Эдит Пиаф 15 страница

- Эдит, я понял, что не пробиваюсь к публике. Почему? Мы осрамились.

- Нет. Один город - еще не вся Франция. Это твоя премьера. Ты дебютируешь. А они дебютов никогда не видели.

- Дебютирую? Не смеши! Я объехал весь юг Франции, все побережье, пел даже в Лионе. Повсюду народ ломился.

- А в Париже - мордой в грязь! Если тебе не нравится, брось.

Успех Ива был очень неровным. Каждый вечер меня колотило от страха. Днем Ив смотрел на всех злобным взглядом. Он вновь и вновь все прокручивал в голове, стремясь понять, в чем загвоздка.

" Оставь его, - говорила Эдит, - у него кризис жанра! "

В Лионе мы были на грани катастрофы. Перед выходом Ив сиял: " Здесь меня всегда хорошо принимали. Это моя публика. Вот увидишь, я сейчас за все возьму реванш".

Бедный Ив, он был так близок к провалу, что у меня во рту пересохло. Эдит побелела от страха. Во время выступления Ива она режиссировала за кулисами, давала свет, занавес. В тот вечер она скомандовала ложный занавес после пятой песни, как было предусмотрено, но больше его не открыли. Это был провал. Ив ушел со сцены как боксер после нокаута. Впервые я не видела выступления Эдит. Она мне крикнула: " Ступай к Иву, Момона, не оставляй его".

Стоило мне войти в его гримерную, как он взорвался. Он уже пришел в себя. " Я как последний дурак решил, что мне здесь поверят, что меня здесь поймут! Плевать мне на них! Не они меня, а я их буду иметь! "

Он сорвал с себя рубашку. Голое тело блестело от пота.

" Дай мне рубашку переодеться. Я иду слушать Эдит. Пусть видит, что я возле нее, и что они меня не взяли на испуг".

Я перед этим перенесла такой страх, что на меня напал нервный смех. Ив все понял. Он положил мне на плечо свою большую руку, улыбнулся доброй, дружеской улыбкой и сказал: " Видишь, Симона, меня не следует доводить до белого каления. Но сегодня они меня довели. Слышала, как они требовали моих старых песен? Им нужен идиотский бред! Не будет этого! С прошлым кончено. Свое старье я никогда больше не буду петь! То, что я сейчас делаю, хорошо. Я это чувствую1. Полюбят, куда они денутся! "

Сражение началось. Ив не собирался сдаваться.

В Марселе мы должны были выступать в " Варьете", и я опять дрожала от страха. Днем Эдит репетировала с Ивом в исступленном азарте. Оба друг друга стоили. И если Эдит не кричала: " Повтори! " - то повторять хотел сам Ив.

Вечером она пошла вместе со мной в глубину зала. Она крепко сжимала мне руку. Мы боялись больше, чем он сам. Когда Ив вышел, зрители зааплодировали. Но это еще ничего не значило: его приветствовали как земляка. Из-за этого они, наоборот, будут к нему более придирчивы. На первой же песне пальцы Эдит впились в мою руку. Мы поняли: его не приняли. Здесь его знали и любили за американские песни. Нового Монтана зрители не понимали. Еще немного, и его бы освистали. Случилось хуже - они остались холодны. Это марсельцы-то!

Ив ждал нас в гримерной, сидя на хромоногом стуле.

" Ты их видела, Эдит? Подумать только, ведь они меня носили на руках! "

Увидев отражение своей катастрофы на наших лицах, он расхохотался раскатистым, здоровым смехом великана: " Мне плевать, Эдит, родная, любовь моя. Когда приеду в следующий раз, они мне устроят овацию и не отпустят со сцены. А пока у меня для тебя сюрприз: ужинаем у моих родителей".

До чего же мне понравилась маленькая кухонька в квартире Ливи, в которую врывался уличный шум Марселя! А семья Ива! Какие славные люди! Когда Ив представлял Эдит, он сказал: " Моя невеста". У нее были слезы на глазах. Счастье иметь такую семью!

На следующий день Эдит сказала мне слова, которые перевернули мне душу: " Момона, вчера, когда я глядела на Ива, мне хотелось быть нетронутой девушкой".

Ив хотел жениться. Он все время говорил: " Эдит, давай поженимся. Я хочу, чтобы ты была моей женой". Я считаю, что они не поженились только потому, что Ив неудачно брался за дело. Он заговаривал об этом в неподходящие моменты. Либо на людях, либо за едой, либо когда Эдит пила и ей хотелось подурачиться. А Ив становился сентиментальным, чего она на дух не выносила. Четверть часа неясных слов, букетик цветов -для Эдит было более чем достаточно. Мужчину, у которого навертывались слезы на глаза, она не воспринимала.

В Иве она любила силу, задор, молодость. Между ними не было большой разницы в возрасте. Но она уже прожила так много, а он еще так мало!

Возвращаясь на рассвете, Эдит заходила в ванную комнату, расчесывала волосы, делала разные прически, рассматривала себя в зеркало и удовлетворенно говорила: " Ну что же, не так уж плохо. Не хуже других... "

К фигуре своей она относилась без снисхождения и, оглядывая себя, философски замечала: " Да - не Венера. Никуда не денешься: было в употреблении! "

Она часто говорила о том, что ее раздражало в своей фигуре: " Грудь висит, жопа низко, а ягодиц кот наплакал. Не первой свежести. Но для мужика это еще подарок! "

И ложилась спать, довольная собой. Смеялась. Вот смех Эдит - это было что-то исключительное. Как и все, что она делала, она смеялась громче, чем все остальные. " Как меня Ив обожает! А я, Момона, от него без ума! "

Наверно, так оно и было. Одному ему она ни разу не изменила.

По возвращении из турне Эдит должна была выступить в " Альгамбре" с Ивом в качестве " американской звезды". Париж - это не провинция. Здесь могло быть либо лучше, либо хуже.

Перед концертом Лулу Барье, Эдит и я очень волновались. Как и в Марселе, Эдит пришла в зал. Когда Ив вышел на сцену и улыбнулся, зубы его сверкнули такой белизной, что я сказала Эдит: " Посмотри, у него небесная улыбка".

Мы тотчас почувствовали: победа! Турне для него было таким трудным, он столько натерпелся, что сегодня был готов ко всему. И поэтому в нем появилась уверенность. Он владел сценой и публикой. " Он стал другим, Момона. Ты помнишь его дебюты? Посмотри на него. Мне его не удержать... "

Все утренние газеты уделили первое место Иву, так как Париж открыл его для себя.

Он метался как ураган по маленькой комнатке отеля " Альсина". Нам хотелось поджать хвостики, как собачкам.

- Прочти, Эдит: " Запомните это имя - Ив Монтан". Момона, посмотри: " Рождение новой звезды". Эдит, я победил: " Революция в песне". Ты была права, Эдит, я - " тот певец, которого ждали! " Ты довольна, а?

- Да, - отвечала Эдит, которую раздражал его восторг. - Мне это знакомо.

- Разумеется, ты это пережила раньше, чем я.

Это был тот маленький удар, от которого пошла трещина по фарфору...

- А здесь публика не дура, не как в провинции!

- Не хвались, Ив. В Париже становишься известным, но руку набиваешь в глубинке!

- Ты мне радости не испортишь, она слишком велика!

Вечером у " Альгамбры", бросив взгляд на афишу, он сказал:

- Ты должна была сказать, чтобы мое имя напечатали крупнее.

Эдит сухо бросила:

- Очевидно, это следовало сделать после твоего " триумфа" в Марселе! Напрашивалось само собой!

Монтан испытывал тот жесткий, не знающий пощады голод, который свойствен молодым. В жизни, как и за столом, он поглощал все с чудовищным аппетитом. Но об Эдит можно было зубы сломать.

Ревность Ива переходила границы. Я думала, успех его успокоит, появятся другие заботы. Как бы не так! Эдит была его собственностью, его охотничьими угодьями... А он с оружием в руках охранял свою косулю. Туда браконьеру был путь заказан.

Он будил ее по ночам: " Кто тебе снился? Старый любовник? " Она посылала его к черту, но наутро мне говорила: " Представляешь, как он меня любит! "

Но мирно кончалось через два раза на третий. Стоило ей на кого-нибудь бросить взгляд, позволить кому-то поухаживать за собой, Ив впадал в дикую ярость. " Ты что, не видишь, какое это ничтожество, урод, не видишь, что он издевается над тобой! "

Она посылала его, и часами они орали друг на друга. Затем наступали сутки любви и обожания.

Обстановка была тем более накаленной, что после " Альгамбры" им предстояло выступать в " Этуаль". После Освобождения это был самый шикарный, самый престижный мюзик-холл.

За несколько дней до премьеры они купались в блаженстве. Ко мне возвращались силы. Я в этом очень нуждалась - между утренними " совещаниями" в ванной и пешими прогулками с Ивом я уже не тянула. Я была сыта по горло их " разговорами по душам" и заданиями по подглядыванию и шпионству. Каждый со своей стороны мне говорил: " Не отходи от него (нее) ни на шаг; пока меня нет, глаз с нее (него) не спускай; приду - расскажешь".

В отношении работы у обоих все шло как по маслу. Имя Ива на афише было написано так же крупно, как и имя Эдит, несмотря на предостережения Лулу Барье:

- Будьте осторожны, Эдит. В одной программе с вами он становится опасным. Не позволяйте ему занимать слишком много места.

- Не беспокойся. Еще не родился на свет господин Пиаф французской песни, который бы меня проглотил. " Этуаль" станет венцом моего фейерверка для Ива. Я хочу, чтобы он удался. А потом...

И она приложила все силы. В течение нескольких дней она не слезала с телефона, звонила своим друзьям-журналистам и всем тем, кто имеет вес в мире песни. Эдит всегда все делала широко!

У Ива очень быстро появились деньги, он знал им цену и не бросал на ветер. Он никогда не жил на иждивении Эдит, гордость ему не позволяла. Все же она подарила ему несколько костюмов, ботинки из крокодиловой кожи и набор " пиафиста" - зажигалку, часы, цепочку и запонки.

А она, как всегда, тратила не считая. Накануне генеральной в " Этуаль" у нее оставалось только три тысячи франков. Две недели выступлений в " Альгамбре" не могли нам много принести.

- Момона, я хочу быть красивой завтра вечером для Ива. Пойдем, я куплю себе что-нибудь новенькое.

Мы себе ничего не купили за то время, пока жили в " Альсина", а то, что у нас было, не стоило доброго слова.

Мы были уже в дверях, когда Ив спросил:

- Куда ты идешь?

- Хочу купить платье, перчатки и шляпу. (Она никогда не носила шляп, но в тот вечер ей захотелось выглядеть элегантнее. )

- Послушай, это же смешно. Тебе ничего не нужно. Я запрещаю тебе тратить деньги. Ты потом останешься без гроша.

Так оно и оказалось!

- Заткнись! - ответила Эдит.

И мы ушли, забыв о нем и думать. Мы истратили все до последнего франка. Эдит ликовала, она разложила на кровати свои покупки: пару перчаток! По дороге в магазин нам попалось несколько бистро, а так как Эдит была счастлива, она не только пила, но каждый раз угощала всех присутствующих. Запреты Ива были для нее как прошлогодний снег. И напрасно. Он был в страшном гневе, гневе мужа, у которого без разрешения взяли деньги. Разумеется, это был не тот случай, но у нашего Ива были принципы: женщина должна слушаться мужчину.

- Ты вся в долгах, а швыряешься деньгами направо и налево! Ты кончишь в нищете...

- Тебе-то какое дело, к тому времени я не буду с тобой!

- Я тебе запретил, этого достаточно.

- Мне никто никогда ничего не запретит!

Они кричали так громко, что сами себя не слышали. В конце концов Ив так ударил ее по лицу, что у нее чуть не отлетела голова. Она заплакала. Он хлопнул дверью и ушел. Потом вернулся. Они бросились друг другу в объятья. Просто цирк! Потом они сказали: " Такая разрядка хороша перед премьерой! " Но они так накричались, что охрипли и за час до концерта оба полоскали горло!

В тот вечер Эдит, выйдя на авансцену, представила Ива Монтана публике. Она впервые это делала. Когда Ив появился, переполненный зал, где элита смешалась с простым народом, был наэлектризован.

За кулисами Эдит вела программу Ива, как если бы ей не надо было потом выступать самой. Каждый раз, когда между поклонами он выходил за кулисы, Эдит промокала ему лицо полотенцем, подавала стакан воды. Когда занавес дали в последний раз, мы насчитали тринадцать вызовов. Она прошептала: " Хорошая примета. Эта цифра принесет ему счастье". Теперь она могла вздохнуть спокойно: ее чемпион победил.

Жаль только, что после таких вечеров наступает следующее утро! Повторилось то, что было после концерта в " Альгамбре", только в усиленной степени... Ив был горд, как петух. Он непрерывно " кукарекал"! Журналисты как с цепи сорвались, и он тоже. Речь шла только о его собственном успехе. Одна и та же сцена проигрывалась дважды, сегодняшняя была явно лишней. Я это видела по лицу Эдит, хотя она получила то, чего добивалась. Она сидела в постели, обложившись подушками, и следила за ним глазами. По ее улыбке я чувствовала, что она сейчас скажет ему какую-нибудь гадость.

- Приятно видеть тебя счастливым. Тебе это было необходимо, дорогой... Но ты должен еще кое-чему научиться... На сцене не потеют... ты же не грузчик. Нельзя также...

Ив прервал ее гневно:

- Потеть меня заставляешь ты! А своим вчерашним успехом я обязан только себе и никому другому!

Несмотря на эту стычку, вечером на ужине, который устроила Эдит, Ив сиял от радости в своем новом с иголочки смокинге. Он никому не давал вставить слова. Меня забавляло его тщеславие мальчишки, прибежавшего к финишу первым. Меня, но не Эдит.

" Знаете, сколько раз меня вчера вызывали?! Тринадцать! Симона считала. Верно, Симона? " Эдит оборвала его: " Слушай, это, наконец, начинает надоедать! "

Повеяло холодом. Восторг Ива несколько остыл. В двадцать два года это тяжелый урок. Ив получил его, но понадобилось время, чтобы все переварить.

Дома, казалось, жизнь текла по-прежнему, но мне не нравились взгляды, которые Эдит временами бросала на Ива. Как будто она его подкарауливала. Раньше я за ней такого не замечала. Я была уверена: она что-то замышляет.

Ив со своей стороны тоже беспокоился: " Симона, что происходит? Между Эдит и мной что-то изменилось. Почему? "

Я-то знала почему, но как ему сказать? Он слишком быстро стал " звездой". Он ускользал из вынянчивших его слабых рук. Любовь, которую я считала такой крепкой, дала трещину. Аплодисменты раскалывали ее. Мне хотелось крикнуть Иву: " Ваша профессия губит ваше счастье! " Но было поздно. Ив уже стал идолом. Тоже идолом. Ничего не оставалось, как следить за ходом событий...

Как-то утром Эдит взорвалась:

- Момона, это невозможно. Как в доме для престарелых. Он только и делает, что говорит: " Ты меня видела в " Альгамбре"? А в " Этуаль"?.. " Через год я буду годна только на то, чтобы чистить господину его ботинки!

- Эдит, это скоро пройдет. Он поймет. Надо дать ему время. Естественно, у него закружилась голова. Он опьянен.

- Возможно. Но я не люблю мужчин, которых от вина развозит. Когда я завожу любовника, я хочу, чтобы он говорил мне о любви, а не о работе! Это я умею и без него.

В тот же день она сказала Лулу Барье:

- Не заключай больше с Ивом контрактов на мою программу.

Лулу ответил:

- Давно пора. Директора мюзик-холлов уже больше не могут приглашать вас вместе.

Когда Эдит любила, это всегда было в первый раз на всю жизнь и никогда не было ничего подобного. Я же считала, что менялись только объекты.

Любовь Эдит напоминала температурную кривую. Вначале стрела шла вверх прямо к 42°, термометр разрывался. Потом, жар спадал, и кривая напоминала зубья пилы. Я называла это периодом " американских гор". Потом наступал упадок, ниже 35°, ей становилось холодно, сердце зябло, и она начинала кого-нибудь искать, чтобы его согреть.

Чтобы жить с Эдит, нужно было обладать железным здоровьем! В последний раз температура Эдит в период жизни с Монтаном подскочила во время концертов в " Этуаль".

В каком-то смысле Ив был наивен. Он думал, что его успех произведет впечатление на Эдит. Он глубоко заблуждался. Для того чтобы она его выдерживала, она должна была продолжать повелевать, а он заискивать. Но это был не тот случай. Он ей говорил: " Я тебя люблю". Это была правда. Но он прижимал баб по всем углам. Эдит это знала. Слишком часто я видела, как она плачет. Она жаловалась мне: " Момона, этот мужик приносит мне столько горя, я так больше не могу". Она это говорила, но жизнь показала иное. Мы прожили с Ивом еще много времени.

По опыту я знала, как заканчивались ее связи с мужчинами. Неприятности. Ссоры. Эдит нервничала, пила. По ночам никто не спал. Среди ночи, вернее, ближе к утру, Эдит звонила мне: " Момона, иди ко мне" - или будила меня, если я спала рядом. И начиналось: " Представляешь, что он сделал! " Это длилось час, потом она мне говорила: " Мой бедненький, мой котенок, у тебя слипаются глазки, иди спать". Я уходила, но через десять минут она меня снова звала, и все начиналось сначала.

Мы еще до этого не дошли. У великой любви просто падала температура.

Нужно сказать, что Ив тоже вносил свой вклад. Случались сцены, которых он мог бы избежать. Однажды вечером он вернулся домой как ни в чем не бывало, довольный собой. Но Эдит выстрелила без промаха:

- В следующий раз скажи своей курице, чтобы чистила тебя щеткой, когда отпускает домой. На тебя смотреть противно. Посмотри на свое плечо (пиджак Ива был в пудре и помаде). Ты мне нужен не для ровного счета! Я не подбираю чужих объедков!

Он прикусил язык. Но захотел играть в супермена. Она послала его подальше.

- Не ломай из себя марсельского вора в законе, - это лезет у меня из ушей! Мне смешно, когда строят из себя паханов! Что такое настоящий вор - я знаю! Я знаю, из какого он теста! В моем доме под твою дудку плясать никто не будет! Если тебе надоело, собирай вещички, я тебя не держу! Беги к своим курам, пусть квохчут вокруг!

На этот раз чувствовалось, что она говорит серьезно. Ив быстро дал задний ход! Он громко рассмеялся: нельзя сказать, чтобы смех вышел непринужденным. Он обнял ее и стал говорить нежные слова - черт, он это умел! Он крепко обнимал ее, прижимал к себе и осыпал " я тебя люблю". В его объятиях она выглядела такой невесомой и хрупкой, что я говорила себе: " Не может быть, чтобы она ему не уступила! "

- Эдит, ты же знаешь, ты одна в моем сердце. Негодяи, которые говорят, что я тебя обманываю, клевещут из зависти. Наше счастье им спать не дает. Ты - моя жизнь. Ты мне веришь?..

- Да, - выдохнула она, улыбаясь и сияя от радости.

Но Ив, к сожалению, продолжил, неосторожно раскрыв свою сокровенную мечту.

- Когда они увидят наши имена, соединенные на афише и написанные одинаково крупно, они поймут, что мы с тобой связаны на всю жизнь...

Она вырвалась из его объятий. Он попал в самую точку. Со своей грустной улыбкой " уличной-девчонки-которой-не-повезло", она ему сказала: " О, со мной, знаешь ли. любовь на всю жизнь продолжается не так долго". Потом добавила холодно: " Что касается наших имен на афише: комедия окончена! Я уже сказала об этом Лулу! "

Можно иметь метр восемьдесят семь роста, можно быть сложенным, как бог, но после таких слов нельзя не согнуться в три погибели...

Однако их имена встретились на афише еще раз. И по воле Эдит.

Во время оккупации Марселю Блистэну пришла мысль снять фильм с Эдит. Он сказал ей об этом, и она ответила: " Великолепная задумка. Клянусь, мы сделаем такой фильм". Но тогда об этом не могло быть и речи, Блистэн скрывался. В декабре 1944 года снова возник с уже готовым сюжетом. Он очень прост и сделан будто по мерке Эдит: известная певица встречает парня, она его любит, делает из него человека, а потом уходит от него и остается одна.

Эдит прочла сценарий и рассмеялась: " Ну, Марсель, не так хорошо, как здорово! Ты предсказал будущее. Я согласна у тебя сниматься, но при условии - возьмешь Ива Монтана",

Блистэн не возражал, но продюсеру это имя ничего не говорило. Его сомнения можно было понять, ведь деньги-то вкладывал он. Афиша с именами Эдит Пиаф и Ива Монтана не вызывала желания бежать в кино со всех ног.

Но когда Эдит чего-нибудь хотела, она умела взяться за дело. Пятнадцатого января 1945 года она устраивает для продюсера коктейль в клубе " Мейфер" на бульваре Сен-Мишель, где каждый вечер выступает Ив. Ив поет. Блистэн просит Эдит спеть одну из ее песен. Все было условлено заранее. Эдит заставляет себя просить. " Ну, хорошо, только одну, для тебя... ". Она поет, и потрясенный финансист говорит Марселю: " Эта женщина гениальна, а у Монтана очень хорошие внешние данные. Я согласен".

Так решилась судьба фильма " Безымянная звезда". Вместе с Эдит снимались Марсель Эрран, Жюль Бери и два дебютанта: Серж Режиани и Ив Монтан.

Несколько лет спустя Ив сказал: " Я всем обязан Эдит". Он говорил истинную правду.

Хотя у Ива был аппетит людоеда, готового все проглотить, в жизни ему не хватало уверенности в себе. На кинопробах он выглядел бледно. " Не волнуйся. Ты создан для кино, у тебя врожденный талант. Ты далеко пойдешь". - Липший раз Эдит предсказала будущее.

Съемки фильма прошли спокойно, за исключением финального эпизода. " Безымянная звезда" заканчивалась кадром в духе Чарли Чаплина. Великая актриса уходит из студии, одна, ее маленькая фигурка исчезает на горизонте...

На этот раз великой актрисой стала я. Эдит в тот день была сильно навеселе. Говорила она хорошо, но пройти, не шатаясь, три метра не могла. Марсель кричал:

- Иди прямо!

Эдит хохотала:

- Не могу. Я падаю с ног от горя!

- Скажи лучше: от пьянства!

- Оставь меня в покое: сними Момону!

Марсель посмотрел на меня и сказал:

- Надень ее костюм. Тебе поправят прическу, и со спины ты сойдешь.

Хоть я и убеждала себя, что меня снимают только со спины, сам факт присутствия перед камерой произвел на меня большое впечатление. А Эдит смеялась: " Я нашла тебе профессию: будешь моей дублершей".

Мы по-прежнему жили в " Альсина". Между Ивом и Эдит внешне все шло как будто хорошо, но я знала, что это ненадолго. Она жила рядом с ним, но не вместе с ним. Они продолжали совместную жизнь как бы по привычке.

После Освобождения в нашей жизни снова появилась Гит, Маргерит Монно. Она полюбила Ива. " Он столь же красив, сколь талантлив", - говорила она. Эдит это было приятно. Когда она рассказывала Гит о своих любовных увлечениях, та всегда находила их чудесными, казалось, еще немного, и она положит их на музыку.

Эдит преследовала одна мысль, но она стеснялась сказать об этом Гит. Все же она решилась: " Я едва осмеливаюсь сказать об этом именно тебе, но когда у меня рождаются слова песни, я слышу и музыку. Все приходит одновременно, понимаешь? Как ты думаешь, не попробовать ли мне сочинить крошечную мелодию? "

Нужно было быть такой тактичной, как Гит, чтобы Эдит не замкнулась в себе. Ведь она не имела никакого представления о сольфеджио! Сказать это такому композитору, как Маргерит Монно: та могла подумать, что ее разыгрывают.

- Попробуй, Эдит, я тебе помогу.

- Ты не будешь издеваться надо мной? У меня в ушах все время звучит один мотив. Можно я тебе это сыграю?

- Давай.

И Эдит вот так, с ходу, сыграла нам мелодию, которая превратилась потом в " Жизнь в розовом свете".

- Я как-то не чувствую, - сказала Гит.

- Значит, тебе не нравится.

- А слова?

- Пока нет. Мне просто не давал покоя этот мотив.

- Тебе, во всяком случае, он не подходит, ты никогда не будешь это петь. Но ты должна продолжать. Почему бы тебе не сдать экзамен и вступить в SACEM как автору мелодий?

- Меня уже " завернули" как автора слов.

Гит засмеялась.

- Это не имеет значения. Я в первый раз тоже провалилась. А до меня Кристинэ, композитор, автор " Фи-фи"... да многие другие!

Маргерит Монно провалилась! Мы были поражены. И Эдит сразу приободрилась: " Попробую еще раз".

Вероятно, песне " Жизнь в розовом свете" было суждено судьбой появиться на свет. У Эдит была приятельница, певица Марианна Мишель, приехавшая из Марселя. У нее был покровитель, владелец неплохого кабаре на Елисейских полях, и у нее все складывалось удачно. Но, как обычно бывает с начинающими, у нее не было репертуара. Эдит время от времени встречалась с ней, и та постоянно ныла:

- Не могу найти хороших песен. Чтобы заявить о себе, нужен шлягер. Эдит, вы не могли бы написать для меня песню?

- Есть одна мелодия, которая не выходит у меня из головы. Она в вашем духе. Послушайте.

Эдит напела ей мотив, который перед этим сыграла Гит.

- Потрясающе. А слова?

- Подождите. Вот если так...

И Эдит, неожиданно взяв карандаш, написала:

Когда он меня обнимает,

Когда нашептывает мне на ухо,

Для меня все вещи - в розовом свете...

Марианне не очень понравилось.

- Вы думаете, это хорошо? Вещи? А если мы поставим - " жизнь"?

- Прекрасная мысль! И песня будет называться " Жизиь в розовом свете".

Назавтра песня была готова. Но так как Эдит не была членом SACEM, она не могла ее подписать.

Мы бросились к Гит.

- Вот, смотри. Я сочинила слова на эту мелодию. Послушай.

Гит возмутилась:

- Надеюсь, ты не собираешься петь такую чушь?

- Это не для меня, а для Марианны Мишель. Но я думала, ты поможешь " довести" ее.

- Нет, я действительно ее не чувствую.

Прокол. Но если у Эдит что-то не получалось, она обязательно старалась добиться успеха. Она не мирилась с неудачей. У нас был очень милый приятель, Луиджи, талантливый человек, хороший композитор, но неудачник. Эдит обратилась к нему. Из ее музыкальной фразы он сделал " Жизнь в розовом свете", и ему не пришлось об этом жалеть. Марианна Мишель исполнила ее, и песня получила во всем мире такой колоссальный успех, как никакая другая. Ее перевели на двенадцать языков. Особенно нас смешило, что ее поют по-японски. Эдит говорила мне: " А вдруг они поют: " Моя жизнь - это розовые рыбки? "

Ее включили в свой репертуар великие американцы Бинг Кросби и Луи Армстронг. А о них нельзя сказать, что они были поклонниками французской песни. Она служила связкой и звуковым фоном в фильме " Сабрина" с Одри Хэпберн, Хэмфри Богартом и Уильямом Холденом. В свое время в течение одного года было распродано более трех миллионов пластинок, она хорошо продается и сейчас. На Бродвее ночной клуб называется " Жизнь в розовом свете". Эта мелодия была невероятно популярна в Нью-Йорке. Мы с Эдит часто слышали, как ее насвистывали и напевали на улицах. Песня имела такой успех, что Эдит рвала на себе волосы: " Какой же я была идиоткой, что не спела ее! " Она ее исполнила, но спустя два года.

Дома (для нас место, где мы жили, всегда было " домом", будь то отели или меблированные квартиры; мы не делали разницы. Эта манера говорить всегда удивляла Ива. Он-то знал, что такое дом... ) сердечные дела с Ивом шли все хуже. Что касается работы, она была на подъеме.

- Ты слишком влезаешь в кино, Ив. Ты говоришь, что оно приведет тебя в Америку. Но ты можешь туда попасть и с песнями. И кроме того, ты в любом случае добьешься успеха и в том и в другом. Сольный концерт в " Этуаль" сделает тебя единственным, самым значительным исполнителем французской песни.

Она хотела довести дело до конца, закрепить его успех. Ив был ее творением. Она не смешивала чувства с работой, даже если в личном плане у них не клеилось.

Перед концертом в " Этуаль" Ив утратил свой победный вид. Он уже не хвастался. Он репетировал, пока не валился с ног и не начинал хрипеть. Каждый раз, когда ему казалось, что он сделал удачную находку, он кричал:

- Эдит, это годится, как, по-твоему?

- Хорошо, хорошо. Не останавливайся. Прогони мне всю программу.

Под конец Ив не выдержал:

- Я уже ничего не чувствую и ничего не понимаю. Я так боюсь...

Эдит подняла на него глаза. Нужно было видеть этот взгляд. В нем было все: удовлетворение, месть... Она повернулась ко мне и сказала:

- Видишь, Момона. Так создается артист.

Его качества труженика и бойца она особенно ценила. " Он весь отдается песне, - говорила она. Он еще будет диктовать ей свои законы". И вечером она прижималась к нему. Снова наступал прилив любви, рожденный лихорадкой творчества.

Надо было иметь колоссальную смелость и силу, чтобы выступить в 1945 году с сольным концертом на сцене " Этуаль", - два часа один на один с публикой, привыкшей к программе варьете. Даже Эдит Пиаф этого еще не делала. По-моему, до Ива с сольным концертом на сцене " Этуаль" выступал только Морис Шевалье. Да, Ив был отважен! Поэтому хотя мы и верили в него, но тряслись от страха. Как Эдит его опекала, как носилась с ним! Он взлетел соколом в поднебесье. Все было ради него. Анри Конте написал для него две новые песни: " Большой город" и " Он делает все".

Утром в день премьеры Ив сказал:

- Эдит, я хотел бы тебя попросить кое о чем: ты не поставишь за меня свечку в церкви?

- Дурачок, уже поставила! И сейчас еще раз сходим с Момоной.

Мы, как всегда, поднялись на Монмартр в Сакре-Кёр и поставили свечку святой Терезе из Лизье. Это уже вошло в привычку...