Кейт и Джулия

Все началось, когда мужья, узнав о столь обидной и неожиданной измене, почти одновременно выставили их за дверь, и обе женщины вынуждены были задуматься о том, о чем раньше за них думали их благоверные, – о средствах к существованию. А о них думать приходится так же, как о жизни вообще.

Джулия имела небольшой домик в окрестностях Лондона, в модном райончике Notting Hill. В 1999 году голливудская кинокомпания вместе с англичанами сняла там фильм с Джулией Робертс в главной роли. С тех пор этот район стал привлекать снобов и гламурных девиц. Стоимость домов взлетела вверх так, словно под каждым из них закопан клад пирата Моргана.

Джулия унаследовала дом в Notting Hill, рядом с Portobello Market[12], задолго до того, как продюсерам пришла в голову мысль создать тут свой шедевр. Она посмеивалась, что Джулия Робертс снялась в фильме лишь потому, что знала о своей толстой тезке, владеющей здесь домом и магазинчиком курительных принадлежностей и табака. Магазинчик, скорее даже лавка, достался ей от покойного дядьки по линии отца – от мистера Генри Кроу, бездетного и тяжелобольного человека, имевшего в жизни лишь две горячие страсти, окончательно его сгубившие, – курение трубок и торговлю.

Раньше Джулия жила с мужем в Hampstead[13], рядом с кладбищем, на котором когда‑ то, в стародавние времена, упокоился величайший фантазер планеты Карл Маркс. Дом и магазинчик покойного мистера Кроу в Notting Hill они сдавали датчанам, которые уже давно прижились в Лондоне и теперь вели оживленную торговлю недорогим табаком и трубками. Аренда приносила семье Джулии неплохой годовой доход, хотя за магазин семья получала не фиксированную плату, а всего лишь 15 % от прибыли датчан.

После решения Джулии и Кейт основать общий семейный очаг Джулия отказала датчанам и даже перекупила у них за немалые деньги (ее личные последние накопления) бизнес со всеми их запасами табака, трубок и всевозможным сопутствующим товаром. К прилавку встала Кейт, а финансовыми расчетами и улаживаниями неприятностей с налоговыми органами занималась, на правах главы новой семьи, Джулия.

Они решили переехать сюда и заняться семейной торговлей, когда побывали на зажигательном местном августовском карнавале.

Я знаю, что такое карнавал, потому что бразильянец по отцу. Когда жил в Бразилии, не пропускал ни одного ежегодного карнавала и даже тосковал по нему во время изнурительной работы в сумасшедшем доме в Нью‑ Джерси, в США, у моего полубезумного родственника. Но тогда я не мог вернуться в Бразилию по известным причинам.

Все, кто когда‑ либо посещал наши карнавалы, клянутся, что всю оставшуюся жизнь проведут именно здесь. Это же я слышал от эмоционально несдержанных туристов в Венеции. Но карнавалы заканчиваются, ветер разметает по улицам мусор, а в памяти остаются бессонные ночи, пропавшие кошельки, расквашенные носы, а у кого‑ то еще и венерические болезни.

Но в Notting Hill дело обстоит не так. Это же Англия! Тут все начинается вовремя, проходит по расписанию и заканчивается так же в положенный срок, как и началось. Потом жди последнего воскресенья следующего августа.

Кейт и Джулия, получив сдержанный заряд бодрости на очередном таком карнавале, окончательно решили порвать с семьями и переехать сюда. Но торговля не пошла. То ли датчане, переехавшие на соседнюю улочку и оставившие Джулии не лучший свой товар, переманили покупателей, то ли ни Джулия, ни Кейт торговать в розницу не были приучены, то ли им было вообще наплевать на чадящих капризных джентльменов.

Джулия не сумела уговорить налогового инспектора отсрочить выплаты налогов хотя бы на полгода, а банк, в котором еще старыми хозяевами, оказывается, был в обход всех законов заложен магазин, не считал возможным пересмотреть условия заклада. Магазин отлетел банку, который тут же сделал в нем свое малюсенькое отделение, а налоговый инспектор навалил на плечи двух женщин непомерный долг.

Перспектива бесконечных, изнурительных и страшно дорогих судов с банком, с датчанами, с местными занудами из администрации была настолько туманной, что не хотелось не только начинать весь этот тоскливый процесс, но даже и думать о нем.

Обращаться к своим бывшим семьям ни Кейт, ни Джулия не желали из гордости. За душой у них больше не было ни пенни.

Дело чуть было не дошло до долговой тюрьмы. Джулия шутила, что это единственный для нее способ наконец похудеть, а Кейт заливалась слезами и жалась к ней под сдобный бочок по ночам. Так и засыпали лишь под утро – одна всхлипывая, а другая печально улыбаясь в серую муть лондонского рассвета.

Однажды в полдень к ним требовательно постучали в дверь. Кейт в тот день куксилась от никак не заканчивающегося ленивого гриппа. Дамы тревожно переглянулись, и Кейт истерично вскрикнула:

– Они пришли за тобой, Джу!

– Наконец‑ то, – ответила, тяжело вздохнув, Джулия, – в таком деле хуже тюрьмы может быть только ожидание ее, дорогая. Прости меня!

– Нет! – расплакалась несчастная Кейт, утирая покрасневший от насморка нос и воспаленные от горя глаза. – Это ты прости меня, милая!

– Иди, Кейт, и открой им. Уж коли они явились, нипочем не уйдут без нашей крови. Будь они прокляты, алчные ублюдки!

Кейт уныло побрела к входной двери, а для этого ей надо было спуститься со второго этажа их уютного старого дома по узкой извилистой лесенке. Она замерла перед дверью, искоса взглянула на себя в зеркало, еще раз всхлипнула, потом гордо вскинула голову и решительно щелкнула замком. Дверь, однако, распахнулась от толчка извне, отбросив Кейт на полшага назад.

На пороге стояла высокая светловолосая женщина лет пятидесяти с широким славянским лицом, светло‑ серыми глазами и с кожей лица такой ослепительной белизны, точно она присыпала его мукой. Перед ступенями порога, за ее спиной, стоял клетчатый, под шотландские национальные цвета, гигантский раздутый чемодан на четырех черных колесиках и с высокой выдвижной ручкой. На ручке легкомысленно болтался крошечный плюшевый Тедди[14], который должен был, видимо, смягчить тяжелое впечатление, которое производили чемодан и его владелица. Ведь этот Тедди в свое время даже умудрился смягчить американцев, искренне впечатленных тем, что творил с ними президент‑ охотник и нобелевский лауреат Теодор Рузвельт.

– Разве Джулия не здесь живет? – бесцеремонно спросила белолицая дама, возмущенно вскинув ко лбу тонкие, выщипанные темные брови. От контрастной разницы цвета кожи и бровей казалось, будто она цирковой клоун.

– Здесь, – растерялась Кейт.

Она так обрадовалась, что к ним в дом заглянула незнакомая забавная клоунесса, а не злой хилый старик – налоговый инспектор, или (еще хуже! ) посыльный из суда с повесткой, что радостно заулыбалась.

– Джу наверху. А вы кто, леди?

– Я не леди. Я – из Финляндии. Разве вы не слышите по моему акценту, милочка?

Только теперь Кейт заметила, что клоунесса нелепо растягивает согласные и фальшиво распевает гласные, как это делают, должно быть, настоящие финны.

– О да! Простите. У вас милый выговор.

– Глупости! У меня противный выговор. У вас так даже деревенщина не говорит. А я ведь столичный житель. Я из Хельсинки. – Она вскинула голову с такой же высокомерной гордостью, как это только что, перед тем как отпереть дверь, сделала сама Кейт.

Кейт отступила и приветливым движением руки пригласила гостью войти. Та чуть покосилась себе за спину, вновь вскинув тонкие стрелки выщипанных бровей, повелительно указывая на свой гигантский чемодан с торчащей кверху ручкой с хитрюгой Тедди.

– Ну, что замерли? – воскликнула она. – Берите же чемодан!

Кейт, совершенно растерявшись, бросилась вниз по лестницам и, пыхтя, ухватилась за пластиковую ручку чемодана. Но тот от собственной тяжести качнулся в сторону и мягко завалился набок. Тедди недовольно вздрогнул.

– Да что же это, милочка! – воскликнула дама. – Вы безрукая?

– Она не безрукая, Ритва Рийтта, просто твой саквояжик весит раза в два больше ее самой, – послышалось из мрака прихожей.

На свет выплыла Джулия.

– О! Джулия! Сестричка! – обрадованно воскликнула финка и широко раскрыла объятия.

Но Джулия на редкость ловко для ее тучности увернулась и с явной неприязнью посмотрела на вдруг осекшуюся даму.

– Прости, Джулия, дорогая моя! – неожиданно всхлипнула та, готовая разрыдаться. – Это все он, все этот проклятый Аймо, жирный боров! Он обокрал меня, оклеветал!

– Он оклеветал? – зло рассмеялась Джулия. – А я думала, это ты нас оклеветала! Разве не от тебя пришло письмо с такими незаслуженными упреками, что я долго не могла понять, не ошиблась ли ты адресом, отправляя нам свою бесцеремонную писульку. Мой муж… мой бывший муж… даже предположил, что ты двинулась умом.

– О нет, дорогая! – уже почти рыдала Ритва Рийтта. – Если я и двинулась умом, как справедливо предположил твой муж… то есть твой бывший муж, то лишь потому, что не могла пережить подлости моего бывшего мужа, этого чертового Аймо, чтоб ему гнить в преисподней, проклятому! Все деньги унес, мерзавец! До последнего цента!

Она вдруг осеклась и тут же, неведомым образом в секунду подсушив свои серые глаза, с почти неприличным, даже каким‑ то алчным, любопытством спросила:

– Так ты развелась? То‑ то я позвонила ему, а он ледяным голосом сообщил этот твой адрес. Боже! Как я сама не догадалась! Это ведь родовое гнездышко дядюшки Генри! Несчастный инвалид! До нас дошли печальные слухи, что он наконец отдал концы… Как жаль! Хоть мистер Кроу и был несносным старым бобылем, но все же, как ни крути, человек ведь… В некотором смысле… – Она оглянулась на растерянную Кейт. – А эта худышка твоя новая прислуга? Зачем ты ее держишь, дорогая! Она же не крепче муравья.

Джулия вспыхнула той яркой краской гнева, какой умеют пылать одни лишь пышки.

– Замолчи! Это не прислуга, а мой… друг… самый близкий, самый родной мне человек. Удивляюсь, что ты ее не помнишь! Это ведь Кейт, моя кузина. Ты должна была ее видеть лет восемнадцать назад у нас в Hampstead. Правда, тогда Кейт была еще слишком молода… Она моя дальняя родственница по линии покойной матери.

– Ах да, – хлопнула себя по лбу финка. – Кейт! Мышка Кейт. Она встречалась тогда с высоченным парнем, он что‑ то там делал в вашем Кембридже.

– Не что‑ то, – вдруг обиделась за бывшего мужа Кейт, – а был штатным инспектором по пожарной безопасности.

– Ох, прости, мышечка, – уже с симпатией посмотрела на Кейт финка. – А ты меня разве не помнишь? Тогда меня все называли просто Ритой. Еще ни один иностранец не запомнил моего полного имени. Как будто это не финское имя, а китайский иероглиф. А ведь так просто… Ритва, по‑ нашему, значит березка. Вот такая я!

Они долго еще препирались на пороге, но потом все же ввалились в дом, вместе с трудом подняв тяжеленный чемодан.

С того появления финки и начался их долгий путь к нам.

На первых порах, правда, показалось, что она – их спасение. О! Если бы они тогда знали, что территория, на которой сейчас безвыездно живут, когда‑ то частично принадлежала ей и ее появление – дурное предзнаменование их будущей судьбы!

Парк‑ отель «Х» впервые заглянул к ним в тот полдень под видом шумной и бесцеремонной Ритвы Рийтты. Только ведь и она этого еще сама не знала, да и знать не могла.

Финка выслушала историю подруг, с каждой из которых состояла в каком‑ то очень дальнем родстве, и наконец лучезарно улыбнулась.

– Леди! – заявила она авторитетно. – Вы не с того начали.

– А с чего нужно было? – спросили дамы в один голос и совершенно одинаково округлили глаза.

Ритва Рийтта победно усмехнулась:

– Вы повесили на себя старую никчемную табачную лавку, поддались этим жуликам‑ датчанам. Впрочем, они кого угодно надуют, таковы они все. Похуже шведов и норвежцев. Уж вы мне поверьте. А хуже этих могут быть только латыши и, уж конечно, эстонцы. Если бы вы знали, сколько раз все эти мошенники пытались надуть меня! Меня!!! – Она многозначительно подняла кверху палец. – С ними нельзя иметь дело.

– А с кем можно? – наивно поинтересовалась Кейт.

В это время они пили чай с тостами. Чашечка даже опасно качнулась в руках финки.

– Со мной! Верить можно только мне! Никому больше!!!

Дамы недоверчиво переглянулись, но Ритва Рийтта на этот раз не дрогнула ни одним мускулом своего белого мучного лица.

– Да! Да, леди! Мне.

Ярмарка тщеславия, столь знакомое англичанам с незапамятных времен развлечение и воспетое еще Теккереем, шумно ворвалась в скромный дом двух уже почти отчаявшихся дам.

Ритва Рийтта пустилась в пространный рассказ о своих победах и поражениях (исключительно, конечно, по вине мошенников и дураков со всей Европы и из Северной Америки), и леди узнали о ней много любопытного.

Оказалось, все эти годы финка занималась скупкой и перепродажей недвижимости: сначала в Финляндии, потом в странах Балтии, затем в Южной и Восточной Европе, далее в штате Техас, в Таиланде и еще бог знает где. Она владела несколькими десятками мелких и крупных квартир в разных странах мира, кусками земли и сельскохозяйственных угодий, лесов, гор и даже обширной степной территорией в Крыму, в пяти километрах от восточного украинского побережья Черного моря. Что‑ то еще было у нее на узкой береговой полоске Монтенегро и Хорватии.

Поражало, как она удерживала в голове все это богатство.

Я припоминаю, у нас в Сан‑ Паулу был старик, который когда‑ то скупил в Бразилии, Чили и Перу десятка два земельных наделов. Потом его поразила болезнь Альцгеймера, и он не то что не помнил, где и что ему принадлежало, но однажды забыл, как его самого зовут. Все его земли оставались невостребованными и чаще всего неогороженными, хотя и оформленными на его имя. Многие из них уже давно были похищены и застроены различными наглецами, а кое‑ где местные крестьяне ежегодно, а где‑ то и дважды в год собирали на них урожай в свою пользу.

О том, что владельцем земель был этот странный старик, родственники (двое молодых парней, с одним из которых я когда‑ то делил одну разбитную девку) узнали только после его смерти. Они нашли в ящике древнего секретера документы на владения. Знали бы вы, что им пришлось пережить, чтобы вернуть хотя бы часть этих земель под свой контроль! Сколько денег потратили на адвокатов и на взятки полиции и чиновникам, сколько пота и даже крови пролили, сколько бумаг исписали… Кое‑ что они были вынуждены уступить или продать за бесценок: например, два куска земли в Перу и один в Чили. А кое‑ что все же отвоевали. Правда, один из парней потерял за это время ухо (отрезали крестьяне в поселке недалеко от Рио), а второй разошелся с женой и в дым разругался со своими же родителями.

Вот что значит плохая память и непредусмотрительность алчных людей, когда они ни с того ни с сего начинают скупать земли, дома и апартаменты. У нашего старика, правда, были только земли, а у финки в списке владений – еще и жилые постройки.

Вот тогда и выяснилось, что кусок земли, на котором сейчас живут Джулия и Кейт, а именно где теперь стоит парк‑ отель «Х», когда‑ то тоже принадлежал финке. Она купила его у одного болгарского жучилы‑ посредника буквально за бесценок. Ее кусок земли числился под видом сельскохозяйственных угодий и в годы кризиса совершенно потерял в цене. В стране вообще уже лет семь никто почти ничего не возделывал, а крестьяне разбежались по городам и теперь торговали на смрадных рынках всякой малосъедобной дрянью.

Я бы рассказал о том, как она за взятку местному мэру (за старый ржавый «Кадиллак», присланный ей всего за тысячу долларов ее приятелем‑ мошенником, тоже, между прочим, финном, из Техаса) перерегистрировала эту землю и получила разрешение на застройку на ней, однако, боюсь, придется припомнить всю историю с появлением парк‑ отеля «Х». Я это еще сделаю, но позже.

И все же не могу не сказать: этот кусок земли у Ритвы Рийтты буквально вырвали из глотки чуть ли не вместе с гландами. Ей, правда, заплатили, но не столько, сколько она рассчитывала. Хорошо еще хоть ноги тогда унесла.

Она предусмотрительно не стала распространяться об этом дамам. А напрасно! Может быть, они бы предпочли, под впечатлением лишь одного этого рассказа, реанимировать свою скромную табачную торговлю, а не пуститься во все тяжкие со скупкой и перепродажей земельных угодий в предкризисной Европе.

Так или иначе, дело закрутилось, завертелось и стало стремиться к жаркому своему зениту.

Финка на пальцах объяснила дамам, что скупка и перепродажа недвижимости – золотое дно, Клондайк, беспроигрышная лотерея исключительно в пользу смелых и решительных. Нужна лишь самая малость – заклад их лондонского имущества в банке, получение на основе этого финансового кредита, а дальше – смелость, решительность и расторопность.

Оказалось, ей самой уже нечего закладывать, так как все, что у нее было, полгода как арестовано за долги трем финским и одному немецкому банку, а то, что она сумела спрятать от общественности, украл ее жирный Аймо. Он тоже посчитал, что Ритва ему должна, потому что заложила их квартиру и виллу в Лахти в одном эстонском банке за очередной кредит, с помощью которого пыталась вывернуться из неприятностей по другому кредиту, уже в болгарском банке. Однако вывернуться не удалось, и семейные владения ушли с молотка.

– Но это была досадная случайность. – Она легкомысленно помахала крупной, как у крестьянки, белой ладошкой. – Все из‑ за этого осла Аймо.

Она в очередной раз посетовала на то, что он еще не горит в аду.

Джулия испугалась, что неожиданное появление дальней финской родственницы в их лондонском доме как раз и связано с необходимостью отхватить еще один мошеннический кредит и она уже почти втянула их в свои проблемы.

Но Ритва Рийтта всерьез обиделась. Даже вскочила со стула и опрокинула на дядюшкин персидский ковер чашку с остывшим чаем. Стала верещать, что пришла сюда не как неудачница и нищая, а как белый ангел, единственно способный выручить из долговой тюрьмы Джулию и ее никчемную мышь Кейт.

– Тебя посадят! – кричала она. – И это ты… ты… мне говоришь! Да как ты смеешь! Лично мне никто не угрожает, потому что во всех европейских банках знают, что я деловой человек и надежный партнер. За мной ведь не гоняются судебные приставы! Ну, как хочешь. Делай как знаешь.

Кейт с отчаянием схватила Джулию за полную руку и умоляюще заглянула ей в глаза. Она сейчас была готова на что угодно, лишь бы спасти подругу, а заодно и себя. Джулия тяжело вздохнула и мрачно ответила:

– Не ори, Рита! Сядь, черт бы тебя побрал! Ты уже испортила дядюшкин ковер. Хорошенькое начало нашего сотрудничества, нечего сказать! Ладно, я согласна. Но! Никакого самоуправства, никаких тайн от нас! Все должно быть точно рассчитано. Мне нужен подробный и ясный бизнес‑ план. Все переговоры с банками и с клиентами буду вести только я. Ты – лишь наш консультант… и партнер. Младший партнер. Вот так!

Последнее она сказала столь решительно, что и Ритва Рийтта, и Кейт ошеломленно переглянулись. Такой они ее еще не видели.

Ритва Рийтта сначала попыталась отбить себе кусочек влияния в новом предприятии, но Джулия посмотрела на нее так, что финка прикусила язык. Джулия отдавала себе отчет, что Ритва Рийтта авантюристка и даже, наверное, аферистка, но она, во‑ первых, не знала еще всех рифов в предлагаемом финкой деловом фарватере, а во‑ вторых, у нее не было выбора: или долговая яма в Лондоне, или свободное плавание по мировому океану кредитных страстей и дорогой недвижимости.

И плавание началось!

Два банка на удивление быстро выдали новому предприятию под названием «Три леди» гигантский кредит, который никак не окупался домом и лавкой в Лондоне. Думаю, этому поспособствовала Ритва Рийтта, у которой имелся близкий приятель в Техасе, пройдоха и расчетливый негодяй, по происхождению финн. Как будто они когда‑ то с Ритвой Рийттой вместе учились в выпускном классе в Хельсинки, и даже одно время он за ней, в молодости весьма миловидной девицей, ухаживал. У этого техасца были связи во многих банках мира. Он своим длинным носом чувствовал, где можно поживиться. Официально же за ним числился лишь салон подержанных автомобилей в Далласе. Одно время они с Ритвой Рийттой неплохо заработали на поставке американской авторухляди в Россию и Восточную Европу. Это и стало ее стартовым капиталом в первых авантюрах с недвижимостью и землей.

До этого Ритва была посредником в одной тихонькой фирмочке со штаб‑ квартирой в русском Петрозаводске по продаже деревообрабатывающих станков, биотуалетов и гробов.

В первой половине девяностых годов вдруг обнаружилось, что в России в огромном дефиците дешевые гробы. Что‑ то у них там происходило, и населению почему‑ то срочно понадобились гробы. Ритва Рийтта со своим кабаноподобным муженьком Аймо срочно скупали в окрестностях Петрозаводска самую дешевую разносортицу древесины, годившуюся лишь на растопку барбекю, протаскивали этот мусор через границу за мелкие взятки таможенникам с обеих сторон. А потом шестеро вечно пьяных рабочих, выходцев из так называемой русской Финляндии (этнические финны, вынужденно оставшиеся в СССР после Второй мировой войны в соответствии с какими‑ то земельными репарациями), сколачивали сотни гробов.

Дальше по цене на несколько порядков выше изначальной стоимости щепок, из которых и сооружались гробы, их продавали в России как качественный товар. Разумеется, через границу перевозили вновь за взятки, но уже куда крупнее!

Один из покупателей, директор небольшого московского кладбища, охваченного деловым бумом, как‑ то на глазах у Ритвы Рийтты и Аймо с возмущением проломил кулаком гнилую крышку одного из поставленных ими гробов.

Аймо, в стародавние времена работавший в Вологде бригадиром финской иностранной бригады наладчиков оборудования, неплохо знал не только решительную манеру русских плутов давить на партнера, но и помнил многие слова и словосочетания из русского устного словаря, которые сразу определяли местоположение каждого одушевленного и неодушевленного предмета во вселенной.

– Твою мать, так‑ растак, туда‑ сюда, сзади‑ спереди! – яростно заорал он, округлив глаза и скалясь во всю свою зубастую пасть. – Ваши долбаные покойники с какой стороны будут лупить по крышкам гробов, изнутри или сверху, как ты, чертова кладбищенская задница?!

Директор оторопело развел руками.

– Да у нас тут два покойника вывалились из гробов сквозь дно, когда их несли к ямам! Это из вашей прошлой партии товара.

– А еще говорят, в России голод! Перекормили народ… Из гробов уже вываливаются! – грубо прервал его Аймо, криво усмехнулся и вдруг потряс своим громадным кулаком в воздухе. – Если не хочешь этот первоклассный товар, мы с радостью отдадим его твоим конкурентам. Пусть они хоронят своих покойников на радость им, их близким и вашему мудрому правительству. Понял меня, умник?

Умник, разумеется, все понял, потому что они, сбросив самую малость за рассыпающиеся гробы, наконец ударили по рукам.

На этих дефицитных поставках Ритва Рийтта и Аймо заработали кругленькую сумму. Они с волнением просматривали газеты, не утихнет ли кавказская и уголовная бойня в России, не шагнет ли вперед, в мировую цивилизацию, ее бесплатная медицина. Их это беспокоило, потому что, если утихнет и шагнет, спрос на их гнилой товар резко упадет. То есть съежится спрос.

Но он еще очень долго не съеживался. Да и позже уже отмечался то резкими всплесками, то непродолжительными спадами. Однако серьезный бизнес не может постоянно зависеть от таких неустойчивых экономических элементов, как междоусобные войны, криминальные разборки, различные убийственные инициативы правительства, темпераментное законотворчество парламента, дичайший рост цен на все лекарства разом, обрушение той самой бесплатной медицины и прочее. Поэтому предприимчивая финская семейная пара, сняв верхушку со своего на редкость эффективного проекта, решила обратиться к той же физиологии, но уже для пока еще живых клиентов в России. Они начали торговлю биотуалетами.

Вот тут они погорели уже всерьез!

Как‑ то в самом начале этой серии деловых проектов они без всякой предварительной оплаты поставили в одно русское государственное ведомство, занятое установкой туалетов в общественных местах, огромную партию этих биогоршков. Изделия в Россию пришли в двадцати грузовых вагонах, но тут вместе с этим «туалетным» ведомством рухнуло все правительство. То есть сначала рухнуло правительство, а потом оно уже увлекло с собой самые разные ведомства, включая и это.

Очередной молодой премьер‑ министр, человек скорый на решения, одним из первых своих постановлений закрыл старое «туалетное» ведомство как нерентабельное и неперспективное, а до нового у него руки так и не дошли. Пришел следующий премьер, заметно старше первого, который об этом вообще ничего даже слышать не желал. Единственное, что он делал с утра до ночи, так это боролся с коррупцией и казнокрадством. То есть запрещал все подряд, без разбора.

Биотуалеты простояли около года в тех двадцати вагонах в самом дальнем тупике одной из железнодорожных станций столицы России, а потом кто‑ то очень ушлый из ближайшего окружения последнего премьера распродал их по всей стране, называя, правда, эту акцию «гуманитарной помощью». Еды, дескать, мало, а та, что есть, – слишком дорогая, так хотя бы отхожие места как‑ то компенсируют насущную продуктовую проблему. Как это возможно, то есть где тут логика, никто понять не мог, но почему‑ то «гуманитарные» туалеты были не подарены, а проданы по бешеной цене энергодобывающим компаниям и администрациям крупных городов. А Ритве Рийтте и ее мужу Аймо срочно, без объяснения причин, закрыли въездные визы. Деньги окончательно пропали. Не прошло и года.

Вот тогда Ритва Рийтта и обратилась за помощью к своему старому вздыхателю в Даллас. Первое время от него поступали лишь ржавые перекрашенные автомобили для продажи в Восточной Европе. Потом стали приходить модели поновее и поприличнее. А уже позже этот бизнес был заменен на скупку земель и недвижимости в том же дальнем углу Европы.

Громадный парень Аймо не то приревновал жену к техасскому финну, к этому усатенькому хлюсту, не то, пересчитав свои убытки, вдруг предъявил своим партнерам серьезные претензии. Между супругами начались ссоры. Дело доходило даже до драк. Однако Аймо одолел. Он просто украл все, что можно было украсть, и скрылся.

Всего этого англичанки не знали. Хотя обе чувствовали: финка что‑ то скрывает. Потому‑ то Джулия и запретила ей влезать на первых порах в дела новой перспективной компании «Три леди».

Джулия всерьез занялась изучением рынка недвижимости, динамикой цен, условиями, гарантиями и прочей чепухой. Я говорю «чепухой», потому что в действительности никто не знает, что, где и за сколько будет продаваться, кто и почему даст под это кредит и когда все рухнет к чертовой матери. Не знает, так как это зависит вовсе не от качества продукта, а от десятка других факторов, которые чаще всего работают на разных плутов, порой вообще очень далеких от материального продукта, потому что это – законченные прохиндеи, зарабатывающие на несчастьях совершенно посторонних для них людей, а главное, безразличные и холодные, как покойники.

Я не стану расписывать, что это за мерзавцы такие, но уж поверьте: большинство кризисов и разрушительных рецессий зарождаются не на земле, по которой мы все ходим, а в дорогих кабинетах, расположенных на высотных этажах всего нескольких известных всему миру небоскребов. Я бы сказал, пусть это останется на совести мошенников, но не скажу, потому что такой субстанции у них нет от рождения, иначе бы они не были теми, кем являются. Почему же тогда совесть должна быть у меня?

Как‑ то мой приятель в Рио влез в роскошную квартиру одного такого засранца, безжалостно разорившего за год до этого его семью, связал двух слуг и вывез оттуда все ценное, что нашел. А в квартире, в постели, лежал паралитик – отец хозяина, того самого засранца, тоже, говорят, редкий ублюдок. Сынок в него.

Так вот, мой приятель поднял старика паралитика на руки и аккуратно переложил на старый загаженный матрац, прямо на пол. Он нашел матрац в кладовке. Хозяин квартиры, оказывается, бережливая была сволочь. Кровать же, очень дорогую, с бронзовыми обнаженными фигурками баб на углах, вынес с помощью трех своих помощников.

Его потом спросили:

– Где была твоя совесть? Разве можно так обращаться с больным и беззащитным стариком?

А он спокойно ответил:

– А где была совесть его сына, когда он разорял моих стариков и жену с двумя детьми? Почему у меня она должна быть, а у него нет?

Думаю, он определенно в чем‑ то прав.

Дело у дам пошло угрожающе быстро. Ими скупались земли, апартаменты, виллы, а потом и дворцы в восточноевропейских странах, совсем недавно связавших свою судьбу с государствами – титанами Единой Европы. Их валюты обесценивались, продукция уже не могла конкурировать на общем рынке, рухнули промышленность, сельское хозяйство, наука, образование, медицина. Обнажились жирные задницы у армии и полиции. Однако в алчных руках больших и малых пройдох в этих странах оказались недвижимость и земля с лесами, озерами и даже с горами. Их хваленый коммунизм дал трещину не столько в экономике, сколько в их долбаных мозгах. Они у всех на глазах в одночасье растеряли то, чему так болезненно долгие десятилетия завидовал весь остальной мир. Каждый торопился поскорее набить деньжищами свои счета в банках, а банки, нередко становясь деятельными посредниками между скупщиками земель и покупателями, раскручивали этот убийственный маховик.

Чтобы дело не стояло на месте, дамы постепенно перепродавали кое‑ что из купленного, возвращали часть кредитов, брали новые и вновь покупали, продавали, закладывали, консервировали и так далее. Они давно выкупили свой первый заклад – домик в Лондоне, и теперь лишь наслаждались жизнью в европейских странах, где у них появились десятки дорогостоящих объектов. Постепенно они стали вкладывать деньги в строительный бизнес. И тут столкнулись с совершенно незнакомым им миром, контролируемым мафиозными группировками, испокон веков отмывавшими свои сомнительные бабки именно в этом бизнесе. Сначала случались ссоры, сыпались угрозы, но постепенно Джулия научилась ладить и с этими людьми, а те, почувствовав, что английские и финская леди весьма перспективны, даже стали доверять им некоторые свои секреты.

Интерес к предприятию «Три леди» проявила и полиция. Но Джулия наняла солидную юридическую фирму, которая начала обслуживать интересы новой компании, и, надо сказать, успешно.

За восемь лет трудов на счетах леди в общей сложности собралось несколько десятков миллионов евро, а их материальный багаж оценивался уже почти в полный миллиард. Джулия и Кейт почти не замечали, как идут по головам несчастных людей, вынужденных отдавать им последнее, лишь бы продлить свою финансовую агонию на пару лет.

Они наконец поняли, что деловая жизнь больше похожа на бескомпромиссную войну, чем на привычный им сентиментальный мир. Постепенно с этой мыслью свыклись, а вскоре вообще забыли свои прежние принципы. Дамы почти согласились с тем, что мир похож на ванночку, наполненную разбавленной всякими нечистотами кровью, и при определенной привычке в этом омерзительном коктейле вполне можно омываться и даже очень неплохо себя при этом чувствовать.

Во всяком случае, мысли о нравственности бизнеса, которым они были заняты, и вообще о принципах порядочности их больше не беспокоили.

Крах предприятия случился по вине Ритвы Рийтты. Она однажды пригласила к своим деловым подругам в Париж своего техасского дружка. За ними там числились три роскошных апартамента и обширный офис продаж с десятком работников – молодых, циничных и до неприличия расторопных жуликов. Высокий худощавый мужчина лет пятидесяти, со смешными рыжеватыми усиками, похожими на истрепанную зубную щетку, и с холодными светлыми глазами, выложил перед дамами папку с новым бизнес‑ планом.

Это был гигантский инвестиционный проект, в основе которого лежало ипотечное кредитование недвижимости в США и в некоторых развитых странах Европейского союза. Фактически дамам предлагалось войти в пиратский сговор с двумя крупнейшими американскими банками по обороту ипотечных кредитов. План был рассчитан, по крайней мере, на ближайшие пятнадцать лет.

Джулия долго копалась в документах, в интернетовских сайтах, вела осторожные переговоры с возможными партнерами, экспертами и в конце концов решилась на эту глобальную авантюру. Ей почему‑ то и в голову не пришло, что тяжелые кризисные тучи, давно уже ползущие по деловому небосклону, когда‑ нибудь размоют весь ее финансовый и материальный багаж. С другой стороны, спекуляции недвижимостью перестали приносить привычные прибыли, и теперь ей казалось, что ипотека позволит их компании пересидеть тяжелый период и когда‑ нибудь вернуть все средства сторицей.

Люди, когда‑ то проломившие собственным телом барьер между нищетой и богатством, больше всего страшатся обратного движения назад. Так сказать, реверса!

Наверное, так же, как чудом излечившийся раковый больной холодеет от мысли, что все когда‑ нибудь непременно вернется и в конце концов болезнь убьет его. Она лишь затихла в подлой засаде. Но все равно его тело принадлежит ей! Он постоянно прислушивается в тревожном рассветном холоде к своему организму, с волнением осматривает себя в зеркало, свою кожу, волосы, ногти, вглядывается в цвет белков глаз, в пупырчатую белизну языка. Все потому, что он знает – так повезти может лишь раз в жизни.

Нищета обычно забывается, сохраняя лишь тайные зарубки в памяти человека. Но именно они, эти неприметные горькие следы, будят страх перед тем, что все еще вернется. Страх этот непотопляем даже в безбрежном океане нового, когда‑ то совершенно неожиданного счастья. Он качается на его волнах как грубо сколоченный плот, то поднимаясь на волнах, то исчезая в глубоких пропастях между валами. Вроде бы забыл о нем, а он уже вновь на горизонте – мрачно чернеет ночным кошмаром. Не дает упустить себя из виду.

Джулия и Кейт хоть и не забыли своего скромного прошлого и особенно нешуточных угроз долговой тюрьмы, все же решили, что уже всему научились и этот новый опыт всегда вынесет их на большую воду при всех, даже самых неблагоприятных погодах. Самоуверенность нуворишей куда более опасный их враг, нежели чрезмерная осторожность и, в этом смысле, скромность. Тут бы на секунду задуматься, кинуть памятливый взгляд назад, чтобы вновь увидеть нетающие призраки уже забытой тобой нищеты! Но нет! Нувориш, самодовольно усмехаясь, пялится только вперед и даже не догадывается, что мир имеет свойство переворачиваться. То, что кажется будущим, на самом деле всего лишь стремительная дорога назад.

Техасец быстро заработал свои комиссионные, ведь именно это было им оговорено в секретном договоре с двумя крупными американскими банками. Другой договор он заключил с Ритвой Рийттой. Для того финка тогда впервые и появилась перед своими дальними родственницами в лондонском районе. Комбинация обещала быть очень эффективной исключительно для нее и для техасца. Нужно было только запастись терпением.

Почти все деньги компании оказались на счетах двух банков, которые очень скоро объявили о приостановке финансовой деятельности, а один из них даже поставил перед правительством США вопрос о своем частичном банкротстве.

Кризис рухнул на голову человечеству, как прогнивший потолок. Джулии и Кейт теперь угрожала не просто долговая тюрьма, а тотальный крах всей их жизни.

Ритва Рийтта и ее друг исчезли в одночасье. Вместо них вновь появились решительные кредиторы из трансатлантических мафиозных структур.

А дальше все развивалось с ужасающей быстротой.

Джулия и Кейт купили через посредника скромную виллу в немецком городке Констанц на берегу Боденского озера и небольшую американскую яхту со слабеньким двигателем. Они хотели пересидеть тяжелые времена в отдалении от людей и объявиться, лишь когда поправятся дела.

Но их нашли.

Однажды они прогуливались на яхточке по озеру, и, когда проходили мимо швейцарского берега с чистой, уютной пристанью, их неожиданно догнала мощная моторная лодка, и борт яхты взяли на абордаж трое мужчин с ярко выраженной южноевропейской наружностью. Один из них выстрелил из револьвера в голову единственному матросу‑ рулевому, симпатичному молодому хорвату. Матрос выпал за борт, успев лишь от ужаса вытаращить свои карие глаза и широко разинуть белозубый рот. Двое других пиратов схватили Кейт и тут же перебросили ее на свою лодку. Еще через несколько секунд ошеломленная Джулия увидела лишь бешеную пену за лодочным винтом и задранный к небу острый лодочный нос. Мгновение, и похитители исчезли.

Джулия не умела управлять яхтой ни с мотором, ни без него, поэтому она битый час просидела зареванная на корме и отчаянно размахивала руками, призывая кого‑ нибудь с очень недалекого швейцарского берега. Наконец оттуда отделился катер, и двое полицейских осторожно приблизились к яхте.

В швейцарской полиции Джулия взяла себя в руки и заявила лишь о том, что на нее напали какие‑ то люди, убили матроса и забрали деньги и кольца с сережками. О Кейт не сказала ни слова, понимая, что организатор нападения непременно будет ее разыскивать и выставлять свои условия. Она даже сказала, что не успела разглядеть нападавших и хотя бы приблизительно определить их число. Ей не поверили в полиции, но поделать с этим ничего не могли. Других свидетелей не было.

Джулия понимала, почему выкрали Кейт, а не ее. Во‑ первых, только она могла свободно распоряжаться их банковским счетом (Кейт в свое время от этого отказалась, а Ритве Рийтте Джулия не доверяла с самого начала), а во‑ вторых, затащить на лодку можно было только компактную Кейт, а не тучную и тяжелую Джулию.

Пока водолазы искали тело несчастного хорвата, Джулия вернулась на виллу в Констанце и стала ждать звонка от похитителей. Они позвонили на ее мобильный в середине ночи. Тот, что звонил, говорил с ужасающим итальянским акцентом.

– Ты, стерва, – сказал он, горячась, – отдашь нам деньги и перечислишь на фирму, которую мы тебе укажем, все свои активы. Если ты этого не сделаешь, мерзкая толстуха, никогда не увидишь свою костлявую уродину Кейт. Тебе ясно?

Джулия неожиданно почувствовала воодушевление. Она всегда воодушевлялась, когда ее называли стервой или толстухой. А уж если тем и другим, то держись.

У моей мамы была подруга – такая же толстуха, как Джулия, даже, по‑ моему, побольше. Бразильянки бывают очаровательными, худенькими и соблазнительными, а бывают таких объемов, что могут конкурировать даже с американками. Мамина подруга, пожалуй, могла дать фору кому угодно.

Однажды ее машину протаранил крутой парень из шайки рыжего Родриго по кличке Рыцарь. Он вылез из своего «Ягуара» и стал размахивать пистолетом перед носом маминой подруги. Она чуть не наделала в юбку со страху. Потребуй он от нее в тот момент луну с ночного неба, она бы точно согласилась. Но этот болван, вместо того чтобы заставить ее платить за то, что сам и натворил со своей машиной, назвал ее «толстой задницей» и «проклятым бочонком с дерьмом». Лучше бы он этого не говорил. Мамина подруга вдруг воодушевилась, выхватила пистолет из рук парня за ствол и двинула тяжеленной рукояткой по глупой его башке. У того раскололся череп. Он потом стал таким идиотом, что не мог пригодиться даже в шайке рыжего Родриго. А уж там такие орангутанги обитали, что подобных тупых зверей ни в сельве, ни в джунглях не сыщешь.

Вот что значит оскорбить слабую женщину!

Мой отец когда‑ то завещал мне одну из своих мудростей. Больше вообще‑ то ему завещать было нечего. «Здоровый мужик, – сказал он, – должен уметь вовремя делать всего лишь две важные вещи: поссать и подумать. Это только в глубокой старости забывают». Что касается меня, то с первым пока вроде бы все в порядке, а вот со вторым определенно имеются проблемы.

И у этого идиота Родриго‑ Рыцаря, кажется, было то же самое.

Джулия, тоже воодушевившись оскорблениями в свой адрес, вдруг прервала бандита и произнесла ледяным тоном:

– Эй ты, идиот! Заткнись! И слушай. Ты за всю свою жалкую жизнь не заработал и десятитысячной доли того, что есть у меня, ублюдок. Я на один завтрак трачу больше, чем ты на все свои обеды в месяц, пердун бобовый! Если грохните Кейт, я буду горевать недельки две, а потом решу, что так захотел господь. И все! Но сейчас мне ее жаль. Однако говорить, глупая скотина, я буду не с тобой, с итальянской недоучкой, а с твоим хозяином. Передай, что я пока ничего не рассказала полицейским, не сообщила ваших примет и даже не сказала, как выглядела ваша дурацкая лодка. Но я могу передумать. Поэтому пусть он поторопится и объявится.

Она первая положила трубку и, страшно волнуясь, принялась ждать.

Хозяин, а им оказался один из ее старых итальянских партнеров из Милана, некий Алессандро, позвонил часов в девять уже следующего утра. Договорились о встрече в Цюрихе, в его собственном ресторане итальянской кухни на набережной озера, в обед того же дня.

Пару лет назад Джулия и Кейт уже встречались с ним в этом заведении по поводу скупки недалеко от Женевы перспективного отрезка земли и нескольких старых вилл. Тогда они поделили затраты поровну, а ожидаемую прибыль от спекулятивной перепродажи этих объектов через несколько лет договорились делить в пользу Джулии, Кейт и Ритвы Рийтты со значительным коэффициентом. Бандиты отмывали свои грязные деньги и использовали чистые имена леди для легализации. За это всегда платят.

Мой бывший шеф, покойный, обычно отмывал бабки в модной телекомпании. Он оплачивал дорогостоящие проекты (что‑ то наподобие крутых шоу и всевозможной порнографической пошлости), с которых немало, в свою очередь, зарабатывали хозяева канала, а сам довольствовался лишь семьюдесятью процентами от вносимой наличной суммы. И считал это за благо! Он называл эту и многие другие телекомпании «TV‑ прачечной». Ну кто бы позволил перечислить на его официальный банковский счет прибыль от проституции и колумбийского кокаина! А тут – телевидение, культура какая‑ никакая, забава для болванов. Он же инвестировал наличность, а получал кругленький счет в банке, как порядочный.

Да у нас все телевидение на это припеваючи живет! И кино. И концертные залы. Туда сливают дерьмо, а высасывают конфетки. А люди уши развесили, смотрят, слушают, рукоплещут, идиоты. В это время их дети травятся наркотой и продаются в публичные дома. Бандиты свои проценты от отмывки бабок там и компенсируют. С лихвой!

Так же рассуждал и Алессандро – средних лет темноволосый миланский бандит с пустыми черными глазами и здоровенной лиловой бородавкой на левой щеке.

Джулия тут же заказала такси и уже через два с половиной часа была в Цюрихе. Она вышла на набережную, подошла к одному из мостов и увидела на обычном для этого времени дня месте двух незнакомых неряшливых клошаров, возлежавших на камнях. Тот, что моложе, лениво поигрывал старым замызганным мобильным аппаратом.

Между ней и клошарами произошел вот такой разговор.

– Эй, парень! – Джулия обратилась к похожему на кучу старого, поношенного тряпья. – Хочешь заработать триста евро?

Клошар лет пятидесяти, мелкий, жилистый, с пятидневной щетиной на впалых щеках, поднял на нее ленивые карие глаза. Они тут же вспыхнули неприязнью. Он пробежал наглым взглядом по тучной фигуре Джулии и ухмыльнулся:

– Маловато, мадам! Вы явно стоите дороже…

– Идиот! – спокойно парировала дама. – Сколько бы ни стоила я, твой хилый стручок никому не нужен и за десять центов.

– Почему хилый? – возмутился небритый мужчина.

Его обидел не столько ответ незнакомой дамы, сколько издевательский смешок приятеля, худого парня лет тридцати с небольшим. Клошар даже для верности тронул себя между ног грязной рукой с черными, как флаг корсаров, ногтями.

– Мне нужна твоя идентификационная карточка. А еще такая же карточка и мобильный телефон этого, смешливого. – Она надменно кивнула головой на высокого. – Ему я заплачу сто пятьдесят. Чего уставились! Я знаю, что у вас нет дома, но всегда есть чужие ворованные мобильники.

– Почему ему триста, а мне только сто пятьдесят? – искренне возмутился высокий.

– Потому что ты еще сможешь добыть себе свежий хлеб своим стручком, а этот разве что какой‑ нибудь заплесневелый сухарь, да и то… – Она брезгливо посмотрела на кучу старого шевелящегося тряпья.

Клошары переглянулись, стали суетливо шептаться.

– Набавьте еще двести евро, мадам, – начал было торговаться высокий и заговорщицки подмигнул товарищу.

– Еще минута, и вы не получите и половины этой суммы. Я пойду вон к тому мосту и куплю там то же самое куда дешевле, чем вы думаете. О том, что вы якобы потеряли документы, уже завтра можете заявить в полицию. Если вас что‑ то не устраивает, катитесь к дьяволу!

– Мы согласны! – поспешил закончить переговоры пожилой мужчина.

Джулия вошла в роскошный отель, боковые окна которого выходили на уютный домик в старом переулке. Там когда‑ то, очень‑ очень давно, задолго до ее рождения, держали под арестом одного известного русского авантюриста по прозвищу Ленин, прежде чем отправить его в запломбированном вагоне в Россию. Другие окна смотрели на зеркальные окна ресторана Алессандро, авантюриста помельче, чем Ленин, но тоже без стыда и совести. Фасад отеля выходил на небольшую площадь с фонтанчиком.

Насчет Ленина я знаю не столько от своей русской матери, сколько от одного древнего старика, бывшего террориста из одной безумной красной бригады в Барселоне. Этот старик лет семьдесят назад вместе с мексиканским художником Сикейросом много чего понатворил в Европе. Они кого‑ то взрывали, кого‑ то казнили, кого‑ то выкрадывали, и все с именем Ленина на устах. Старик рассказывал мне это, мечтательно щеря свою беззубую пасть.

– Эх, – шепелявил он, – Хосе был славным парнем! Если бы не он, я никогда бы не узнал, кто такой великий Ленин. Своего первенца я назвал Ильичом в его честь.

А моя мать, когда слышала имя «Ленин», только ворчала, что до него у ее семьи, у деда с бабкой, были свои хлебные лавки в Центральной России, а как того привезли из Цюриха, ничего не стало – ни лавок, ни денег, а в конце концов и самой жизни. Потому ее и занесло с обнищавшими родителями в Сибирь, в ссылку, где ее потом, много позже, обрюхатил мой чернокожий отец.

Джулия обратилась к услужливому белобрысому парню на стойке администратора:

– Послушайте, я секретарь консалтинговой компании Alessandro Shark& Brothers[15]. Могу ли я снять два номера для наших юристов? Вот их идентификационные карточки. Им предстоят переговоры в Цюрихе.

– Разумеется, мадам.

Она положила на прилавок две карточки клошаров, на электронных фотографиях которых те выглядели совсем не так, как теперь под мостом в ста пятидесяти метрах отсюда.

– Мадам пожелает с видом на озеро или площадь?

– Один номер с окнами на площадь. Господин постарше любит вечерами поглазеть на юных туристок в окно. На большее он уже не тянет.

Белобрысый понимающе и даже как будто сочувственно кивнул и улыбнулся краешками тонких губ.

– А вот этот, помоложе, – продолжила Джулия, не давая опомниться собеседнику, – в скромном номере, выходящем на узкую улочку. Он терпеть не может шума.

Джулия с Кейт дважды уже останавливались в этом отеле и занимали роскошные апартаменты с видом на площадь, а их прислуга, молодая молчаливая бельгийка, довольствовалась скромным номером с видом на переулок с домом, в котором когда‑ то держали русского скандалиста Ленина. У этой комнаты был собственный выход не в общий коридор, а на узкую лестницу, ведущую во внутренний двор отеля. Его, как правило, занимали слуги и водители состоятельных клиентов отеля. Оба номера (роскошный трехкомнатный и скромненький, с одной только спаленкой) были соединены неприметной дверью в прихожей.

Джулия получила ключи для своих «юристов» и тут же засела в номере с видом на площадь и итальянский ресторан.

Ближе к пяти пополудни туда подъехали огромный светлый «Мерседес» и черный джип размером с полицейский катер. Из первой машины вальяжно вышел мужчина с фиолетовой бородавкой на щеке и, осмотревшись, нырнул в ресторан. Из черного джипа вывалились четверо звероподобных мужчин. В трех из них Джулия сразу узнала тех, что напали на нее и на Кейт. Один из них последовал за шефом, остальные вызывающе агрессивно выстроились около входа. Они рыскали глазами по толпе туристов и зло щурились.

Я знаю подобного рода сволочей. Сам когда‑ то был одним из них. Это как боевые псы, вечно голодные и злобные, которые все время стремятся доказать хозяину свою верность и, главное, необходимость. А чтобы их «необходимость» была очевидной, они бесятся сами и бесят своей звериной агрессией окружающих людей. Среди тех, кого доводят до белого каления, всегда найдется какой‑ нибудь упрямец, решивший, что бешеная пена из пастей этих собак, их ненависть ко всему живому и животное тупоумие оскорбляют его лично. Та ничтожная часть общества, которую эти сторожевые псы охраняют от остального мира, и без того, одним своим существованием, оскорбительна для людей своей спесью, безответственностью, жадностью и безмерным эгоизмом. А главное, своей несменяемостью, гарантированной во многом ее грубой охраной.

Все это и нужно тем псам – любое, самое ничтожное, проявление недовольства окружающими они подают как опаснейший акт террора, вовремя ими прерванный. А хозяин, по их мнению, должен остаться довольным. Он как будто не напрасно кормит своих ненасытных чудовищ, в очередной раз «спасших» его шкуру.

Однако если опасность оказывается реальной, то есть нападение подготовлено и проведено профессионалами, подобные псы оказываются абсолютно бесполезными. Профессионалы такую мразь уничтожают совершенно безжалостно. Мразь это и сама хорошо знает, потому‑ то всегда готова слинять, поджав хвост.

Я именно так когда‑ то и поступил. Лучше иметь пустой желудок, чем подчинять себя самого своей пустой голове при полном желудке. Дольше протянешь!

Джулия, видимо, знала все это. Или, во всяком случае, догадывалась, что такие бешеные стаи опасны, лишь когда начинаешь играть по их дурацким бойцовым правилам. Поэтому она никогда и не заводила охрану – они опаснее для того, кого охраняют, чем для реального противника, потому что сами и провоцируют конфликты, порой на пустом месте. И совершенно бесполезны при настоящей угрозе!

Она когда‑ то много раз отсматривала известные кадры убийства JFK, то есть Джона Фитцджеральда Кеннеди. Ее более всего возмущало, что вроде бы блестяще подготовленные телохранители запрыгивали на открытый лимузин президента лишь спустя мгновения после того, как оборвалась несколькими меткими выстрелами его жизнь. Какого черта они не сделали это теми самыми мгновениями раньше, когда он еще лучезарно улыбался техасцам в их долбаном Далласе! Чего же стоила их собачья агрессивность, если она не сумела его спасти? А потом так же легко убили его убийцу – этого ублюдка Ли Харви Освальда! И брата JFK – Бобби Кеннеди грохнули. Что им тогда‑ то помешало защитить его?

Нет, не нуждалась Джулия в охране, даже после того, как три глупых пса похитили ее единственную подругу. Мысль о том, что будь у них с Кейт охрана, такого бы не случилось, ее не посещала ни разу. Она и свой план построила так, чтобы показать, насколько бессмысленна агрессия злобных, сытых ли, голодных ли, но в любом случае глупых псов.

Через несколько минут после появления Алессандро Джулия набрала со своего мобильного телефона его номер. Сразу, без паузы, сообщила, что готова вести переговоры в рамках, так сказать, «разумного», но настаивает, чтобы в апартаменты отеля, окна которого выходят на площадь и ресторан, немедленно доставили Кейт. Алессандро стал поначалу артачиться, но Джулия грубо оборвала его, заявив, что не любит, когда ее считают дурой, да еще называют толстухой.

– Я сейчас наплюю на тебя и твою шайку, Алессандро, и вы ничего не получите. Даже не знаю, как ты будешь оправдываться перед своими алчными боссами! А я уж постараюсь дозвониться до них и рассказать, как неосмотрительно ты себя ведешь. Думаю, ты не слишком надолго переживешь мою Кейт. А я как‑ нибудь смирюсь. Полагаю также, весь долг повесят на тебя и на твою дрянную семью. Ты это знаешь лучше меня. С тебя спустят штаны и славно поимеют в назидание другим ублюдкам из таких же шаек.

Алессандро подумал несколько секунд и ответил:

– В твоих словах, Джу… ведь так тебя называет твоя подружка… есть своя правда. Хотя ты бы могла все это сказать в куда более уважительной форме. Хорошо! Я прикажу привести ее в ту комнату, но мои парни встанут в коридоре и под окнами. Тебе понятно?

– Разумеется. От них не уйдешь…

– Вот именно. Как только Кейт будет в номере, ты сразу придешь ко мне в ресторан. Это тоже ясно?

Джулия думала, что Алессандро мог узнать, как ее называла одна лишь Кейт, а именно – Джу, лишь от Ритвы Рийтты или ее техасского дружка. Она даже вздрогнула от своего открытия. Получалось, финка и финский американец откупались от мафии их, с Кейт, имуществом, деньгами и, возможно, даже жизнями.

«Ничего! – решила Джулия. – Когда все закончится, а это случится в ближайшие полчаса, бандиты бросятся искать не только меня и Кейт, но и этих двух прохиндеев. Тех им найти будет куда легче и быстрее! »

– Я не знаю, как ты поймешь, что Кейт уже в апартаментах, плевать, но не вздумай сама опаздывать, – сказал под конец Алессандро мрачно. – Ты меня знаешь!

Джулия перешла в соседний номер с выходом на лестницу, заперла дверь и стала ждать. Вскоре она поняла, что в апартаменты вошли три человека. По шагам и взволнованному дыханию одного из них она догадалась, что среди этих людей Кейт. Джулия услышала, как человек с тем же произношением и тембром голоса, что звонил ей первым в Констанц, угрожал Кейт немедленной расправой, если та вздумает дать деру. Он с силой толкнул на всякий случай неприметную дверку в прихожей, за которой притаилась Джулия, проворчал что‑ то, и спустя мгновение входная дверь звучно хлопнула. Джулия тихо вышла из своего тайника и оказалась в апартаментах.

Через минуту они с Кейт уже спускались по задней лестнице. В уютном, тихом дворе отеля их ждал мини‑ вэн «Фольксваген» с темными непроницаемыми стеклами. За рулем сидел нанятый Джулией шофер. Машина въехала из боковой арки в узкий переулок и исчезла в лабиринте улиц старого города.

В роскошных апартаментах отеля в это время уже истерично трезвонил ее собственный мобильный телефон. Ей он больше не был нужен.

А спустя два месяца кто‑ то привез к нам в парк‑ отель двух измученных дам – Джулию и Кейт. Кто был этот человек, или что за организация, не знаю и знать не желаю. Мне лишь известно, что кое‑ кто все же сумел вычислить номер телефона второго клошара, которым пользовались несколько дней для связи дамы, а самого клошара нашли в озере. Но и первый клошар тоже исчез. Им обоим явно не на пользу пошла сделка с Джулией. Ведь из двух сторон в бизнесе одна непременно в убытке. Это как в любви. Один всегда любит больше, а второй, выходит, меньше. Второму не везет.

О Ритве Рийтте и ее приятеле я ничего не знаю. Возможно, они в Америке продолжают искать доверчивых дураков и дур. Или тоже где‑ то разлагаются и воняют.

Зато я слышал краем уха, что исчез и Алессандро со своими гориллами. Кто‑ то сказал, что их скормили хрякам на одной горной свиноферме их же боссы. Один из этих боссов как‑ то посмотрел фильм Гая Ричи «Большой куш», где именно так остроумные мафиози расправлялись со всякой сволочью, и очень был впечатлен таким рачительным способом утилизации неудачников, предателей и трусов. Человека весом девяносто килограммов чуть более дюжины хряков сжирают за восемь минут, не оставляя ни косточки. Этих, из шайки, было пятеро – Алессандро и четверо его крепких зверушек. Все приблизительно одного веса – от семидесяти пяти до девяноста пяти килограммов. Значит, со всей шайкой хряки справились минут за сорок. Представляю, как хряки хрюкали и урчали, а Алессандро с друзьями вторили им своим отчаянным визгом! Для начала бандитам переломали ноги и руки металлическими прутьями, чтобы облегчить задачу зверям.

Вот интересно, в каком ресторане потом подали мясо этих прожорливых свиней? Уж не в том ли, в Цюрихе, что принадлежал при жизни Алессандро? Вот забавно! А как поучительно!

Джулию бы хряки жрали дольше. Она больше весит. А с Кейт бы справились, пожалуй, за пару минут. Но на этот раз у зверушек было другое блюдо – менее изысканное, зато в сумме, то есть по общему весу, его больше. Но свиньи ведь не гурманы, а обжоры. Таков уж их взгляд на наш общий мир. Говорят, мы со свиньями друг от друга отличаемся всего лишь одной парой хромосом, или что‑ то такое. Я давно это подозревал. Еще до все объясняющих выводов ученых.

К тому же я всегда говорил: в бизнесе, как и в любви, одна из сторон всегда в относительном проигрыше.

* * *

Я подошел к столику, за которым сидели Джулия и Кейт.

– Привет, мой дорогой! – Джулия приветливо улыбнулась.

– О! Dinner is served! – воскликнула Кейт и тоже улыбнулась.

– Здравствуйте, дамы! – ответил я и склонил свою курчавую голову. – Пожелаете что‑ нибудь на десерт?

– Разве что покоя, Dinner is served, – печально покачала головой Джулия, а Кейт согласно закивала. – Впрочем, два скотча тоже не повредят. Ты как думаешь, Кейт?

– Разумеется. Только без льда, пожалуйста, Dinner is served. Боюсь, у меня опять разболится горло.

– О! Кейт! Это твое слабое место! – сочувственно отозвалась Джулия и опять печально вздохнула. – Без льда, дорогой! Уж будь так добр.

Я быстро пошел к бару, а когда вернулся, их уже не было за столиком. Они не дождались своего скотча. Видимо, предпочли другой десерт. Это дело вкуса!

В дальнем углу ресторана, за ширмой, сейчас пусто. Наши постояльцы, хотя всегда находятся в состоянии конкуренции друг с другом по части цинизма, большой интимный стол за ширмой в несколько вульгарном ориентальском стиле с некоторых пор будто не замечают. Это потому, что люди, кем бы они ни были, как правило, суеверны, словно дикари.

Кто же займет стол двух мертвецов! Хотя стол к этому не имеет отношения. Но и я не без опасения прохожу рядом с ширмой, когда на моих руках поднос с заказом для того, кто расположился в относительном соседстве с этим местом.

Все потому, что здесь обычно коротали вечера покойная полька Ева Пиекносска и ее аргентинский друг Лукас‑ Хьяли. Это имя, а не имя и фамилия. Так же, как у финки Ритвы Рийтты.

Еве, когда она умерла, было сорок четыре года, а Лукасу‑ Хьяли, который умер через два дня после нее, – сорок восемь.

Они никогда не звали меня «Кушать подано» ни на одном языке. Они вообще никак меня не называли. Просто он кричал издалека: «Эй! » – и призывно махал рукой. Это меня немного обижало, и я про себя тоже сократил их до Лукаса и Евы. Плевать, как его назвали родители и какие у них были фамилии, даже если ее фамилия по‑ польски означала «красотка». Она и была настоящей польской красоткой – среднего роста, стройная, со светло‑ русой шевелюрой и изумрудно‑ зелеными глазами. Он тоже был хорош: не очень высокий, чуть полноватый, зато с густыми, слегка вьющимися глянцево‑ черными волосами и с кофейными глазами. Она была ярко выраженной светлокожей европейкой, а он – истинным латиноамериканским типом мужчины. Она – холодна и сдержанна, а он – темпераментен и демонстративно, даже, я бы сказал, агрессивно упрям.

Познакомились они здесь. Сошлись очень быстро: ледяной ручей и кипящий гейзер. Получился ничего себе бассейнчик. Как будто холодная вода согревалась горячей, а горячая остужалась холодной.