СЛЕДЫ НА ЭЛЬБРУСЕ 5 страница

кто доходит до них, берут чужую бумагу, а оставляют свою», — рассказывал Соттаев Фролову.

Далее, упомянув, что Хиллар был вооружен длинной палкой с железным наконечником, «как вилы», Ахия говорил о том, что на одном из «верхних камней», который «стоит высоко над снегом», были вырублены крест и какие-то четыре русские тамги, т. е. знака. Вероятно, он имел в виду ту самую скалу, под которой отдыхала группа Купфера и где группа альпинистов К. Толстова в 1948 году действительно обнаружила ту самую скалу с высеченными «четырьмя тамгами», т. е. надписью «1829», над которой был выбит тот самый крест.

Подытоживая приведенные факты, можно сказать, что рассказ Ахии позволяет сделать следующее заключение:

— рассказ полностью совпадает со словами Купфера о том, что Ленд ушел к вершине в сопровождении двух «черкесов» и одного казака;

— свидетельства Купфера и Ленца, что они проваливались в мягкий снег по колено и по пояс, также повторяются в словах Ахии;

— повторяют они и сведения очевидцев о награде в 400 рублей и отрезе на Черкесску, выданные Емануелем покорителю вершины;

— слова Ахии удивительно совпадают с тем, что говорил Куп-фер о том, что в момент, когда Хиллар показался на вершине, набежала тучка, и в тот же момент Емануель дал команду ознаменовать этот момент ружейными выстрелами;

— обнаруженный Толстовым «вилообразный предмет» из ледового снаряжения участников того восхождения очень напоминает описание наконечника мужры Хиллара — «как вилы с двумя рожками».

Но рассказ Ахии вносит и определенные коррективы в общую оценку восхождения. До сих пор нигде не отмечалось, что Емануель сдержал свое обещание и по отношению того, кто выше всех поднимется. Оказывается, что награду получил и казак Лысенков, который так усердно старался подняться выше «и на руках, и на ногах».

Генерал выдал ему, как и обещал, 200 рублей и отрез на черкеску. Во-вторых, в литературе «бродит» мнение, что Хиллар оставил на вершине «шест, обложив его камнями». Он оставил там свою шапку-шляпу, обложив ее камнями, а шеста при нем не было, он ведь даже отказался от бурки и худжина с продуктами и «налегке двинулся к вершине».

По свидетельству Я. И. Фролова и его записям, которыми широко пользуются исследователи и альпинисты, отважный Ахия, по-52

еле неудачи в восхождении с Ленцем, не терял надежды вновь испытать судьбу и повторить путь Хиллара. Ученые, специально занимающиеся историей первого покорения Эльбруса, давно установили по архивным материалам Фролова, что в 1831 году, ровно через два года после похода Емануеля, 43-летний Ахия вместе со своими одноаульцами Дячи Джаппуевым, Алаудином Битуевым, перейдя через перевал Кыртыкауш, прибыли к месту стоянки лагеря Емануеля с намерением пройти по следам первого восхождения на восточную вершину Эльбруса. ... Последние дни августа в том году стояли на редкость погожие. В эти дни и начала штурм Эльбруса отважная тройка горцев из Верхнего Баксана. По рассказу Ахии, «во второй половине дня Ахия, Дячи и Алаудин подошли к линии вечных снегов, разожгли костер и легли спать. С рассветом они продолжили свой путь. Однако уже первые пробивавшиеся сквозь тучи лучи солнца возвестили о наступлении ненастного дня. Опытный Ахия, умевший предугадывать погоду в горах, предложил спуститься вниз, к месту ночлега». Весь день лил дождь, а наверху свирепствовала настоящая северная вьюга. Отважные горцы под бурками провели следующий, настойчиво переждали и третий день. Наконец, ночью небо прояснилось и путники увидели голубое небо, усеянное большими яркими звездами. «Значит, подумал Ахия, наутро будет хорошая погода». Но в связи с тем, что у них кончались продукты, Ахия повел товарищей по мягкому снегу, не желая откладывать восхождение. Днем солнце согрело горцев, но значительно затруднило их продвижение. Проваливаясь по пояс в снегу, горцы все же шли и добрались до седловины, где их встретил ураганный, холодный, пронизывающий до костей ветер. Мгновенно мокрая одежда превратилась в ледяной панцирь, — рассказывал Ахия, — который затруднял и без того тяжелый путь смельчаков. Обледенелые «палки-вилы», покрывшись льдом, превратились в толстые и тяжелые дубины, с которых невозможно было сбить лед, их пришлось оставить на седловине, — огорчался старый горовосходитель. Несмотря на ужасную погоду, трое спутников, стуча ногами о камни и растирая пальцы рук, чтобы предохранить их от обморожения, с нечеловеческими трудами и упорством, медленно ползли к заветной цели. Буран и ветер достигли предельной силы и валили альпинистов с ног. «В снежных ревущих облаках мы уже не видели друг друга», — вспоминал Ахия. Вершина, как предполагал он, находилась совсем близко. Но идти до нее не было никакой возможности. Теперь у горцев была единственная задача — удержаться на ногах, чтобы ветер не оторвал их от земли и не поднял в воздух. Каждую секунду могла произойти катастрофа. Окоченевшие люди сползали вниз на животе, не обращая внимания на ледяную кру-

пу, которая рассекала лицо до крови, набивалась в уши, нос, одежду и обувь. Выбившиеся из сил горцы, несмотря на нависшую над ними смертельную опасность, все же сумели выбраться из редко бывалого по силе урагана и снежного плена.

Часто об этом восхождении вспоминал и рассказывал окружающим Ахия Соттаев, очень сожалея, что погода тогда помешала им дойти до вершины, на которой он, по словам известного путешественника С. Анисимова, бывал 15 раз.

Из приведенного воспоминания Ахии, записанного ученым альпинистом Я. И, Фроловым, становится очевидным, что в 1829 и 1831 годах на вершине и седловине Эльбруса побывали Хиллар Хачиров, Ахия Соттаев, Эмиль Ленц, казак Лысенков, Дячи Джап-пуев, Алаудин Битуев. Их имена с гордостью могут называть советские альпинисты, отправляющиеся в горные походы и восхождения по Кавказу.

' Давидович С. Ф. Восхождение на Эльбрус//Исторический вестник. Т. 28, № 4 — 6. — М., 1887. — С. 360.

2 Краснов А. И. О приоритете покорения Эльбруса нашими соотечест-венниками//Известия Чечено-Ингушского НИИ. Т. 6, вып. 1. — Грозный, 1965. — С. 177 — 178.

ПОСЛЕ ПОКОРЕНИЯ

Итак, Эльбрус покорен...

На его вершине не оказалось ни трона Симурга, ни цепей Прометея. Вместо всего этого — масса скал вулканического происхождения, ледники и вечные снега.

У истоков Малки генерал и академики пили за здоровье горца, покорившего Минги-тау. Впервые в истории гремели здесь залпы салюта в ознаменование подвига Хиллара Хачирова, на которого так удачно пал выбор правителя Карачая Ислама Крым-шаухалова еще 1-го июля у Каменного моста на Малке.

А. Я. Купфер писал: «Обед был дан в палатке генерала, присутствовали все «черкесские князья», несколько бутылок шампанского, вместо которого наши мусульмане пили рябиновый сок (дабы не нарушить закон пророка), нас оживили». Из этих «черкесских князей» известны имена карачаевца Ислама Крымшаухало-ва и балкарца Мырза-кула Урусбиева.

23-го июля (по старому стилю 11-го) было посвящено отдыху экспедиции, а 24-го Емануель «выступил из лагеря, взяв курс по Кубани», — говорится в «Жизнеописании Емануеля». Отряд покинул долину Харбаса, посетил по пути водопад Тузлук-шапт (по 54

Голицыну), или Тузлук-шапап (по Купферу), расположился недалеко от маленькой речушки, впадающей в Малку. В этих искаженных названиях, вероятно, имеется в виду Тузлу-шаудан, т. е. «Соленый родник»... Затем экспедиция взяла направление на Берма-мыт, осмотрела долину небольшой речки Кызыл-кол («Красное ущелье»), где обнаружили железисто-кислые источники, способствовавшие указанному названию. Далее через долину Эшкакон отряд продвигался к северо-западу, мимо цепи скал, называемых горцами Эль-Мырза.

«Мы продвигались к западу по широкой равнине, — пишет Купфер, — расположенной у подножья скал разнообразной формы... Мы шли вдоль долины Эшкакона, где в прошлом году генерал одержал победу над карачаевцами. Равнина была окутана туманом, но мы, однако, увидели то место, где стоял лагерь генерала, расположенный в выгодной позиции.

На следующий день, 27-го июля, мы продвигались дальше к северо-западу вдоль гряды скал, которую черкесы называют Эль-Мырза. Кума берет начало в этих скалах». На последней фразе Купфера хочется остановить внимание читателя, так как по сведениям Голицына эти же скалы «горцы называли Эль-Мырза», а, по словам Купфера, так именовались они у «черкесов». Следовательно, налицо идентичность наименований «горцы» и «черкесы» для этих авторов.

Далее экспедиция спустилась в долину Хумары, впадающей в Кубань, и стала приближаться к долине самой Кубани. Поскольку воды сильно разлились из-за таяния снегов, перейти Кубань вброд было невозможно, и отряд расположился лагерем на берегу Кубани. «Развалины церкви и старые могилы в долине свидетельствовали о том, что долина была ранее обитаема», — заключает Купфер. «Нам встречались огромные камни, то положенные на землю, то поставленные вертикально, на которых видны следы римского креста; другие камни, по сравнению с предыдущими, были более позднего происхождения и на них можно было различить следы арабского письма. На другом берегу Кубани, обращенном к нашему лагерю, поднимались развалины церкви, сооруженной на отвесной скале; чуть подальше виднелись развалины еще нескольких церквей. Мы решили их посмотреть, но, к сожалению, стремительные воды Кубани были препятствием для нас, и мы довольствовались тем, что рассматривали противоположный берег через бинокль. Развалины сохранились очень хорошо; они расположены в квадрате с закругленными углами; вход находится с западной стороны, а сама церковь смотрит на восток. Она сооружена из трех башенок, которые соединены тремя внутренними нишами, представляющими

собой алтарь. В этот день мы осмотрели каменный мост через Кубань, расположенный в 20 верстах выше развалин, о которых я говорил, — пишет Купфер. Перед тем как подойти к каменному мосту через Кубань, — продолжает он, — мы прошли равнину, покрытую руинами кладбища ногайцев; здесь раньше располагался аул, он был разрушен отрядами генерала Ермолова. Один из казаков, участвовавший в этом сражении, нашел на поле саблю, которую мне показал; она казалась очень старой и на ней было высечено «ГЕНОА». Неужели жилища генуэзцев простирались до этих мест? Здесь возвышаются огромные глыбы, состоящие из скал, которые составляют окружающие горы, и настолько сжимают реку, что она, пересекая их, с шумом падает, образуя небольшой водопад — это и есть каменный мост Кубани (Таш-кепюр, как и на Малке — И. М. ), если бы у нас были несколько досок, то мы легко могли бы пересечь эту реку, но, увы, пришлось возвращаться в лагерь», — заканчивает свой рассказ Адольф Яковлевич.

30-го июля, оставив долину Кубани, отряд Емануеля двинулся по направлению к Кисловодску. По пути генерал осматривал свои военные посты и редуты. 31-го они прибыли на берега Кумы, а 1-го августа после завтрака возле редута Бургустан, у слияния Эш-какона и Подкумка, ученые отправились на целебные воды в Кисловодск.

Так завершилась эпопея покорения Эльбруса.

Не только сам факт незаурядного подвига — покорение Эльбруса — высочайшей вершины Кавказа, но и научные результаты экспедиции имели огромное значение для обогащения целого ряда научных дисциплин:

«Определив качество почвы Кавказа в различных его направлениях и высотах, с надлежащей точностью разобрали состав породы масс, составляющих горы Кавказские... Вблизи Эльборуса они нашли в большом количестве свинцовые руды отличного качества и каменный уголь, лежащий пластами на значительном расстоянии. Богатство флоры Кавказа по разнородности и положению почвы, разнообразное и во многих отношениях примечательное изобилие предметов царства растительного и животного мира доставили гг. Мейеру и Менетрие многие приобретения для ботаники и зоологии...

Таким образом совершилась эта достопамятная экспедиция, делающая честь тому, кто первый возымел эту мысль и умел проложить путь Русским до вершины Эльборуса. Императорская Академия наук, в знак своего уважения и признательности, избрала генерала Емануеля в почетные члены».

Диплом на это звание за № 804 был отослан Емануелю в со-

провождении теплого письма академика А. Я. Купфера, датированного 22-м октября 1829 года1.

Теперь мы достоверно знаем, что изыскания чиновника Горного корпуса Вансовича, участвовавшего в экспедиции, увенчались успехами. Он нашел каменный уголь на реках Енгешли, Харбас, у впадения р. Аман-кол в Кубань; свинцовые руды он обнаружил в горах Кан-жол, Мушт, Ысхауат. Залежи слюды были отмечены на pp. Урду и Малке, здесь же были отмечены залежи яшмы и гранита. Не имеет себе равных и гербарий, собранный Мейером на высоком Кавказе, пишут современники этого замечательного похода.

Очень ценным является историко-этнографическое описание верховьев Кубани, сделанное в октябре следующего, 1830 года архитектором Иосифом (Джузеппе) Бернардацци. Он восполнил пробел 1829 года, когда участники восхождения сами не смогли пробраться к христианским церквам, о которых упоминал Купфер в своем отчете. Речь идет об описании храмов XI века, выполненных в византийском стиле и расположенных у нынешних городов Карачаевск и Теберда. Не менее важно сообщение Купфера о том, что казак показывал ему саблю с надписью, свидетельствующей о близких торговых и культурных сношениях горцев с генуэзскими колониями Причерноморья. Определенную ценность представляют записи Яноша Кароя Бешша для изучения культуры и быта карачаевцев, балкарцев и других народов региона.

С целью увековечения первого исторического восхождения на Эльбрус в Пятигорске тогда же были высечены две каменные плиты с надписями на русском и арабском языках. В том же году (1829) эти надписи были отлиты в чугуне на Луганском заводе. Плиты предполагалось установить на месте стоянки основного лагеря Емануеля у истоков Малки. Но, вероятно, отставка генерала в 1831 г. помешала осуществить это намерение. Долгое время эти плиты хранились в Пятигорске, их в 1852 году В. Мельницкий видел в одной из галерей Минеральных Вод, а в I860 г. С. Семенов осматривал их у грота Дианы в Пятигорском парке. Позднее, до 1909 г., известий о них в литературе не встречается. Очевидно, в 60-е годы прошлого века они были перевезены в Тбилиси, вероятно, ревностным собирателем экспонатов, организатором и бессменным директором Кавказского музея Г. И. Радде. В свое время в «Путеводителе по Кавказскому музею» в Тбилиси значилась за № 183 «Чугунная доска с надписью о восхождении ученой экспедиции на гору Эльбрус», а за № 184 «Каменная доска... » с той же надписью на арабском языке2. Последнюю автору этих строк удалось увидеть в 1970 году в музее под открытым небом в Арма-зисхеви под Тбилиси.

Чугунная плита с арабской надписью и ныне хранится в Пятигорском музее под завалом множества других предметов, и автору, по ряду причин, не удалось ее рассмотреть. Плита же с русским текстом ныне хранится в Кабардино-Балкарском институте истории, филологии и экономики.

Вот что на ней написано:

В Царствование Всероссийского

императора

НИКОЛАЯ I

здесь стоял лагерем

с 8 по 11 июля 1829 года

КОМАНДУЮЩИЙ

КАВКАЗСКОЙ ЛИНИИ

генерал от кавалерии

ГЕОРГИЙ ЕМАНУЕЛЬ.

При нем находились

его сын 14 лет,

посланные Российским правительством академики Купфер, Ленц, Менетрие и Мейер,

также

чиновник Горного корпуса Вансович, Минеральных Вод архитектор Иос. Бернардацци

венгерский путешественник Ив. Бессе.

Академики и Бернардацци, оставив лагерь, расположенный в 8000 футах (т, е. 1143 саженях) выше морской поверхности, входили 10-го числа на Эльбрус до 15700 футов (2243 саженей), вершины же оной — 16330 футов (2333 саженей)

достиг только кабардинец Хиллар.

Пусть сей скромный камень передаст потомству имена тех, кои первые проложили путь к достижению поныне почитавшегося неприступным ЭЛЬБРУСА!

Отлита на Луганском заводе в 1829 году.

А на рассмотренной мной в Историко-этнографическом музее в Армазисхеви каменной плите с арабской надписью в 16 строк сказано, что покоривший Эльбрус был «Хиллар эль Кабарти», что в переводе означает: «Хиллар из Кабарды».

----------------

1 Голицын Н. Б. Указ. раб. — С. 92 — 93.

2 Симонов Е. Д. Указ. раб. — С. 59.

ФАКТЫ И СУЖДЕНИЯ

В 1868 году английский альпинист Дуглас Фрешфильд, после восхождения на Восточную вершину Эльбруса в сопровождении горцев из Верхнего Баксана Ахии Соттаева и Дячи Джаппуева, грубо подверг сомнению факт покорения Эльбруса отважным Хилларом. Однако эта неприглядная тенденция Фрешфильда, пытавшегося всяческими путями присвоить себе право первовосходителя на знаменитую гору, давно получила в науке должную оценку и подверглась заслуженной критике со стороны как специалистов-историков, так и многих известных альпинистов.

В настоящее время ложность доводов Фрешфильда и несомненность исторического подвига Хиллара общепризнаны. Но в периодической печати и популярной литературе время от времени появляются публикации, касающиеся этого бесстрашного горовосходителя и прекрасного охотника, «знавшего горы, как Мануил свою жену». В результате сложились две версии:

Первая — о том, что Хиллар был кабардинцем, родом из Вольного аула под тогдашней слободой Нальчик1, и вторая — что Хиллар был карачаевцем из высокогорного аула Хурзук под Эльбрусом, у северо-западных отрогов горы2.

Мне думается, что широкому кругу читателей будет интересно рассмотреть аргументацию обеих версий, тем более что авторы той и другой позиции почти всегда избегают непременного в таких случаях сопоставительного анализа фактов.

Первая версия базируется на следующем:

1. Надпись на чугунной плите, с которой читатель уже знаком, называет Хиллара кабардинцем.

2. Рапорт генерала Емануеля о завершении экспедиции.

3. Обнаруженный А. Эльмесовым в 1958 г. в Центральном Государственном архиве КБАССР документ — «Прошение» сыновей Хиллара (ф. 40, опись 1, д. 12, л. 217).

Ниже я предлагаю сугубо личные впечатления об этих фактах, нисколько не претендуя на их однозначное признание, так как подобная сопоставительная работа проводится впервые и личные суждения автора могут быть и ошибочными. Одно остается несомненным — документы, связанные с этим восхождением, должны быть тщательно изучены для того, чтобы у широкого круга любителей истории отечественного альпинизма и горного туризма были как можно полные достоверные представления по этому пово-

ДУ-

Как отмечалось, чугунные плиты бил отлиты с каменных ори-

. гиналов, на которых были русский и арабский тексты. На плите с арабским текстом говорится: «Хиллар эль Кабарти» или «Хил-

лар из Кабарды», а на русскоязычной плите это переведено как «Кабардинец Хиллар».

Комментируя русский перевод текста, многие не учитывают историческую обстановку периода восхождения. Во-первых, экспедиция проходила сразу же после истечения нескольких месяцев со дня покорения Карачая и присоединения ее к России, а также в разгар Русско-Турецкой войны, когда «агенты Турции все усилия употребляли, чтобы произвести, возбуждать общее восстание горцев против России»3. Они же подстрекали карачаевцев, о чем пишут участники беседы при встрече Емануеля с правителем Карачая. Особенно усердствовал в этом отношении некий агент Турецкого правительства Бекер-Бей. В этих условиях вряд ли такой осмотрительный человек, как Емануель, командовавший Кавказской линией южных оборонительных позиций России, неоднократно сталкивавшийся с отрядами турецких войск, стал бы увековечивать рядом со своим именем «горского татарина», как официально назывались горцы Балкарии и Карачая.

Во-вторых, еще со времен первых русских посольств Карачай и карачаевцы именовались «Карачаева Кабарда», «карачаевские черкесы», «кара-черкесы», а Балкария и балкарцы — «Горскими обществами Кабарды», «горские кабардинцы», «горские татары» и т. п.

В-третьих, часто в русской литературе тех лет даже сам Урус-биевский аул, владетелем которого тогда был участник экспедиции Мырза-кул, назывался «кабардинским аулом». Более того, даже люди, гостившие в доме сына Мырза-кула, у Исмаила Урус-биева, именовали его «кабардинским князем». Например, долго гостивший у Исмаила упоминавшийся Давидович писал, что аул его «населен горскими кабардинцами магометанами, отличавшимися несколько языком и нравами от кабардинцев, живущих на плоскости». И что особенно важно, далее он пишет, что Хиллар был выходцем из этого аула. Последние слова Давидовича интересны еще и потому, что он сам предпринял попытку восхождения на Эльбрус и искал себе проводников в этом самом ауле, вел беседы с Ахией Соттаевым, Дячи Джаппуевым, но называл их кабардинцами, точно так же, как и своего проводника-балкарца Малая Тер-болатова.

Из подобных, укоренившихся в литературе и государственных документах положений вырастало впечатление, что жители горских аулов тоже были кабардинцами, но «несколько отличавшимися по языку и нравам»... В этой связи весьма уместны слова того же К. Толстова, который после повторения пути Хиллара к вершине Эльбруса в 1948 г. писал: «О восхождении Киллера не мог не знать Фрешфильд. Он поднимался с проводником Ахия, тем

самым кабардинцем, который дошел с Ленцем до седловины. Ахия в своих воспоминаниях рассказывает, что Фрешфильд положил бутылку с запиской о восхождении в груду камней, сложенную Киллером. Заметим, продолжает Толстов, что Ахия умер в 1918 году, прожив 130 лет, а при восхождении с Фрешфильдом ему было 80 лет».

Все изложенное дает основание усомниться в буквальном значении написанного на чугунной плите об этнической принадлежности Хиллара, вероятно, необходимы дальнейшие тщательные поиски дополнительных документов.

Теперь о рапорте Емануеля. Исследователи несколько прямолинейно воспринимают слова Емануеля и тем самым искажают содержание рапорта Емануеля.

По данным 1935 года, «в Военно-ученом архиве» хранится дело № 1014 на 49 листах: «О предполагаемой генералом от кавалерии Емануелем экспедиции в 1829 году для обозрения ближайших окрестностей горы Эльбруса и Кинжал-горы». В этом рапорте касательно самого момента покорения Эльбруса сказано: «... Поднявшись гораздо более половины горы (на высоту 12500 фут. ), нашлись вынужденными по позднему уже времени, большой усталости и рыхлости снега, обрушивающегося под ногами, возвратиться обратно в лагерь. Один только человек из числа вольных кабардинцев взошел в 11 часов утра на самую вершину Эльбруса, на которой водрузил палку, с ним имевшуюся, и, обложив ее камнями, спустился обратно, показав первым возможность быть на высочайшей из гор Европы, почитавшейся доныне неприступной». Очень важно, что Емануель говорит: «только один из числа вольных кабардинцев», явно имея в виду тех пятерых «черкесов», которых выделил ему Ислам Крымшаухалов и которые вместе с академиками, казаками вышли на штурм вершины. Но достиг ее только один из их числа.

Следовательно, термин «вольный кабардинец» никак не может относиться к жителям далекого «Вольного аула» под слободой Нальчик, как полагают некоторые авторы.

В контексте всех приведенных выше документов и исторической обстановки того периода не исключена возможность предположить, что речь могла идти о вольных жителях Урусбиевского «горского общества Кабарды», или о жителях «Карачаевой Кабарды», которые только что подали тому же Емануелю просьбу и присягу на верность России и все еще именовались вольными черкесами, тогда как «кабардинцы, по словам Купфера, давно присягнули на верность России и которые привыкли к присутствию русских войск на своей территории... А эмиссары Оттоманской империи старались вовлечь в свои ряды тех из «черкесов», кото-

рые готовились присягнуть на верность России». Поэтому вполне понятно, что они пока еще именовались вольными черкесами. Поскольку в документах о восхождении термин «черкес», а тем более «вольный черкес» не имеет определенного узкоэтнического значения, то Емануель вынужден был именовать Хиллара вольным кабардинцем, опираясь на традиционное название горцев Кара-чая и Балкарии. Это тем более вероятно, что Емануелю было совершенно безразлично, кто взойдет первым на Эльбрус, лишь бы его цель была достигнута. Об этом свидетельствуют его слова: «По мне так любой, академик ли, казак, черкес. Кто отворит врата Эль-боруса науке, тот и припадет к роднику просвещения». Вот чем руководствовался Емануель4. Прошение: Впервые о существовании такого документа со ссылкой на физика А. Эльмесова пишет Д. Трунов. Затем на него опирались Н. Соколова, В. Кудинов, М. Байдаев, А. Краснов, Е. Симонов, X. Думанов. Поскольку в различных публикациях этого важного документа допускались различные неточности и отклонения от оригинала, постараемся воспроизвести его как можно ближе к тексту первоисточника.

«Получено 25 ноября 1870 года. Начальнику Кабардинского округа, жителей аула Кучмазукина: Герандуко и Хачиби Киляровых. Прошение.

Покойный наш отец Киляр во время стояния на Кавказе лагерем с 8 по 11 июля 1829 года командовавшего Кавказской линией генерала от кавалерии Георгия Мануила 10 июля всходил на Эльбрус, вместе с посланными русским правительством академиками Купфером, Ленцем, Менетрие и Мейером, чиновником горного корпуса Вансовичем, архитектором Минеральных Вод Иосифом Бернардацци и венгерским путешественником Иваном Бессе; но из них вершину Эльбруса достиг только отец наш Киляр. И имена, как отца нашего Киляра, так и бывших с ним академиков отлиты на чугунной плите как первых, проложивших путь к достижению до того времени почитавшегося неприступным Эльбруса и привезена в Пятигорск. За эту услугу отца нашего русскому правительству он награжден был 100 рублями. Кроме того, по предложению начальства отец наш Киляр поступил на службу в Кавказский горский дивизион в Варшаве и прослужил в нем более 9 лет. А потому покорнейше просим ходатайства Вашего Высокоблагородия о наделении нас землею в частную собственность по усмотрению начальства, не по происхождению нашему, а за услуги, оказанные покойным отцом нашим русскому правительст-

ву.

Герандуко Киляров, Хачиби Киляров. 25 ноября 1870 года. Нальчик».

Прошение это не было удовлетворено ни начальником Кабардинского округа, ни администрацией Терской области по неизвестным причинам.

Этот документ отдельные авторы считают возможным поставить в связь с другими прошениями кабардинской бедноты о наделении их земельными участками. В частности, с прошением жителей Вольного аула под слободой Нальчик от 22 июня 1863 года, в котором значится имя «Герандуко Киляров»5.

Когда разрешение на переселение из Вольного аула было получено, в числе переселившихся упоминаются имена «Герандуко Киляров и Тапсаруко Камихов», а в удостоверении, о том, что дается согласие на переселение нескольких семей из Вольного аула в аул Кучмазукино, говорится: «1863 года сентября 5 дня, я, нижеподписавшийся, даю сие удостоверение в том, что кабардинцев Вольного аула Кирандуко и Тапсаруко Хаширова принимаю в свой аул, состоящий на Баксане».

В этих документах не может не броситься в глаза, что прошение на переселение и разрешение на переселение называют Герандуко Килярова и Тапсаруко Камихова. В удостоверении же о переселении названы Керандуко без фамилии, а Тапсаруко Камихов назван Хашировым. Эти документы требуют серьезного внимания историков и сопоставительного анализа.

Сомнения увеличиваются, когда сравниваешь эти документы с «Прошением» сыновей Хиллара. Дело в том, что отдельные авторы по неизвестным причинам считают Тапсаруко братом Хиллара. Но если это допустить, тогда получается, что еще в 1863 году брат Хиллара носил фамилию «Хаширов», а сыновья Хиллара через семь лет вдруг называют себя Киляровыми. Этот документ так же не увязывается с тем, что фамилия Хиллара была «Хачиров», а его сыновья во всех документах известны как Киляровы.

Неувязки документов с действительными событиями на этом не ограничиваются. Во всех первоисточниках говорится о том, что Хиллар за свой подвиг получил обещанные 400 рублей и еще отрез в 5 аршин сукна, кафтан из которого, по словам Емануеля, «носит сам Султан». В приведенном же документе сыновей Хиллара говорится только о 100 рублях и ни слова об отрезе на черкеску из такого дорогого сукна. Не упоминает «Прошение» и о первоначальных каменных плитах, о которых составители документа не могли не знать. Зато они дословно цитируют надпись на позднейших чугунных плитах, следы которых во времена анализируемого «Прошения» исчезают даже из Пятигорска. Вызывает сомнение и тот факт, что «сыновья» Хиллара вспомнили о подвиге своего отца спустя ровно 41 год и три месяца после его свершения.

Напрашивается мысль, а не оказал ли братьям Киляровым медвежью услугу некто, хорошо знавший историю восхождения и тексты на чугунных плитах, удачно подобрав момент, когда после отмены крепостного права в Кабарде кипели страсти и разгорался ажиотаж перераспределения земельных участков. Не этот ли подвох послужил причиной отказа и в Нальчикском округе, и в Терской области в просьбе Киляровых при столь высоком подвиге их отца? И последнее, на что нельзя не обратить внимания. Имя «Хиллар» на кабардинском языке звучит не иначе, как «Чыллар», следовательно, даже если допустить, что сыновья (бывшие Хашировы) стали вдруг носить фамилию по имени отца, то их фамилия должна была быть «Чылларовы», а такой фамилии в Кабарде, как и фамилии «Хачиров», по-моему, не существует. Если бы она существовала, вряд ли за сто лет она могла бесследно исчезнуть.

Таким образом, следует подчеркнуть, что «Прошение» сыновей Хиллара, прежде чем стать безоговорочным историческим фактом, подлежит всестороннему анализу с тем, чтобы снять возникающие вопросы, которые оно порождает перед любым историком и краеведом.