Шестью днями ранее 8 страница

О, нет!

Одной рукой он открыл бумажник и показал удостоверение. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы прочесть текст и удостовериться, что на маленькой фотографии изображен стоящий передо мной мужчина.

– Полиция Дорсета? – проговорила я, как будто написанное на удостоверении было мне непонятно. «Клара, какая же ты дура! »

– Да.

– Заместитель начальника полиции?

«Ну, разумеется, он из полиции. Иначе откуда он знает всех? Вот почему к нему так уважительно относятся! » Никогда раньше я не чувствовала себя настолько глупо. Дать бы тебе разок! Нет, этого мало. Наступить бы со всей дури тебе на ногу!

– Каюсь, виноват, – сказал Мэт. – Я мог бы отправить своих парней обследовать подвал, а сам стоял бы с тобой в обнимку, но этому надо положить конец. Констебль Аткинс, останьтесь, пожалуйста, с мисс Беннинг.

Констебль Аткинс подошел ко мне, а Мэт открыл дверь, нагнулся, заглядывая внутрь, и зажег свет. Выкрикивая предупреждения, он стал спускаться по ступеням. За ним двинулись второй констебль и сержант. Мы с Аткинсом остались на месте, прислушиваясь к тому, как три человека ходят в подвале. Через несколько минут в дверном проеме показался Мэт, вошел в кухню и поманил меня к себе. Когда мы оказались в соседней комнате, он повернулся ко мне лицом. Раньше я не видела его таким.

– Клара, – произнес он, – в твоем подвале никого нет.

– Мы везде проверили, – продолжил Мэт. – Да там и негде прятаться.

Я не сводила с него глаз. Я была уверена. Я слышала, как некто ходил по подвалу.

– Должно быть, он как‑ то выбрался из дома. Возможно, через окно, – рассуждал Мэт. – Скорее всего, именно его шаги я и слышал там, в переулке.

Я покачала головой.

– Он был в подвале, – сказав это, я поняла, насколько упрямой кажусь.

– Хочешь, чтобы ребята осмотрели дом? Проверили окна? Поискали следы взлома?

Я кивнула, и трое полицейских начали обыскивать мой дом. Я несколько минут выждала и не выдержала: прошла через кухню и распахнула дверь в подвал.

– Минуточку! – У меня за спиной стоял Мэт.

Я спустилась по ступенькам и стояла, оглядываясь, как будто могла заметить то, чего не заметили трое полицейских и заместитель начальника полиции.

Стены в подвале были каменные, местами сырые – недалеко протекал ручей, но в основном сухие, с потрескавшейся штукатуркой. На полу возвышалась груда пластмассовых ящиков, за ними виднелся старый встроенный шкаф, который я использую для хранения инструментов, на стене – полки с ветеринарными принадлежностями. Еще здесь был холодильник. Прятаться негде. И выхода нет. За исключением…

В низком потолке подвала был люк. В давние времена, когда еще не было центрального отопления, его использовали для того, чтобы сгружать уголь прямо с улицы. С одной стороны он держался на петлях, еще с двух, противоположных, – на дверных засовах, а с четвертой запирался на висячий замок. Над люком, на улице, стоял большой и тяжелый цветочный горшок. Я подошла и крепко ухватилась за один из старых железных засовов.

– Мы проверяли, – начал было Мэт, когда я стала изо всех сил тянуть, но засов заржавел и не поддавался.

Мэт, нагнувшись, чтобы не задеть низкий потолок, подошел и отстранил меня. Схватил засов сам и несколько раз попытался рывком открыть. Потом проверил второй засов и навесной замок. Люк не поддавался.

– Вероятно, это была крыса, – сказал он. – Скорее всего, водяная. В поселке они не редкость.

– Похоже, – согласилась я, хотя была уверена, что крыса не способна издавать звуки, которые я слышала.

– Пошли, – бросил Мэт.

Мы поднялись по ступенькам.

Полицейские были в доме еще минут десять, но, не найдя следов взлома, уехали, пообещав прислать завтра специалиста – поискать отпечатки пальцев. Они были предельно вежливы – подозреваю, из‑ за присутствия Мэта. Однако я была уверена: мне никто не поверил. Мэт мог лишь подтвердить, что слышал мои крики и звуки, которые могли оказаться – а могли и не оказаться – шагами бегущего человека. Никаких следов незваных гостей – только мои голословные утверждения. Даже змея исчезла.

Я попрощалась с Мэтом, заперла все двери, проверила окна, накормила совят. Раненый совенок выглядел неплохо. Надо обработать ранку антисептиком, он заснет, и все забудется. Я поднялась в спальню, нашла старую толстую фланелевую пижаму и легла в постель.

Сон не шел. В конце концов я окунулась в тревожное полузабытье, полное кошмаров. На рассвете я увидела не раз повторявшийся сон, которого боялась больше всего на свете.

Я в зале с зеркалами. Куда ни повернись – всюду мое отражение. В течение сна отражения все сильнее искажались. Шрамы были уже не только на лице, но и по всему телу. Этой ночью сон был еще страшнее, чем обычно. Каждое зеркало было задрапировано зеленым шелком. Я бежала по залу, в отчаянии ища выход, а какая‑ то сила сбрасывала шелк с зеркал как раз в тот момент, когда я к ним приближалась. Зеркала начинали падать – все, к которым я прикасалась, падали на землю, разлетаясь на мелкие кусочки. Вот я уже больше не в зале с зеркалами. Я в своей кухне. Дорогу мне преграждает завеса из зеленого шелка, и кто‑ то, запертый в подвале, изо всех сил барабанит в дверь.

Засов трясется, а дерево вокруг места крепления начинает трескаться. Я должна выбраться из дома, но не в силах пошевелиться. Лежу на полу и отчаянно пытаюсь подползти к двери черного хода, но я беспомощна, как бывает только во сне.

Проснулась я вся в холодном поту и поняла, что стук в дверь мне не приснился. Кто‑ то колотил в дверь черного хода. Я сползла с кровати, стянула пижаму и надела спортивный костюм. Я нисколько не сомневалась, что мой утренний гость – Мэт Хоар, питающий надежду застать меня в очередной раз в чем‑ то пикантном, чтобы рассказать в баре новую байку. «Жалкая корова», – станут говорить за кружечкой пива, как будто всякий, имеющий глаза…

Я выглянула в окно, но Мэта не было видно за навесом крыльца. Я сошла вниз, решительно настроенная не впускать его в дом.

– Вы, свора! Ради Бога, заткнитесь! – крикнула я совятам. Повернула ключ и на несколько сантиметров приоткрыла дверь. У двери стояла Салли.

– Завтрак в постель, – прощебетала она.

Я промолчала. Однако рассматривала поднос в ее руках. И почуяла исходящий от пего аромат.

– Я хотела убедиться, что у тебя все в порядке, – сказала она. – И мне страшно хочется узнать, что случилось минувшей ночью.

Я хранила молчание.

– Если уж в три часа ночи к дому прибывают две полицейские машины, не может такого быть, чтобы наутро об этом не говорила половина поселка. Просто только я набралась наглости зайти расспросить. И я лучше всех делаю бутерброды с беконом.

Вот чем пахнет! Беконом. И кофе.

– Я собралась на пробежку, – привычно отмахнулась я.

– Ты опоздала на три часа, – ответила она.

Я повернулась к часам в кухне. Почти девять утра.

– И, по правде говоря, не похоже, что тебе сейчас хочется носиться по окрестностям.

Салли была права, и я вернулась в комнату. Салли я не приглашала, но она почему‑ то решила, что может последовать за мной.

– Мне нужно одеться, – сказала я. – И я тороплюсь на работу.

– Тебе нужно перекусить. Сядь и поешь.

Я поняла, что Салли, по‑ видимому, мастерски справляется с капризными пациентами и мне не победить в этом споре. Кроме того, я умирала с голоду. Что случится, если один раз в жизни я опоздаю на работу?

Салли налила кофе в две чашки и подвинула ко мне белый сдобный хлеб со щедрой мясной прослойкой. Я уже много лет не покупала белый хлеб и очень редко ела красное мясо. Я и представить не могла, какими вкусными могут быть бутерброды с беконом.

– Спасибо, – немного смутившись, поблагодарила я, когда оторвалась от еды.

– На здоровье, – ответила Салли. – Ну, давай. Расскажи. Нашли какую‑ нибудь из этих скользких извивающихся тварей? А очаровашка Мэт и правда оказался храбрым и искусным?

– Извивающаяся тварь была только одна, – произнесла я, решив не реагировать на последний вопрос. – Змеи совсем не скользкие. Их гладкая чешуйчатая кожа напоминает шелк.

Зачем я это сказала? Меньше всего мне хотелось бы обсуждать свойства шелка.

– Поверю тебе на слово. Но кто‑ то же проник в твой дом? Что, черт побери, случилось с этими птицами?

Я вкратце описала ей события минувшей ночи. Она подвинула ближе ко мне очередной бутерброд – я не стала отказываться – и пошла кормить совят.

– Значит, – заговорила она через пару минут, – в нашем поселке кто‑ то проникает в дома и оставляет после себя змей. Зачем?

– Мы не можем быть абсолютно уверены, что все происходит именно так, – заметила я, прекрасно понимая, что Салли права.

– Перестань, – сказала она. – Ты часто слышала, чтобы змеи заползали в дома? Крайне редко. И вдруг это стало обычным делом, как будто они – домашние мыши. Не говоря уже о том, что неизвестно откуда появляются экзотические виды.

Я наблюдала, как она сует дохлых грызунов в нетерпеливо открывающиеся клювики.

– Сейчас в поселке все встревожены, – задумчиво произнесла Салли. – За последние две педели я несколько раз обнаруживала, что в мою дверь бросали тухлые яйца. Раштоны и Паулсоны жаловались, что дети барабанят во входную дверь и убегают. Но, заметь, вломиться в дом – совсем другой коленкор.

Я знала о том, что в поселке бьют окна. Пару раз мой мусорный бак выворачивали прямо на подъездную аллею, но я не стала обращать на это внимание. Однако Салли права. Вломиться в дом – совершенно другое дело. И ночью меня хватал за ноту совсем не подросток.

А Салли тем временем продолжала кормить совят. Делала она это мастерски, учитывая, что ей явно нечасто доводилось кормить осиротевших птенцов. Интересно, а часто ли она кормит таких же одиноких соседей?

– Полиция мне не поверила, – наконец призналась я. – Они решили, что я все выдумала.

Она посмотрела на меня с недоверием.

– Зачем?

– Зачем люди придумывают всякие истории о преступлениях? Чтобы на них обратили внимание.

– Для человека, который в повседневной жизни старается не привлекать ничьего внимания, это несколько необычно, разве нет?

Я не смогла ей ответить, потрясенная тем, что она видит меня насквозь. Она закончила с птенцами, присела за стол и взяла обеими руками свою чашку с кофе.

– А Мэт тебе поверил?

Я на секунду задумалась.

– Не знаю, – призналась я, запнувшись.

– Вчера я беседовала с Гарри Ричардсом, – сообщила Салли. Я изумилась, так как забыла, что она знакома с доктором Ричардсом, ведь именно она посоветовала меня ему в качестве так называемого знатока рептилий. – Он рассказал мне – разумеется, под большим секретом – о вашем субботнем визите. О тебе и твоем змеином друге. Кстати, я видела его по телевизору. Чудаковатый парень.

– Чудаковатый, – согласилась я.

– Если вы оба правы, если Джона убили, а вчера вломились в твой дом, значит…

Она замолчала – вероятно, для большего драматического эффекта. Я тоже молчала. Но меня стала невольно колотить дрожь, и я не могла ее унять.

– Извини, не хотела тебя напутать.

– Я не боюсь, – солгала я. Было видно, что Салли мне не поверила. – Это Шон Норт выдвинул теорию о впрыскивании змеиного яда шприцом, а не я. С фактами не поспоришь, но его предположение, что кто‑ то использовал змею как орудие убийства, все же кажется мне притянутым за уши. Даже если Джона Эллингтона и убили, зачем пытались убить Паулсонов и малышку Хьюстонов?

Салли было уже не до смеха.

– Не знаю, – призналась она. – Но у человека, готового убивать людей, не говоря уже о грудном младенце, явно значительный сдвиг по фазе, согласна?

Я уже думала над этим. Врываться в дома и оставлять там опасных змей – это, вне всяких сомнений, поступок человека с нездоровой психикой. От этой мысли мне стало не по себе. Но еще больше мне не нравилось то, что люди бегут за ответами ко мне. Я ветеринар, имею дело с дикими животными. Все, что происходит сейчас, – вне моей компетенции.

– Полиция разберется, – заверила я Салли. – Если будет зацепка, они раскрутят дело.

– Не уверена, – сказала Салли, вставая и ополаскивая чашки.

– То есть?

Она оглянулась через плечо.

– Гарри Ричардс был зол как черт, когда мы с ним разговаривали. В противном случае он не стал бы мне все выкладывать. Он сообщил полицейским о ваших с Шоном предположениях, но те, кажется, не приняли их всерьез. Как ни крути, а Шон Норт очень необычный тип, не думаю, что полиция ему доверяет. В прошлом у них случались стычки – кажется, из его дома исчезали змеи. Что‑ то в этом роде.

Бутерброды, которые я только что съела, стали комом у меня в желудке.

– А после вчерашнего меня тоже будут считать не заслуживающей доверия.

– Надо дождаться выводов коронера. Я слышала, он полагает, что ваша теория по поводу концентрации яда весьма субъективна. Он сам кое‑ что подсчитал. По‑ видимому, внезапная смерть от отравления – не такой уж неслыханный случай. К тому же Джону Эллингтону было почти семьдесят лет.

– Понятно, – растерянно произнесла я. Интересно, почему бутерброды с беконом стали внутри меня комом? Не хотела я в это вмешиваться. – Салли, а можно задать вопрос?

– Давай, спрашивай.

– Вы помните Уитчеров? Эделину и Уолтера?

– Разумеется. – Она нахмурилась из‑ за внезапной смены темы разговора, но продолжила: – Я пыталась несколько раз заглянуть к ним. Мне очень не нравилось, в каких условиях они жили, – я почему‑ то считала их неприемлемыми. Но меня никогда не пускали дальше входной двери.

– Я помню похороны Эделины в ноябре прошлого года, но не помню похорон Уолтера. Может быть, вы знаете, где его похоронили? Может быть, этим занималась больница?

– Он скончался минувшей осенью, так?

Я кивнула.

– Кажется, в сентябре.

– Я не могу сразу… а он не завещал свое тело науке?

– Завещал. Но разве не было никакого отпевания, поминок?

Салли оперлась о раковину.

– Клара, а тебе это зачем? – спросила она.

Мне следовало предвидеть, что она задаст такой вопрос. Мне очень не хотелось упоминать об этом. Но от Салли так просто не отделаешься.

– Вчера ночью, – начала я, не сомневаясь, что моя репутация странной особы неимоверно упрочится, – полицейские спрашивали, узнала ли я мужчину, который проник в мой дом.

– А ты?

– Сказала «нет». Сказала, что было, темно, а видела я его лишь долю секунды, поэтому ни в чем не уверена.

Салли в сообразительности не откажешь.

– Но это было не совсем правдой? – подсказала она.

Я покачала головой. Это было абсолютной неправдой: я тут же узнала незваного гостя.

– Кажется, это был Уолтер, – едва слышно произнесла я, ожидая, что Салли сразу же под каким‑ нибудь предлогом уйдет, посоветовав мне в ближайшее время зайти к местному психиатру. Просто поговорить.

Салли молчала. Ее лицо не выражало ни удивления, ни сомнения в моем здравомыслии. Он смотрела так, как будто на самом деле поверила мне.

– Почему вас это не удивляет? – спросила я. Почему от того, что меня принимают всерьез, мне ничуть не легче?

Казалось, она колеблется.

– Нет, удивляет, – заверила она меня. – Но… не очень.

– Вы тоже его видели?

– Нет‑ нет. Просто болтают всякое.

– Что болтают?

– Да ерунду. Просто детишки рассказывали. Возле старой церкви и дома Уитчеров ошивается компания подростков. Подозревают, что именно они виноваты в большинстве наших несчастий, поэтому с них стараются не спускать глаз. Кто‑ то из них рассказывал родителям странные истории. Ну, знаешь, как это бывает, когда в доме долгое время никто не живет. Его всегда называют домом с привидениями и…

– Они видели Уолтера?

Салли явно чувствовала себя неловко.

– Видели призрак Уолтера – вот кого.

В этот момент солнце, должно быть, спряталось за тучу, потому что в кухне немного потемнело.

– Вчера ночью я видела не привидение, – возразила я. Кого я пытаюсь в этом убедить? А ведь он прикасался ко мне. Рукой, похожей на руку мертвеца. Я быстро добавила: – Он оставил после себя мокрые следы. Не говоря уже о змее.

– Но если это Уолтер, тогда… ох!

– Вот именно.

– Ты поменяла замки, когда сюда переехала?

Я отрицательно покачала головой, понимая, что поступила непредусмотрительно. Ключи от моего дома могли оказаться у кого угодно.

– А следовало бы! – заявила она.

Я кивнула. Внезапно эта мысль показалась мне просто отличной.

Я переключила рычаг коробки передач «лендровера» на вторую передачу, но почва была болотистой, и колеса стали пробуксовывать; мне показалось, что дальше нам действительно не проехать. Впрочем, до реки оставалось рукой подать. Можно и пешком пройтись. Я сдала назад и заглушила двигатель.

Понедельник, день в самом разгаре, нас трое: Крэг, старший санитар, Саймон, двадцатилетний студент‑ практикант, и я. Этим утром нам позвонили из местного управления охраны окружающей среды. Им сообщили, что возле реки, прямо за поселком, угодил в капкан лебедь‑ шипун.

Мы вышли из машины, влезли в высокие болотные сапоги. Все были не в восторге от предстоящей работенки. Лебедь‑ шипун – крупная птица, а вблизи своего гнезда (высока вероятность появления потомства в это время года) он может быть агрессивным. Отловить раненого лебедя – непростая задача.

Я взяла с собой сумку, петлю для ловли птиц и большую клетку. Крэг и Саймон вдвоем несли небольшую шлюпку, сконструированную специально для мелководья с быстрым течением. Шлюпка была относительно легкой, чему мы были несказанно рады.

Мы подошли к реке – одному из рукавов, протекающих через поселок. К счастью, собачник, заметивший лебедя, сообщил точные координаты, поэтому мы смогли быстро обнаружить птицу. Мы разделились: Саймон пошел вверх по течению, Крэг – вниз. Я осталась на месте, глядя на противоположный берег, являвший собой пологий склон, который постепенно становился все круче и круче. Я видела густо поросший деревьями и кустами берег, а между кронами деревьев, почти на вершине склона, всего метрах в четырехстах по прямой – соломенную крышу дома Уитчеров. Раньше мне никогда не доводилось видеть их дом под таким углом.

– Он здесь! – крикнул Саймон.

Мы с Крэгом подхватили шлюпку и пронесли ее метров двадцать, пока не оказались рядом с Саймоном. На противоположном берегу среди крапивы, бутеня и бузины с трудом можно было разглядеть лебедя.

– Он на островке, – пояснил Саймон, указывая на место чуть выше по течению. – Вон там, где река разделяется на рукава. Чуть выше. Должно быть, там небольшая заводь.

Саймон крепко удерживал шлюпку, пока мы с Крэгом не забрались в нее. Потом запрыгнул и Саймон, мужчины (исполненные решимости показать себя настоящими рыцарями, по крайней мере пока не началась опасная работа) сели на весла, и вскоре мы оказались на противоположном берегу. Мы сошли на берег метрах в десяти выше по течению от места, где находился лебедь.

Вес лебедя‑ самца может достигать десяти килограммов, а размах крыльев – двух с половиной метров. Они всегда пресекают – агрессивно и непреклонно – любые попытки напасть на их гнездо. Когда мы стали приближаться, лебедь расправил крылья, перья на его шее встопорщились. Он пригнул голову к воде, готовясь к нападению. Эти нагоняющие страх приготовления очень эффективно отпугивают птиц‑ соперников и хищников. Когда мы подошли достаточно близко, я посмотрела на Крэга.

– Что скажешь? – спросила я. – Рукой или петлей?

Лебедя всегда лучше ловить рукой. Петлю можно обвить вокруг его шеи, но тогда он яростно захлопает крыльями и придется приложить немало усилий, чтобы удержать его.

Крэг рассматривал лебедя.

– Птица неприрученная, – сообщил он через несколько секунд. – Живет вдали от людей.

С ним трудно было не согласиться. Лебедь, который обитает на оживленной реке, привыкает к людям, кормится с рук, относительно дружелюбен. Такого проще ловить рукой. Этот, скорее всего, месяцами не видел людей.

– Сначала попытаюсь схватить его рукой, – заявила я.

Я почувствовала, как за моей спиной переглянулись Саймон с Крэгом.

– Готов? – резко спросила я Крэга.

Я шагнула в воду и подошла к лебедю. Оказавшись рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки, я бросила ему пригоршню хлебных крошек, которые специально положила в карман. Не в силах противостоять искушению, а может быть, просто проголодавшись, лебедь вытянул шею и начал собирать крошки. Я позволила ему съесть все, потом, подойдя ближе, бросила еще. Остававшийся на берегу Крэг теперь подошел к нам. Оказавшись совсем близко от лебедя, я сделала решительный шаг вперед, правой рукой схватила птицу за шею и прижала лебедя к себе, не давая ему ударить меня крыльями. Он немного поартачился, выворачивал голову, пытаясь ущипнуть меня, но я держала его крепко. Вскоре он успокоился.

– Красивый экземпляр! – пробормотал Крэг, стоявший за мной.

Все еще встревоженный лебедь вновь начал биться в моих руках, но если лебедя держать так, как держала я, он не может вырваться и ущипнуть. Разумеется, нельзя отпускать его голову, не то можно остаться без глаза. Подошел Саймон и, низко наклонившись, стал шарить в воде.

– Вокруг его правой лапы, – сказал он, – обмотано несколько витков стальной проволоки, которая зацепилась за корни деревьев. Рана кровоточит. Не исключен перелом, пока ничего не ясно. Похоже, тут торчит крюк.

Он взял проволочную пилу и освободил лебедя.

Саймон вышел на берег, принес клетку, и мы посадили в нее лебедя. Отвезем его в нашу клинику, возьмем кровь на анализ, чтобы исключить отравление свинцом, вылечим, а через день‑ другой выпустим там же, где нашли.

В шлюпке с лебедем нам было не уместиться, поэтому Саймон и Крэг, установив в шлюпке клетку, погребли назад. Мне же захотелось проверить предположения Саймона о том, что лебедь оказался на острове. Я прошла несколько метров, огибая кусты и молодой орешник, и выяснила, что Саймон прав. Заводь, которую я обнаружила, была всего метра полтора в ширину. Ветви ив сплелись над ней, образуя темный туннель. Между корнями деревьев течение было медленным, виднелись водоросли, а вода пузырилась. На противоположном берегу, перед тем местом, где река делала крутой поворот к поселку, я заметила крысиные норы.

За спиной я слышала добродушные подшучивания Саймона и Крэга, которые уже достигли берега. Я пошла вниз по течению, чтобы узнать, как далеко простирается остров.

Я прошла метров двадцать растительность на противоположном берегу становилась гуще, деревья выше. Я едва могла различить склоны холма. Ступала я осторожно, на носочках, высматривая следы обитания выдр. Этот остров мог быть отличным пристанищем для них.

Но было что‑ то странное в течении воды в заводи.

Выше того места, где я стояла, вода текла медленно из‑ за десятилетиями наносимого ила, разросшихся корней деревьев и гниющих водорослей. Но в том месте, которое привлекло мое внимание, вода текла быстро. И даже, казалось, текла в другом направлении. Метрах в трех от меня на противоположном берегу ивы опустили свои ветви прямо в воду. Сквозь них ничего не было видно. Но вода, вытекающая из‑ под листвы, определенно устремлялась на юго‑ восток, в то время как в самой заводи текла в восточном направлении. Я шагнула в воду, намереваясь исследовать глубину канала, проверить, можно ли перейти его вброд.

Откуда‑ то из‑ под берега на меня прыгнул шипящий, размахивающий крыльями ворох белых перьев – я набрела на гнездо лебедя‑ шипуна и его рассерженной подруги. Я стала карабкаться назад, услышала, как меня окликает Саймон, и поспешила к ожидающей меня шлюпке.

Ближе к обеду, когда я делала перевязку молодому зайцу с рваной раной на лапе, в окошке процедурной появилась Харриет с телефонной трубкой в руке. Она отчаянно жестикулировала – но это же Харриет! Она всегда так себя вела, решив, что я обязательно должна выйти и ответить на звонок. Непременно! Может, это и не срочно?

Я отрицательно покачала головой, кивнув в сторону пациента на операционном столе. К моему изумлению, Харриет отпрянула от окошка и появилась в дверном проеме, подошла к белой доске, висящей на дальней стене, схватила специальный карандаш и, не выпуская трубку из рук, большими буквами написала: «ШОН НОРТ!!! » Харриет никогда не ладила с техникой: так и не научилась нажимать на кнопку телефона «отключить звук». Любой из нас мог обучить ее этому за минуту, но всех веселили ее кривляния. Обычно, находясь в процедурной, я ни с кем не разговариваю, но на этот раз рука сама потянулась к телефонной трубке.

– Помешал спасать жизнь несчастному ежику? – протянул Норт с этим своим явно не британским и совершенно ни на что не похожим акцентом.

– Месячному зайчонку, – ядовито ответила я. – Чем могу быть полезна?

Краем глаза я заметила, что Харриет замешкалась.

– Подумал, что вы захотите узнать свежие новости. Я беседовал с кураторами по пресмыкающимся всех больших зоопарков. А еще разослал по электронной почте запросы главным поставщикам и частным коллекционерам. Никто не признался в том, что у них сбежал тайпан.

– Почему‑ то меня это не удивляет.

– И меня тоже. В любом случае, думаю, полиции следует проверить сухопутные маршруты и паромы, причаливающие к северо‑ восточному побережью. Может быть, частные яхты. В аэропортах довольно хорошо поставлена служба таможенного контроля, поэтому я был бы удивлен, если бы контрабанду удавалось провозить самолетом. Полагаю, что тайпан попал сюда, в Великобританию, но воде, а до того по суше – через Азию, Россию и Восточную Европу. Возможно, даже через Скандинавию.

– Вы поделились догадками с полицией?

– Я здесь персона нон грата. Каждый раз, когда в Западном Дорсете змея «разгуливает» на свободе, обвиняют меня. Я решил, что в полицию лучше обратиться вам.

– Премного благодарна, – бросила я. А почему таким сварливым тоном? Он просто хочет помочь. Кроме того, с кем Норту еще делиться своими предположениями?

– Кстати, тайпан – самка. И, как все самки, довольно ворчлива.

Харриет продолжала маячить неподалеку.

– Отдаю трубку Харриет, – сообщила я. – Кажется, она хочет получить ваш автограф.

Я отдала телефонную трубку и снова занялась перевязкой.

Большую часть дня шел дождь, поэтому к вечеру воздух был насыщен запахами земли и травы. Когда я подъезжала к Бурн‑ лейн, низко, даже вокруг машины, носились стрижи. В том месте, где дорога делала крутой поворот, я всегда притормаживала, что в данном случае меня и спасло – прямо посреди дороги стояла на коленях женщина.

Она не могла не слышать шума приближающегося автомобиля, но даже глаз не подняла. Внимание этой пожилой женщины было приковано к чему‑ то, лежащему перед пей на дороге. Я остановилась и заглушила мотор. Женщина что‑ то шептала маленькой собачонке, которая тяжело дышала и явно страдала от боли. Я выпрыгнула из машины. Женщина заметила меня и протянула ко мне руки.

– Взгляните на мою собаку, – с трудом проговорила она надтреснутым старушечьим голосом. Ей было не меньше восьмидесяти. – Взгляните на моего бедняжку Бенни! Он не может встать.

Я присела на корточки рядом с ней. Бедняжка Бенни, грубошерстный бордер‑ терьер, тоже был старым. Выглядел он чрезвычайно больным: мутные глаза смотрели в никуда, кожа под шерстью воскового цвета, дыхание прерывистое.

– Он ранен? – спросила я. – Сбила машина?

– Нет, – ответила старушка. – Он просто упал. Остановился и свалился. Я не могу его поднять.

Бордер‑ терьеры – мелкие собаки высотой сантиметров сорок, да и сама старушка выглядела хрупкой и очень болезненной.

– Давайте занесем его в дом, – предложила я, вставая. – Там я его осмотрю. Вы можете встать?

С этими словами я наклонилась и бережно подхватила старушку под мышки. Несмотря на теплый вечер, на ней были плотное пальто и красная шерстяная шапка. Где‑ то я уже видела ее раньше, видела эту красную шапку, но не могла вспомнить где.

Она тихонько застонала, но не от боли: просто старость и болезни. Я отвела ее к машине. Это оказалось непростым делом, потому что она ни на секунду не желала оставлять своего пса без присмотра. Но наконец мне удалось усадить ее в салон автомобиля. Потом я вернулась за псом. Его поводок оставался пристегнутым к ошейнику. Я крепко обмотала поводок вокруг пасти – нечто вроде временного намордника.

– Что вы делаете? Осторожнее! – крикнула старушка, высунувшись из машины так, что чуть не вывалилась из нее.

– Я не причиню ему вреда, я ветеринар, – отозвалась я. – Сейчас я его осторожно подниму, потом мы отвезем его домой.

Я просунула одну руку под плечо Бенни, а вторую под его таз. Он стал, извиваться, пытался меня цапнуть, но поводок крепко держал его челюсти. Пес был легким как пушинка, я быстро перенесла его в машину и пристроила у старушки на коленях. Она снова начала нашептывать что‑ то ему на ушко. Единственное, что мне удалось узнать, – это ее имя: Виолетта Баклер, и где она живет. Я проехала несколько сотен метров до ее дома на Картерс‑ лейп.

С Бенни на руках я последовала за Виолеттой в дом – и вернулась назад во времени. Мы оказались в длинном узком коридоре, с отстающим от пола линолеумом и рваными обоями в пятнах сырости. Мы миновали одну закрытую дверь, Виолетта распахнула вторую в дальнем конце коридора. Я вошла за ней в старомодную комнату, служившую одновременно и кухней, и гостиной. У задней стены, возле двери черного хода, была установлена допотопная раковина, а пространство под ней закрывала грязная занавеска в цветочек. По другую сторону двери стояла электрическая плита, которой лет было больше, чем мне. На месте одной из конфорок зияла дыра, которая за долгие годы обросла грязью и почернела. В буфете, отделанном пластиком, стояла посуда из разных сервизов, чашки и блюдца в большинстве своем были с отбитыми краями и со стершимся рисунком. Еще в комнате имелись два стула, ни на один из которых я не захотела садиться, складной стол, приставленный к стене, и изгрызенная пластмассовая корзина для собаки.