Владимир Брайт 12 страница

Рука с пистолетом чисто автоматически взметнулась вверх, и палец с коротким промежутком во времени трижды надавил на спуск.

У нападавшего не было бы никаких шансов выжить, если бы за мгновение до того, как я выстрелил, он неожиданно не пропал из поля зрения, просто‑ напросто растворившись в воздухе.

– Я не вижу его!!! – Это еще была не паника, но состояние, близкое к ней.

– Беги, Он ранен. Попробуем оторваться. На более развернутые инструкции у Милой не было времени.

Ей не пришлось повторять дважды – я сорвался с места, вложив все силы в этот стремительный рывок.

– Резко влево!!!

До этого я бежал в направлении противника, но за несколько метров до него, повинуясь указаниям напарницы, повернул голову и часть корпуса вправо, как бы обозначая движение в этом направлении, а затем без перехода резко рванул влево.

Не знаю, сработала ли эта нехитрая уловка, или просто моя скорость была достаточно велика, но, как бы то ни было, я обогнул нападавшего и в конечном итоге вырвался из тупика.

– Одно попадание... Он ранен, но не серьезно, поэтому продолжает преследование...

– Проклятье – выругался я. – Нога! – Боль нарастала, и бежать становилось все труднее и труднее. – Еще полквартала максимум, а потом она откажет...

– Видишь впереди лотки с цветами?

– Да.

– Забегаешь в цветочный магазин, резко закрываешь за собой дверь и держишь вход под прицелом. Если преследователь забежит сразу, просто подстрелишь его, если промедлит – там есть запасной выход, ведущий на параллельную улицу.

– Понял.

Не сбавляя темпа, я стремительно ворвался в магазин, захлопнув за собой дверь.

Отступая назад, в глубь помещения, я держал под прицелом единственный вход.

– Где он? Ты видишь его?

Где‑ то сзади раздался пронзительный визг – у какой‑ то женщины не выдержали нервы.

– Он остановился сбоку от витрины... За спиной все спокойно – две продавщицы на полу. Посетителей нет... Можно...

Ей не удалось закончить предложение – в стекло витрины врезалась тяжелая кадка с пальмой (выставленная вместе с другими товарами на улице), и оно раскололось на миллионы осколков, осыпав ледовой крошкой цветы, находившиеся поблизости.

«Красиво», – промелькнула отстраненная мысль где‑ то на грани моего сознания.

– Тебе нужно избавиться от него, пока не подоспело подкрепление.

Замечание было очень своевременным, потому что Пустота, после того как разбил витрину, сжато доложил начальству обстановку, а также свои координаты.

– У нас в запасе максимум – пять‑ семь минут.

– У меня всего шесть патронов в обойме, и я совершенно не вижу противника.

– Стреляй только по моей команде.

Стеклянный иней, осыпавший цветы, искрился разноцветными переливами, отражая солнечный свет, который лился через разбитую витрину. Казалось нереальным то, что прямо здесь и сейчас, среди всей этой феерической красоты, кто‑ то обязательно должен умереть...

Пустота прыгнул в разбитую витрину, приземлившись на две ноги, и сразу же сделал еще один резкий прыжок в сторону.

Пуля вошла в то место на полу, где мгновение назад находился проникший в помещение киллер.

Стеклянная пыльца с легким шелестом осыпалась с цветов...

– Я же сказала – стрелять только по команде. – Милая была крайне недовольна моей «самодеятельностью ».

– Где он? – У меня не было времени для оправданий.

Я стрелял на звук и был уверен, что наверняка попаду. Никто не мог предположить, что реакция нападавшего окажется мгновенной. Судя по всему, его рефлексы были ничуть не хуже моих.

– Он очень, очень опасен, поэтому впредь, пожалуйста, открывай огонь только...

Сетчатка глаза зафиксировала тень промелькнувшего в воздухе предмета, а затем о дальнюю правую стену разбился черепичный горшок.

– Стреляй в хризантемы!!! – У Милой не было возможности объясниться подробнее.

Если бы не ее команда, я наверняка бы автоматически среагировал на этот бросок, повернувшись в направлении источника звука.

Хризантемы стояли в большом глиняном кувшине на верхней полке стеллажа, находившегося слева от меня.

Щелк... Повинуясь воле стрелка, пистолет выпустил еще одну пулю. Осколки керамики брызнули во все стороны, и поток воды устремился вниз, а вслед за ним обрушился водопад прекрасных белых цветов...

Я не видел противника, но два бутона, упавшие ему на плечи и голову, обозначили направление движения невидимки. Он несся прямо на меня и, судя по всему, собирался, бросившись в ноги, повалить меня на землю, после чего этому охотнику не составило бы большого труда обезвредить добычу.

Резко оттолкнувшись, я подбросил тело вправо‑ вверх. В полете полуразвернул корпус и одновременно с этим послал две пули в то место, где по всем расчетам должен был находиться противник.

И одна из них все‑ таки достигла цели. Пробив руку невидимки навылет, она вошла в стену...

Фонтанчик крови, вырвавшейся из раны, окропил букет желтых роз.

«Цвет измены», – почему‑ то подумал я, пытаясь сгруппироваться воздухе.

В обойме оставалась всего пара патронов.

– Где он? – Разбив в падении несколько черепичных горшков и ободрав бок о выступ стеллажа, я резко вскочил.

– Оставь его, уходим.

Я начал, медленно пятясь назад, отступать в глубь магазина к коридору, ведущему к запасному выходу.

* * *

Пустота был ранен уже дважды – первый раз вскользь, вторая же рана была более серьезной и, что самое главное, – обильно кровоточащей. Но несмотря на это, он был полон решимости довести операцию до конца. Убийство Вежливого и еще пятерых членов команды требовало отмщения. Нужно было только выбрать подходящий момент для последнего решительного броска. У Чужого оставалось не больше двух патронов. И наверняка не было запасного магазина. Преимущество по‑ прежнему было на стороне Пустоты, ему требовалось только правильно разыграть свою козырную карту – невидимость.

* * *

– Ты можешь сказать, где он? – оставлять в тылу такого опасного противника, с моей точки зрения, было верхом безрассудства.

– Он постоянно перемещается, ты все равно не попадешь в него. Если приблизится, я сообщу. – Милая наверняка просчитала все возможные варианты и, исходя из какого‑ нибудь дурацкого процентного соотношения, решила не рисковать.

– В какую руку он ранен?

– В правую, а зачем...

Красная тяжелая капля, повинуясь закону всемирного тяготения, очень медленно, будто нехотя, пошла вниз. Веселым ручейком она скатилась по набухшему от крови рукаву, на мгновение, словно о чем‑ то задумавшись, задержалась на манжете рубашки, а затем, набрав определенную массу и не в силах более остановить свое поступательное движение, резко пошла вниз.

Белый ковер из хризантем отчетливо ярким пятном выделялся на темном полу.

Резко, как вспышка молнии, один из цветков расцвел кроваво‑ красным бутоном...

Я, не раздумывая, до конца опустошил магазин.

Две пули вошли в тело киллера, и эти раны оказались несовместимыми с жизнью. Через три минуты он умер, не приходя в себя, со всех сторон окруженный ковром из живых цветов.

Для Пустоты цветами измены оказались красный и белый.

* * *

Зету доложили, что девушка пришла в себя. Специалисты расценивали ее состояние как удовлетворительное, поэтому можно было без промедления приступать к допросу. Впрочем, даже если бы медики доложили, что самочувствие наблюдаемой «неудовлетворительное», это бы ровным счетом ничего не изменило. Аналитику были жизненно необходимы ответы на многие вопросы, и не когда‑ то в отдаленной перспективе, а немедленно.

В комнате, куда он вошел, сидели двое – психолог и девушка. Врач задавал простые вопросы, пациентка коротко отвечала.

Зет не стал вмешиваться в беседу. Он скромно присел на стул в углу комнаты, впитывая каждое слово. По опыту прошлых лет ему было хорошо известно, что подчас даже самая незначительная мелочь может натолкнуть его разум на след, который в конечном итоге позволит раскрутить весь сложный клубок информации и достигнуть намеченной цели.

– Значит, вы не помните ничего, кроме вашего имени? – Голос психолога располагал к искреннему общению.

И хотя он уже не в первый раз повторял этот вопрос, в интонации девушки не отразилось даже тени раздражения.

– Нет, – коротко ответила она.

Аналитик даже не поверил, а скорее почувствовал, что она не лжет. Чужой не мог просто так оставить свою напарницу. Это было бы нелогично с его стороны. Убить ее также было бы слишком глупо и неэффективно. А вот стереть память или погрузить в состояние транса, чтобы преследователи теряли драгоценное время и силы на вытаскивание из ее разума обрывков информации, – это было именно тем вариантом, которым не преминул бы воспользоваться сам Зет будь он в подобной ситуации.

Ему понадобилось меньше минуты, чтобы понять – дальнейшее пребывание в этом месте бессмысленно. Он молча вышел из комнаты, оставив психолога наедине с его пациенткой.

– Судя по всему, ей заблокировали память, и простой допрос ничего не даст. У вас есть специалисты, способные к глубокому зондированию сознания? Гипноз... или... мне все равно что. – В его голосе смешивались усталость и раздражение, Чужой обманул их, подкинув «пустышку».

– Если у пациентки заблокировано сознание, то попытка взломать эти барьеры может окончиться плачевно – ее психика не выдержит.

– Вы хотите сказать – она просто сойдет с ума?

– В лучшем случае – да.

Зет не стал уточнять, что будет в худшем – его не интересовали подробности.

– Если она не может дать нам информацию о Чужом, то не представляет вообще никакой ценности. Попытайтесь взломать барьеры ее разума, чего бы это ни стоило.

– Но, может быть, еще...

Аналитик не стал выслушивать аргументы специалиста‑ психолога, он просто развернулся и направился в свой кабинет. Ему нужно было экономить время и силы, потому что он чувствовал – ' охота на Чужого еще не вступила в свою заключительную фазу. А раз так, значит, нужно постоянно оставаться в форме – держа руку на пульсе событий.

* * *

Отбросив в сторону пистолет, ставший совершенно бесполезным после того, как кончилась обойма, я рванулся к запасному выходу. Две продавщицы застыли немыми статуями по разные стороны от прилавка. Они находились в том состоянии, когда тело буквально цепенеет от ужаса, так что невозможно не то что пошевелиться, но даже закричать.

Резко обогнув одно из этих неподвижных изваяний и порывисто отворив дверь, я вихрем влетел в подсобное помещение, сметая все на своем пути. За несколько секунд миновав небольшую комнату и следующий за ней короткий коридор, я наконец вырвался на свободу. После боя в замкнутом пространстве с невидимым противником улица дарила ощущение безопасности.

Впрочем, все это было ненадолго. До подхода армейского оцепления оставалось около четырех минут.

– Вон та большая темно‑ зеленая машина подойдет. – Выбор Милой был ясен: на огромном джипе было бы легче прорываться через армейские и полицейские кордоны.

Все так же не сбавляя темпа, я подбежал к машине (моя верная «железная» подруга открывала любые замки за считанные мгновения – для нее было совершенно не важно, банковский это сейф или простая защелка), открыл дверь с водительской стороны и уже через секунду был готов сорваться с места.

– Заводи, – обратился я к Милой.

Двигатель заработал, сделал несколько оборотов, затем чихнул и заглох.

– В чем дело?

– Примитивная система антиугона – заглушка на шланге бензонасоса. Ручка, открывающая капот, – сбоку под панелью. Все, что нужно сделать, выйти и повернуть вентиль заглушки против часовой стрелки.

«А куда ты смотрела раньше? » – хотел я задать вопрос, но не успел.

В боковое стекло интеллигентно постучали.

Повернув голову в направлении звука, я увидел довольное улыбающееся лицо с явно выраженными признаками деградации.

– Очередной наркоман, – устало подумал я.

Самое неприятное заключалось даже не в том, что в руках у него была бейсбольная бита, а в последующем сообщении Милой:

– Восемь человек окружают машину, у двоих пистолеты, остальные с ножами и битами.

– У кого оружие?

– Первый – синяя рубашка в клеточку, второй – солнцезащитные очки желтого цвета, он же, судя по всему, главарь. Настроены более чем агрессивно, нападут при любом раскладе.

– Муж‑ ииииик, ну ты да‑ еее‑ шь, – с каким‑ то совершенно идиотским полушипящим присвистом протянул владелец биты. – Средь бела дня открыто угонять машины на нашей территории, да еще у нас на глазах... Ну, ты попа‑ ааааааал так поп‑ ааааааааал...

Было очевидно, что говоривший до глубины души поражен моей беспросветной глупостью.

По‑ хорошему мне нужен был пистолет с полной обоймой. Восемь выстрелов – и проблема бы решилась за неполные три с половиной секунды...

Я находился в раздумье, решая, как с наименьшими потерями выйти из этой непростой ситуации, когда рядом затормозил двухместный спортивный кабриолет.

Низкая посадка... Литые диски... Цвет «карпак»...

«Машина для сутенера», – почему‑ то подумал я и, как ни странно, не ошибся.

Водителя звали Ларри Пешковски, и он действительно был сутенером. Причем не каким‑ нибудь третьеразрядным неудачником, а вполне преуспевающим, можно даже сказать, респектабельным бизнесменом.

– Медуза, когда деньги отдашь? – спросил он, обращаясь к главарю в желтых очках.

– Ларри, подожди буквально пару минут, сейчас дерьмо из этого кретина выбью – и расплачусь...

В салоне джипа раздалась резкая трель телефонного звонка.

– Слушаю, – коротко ответил я, поднеся трубку к уху.

– Передай меня главарю в желтых очках, скажи, что с ним хочет поговорить мистер Эмилио. – Милая реагировала на ситуацию намного быстрее, чем я.

Приспустив боковое стекло, я протянул трубку дегенерату с битой:

– Сообщи своему патрону, что с ним хочет говорить лично мистер Эмилио.

– А те‑ беееее, дружжжжок, лучше вылезти самомууууууууу. – Его мозг был прямой, как палка для игры в бейсбол, которую он непонятно для каких целей постоянно таскал с собой.

– Что он там бормочет? – Медуза находился с другой стороны машины, поэтому не слышал моей реплики.

– Да ерунду какую‑ то несет. Вроде как какой‑ то хрен Эмилио хочет с тобой поговорить...

Реальный мистер Эмилио держал под контролем торговлю наркотиками в этом и двух прилегающих районах города. И навряд ли бы с философским спокойствием перенес тот факт, что какая‑ то безликая шестерка из уличной банды назвала его хреном.

– Не какой‑ то Эмилио, – сказал я очень громко и четко, так чтобы абсолютно всем было слышно, – а сам мистер Эмилио.

– А мне положить с пробором хоть на Эмилио, хоть на мистера Эмилио...

– Медуза. – Лицо Ларри Пешковски побледнело, он уже был не рад, что оказался свидетелем такой щекотливой ситуации. – Тебе, наверное, неизвестно, но мистер Эмилио очень... очень уважаемый человек, так что, пожалуйста, возьми трубку и извинись.

До подхода основных сил армейского спецназа оставалось не больше двух минут... Время стремительно, словно песок, утекало между пальцами, пока я из‑ за какой‑ то дурацкой случайности сидел, зажатый бандой местных дегенератов.

Слова сутенера, судя по всему, произвели должное впечатление. Главарь обогнул машину и лично из моих рук взял телефон. Несколько секунд он с напряженным вниманием слушал мнимого мистера Эмилио, а затем резко приказал:

– Сикора, передай мне свой пистолет.

– А...

– Я сказал, давай сюда быстро. Ты что, не понял?

Владелец оружия – «синяя рубашка в клеточку», он же Сикора – с явной неохотой расстался со стволом.

Медуза взял его и с каким‑ то отстраненным выражением на лице протянул оружие мне, а потом, как будто что‑ то вспомнив, отдал и трубку.

– Немедленно садись в машину к Лари, – произнес он чужим, механическим голосом.

То, что произошло затем, явилось полной неожиданностью даже для меня.

Главарь вытащил пистолет и расстрелял всю обойму в своих людей.

Восемь выстрелов разорвали тишину улицы, и два трупа практически синхронно легли на прогретую солнцем мостовую. Не повезло дегенерату с бейсбольной битой и Сикоре – они находились на расстояний вытянутой руки от Медузы, поэтому не имели даже призрачных шансов, попадание в голову с нулевого расстояния при любых раскладах стопроцентно приводит к фатальному результату. Еще один человек получил тяжелое проникающее ранение в грудь. Трое отделались лёгкими царапинами, одного вообще не задело.

То ли время сыграло со мной шутку, растянувшись как жвачка, то ли просто происшедшее до предела обострило мое восприятие, не знаю. Единственное, что могу сказать наверняка, – дальнейшие события воспринимались сознанием очень четко, словно в замедленной съемке.

Пустой магазин начал свое бесконечно долгое падение к земле, и рука Медузы потянулась за новой обоймой (Милая всегда действовала наверняка – новоиспеченный зомби будет стрелять, пока не кончатся патроны), одновременно с этим Ларри провернул ключ в замке зажигания – он собирался сорвать машину с места, как только первая искра достигнет своей конечной точки – топливной смеси...

Справа, из‑ за капота, поднялся один из уцелевших членов банды и почти без замаха метнул нож в грудь главаря...

Где‑ то далеко, в самом конце улицы, появился бронетранспортер – авангард военных достиг заданной точки...

Тишину разорвал отчаянный крик боли – раненный в грудь неожиданно осознал, что смерть беззвучно дышит ему в затылок.

Весь этот букет событий я успел увидеть не по отдельности, а в целом, после чего резко распахнул дверь джипа и прямо как был, из неудобного положения, мощно оттолкнувшись двумя ногами, прыгнул в сторону красного кабриолета.

Ларри, на свою беду, очень удачно остановился поблизости от моей машины.

Последние кадры кровавой драмы я уже не увидел, впрочем, никакого сожаления по этому поводу не испытал.

Упав плашмя на багажник, сгруппировавшись, я перекатился и скользнул вперед ногами на пассажирское сиденье. Удачно сев, чисто автоматически пристегнулся ремнем безопасности, затем приставил ствол пистолета к виску незадачливого сутенера. Вся операция заняла не более трех секунд.

– Гони, – мой голос перекрыл рев заработавшего мотора.

Он повернул голову – в глазах отражалось явное непонимание.

– Ты нужен мне как водитель, – прокричал я ему в ухо. – Впереди полицейский заслон (пугать сутенера правдой о военных совершенно не хотелось, поэтому я ограничился полуправдой про полицию), если не сумеешь прорваться – вышибу твои мозги. Все ясно?

Ларри смог лишь испуганно кивнуть.

– Тогда поехали! И самое главное, – я закончил свои инструкции добрым советом, – не стоит жалеть машину, подумай лучше о себе.

Второй раз повторять не пришлось – нога водителя вдавила педаль газа до упора.

* * *

– Приложи трубку к уху, если не хочешь общаться напрямую..

Я достал Милую из кармана:

– Слушаю тебя.

– Переулок через четыреста метров, сворачивайте направо, в дальнейшем буду просто говорить – право, лево, прямо – времени нет.

– Направо в переулок...

Ларри уже и сам видел, что прямо не прорваться: и без того неширокую улицу перегородили два военных грузовика.

Не знаю, уж каким он был сутенером, но свой автомобиль чувствовал прекрасно.

Водитель ударил по тормозам, а мгновением позже рванул вверх рукоятку ручного тормоза. Машина пошла юзом, несколько бесконечно долгих мгновений ее просто тащило боком, так что я даже подумал, что мы перевернемся, но – обошлось. Оставляя полосы жженой резины на прогретом солнцем асфальте, мы сделали почти невозможное – на высокой скорости произвели экстренное торможение и развернулись на узкой улице на сто восемьдесят градусов, после чего Ларри дал полный газ и свернул в переулок.

– Снова направо.

– Право, – закричал я прямо в ухо водителю, потому что в бешено мчащемся кабриолете было почти ничего не слышно из‑ за завывания ветра и рева выхлопной трубы – чтобы увеличить мощность, он снял все, какие только можно, фильтры, и на предельных оборотах мы ревели почти так, как если бы машина была вообще без глушителя.

Визг тормозов и резкий крен влево были ответом на мои слова.

На полной скорости мы ворвались в узкий переулок.

– Сзади!!!

– Что? – не понял я.

– Обернись назад!

Я повернулся – у нас на хвосте почти вплотную висела машина преследования.

Похоже, этот район кроме армии блокировала еще и полиция. И в отличие от военных служители закона прекрасно себя чувствовали не только на открытой местности, но и в жестких городских условиях.

Мне понадобился только один выстрел, чтобы пробить левое переднее колесо.

Если бы переулок был хоть немного шире, полицейские наверняка бы перевернулись, а так их просто резко бросило влево, и, ударившись о стену, машина еще некоторое время ехала по инерции, высекая искры от соприкосновения металла с каменной кладкой.

В обойме оставалось еще восемь патронов.

В операции блокирования района было занято около пяти тысяч военных и около сотни полицейских...

– Лево. – Милая выбирала наш маршрут в соответствии с данными спутника.

И поскольку до сих пор мы продолжали ехать на машине, значит, еще не вся зона была перекрыта – где‑ то оставалась одна или две лазейки, через которые можно было вырваться из ловушки.

Ларри безукоризненно исполнял все мои команды – кабриолет резко бросило влево. Какой‑ то пешеход буквально чудом выпрыгнул из‑ под колес – его большие испуганные глаза промелькнули на расстоянии вытянутой руки от моего лица, чтобы навсегда остаться где‑ то далеко позади.

– Прямо, до большого рекламного щита, после него резко направо. Там будет шлагбаум – въезд на платную многоярусную автостоянку. – Милая наконец‑ то нашла выход из мышеловки.

– Рекламный щит видишь? – прокричал я.

Водитель кивнул.

– После него – направо, пройдем под шлагбаумом, только не забудь пригнуться.

Он на секунду оторвался от дороги, посмотрев на меня. И в этом взгляде явно читалось, что Ларри ни при каких условиях не собирается выполнять этот безумный приказ.

– Убью сразу же, – произнес я нормальным спокойным голосом.

Рев стоял оглушительный – он не мог услышать этой фразы, но либо прочитал по губам, либо просто догадался о смысле сказанного.

Мы достигли щита, и водитель в очередной раз продемонстрировал свой несомненный талант – машина резко затормозила, заложив крутой вираж на девяносто градусов.

– Не обмани моих ожиданий, – сказал я скорее себе, чем до смерти перепуганному Ларри.

Потому что одно дело безоговорочно верить в расчеты Милой и совершенно другое – пытаться проскочить на машине под массивной железной палкой, располагающейся чуть ли не в метре над землей.

Из охраны там было только двое полицейских, и они явно не ожидали, что мы пойдем напролом.

Вероятно, перспектива получить пулю в голову испугала моего спутника больше, чем предстоящее столкновение, поэтому он с какой‑ то отчаянной решимостью включил передачу и выжал педаль газа до упора. Задние колеса несколько раз прокрутились на месте, а затем мы устремились вперед, словно камень, выпущенный из пращи.

Меня резко вдавило в спинку сиденья – ускорение было просто сумасшедшим. От мощной спортивной машины при желании и определенных водительских навыках можно добиться если не всего, то, во всяком случае, очень многого. Я имел счастье убедиться в этом на собственном опыте.

Шлагбаум стремительно несся нам навстречу, а Ларри словно загипнотизированный смотрел на приближающуюся планку.

Если бы перед самым столкновением я не потянул его резко вниз, он наверняка остался бы без головы.

Лобовое стекло выбило под самое основание, так что сверху на наши скрюченные тела обрушился ливень осколков. Поперечная перекладина шлагбаума только самым краем задела крышку капота, но и этого оказалось вполне достаточно, чтобы ее сорвало и отбросило далеко по ходу нашего движения...

– Поднимайся. – Милая продолжала корректировать наши действия.

Я разогнулся, одновременно подняв и Ларри...

Это было очень своевременно – бетонная стена неслась нам навстречу с бешеной скоростью.

Надо отдать должное этому сутенеру – он мгновенно сориентировался: ударил по тормозам, рванул ручник и вывернул руль.

Мир закружился в безумном хороводе, так что в поле зрения осталось только размытое темно‑ серое пятно. Прошло несколько бесконечно долгих секунд, в течение которых мы успели пару раз провернуться на триста шестьдесят градусов, а затем вдруг раздался резкий удар – машина все‑ таки врезалась во что‑ то твердое. Задний бампер и фонари разлетелись вдребезги, а багажник прогнуло дугой. Однако повреждения коснулись лишь внешних узлов и обшивки – кабриолет по‑ прежнему оставался на ходу, и это было самое главное.

– С другой стороны еще один шлагбаум. Проскочим его – и мы на свободе.

После оглушающего визга тормозов работа двигателя на холостом ходу казалась чуть ли не первозданной тишиной.

Я протянул руку, взял подбородок Ларри в ладонь и развернул его лицо в свою сторону.

– Еще один шлагбаум – и все; считай, что ты вытянул свой счастливый билет.

Страшный, испито‑ помятый облик незнакомца сказал бы всякому внимательному человеку, что перед ним обычный вооруженный бродяга. Однако глаза, холодные и расчетливые, под стать пистолетному дулу, которое постоянно присутствовало где‑ то неподалеку, говорили Ларри совсем о другом – это человек, который знает, чего хочет от жизни. А лицо – всего лишь нелепая маска, которую при желании всегда можно сбросить.

– Ты меня понял?

Сутенер молча кивнул.

– Если нет вопросов, тогда чего мы ждем? Поехали.

– Сейчас я сделаю вам укол успокоительного, и вы заснете. Вам нужно отдохнуть и набраться сил.

У врача, склонившегося над Вивьен, были добрые усталые глаза и мягкий негромкий голос.

– А потом, когда проснетесь, – продолжал он, – мы еще раз спокойно поговорим, и тогда вы наверняка что‑ нибудь вспомните.

Ее голова, впрочем так же как и память, была легкая и пустая, словно детский воздушный шарик, наполненный гелием. Не было ни мыслей, ни желаний. Собственно, она вообще не ощущала себя личностью, потому что помнила только одно: ее зовут Вивьен. Откуда всплыло в памяти это имя, она не представляла. И что самое главное – ее совершенно не волновала эта неопредёленность. А скорее даже была приятна. Если бы ее спросили, чего больше всего на свете она хочет в данный момент, она бы не задумываясь ответила: плыть по волнам в неведомую даль, ни о чем не думая и никого не встречая.

Ей хотелось тишины и одиночества, только и всего. А сон мог подарить и то и другое.

Она благодарно улыбнулась и чуть слышно прошептала:

– Большое спасибо, доктор. Вы очень добры ко мне.

На лице человека, склонившегося над девушкой, не дрогнул ни один мускул, а улыбка оставалась по‑ прежнему доброй и теплой. Прямо сейчас он намеревался при помощи наркотиков и глубокого гипноза снять барьеры, поставленные в сознании пациентки, при этом вскрыв его, словно консервную банку, ржавым грязным ножом.

Глубоко в душе он был мясником, а не доктором, но об этой его второй натуре знали очень немногие. И даже те, кто был в курсе, для собственного же спокойствия старались не вдаваться в детали операций доктора Свенсона.

* * *

У полковника Фабела выдался один из самых печальных дней за всю жизнь. Таких черных дат за весь его долгий сорокасемилетний жизненный путь было всего три. Первая – когда он потерял обе ноги. Вторая – смерть единственного сына.

И третий такой день – сегодня. День еще не кончился, а семеро из двенадцати его людей уже мертвы. Пустота не вышел на связь после короткого сообщения о своих координатах, а это могло означать только одно: киллер убит.

Годы ушли на то, чтобы в результате безостановочного отбора найти каждого из этих двенадцати. Кропотливо, словно сквозь мелкое сито, просеивал он тысячи людей. Затем – двухлетний цикл подготовки. Еще год – обкатка на незначительных заданиях. И только после всех этих поистине титанических усилий можно было считать, что новый член отряда готов к настоящей работе.

И вот всего за один день все достигнутое перечеркнуто всего одним человеком, обозначенным в скупых строчках отчетов коротким псевдонимом Чужой.

Казалось бы, этого просто не может быть. Нельзя уничтожить три прекрасно подготовленные группы, обладающие поистине уникальными ментальными возможностями, боевым опытом и всесторонней военной подготовкой. Но беспощадная действительность опровергала все теории, вместе взятые, – люди были мертвы. Все семеро. И будут ли жертвы среди оставшихся пяти, не знал никто. Ответ на этот вопрос могло дать только время.