СЛЕДЫ НА ЭЛЬБРУСЕ 7 страница

Туман, показавшийся по склонам гор, скрыл истоки Кубани, но истоки Малки мы рассмотрели... Мы дали волю своим чувствам, удивили носильщиков своими восторженными криками в честь горы, которая при помощи ветра и холода вела с нами такую упорную борьбу. Мы спешили вернуться назад к первой вершине кратера, на которой ввиду того, что она показалась несколько выше, Франсуа уже принялся за работу, т. е. начал воздвигать небольшой столб». (Это и была, вероятно, та самая куча камней, о которой говорил Ахия в своем рассказе Я. И. Фролову — И. М. ).

Фрешфильд продолжает: «Мы достигли вершины Эльборуса в 10 час. 40 мин. и оставили ее в И час. 15 мин. утра (значит, на вершине они пробыли всего 25 минут, что также согласуется со словами Ахии: «Мы сейчас же начали спускаться» — И. М. ). Возвращение было совершено в четыре часа...

Почти около часа мы спускались к тому месту, где совещались утром, и здесь мы в первый раз как следует подкрепились... Снег был совершенно тверд благодаря чрезвычайному холоду, и быстро стали спускаться вниз мы и два туземца, которые хотя и избегали того, чтобы быть привязанными к нашей веревке, но с охотою согласились держать ее в своих руках... Оба туземца прибыли к становищу пастухов раньше нас и рассказали свою историю товарищам (вернувшимся с Павлом — И. М. ), которые решили, что нас более не увидят, а потому были удивлены и, по-видимому, довольны, что нас видят не только здоровыми, но и с успехом выполнившими свое предприятие. Когда мы появились в становище, мы должны были подвергнуться местным поздравлениям, выражавшимся в поцелуях и объятиях».

Таков рассказ Дугласа Фрешфильда о покорении его группой вершины Эльбруса. Можно лишь выразить чувство неприятного осадка в душе каждого альпиниста и горного туриста от того, что этот знаменитый альпинист пытался впоследствии приписать себе славу первовосходителя — Хиллара.

Подробный пассаж из отчета Фрешфильда мы привели для того, чтобы обратить внимание на ряд интересных деталей:

— Горцы, сопровождавшие альпинистов, великолепно знали все наиболее удобные и кратчайшие тропы на подступах к Эльбрусу.

— Издавна они были замечательными ходоками по горам, подобных которым не видел даже сам Президент Лондонского альпинистского клуба.

— Горцы с давних пор имели прекрасное по тому времени снаряжение для горных подъемов — палки с железными наконечниками и крючья, подвязываемые к подошвам обуви.

— Даже на последней стадии штурма вершины знаменитые альпинисты «шли гуськом по указанию носильщиков».

— Повествование Фрешфильда в деталях совпадает с рассказом Ахии Соттаева Я. И. Фролову в 1911 году.

— Не окажись в самый критический момент рядом с англичанами, готовыми вернуться назад, горцев из Верхнего Баксана, не воодушеви их Ахия и Дячи, трудно полагать, чтобы это восхождение могло закончиться успешно.

Из всего сказанного вытекает один, единственно напрашивающийся вывод: имена Ахии Соттаева и Дячи Джаппуева должны стоять рядом, если не выше, с именами английских альпинистов, навечно вошедших в историю альпинизма и- горного туризма. Именно они воодушевили отчаявшихся англичан на продолжение штурма вершины.

В связи с изложенными фактами считаю необходимым обратить внимание читателей на то, что в работах Соколовой, Кудино-ва, Рототаева, Байдаева, Никитина имя Дячи Джаппуева по непонятным причинам превращено в некоего Дотосова, что является чьим-то вымыслом из-за незнания первоисточников. Имя Дячи Джаппуева хорошо известно в литературе о восхождениях на Эльбрус, а англичанин Фрешфильд из-за отсутствия в английском языке звука «Ж» передал его на английский манер как Дячи Дя-пуев. Русские же ученые и путешественники, например В. М. Сысоев и С. Давидович и др., пишут его имя вполне определенно и в полном соответствии с карачаево-балкарским его звучанием, т. е. Джаппуев.

В ВЕРХНИЙ БАКСАН ИЗ ЛОНДОНА

Тесные связи английских альпинистов с аулом Урусбиево продолжались... И вновь связующим звеном этой альпинистской цепи были выдающиеся горовосходители Дячи Джаппуев и Ахия Соттаев.

16-го июля 1874 года из Лондона в Верхний Баксан — Урус-биево прибыла следующая группа членов Лондонского клуба альпинистов — Грове, Гардинер, Уоккер и тот же Мур в сопровождении проводника-швейцарца Петра Кнобеля. Как обычно, гости были радушно приняты князьями Урусбиевыми. Они выделили им своих лучших восходителей Ахию и Дячи, шесть лет назад сопровождавших предыдущую группу английских альпинистов на вершину Эльбруса. Выбор этих проводников был далеко не случаен. Их хорошо знал сподвижник Фрешфильда альпинист Мур. Уместно заметить, что группа Грове свое большое путешествие почти по всему Кавказу совершила исключительно пешком, хотя имела все возможности многие версты проехать на лошадях. Даже после утомительного восхождения на Эльбрус, когда Измаил Урус-биев предложил им лошадей, Грове ответил: «У нас есть свои кони», — и показал на свои ноги, обутые в альпинистские башмаки, и весь обратный путь до Сухуми они проделали пешком.

Об этом восхождении на Эльбрус Грове рассказывает в своей замечательной книге «Холодный Кавказ» (СПб., 1879 г. ).

Группа поднималась через ледник Азау, где на высоте 11300 фут. остановилась на ночлег, немного ниже того места, где, по словам Мура, ночевала группа Фрешфильда. Грове пишет, что теперь это место оказалось заваленным снегом.

Обратимся к рассказу Грове:

«В половине первого мы встали, чтобы отправиться в дальнейший путь к Эльбрусу и были приятно удивлены тем, что, несмотря на довольно сильный ветер, температура была не настолько низкая, как мы могли ожидать. Известно, что в горах наиболее низкая температура замечается перед самым рассветом. Когда мы встали, никто из нас не ощущал холода, от которого, однако, Муру пришлось значительно пострадать через два с половиной часа, как раз перед восходом солнца.

В час полуночи Уоккер, Гардинер, Петр Кнобель и я с туземцами отправились в путь. Прямой путь пролегал через снежную полосу, лежащую над равниной; гряда, ведущая к этой полосе, была очень крута, и, чтобы подняться на нее, требовалось немало времени, вследствие чего мы повернули вправо и направились по небольшим снежным склонам, пересеченным высокими скалистыми грядами. Пройдя затем влево, мы очутились на обширном юго-восточном глетчере Эльбруса, по которому нам предстояло идти к вершине...

Судя по тому, что мы могли увидеть, западный пик довольно отвесный, хотя и не настолько, чтобы представлять серьезные препятствия и затруднения. Вершина его казалась плоской и обширной. Восточный пик, напротив, представлял отлогий конус. В

действительности же было бы правильнее назвать первую плосковершинною горою, а вторую — обширным пиком. Целью нашего путешествия была именно западная плоская вершина как наиболее высокая из двух...

Ясно было, что для этого следовало подняться на обширный глетчер, окружающий более низкий пик, направляясь постоянно влево таким образом, чтобы обогнуть этот пик на расстоянии 1500 фут. ниже вершины...

Но так как при путешествиях в горах часто приходится рисковать, то мы и решили направиться по обширному, покрытому снегом глетчеру, окружающему восточный пик. В течение нескольких часов мы поднимались на его обширные склоны, держась постоянно влево. Однако хотя мы и не встретили никаких трудностей, тем не менее эта прогулка была очень утомительна и скучна. В расстоянии полутора часа от места нашей остановки нам предстояло обойти трещину во льду, которая в жаркое время могла быть опасной, теперь же она была настолько узка, что мы миновали ее очень легко... После четырехчасовой прогулки, поднявшись на высоту более 400 ф., мы остановились на несколько минут на гряде, пересекающей огромную снежную пустыню на высоте, равной вершине Монблана. Здесь мы были более чем вознаграждены за холод и труд, которые считаются неизбежными в высоких местах. Нашим глазам представляется вид почти неописуемой красоты. Начинается восход солнца, и весь восток был объят пламенем. Полная луна не успела скрыться за горы в минуты солнечного восхода, и небо на мгновение разделилось между мертвенною красотою ночи и блеском и сиянием наступающего дня. Несмотря на восхитительную прелесть этой картины, нас тем не менее поражала громадная тень Эльбруса, бросаемая восходящим солнцем на большую высоту, но тень эта вскоре наполнилась светом, наступил день, едва только бледный спутник успел скрыться, и таким образом кончился контраст, до сих пор не наблюдаемый еще никем из нас. Вспомнив, что между нами и вершиной остается еще 3000 футов, мы снова пустились в путь и продолжали восхождение по снежному полю, придерживаясь влево еще более, чем прежде. Поднявшись на 1500 футов через полтора часа после того, как мы оставили скалы, мы увидели холм, возвышающийся между обеими вершинами.

... Итак, мы находились теперь, — пишет Грове, — у подножия последнего склона, ведущего к плоской вершине западного пика. Склон этот, возвышающийся перед нами, был отвесен, но не недоступен. Значительно левее, т. е. к югу, находилось несколько пропастей, но впереди не представлялось никаких затруднений, так что мы могли отдыхать совершенно спокойно...

Отдохнув с полчаса, мы направились по этому последнему склону, представлявшему единственное затруднение, если только это можно назвать затруднением. Прежде всего мы взобрались на огромные голые скалы, которые оказались твердыми и легкими для подъема. Затем мы стали подниматься по довольно крутому снежному склону; вскоре мы подошли к небольшой гряде скал, перейдя которую мы снова вступили в снежную область. Поднявшись затем на довольно отлогий склон, мы подошли к концу его, к гряде скал, которую пересекли без всяких затруднений, и таким образом очутились на окраине громадной плоскости, образующей вершину потухшего вулкана. Небольшой пик, возвышающийся здесь к северо-востоку, представлял, очевидно, самую высокую точку горы.

За несколько времени до того, как мы подошли к окраине кратера, я сообразил, что пик, на котором мы стоим теперь, вовсе не тот пик, вершины которого достиг Фрешфильд с товарищами; что они поднимались на восточный пик, который, по наблюдениям русских, был несколько ниже... Снежная плоскость, образовавшаяся на месте кратера, поднимается к востоку почти до высоты окраины кратера, но затем она быстро понижается к юго-западному обвалу. Небольшой пик, образующий вершину горы, возвышается на северо-восточной части окраины. Пик этот мы отлично могли различить впоследствии из деревни Уч-Кулан, в Карачаевской стране. Только крайне утомленный путешественник может отказаться от попытки подняться на вершину горы после того, как ему удалось уже достигнуть окраины кратера. Небольшой пик, как я уже упомянул, возвышается на северо-восточной части этой окраины; мы подошли к ней с юго-восточной стороны, вследствие чего нам пришлось пройти некоторое расстояние по внутренней стороне окраины. Путь, однако, пролегал почти по ровной поверхности. Итак, мы победоносно направились по снегу, который, подобно савану, покрывал угасший вулкан, представляя в одном месте замечательную, красивую картину, какой мне еще не приходилось никогда наблюдать в горах. Недалеко от окраины этой снежной полосы возвышалась небольшая вершина, которую ветер разукрасил снегом в виде лент и гирлянд, чрезвычайно красиво и густо обвивающих сверху донизу эту колонну, которую можно принять за жену Лота, допустив, что в день своего несчастья она была в таком праздничном наряде. Полюбовавшись этим странным видом, мы отправились далее и вскоре подошли к подошве большого пика, высотою от 100 до 150 футов. Поднявшись по его отлогому склону, мы очутились на вершине Эльбруса.

День был замечательно ясен, — продолжает Грове. — На небе не виднелось ни одного облачка, и горизонт был совершенно чист. 80

Едва ли человеку можно желать или надеяться увидеть более очаровательную картину, чем та, которая представилась нашему взору с высоты этой громадной горы. Находясь на конечности отпрыска Главной цепи Кавказских гор, Эльбрус занимает очень выгодное положение, так как с его вершины открывается вся цепь, подобно тому, как видна линия баталии с флагманского корабля, находящегося впереди. Все высокие пики предстали перед нами во всем своем суровом величии... Вблизи возвышается двуглавый гигант Уч-ба; далее следовала цепь бесчисленных гор-титанов, затем в расстоянии нескольких миль виднелась могущественная вершина Коштан-тау и Тау-Тутнульд. Затем следовал целый ряд пиков, за которыми возвышалась громадная вершина, принятая мною за Казбек. Наконец, в весьма далеком расстоянии, в направлении к Персии, с трудом можно было отличить снежный пик, по всей вероятности, вершину Арарата. Может быть, это было просто белое облачко, хотя, однако, весьма возможно, что это была действительно гора Арарат, так как утверждают, что Эльбрус виден с вершины этой горы в ясную погоду. К югу открывались обширные долины, пересекающие главную цепь гор, а к юго-западу отчетливо выделялось Черное море. К северу виднелись холмы, покрытые травою и возвышающиеся один за другим, подобно морским волнам; последний из них, по-видимому, служил границей обширных равнин России...

На вершине Эльбруса мы пробыли только двадцать минут. Относительно ясности воздуха не оставалось ничего более желать, но ветер был довольно сильный, вследствие чего на вершине, по причине страшного холода, невозможно было оставаться долго. Один из нас и то уже пострадал от мороза...

Начав наше восхождение на вершину Эльбруса в час ночи, мы достигли самой вершины в 10 часов 40 минут утра, следовательно, путешествие это потребовало 9 час. 40 мин.

Я уже сомневался, — пишет Грове, — в том, что пик, на который мы поднялись, был вовсе не тот пик, на который в 1868 году поднимался Фрешфильд с товарищами. Уоккер и Гардинер разделяли мое мнение, сравнив наши путевые заметки со своими. Фрешфильд и Мур также пришли к убеждению, что вершина, на которой мы находились теперь, вовсе не та, которую им удалось достигнуть, и что можно признать за достоверный факт, что они поднимались на восточную, а мы на западную вершины Эльбруса...

На схождение с горы от самой вершины потребовалось всего четыре часа, так как свободного времени оставалось еще много, то мы и решились спуститься в долину», — заключает свой рассказ руководитель восхождения 1874 года Грове.

Уже знакомый читателю английский альпинист Мур, спутник Фрешфильда по восхождению 1829 года, на этот раз был с группой Грове, но дальше ледника Азау он не пошел, так как сильно пострадал от ночного мороза. Вернувшись в аул Урусбиево, он стал поджидать двух русских офицеров, желавших начать восхождение на вершину Эльбруса. Но когда на другой день они хотели начать восхождение, погода изменилась, и эта попытка оказалась невозможной.

Так завершилась удачная попытка второго восхождения членов Лондонского альпинистского клуба на Эльбрус. На сей раз была покорена его западная, наиболее высокая вершина. И вновь рядом со знаменитыми английскими альпинистами полноправно стоят имена знаменитых горцев — Ахии Соттаева и Дячи Джаппуе-ва, уже покоривших обе вершины величавого Эльбруса.

ОЖАЙ И КАРА-МАГУЛАЙ НА ОХОТЕ С ДИННИКОМ

Знаменитый путешественник и исследователь флоры и фауны Кавказа Н. Я. Динник совершил множество походов по горам и ущельям Карачая и Балкарии. Это был неутомимый энтузиаст, зоолог-эколог, учитель из Ставрополя. После себя он оставил большое количество работ по описанию животного и растительного мира Кавказа, его геологии и минеральных богатствах. Н. Я. Динник совершил путешествия по верховьям Кубани, Лабы, Зеленчука, по Приэльбрусью, Дигории, Пшавии, Тушетии, Чечне, Дагестану, по ущельям Риони и Кодера. Одним словом, знал и изъездил Кавказ, что называется, вдоль и поперек.

В 1874 году он предпринимает восхождение на Эльбрус из карачаевского аула Хурзук. Следуя по уже упоминавшемуся леднику Уллу-Малиен-Дыркы, по которому шли восходители 1829 года, он добрался до зоны вечных снегов, но наступившая непогода прервала дальнейшее восхождение. Вторично Николай Яковлевич предпринял длительное и более обстоятельное путешествие по Ка-рачаю в 1879 году совместно с уездным начальником Ф. А. Ку-зовлевым и его родственниками, некими «С» и «Г». В этом путешествии он отмечает ряд интересных моментов из быта карачаевцев, которые он слышал от сопровождавших его горцев из Хурзука. Путешествие он начал с окрестностей реки и укрепления Хумара, где в 1829 году были открыты замечательные залежи каменного угля и которые уже в 1846 г. стали разрабатывать при наместнике — князе Воронцове.

«Отъехав от Хумаринской крепости верст сорок, — пишет Динник, — мы в полдень добрались до Большого Тебердинского

аула. Переменив в нем лошадей и отдохнув два часа у почтенного старшины, знаменитого охотника Ожая (Байчорова — И. М. ), все наше общество верхами отправилось вверх по долине. За ними последовал и сам Ожай. Сначала мы ехали по обширной поляне правого берега Теберды, потом перебрались на левый берег и вскоре вступили в величественный тебердинский лес. Теберда течет здесь в глубокой долине, дно и склоны которой покрыты дремучим хвойным лесом. С обеих сторон долину окаймляет хребет со скалистыми вершинами, которые поднимаются тысяч до десяти футов над уровнем моря. Во многих местах на них лежат вечные снега...

В Тебердинском лесу есть довольно много полян. Одна из них, расположенная у самого берега Теберды, была избрана нами для ночлега. Здесь на скорую руку горцы устроили из ветвей шалаш для наших спутниц, а мы расположились под открытым небом.

На следующий день нужно было продолжать путь по левому берегу Теберды. Здесь нам пришлось переехать три небольшие речки, впадающие в Теберду: Хаджи-бей, Батук и Хуту. Все они, в особенности первая, необыкновенно красивы, текут по страшно крутому ложу, усеянному камнями, и имеют замечательно чистую воду, прозрачно-голубого цвета. Проезжая через одну из них, мы увидели на крутом косогоре с левой стороны реки медведя. Он стоял от нас шагах в пятистах и, по-видимому, не замечал нас вовсе. Я и тебердинский охотник Кара-Магулай поспешно соскочили с лошадей и отправились к медведю, остальные же члены компании наблюдали за нами издали. Нам пришлось карабкаться по очень крутому склону, во многих местах покрытому осыпями. Когда мы выглянули из-за последних березовых кустов, служивших для нас прикрытием, то до медведя оставалось еще шагов сто. Со мною была хорошая винтовка, и я хотел было стрелять из-за этих кустов, но Кара советовал мне повернуть вправо и опушкой леса подкрасться к медведю ближе. Я последовал его совету. Минут через пять мы выбрались на опушку и из-за камня выглянули, чтобы узнать, где находится медведь; он стоял в 25-ти шагах не более, повернувши к нам голову, внимательно рассматривая нас. Мы поспешно прицелились, мой спутник выстрелил, а у меня оказался спущенный ударник винтовки: взбираясь на крутую гору, я впопыхах забыл взвести его. На таком расстоянии Кара сделал промах, и медведь бросился бежать... Я очень сожалел, что не стрелял из-за тех березовых кустов... »

Подобных сожалений у Динника было несколько в этом путешествии. Одно из них случилось у горы и ледника под названием Домбай-елген (т. е. «Там, где умер зубр» — И. М. ). На берегу речки Домбай-елген на склоне крутой горы путники вновь встрети-

ли кавказского бурого медведя. «Медведь заметил нас и скрылся в лесу на косогоре, — продолжает Динник. — Тогда я с Ожаем отправился на противоположную сторону его, а одного из карачаевцев послал по следам медведя, чтобы заставить его выйти на нас. Прошло с четверть часа в томительном ожидании, наконец, на опушке леса вместо медведя появился наш посыльный; медведь же, вероятно, направился вверх, вдоль леса и там под какой-нибудь скалой залег...

Вскоре мы остановились на ночлег у самого подножия Главного хребта. Около нас запылал большой костер, сначала из сухих корней можжевельника, потом из толстых сосновых и березовых бревен. Мы находились на небольшой лужайке, на высоте почти 6000 футов над уровнем моря, а вокруг нас со всех сторон поднимались высокие горы, покрытые снежными полями. Вечер был тихий, ясный и относительно теплый. Наши спутники — горцы сидели и лежали вокруг костра, занимаясь кто жарением мяса, кто приготовлением чая или варением шурпы; освещенные красноватым светом костра, они так резко выделялись из общей темноты и представляли так эффектно освещенную группу, что, вероятно, сам Рембрандт позавидовал бы ей. Часа через два взошла луна и особенным бледным светом облила горы. Звезды тогда стали мало-помалу тускнеть, а высокие скалы и снежные поля особенно резко обрисовывались на темной синеве неба.

Еще до нашей поездки Ожай рассказывал мне, что в верховьях Домбай-елгеня водится много туров, и поэтому я с вечера с ним уговорился идти на охоту... Пройдя небольшое пространство по леднику, мы свернули влево и стали взбираться на крутую гору, находящуюся между потоками Домбай-елгеня и Бу-елгеня (т. е. «Там, где умер олень» — И. М. ). Она очень четко обозначена на пятиверстной карте Кавказа, но никем не названа. Подъем был так крут и покрыт такой скользкой травой, что трудно представить себе местность, более неудобную для ходьбы. Почти целый день мы с Ожаем карабкались по страшным кручам, надеясь где-нибудь увидеть туров или серн, но безуспешно. Наши труды вознаградились только тем, что мы целый день имели перед собой восхитительные виды...

За несколько времени до нашего возвращения к месту стоянки мы встретили Кара'Магулая. Подобно нам, он с утра отправился на охоту и, пробродив целый день, не видел ни одного тура, ни одной серны, но будто бы стрелял в барса, который, будучи смертельно ранен, свалился со скалы в такое место, куда не было возможности спуститься...

Добравшись утром следующего дня до места слияния Теберды 84

и Домбай-елгеня, я расстался с Ф. А. Кузовлевым и нашими спутниками, — пишет Динник. — Они возвращались в Хумару, я же с двумя карачаевцами отправился к верховьям Теберды и другого ее притока Бу-елгеня...

Бу-елген течет по глубокой долине, — продолжает путешественник, — которая вначале покрыта лесом, а далее приобретает луговой характер. Ограничивающие ее с боков горы состоят почти исключительно из апсидного сланца синевато-черного цвета. В верховьях этой долины был кош, и мы, чтобы легче добывать провизию, расположились вблизи него...

Вечером, в день нашего приезда к верховьям Бу-елгеня, мои спутники отправились на охоту. Ночевали они около ледника, рассчитывая утром, при восходе солнца, встретить туров, возвращавшихся с альпийских пастбищ обратно в верхние пояса гор, где они проводят день. На другие сутки, перед закатом солнца, охотники возвратились. Один из них три раза стрелял по сернам, но ни одной не убил, другой застрелил молодого тура...

Пробыв в верховьях Бу-елгеня более двух суток, мы отправились к верховьям самой Теберды. Замечательную перемену представляет Теберда выше впадения в нее Бу-елгеня. Из бешеной, пенящейся горной речки она превращается в тихую, спокойную реку, текущую по сравнительно просторной долине...

На высоте 6000 футов в верховьях Теберды имеется необыкновенно красивое маленькое озеро. Оно имеет столь прозрачную и чистую воду, что на дне его виден каждый камешек... В нескольких верстах от озерца находятся истоки Теберды. Она вытекает многими потоками из довольно значительного глетчера. Этот глетчер очень доступен, и через него проходит путь из Тебердинской долины на южный склон Кавказского хребта, к верховьям Клыча и далее на Кодор. По этой дороге горцы часто гоняют своих лошадей и рогатый скот в Сухуми для продажи... »

Уместно отметить, что этот путь был известен с глубокой древности и составлял одно из звеньев знаменитого «Шелкового пути» из Хорезма в Византию. Византийцы этот путь называли термином «Хоручон», в котором проф. Г. А. Кокиев видел отражение этнонима «Карачай».

«... Не дождавшись хорошей погоды, — продолжает Динник, — мы решили оставить верховья Теберды».

Так завершилось путешествие Николая Яковлевича Динника по верховьям Теберды в. сопровождении Ожая, Кара-Магулая и других карачаевцев. Но для темы нашего очерка большой интерес представляет и его путешествие по Балкарии, и повторение попытки восхождения на Эльбрус летом 1881 года совместно с известным проф. И. В. Мушкетовым, другом семьи Урусбиевых. На

этот раз он предпринял восхождение на Минги-тау по леднику Азау.

Н. Я. Динник пробрался через аул Безенги вплоть до знаменитой Безенгийской стены. По пути он описал свои впечатления от аула Безенги и его жителей. Из Безенги он направился в Чегем-ское ущелье по известному Думалийскому перевалу.

В верхнем Чегеме Динник гостил у балкарского князя Али-Мурзы Балкарукова. «Аул этот большой, дворов 400, — уточняет путешественник. — На речке Джилги-су стоит 5 — 6 мельниц самого патриархального устройства. В ауле и окрест несколько четырехугольных хорошо сложенных башен. Одна из них принадлежит Балкаруковым. Местные жители говорят, что она построена лет 200 — 300 тому назад чегемцами при помощи мастеров из Сванетии».

Далее Н. Я. Динник переходит в Баксанское ущелье. «Урусби-евской аул расположен на левом берегу Баксана на слегка наклоненной площадке, известной под названием «Ушкум-эль». Отдохнув в этом ауле, познакомившись с Урусбиевыми, познав их радушный прием, Динник предпринимает подъем на ледник Азау с целью восхождения на Эльбрус.

«... Дорогу, — пишет он, — нам указывает знаменитый охотник Ахия Соттаев, черный, высохший, тощий, но сильный и крепкий старик, который с англичанами дважды ходил на Эльбрус и всегда удивлял их как необыкновенной способностью ходить по горам, так и замечательным зрением».

По дороге к Эльбрусу их догнал Измаил Урусбиев и сын Ахии Хаджи-Мырза. Князь Урусбиев рассказывал Н. Я. Диннику, как знаменитый исследователь Кавказа Абих, гостивший у него в 1853 году, был сильно поражен суровостью природы окрестностей его аула и, в частности, ущелья речки Адыр-су.

В этом восхождении Диннику удалось подняться только немногим выше 12000 футов. Дальше из-за наступившей непогоды опытный Ахия не советовал ему продолжать путь по снегам Эльбруса.

Кроме описания многих этнографических подробностей быта карачаевцев и балкарцев, путевые заметки Н. Я. Динника ценны для нас тем, что в них запечатлены имена еще нескольких опытных горовосходителей-проводников из среды карачаевцев, в частности, имена Кара-Магулая и Ожая — старшины аула Теберда, которые займут достойное место в плеяде Хиллара.

АХИЯ И ДЯЧИ, МАЛАЙ И ДЕЧИ

Этот примечательный каламбур составляют имена знаменитых горовосходителей из Верхнего Баксана и венгерского ученого и альпиниста Морица Дечи, который поднимался на Эльбрус вместе с горцем из Урусбиевского аула Малаем Терболатовым в 1884 году. Выбор на Малая пал неслучайно, он был активным продолжателем дела Ахии Соттаева и не раз уже покорял многие вершины.

В августе 1884 г. Дечи в сопровождении Малая достиг вершины, но вследствие начавшейся непогоды, сильной метели они целые сутки блуждали по снеговым полям и только чудом избежали смерти. Подробности этого восхождения со слов Малая записал С. Ф. Давидович в ауле Урусбиево в июне 1886 года.

«... Восхождение до линии вечного снега было совершено благополучно. Спутники, проведя кое-как ночь под навесом скалы, на следующий день отправились дальше. К сожалению, утро было туманное, и вместо того, чтобы начать восхождение еще до рассвета, начали его только в восемь часов утра. Мороз был очень сильный и все крепчал по мере поднятия. Все, в особенности Дечи, сильно прозябли и измучились, и только к четырем часам пополудни, после страшных усилий, достигли вершины. Здесь мороз доходил до 20 градусов (в то время у подошвы было столько же градусов тепла), а ветер был так силен, что валил с ног.

Пробыв на вершине не более нескольких минут, спутники, — как рассказывал Малай, — начали спускаться. Вдруг повалил снег, завыл ветер, и страшная метель закружилась по снеговым полям. Эльбруса. Путники шли, перевязавшись веревками, во избежание падения кого-либо в трещину или пропасть. В одну минуту направление пути было потеряно, и они пошли наудачу, стараясь только не останавливаться, чтобы не быть занесенными массами сухого мелкого снега. Снег носился в воздухе густыми массами, так что Малай не видел швейцарца, привезенного Дечи с собой и шедшего впереди в двух шагах. Последний поминутно падал в невидимые, занесенные снегом трещины, но благодаря веревкам его вытаскивали. Вихрем сухого снега резало лицо так, что невозможно было продвигаться против ветра. Наступил вечер, потом длинная суровая ночь, а метель не утихала. С отчаянием в душе, едва передвигая ноги, они шли всю ночь, сами не зная куда и стараясь только не останавливаться. Остановка была бы для них гибельна: их в несколько минут занесло бы сугробом снега, и «ворон не нашел бы их костей», — говорил Малай.

«... К рассвету метель стала утихать, а часам к восьми утра мало-помалу стала проясняться окрестность. К полудню, едва живые

от холода и утомления, путники добрались до места своего последнего ночлега. Отдохнув немного, они спустились к подошве, но Де-чи так ослаб, что его приходилось вести под руки».

Вот так описал Давидовичу Малай свое восхождение с венгерским альпинистом Дечи, почти тезкой своего одноаульца Дячи. «В его рассказе не было никаких приукрашений», — писал Давидович. «К тому же он не придавал никакого значения этим приключениям, а у меня, — подчеркивал Давидович, когда Малай рассказывал обо всем этом по моей же просьбе, мороз пробирал по коже».