СЛЕДЫ НА ЭЛЬБРУСЕ 6 страница

Теперь рассмотрим аргументацию второй версии. Эта версия базируется на трех группах фактов. Первая группа — это сведения самих участников экспедиции, вторая — сведения путешественников и ученых 60-х годов прошлого века и третья — это данные карачаево-балкарской антропонимии и топонимии. Проанализируем каждую из них в отдельности.

В отчете Купфера, записках Бешша, «Жизнеописании» Ема-нуеля в одно слово повторяется сообщение о том, что у Каменного моста на Малке состоялась встреча Емануеля с депутацией Карачая во главе с Исламом Крымшаухаловым и Мырза-кулом Урусбиевым. После теплой беседы с генералом на границе Ка-барды и Карачая Ислам выделил из своей свиты лучших своих охотников, которые великолепно знали горы, куда направлялся генерал. Одного из этих пятерых проводников звали Хиллар, известный в публикациях как Киллар. Эти же пятеро «черкесов» вышли и на штурм вершины вместе с академиками и казаками. Карачаевские и балкарские князья не покидали экспедицию вплоть до самого последнего дня и участвовали на торжественном обеде по случаю восхождения Хиллара. В том же отчете, на который иногда ссылаются некоторые защитники первой версии, нет никаких сведений о том, что кабардинские князья Арсланбек Джембулатов, Кучук-Шанко, с которыми встретилась экспедиция на речке Золке и у Каменного моста на Малке, выделяли бы своих проводников Емануелю. Да и вряд 64

ли бы Емануель, отлично знавший Карачай и его аулы по прошлогодним событиям, находившийся в октябре 1828 г. у самых подножий Эльбруса, только что проведший задушевную беседу с карачаевцами, которые изъявили готовность сопровождать экспедицию, стал бы искать проводников на вершину Эльбруса среди жителей далекого аула под слободой Нальчик.

Как уже отмечалось, в высокогорной долине Ысхауат, издревле населенной карачаевцами, сопровождавшие экспедицию «черкесы» показывали Купферу и Вансовичу местные свинцовые рудники, которыми они давно пользуются для удовлетворения своих нужд.

Здесь же после одной из прогулок генерал подвел Бешша к группе горцев, которые угостили его айраном из кожаного мешка (гыбыта), являющимся традиционной этнографической особенностью карачаево-балкарского быта.

Очень важно, что Купфер, когда его тащили на бурке «черкесы», и Емануель, вспоминая однородцев Мырза-кула, называли Эльбрус его карачаево-балкарским названием «Минги-тау» и почему-то не знают кабардинского имени «Уошхамахо».

Рассматриваемую версию подтверждают и слова выдающегося русского ученого Густава Ивановича Радде (1831 — 1903). Он приехал на Кавказ после своих путешествий по всему югу европейской части России, по Крыму, Предкавказью, Восточной Сибири, Дальнему Востоку. В Тбилиси он организовал Кавказский музей и до конца своей жизни был его бессменным директором. В 1865 — 1875 годах Г. И. Радде объездил и обошел пешком весь Кавказ — Дагестан, Хевсуретию, Мегрелию, Азербайджан, Армению, Черноморское побережье. Во всех своих поездках он неутомимо искал и доставлял в Тбилиси редчайшие коллекции по зоологии, ботанике, геологии, археологии, этнографии Кавказа и прилегающих областей. Вероятно, Радде и перевез упоминавшиеся плиты в Тбилиси.

Так вот, этот крупнейший ученый, описывая свои путешествия по Кавказу 1865 года, называет Хиллара выходцем из среды карачаевцев. Его современник А. Новомарьинский пишет, что Хиллар был уроженцем аула Хурзук, откуда имеется кратчайший путь на Эльбрус. Некоторые современные ученые, например проф. А. И. Мусукаев, опираясь на материалы экспедиции Емануеля, также называют этот аул родиной Хиллара6. Весьма уместно вспомнить, что выходцем из аула Урусбиево называет Хиллара и Давидович, предпринявший попытку восхождения на Эльбрус в сопровождении балкарских проводников7.

В ауле Хурзук и поныне живут многие карачаевские семьи — родственники Хиллара — Хачировы. Кстати, стоит сказать, что эта

3 Заказ 344

фамилия более ни у кого из соседних народов не встречается, а исчезнуть за какие-то сто лет она не могла.

Старожилы Карачая, особенно в трех его древних и крупнейших селениях — Карт-Джурт, Учкулан, Хурзук, повсеместно рассказывают о том, что их однородца Хиллара Хачирова в действительности звали Хыйса из рода Хачировых, поныне проживающих в селениях Учкулан и Хурзук, Верхняя и Нижняя Мара. У карачаевцев и балкарцев очень часто бывает так, что отдельные люди, чем-то отличающиеся от окружающих, всегда именуются различными прозвищами-кличками, характеризующими их особенности, наклонности, привычки и пр. Так, например, было, как мы отмечали, с Ахией Соттаевым — «ч а б а к ч ы », т. е. рыбак, и с другими людьми, как «м а р а у ч у », т. е. меткий стрелок, «х у -начы» — каменщик-строитель и т. п. Известная карачаевская писательница Назифа Кагиева, подытожив народные предания о Хилларе-Хыйсе, пишет, что имя Хиллар ему было дано в народе за то, что он, по представлению окружающих, обладал таинственными, чудотворными чарами, некоей магической, колдовской силой (кар. -балк. «Хыйла»), а потому ему всегда сопутствовала удача во всех его делах — на охоте, в скалолазании и пр. От этого слова «Хыйла» он стал прозываться в народе «Хыйлар ». И как часто бывает среди горцев Кавказа, подобные прозвища почти всегда «затмевают» подлинное имя человека8.

В пользу рассматриваемой версии говорят и данные топонимии Карачая и Балкарии. Предоставим слово известному альпинисту и топонимисту П. С. Рототаеву9:

«Килар-Баши (4013 м), вершина в северном отроге Главного Кавказского хребта, в междуречье Баксана и Чегема. С тюркского: Килар, Хилар — собственное -имя; Ваши — верх, вершина: Вершина Килара. Кто дал такое название, неизвестно... Такое же название имеет перевал через данный отрог из ущелья Чегема в ущелье Тютю-су, расположенный между вершинами Орелю-баши и Кенг-чат баши».

Связь названий вершины и перевала с именем знаменитого горовосходителя, «поднимавшегося на значительные высоты», Хиллара бессомненна. Эти названия, безусловно, были даны народом, который отлично знал отважного горца, на которого не зря пал выбор Ислама Крымшаухалова.

В итоге всего сказанного хочу отметить, что обе версии пока что имеют право на существование, хотя последняя, на мой взгляд, имеет больше научных шансов. Однако вопрос этот заслуживает серьезного дальнейшего исследования, изучения всех имеющихся документов и исторических фактов. Надеюсь, что этот вопрос привлечет внимание наших историков.

1 Думанов X. Еще раз о Килларе и Ахие//газ. «Кабардино-Балкарская правда», 3 сент. 1985 г.

2 Живописная Россия... С. 33, 142; Мусукаев А. И. О Балкарии и балкарцах. — Нальчик, 1982. — С. 45; его же. Традиционное гостеприимство кабардинцев и балкарцев. — Нальчик, 1990. — С. 36; журн. «Турист», № 9, 1979.

3 Купфер А. Я. Указ. раб. — С. 4; Голицын Н. Б. Указ. раб. — С. 86.

4 Симонов Е. Д. Указ. раб. — С. 47.

5 Думанов X. Указ. раб.

6 Мусукаев А. И. Указ. раб.

7 Давидович С. Ф. Указ. раб. — С. 344.

8 Къагъыйланы Назифа. Джюз джарсыуум, джюз къайгъым. — Черкесск. 1985. — С. 4.

9 Рототаев П. С. Краткий словарь горных названий Кабардино-Балкарии. — Нальчик, 1969. — С. 47.

РАДДЕ НА РОДИНЕ ХИЛЛАРА

Ровно через 34 года после попытки восхождения на Эльбрус по маршруту 1829 г. группой горцев из Верхнего Баксана во главе с Ахией Соттаевым, т. е. в 1865 г., предпринимает путешествие по Кавказу с целью подняться на Эльбрус упомянутый выше известный ученый Г. И. Радде. Продвигаясь через Абхазию и Сва-нетию на Северный Кавказ, он писал: «Направимся к высотам Эльбруса. Но не станем подходить к нему с севера, как это до сих пор обыкновенно делалось, а с юга, со стороны Абхазии. Путем через истоки Кодера, самого буйного кавказского потока. Предстоит нам преодолеть подъем, затем переправиться через Нахарский перевал и достигнуть, следуя выше по течению Кубани, деревни Хурзук. Нас провожают абхазы... (здесь и далее: Живописная Россия, Т. IX. С. 30 ел. ). В 5 часов вечера (5 августа 1865 года) мы достигаем перевала. К вечеру перед нами раскинуты ледяные и фирновые поля. Тремя уступами спускаются здесь ледники к отлогой долине речки Учкулан. Дует сильный ветер. Вьючные животные до такой степени измучены, что не в силах идти дальше...

Стемнело. На небе не видно ни одной звезды, и все предвещает горную непогоду. Мы кое-как устраиваемся под навесом гранитной скалы. В полночь наверху у Нахара разражается гроза, молнии сверкают беспрерывно...

Дождь льет как из ведра... Под утро, наконец, все стихает. От усталости мы припадаем к земле и засыпаем.

Рассветает... Печальная картина представляется нашим взорам, кругом все погружено в густые облака. Молчаливо отправляемся мы в путь, утомленные и голодные, и достигаем только к вечеру

деревни Учкулан (7 августа 1865 г. ). Живущие там карачаевцы принимают нас чрезвычайно радушно. Эти сильные, нередко красивые татары живут в ближайшем соседстве от Эльборуса и часто загоняют свои стада вплоть до снеговых его полей. Из их среды вышел известный Килар, который в 1829 г. во время экспедиции Емануеля с членами академии наук Ленцем, Купфером, Мейером и Менетрие первый взошел на вершину Эльборуса.

При осмотре Эльборуса с селения Учкулан он представляется во всем своем величии, обращенном в долину Кубани и Хурзука, и кажется тупым белым конусом с двумя закругленными вершинами, разделенными черною седловиною.

9-го августа начал я восхождение на Эльборус с северной его стороны. Четверо коренастых карачаевцев провожают меня,

... Извивающимися зигзагами продвигаемся мы вперед по отвесным береговым склонам ручья Мини-тау-су и достигаем высоколежащей пастушьей хижины, в которой останавливаемся на ночлег. С рассветом 10-го числа мы продолжаем свое путешествие. Вскоре нам представилась северная часть западной стороны Эльборуса. Из белого фона крутых его фирновых и ледяных полей вырываются в виде зубцов и игл черные края прежних кратеров. Легко поэтому понять, что с этой стороны восхождение очень трудно, а для непривычных альпоходцев и вовсе невозможно.

Подняться на Эльборус гораздо удобнее с восточной его стороны, по скатившимся глубоко вниз глетчерам, питающим pp. Малку и Баксан. Следует, однако, распределить восхождение так, чтобы делать ночной привал на ледяном поле, на высоте 13000 футов над уровнем моря. Тогда достижение вершины Эльборуса возможно, если только предпринимающие восхождение люди одарены сильными легкими и настойчивостью.

Было около 11 часов, продолжает Радде, когда мы начали подниматься по крутому западному обрыву лощины, которая глубоко врезалась в ребро, выдающееся к северу из Эльборуса. Прежде всего необходимо было достигнуть гребня этого ребра, потому что его южный конец приводит к подошве передней вершины Эльборуса. К полудню мы взобрались на гребень. Погода стояла еще ясная. Здесь — область высокоальпийской флоры. Все виды растений малорослы, но покрыты прекрасными крупными цветами...

Прямо перед нами предстает северная вершина Эльборуса. К югу она своими черными зубцами круто спадает к седловине. По направлению к востоку глаз наш обнимает долины истоков р. Балыка и два глетчера, глубоко спустившиеся в долину.

Около половины первого часа над Эльборусом показывается маленькое белое облачко. Еще солнце освещает полным светом его ослепительной белизны фирновые поля, но не надолго. Уже в исходе

первого часа весь конус скрывается в тучах. До сих пор мы поднимались по фирну крутой, северной стороны горы. Двое из моих проводников подверглись головокружению; сам я чувствую сильную усталость в коленях, так что ноги подкашиваются. Все мы испытываем невыразимую усталость. После каждых 25 — 30 шагов я вынужден отдыхать. Легкие крайне усиленно работают. Я испытываю ощущение, как будто бы усиливаюсь утолить жажду этим свежим, холодным воздухом, но никак не могу. К двум часам и мы тоже окружены туманом. Барометрические измерения дают в результате 14295 футов высоты над уровнем моря. Состоялся совет. Карачаевцы настаивают на возвращении в долину, я соглашаюсь. Поспешно начинаем мы спускаться вниз. Все более и более сгущается туман, и мы уже не видим ближайших предметов. Нам угрожает опасность заблудиться. Достигнув около пяти часов подошвы вышеупомянутого горного ребра, мы остановились для кратковременного роздыха. Начинает моросить мелкий дождь. Я тотчас засыпаю. В брошенной пастушьей хижине проводим мы ночь и возвращаемся на следующий день в Учкулан», — рассказывает Г. И. Радде в своих записках об этом восхождении.

Так завершилась попытка Радде и четверых карачаевцев повторить путь Хиллара с северо-западной стороны Эльбруса. Судя по показаниям барометра, они вернулись примерно с той же высоты, что и группа А. Я. Купфера.

В рассказе Радде обращает на себя внимание тот факт, что, собравшись совершить восхождение на Эльбрус, известный путешественник и ученый прошел через Сванетию, Абхазию, отлично знал все источники о первом восхождении 1829 года, но проводников себе нанял только в Карачае, в прилегающих к самим отрогам Эльбруса аулах карачаевцев. В связи с этим и его утверждение, что Хиллар, 36 лет назад совершивший свой подвиг, был из среды карачаевцев, приобретает большую силу вкупе со всеми выше приведенными фактами. Вероятно, память об этом восхождении еще была достаточно свежа среди карачаевцев Хурзука и Учкулана.

Мы уже отмечали, что слова Радде совпадают с сообщениями его коллеги по путешествиям по Кавказу А. Новомарьинского, который в своем очерке об истории, культуре и быте горцев Кубанской и Терской областей, касаясь ущелья Кубани, писал: «Вы едете дальше и дальше, выше и выше на юг через Кумара (Хумара — И. М. ). Горы и горные уступы, скалы и стремнины. Глухо и безлюдно, нет русских, нет даже казаков. Изредка попадается вам на неуклюжей арбе или на крепком коне плотно скроенный горец — карачаевец. Вот, наконец, и Гурзук (Хурзук — И. М. ) — последний аул по направлению к Эльборусу, населенный карачаевцами. Дальше нет людей, но царит одна природа, величественная, горная, кавказская природа. Позади нас уже лежат значительные воз-

вышенности; перед нами вокруг теснятся вершины, одна другой выше; а над ними всеми главенствует величавый Эльборус. Вы находитесь, продолжает путешественник, под обаянием величия природы. Впечатления и мысли быстро меняются. Вы на подошве Эль-боруса. Взяв проводника, вы идете дальше на Эльборус и вступаете в полосу снега. Говорят, что недавно еще какой-то удалой карачаевец всходил на эту трудно досягаемую вершину», — завершает свой рассказ Новомарьинский.

АХИЯ И ДЯЧИ ВООДУШЕВИЛИ АНГЛИЧАН

Бывший аул «Урусбиево» или нынешний Верхний Баксан некогда часто навещали английские альпинисты.

27-го июля 1868 года в Урусбиево прибыли Президент Лондонского альпинистского клуба Дуглас Фрешфильд, а с ним и опытные альпинисты Мур и Туккер в сопровождении проводника-швейцарца Франсуа Девуси. В числе обслуживавших их был и мегрел Павел Бакуа Панин. Прибыв в аул, Фрешфильд стал подбирать себе местных проводников, без которых восхождение на Эльбрус он считал практически невозможным. Когда Фрешфильд услышал о почтенном возрасте Ахии Соттаева (ему тогда было около 80 лет), которого рекомендовал ему владелец аула Измаил Урусбиев, Фрешфильд недоуменно посмотрел на князя, но тот улыбнулся и ответил ему: «Господин Дуглас может считать, что ему только тридцать. Ахия такой человек, он все сделает. Возраст ему не помеха, но если это вас смущает, мы дадим вам и молодого проводника».

Таким молодым человеком был Дячи Джаппуев. Для читателей, вероятно, будет интересно привести карту-схему и маршрут восхождения группы Фрешфильда:

«— 27 июля в селении Уруспи, у князя Измаила, который с братьями своими оказал нам очень радушный прием.

— 29 июля. Отъезд к Эльборусу в сопровождении пяти носильщиков; следование вверх по долине Баксана до соединения ее с ущельем, по которому идет дорога в долину Накра; оттуда к северо-западу вверх по ущелью, замыкаемому глетчером, спустившимся с Эльборуса, и бивуак на высокогорье близ подошвы глетчера — 8000 футов (9 часов).

— 30 июля. Подъем по долине мимо конца глетчера и по крутым обрывкам к вершине на скале, с правой его стороны, почти на одинаковом уровне с огромной снеговой равниной, к юго-востоку от горы мы раскидываем палатку на хорошо защищенном месте — 11950 футов (4, 5 часа).

— 31 июля. Выходим из палатки в 2 часа 10 минут утра. Переходим большую равнину и поднимаемся на склоны, доходящие до подошвы высшей вершины (5 с четвертью часа).

Сланцевые скалы вплоть до подошвы высшей вершины, достигнутой в 10 часов 40 минут утра. Возвращение назад тем же путем до высокогорья, пониже глетчера (6 часов)».

«... Интенсивный холод был причиною трудности восхождения, — рассказывает Фрешфильд, — но серьезного препятствия мы не встречали. Вулканическое происхождение горы несомненно. Вершину образует трехсторонний кратер, наполненный снегом. Окружающий его вал имеет три вершины. Две из них не были покрыты снегом. На достигнутой нами первой вершине, которая нам казалась выше остальных, мы сложили знак из камней. Двое из наших носильщиков — Дяпоев Дячи и Саттаев Ахия — взошли вместе с нами на вершину», — свидетельствует Фрешфильд.

Стоит напомнить читателю, что в приведенном выше воспоминании Ахии тоже говорится о том, что «энглизы сложили кучу камней», что в свою очередь свидетельствует о правдивости этих воспоминаний. Поскольку дневник Фрешфильда полон интереснейших деталей восхождения, остановимся на нем более подробно.

«29 июля. Хотя мы встали и позавтракали рано, но, по обыкновению, носильщики наши явились часа на два позже и не все сразу. Хлеб еще не был выпечен. Только к 8 часам 30 минутам утра были окончены все приготовления. Мы наняли пять туземцев, сложивших на этот раз большую часть своей ноши на лошадей, которыми они думали воспользоваться до тех пор, пока не прекратятся пастбища. Наши сотоварищи были вооружены палками, снабженными страшными железными наконечниками около двух футов длины и постепенно суживающимися к концу, а также железными крючьями, которые они привязывают к подошвам, когда приходится взбираться по гладкой поверхности ледника.

Вскоре они показали себя лучшими ходоками, каких только нам приходилось встречать. Мы отправились по долине быстрым шагом».

Здесь хочется прервать повествование Фрешфильда, чтобы обратить внимание читателя на специальные палки — мужра, которыми были снабжены и «черкесы» при восхождении 1829 года. Ими карачаевцы и балкарцы пользуются и поныне при горных подъемах. Заслуживают особого внимания и железные крючья, бросившиеся в глаза знаменитому английскому альпинисту, к тому времени покорившему многие вершины в Альпах и на Кавказе. Вероятно, это были далекие «предки» альпинистских кошек и триконей.

«... У нас составился план, — продолжает Дуглас, — свернуть в ущелье, ведущее к восточному леднику Эльборуса, который на карте ясным образом представляет самую прямую дорогу к этой горе, но благодаря трудности переговоров с носильщиками, вследствие незнания языка, когда мы достигли пункта, где предполагали свернуть, оказалось, что их намерение не совпадает с нашим. Они заявили нам, что мы должны идти вверх по главной долине Баксана к её началу, а тогда повернуть направо, чтобы достигнуть юго-восточного ледника Эльборуса. Возражений, представленных ими против нашего плана, было несколько. Они говорили, что в этом направлении мы не встретим пастухов, что в этом ущелье не имеется тропы и что мы сделаем такой крюк, что только через три дня достигнем подошвы горы. Первые два довода были правдоподобными, третий же мы признали смешным и совершенно противоречащим тому, что мы узнали впоследствии во время нашего восхождения.

Приняв в расчет все обстоятельства, мы поступили согласно желаниям наших людей и стали продолжать идти по прежней дороге, вверх по долине, иногда пользуясь их знаниями местности, чтобы сократить путь при прохождении через лес.

Вблизи лачуги, где мы провели ночь, когда перешли через гряду гор, росла в изобилии дикая земляника, хотя вообще ее мало в этой стране. Далее долина изменяет направление, и, чтобы увидеть ее начало, нужно обогнуть выступ северного склона горы, к основанию поток так близко подходит, что тропу проложили вдоль склона, возвышающегося над густым сосновым лесом. Здесь мы встретили несколько охотников, которые гнали двух ослов; на каждом из них было по красивому горному козлу, недавно убитым у начала ледника. Голова одного из них была украшена парою красивых рогов, другое животное было еще сравнительно молодое...

Наконец, повернув за выступ, мы увидели перед собой истоки Баксана, берущего начало из широкого ледника, заполняющего начало долины. В опустевшем шалаше мы остановились для совещания. Наши люди предложили на выбор повернуть в ущелье, открывающееся направо, или продолжать путь вверх по долине. Мы решили держаться прежнего пути, так как он представлял самую прямую дорогу.

Подъем у ущелья был весьма крут. Один из носильщиков предложил мне подняться несколько футов вверх по склону выше тропы и указал на приплюснутый снежный купол, который был видим над верхом прекрасного ледника, преграждавшего ущелье и путь на Минги-тау. Здесь мы впервые увидели Эльборус с тех пор, как высадились на Кавказ; раньше мельком видели эту гору с парохода на Черном море, близ Поти.

Через полчаса ходьбы внизу края ледника мы встретили пастухов, которые устроили себе пристанище на ровном лугу. Путь от Урусбиевского аула до этого места мы проделали за 9 часов... Здесь мы могли достать себе прекрасного молока, сыру и «кай-макъ» (род девонширских сливок) — лакомства горной жизни, в чем мы ощущали недостаток на южной стороне Главного хребта. Палатка наша была разбита близ становища пастухов...

30 июля. Утро было прекрасное; холодный ветер, казалось, был предвестником того, что погода на короткое время установится. Мы не ожидали,. что в этот день нам придется долго идти, так как мы уже были на высоте около 8000 футов, и подходящего места для нашей палатки мы не надеялись отыскать выше 12000 футов...

На высоте около 12000 футов с помощью носильщиков была установлена палатка, и мы восхищались вечерним видом великолепной панорамы гор: Донгуз-оруна, Ушбы и других вершин Центрального Кавказа. Мы наслаждались этой картиной, как вдруг были обеспокоены неожиданной тревогой. Наши носильщики потребовали уплаты за первые два дня; мы напомнили им об условиях, по которым уплата должна быть произведена по возвращении в Урусбиевский аул, но в то же время мы предложили им деньги в двух кредитных бумагах. Они отказались и требовали, чтобы каждому была вручена следуемая сумма; а когда мы сказали, что у нас нет с собой мелкой монеты, то они объявили нам о своем намерении возвратиться домой, предоставляя нам самим нести наш багаж, как хотим. На такое безрассудное поведение их мы могли ответить только презрением и сказали, что они могут поступать, как им угодно; а что мы должны встать вскоре после полуночи и возвратиться назад после полудня, и что если наш багаж; будет благополучно доставлен к бивуаку пастухов перед наступлением ночи, то мы им за это заплатим; при этом добавили, что если кто-нибудь из них пойдет и попробует совершить восхождение, то это нам доставит большое удовольствие и мы будем ссужать их веревкой и топорами.

Когда они услышали это от Павла, то все пятеро ушли, как будто хотели оставить нас совсем, но через полчаса они вернулись, как мальчишки, которые отсердились, и стали оправдываться в своем поведении. Когда затруднения были улажены, то люди укрылись в скалах ниже склона, а мы стали располагаться на ночлег.

31 июля. В 2 часа 10 минут утра, привязав себя к веревке, мы отправились в путь. Мы карабкались по крутым снежным уступам, которые привели нас к обширному снежному полю. Павел постоянно скользил, так что Туккеру пришлось почти тащить его некоторое расстояние. Когда через полчаса мы достигли края большого снежного поля, то Эльборус в тумане показался нам огром-

ной тусклой горой, но, к нашему удивлению и неудовольствию, отчасти закрытой темным облаком...

Последние лучи заходящего месяца осветили вершины главного хребта, из-за'которых мы мельком увидели южные вершины. Ледяные склоны Ушбы и Донгуз-оруна отражали бледный цвет неба. Далее на запад мрачный, скалистый пик стоял в глубокой тени. Мы были на такой высоте, что могли обозреть горные кряжи, которые тянулись от Эльборуса к северо-западу...

Недалеко от места, где снежная поверхность имеет скат к горе Эльборусу, рыхлая почва провалилась под моими ногами, и я исчез как бы в скрытое подполье. Павел, который находился у веревки позади меня, был чрезвычайно поражен и в первое мгновение устремился было ринуться к краю, чтобы посмотреть, что со мною, но он был вовремя удержан товарищами. Потребовалось много усилий со стороны всех моих товарищей, прежде чем меня вытащили на свет Божий.

Склоны горы делались круче, холод увеличивался, а ветер становился почти невыносимым, так что вообще в перспективе было мало утешительного.

... Павел не выдержал страшного холода и, 1 повернув назад, побежал по оставленным нами следам...

В 7 час. 30 минут утра мы были на высоте выше 16000 ф., здесь мы достигли скал, которые образуют верхнюю часть конуса Эльборуса. Решив, что среди этих скал можем кое-как укрыться, мы стали в нерешительности и начали топать ногами о скалы и тереть пальцы, чтобы предохранить их, сколько возможно, от отмораживания, в то время как прения относительно того, нужно ли вернуться назад или нет, велись голосами, которых нельзя было разобрать благодаря щелканию зубов от холода. С одной стороны, ветер не уменьшался, и риск отморозить себе члены серьезно увеличивался; Туккер и Франсуа не чувствовали своих пальцев, мои также были подобным образом поражены. С другой стороны, у подножия скал было не так холодно, так как они давали некоторое убежище от непогоды. Но, глядя вниз, мы увидели вдруг, к своему удивлению, двух носильщиков (Ахию и Дячи — И. М. ), быстро двигавшихся по нашим следам. Мы уже почти решились повернуть обратно, когда они подошли к нам, чувствуя себя очень хорошо в своих бараньих шубах, так как были не подвержены действиям холода. Впрочем, третий носильщик, который отправился с нами, подобно Павлу, ушел назад... »

«Я сказал, — пишет далее Фрешфильд, — если носильщики пойдут, и я с ними».

«Если один пойдет, то и все пойдем», — добавил Мур.

«Решение было принято, и мы снова обратили наши взоры к горе», — заключает известный альпинист свой рассказ.

Мы же, безусловно, должны задаться вопросом: «Кто знает, чем бы закончилась попытка английских альпинистов, не окажись вовремя горцы из Верхнего Баксана — Ахия Соттаев и Дячи Джап-пуев? »

С этого момента, продолжал Фрешфильд, холод, хотя и суровый, перестал быть мучительным. Вероятно, сказались душевное тепло и ободряющий вид горцев.

«После долгого ползания по сравнительно удобным каменьям, в большинстве случаев мелким, чередующимся с значительными возвышенностями, мы достигли подножия низкой скалы, и, чтобы взобраться на нее, нужно было вырубить несколько ступенек в ледяном проходе, представлявшем единственный доступ к крутизне горы, — пишет альпинист. — Достигнув вершины горы, которая замыкала наш горизонт, мы увидели еще большие скалы над нами. Многие из нас чувствовали и даже выражали сомнение в успехе нашего предприятия. Мы, однако, упорствовали, делая небольшие и короткие передышки, пока не было пройдено основание одной из голых скал, для достижения которой потребовалось очень много времени. Наконец, почти внезапно мы очутились на уровне с вершинами скал и вступили на широкий хребет, имеющий направление восток — запад. Мы повернули налево и прямо против ветра, чтобы сделать последнее усилие. Хребет был удобен, и по указанию носильщиков мы шли к нему гуськом, заложив руки в карманы и с топорами под мышками, покамест не достигли высшей точки в виде голой скалы, окруженной снегом.

Эта вершина находилась у одного из концов подковообразного хребта, имевшего в трех местах заметные возвышения и замыкавшего снежное плато, которое хотя и казалось ровным для наших глаз, но вместе с тем внушало мысль о старом кратере. Это и была вершина Эльборуса. Камни, которые мы там подобрали и принесли с собой, имеют вулканическое происхождение. Мы шли или скорее всего бежали кругом хребта к краю, причем перешли через два значительных углубления и посетили все три вершины кратера; у подножия самой дальней, под скалой, мы нашли убежище и совершенно сносную температуру. Здесь мы остановились, чтобы рассмотреть насколько возможно дальше все подробности обширной панорамы, открывшейся нашим глазам. Оба туземца указывали нам разные долины, в то время как мы старались рассмотреть горы...

На восток от нас открывалась панорама Главного хребта вплоть до самого Казбека. Ни одной группы гор я не видел, — замечает бывалый альпоходец, — которая имела бы такой чудный вид, как

большие пики, что поднимались над истоками Терека и Чегема. Вид, который представлялся с вершин Монблана на Пичинчи, не так красив, как Коштан-тау и соседние с Эльборусом вершины. Кавказские горы гораздо красивее, их пики остроконечнее; пропасти, разделяющие вершины друг от друга, производят впечатление неизмеримой глубины — этого в такой степени никогда я не замечал в Альпийских горах...

Переменив положение, мы увидели скалистый пик, поднимающийся выше всех гор, расположенных к западу от Эльборуса, и старались увидеть Черное море. Нашим глазам вдали представлялась серая ровная поверхность: была ли это вода или мгла, нависшая над ее поверхностью, было невозможно различить.