Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Пролог. Глава первая



Пролог

 

 

В болотах фейри сажали

Повсюду терновник колючий

И радовались, зная,

Что незавидна участь

Тех, кто в болотах гиблых

Копать тот терновник смели:

Нашли они острые иглы

Ночью в своей постели.

 

Вильям Аллингем. Фейри. [1]

 

Синяки на коже, кровь под ногтями — что за беда? Ройбен все равно любил королеву Силариаль. Неважно, что она отослала своего рыцаря к Зимнему двору, где Никневин давала ему издевательские поручения, а придворные провожали алчущими взглядами. Пусть его унижали здесь всеми возможными способами. Ройбен любил Силариаль и гнал прочь сомнения, неподвижно стоя позади королевского трона.

Он воскрешал в памяти пламя медных волос королевы Летнего двора, ее невероятные зеленые глаза и загадочную улыбку, с которой три месяца назад она решила его судьбу.

«Стать посланником при Зимнем дворе — высокая честь! » — напомнил себе Ройбен.

Его любовь вынесет все, даже службу в таком кошмарном месте. Никакие испытания не заставят его предать свою королеву. Да разве можно не оправдать ее доверие?

«Конечно, я же люблю ее», — подумал он.

— Ройбен! — позвала Никневин.

Королева обедала. Столешницей ей служила спина древесного хоба, а скатертью — его длинные зеленые волосы. Королева подняла взгляд на Ройбена, и на ее губах заиграла опасная улыбка.

— Да, госпожа, — ответил рыцарь безразличным тоном, стараясь не показывать, какое глубокое отвращение внушает ему Никневин.

Он вовсе не боялся ее обидеть, как раз наоборот, не хотел радовать.

— Мой стол слишком сильно дрожит. Боюсь, расплещется вино.

Полый холм был почти пуст. Придворные, которые остались повеселиться среди косматых корней, свисающих с потолка, вели себя тихо, чтобы не потревожить королеву. Поблизости маячили только ее слуги, мрачные, как призраки.

Ройбен вопрошающе взглянул на повелительницу.

— Сделай так, чтобы он не дергался, — приказала она.

Ройбен шагнул вперед, не вполне понимая, чего она хочет. Хоб взглянул на рыцаря, и его сморщенное личико побледнело от ужаса. Ройбен ободряюще улыбнулся, но это только заставило карлика задрожать сильнее.

«Может, связать, чтобы не трясся? » — подумал Ройбен и почувствовал отвращение к самому себе.

— Укороти ему ноги, пусть будут вровень с руками, — посоветовал кто-то.

Ройбен оглянулся. К трону Никневин приближался темноволосый рыцарь в черном плаще. На лбу у него тускло поблескивал железный обруч. Рыцарь ухмылялся во весь рот.

Однажды Ройбен уже встречал его. Этот рыцарь был послан к Летнему двору как символ мира. Он выполнял те же обязанности, хотя его жизнь наверняка протекала куда легче.

При виде рыцаря в сердце Ройбена пробудилась надежда на невозможное. Неужели его решили обменять? Неужели его наконец отошлют домой?!

— Нефамаэль! — воскликнула Никневин. — Силариаль так быстро от тебя устала?

Рыцарь фыркнул.

— Она отправила меня с посланием, но это лишь предлог. Похоже, я ей попросту не нравлюсь. Но тебя, я вижу, все устраивает?

— О да. Я не вынесу разлуки с моим новым рыцарем, — проворковала Никневин.

Ройбен вежливо наклонил голову.

— Ты слышал, что предложил Нефамаэль? — спросила она.

Ройбен глубоко вздохнул, пытаясь обрести спокойствие. Каждый раз, открывая рот, он боялся, что сорвется и выскажет ей то, что думает на самом деле.

— Не слишком удачная идея, — ответил он. — Лучше позволь мне занять место хоба. Я не пролью вино, госпожа.

На лице Никневин вспыхнула восхищенная улыбка. Она повернулась к Нефамаэлю.

— Как он мило просит, верно?

Тот кивнул, правда, с меньшим восторгом, чем она. Взгляд его желтых глаз в первый раз остановился на Ройбене.

— И совсем не беспокоится о собственном достоинстве. Очень ново и свежо, — съязвил рыцарь.

Королева рассмеялась. Тепла в ее смехе было не больше, чем в треске льда.

Где-то в затянутой дымкой глубине пещеры заиграла лютня. Ройбен содрогнулся, представив, что могло быть на нее натянуто в качестве струн.

— Что ж, Ройбен, побудь моим столом! Да гляди стой спокойно. За каждое твое шевеление заплатит хоб.

Ройбен с легкостью занял место маленького фейри. Он не видел ничего унизительного в том, чтобы постоять на четвереньках с тарелками и бокалами на спине. Даже когда Нефамаэль уселся на пол рядом с троном и водрузил кубок на спину Ройбену, тот не шелохнулся. Рука рыцаря задержалась на его ягодицах. Ройбен прикусил губу, едва не вздрогнув от неожиданности. Вонь от железного обруча была неописуемой. Как Никневин ее выносила?

— При Летнем дворе скучновато, — заговорил Нефамаэль. — Хотя он, конечно, весьма мил.

— Неужели для тебя там не нашлось никаких развлечений? Не могу поверить!

— Кое-что нашлось.

В голосе Нефамаэля послышалась насмешка. Его рука небрежно скользнула по заду Ройбена. Тот напрягся и услышал, как зазвенели блюда и кубки.

— Но самое интересное — это искать слабые места.

Никневин никак не отреагировала на неловкое движение Ройбена. Впрочем, он не думал, что она проявила благородство.

— Иногда я не понимаю, со мной ли ты говоришь, — сказала королева.

— Я говорю с тобой, — ответил Нефамаэль. — Но конечно, не о тебе. Твоих слабостей не найти никому.

— Очаровательный, но льстивый ответ. Давай лучше взглянем на этого рыцаря, Ройбена. Я знаю его слабое место.

— Разве? Впрочем, его слабость очевидна. Любовь к прекрасной фейри поставила его сегодня на колени.

Ройбен изо всех сил старался не шевелиться. То, что королева мерзости говорила о нем как о бессловесном животном, его не удивляло и не беспокоило. Куда больше рыцарь опасался того, что мог бы сказать Нефамаэль. В его поведении и словах ощущался некий голод, не вполне понятный Ройбену.

— Он любит Силариаль, посвятил себя ей. Она дала ему Задание, поручила служить тебе в обмен на мир.

Королева Зимнего двора промолчала. Ройбен почувствовал, как с его спины взяли кубок, а затем поставили на место.

— Потрясающая жестокость. Он томится тут, терпит муки, а она так скверно с ним поступает. Силариаль никогда его не любила. Клянусь, она уже забыла его.

— Неправда!

Ройбен резко выпрямился. Серебряная утварь с грохотом разлетелась по полу. Рыцарь поднялся на ноги, не обращая внимания на ахнувших придворных, разлитое вино и испуганный крик хоба. Но Ройбен о нем уже не думал. Ярость затуманила его мозг. Нефамаэль украл у него дом и госпожу да еще посмел глумиться над ним. Он должен заплатить!

— Стой! — закричала Никневин. — Властью своего имени повелеваю! Ройбен, остановись!

Сам того не желая, он застыл и еле дышал. Нефамаэль избежал расправы, но глумливая ухмылка исчезла с его лица.

— Убейте хоба, — приказала слугам королева Зимнего двора. — Ты, мой рыцарь, сейчас выпьешь бокал его крови, словно бокал вина, и на этот раз не прольешь ни капли!

Ройбен попытался открыть рот, чтобы остановить ее, но приказ королевы не позволял ему даже шевельнуться.

Он проклинал себя за глупость. Нефамаэль провоцировал его именно на такую ошибку. Может быть, королева потому и не заметила его мелкого промаха, что надеялась на больший? Теперь он выставил себя потрясающим идиотом, вдобавок обрек на смерть невинное создание. Его терзало отвращение к себе.

«Подобное не повторится», — поклялся он себе.

Что бы они ни говорили, что бы с ним ни делали, но он не сбросит маску равнодушия. Будет холодным и неподвижным, как камень.

Мрачные слуги действовали быстро и четко. Через несколько мгновений кубок с горячей кровью был поднесен к его застывшим губам. Труп уже тащили прочь. Распахнутые глаза хоба смотрели на Ройбена с той стороны смерти, проклиная его за безрассудство.

Преодолевая себя, Ройбен открыл рот и глотнул теплой солоноватой жидкости. Через миг он поперхнулся, и его вырвало.

Запах этой крови преследовал его долгие годы служения. Даже когда пикси случайно освободила его, даже когда он стал королем Зимнего двора. Но теперь Ройбен мог забыть, чья это была кровь, и знал только то, что ему придется привыкнуть к этому вкусу.

 

Глава первая

 

Я предпочитаю зиму и осень, когда проступает костяк пейзажа и в природе чувствуется смертоносное дыхание зимы. Это ощущение одиночества, ожидания и недоговоренности.

Эндрю Уайет

 

Смертные девушки плачут, когда печальны, и смеются, когда счастливы. У них есть всего одно обличье. Оно не меняется ни с того ни с сего, словно дымок, гонимый ветром. У них есть нормальные, любящие родители.

По крайней мере, так представляла себе смертных девушек Кайя. Откуда бы ей знать, какие они на самом деле? Ведь она-то не была человеком.

Кайя сидела перед зеркалом и задумчиво изучала дырочку на колготках, сквозь которую виднелась зеленая кожа.

— Твоя крыса тоже хочет пойти, — пропищала Люти-лу. — Она любит коронации.

Кайя повернулась к аквариуму, возле которого порхала крошечная фея. Коричневый крысюк Армагеддон сидел у стекла и принюхивался. Второй, Исаак, свернулся клубочком в дальнем углу.

— Ты в самом деле понимаешь, что он говорит?

Кайя через голову надела оливковую юбку и натянула ее на бедра.

— Он же просто крыса, — ответила Люти-лу, поворачиваясь к Кайе.

Ее прозрачное крылышко задело аквариум, осыпав его бледной пыльцой.

— С крысой может разговаривать кто угодно.

— А вот я не могу. Как я в этом смотрюсь?

Люти одобрительно кивнула.

— Симпатично.

Снизу донесся голос бабушки:

— Кайя, ты где? Я сделала сэндвич!

— Спущусь через секунду! — крикнула Кайя.

Люти поцеловала стеклянную стенку аквариума.

— Так ему можно пойти или нет?

— Только если ты проследишь, чтобы он не сбежал.

Кайя зашнуровала черный ботинок на толстой подошве и запрыгала в поисках второго. Всего месяц назад в ее комнате стояла детская кровать, а в серванте сидели старинные куклы, глядящие немигающими глазами. Теперь ветхая кровать была разобрана и унесена на чердак, куклы наряжены и разукрашены в стиле панк-рок, а над матрасом, лежащим прямо на полу, в том месте, где должна быть спинка кровати, Кайя рисовала фреску.

Картина была уже наполовину закончена. На ней красовалось дерево с кривыми переплетенными корнями и позолоченной корой. Кайя рассчитывала, что теперь она почувствует комнату по-настоящему своей, но пока это ощущение не пришло.

Ройбен, увидев фреску, сказал, что Кайя может придать жилищу любой облик, какой захочет, наведя ореол. Но магическая маскировка, даже самая впечатляющая, казалась ей недостаточной. Или, наоборот, чересчур реальной. Ореол слишком сильно напоминал бы девушке, что на самом деле она вообще не имеет никаких прав на эту комнату.

Кайя наконец нашла второй ботинок, надела куртку. Она оставила волосы зелеными и провела ладонями по лицу, возвращая ему розовый цвет и нормальную человеческую округлость линий. Кожа отзывалась на чары слабым покалыванием.

Кайя окинула внимательным взглядом свое отражение, сунула в карман Армагеддона, почесала за ухом Исаака и направилась к двери. Люти-лу полетела за ней, трепеща прозрачными крылышками. Стоило Кайе выйти из комнаты, как фея стала невидимой.

— Это не твоя ли мать звонила недавно? — спросила бабушка. — Я слышала звонок.

Она стояла возле плиты и переливала топленое сало в оловянную банку. На тарелке с надколотым краем лежали два сэндвича с арахисовым маслом и беконом. Коричневый край мяса завернулся вокруг белой хлебной корки. Кайя вонзила зубы в сэндвич, радуясь, что арахисовое масло склеило челюсти и не надо было отвечать бабушке.

— Я оставила твоей матери сообщение насчет праздников, но она не удосужилась отзвониться. Ах, конечно, она там слишком занята, чтобы поговорить со мной! Почему она не в состоянии приехать к нам, а вместо этого заставляет тебя тащиться в город, в ее убогую квартиру? Никогда этого не пойму. Представляю, как ее бесит, что ты решила остаться здесь и больше не следовать за ней повсюду, словно маленькая тень.

Кайя жевала сэндвич, кивала и слушала жалобы. В зеркальном стекле двери, оказавшейся за бабушкиной спиной, отражалась девушка, скрытая от глаз смертных магическим ореолом. Ее кожа была зеленой, как весенняя листва, черные глаза не имели никакого намека на белки, а за спиной топорщились крылья, тонкие, как пластиковая обертка. Этот монстр смотрел на нее из-за спины милой старой леди и лопал пищу, приготовленную для другого ребенка, украденного фейри.

Гнездовые паразиты, вот как это называется. Кукушки, подбрасывающие свои яйца в чужие гнезда. Еще есть пчелы-паразиты, откладывающие личинки в чужие ульи. Кайя читала про них в энциклопедии.

Гнездовые паразиты не парятся насчет воспитания собственных детей. Они предоставляют право выращивать их другим. Например, птицам, которые пытаются не замечать, что их птенцы с каждым днем становятся все крупнее и голоднее, или пчелам, которые не обращают внимания на то, что их потомство не собирает пыльцу, даже мамам и бабушкам, не знающим слова «подменыш».

— Мне надо идти, — неожиданно сказала Кайя.

— Что у тебя со школой?

— Бабуля, я уже получила аттестат. Ты его видела. Что еще надо?

Бабушка вздохнула и устремила взгляд на холодильник, точнее, на письмо, прижатое магнитом к дверце.

— Подумать только, твои одноклассники еще не окончили школу, а ты уже поступила в колледж…

— Пойду гляну, не пришел ли Корни, — перебила ее Кайя. — Спасибо за сэндвич.

Пожилая женщина покачала головой.

— Подожди его в прихожей. На улице слишком холодно. О чем он только думает? Заставлять девушку ждать его на улице в такую погоду! Ей-богу, у этого мальчика нет понятия о приличиях.

Кайя ощутила дуновение. За ее спиной пролетела Люти-лу. Бабушка даже не глянула в ее сторону.

— Ладно, бабуля. Пока.

— Оденься потеплее.

Кайя кивнула, незаметно оборачивая краем рукава пальто дверную ручку, чтобы случайно не коснуться железа. Даже его запах обжигал ей нос. Она прошла по коридору, проделала тот же фокус с входной дверью и оказалась на заснеженной улице.

Деревья на газоне были закованы в лед. Утром прошел дождь, потом ударил мороз, и теперь ветви, покрытые сияющей коркой, блестели под унылым серым небом. Легчайшее дуновение ветра заставляло их звенеть.

Корни не пришел, да она и не ждала его, но бабушке об этом было знать необязательно. В конце концов, она ей не соврала. Фейри не могут лгать. Они только скрывают правду, пока она не ускользнет от них самих.

Над дверью висел пучок терновника, обвязанный зеленой лентой. Это был знак покровительства Зимнего двора, подарок Ройбена. Каждый раз, когда Кайя смотрела на эти колючие ветки, она думала о том, подразумевает ли защита Зимнего двора и защиту от Зимнего двора.

Она повернулась и пошла по улице, вдоль одноэтажного дома, обшитого алюминиевыми пластинами. Женщина, живущая здесь, разводила итальянских уток, которые объедали всю траву с соседских газонов. Кайя подумала об этих утках и улыбнулась. Ветер перекатывал по асфальту мусорный бак, в котором бренчали пустые пивные банки. Кайя прошла мимо парковки, устроенной возле боулинга. Под навесом стоял диван. Его подушки на морозе выглядели каменными.

Пластмассовые Санта-Клаусы светились на газонах рядом с раскрашенными северными оленями, опутанными электрическими гирляндами. Из универмага, работающего круглые сутки, разносились визгливые звуки рождественского гимна. Розовощекий механический эльф бесконечно махал рукой нескольким надувным снеговикам, колыхавшимся в воздухе, как призраки. Кайя увидела рождественские ясли, из которых пропал младенец Иисус, и задумалась. Дети ли его украли, или, может, родители забрали на ночь?

На полпути до кладбища она остановилась возле уличного телефона, висящего на стене пиццерии, кинула в аппарат монетку и набрала номер сотового Корни. Он взял трубку после первого же гудка.

— Приветик, — сказала Кайя. — Ну и что ты решил насчет коронации? Я уже иду, собираюсь повидаться с Ройбеном до начала церемонии.

— Не думаю, что вообще туда пойду, — ответил Корни. — Рад, что ты меня пригласила, но… Я должен тебе кое-что рассказать. Недавно проезжал мимо склада. Знаешь, где рекламные щиты со всякими странными слоганами типа «Поддержим наших воинов! » или «Какая буква пропущена в слове „цер. овь“? »

— И что? — озадаченно спросила Кайя.

— На одном щите написано: «Жить — все равно что слизывать мед с терний». Что это за муть?

— Типа такая мудрость.

— Ну-ну, мудрость! На что они намекают?

— Ни на что. Просто не заморачивайся.

— Ага. Не заморачивайся. Я в этом спец. Пофигист-профессионал. Если бы проходил тест на профориентацию, то набрал бы сто процентов по специальности «не заморачивающийся на всякой хрени». И куда меня после этого возьмут работать?

— На склад. Будешь для них дурацкие слоганы придумывать.

— Ой, в яблочко! — В голосе Корни послышался смех. — Прямо между ног!

— Так ты в самом деле сегодня не придешь? — спросила Кайя. — Подумай, это ведь хорошая идея. Почему бы тебе не встретиться со своими страхами лицом к лицу, а?

На этот раз молчание в трубке затянулось надолго.

Кайя уже хотела заговорить, когда Корни ответил:

— Проблема с моими страхами в том, что я их боюсь. Не говоря уже о том, что страх перед демоническими извращенцами, страдающими манией величия, не так-то просто рационализировать.

Он рассмеялся резким, неприятным смехом.

— Но прежде чем выдать все их тайны, я должен узнать, как можно реально защититься от Зимнего двора. Расскажи, Кайя.

Кайя вспомнила о Нефамаэле, предыдущем короле Зимнего двора, как он давился железными стружками, а Корни снова и снова втыкал в него клинок.

— Не думаю, что это просто, — сказала она. — В смысле, и от людей не так-то просто защититься, что уж говорить о фейри.

— Черт, так я и думал. Увидимся завтра.

— О'кей.

Кайя услышала, как Корни отключился, и повесила трубку.

 

Она зашагала дальше, поплотнее запахнув пальто, вошла на кладбище и начала подниматься на заснеженный холм. Под талым снегом оказалась жидкая грязь. Взгляд девушки невольно устремился туда, где лежала ее подруга Дженет, хотя с того места, где стояла Кайя, все могилы казались одинаковыми — гранитные плиты, пластиковые венки, мокрые красные ленты. Ей не надо было видеть могилу. Шаги Кайи и так становились все реже, словно девушку пригибали к земле воспоминания, тяжелые, как намокшая одежда, которая увлекла Дженет на морское дно.

Что происходит, когда кукушонок осознает свою непохожесть на сестер и братьев? Может, он пытается понять, откуда взялся и кем является на самом деле? Или его это не заботит и он продолжает беспечно глотать червей? Но что бы ни чувствовал кукушонок, это не помешает ему вытолкнуть других птенцов из гнезда.

 

* * *

 

Корнелиус Стоун закрыл крышку сотового и несколько секунд сидел неподвижно, ожидая, когда пройдет приступ сожаления. На самом деле он ужасно хотел пойти на коронацию, танцевать там с отвратительными и неотразимыми подданными Зимнего двора, отведать волшебных плодов фейри и проснуться утром на склоне холма. Он прикусил щеку и стиснул зубы, пока не ощутил вкус крови, но желание только возрастало вместе с болью.

Корни сидел на полу библиотеки. Ковровое покрытие было совсем новым и сильно воняло какой-то химией. Возможно, испарялся формальдегид.

Он открыл первую книгу и презрительно уставился на рисунок. Это что еще за пони с плавниками? Ничего общего с келпи, погубившим его сестру. Компания крохотных ангелоподобных фей с розовыми щечками и острыми ушками водит хоровод.

«Пикси», — прочитал он.

«Даже близко не напоминает Кайю! Полный отстой! » — подумал Корни, но страницу на всякий случай вырвал.

Вторая книга оказалась не лучше. Когда Корни принялся за третью, к нему подошел старичок.

— Что вы делаете? — укоризненно спросил он.

В руках старикашка держал толстый вестерн в твердой обложке и щурился на Корни с таким видом, будто не мог толком разглядеть его даже сквозь очки.

— Я здесь работаю, — соврал Корни.

Старик окинул скептическим взглядом его потертую байкерскую куртку и лохматые волосы, криво подстриженные в стиле «маллет». [2]

— Ваша работа состоит в том, чтобы портить редкие книги?

— Государственная безопасность, — пожал плечами Корни.

Старик убрался, ворча себе под нос. Корни хладнокровно засунул оставшиеся книги в рюкзак и вышел на улицу. Дезинформация хуже, чем вообще никакой информации. За его спиной раздался звук сигнализации, но Корни не обратил на него внимания. Он уже побывал в других библиотеках и выяснил, что сигнализация — это просто такой приятный бессмысленный звон вроде церковного колокола.

Корни шагал в сторону кладбищенского холм. Нет, он вовсе не собирался составить компанию Кайе и ее обожаемому Принцу Тьмы, но и дома сидеть тоже не хотел. Ни одна из книг не помогла ему в том, что он затевал, но он особенно на них и не рассчитывал. Если хочешь получить ответы, то придется обратиться к источнику напрямую.

 

* * *

 

Слуги явно не обрадовались, когда Кайя появилась во Дворце термитов. Они смотрели на нее как на дырявую подметку или грязь под ногтями и морщились от ядовитого запаха кофе и сигарет, которыми пропиталась ее одежда. Впрочем, они всегда говорили с Кайей, цедя слова, никогда не поднимали на нее глаз и вели ее коридорами дворца так медленно, будто их ноги были свинцовыми.

Этому месту Кайя принадлежала по праву рождения. Однако мрачная роскошь Зимнего двора, холодные залы и их свирепые обитатели внушали ей неприязнь. Здесь было красиво, но Кайя чувствовала себя неловкой и неуместной на фоне всего этого великолепия. Она чужая и здесь, и в доме у бабушки. Похоже, теперь она повсюду будет чужой.

Прошло уже почти два месяца с того дня, как Ройбен принял титул повелителя Зимнего двора, но официальная коронация должна была состояться в самый темный день зимы. Послезавтра он станет настоящим королем, и возобновится бесконечная война Зимнего двора с Летним. Позапрошлой ночью Ройбен разбудил Кайю стуком в стекло и вытащил через окно спальни на улицу, на замерзший газон.

— Оставайся Железнобокой, пока меня не коронуют, — велел он. — Иначе тебе грозит еще большая опасность.

Когда Кайя попыталась выспросить, долго ли ей еще оставаться в человеческом облике и какая именно опасность ей грозит, он закрыл ей рот поцелуем. Ройбен выглядел встревоженным, но больше ничего не сказал. В любом случае, его тревога была заразительной.

Горбатый лакей, шаркая ногами, привел девушку к королевским покоям.

— Его величество скоро придет, — буркнул он, толкая тяжелую дверь.

Внутри слуга зажег несколько толстых свечей и бесшумно удалился, волоча за собой длинный косматый хвост.

Покои Ройбена были огромными и полупустыми. Гостья видела стены из гладкого камня, кипы книг, постель, накрытую парчовым покрывалом. Были здесь и еще кое-какие вещички, к примеру, нефритовый кувшин для умывания, платяной шкаф, стойка с оружием, но покои выглядели неуютными, суровыми, нежилыми.

Кайя бросила пальто на край кровати и уселась рядом с ним. Она попробовала представить, что живет здесь, вместе с Ройбеном, но у нее не получилось. Сама мысль повесить, допустим, постер на эту стену казалась ей абсурдной.

Кайя потянулась к пальто, вытащила из кармана браслет, тонкую косичку из ее собственных зеленых волос, оплетенных серебряной проволокой, и принялась бесцельно вертеть его в руках. Девушка собиралась сделать Ройбену сюрприз перед церемонией. Пусть она не сможет быть рядом с ним на коронации, зато он наденет ее подарок. Рыцари в романах всегда брали с собой платочек или перчатку своей дамы, собираясь на битву. Люти-лу и Армагеддон отправились исследовать комнаты, так что у Кайи даже имелся шанс подарить Ройбену браслет без свидетелей.

Правда, здесь, в этой величественной спальне, скромный подарок вдруг показался ей жалкой уродливой самоделкой, недостойной короля.

Где-то поблизости послышался звук, похожий на стук копыт. Кайя встала и спрятала браслет в карман пальто. Но это оказался еще один слуга. Он принес бокал пряного вина, густого и красного, как кровь.

Кайя взяла бокал, из вежливости отпила глоточек, а когда слуга вышел, поставила вино на пол и принялась листать книги. В мигающем сиянии свечей она читала их названия. Ей попадались сочинения по военной стратегии, баллады Эммы Буль, которые она же и дала ему почитать, еще что-то. Кайя отпила глоток вина, легла на постель, завернулась в парчовое покрывало и закрыла глаза.

 

Она проснулась внезапно, от прикосновения руки, и увидела прямо перед собой бесстрастное лицо Ройбена. Серебряные пряди его волос щекотали ее щеку.

Смущенная Кайя села, зевая в ладошку. Ее сон был беспокойным. Покрывало сползло на пол и испачкалось в свечном воске, бокал с вином опрокинулся. Девушка даже не помнила, как уснула.

В центре комнаты стоял слуга в красном кафтане и длинном плаще с черными опаловыми застежками. Руддлз, дворецкий, топтался у порога. Его рот, полный длинных острых зубов, казался всегда оскаленным в недоброй ухмылке.

— Никто не доложил мне, что ты здесь, — хмуро сказал Ройбен.

Кайя не поняла, то ли он недоволен нерасторопностью своих слуг, то ли не рад ее тут видеть. Она покраснела от стыда, схватила пальто и вскочила с кровати.

— Я уже ухожу!

Ройбен остался сидеть на краю кровати. Шпага, прицепленная к его бедру, касалась пола.

— Нет.

Он сделал знак дворецкому и слуге.

— Оставьте нас.

Слуги с поклоном вышли. Кайя переминалась с ноги на ногу возле кровати.

— Уже поздно. Скоро, наверное, начнется эта твоя коронация.

Ройбен встал и протянул к ней руку.

— Кайя, ты понятия не имеешь, сколько сейчас времени. Ты же спала.

Девушка попятилась, крепко сжимая кулаки, чтобы успокоиться. Ройбен вздохнул.

— Ну, хватит. Останься. Если я сделаю что-то не так, то попрошу у тебя прощения.

— Не надо! — Слова сами слетели с языка Кайи. — Они ведь не желают, чтобы ты был со мной?

Губы фейри скривились в горькой усмешке.

— Мне никто не может ничего запретить.

— Но никто не хочет, чтобы я была здесь! Рядом с тобой! Почему?!

Он бросил на нее удивленный взгляд и провел рукой по серебристым волосам.

— Потому что я рыцарь, а ты… Ты — нет, — закончил он неловко.

— Понятненько. Я происхожу из низов общества. — Кайя отвернулась. — Ничего нового.

За ее спиной раздались шаги Ройбена. Через мгновение он притянул ее к груди, опустил голову, и Кайя ощутила его дыхание на своей шее.

— У меня есть собственное мнение по этому вопросу. — Он прикоснулся губами к ее коже. — Меня не волнует, что по этому поводу думают все прочие.

На миг она расслабилась от его прикосновений. От него веяло теплом, а голос был мягким и нежным. Было бы так легко снова скользнуть под парчовое покрывало и остаться там. Просто остаться.

Но вместо этого Кайя вывернулась из объятий любимого.

— А почему я должна скрываться?

Ройбен фыркнул, и его руки соскользнули с ее бедер. Больше он не смотрел на нее. Его взгляд застыл на камне стен, таком же сером, как его глаза.

— Потому что моя привязанность к тебе — слабость.

Кайя открыла рот, чтобы задать следующий вопрос, и снова закрыла его. Она поняла, что Ройбен сказал ей гораздо больше, чем она спрашивала. Возможно, именно в этом крылась причина того, что слуги не любили ее, а придворные втихомолку над ней посмеивались. Но самым важным оказалось то, что в это верил он сам. Это было ясно написано на его лице.

— Мне в самом деле надо идти, — пробормотала она, пятясь и надеясь на то, что ее голос не дрожал. — Увидимся снаружи.

Он наконец отпустил ее.

— Ты не можешь ни присутствовать на церемонии, ни идти в процессии. Я не хочу, чтобы ты стала частью моего двора. И главное, ты не должна приносить мне вассальную клятву. Обещай, Кайя.

— То есть мне надо вести себя так, будто мы с тобой незнакомы?

До двери было всего несколько шагов, но они казались ей милями.

— Потому что не можешь позволить себе никаких слабостей?

— Конечно же нет, — ответил он чересчур быстро. — Ты — единственное, что я могу выбирать по собственной воле, а не по обязанности.

Он помолчал и добавил:

— И единственное, чего я желаю.

— Правда? — Кайя улыбнулась против воли.

— А что, это кажется нелепым?

— По-моему, ты просто пытаешься проявить вежливость и действительно кажешься нелепым.

Он подошел, накрыл поцелуем ее смеющийся рот, и она забыла о неприветливых слугах, о коронации и даже о браслете, который собиралась подарить. Ничто не имело значения, кроме прикосновения его губ.

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.