ЭЛЕН И ЛЬЮИС 2 страница

— А вы никогда не думали, что Тэд сдерживает вас как актрису? Что он сознательно не дает вам раскрыться?

— Тэд? Ну что вы! Конечно, нет.

— Странно. Мне казалось, что вы тоже так считаете. — Он помолчал. — Тогда объясните мне, почему вы перестали с ним работать? Если не ошибаюсь, съемки «Эллис» закончились год назад. После этого вы сделали еще три фильма: с Пекинпа, с Хьюстоном и сейчас со мной. Вы не думаете, что это довольно большой перерыв?

— Тэд был занят. Он монтировал «Эллис». К тому же роли, которые мне предлагали, показались мне очень интересными, и я решила, что раз мне все равно нечего делать…

Она говорила торопливо, словно оправдываясь. Грег это почувствовал и улыбнулся.

— Когда «Эллис» выходит на экраны?

— В сентябре или в октябре. Тэд собирается устроить грандиозную премьеру. Он рассчитывает, что фильм получит «Оскара». Буду рада видеть вас на первом показе.

— Спасибо. — Грег явно не клюнул на приманку. Он помолчал, отрезал кусок бифштекса и спросил: — Ну а потом?

— Что «потом»?

— Что вы собираетесь делать после «Беглецов»? Съемки закончатся в июле, «Эллис», как вы сами сказали, выйдет на экраны не раньше сентября. Чем вы намерены заняться в промежутке?

— Семьей. Я совсем забросила Кэт… и Льюиса. Они давно просят меня устроить отпуск. Честно говоря, я и сама об этом мечтаю.

— Ну хорошо, а когда семейная идиллия закончится? Что вы намерены делать после этого?

— Еще не знаю. Наверное, начну сниматься в следующем фильме. Разумеется, если предложат что‑ то стоящее…

— Понятно. — Он положил вилку и нож. — У Тэда? Наступила тишина. Элен сидела, не поднимая глаз от тарелки.

— Нет, — наконец проговорила она, — не у Тэда.

— Благодарю вас, — сказал он, — вот теперь я услышал то, что хотел.

— Попробуйте, отличный коньяк. Надеюсь, он вас разговорит.

Они сидели в комнате у Грега, через коридор от комнаты Элен. Грег подал ей бокал, закурил и уселся на диван.

Элен посмотрела на него: высокий, подтянутый, с длинным умным лицом, с неправильными, но очень приятными чертами: карие глаза, темные волосы, костюм тоже темный, простого, несколько старомодного покроя, выбранный, очевидно, с тем расчетом, чтобы меньше бросаться в глаза.

— Так вот зачем вы меня пригласили, — улыбнулась она, — чтобы выпытать мои тайны!

— Именно.

— И что же вы хотите узнать?

— Все, что касается вас.

— Я не люблю говорить о себе.

— Я это заметил. И считаю одной из самых ваших привлекательных черт.

Если это и был комплимент, то довольно сомнительный. Тем не менее Элен почувствовала себя польщенной и невольно улыбнулась. Герц наклонился к ней.

— И все же давайте поговорим о вас. Я хочу рассказать вам одну историю, имеющую косвенное отношение к тому, что произошло сегодня днем.

— О, Грег, сегодня я просто…

— Нет, подождите, дайте мне рассказать. — Он придвинулся поближе. — Это случилось в 1960 году; вы только что снялись в своем первом фильме. Я в то время гостил у сестры в Калифорнийском университете. Однажды она пригласила меня в соседний кинотеатр на фильм, который назывался «Ночная игра». Он шел всего несколько дней. Я о нем ничего не слышал, и смотреть мне его совершенно не хотелось. К этому времени я уже был сыт по горло кинематографом и всем, что с ним связано. В течение двенадцати лет я работал как вол, пытаясь пробиться наверх: сам писал сценарии, сам добывал деньги на постановку, да еще умудрялся подрабатывать, чтобы жене было чем платить за квартиру. Такая жизнь ей, естественно, не нравилась, между нами начались скандалы, и я стал подумывать о том, чтобы бросить все к черту и навсегда уйти из кино. — Он помолчал. — Сейчас это, конечно, звучит смешно… В конце концов я добился того, чего хотел. Мои фильмы имеют успех. Меня даже называют вторым Тэдом Ангелини. Второй Тэд Ангелини! Подумать только, какая честь! Знаете, сколько мне лет? Тридцать семь. А Тэду? Двадцать девять, тридцать? То‑ то и оно. Когда он корпел над учебниками в институте кинематографии, у меня за спиной было уже несколько готовых фильмов. — Он снова откинулся назад. — Ну ладно, я отвлекся… Тогда, в 1960‑ м, все эти проблемы мне уже до смерти надоели, я совершенно не хотел смотреть какую‑ то «Ночную игру» и шел в кинотеатр как на каторгу. А потом случилось чудо. То, что я увидел на экране, было для меня самым настоящим откровением, я вышел из кинотеатра потрясенный, я брел, ничего не замечая вокруг, качаясь, словно пьяный. «Вот оно, — думал я, — вот оно. Значит, оно все‑ таки существует, значит, кому‑ то это по силам». Это было лучше, чем театр, лучше, чем музыка, лучше, чем живопись. Это было настоящее кино. — Он замолчал и искоса посмотрел на нее. — После этого фильма я снова захотел работать. Ко мне вернулись энергия и азарт, о которых я уже давно забыл, у меня просто руки чесались взяться за новый фильм. На этот раз мне, как ни странно, повезло. Я сделал подряд несколько удачных картин, публике они понравились, я быстро пошел в гору. Всем этим я обязан вам, Элен, вам и Тэду. Я этого никогда не забуду.

Он замолчал. Она подняла голову и посмотрела на него. Он уже успокоился, лицо, только что горевшее вдохновением, снова сделалось замкнутым и бесстрастным.

— Вы знаете, что вы сыграли превосходно?

— Да, — ответила она, глядя в сторону. Он пожал плечами.

— Вы вполне могли этого не знать. Ну что ж, в таком случае я хочу спросить: что с вами случилось потом?

— Почему вы думаете, что со мной что‑ то случилось? — быстро проговорила она. — После «Ночной игры» я снялась в «Лете». Потом была «Ее жизнь». «Короткая стрижка»… Все фильмы прошли с большим успехом, особенно «Короткая стрижка». За нее мы получили «Пальмовую ветвь», и у Тэда наконец появилась возможность заняться «Эллис».

— Ну, с Тэдом‑ то мне как раз все ясно. «Короткая стрижка» была для него отличным трамплином. После этого он мог снимать все, что хотел. Ну а как насчет вас? Я видел все фильмы, о которых вы упомянули, и даже те, про которые вы забыли сказать, они вышли один за другим. Как же они назывались? Ах да, «Квикстеп» и «Дополнительное время». Я видел вас у Пе‑ кинпа и Хьюстона, правда, оба раза в черновом варианте…

— И что же?

— Ничего. Почему вы так разволновались? — Он улыбнулся. — Мне понравились все ваши роли. А вы думали, я буду вас критиковать? Нет, я считаю, что вы сыграли превосходно. Разве что чуть‑ чуть не дотянули в «Квикстепе», но эта лента вообще слабее остальных…

— Да, я согласна.

Элен посмотрела в сторону. Они начали снимать «Квикстеп» в 1962 году, сразу после Каннского фестиваля. Все ее мысли в это время были заняты Эдуардом, она еще не научилась забывать его на время работы. Да и с Льюисом у нее тогда начались нелады, он стал вдруг ужасно ревнив, постоянно ссорился с ней, выяснял отношения. Она поежилась: господи, опять эти ужасные воспоминания!

Она увидела, что Грег наблюдает за ней, и отвернулась.

— И все же у вас есть какое‑ то «но»?

— Да, и, если хотите, я объясню вам какое. Но только при одном условии: взамен вы честно ответите мне, прав я или нет? Ну что, согласны?

Она кивнула, и он начал говорить.

— С исполнительской точки зрения ваши роли сделаны превосходно, тут мне придраться не к чему. Но если рассматривать их не по отдельности, а в ряду с остальными ролями, сразу становится заметен один крупный недостаток: все ваши героини похожи друг на друга как две капли воды. Это и неудивительно: в своих фильмах Тэд выступает не только как режиссер и продюсер, но и как сценарист. Он делает их сам от начала и до конца, и в этом его сила и слабость. Кроме того, он упрямо не желает снимать других актрис. Для него, по‑ видимому, очень важно, чтобы главные женские роли исполняли именно вы. В принципе, в этом нет ничего страшного, большинство европейских режиссеров придерживается такого метода работы. Правда, для американцев этот стиль неприемлем, но это уж, как говорится, дело вкуса. В принципе, повторяю, в этом нет ничего страшного. Но только до тех пор, пока речь идет о Тэде. Для вас такой метод безусловно губителен. Тэд намеренно отбирает только то, что ему нужно, безжалостно отбрасывая все остальное. Он использует вас исключительно как типаж. Вспомните, из фильма в фильм вы играете один и тот же характер, одну и ту же судьбу. Разумеется, сюжетные линии никогда не повторяются. Тэд достаточно опытен, чтобы обмануть неискушенных зрителей. Но не меня. — Он пожал плечами. — Я знаю, что как бы ни назывался его очередной фильм, героиня в нем будет та же, что и раньше: красивая, загадочная, ведущая какой‑ то непонятный образ жизни, кого‑ то все время преследующая, кому‑ то угрожающая и удивительно, необъяснимо… — Он запнулся, подыскивая слово.

— Пассивная? — подсказала она.

— Да, именно. — Он помолчал. — Я не сразу это заметил. Но как только распознал эту черту в одном фильме, сразу же стал находить ее и в остальных. Конечно, обставлено это виртуозно: освещение, монтаж, диалоги — все направлено на то, чтобы скрыть главное — поразительную, неестественную пассивность ваших героинь. Не знаю, заметили вы или нет, но все они только реагируют на происходящее и никогда не действуют сами. — Он снова замолчал. — Думаю, что не ошибусь, если скажу, что и роль Лизы в «Эллис» построена по тому же принципу.

— Да. — Элен встала, прошлась по комнате и быстро посмотрела на него. — Это очень трудно объяснить. Сначала я думала, что дело во мне. Я пыталась поговорить с Тэдом, но он поднял меня на смех. «Ты всегда все усложняешь, — сказал он, — посмотри, вот одно событие, вот другое. С героиней все время что‑ то происходит». Действительно, на первый взгляд событий в фильме даже более чем достаточно: и любовь, и измены, и удары судьбы. — Элен грустно усмехнулась. — Но все это совершается как бы само собой, независимо от желания Лизы. Конечно, от сцены к сцене ее характер меняется, в этом смысле персонажи Тэда достаточно реалистичны, но сама она никогда ничего не делает, она просто живет, просто существует на экране как символ вечной, неуловимой женственности. В этом, по‑ моему, единственное предназначение всех женских образов у Тэда.

Наступила пауза. Элен вдруг почувствовала, что краснеет; ей стало стыдно, что она так разоткровенничалась с Герцем. Как бы она ни относилась к Тэду, выдавать его профессиональные тайны она не имела права. Она вернулась на свое место и села.

— Видите, что наделало ваше виски? — сказала она, показывая на бокал. — Я разболталась как школьница. Извините…

— Вам не за что извиняться. Вы сказали только то, что думали. С вами это происходит достаточно редко. — Он кинул на нее быстрый взгляд. — Значит, решение сняться у Пекинпа было сознательным?

— Нет, тогда я еще не собиралась уходить от Тэда. Мне нравилось сниматься в «Эллис». Мне и сейчас нравится этот фильм. Я горжусь тем, что я в нем участвовала. Но на мое решение это не влияет. Работать у Тэда я больше не буду, никогда. — Она помолчала. — Я не уверена, что вообще буду сниматься в кино. Мне все чаще кажется, что это бессмысленно: изображать выдуманных кем‑ то персонажей, проживать чужую жизнь и не иметь времени, чтобы разобраться в своей собственной.

— На это ни у кого не хватает времени, — серьезно проговорил Грег. Затем испытующе посмотрел на нее и спросил: — Это и помешало вам сыграть сегодняшний эпизод?

— Да. Прежде чем играть других людей, я хотела бы разобраться в себе самой. И время — не единственное, что мне для этого требуется.

Она опустила голову и посмотрела на свои руки. «Когда я с тобой, Эдуард, мне не надо никем становиться. Я просто есть», — вспомнила она фразу, произнесенную ею несколько лет назад. Она взглянула на Герца и улыбнулась.

— Мне пора. Я хочу как следует выспаться перед съемкой, чтобы не повторять сегодняшнюю неудачу.

Она поднялась. Герц тоже поднялся и после минутного колебания подошел к комоду, стоявшему в дальнем углу комнаты. Выдвинув ящик, он достал оттуда большой плотный конверт и молча протянул его Элен.

— Что это?

— Сценарий. Лучший из всех, которые мне когда‑ либо предлагали. Я хочу поставить по нему фильм. Деньги для постановки я уже нашел. Съемки, по‑ видимому, начнутся весной следующего года. Мне бы очень хотелось, чтобы главную роль сыграли вы. — Он помолчал. — Если, конечно, до того времени вы не уйдете из кино. Но я искренне надеюсь, что этого не произойдет. В любом случае я прошу вас прочесть сценарий и сказать, что вы о нем думаете. — Он внимательно посмотрел на нее. Она только сейчас заметила, как близко они стоят. Он, очевидно, тоже это заметил: в его умных карих глазах мелькнула настороженность, он нахмурился и отступил на шаг. — Это история одного развода. Возможно, вам покажется… Впрочем, прочтите и решите сами.

— Хорошо, Грег, я прочту.

Она знала, что ей пора уходить, но что‑ то мешало ей сдвинуться с места. Она растерянно взглянула на него. Оба вдруг почувствовали неловкость — возможно, из‑ за того, что стояли так близко друг к другу.

Он посмотрел ей в глаза. Она ответила ему прямым взглядом. Он улыбнулся, сдержанно и немного грустно, поднял руку и погладил ее по щеке.

— Думаете, это поможет? — Нет.

— Я тоже так считаю. Горе таким способом не излечишь.

Она вскинула на него глаза.

— Почему вы решили, что у меня горе?

Он снова улыбнулся и медленно опустил руку.

— Видно. И это еще одна причина, из‑ за которой вы не справились с сегодняшней сценой.

Возразить было нечего.

— Неужели это так сильно бросается в глаза? — печально спросила она.

— Иногда, — ответил он. — И если бы вы перестали это скрывать, вам стало бы гораздо легче. Можете проверить завтра на съемках. Спокойной ночи.

Вернувшись к себе, она закрыла дверь и обессиленно привалилась к ней спиной. Ей было стыдно, что она не сумела совладать с собой и Грег так быстро все понял. Она не знала, почему ее вдруг потянуло к нему. Это была не страсть, ей хотелось только, чтобы он прикоснулся к ней, обнял, прижал к себе.

Ей пришло в голову, что тело тоже может соскучиться по ласке, так же, как и душа. Она нервно прошлась по комнате. Вот уже восемнадцать месяцев, как между ней и Льюисом ничего не было. Восемнадцать месяцев он вел себя с ней как с посторонней. Днем он открыто избегал ее и старался даже не смотреть в ее сторону, а на ночь уходил к себе в спальню. Время от времени она ловила на себе его взгляд, полный вожделения и страха. Он, видимо, еще любил ее, но не хотел возобновлять отношений, боясь, что это принесет ему только новые унижения. Она попробовала вспомнить, когда это началось, и вздрогнула, поняв, что их размолвка тянется гораздо дольше, чем ей казалось, — не восемнадцать месяцев, а почти два года.

Ей было неприятно заниматься сейчас подсчетами, снова — в который раз — вспоминать тягостные подробности совместной жизни с Льюисом, но факты говорили сами за себя: их разлад начался два года назад, сразу после Каннского фестиваля.

Это открытие напугало ее. В глубине души она продолжала надеяться, что их отношения рано или поздно наладятся, что в следующий приезд она обязательно с ним помирится. Она привыкла считать, что в их размолвке виновата главным образом она. Он так долго твердил ей о холодности, что она в конце концов и сама в нее поверила.

«Ты думаешь о другом, — говорил он. — Я вижу, ты думаешь о другом». Она молчала, понимая, что он прав.

Да, она думала о другом. И тогда, с Льюисом, и сейчас с Грегори Герцем. Герц волновал ее, заставил ее сердце биться быстрей, но она понимала, что это всего лишь минутный порыв. Он просто случайно оказался рядом, когда ей было особенно одиноко. На самом же деле она думала только об Эдуарде. Поняв это, она перестала сопротивляться и позволила мыслям о нем захватить ее целиком. Она знала, что это не принесет ей радости, но не могла ничего с собой поделать.

Она с тоской посмотрела на телефон. Она уже не раз прибегала к этому надежному и испытанному средству. В такие минуты, как сейчас, когда одиночество становилось невыносимым, телефон помогал ей хотя бы на время обрести спокойствие. Но сегодня она не могла воспользоваться даже им: несколько дней назад она уже звонила Эдуарду с этого номера, и ей не хотелось надоедать ему слишком часто.

«Нет, — подумала она, — не сегодня», — и отвернулась от телефона с решительностью, которая не принесла ей никакого удовольствия.

— Ну вот и все, я уезжаю. Один парень согласился подбросить меня до аэропорта.

Стефани взлетела по ступенькам фургона и рывком распахнула дверь, за которой дрожал сухой, раскаленный воздух. На ней была очень короткая и очень узкая юбка, блузка с необъятным вырезом (и то, и другое надетое, судя по всему, прямо на голое тело) и туфли на высоченных каблуках. Элен не могла понять, зачем она так одевается, если ей действительно неприятно внимание мужчин.

Она с досадой посмотрела на девушку. Время для визита было выбрано не слишком удачно: через несколько минут должны были начаться съемки, и Элен боялась, что ей опять не удастся настроиться.

— Я сейчас уйду… Я только хотела поблагодарить вас. Вы были ко мне так добры. Я этого никогда не забуду. Вот, возьмите. Это вам, на память…

Она быстро протянула Элен маленький белый сверток. Элен неохотно взяла его и развернула. Внутри лежал флакон духов «Радость».

— О… — Элен растерянно смотрела на духи, не зная, что сказать. Затем, испугавшись, что Стефани может обидеться, с улыбкой проговорила:

— Какая прелесть! Спасибо, Стефани. Чудесный подарок. Моя мать очень любила эти духи.

— Я купила их в самолете, — торопливо проговорила Стефани с тем особым выражением, которое Элен часто у нее замечала. «Купила? — подумала она. — Или получила в подарок от любовника? » Но тут же упрекнула себя за черствость — ведь Стефани искренне хотела сделать ей приятное.

— Вы так редко пользуетесь духами… — В голосе Стефани звучало что‑ то похожее на упрек.

Элен встала.

— Теперь постараюсь пользоваться ими чаще. Спасибо, Стефани. — Она протянула девушке руку. — Надеюсь, в новом фильме тебе повезет больше, чем в этом.

Стефани крепко сжала ее руку, а потом наклонилась и запечатлела на ее щеке липкий поцелуй.

— Я хотела попросить у вас одну вещь… — пробормотала она, не выпуская руку Элен из своих. — Но мне так неловко… Вы, наверное, рассердитесь. — Она запнулась и робко посмотрела на Элен своими голубыми кукольными глазами. — Вы не могли бы дать мне номер своего телефона в Лос‑ Анджелесе? Я не буду вам надоедать, честное слово. Мне просто хочется хоть изредка слышать ваш голос…

Элен растерялась. Ее лос‑ анджелесский телефон не значился ни в одном справочнике, был известен только самым близким друзьям. На минуту у нее мелькнула мысль дать Стефани телефон ее агента, но потом она решила, что это будет слишком жестоко.

— Хорошо, Стефани, — сказала она. — Подожди, сейчас я тебе его напишу.

Она нашла листок бумаги и быстро нацарапала на нём номер своего телефона. Стефани аккуратно сложила листок и спрятала его в бумажник. Элен со страхом увидела, что глаза ее наполнились слезами.

— Спасибо, большое спасибо… Я никогда не забуду того, что вы для меня сделали.

Она сдавленно всхлипнула и еще раз сжала руку Элен. Потом быстро повернулась и выскочила из фургона.

— До свидания, — донесся издалека ее голос.

Элен вздохнула. Стефани выбила ее из колеи, теперь ей снова нужно было сосредоточиться, чтобы вернуть Марию и не дать ей исчезнуть.

Все было так же, как раньше. Выстрел, падение, брызги крови. Но в самый последний момент Мария вернулась, и сцена прошла как надо. После первого дубля Герц прервал съемку.

— Вот видите, я же говорил, что получится, — произнес он и быстро отошел прочь.

Льюис сидел в баре «Поло‑ клуба» и беседовал со своим приятелем. Он уже в третий раз переписывал «Бесконечный миг» и чувствовал, что работа зашла в тупик. Его приятель, довольно известный сценарист, поднаторевший в вопросах конъюнктуры, любезно согласился помочь ему советом. Сейчас он терпеливо ждал, пока Льюис во второй раз перескажет ему сюжет — после первого раза проблема осталась непроясненной.

— Послушай, Льюис, — наконец проговорил сценарист, прихлебывая мартини, — один умный человек как‑ то сказал, что на свете есть только два стоящих сюжета: любовь и деньги. Все остальное можно не брать в расчет.

Льюис ошарашенно посмотрел на него. Сценарист достал сигару и глубокомысленно выпустил вверх колечко дыма.

— Кто же это сказал? — произнес он, мучительно нахмурив лоб. — Похоже на Бальзака. Хотя, с другой стороны, это вполне мог быть и Грэм Грин.

Наступило молчание.

— Всего два сюжета? — осмелился подать голос Льюис.

— Представь себе.

— Надо же…

— Вот так. Поэтому мой тебе совет, Льюис: брось трепыхаться, живи проще. Знаешь, что такое хороший сценарий? Крепко закрученная любовная история плюс необычный антураж. Ну, с любовью тебе, надеюсь, все более или менее ясно. Остается подобрать антураж. Пусть это будет железнодорожная станция, послевоенная Вена, южные штаты в период Гражданской войны — все, что угодно, лишь бы было оригинально. Ну а дальше совсем просто: смотришь, на кого из актеров публика идет с большей охотой, и назначаешь их на главные роли. После этого тебе остается только сидеть дома и подсчитывать барыши. Вот и все. И не надо рвать жилы, это никогда не окупается. Побереги вдохновение для налоговых деклараций.

Возвращаясь домой, Льюис прилежно обдумывал совет сценариста. Красный «Порш» стремительно летел вперед, из динамика несся громкий голос Боба Дилана. «Любовь, — с раздражением думал Льюис. — Любовь и деньги. Нет, не может быть, чтобы все было так просто. Наверное, этот прохвост забыл сказать мне самое главное».

Подъезжая к вилле, Льюис, как всегда, почувствовал в душе неприятный холодок. Он невзлюбил это место с самого начала. Прежняя хозяйка, Ингрид Нильсон, панически боялась воров и до отказа нашпиговала дом сигнализацией. Эта мания перешла к Льюису вместе с остальными ее владениями. Когда они переехали, вилла по количеству замков и запоров могла поспорить с хорошим банковским сейфом, а сад был обнесен высоченной стеной, затянутой поверху колючей проволокой. Льюис добавил к этому множество дорогих новомодных изобретений. На воротах теперь стоял электронный замок, отпирающийся из дома или из хозяйских машин. Сад был сплошь опутан проводами и просматривался весь до последнего кустика. Правда, толку от этой системы было мало: птицы и мелкие зверюшки то и дело выводили ее из строя. Остановившись перед высокими воротами, Льюис впервые подумал о том, чего он, собственно, хотел этим добиться: чтобы никто не забрался к нему в дом или чтобы никто не выбрался?

Он досадливо поморщился, удивляясь, что такая нелепая мысль могла прийти ему в голову, и в этот момент увидел перед воротами человека. Это был высокий, крупный, рыжеволосый мужчина в дешевом костюме, в шляпе, лихо сдвинутой на затылок, и старых стоптанных башмаках. Он стоял возле стены и смотрел вверх. В руке у него была туристская карта Лос‑ Анджелеса с отмеченными на ней крестиками виллами кинозвезд.

Дожидаясь, пока распахнутся ворота, Льюис жал на сцепление и разглядывал незнакомца. Заметив торчащее у него из кармана горлышко бутылки, он со злостью подумал: «Пьянь паршивая». Потом надавил на газ и промчался мимо, подняв густое облако пыли. За воротами он приостановился, еще раз взглянул на незнакомца и с ревом покатил к дому.

Настроение у него было отвратительное. Он даже обрадовался появлению бродяги — теперь у него был повод сорвать на ком‑ то зло. Не успев войти в дом, он принялся расспрашивать Касси, не видела ли она перед воротами незнакомого мужчину.

Касси невозмутимо посмотрела на него. Она всегда недолюбливала Льюиса, и тот отвечал ей тем же. Оба старались скрывать свою неприязнь, но им это плохо удавалось.

— Высокого, рыжеволосого, в шляпе? — Да.

— Видела несколько раз. Обыкновенный бродяга. Пусть себе стоит. Он никому не причиняет вреда.

— Если он появится снова, немедленно позвоните в полицию. Что за ерунда, всякая шваль болтается перед домом, а они и в ус не дуют. Пусть уберут его отсюда. Это их обязанность, черт возьми! Кто‑ то должен побеспокоиться о вас, Мадлен и Кэт, когда вы остаетесь здесь одни.

Не успев договорить, он уже пожалел о своих словах.

— Ну что вы, мистер Синклер, мы не одни, с нами Дженнер. В случае чего он за нас заступится. Да и Хикс почти не отлучается из своей сторожки.

Льюис знал, что она права. Дворецкий Дженнер и шофер Хикс действительно всегда были дома. Отсутствовал, как правило, именно он, Льюис, и Касси недвусмысленно дала ему это понять.

Он отвернулся.

— Элен не звонила? — спросил он, чтобы переменить тему.

— Звонила, мистер Синклер. В семь, как обычно.

— Кэт уже спит? Касси заколебалась.

— Думаю, что еще нет, — проговорила она, взглянув на часы. — Ее уложили совсем недавно.

— Ну хорошо, я не буду подниматься, а то она опять разгуляется. Завтра я ее все равно увижу. Да, и вот еше что, Касси, ужин мне не готовьте, вечером я должен буду уйти.

Он сам удивился тому, что сказал. Минуту назад он еще не знал, где проведет вечер. Касси кивнула и вышла.

Льюис отправился в гостиную. Все здесь живо напоминало ему о Элен. Это была ее комната, как, впрочем, и все остальные комнаты дома. Льюис никогда не чувствовал себя в нем уютно. Он только купил его, а всем остальным — планировкой, расстановкой мебели, подборкой деталей — занималась Элен. Результат получился великолепный. Льюис не мог этого не видеть. Но дом тем не менее как был, так и остался для него чужим.

Он нервно прошелся по комнате, не зная, чем себя занять. Взгляд его скользнул по индийским ширмам и китайским вазам — запоздалому подарку его родителей. Они долго не могли простить сыну скоропалительной женитьбы и, только встретившись с Элен и оценив по достоинству ее ум и обаяние, смирились с их браком. Льюис с грустью вспомнил крохотную лондонскую квартирку с красными шторами, старой мебелью и уютным большим камином. Они были счастливы там, теперь он это отчетливо понимал.

Он плеснул в стакан виски, добавил немного льда и, подойдя к окну, выглянул в сад. До вечера было еще далеко, он вполне мог бы успеть поработать. Или позвонить Элен… Хотя особого смысла в этом не было: съемки «Беглецов» закончились, и Элен со дня на день должна была вернуться домой. Нет, звонить, конечно, не стоит, лучше пойти к кому‑ нибудь в гости. Друзей у него, слава богу, хватало, правда, без Элен его приглашали гораздо реже, и, если он придет один, неизвестно, как отнесутся к этому его знакомые…

Было еще одно дело, которым он мог бы заняться, но он старался о нем не думать. Это было трудно, мысли сами собой сворачивали к запретной теме. Он снова отхлебнул виски, и желание совершить задуманное сделалось сильней. «Я только посмотрю, — убеждал он себя, — посмотрю и сразу уйду».

«В конце концов я не совершаю ничего дурного, — думал он, медленно выходя из гостиной, — я только проверю свои подозрения». Виски почему‑ то не подействовало, и он подлил себе еще. Пройдя через библиотеку, он поколебался и открыл дверь в кабинет Элен.

Обстановка здесь была гораздо скромней, чем в остальных комнатах: письменный стол, несколько книжных полок и секретер — все очень простое и удобное. Льюис прислонился к секретеру и огляделся. Лоб его покрылся испариной, он с трудом переводил дух. Взгляд его упал на письменный стол. В свое время он самым тщательным образом обшарил его, но обнаружил только ручки, карандаши, записные книжки со столбцами цифр (очевидно, какие‑ то денежные расчеты), фотографии и старые квитанции.

Он посмотрел на секретер. Ящики были заперты, но его это не смущало: в кармане его пиджака лежал дубликат, заранее снятый с ключа Элен.

Он еще раз взглянул на секретер и неуверенно сунул руку в карман. Неужели она действительно держит свои любовные письма среди деловых бумаг? Невероятно! Хотя, с другой стороны, на нее это похоже. Кроме того, все места он осмотрел.

Льюис не помнил, когда ему впервые пришла в голову мысль об этих письмах. Он знал только, что они существуют и что он должен их найти. Желание это делалось сильней с каждым днем, превращаясь в своего рода манию. Он пытался представить, кто и когда мог их написать. Возможно, это был ее прежний любовник, с которым она уже рассталась, а возможно, и нынешний. Так или иначе, но он обязан был найти эти письма. Он чувствовал, что если он увидит их своими глазами, все сразу встанет на свои места.

Он сделал еще один глоток, опустил стакан на стол и вытащил ключи. Руки у него дрожали, он испытывал какое‑ то странное, волнующее чувство гордости, смешанной со стыдом. Он выдвинул первый ящик и методически просмотрел хранящиеся в нем документы. Затем проделал то же самое со вторым и третьим. Покончив с первой секцией, он принялся за следующую: верхний ящик, средний, нижний…

Ящиков было много, и, дойдя до конца, он едва не плакал от досады. Он нагнулся и ощупал дно и стенки секретера — ничего, ни малейшего намека на любовные письма. В секретере хранилось только то, что и должно было храниться: копии контрактов, письма из киностудий, письма от агентов (их у Элен было двое), страховые полисы, свидетельство о передаче завещания адвокату, копия самого завещания…

Льюис вздрогнул. Он и не догадывался, что Элен составила завещание. Ему стало мучительно стыдно. Он принялся торопливо запихивать бумаги обратно, испытывая к себе какое‑ то брезгливое отвращение. Он уже хотел поставить ящик на место, но вдруг остановился. До него только сейчас дошло, что большая часть просмотренных бумаг представляла собой банковские сертификаты. Он снова вытащил их и принялся перелистывать. Потом постоял в раздумье и медленно перелистал еще раз.