ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 8 страница

— Бегом к церкви марш! — скомандовал Бей-Болт. — Не останавливаться, отстреливаться на ходу, главное — живыми добраться до колокольни. Это — гон. На колокольне у нас есть хоть какой-то шанс его переждать, на открытой местности у нас вообще нет никаких шансов. Нас просто сметут орды обезумевшего зверья, и все. Закрепиться здесь негде, местность ровная, а до своих еще далековато. Так что ноги в руки, оружие за плечи и двигаем, ребята!

И они, сгибаясь под тяжестью ящиков с боеприпасами, побежали к сельской церкви, на ходу отстреливаясь он налетающих мутантов. Бадбой тащил на плече тяжеленный ДШК, прихваченный в воинской части сержанта Соленого. Когда им наконец удалось взобраться на колокольню, Бей-Болт швырнул несколько гранат в люк, обрушив внутренние деревянные перекрытия.

— Хоть с этой стороны не полезут, а если выживем, то уж как-нибудь спустимся.

Они осмотрелись. Отсюда километрах в пятнадцати к северу была видна свинцовая, тускло отсвечивающая багровым полоса Припяти. На месте недавно покинутого сталкерами военного городка зомби вздымались громадные клубы черно-желтого дыма, там что-то еще пыталось взлететь, поднималось на пару сотен метров и вспухало багровым комком взрыва. Издалека было видно, как «Крокодилы», расстреляв весь боезапас, развернулись и ушли за реку. Некоторое время было относительно тихо, только чудом уцелевший бронзовый колокол низко и печально гудел, резонируя с далеким гулом пожара и отдельными хлопками взрывов на территории разгромленной воинской части. А вокруг церкви уже собирались твари Зоны. Их становилось все больше и больше, из-за холмов и со стороны Радара появлялись все новые и новые полчища слепых собак, кровососов, псевдогигантов и еще черт знает кого.

Наконец воинство Зоны остановилось, вплотную подступив каменным стенам старой колокольни.

Берет посмотрел вниз и грустно сообщил, что пулемет здесь скорее всего не поможет, вот полновесный залп РСЗУ типа «Ураган», или дивизиона самоходных артиллерийских установок «Мста»[23] — да, это, наверное, помогло бы. Только в этом случае ни от сталкеров, ни от мутантов, ни от старой церкви ничего бы не осталось. Да и где они, эти легендарные «Грады», «Смерчи» и «Ураганы»? [24] Нет их на вооружении сталкерских группировок, не торгуют установками залпового огня купчины-выжиги Сидоровичи, не полагается такой технике находиться в Зоне. А на помощь военных, судя по канувшим за горизонт Ми-24, разгромившим военный городок, сталкерам и вовсе рассчитывать не приходилось.

Бей-Болт долго рассматривал в армейский бинокль зависшие по периметру восточного участка Зоны вертолеты-ретрансляторы, потом оторвался от окуляров и сказал:

— А ведь Зона-матушка не по своей инициативе на нас поперла, это Контора вместе с «монолитовцами» каким-то образом ухитрилась заставить ноосферу двинуть на нас полчища своего зверья! Видно, слишком разоткровенничался покойный майор Векшин, когда умирал в «ведьмином пузыре». Хотя ведь ничего особо нового, подлец, не сказал. А то мы не догадывались, что «Монолит» — это не просто горстка фанатиков, что с ноосферой кто-то наладил пусть зыбкий, но контакт, а в какой организации страны работают самые лучшие и самые беспринципные специалисты по контактам разного рода? Ясное дело, в какой! Да, ребята, вот теперь мы, похоже, по-настоящему влипли! Ну что же, остается только держать оборону да верить в то, что не вся так называемая «разумная ноосфера» подчинилась разным сволочам, какая-то часть ее все-таки сформирована порядочными людьми. Вспомни Катерину, Звонарь, вспомни своего Вальку, Бакенщика того же вспомни, даже сержанта Соленого, светлая ему, подонку, память! Вот на то, человеческое, что они успели вложить в эту дурную ноосферу, нам и придется надеяться, больше, к сожалению, не на что.

Стрелять и бросать гранаты вниз, в толпу воющих и грызущихся между собой мутантов, было бессмысленно. Твари Зоны гибли сотнями, но на место погибших немедленно с периферии подтягивались новые орды мутантов.

— Берет, Мобила, прежде всего сбивайте тварей, которые способны карабкаться по стенам, снорков, химер, в общем, всех, кто умеет лазить. Бадбой, ты с пулеметом, возьми на себя люк. Стреляй во всякого, кто попытается подняться по остаткам внутренних перекрытий, — приказал Бей-Болт.

— А я? — спросил Лешка-Звонарь. — Мне-то что делать?

— А ты, музыкант, полезай наверх, на самый купол, мы с Рыбарем тебя будем страховать, чтобы ты оттуда в порыве вдохновения, чего доброго, не навернулся. Расчехляй свой инструмент и играй что есть мочи! Гони отсюда всю эту нечисть, помнишь, ведь у тебя как-то раз получилось! Насмерть играй, понял, Звонарь! — проорал Ведьмак и первым полез в узкое окошко церковного барабана.

Звонарь стоял на самой маковке купола, захлестнув гитарный ремень за ржавый крест, и все никак не мог включить инструмент. Пальцы почему-то плохо слушались, дрожали и никак не могли нащупать нужные кнопки и переключатели. Наконец сталкер справился с гитарой, впился пальцами в гриф, и над разрушенной деревней, над поросшими волчьей вишней холмами раскатился не то рев, не то стон, и древний бронзовый колокол на колокольне отозвался тяжелым низким вздохом и загудел.

Неожиданно поднялся ветер, который дул, казалось, со всех сторон. Колокол загудел еще громче, а Звонаря то прижимало к железным перекладинам креста, то нещадно било о них.

Ведьмак с Рыбарем, пристегнувшись ремнями к кованому основанию креста, поддерживали Звонаря, чтобы того не мотало из стороны в сторону порывами ветра. Звонарь прислушался к ветру, потом постарался услышать копошащихся внизу тварей, и других тварей, карабкающихся по стенам, и пилотов вертолетов-ретрансляторов, и далекий вой раскрученной «карусели», и стоны сталкеров, и визг мутантов, погибающих у Барьера… Он ловил всем телом сложный, нечеловеческий ритм взбудораженной Зоны, чтобы, играя, оказаться внутри него. Сначала это ему не удавалось, потом он все-таки поймал нужные интонации, и старый колокол одобрительно и страшно заревел, поддерживая своим древним голосом привязанного к кресту человека. Твари Зоны, словно сшибленные ударной волной, откатились от старой церкви, образовав вокруг нее неправильный кровавый овал. Несколько снорков сорвались со стен колокольни, рухнули на головы своих собратьев и были тотчас же разорваны ими. Крупная химера с совершенно кошачьим мявом оторвалась от церковного барабана, ловко извернулась в воздухе, упала на четыре лапы среди покосившихся крестов старого прицерковного кладбища и отбежала в сторону, возмущенно фыркая и на бегу зализывая полученные царапины. С колокольни загрохотал пулемет Бадбоя, и химера покатилась по окровавленной траве, потом снова вскочила, волоча задние лапы, но пулемет зло и точно ударил короткой очередью, потом еще, и тварь ткнулась треугольной головой в передние лапы, чтобы больше уже не подняться.

А Звонарь играл. Теперь он играл уже не только на гитаре, он играл на всей этой церкви, он ревел колоколом, он свистел ветром в перекладинах старого креста, он визжал, кашлял и скрипел голосами тварей Зоны, которых так много скопилось вокруг, и твари пугались собственных голосов.

Но гон не прекращался. Радар до предела увеличил мощность, вертолеты-ретрансляторы сузили зону покрытия, теперь это было можно сделать, потому что местонахождение сталкеров было локализовано с точностью до сантиметров. И кольцо тварей вокруг старой церквушки снова начало сужаться.

Человек, прижавший ладони к Монолиту, корчился от жуткой энергии, проходящей через его мозг, это было одновременно и очень больно, и очень сладко. Никогда еще ему не приходилось достигать такой степени слияния с ноосферой Зоны. И то немногое, что в нем еще осталось от человека, преисполнилось гордостью.

— Ну же, Лешка, вспомни архангела Гавриила с его дудкой, неужели ты слабее будешь? — орал снизу Ведьмак, одной рукой удерживая Звонаря за хлопающую на ветру штанину комбинезона, а другой, с гурдой, отмахиваясь от карабкающейся по куполу молодой химеры.

И тут прямо в воздухе перед Звонарем появилась Катерина. Ее белое платье рвал ветер, но она, не обращая на это внимания, стояла в выпуклой линзе открывшегося портала в тех самых босоножках на каблуках и смотрела на Звонаря. И Звонарь снова подумал, что теперь он видит ее в последний раз и следующей встречи скорее всего не будет.

— Дотянись до человека у Камня, — без слов сказала Катерина, и он услышал ее сквозь рев собственной музыки, басовый стон колокола, визг и клекот тварей Зоны. — Дотянись и убей его. А теперь прощай, Звонарь!

Линза портала вздулась и лопнула, словно была сделана из перекаленного стекла, и Катерина пропала.

А Звонарь потянулся к человеку, скорчившемуся в позе покорности у Монолита.

Музыка — всего лишь дрожь воздуха, которая может быть преобразована в электромагнитные колебания и таким образом передана на расстояние, нет, музыка — всего лишь совокупность гармоник гравитационных полей… Нет, музыка… Все это верно только отчасти, потому что на самом деле музыка — это прежде всего упорядоченные возмущения пси-поля, а уж как и во что они там преобразуются — дело десятое. И поэтому проводником музыки может быть все — и живое, и мертвое. Лешка-Звонарь, нащупав сложный, иногда нечеловеческий ритм Зоны, заставил передавать свою музыку саму ноосферу, но для этого пришлось частично слиться с ней, и неизвестно, существовала ли возможность вернуться назад. Ноосфера жадна, она забирает у человека все самое дорогое для него, оставляя после себя пустую оболочку.

Но Звонарь уже вошел, и обратной дороги не было.

Он разбрызгал себя по сумеречным сознаниям тварей гона и среди недоумения, страха и ненависти отыскал линии пси, тянущиеся к тарелкам-ретрансляторам, установленным на вертолетах. Он отразился от каждого ретранслятора и пошел вспять по диаграмме направленности антенны Радара, чтобы сфокусироваться на облучателе и оттуда, по тонкой пуповине, связывающей Радар с Монолитом, просквозить до Камня, отразиться от его поверхности и вонзиться в сознание человека, который из последних сил пытался сохранить контроль над взбесившейся ноосферой. Но Звонарь был безжалостен, потому что пришел убивать, и человек задохнулся от боли и ужаса всех сражающихся сейчас в Темной долине, в Агропроме, на Барьере, Кордоне, среди мертвых корабельных туш Затона. Переполненный ненавистью и страданием всех живых существ Зоны, человеческих и нечеловеческих, он не выдержал, отнял ладони от поверхности Камня, скорчился у его подножия и умер.

Связи, созданные человеком, были разорваны, и гон рассыпался, его коллективное сознание, одержимое жаждой убивать по приказу Монолита, распалось, и гон перестал быть гоном.

Твари Зоны еще стояли у стен старой церкви, но, лишенные цели, они стали всего лишь тварями, мутантами, которые немедленно принялись грызться друг с другом, а страшная музыка, все грохочущая с небес, гнала их прочь, она продолжалась, несмотря на то, что человек, сыгравший ее, обвис на руках товарищей и, может быть, перестал быть живым. Но и нынешняя власть его была так велика, что гон рассыпался на мелкие группки перепуганных существ, стремящихся оказаться как можно дальше от этого жуткого места.

Великий Гон закончился.

— Так что скажешь, Док, он живой или нет? — спросил Болотного Доктора Ведьмак. — По виду он вроде как ни живой, ни мертвый, но ведь и на зомби не похож. Кажется, просто уснул человек с устатку, спит себе и видит сны. Док, он как, скоро проснется?

— Не знаю, — честно ответил Болотный Доктор. — Это похоже на кому или летаргический сон, но температура тела у него нормальная, атрофии мышц тоже не наблюдается. Сердце бьется, как положено, ровно, с дыханием тоже все в порядке. Похоже, он каким-то образом получает энергию прямо из пространства.

— Это ноосфера его подпитывает, — со знанием дела пояснил Бадбой. — Больше некому. Мы с ребятами пытались его чем-нибудь покормить, так он ничего не ест и даже на водку никак не реагирует.

— Может быть, все-таки отнести его к ученым на «Янтарь»? — предложил Берет. — Уж они-то разберутся, что к чему.

— Еще чего! — возмутился Ведьмак. — Чтобы они на нем свои опыты ставили? Да я им на «Янтарь» живую химеру притащу — они давно просили, пусть лучше на ней опыты ставят, чем на Звонаре. После их опытов он, чего доброго, еще и зомбяком станет. Или кем-нибудь похуже. Нельзя его отдавать ученым, он же нас всех спас. Уж лучше похоронить по-человечески!

— С чего это ты надумал его хоронить, когда он живой? — не то обиделся, не то разозлился Мобила. — Здесь, в Зоне, и мертвых-то не всегда хоронят, а тут живой человек, да не кто-нибудь, а наш Лешка-Звонарь!

— Я мог бы его понаблюдать неделю или две, — подумав, сказал Болотный Доктор. — Место у меня для него найдется. А ученых все-таки следует пригласить, профессора Лебедева, Сахарова, хотя они и не очень ладят между собой, но тут случай особый. Может быть, даже стоит его отправить на Большую землю, там аппаратура посовременней.

— А вот этого — не надо, — отрезал Бей-Болт. — На Большой земле тоже не все ладно, и неизвестно, в чьи руки он там попадет. Хотя именно потому, что скорее всего известно, этого делать ни в коем случае не стоит. Пусть спит здесь. Если нужно, мы его охранять станем. Не вечно же он будет спать, когда-нибудь, да проснется.

— Похоже, никакая охрана ему не требуется, — задумчиво сказал Болотный Доктор. — Не реагируют на него мутанты, точнее, реагируют, но воспринимают как своего. И аномалии, я полагаю, ему не страшны, хотя это интересно бы проверить экспериментально…

— Я тебе проверю! — оскалился Бадбой. — Я тебе так проверю, что…

— Остынь, чечако, — одернул его Ведьмак. — Доктор никогда ничего плохого ни одному живому существу не делал и не сделает. Насчет аномалий, конечно, не знаю, но когда мы его стащили с купола, все местное зверье, которое перед этим хотело нас порешить, сначала было шарахнулось в разные стороны, а потом вежливо проводило нас почти до самого Кордона. Представляешь, Док? Топали следом, как пионеры на первомайской демонстрации за оркестром! И аномалии обозначали получше всяких приборов, подбежит какой-нибудь тушкан к «грави» и давай пищать изо всех сил, сюда, дескать, нельзя! Вот такие дела, Док!

— Вот что, сталкеры, — сказал молчавший до сих пор Рыбарь. — К Бакенщику его надобно нести. Бакенщик — он и сам не прост, и с этой самой разумной ноосферой якшается чуть ли не запросто. Если он ничего не присоветует, тогда уж я и не знаю, что делать.

— А Катерина? — робко спросил Бадбой. — Она ведь тоже ему вроде как не чужая!

— Где искать Катерину, мне неведомо, а вот Бакенщика на любой протоке найти можно. Так что передохнем немного и понесем Звонаря к старому железнодорожному мосту, здесь как раз не очень далеко, к вечеру и успеем.

Шестеро сталкеров двинулись через Большое Болото к обрушившемуся железнодорожному мосту через безымянный приток Припяти. Четверо на носилках, сооруженных из двух жердей и старого бронекостюма, несли пятого — Звонаря, оставшийся не у дел Бадбой плелся где-то позади, потом извлек из патронташа губную гармонику и принялся наигрывать что-то печальное и нездешнее.

— Слушай, Бадди, а ты можешь не играть? — ласково спросил его Берет.

— Могу, — ответил Бадбой, — только от музыки, по-моему, как-то на душе легче. Кроме того, покой… в общем, Звонарь ведь и сам был музыкантом, так что если бы он мог разговаривать, то непременно одобрил бы.

— Ну, тогда играй, — милостиво разрешил Берет. — Заодно и местное зверье расшугаешь, все польза от твоей музыки.

Но Бадбой уже обиделся и спрятал гармошку обратно в патронташ.

И все-таки невеселое это было путешествие.

Они добрались до знакомого железнодорожного моста, остановились и опустили носилки на землю, не зная, что делать дальше. Поверхность воды была сплошь затянута молочно-белым, чуть светящимся туманом, так что мост казался целым, только уходил в никуда.

Внезапно налетевший ветер рванул туман в сторону, словно отдернул занавес, и они увидели, что их встречают.

Напротив обрушившейся, покрытой какими-то струпьями опоры, уткнувшись острым носом в черный песок, стояла байда Бакенщика. На скамьях, подняв весла вертикально, уставив их между колен, сидели шестеро гребцов в выцветшей голубой форме наемников. На берегу понуро сидел лобастый чернобыльский пес. Сам Бакенщик стоял на корме своей посудины и молча смотрел на приближающуюся к берегу процессию.

Было уже почти темно. Ветер ударил еще, напрочь снося туманную завесу с реки. Обычно затянутое облаками небо протаяло, выпустив на волю небольшую звездочку. Одну-единственную, так что нельзя было понять, к какому созвездию она относилась. На темной, маслянистой воде горела уходящая к противоположному берегу цепочка белых огней, слишком длинная для такой неширокой реки, так что казалось, бакены уводили в какое-то другое пространство, и только Бакенщик, наверное, знал — куда.

— Кладите его в лодку, — низко, почти октавой сказал Бакенщик, и река мягко погасила эхо от его голоса. — И гитару его кладите, и оружие тоже.

Сталкеры вошли в темную воду и осторожно опустили носилки с Лешкой-Звонарем на решетчатые стлани, под которыми плескалась радужная вода.

— Куда ты его собрался везти? — спросил Ведьмак. — Он же живой.

— Живой, — согласился Бакенщик, — только очень устал. Ему отдых нужен, он сыграл всю музыку, какую мог, вот и устал. Вы не беспокойтесь, ребята, я знаю, куда мы поплывем, зря, что ли, я по всей Припяти и ее притокам бакены расставил? Бакены приведут куда надо.

— А он вернется? — с надеждой спросил Бадбой.

— А он и не уходит никуда, — усмехнулся Бакенщик. — Включи любой ПДА и поймешь, что он здесь. Только не сейчас, позже включишь, сейчас нам всем нужна тишина, потому что именно она первооснова любых звуков. А ему теперь придется начинать с нуля.

— Ну что, прощаемся? — смущенно сказал Бей-Болт. — Все равно ведь придется прощаться. Не век же нам здесь на берегу стоять.

— Прощайтесь, только не навсегда, — разрешил Бакенщик. — Типа, пока, Звонарь, береги здоровье, не забывай нас, в общем, до встречи. Вот так примерно и прощайтесь. Со смыслом. Понятно?

— Бывай, Звонарь, — неловко пробубнил Бей-Болт. — Ты был и остаешься славным сталкером, и я горжусь, что живу в одной Зоне с тобой…

— Счастливо отдохнуть, Звонарь, — сказал Ведьмак. — Я все-таки попробую тебя дождаться!

— Ты давай звони в случае чего. — Васька-Мобила аккуратно положил рядом с гитарой свою «Нокию-1100». — О подзарядке можешь не беспокоиться, Бадбой туда вечную батарейку поставил, хватит надолго.

— Ты там особо-то не задерживайся, — Рыбарь сгреб ладонью отросшую щетину на грубой морде, — скоро в Омутах самый клев начнется, а ты вон чего…

И отошел.

— Прощай, Звонарь, — тихо прошептал Бадбой. — Я с тобой, наверное, больше не увижусь, ухожу я из Зоны. Потому что прятаться здесь — это неправильно, от жизни нельзя убежать, ни в Зону, ни еще куда. Прощай!

Сталкеры отошли и теперь стояли полукругом около носа байды.

— Ну что, оттолкнуть тебя? — спросил Ведьмак. — Пора.

— Погоди, — добродушно ответил Бакенщик. — Еще не все в сборе.

— Катерина? — догадался Ведьмак.

Бакенщик кивнул.

Она бежала по топкому берегу, сбросив свои модные лет двадцать тому назад босоножки, на бегу кивнула сталкерам, вошла во вспыхнувшую синими разрядами воду — похоже, плевать ей было и на радиоактивность, и на «электру» — и перешагнула через низкий борт. Байда чуть качнулась, но сразу же выправилась. Потом женщина села в изголовье Звонаря, улыбнулась и помахала сталкерам рукой.

— Ну вот, теперь толкайте, — скомандовал Бакенщик.

Сталкеры навалились на нос байды и оттолкнули ее от берега.

Чернобыльский пес гулко прошлепал по воде, занял свое законное место на носу и отряхнулся, словно самая обыкновенная собака. Течением байду понемногу разворачивало и относило прочь от берега. Потом пес на носу рявкнул, и бывшие наемники разом, почти без всплеска опустили на воду три пары весел. Гребцы налегли, и байда двинулась по густой, почти фиолетовой ночной воде от бакена к бакену, постепенно удаляясь от берега. Над рекой снова сгустился невесть откуда взявшийся туман. Бакены в кильватере лодки сами собой гасли, но где-то впереди в молочном тумане загорались все новые и новые. Наконец байда пропала из вида, только издалека еще некоторое время слышался тихий плеск весел.

Сталкеры подождали, пока на реке не стало совсем тихо. Неожиданно оказалось, что уже почти рассвело, и там, где на поверхности воды ночью горели огни, покачивались деревянные решетчатые пирамидки, похожие на хижины речных гномов.

И только когда стало совсем светло и перед ними открылась пустая река, сталкеры наконец ушли. К полудню они добрались до Кордона и спустились в бункер к старому кровососу-выжиге Сидоровичу. Вопреки обыкновению Сидорович был не весел, шутить не пытался и впустил в свою берлогу, не чинясь, всех, даже Бадбоя, которому, по правде говоря, бывать в таких местах было еще рановато.

Посредине бункера красовался щедро, по меркам Зоны, конечно, накрытый стол. В самом центре стола рядом со старой черно-белой фотографией Звонаря стоял граненый стакан с водкой, прикрытый краюшкой черного хлеба.

— Ну, помянем, — сказал Сидорович и встал. — Не чокаясь, не полагается чокаться, если кто не знает.

— А давайте-ка лучше все-таки чокнемся, — возразил Бадбой. — Ведь не на поминках же!

— А где? — удивился Сидорович.

Бадбой замялся, поэтому за него ответил Ведьмак:

— Просто проводили друга в дальнюю командировку, вот и все дела. С отъездом, Звонарь!

И все чокнулись и выпили, только насупленный Сидорович замер с рюмкой в руке. А Бадбой включил ПДА, покрутил какую-то ручку, и по бункеру разнеслось:

К новой жизни разбужен,

Посиди, покури…

Лучше Зона снаружи,

Чем Зона внутри!

— А и правда, — сказал Сидорович, потянулся к Лешкиному стакану, чокнулся и тоже выпил.

[1] Слова Алексея Молокина и Вадима Седова.

[2] Слова Вадима Седова.

[3] «Корд» — станковый пулемет, разработанный в г. Коврове на смену «Утесу», калибр — 12, 6 мм.

[4] Эксплуататор трудового народа.

[5] «Настоящая гурда» — черкесская шашка. Вот как выглядит один из немногих сохранившихся экземпляров: длина общая (без ножен) — 90 см 7 мм; длина клинка — 78 см 7 мм; длина рукояти с ушами — 12 см; длина черена рукояти — 8 см; ширина клинка у основания — 3 см 5 мм, в средней части — 3 см, на боевом конце — 2 см; толщина клинка у пятки — 7 мм, в средней части клинка — 5 мм, на боевом конце — 4 мм; длина ножен — 93 см 2 мм. Клинок стальной, половину поверхности клинка занимают 3 узких дола, которые проходят с каждой стороны клинка и заканчиваются не доходя 18 см до острия. На левой стороне клинка выбито клеймо гурда (раскрытая волчья пасть с брызгами крови). Рукоять выполнена из цельного куска кости, насажена на хвостовик всадным способом и скреплена с ним двумя сквозными заклепками. Основание и головка рукояти условно отделены от черена рукояти двумя костяными поясками, выполненными резьбой. Черен рукояти украшен резьбой в рубчик (косая полосочка). Уши головки рукояти кавказского типа — прямые.

[6] А. Молокин, «Песни Райслинга».

[7] А. Молокин, В. Забабашкин, А. Семенов, «Гадина 2000».

[8] Альбом «Глоток из Припяти».

[9] 30-миллиметровый автоматический станковый гранатомет АГС-17 «Пламя» разработан в КБТМ им. Нудельмана и принят на вооружение Советской Армии в 1971 году. По классу он сходен с американским 40-миллиметровым автоматическим гранатометом Мк19, но конструктивно отличается от него не только калибром, но и устройством как самого оружия, так и выстрела. Гранатомет АГС-17 предназначен для уничтожения незащищенной живой силы противника, расположенной как открыто, так и за обратными скатами высот и иными подобными преградами, настильной и навесной стрельбой. Гранатомет в тактическом отношении выгодно сочетает свойство минометов — способность вести навесной огонь, свойство автоматических пушек — высокий темп стрельбы и легкость и маневренность станковых пулеметов. Гранатомет АГС очень эффективен при накрытии площадных незащищенных целей и скоплений живой силы. ТТХ АГС-17: калибр — 30 мм; вес — 18 кг; вес со станком и прицелом — 31 кг; длина — 840 мм; длина ствола — 290 мм; боевая скорострельность — 65 в/м; темп стрельбы — 100 в/м; радиус сплошного поражения — 7 м; нач. скорость гранаты — 120 м/с; емкость ленты — гранат 29; боевой расчет — 2 чел; прицельная дальность — 1700 м.

[10] Долбленая лодка-однодеревка.

[11]

Я — всего лишь плохой мальчик, далеко-далеко от дома.

И у меня нет никого, кто похоронит меня, когда я умру.

Я — как кошка, которая царапается, я — как собака, которая кусается.

Я буду твоим коробком спичек, детка, когда тебе нужен будет свет.

[12] Текст Вадима Забабашкина, музыка Алексей Молокина.

[13] Специально для нужд спецподразделений армии и полиции австрийская фирма «Глок» создала вариант модели пистолета GLOCK17, имеющий возможность ведения автоматического огня, названный модель 18. Переводчик режимов огня находится на затворе, максимальный темп стрельбы около 1200 выстрелов в минуту. Калибр 9х19-мм «Парабеллум», емкость магазина 10, 17, 19, 31.

[14] Амитал натрия — успокаивающее и снотворное, 5-этил-5-изоамил-барбитурат натрия, производная барбитуровой кислоты.

[15] Пистолет-пулемет АЕК-919К «Каштан» разработан на Ковровском механическом заводе в средине 1990-х годов. Калибр — 9x18мм ПМ; вес — 1, 65 кг; Длина (приклад сложен/раскрыт) — 325/485 мм; длина ствола — 167 мм; темп стрельбы — 900 выстрелов в минуту; емкость магазина — 20 или 30 патронов; эффективная дальность — 100 метров.

[16] 12, 7-миллиметровая крупнокалиберная снайперская самозарядная винтовка В-94 под отечественный патрон 12, 7x108, разработана КБ «Приборостроение» (КБП, г. Тула). Обеспечивает поражение защищенной живой силы, легкобронированной техники на стоянках, позволяет вести борьбу со снайперами противника, осуществлять контроль границ, оборону побережий от малых судов, подрыв морских мин. Мощный патрон калибра 12, 7 мм позволяет поражать противника на дальности до 2000 м, оставаясь вне досягаемости прицельного огня стрелкового оружия обычных калибров. Основные характеристики: калибр — 12, 7 мм; патрон — 12, 7х108; масса — 11, 7 кг; длина в боевом положении — 1700 мм; длина в слож. положении — 1100 мм; длина ствола — 1100 мм; начальная скорость пули — 900 м/с; скорострельность — 15–20 в/м; емкость магазина — 5 патронов; прицельная дальность — 2000 м.

[17] Лешка-Звонарь, «Неперелетный блюз», альбом «Вкус полыни».

[18] Боцман ошибается. «Barba Negra» — кличка известного пирата Эдварда Тиха.

[19]

На выселки, в прокуренный кабак

Весь город нес нехитрые пороки.

Там не в цене поэты и пророки —

Лишь звонкая монета да кулак.

Там каждый вечер около окна,

От барной стойки пара метров влево,

Сидела в одиночестве Она —

Окраины звезда и королева.

И весь шалман, от двоек до тузов.

От нищих до хозяина-еврея.

Всегда был рад откликнуться, дурея,

На красоты Ее безмолвный зов.

Ей нравилось, когда из-за нее

Сражались двое — молча, трудно, грубо.

Ведь тот, кто любит, — тот всегда встает,

Выплевывая выбитые зубы.

Все знали: это кончится бедой.

И как-то раз, из-за нее рассорясь,

Сошлись — матерый мускулистый горец

И новенький какой-то. Молодой,

Не вышедший ни ростом, ни скулой,

Не ведая ни страха и ни боли,

Он на пути у горца встал скалой.

Всегда бессильна сила против воли.

Но стихли даже нищие в углу,

А кто почище — тех как ветром сдуло:

В руке у горца лезвие сверкнуло,

А молодой остался на полу

Посередине алого пятна

Лежать с ножом в груди, раскинув ноги.

И первый раз заплакала Она.

И первый раз подумала о Боге.

(Слова Вадима Седова)

[20] ЗПРК «Тунгуска» представляет собой автономный высокомобильный многофункциональный комплекс ближнего действия, предназначенный для борьбы с самолетами, вертолетами, КР и ДПЛА, легкобронированными наземными и морскими целями в сложной радиоэлектронной обстановке в любых погодно-климатических условиях днем и ночью.

[21] Ми-24ВМ.

[22] Комплекс «Атака-В» предназначен для поражения современных танков, боевых машин пехоты, пусковых установок ПТУР и ЗУР, долговременных огневых точек типа ДОТ и ДЗОТ, низколетящих малоскоростных воздушных целей, а также живой силы противника в укрытиях. В конце 1990-х годов вертолеты Ми-24в были модернизированы с целью обеспечения возможности применения новых ракет «Атака-В» и «Игла-В». Вертолете модернизированным комплексом вооружения получил обозначение Ми-24ВМ.

[23] Самоходная гаубица калибром 152 мм.

[24] Реактивные системы залпового огня, РСЗО.