он был неизменно вежлив, старался всячески ей услужить, когда же ей случалось не сойтись с Паркером во мнениях, Майкл неизменно принимал ее сторону.

Но сейчас все изменилось, и Марис не могла не связать эту перемену с тем, что произошло на берегу между ею и Паркером. А в том, что Майкл догадался о многом – если не обо всем, – она ни секунды не сомневалась.

Ее уверенность в правильности этой гипотезы еще более окрепла, когда, вернувшись во флигель, Марис обнаружила, что впопыхах криво застегнула блузку. Одна эта деталь способна была многое сказать наблюдательному человеку, а от Майкла не ускользала ни одна мелочь.

И все же Марис была скорее заинтригована, чем встревожена или смущена. В конце концов, и она, и Паркер были взрослыми людьми, способными отвечать за свои поступки, и Майкл не мог не понимать: что бы ни произошло между ними на берегу, это произошло по взаимному согласию. «Быть может, – подумала Марис, – все дело в том, что Майкл – человек строгих моральных правил». Не зная, что ее брак с Ноем существует теперь только на бумаге, он мог осудить Паркера за попытку обольстить чужую жену и не одобрить ее распущенность и несдержанность. Но, с другой стороны, Майкл был человеком деликатным и никогда бы не показал ей своего осуждения.

Так и не придя к какому бы то ни было выводу, Марис вернулась в свою комнату во флигеле, приняла горячий душ и легла в постель, стараясь не думать о странностях прошедшего дня. Довольно долго она лежала, борясь со сном, наполовину уверенная, что Паркер придет к ней после того, как Майкл ляжет спать. Но он так и не появился, и Марис наконец незаметно для себя самой заснула.

Утром она проснулась довольно поздно и появилась в особняке, когда Паркер и Майкл уже сидели за столом. За завтраком Паркер много язвил и был раздражителен; каждое, самое невинное замечание Майкла заставляло его свирепо хмурить брови и отпускать едкие замечания. Если не считать этого, он держался так, словно вчера на берегу между ними ровным счетом ничего не произошло.

За столом Марис чувствовала себя неуютно. И как ни старалась она справиться с волнением – ничего не выходило. Она просто не могла не думать о том, что произошло вчера. А теперь? Что делать ей теперь, когда Паркер едва глядит в ее сторону? Тоже делать вид, что не было этой прогулки, их внезапной близости? Она не хотела ни о чем его спрашивать, боясь наткнуться на насмешки, холодность, быть может, даже на упреки, которые – она знала – повергнут ее в отчаяние.

Нет, в одном мужчине она уже обманулась и второй раз наступать на одни и те же грабли не собиралась. Марис поклялась себе самой страшной клятвой, что больше не совершит подобной ошибки. Никогда. И уж, во всяком случае, не через какие‑ то семь или восемь дней…

После ее дурацкой шутки насчет люстры и покойника Марис и Паркер надолго замолчали. Пауза опасно затянулась, и, чтобы что‑ нибудь сказать, Марис спросила безмятежным голосом, доволен ли он тем, что успел написать за утро.

– Мне кажется, вышло довольно‑ таки неплохо… – буркнул в ответ Паркер.

Марис усмехнулась. Паркер вел себя не как взрослый, а как подросток, которого застукали в школьном туалете с сигаретой и вызвали к директору. До вчерашнего вечера он держался с ней вызывающе, почти развязно, и не упускал буквально ни одного случая встаешь в разговор какую‑ нибудь сальность, какую‑ нибудь скабрезную шуточку. С самого первого дня их знакомства он не скрывал своего влечения к ней и поэтому его сегодняшнее смятение выглядело неестественно.

– Что, попало тебе от Майкла? – осведомилась Марис.

– За что это? – он с вызовом посмотрел на нее.

– За попытку соблазнить замужнюю женщину.

– А была попытка?

– Не могу сказать, чтобы ты сделал это против моей воли, но…

– Разве в таком случае можно сказать, что я тебя соблазнил?

– Послушай, Паркер, ты ответишь на мой вопрос или нет?

– Майкл очень за тебя волнуется.

– Почему?

– Он считает, что я – до предела развращенный тип, у которого за душой нет ничего святого.

– А по‑ моему, ты для него – и солнце, и луна, и свет в окошке.

– И все равно он боится, что я могу причинить тебе боль, – упрямо возразил Паркер.

Марис пристально посмотрела на него.

– Ну и… как? – осторожно спросила она. – Ты действительно можешь сделать мне больно?

– Могу.

Этот прямой ответ застал Марис врасплох. Не отрывая взгляда от его лица, она медленно опустилась на стул.

– Что ж, по крайней мере честно… – проговорила она тихо.

– Я всегда говорю, что думаю. Иногда это звучит жестоко и… Большинству людей это не нравится.

– Ничего удивительного, но я – не «большинство».

Его губы, до сих пор сурово сжатые, чуть дрогнули, а в глазах, которые лишь несколько мгновений назад казались такими чужими и холодными, что‑ то блеснуло.

– Действительно, ты не «большинство», – проговорил Паркер, пристально вглядываясь в лицо Марис, словно видел ее в первый раз.

Майкл вернулся на кухню с несколькими листами бумаги в руках.

– Текст вышел довольно бледным, поэтому мне пришлось заменить картридж и распечатать страницы заново, – объяснил он, протягивая рукопись Марис.

– Я собираюсь вернуться к работе, – сказал Паркер, поворачивая кресло. – Нужно кое‑ что пересмотреть. А вы не вздумайте обо мне сплетничать, пока меня не будет.

– У нас найдутся более интересные темы для разговоров, – заметил на это Майкл, провожая Паркера долгим внимательным взглядом.

Марис рассмеялась.

– Вы как братья‑ близнецы, которые постоянно ссорятся, но и жить друг без друга не могут. Или как старая супружеская пара. Вы когда‑ нибудь были женаты, Майкл?

– Я старый холостяк, Марис. Кстати, как насчет крабов в кляре на обед?

– Отлично. А Паркер?

– Был ли Паркер женат? Нет, не был.

– А… женщины у него были?

– А вы как думаете?

Марис опустила взгляд и принялась водить пальцем по узору на клеенке.

– Я думаю, женщины у него были.

– Были, Марис, – не так много, но и не так уж мало. Впрочем, ничего серьезного…

Марис кивнула, и Майкл принялся шарить в буфете, доставая муку и другие необходимые продукты.

– Паркер рассказывал мне, как вы его спасли, – сказала она.

Майкл снова повернулся к ней, и Марис заметила, что он удивлен ее словами.

– Он преувеличивает мои скромные заслуги, – ответил Майкл. – Все, что я сделал, – это сказал ему то, что он знал и без меня.

– Например?

– Например, я сказал, что дорожка, на которую он ступил, непременно приведет его к гибели, но что произойдет это не сразу. Смерти от передозировки обычно предшествует довольно длительный период распада личности и полная потеря человеческого облика. Если хочешь превратиться в растение, в амебу, которая только жрет «колеса» и испражняется под себя, – валяй, действуй, сказал я ему. Только имей в виду, что тот, кто действительно хочет свести счеты с жизнью, обычно находит более короткий путь.

– Мне кажется, с психологической точки зрения это были очень правильные слова, – заметила Марис. Майкл лишь пожал плечами.

– Главное, это сработало. – Он показал на страницы, которые Марис все еще держала в руках. – Как вам новая глава?

– Я ее еще не смотрела – я перечитывала то место, где рассказывается про ребенка Марии Катарины. Именно в этой главе Тодд впервые показал себя отъявленным мерзавцем.

– Странно, что вы считаете его мерзавцем, – пробормотал Майкл растерянно.

– Разве я не права? – удивилась Марис.

– Пожалуй, правы. – Майкл пожал плечами. – Во всяком случае, Паркер именно этого и добивался.

– А вы читаете все, что он пишет?

– Только когда он меня об этом просит.

– И часто он вас просит?

– Честно говоря, постоянно.

– Я так и думала! По‑ моему, Паркер очень дорожит вашим мнением.

– Этот тип считается только с самим собой – и ни с кем больше.

– Пожалуй, его интересуют не столько ваши советы, сколько ваша реакция. Для него это как обратная связь с читателями. Я работала с писателями и знаю: многим из них необходимо что‑ то вроде камертона, сверяясь с которым они строят сюжет и выбирают стиль. Им необходим преданный слушатель.

Майкл не стал развивать эту тему дальше. Вместо этого он спросил, читал ли рукопись кто‑ то из редакторов издательства.

– Паркер так настаивал на анонимности, что я показала рукопись только одному человеку – моему отцу. Он прочел ее и… Отец разделяет мое мнение.

– И больше никто рукописи не видел?

– Нет.

Марис покачала головой, вспоминая, как она просила Ноя посмотреть рукопись, но он так и не сподобился этого сделать. Каждый раз, когда она пыталась заставить его прочесть хотя бы несколько страниц, он рассеянно отвечал, что сделает это, как только позволит его расписание. Теперь‑ то Марис знала, чем он был так занят. Очевидно, свое свободное время Ной тратил на развлечения с Надей.

– Кстати, об отце… – вспомнила Марис и достала из кармана мобильный телефон. Ей казалось маловероятным, чтобы она не слышала, как он звонил, однако она все же проверила экран полученных сообщений.