СЛЕДЫ НА ЭЛЬБРУСЕ 9 страница

На следующий день Давидович покидал княжеский аул. Измаил Урусбиев сказал ему на прощание: «Приезжайте на будущий год, возьмите с собой ружье и фотографический аппарат; будем делать снимки и охотиться, Привозите с собой своих друзей, знакомых. Мы всегда рады гостям, в особенности таким, которые любят Кавказ».

Простившись с Измаилом и десятком горцев, вышедших его провожать, Давидович вместе с Магометом Коновым на свежих, заново подкованных лошадях выехали из аула в сопровождении одного из урусбиевцев, так как Магомет не знал дороги через

перевал. Сразу за аулом начался подъем на Кыртыкский перевал, который ведет в верховья Малки и далее через аул Ысхауат и Бер-мамытское плато в Карачай и в Кисловодск. «Мы ехали по краю глубокой расселины, в глубине которой мчится и бурлит маленькая речка Кыртык», — писал путешественник. В одном месте путникам было очень трудно, а сам Давидович даже чуть было не упал с лошади. «Не бойся, не бойся, барин, — заговорил проводник-урусбиевец, — мы тут зимою овса возим. Смотри на моя», — и, подбодрив своих товарищей, он подобрал поводья, ударил лошадь плетью и начал спускаться. За ним последовал Магомет, а наконец, сделав над собой усилие и стараясь не смотреть вниз, тронулся и я», — читаем мы в путевых заметках.

Через три часа подъемов и спусков они достигли высшей точки Кыртыкского перевала. Перед путниками открывался спуск в глубокую котловину, образуемую Эльбрусом и его предгорьями. Спуск был не особенно крутым. Местами попадались на глаза пастушьи коши и стада овец, «охраняемые людьми в бурках и громадными собаками, провожавшими нас неистовым лаем». К пяти часам пополудни они добрались до широкой котловины, «в которой был расположен кош Измаила и паслись его стада овец и рогатого скота. Рано было еще располагаться на ночлег, но проводник заявил, что впереди на протяжении нескольких часов нет больше ни одного коша. Нечего было делать, приходилось здесь ночевать. В первый раз предстоял мне ночлег у костра, под открытым небом, — пишет Давидович, — так как никакой постройки не было и весь кош состоял из двухколесной арбы, нагруженной всевозможными молочными продуктами. Сыра, масла, молока, кефира и айрана было великое изобилие... Сейчас же один из пастухов сел на осла и, погоняя его обухом топора, помчался в березовую рощу. Через полчаса он вернулся уже пешком, ведя за собой осла, тяжело нагруженного дровами... Гостеприимные пастухи хотели заколоть для меня «агнца» и угостить шашлыком, но я отказался и поужинал с ними сыром и молоком», — рассказывает путник.

Переночевав с пастухами, рано утром, еще до восхода солнца, наши путешественники двинулись дальше. Отсюда они направились к истокам Малки, переправились через нее и стали подниматься на противоположную ее сторону. Здесь с прилегающих к истокам реки высоких горных кряжей открывается величественный вид на Эльбрус. Отсюда исполин предстает перед глазами во всей своей красе от основания и до верхушки. Проводник советовал Давидовичу свернуть немного в сторону, чтобы осмотреть великолепный по красе водопад и ледник Уллу-Малиен-дыркы. «Вблизи этого водопада, — писал Давидович, — находился угле-

кислый источник, славившийся своими лечебными свойствами, и здесь же мы можем видеть надпись, высеченную на скале: «11 июля 1829 года стоял здесь лагерем генерал Емануель». С этого лагеря, — продолжает он, — начал свое восхождение на Эльбрус отряд во главе с русскими академиками. Но время было дорого, и я не мог тратить его на осмотр этих достопримечательностей», — огорчался Давидович.

В рассказе Давидовича в данном случае интересно то, что место стоянки лагеря Емануеля и надпись, сделанную по поручению Емануеля, хорошо знали местные жители и, в частности, провод-ник-урусбиевец, сопровождавший путешественника из аула Урус-биево.

Проводив своих подопечных далее к Бермамыту верст за двадцать, проводник, пастух из Урусбиевского аула, объяснил Магомету дальнейший путь, а сам вернулся в аул на Баксане.

Вскоре путешественник выехал с Магометом на арбную дорогу, повстречал русских — переселенцев из Смоленской губернии, которые занимались перевозкой леса, поговорил с ними и поехал дальше в Кисловодск, который он называет в своих путевых записях «кавказским раем».

НА ЭЛЬБРУСЕ ПРОФЕССОР ГОЛОМБИЕВСКИЙ

В 1877 году Кавказским военно-топографическим отделом была предпринята попытка произвести точные триангуляционные и топографические съемки самого Эльбруса и прилегающих вершин с их ледниками. Эта ответственная работа была поручена топографу М. К. Голомбиевскому. В том же году он снял все склоны и ледники Эльбруса, вершины у истоков Баксана и Малки, и все это нанес на одноверстную карту. Тогда же Голомбиевский поднялся до высоты 15750 футов.

Вот как он описывает ход своей работы в том году:

«В 1877 году съемки ледников начаты были в августе, как в лучшее для ходьбы по снеговым горам время года. Лагерь мой находился тогда близ коша на речке Терскол, т. е. в самых верховьях Баксана... Шестого августа в 4 часа вечера я выступил из лагеря в сопровождении шести казаков и направился к леднику Азау по обыкновенной тропе, ведущей к перевалам Джиппер и Хотю-тау... Ночевали на снеговой линии, на высоте 10360 футов.

Седьмого августа, выбравшись по склонам на снежную равнину, мы направились к горе Уллу-кам... Но подняться на горы Азау-баши и Уллу-кам-баши не удалось из-за множества трещин, совершенно преграждавших нам путь. В одной из них я, прова-

лившись, едва не погиб: спасением своим я обязан вовремя подоспевшим казакам.

Восьмого августа и следующий день я пробовал подняться на гору, но ничего сделать не мог, так как вершина Эльбруса и другие нужные мне точки были закрыты облаками.

Десятого августа я был гораздо счастливее, так как мне удалось выполнить всю необходимую работу, и мы тронулись дальше, к одной из ледяных вершин над ледником Гара-баши-чиран, чтобы в выдающихся изо льда скалах устроить себе приют.

С 4 часов небо начало заволакиваться тучами, и мы совсем ощупью добрались до ночлега.

Одиннадцатого и двенадцатого погода стояла прекрасная, тихая, при совершенно чистом небе, так что оба дня я покидал свое убежище до самого вечера и проработал весьма успешно... Тринадцатого августа я командировал одного казака за провизией в лагерь, а с остальными поднялся по хребту к скалам на 13461 фут, где мы и решили обождать получение провизии и после этого продолжать восхождение к вершине Эльбруса. Четырнадцатого мы получили провизию и затем 15-го августа в час ночи стали подниматься по хребту, — рассказывает ученый. Не прошло и получаса, — продолжает он, — как с двумя казаками сделалось дурно, однако они быстро оправились... Между тем ветер начал усиливаться и стал уже срывать снег. Перед рассветом мы успели подняться на высоту 16030 футов и дойти до скал... Ветер все усиливался, — повествует Голомбиевский.

... Наконец рассвело, и мы увидели, что вершина Эльбруса совсем закрыта облаками, которые спускались все ниже и ниже. Оставив казаков под скалой, я решил пойти в одиночку к ущелью, идущему от седловины между вершинами Эльбруса к югу, но вскоре и я должен был остановиться у небольшой скалы на высоте 17150 футов, идти дальше было невозможно. Я вернулся к казакам, и мы стали понемногу спускаться. По всему было видно, что скоро разыграется непогода», — с огорчением писал Голомбиевский.

Так оно и случилось. 36 часов пришлось профессору и его казакам выдерживать на ледниках Эльбруса очень сильную пургу. И лишь семнадцатого августа к восьми часам утра буря немного утихла, и восходители смогли выйти на работу на ледник Терскол. Восемнадцатого числа весь день группа работала на этом леднике, а девятнадцатого вернулась обратно в свой лагерь у коша урус-биевцев.

Таким образом, в том году Голомбиевский с казаками пробыл на ледниках Эльбруса 12 суток.

В следующем 1878 году он дважды совершил восхождение на

Эльбрус: первый раз 29 — 31 июля, второй — 11 — 13-го августа. Из-за непогоды первое восхождение его было вовсе неудачным, к тому же из восьми его казаков на сей раз шестеро заболели, и он вынужден был вернуться в лагерь.

25-го июля 1888 года в Урусбиево прибыл начальник Военно-топографического отдела генерал-майор Е. А. Жданов для проверки работ М. К. Голомбиевского и остался доволен его результатами. Во второй попытке 1888 года Голомбиевского сопровождал геолог барон Унтерн-Штернберг. На этот раз лагерь ученого, по его словам, «находился на реке Ирик-су на высоте 7496 футов, в 15-ти верстах от аула Урусбиево... Первоначально спутниками нашими были, — пишет он, — десять казаков и всадник земской стражи, но когда мы подошли к нижней оконечности ледника Ирик-чат, на высоте 10190 ф., всадник с одним казаком и вьючная лошадь были отправлены в лагерь, а самое необходимое имущество с вьюка было разбросано по рукам. Мы стали подниматься по леднику в составе 11 человек», — продолжает топограф...

Двенадцатого августа утром казаки были выстроены в линию и связаны один с другим веревкой, как советовал им барон, пристроившийся и сам между казаками. «Не доходя до вершины с версту, на высоте 14756 фут. мы добрались до скал, где устроили свой ночлег», — писал Голомбиевский.

Всю ночь дул довольно сильный ветер, который к утру еще более усилился. По его направлению с Черного моря и двигавшимся тучам топограф заключил, что они потерпят неудачу, и поэтому предложил барону спускаться, тем более что четверо его казаков оказались нездоровыми. Однако погода несколько прояснилась, и они вновь продолжили путь и добрались до седловины, где и провели ночь под страшной снежной метелью.

По пути к седловине им попался очень коварный участок, покрытый гололедицей, едва не погубившей всю связку альпинистов. Этот участок напомнил Голомбиевскому одну легенду, «существующую между туземным населением и рассказанную в 1887 году покойным Измаилом Урусбиевым. Легенда эта повествует о том,, что между вершинами Эльбруса, пониже седловины, есть родник с теплой водой, выходящей наружу двумя струями, одна из которых дает живую воду, другая — мертвую. Стережет этот родник особого рода орел, который на всякого дерзкого, взбирающегося на вершину, сначала напускает метель, а если это не заставит его вернуться, выклевывает ему глаза».

Проведя ужасную ночь под метелью «того легендарного орла» на седловине, группа на следующий день к 6 часам 30 минутам добралась обратно до коша на речке Терскол. Так закончилось второе восхождение Голомбиевского и барона Штернберга.

Хотя вершина и не была достигнута, работы Голомбиевского заложили прочную основу научному обследованию как самого Эльбруса, так и прилегающих к нему ледников и горных вершин. Кроме того, работы этого ученого интересны и тем, что он сохранил целый ряд интересных туземных названий высочайших ледников. Таковы, например, ледники Уллу-чиран (Большой ледник), Кын-гыр-сырт (Кривое плато), Микель, Гитче (т. е. Малый), Уллу-чул (т. е. Большой камень), Кара-чул (Черный камень) и т. д. Небезынтересно, что ледник Уллу-чиран, из которого вытекает Малка, у карачаевцев и балкарцев, по словам Голомбиевского, имеет и другие названия, как-то: Бурун-таш-чиран (Ледник носового камня), Нарт-джол-чиран (Ледник дороги нартов) и т. п.

Уместно отметить, что река Малка вытекает из ледника Уллу-чиран и вначале, до минерального источника Джылы-су (т. е. Теплая вода), носит название Кызыл-кол (т. е. Красный рукав). А читатели уже знают, что именно в этом месте находился последний лагерь Емануеля. Минеральный источник Джылы-су был обследован еще Абихом в 1853 году. Он очень богат железисто-углекислой водой и имеет постоянную температуру 18, 8 градуса, бьет двумя ключами с значительной силой. Ученый писал, что «Источник Джылы-су» имеет большое сходство с знаменитым нарзаном в Кисловодске, только он теплее, чем нарзан, на 7 градусов. В летнее время сюда стекается много больных жителей. Купанье происходит в двух ямах, из коих верхняя предназначена для женщин, а нижняя — для мужчин. Сейчас же выше источника Малка образует водопад, называемый Кекрек-су, высотой около 15 саженей. Над ним, — пишет ученый, — есть природный мост, называемый Даш-кепюр» (т. е. Каменный мост — И. М. ). Последние слова не оставляют сомнений в том, что речь идет о месте лагеря Емануеля у истоков Малки.

В рассказах Голомбиевского примечательны описания истоков -Баксана, который образуется из трех ручьев. Наибольший между ними вытекает из-под ледника Азау, второй — из ледника Терскол, а третий — из озера Донгуз-орун-кел, находящегося на высоте 8603 фута. По его описаниям, «в двух верстах ниже слияния этих трех ручьев, на правом берегу Баксана, имеется на высоте 6384 фута многоводный, холодный, сильно железистый родник Баксан-баши-уллу-гара (т. е. Большой нарзан верховьев Баксана — И. М. ). Больные жители им не пользуются, но животных сюда пригоняют на водопой. Вверх по реке Кыртык-су, в двух верстах от аула Урусбий, есть еще один минеральный источник, солено-кислый родник, — пишет Голомбиевский. К нему тоже пригоняют скот в летнее время... »

«... Над аулом Урусбий, — продолжает ученый, — есть озеро

Сылтран-кель на высоте 10542 фута над уровнем моря и 5516 ф. над аулом. Это озеро производит иногда наводнения на аул, что, по рассказам жителей, случается один раз в семь лет».

Завершая рассказ Голомбиевского об Эльбрусе и его окрестностях, следует отметить, что, по его сведениям, «с низовьев Бак-сана идет по ущелью колесная дорога, доходящая до селения Урус-биево, но она в хорошем состоянии только до входа в самое ущелье, где расположен сыроваренный завод братьев Урусбие-вых».

ХАДЖИ ЗАЛИХАНОВ И АКБАЙ ТЕРБОЛАТОВ — ПОМОЩНИКИ ПАСТУХОВА

В 1890 году великий русский ученый — топограф, исследователь Кавказа Александр Васильевич Пастухов в очень трудных условиях совершил восхождение на Эльбрус. Он первым из русских альпинистов покорил ее высочайшую точку — западную вершину. А спустя шесть лет, в 1896 г., поднялся и на восточную вершину, куда первым проложил тропу знаменитый Хиллар.

В тяжелейших погодных условиях Пастухов сделал топографическую съемку обеих вершин Кавказского гиганта. Именно ему принадлежит и первая попытка связать сеть закавказской триангуляции с триангуляцией Северного Кавказа.

Хотя А. В. Пастухов прожил до обидного мало — всего 39 лет, тем не менее ни общегеографические, ни альпинистские его достижения до сих пор не перестают удивлять и привлекать внимание специалистов.

... 27-го июля 1890 года в 5 часов вечера А. В. Пастухов в сопровождении восьми казаков Хоперского полка и проводника-свана перевалил через перевал Тонгуз-орун из Сванетии на Северный склон и в 8 часов остановился у урусбиевского коша близ слияния речек Азау и Терскол. Здесь он радушно был принят па-стухами-урусбиевцами, которые были заняты покосом. Переночевав с горцами, Пастухов на следующий день оставил здесь одного казака и свана с лошадьми, а сам с остальными двинулся на штурм Эльбруса. К 10 часам они достигли середины ледника Терскол, по которому пролегал их путь к вершине. С 28 по 31 июля добиралась группа Пастухова до вершины, проводя попутно все необходимые топографические съемки, измеряя температурный режим горы.

«Наконец, 31-го июля в 9 час. 20 мин., — пишет А. В. Пастухов, — я взошел с северо-восточной стороны на самую высшую точку Эльбруса, высота которой равняется 18470 футам. Через 10

Ц_

•

минут после меня взошли сюда и мои казаки, Дорофей Мернов, Дмитрий Нехороший, Яков Таранов... На самой высшей точке Эльбруса мы поставили флаг из красного кумача, длиной 4 аршина и шириною 3, 5 аршина, на деревянном шесте, длиной в 7, 5 аршина. В двух саженях от флага воткнули палку, а в шести саженях к северу на камнях поставили бутылку с запиской... Пробыв на вершине 3 часа 40 минут, мы стали спускаться вниз», — писал Александр Васильевич.

В августе 1896 года А. В. Пастухов предпринял второе восхождение. На этот раз он избрал восточную вершину. Вместе с ним был его студент Петербургского университета Виктор Воробьев. В ауле Урусбиевых он нанял четырех проводников: Хаджи Зали-ханова, Акбая Терболатова, Бочая Урусбиева и Сеида Курданова.

Первый ночлег группы состоялся на высоте 12630 футов над уровнем моря, на небольшой площадке среди скал. На высоте 14, 5 тыс. футов Пастухов видел громадную ледяную пещеру, образование которой он объяснял существованием здесь теплого источника. Весьма примечательно, что такое объяснение ученого перекликается с только что приведенной легендой, которую рассказывал Голомбиевскому Измаил Урусбиев.

«... Впереди на высоте 15358 футов виднелись скалы, — писал Пастухов об этом восхождении, — где мы еще шесть лет назад имели привал, куда я теперь и решился поскорей добраться и там приготовить чай. А так как Воробьев чувствовал большой упадок сил, то я ему посоветовал, не насилуя себя, идти потише. Оставив около него одного носильщика, я с другим отправился поскорей к упомянутым скалам. Продвигаясь вперед, я ежеминутно оглядывался на больного; он все медленнее шел и все чаще останавливался. Вдруг он поскользнулся и упал, но, благодаря небольшой покатости, удержался на месте, и только свалившаяся с него папаха покатилась вниз и исчезла бесследно. Я взял у носильщика вещи, а ему приказал спуститься вниз и помогать Воробьеву идти, а главное — не допустить его до нового падения, которое могло окончиться не так счастливо, как первое. В то же время я стал кричать Воробьеву, спрашивая его, не желает ли он вернуться назад, но он решительно отказывался. Я уже был на камнях и хлопотал над приготовлением чая, не переставая следить за медленно продвигавшимися спутниками, как вдруг увидел, что Воробьев уронил палку, зашатался и упал, но на этот раз на руки носильщиков (Хаджи и Акбая — И. М. ). Я несколько мгновений ожидал, — рассказывает Пастухов, — что он поднимется на ноги, но он продолжал лежать, поддерживаемый носильщиками, и его голова и руки безжизненно висели. Тогда я стал звать его, но в ответ один из носильщиков закричал, что «он уже издох», и в то

же время они медленно стали опускать его на снег. Это известие, как громом, поразило меня, и я побежал к нему, но не успел я добежать до него, как он поднял голову и на мой вопрос, что с ним, слабым голосом ответил: «Дурно, головокружение». Обморочного же состояния не ощущалось, и я объявил, что дальше ему идти нельзя, но он протестовал. Носильщик Акбай взял его под руки, и они медленно стали спускаться», — писал Пастухов.

На этот раз вершины Эльбруса достигли в 2 часа дня 28-го августа. На вершину взошли А. В. Пастухов и Хаджи Залиханов. На вершине их застала сильная метель, не прекращавшаяся и при спуске. Александр Васильевич писал, что «Метель не прекращалась ни на минуту, а, наоборот, все более усиливалась. Снег, мелкий, как пыль, и сыпучий, как песок, заносил нам дорогу, маскировал встречающиеся трещины, залеплял глаза, и каждый шаг вперед соединялся с опасностью для жизни... Наступила ночь, а с нею и непроглядная тьма, и мы должны были остановиться... »

Вырыв яму в снегу и прикрывшись в ней единственным пальто, так как вся теплая одежда была оставлена на месте ночлега, Пастухов провел со своим спутником Хаджи Залихановым ужасную ночь. «И не прекратись под утро бушевавшая всю ночь метель, их ждала бы верная гибель. На следующий день они соединились с остальными спутниками, которые считали их уже погибшими, и благополучно спустились к подошве Эльбруса», — писал об этом восхождении известный кавказовед В. М. Сысоев.

Так завершились научные экспедиции А. В. Пастухова, к Выдающимся успехам которого имеют прямое отношение горцы из Верхнего Баксана — Аслан-Хаджи Залиханов, Акбай Терболатов, Бочай Урусбиев и Сеид Курданов. Имена этих отважных горовосходителей достойны благодарной памяти потомков. Их подвиги с успехом продолжают внуки Аслан-Хаджи Залиханова — Герой Социалистического Труда, академик М. Ч. Залиханов, заслуженный мастер спорта по альпинизму X. Ч. Залиханов и многие другие сыны Балкарии и Карачая.

ОТВАЖНЫЙ КВАРТЕТ ГОРЦЕВ НА СЛУЖБЕ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ НАУКИ

По поручению Императорского Русского Географического общества в августе 1898 года в Пятигорск прибыл Николай Васильевич Поггенполь. 11-го числа он отправился в Приэльбрусье с целью осмотреть склоны Минги-тау для того, чтобы подобрать надлежащее место, где можно было бы поставить горную метеорологическую станцию. В 1897 г. эту задачу Поггенполь выполнить

не Wor из-за непогоды, а потому на сей раз он был настроен весьма решительно, и почти маршевым броском в 6 часов вечера того же дня он прибыл в сел. Кёделен (Гундулен), где ему отвели довоДьно порядочную комнату в сельском правлении. К нему немедленно прибыл староста, с которым он должен был условиться насчет найма лошадей для достатодно-хяжелого вьюка.

«От него я узнал, — пишет путешественник, — что по долине Баксана снесен мост около Урусбиевской сыроварни и поэтому нужно было делать большой круг по горам, над левым берегом Бак-сана. На следующий день 12-го августа в 7 часов утра лошади были готовы, и мы втроем, т. ' е. я, повар-француз (Эмиль — И. М. ) и один проводник-татарин, покинули селение», — записал в дневнике Поггенполь.

В час дня путники доехали до Наурузовского хутора, а в пять часов вечера добрались до аула Герхожан, но не остановились в нем, с намерением до вечера добраться до аула Чалмас. Но в тот день до Чалмаса они не добрались и вынуждены были заночевать под открытым небом.

13-го августа в 3 часа дня группа Поггенполя прибыла в Урус-биево. «Князь Урусбиевский, Науруз Измаилович, которого я знал еще с прошлого года, предупрежденный о моем приезде, выехал мне навстречу и любезно предложил мне остановиться у него в доме, — писал путник. — Я с тем большим удовлетворением принял его приглашение, — продолжает он, — что хозяин дома был человеком в высшей степени приятным и симпатичным, во всех отношениях образованный, с которым можно было вести оживленный и разнообразный разговор на какую угодно тему. Вечером того же дня князь привел мне трех местных жителей, татар, охотников за турами, которые согласились меня сопровождать в ледники Эльбруса, их имена: Молай Терболатов, Аппай Ахкобеков и Ис-са Казаков», — свидетельствует Поггенполь.

Следующие три дня путешественник посвятил осмотру окружающей местности, поднимался к Сылтранскому озеру и одноименному небольшому леднику, посещал долину реки Адыр-су, любовался открывающимися оттуда картинами кавказской природы.

19-го августа при чудной погоде он решил отправиться к подножью Эльбруса. «Меня сопровождали, — пишет он, — князь Урусбиев, три татарина, Эмиль-повар и один любитель из Урус-биевского аула, некто Ахматов, пожелавший отправиться со мной в ледники».

В 12 часов дня путники сделали привал в одном из самых прекрасных мест долины Баксана, где в Баксан впадает Адыр-су и открывается живописное ущелье Адыр-су с целой плеядой ледников и высоких фирновых полей. В 4 часа пополудни они вые-

хали в верхнюю часть долины, и тут в коше, у слияния Терскола с Баксаном, их сердечно приветствовал пастух, в семействе которого Поггенполь в прошлом году провел 5 дней, скрываясь от непогоды.

Проехав дальше, путники к вечеру добрались до нижних окраин Азауского ледника, где стояла сторожка казаков-стражников, занимавших здесь санитарный пост, для предупреждения перегона скота из Сванетии, где бывали случаи чумы на скот. Здесь у этой сторожки путники остановились на ночлег и стали готовиться к дальнейшему пути.

По описанию Поггенполя, «20-е августа началось с ясного, чистого утра, погода была чудная. В 8 часов утра все было готово, и мы покинули Азауский ледник. Князь Урусбиев со своими людьми отправился на охоту и обещал к вечеру придти на ночлег, а я с татарами и вьючными лошадьми двинулся к крутому уступу, отделяющему долину Баксана и Гара-баши... В первом часу мы сделали привал у ручья в верхней части долины ледника Гара-баши», — писал путешественник.

Отсюда группа прошла на Терскольский ледник, «где татары нашли удобное место для ночлега и стали втаскивать вещи. Пока они ставили палатку и разводили огонь, Поггенполь поднялся на вершину одного из хребтов и достиг той площадки за последним выступом гребня, который хотел осмотреть. Место это, расположенное на высоте 12300 футов, имеет в длину 100 саженей и ограничено с юга скалистым гребнем, с севера упирается в ледниковое поле, а с востока и запада, по словам Поггенполя, плавно спускается в долину к ледникам Гара-баши и Терскол. Возведение здесь постройки, — пишет ученый, — не представляется трудным мероприятием, так как неглубокий снег легко может быть удален при постройке фундамента, для которого здесь же под рукой имеется превосходный материал — куски трахита и порфира. Именно на этой площадке предполагал Поггенполь построить метеорологическую станцию. Типом здания, по его мнению, могла быть деревянная постройка на каменном фундаменте, с двойными стенами. Обосновывая свое мнение о станции, он писал: «Минимальное требование — это чтобы в ней было три комнаты: одна для кухни и помещения для проводников, другая для путешественников, третья — холодная, для приборов. Инвентарь станции, кроме, конечно, самопишущих приборов и инструментов, должен состоять из двух железных переносных печей с вытяжными трубами, двух деревянных столов, нескольких стульев, деревянных нар с сеном и войлочными одеялами и кухонной посудой. Ключ от здания мог бы храниться у князя Нау-руза Урусбиева, весьма интересующегося постройкой станции и

но

выражавшего полное желание всеми средствами содействовать осуществлению этого проекта».

Та\; им образом, главная задача, которую преследовал Поггенполь, бъ! ла выполнена, он подобрал подходящее место для постройки высокогорной метеорологической станции на ледниках Эльбруса. Ир желание выяснить, нельзя ли еще выше, под самой вершиной горы устроить такую же станцию, побудило его предпринять восхождение на Эльбрус.

Ночь накануне была тихая, термометр показывал 15 градусов, на ясном небе горели яркие звезды, и нигде не было видно ни единого облачка. Все предсказывало хорошую погоду, — писал исследователь. — Один только Аппай помотал головой и сказал, что «слишком спокойно! ». Вероятно, опытный охотник за турами предчувствовал что-то неладное с погодой назавтра.

Николай Васильевич писал в, своем отчете: «В 12 часов ночи мои три охотника, некий Хаджи Ахматов из Урусбиевского аула и я, сердечно простившись с князем и его людьми, двинулись в путь... Развернули веревку и перевязались ею в следующем порядке: впереди шел Молай Терболатов, наиболее опытный охотник, вооруженный одним из моих топоров, за ним я, двое других татар и в конце Хаджи Ахматов. На одном из участков в трещину глубоко провалился шедший впереди Молай Терболатов. Только благодаря соединявшей нас веревке его удалось сейчас же вытащить из темной пасти трещины. В общем, мы поднимались довольно спокойно».

Путники, ведомые Молаем, тщательно осматривали все трещины, осторожно, со страховкой преодолевали их и продвигались все выше и выше. Но вскоре «на крайнем зубце восточной вершины Эльбруса появилось маленькое облачко. Татары сейчас же заявили, что это является предвестником жестоких снежных бурь, и предложили вернуться обратно... Тем временем совсем рассвело, снега окрасились вокруг нас ярким розовым светом восходящего солнца», — отмечает Поггенполь.

В 6 часов утра они достигли первой группы скал на подступах к вершине, а уже к 7 часам погода заметно стала портиться. Ветер становился сильнее. Над вершиной Эльбруса крутилось густое молочное облако, через перевалы главного хребта приближались свинцово-серые массы тумана. Все предвещало ужасную непогоду. По словам Поггенполя, путники «с величайшим трудом пробирались к восточной вершине, ветер буквально срывал их с места и пронизывал насквозь, покрывал с ног до головы ледяной пылью, Из губ сочилась кровь, а дыхание примерзало к усам и бороде. Теперь уже восхождение становилось настоящим мучением, — пишет автор заметок. — На высоте 15700 футов мы нашли

ill

разрушенную скалу лавы с правильно сложенными кусками ее, положенными один на другой, в виде стены. Как я впоследствии узнал, — продолжает путешественник, — стену эту в 1891 году сложил топограф Пастухов для защиты от ветра. Положение наше было незавидное, снежный буран разрастался все с большей и большей силой, и по всему было видно, что буря могла принять угрожающий характер. Сколько оставалось до седла Эльбруса, этого никто из нас не мог определить. Терболатов уверял — три часа, а Аппай покачивал головой, давая понять этим, что, может быть, нам совсем не удастся взобраться в это седло...

Буря становилась страшной. До самой высокой точки Эльбруса, по моим расчетам, оставалось не более 40 минут подъема, так как высота достигнутых мною скал определяется приблизительно в 18200 футов, а вершина имеет высоту 18470 ф. над уровнем моря. Если бы мы продолжали восхождение, то ночь настигла бы нас на обратном пути высоко в ледниках, что могло иметь весьма грустные последствия», — огорчался Поггенполь.

Несмотря на огромные трудности и страшную непогоду, группа Поггенполя смогла определить, что на седловине Эльбруса также возможно построить небольшую метеорологическую станцию. В 3 часа 30 минут путники начали спускаться вниз. Терболатов предложил обойти ледяной вал и повел своих товарищей по очень крутому спуску к верхнему снежному покрытию ледника Азау с целью выкроить время засветло вернуться к месту своего первого ночлега. Ведомые опытным Молаем Терболатовым, они сравнительно благополучно спустились с седловины Эльбруса.