|
|||
Примечания 1 страницаБеовульф Истинно! исстари слово мы слышим о доблести данов, о конунгах датских, [1] чья слава в битвах была добыта! Первый – Скильд Скевинг, войсководитель, не раз отрывавший вражьи дружины от скамей бражных. За все, что он выстрадал в детстве, найденыш, [2] ему воздалось: стал разрастаться властный под небом и, возвеличенный, силой принудил народы заморья дорогой китов[3] дань доставить достойному власти. Добрый был конунг! [4] В недолгом времени сын престола, наследник родился, посланный Богом людям на радость и в утешение, ибо Он видел их гибель и скорби в век безначалия[5], — от Вседержителя вознаграждение, от Жизнеподателя благонаследие, знатен был Беовульф, [6] Скильдово семя, в датских владениях. С детства наследник добром и дарами дружбу дружины должен стяжать, дабы, когда возмужает, соратники стали с ним о бок, верные долгу, если случится война, — ибо мужу должно достойным делом в народе славу снискать! В час предначертанный Скильд отошел, воеводитель в пределы Предвечного. — Тело снесли его слуги любимые на берег моря, как было завещано Скильдом, когда еще слышали родичи голос владычный в дни его жизни. Челн крутогрудый вождя дожидался, [7] льдисто искрящийся корабль на отмели: там был он возложен на лоно ладейное, кольцедробитель; с ним же, под мачтой, груды сокровищ — добыча походов. Я в жизни не видывал ладьи, оснащенной лучше, чем эта, орудьями боя, одеждами битвы — мечами, кольчугами: всё – самоцветы, оружие, золото — вместе с властителем будет скитаться по воле течений. В дорогу владыку они наделили казной не меньшей, чем те, что когда-то в море отправили Скильда-младенца в суденышке утлом. Стяг златотканый высоко над ложем на мачте упрочив, они поручили челн теченьям: сердца их печальны, сумрачны души, и нет человека из воинов этих, стоящих под небом, живущих под крышей, кто мог бы ответить, к чьим берегам причалит плывущий. Долго правил твердыней данов Беовульф датский, народоводитель Скильдинг, наследник единодержца, пока не сменил его сын его, Хальфдан славный, что властил до самой смерти. и в старости Скильдинг бойцом был отменным. Родилось на землю от Хальфдана[8] четверо: Херогар, Хродгар, Хальга Добрый и дочь, которая, слышал я, стала подругой Онелы в опочивальне, супругой Скильвинга, конунга шведского. Хродгар возвысился в битвах удачливый, без споров ему покорились сородичи, выросло войско из малой дружины в силу великую. Он же задумал данов подвигнуть на труд небывалый: хоромы строить, чертог для трапез, какого люди вовек не видывали; там разделял бы он со старыми, с юными все, чем богат был по милости Божьей, только земля неделима и войско едино. Слышал я также, по воле владыки от дальних пределов народы сходились дворец возводить и воздвигли хоромы в срок урочный, а тот, чье слово было законом, нарек это чудо Палатой Оленя, именем Хеорот; [9] там золотые дарил он кольца всем пирующим. Дом возвышался, рогами увенчанный; недолговечный, [10] он будет предан пламени ярому в распре меж старым тестем и зятем — скоро нагрянули зло и убийство. Тут разъярился дух богомерзкий, житель потемков, который вседневно слышал застольные клики в чертогах: там арфа пела и голос ясный песносказителя, что преданье повел от начала, от миротворенья; [11] пел он о том, как Создатель устроил сушу – равнину, омытую морем, о том, как Зиждитель упрочил солнце и месяц на небе, дабы светили всем земнородным. и как Он украсил зеленью земли, и как наделил Он жизнью тварей, что дышут и движутся. Счастливо жили дружинники в зале, пока на беду им туда не явилось ада исчадие: Гренделем звался пришелец мрачный, живший в болотах, скрывавшийся в топях, муж злосчастливый, жалкий и страшный выходец края, в котором осели все великаны с начала времен, с тех пор, как Создатель род их проклял. Не рад был Каин[12] убийству Авеля, братогубительству, ибо Господь первоубийцу навек отринул от рода людского, пращура зла, зачинателя семени эльфов, драконов, чудищ подводных и древних гигантов, восставших на Бога, за что и воздалось им по делам их. Ночью Грендель вышел разведать, сильна ли стража кольчужников датских возле чертога, и там, в покоях, враг обнаружил дружину, уснувшую после пиршества, – не ждали спящие ужасной участи, – тогда, не мешкая, грабитель грозный, тать кровожорный похитил тридцать мужей-воителей, и, с громким хохотом и корчась мерзостно, вор в берлогу сволок добычу, радуясь запаху мяса и крови. Лишь на рассвете открылись людям следы побоища и сила Гренделя, был после пиршества плач великий! [13] Скорбь огласила утро стенаньями; муж безупречный[14] сидел неутешен — горе страшное, слишком тяжкое! след проклятого гостя видев, он оплакивал, конунг, павших в неравной схватке. Но не успели даны опомниться: ночь наступила, и враг ненасытный, в грехе погрязший, опять набег учинил убийственный; не раз случалось людям в ту пору искать ночлега, стелить постели вдали от высокой дворцовой кровли, ибо враг кровожаждущий в этом доме бесчинствовал, и, спасаясь от недруга, уходили воины прочь от места опасного; он один одержал верх над множеством и остался, злокозненный. в доме конунга беззаконным хозяином; и надолго чертог обезлюдел. Так двенадцать зим[15] вождь достойный, друг Скильдингов, скорби смертные и бесчестье терпел и печали неисчислимые. И слагались в то время по всей земле песни горестные, но правдивые о том, как Грендель войной на Хродгара год за годом злосердый ходит, и нет предела проклятой пагубе, не ищет враг замирения с данами, не прекращает разбоя кровавого, цену крови платить и не думает, [16] мужа знатного даже золотом у злодея не выкупить. Так преследовал датских ратников призрак дьявольский, ждал юных в засадах и старых воинов рвал на части, из топей туманных являлся ночью, — кто знает, откуда приходят скитальцы, причастные тайн самой преисподней! – и множил муки богоотверженец; светлый Хеорот стал пристанищем полночной нечисти — только места высокого, освященного Богом, не касался поганый, не смел осквернять трона кольцедарителя. [17] Такое Скильдингу на долю выпало горе долгое. Сидели знатные, судили мудрые, в совете думали, как бы вернее людей избавить от страшной участи; молились идолам, душегубителям, и, воздавая им жертвы обетные, просили помощи и подкрепления — то суеверие, обряд языческий, то поклонение владыке адскому! Был им неведом Судья Деяний, Даритель Славы, Правитель Неба, не знали Бога, не чтили Всевышнего. [18] Горе тому, кто нечестьем и злобой душу ввергает в гееннский огонь, не будет ему послабления в муках! Но благо тому, кто по смерти предстанет пред Богом и вымолит у Милосердного мир и убежище в лоне Отца! Не было роздыха сыну Хальфдана в его несчастьях, не мог всемудрый осилить пагубу. горе страшное, слишком тяжкое, напасть ночную, людей постигшую в его державе. Услышал весть о победах Гренделя храбрец гаутский, дружинник Хигелака – он был сильнейшим среди могучих героев знатных, статный и гордый; и приказал он корабль надежный готовить в плавание: там, за морем, сказал, найдем мы, за лебединой дорогою, [19] конунга славного, но бедного слугами! Людей не пугала затея дерзкая, хотя и страшились за жизнь воителя, но знаменья были благоприятные. Тогда собрал он, ратеначальник, в дружину гаутов наихрабрейших, товарищей верных, числом четырнадцать, и, сам пятнадцатый, опытный кормчий, повел их к морю, к пределам суши. Время летело, корабль в заливе вблизи утесов их ждал на отмели; они вступили на борт, воители, — струи прилива песок лизали, — и был нагружен упругоребрый мечами, кольчугами; потом отчалил, и в путь желанный понес дружину морской дорогой конь пеногрудый с попутным ветром, скользя, как птица, [20] понад волнами, – лишь день и ночь драконоголовый летел по хлябям, когда наутро земля открылась — гористый берег, белые скалы, широкий мыс, озаренный солнцем, они достигли границы моря. Ладья их на якоре стояла в бухте; герои гаутские сошли на берег, блестя кольчугами, звеня мечами, и возгласили хвалу Всевышнему, что ниспослал им стезю безбурную. Тогда с утеса дозорный Скильдингов, страж побережья, следил, как ратники во всеоружии, в одеждах битвы над бурунами проходят по сходням; дивился витязь гостям незваным, и прямо к ним он коня направил, служитель Хродгара, и древком ясеневым, копьем потрясая, спросил пришельцев: — «Кто вы, закованные в броню, покрывшие головы железными шлемами, судно грузное по мелководьям сюда приведшие из океана? Давно храню я наши границы, поморье датское от злонамеренных морских разбойников, но не упомню, чтобы чужая дружина вышла на этот берег так, без опаски. без дозволения моих сородичей, власть предержащих. И я ни в жизни не видел витязя[21] сильней и выше, чем ваш соратник – не простолюдин в нарядной сбруе. – кровь благородная видна по выправке! Но я обязан узнать немедля ваш род и племя, дабы вошли вы в пределы датские не как лазутчики. Вы, чужеземцы, морские странники, поторопитесь! — я жду ответа, я должен сведать, откуда вы и почто явились! » Воеводитель ему ответствовал, раскрыл сокровищницу слов благородных: [22] «Мы все от семени мужей гаутских, наш конунг – Хигелак, его дружина – мы. Воитель мудрый, всеземнознатный отец мой, Эггтеов, [23] состарясь, умер, покинул землю, – тому немало минуло зим, – но имя славное доныне знаемо под этим небом. Не злые мысли ведут нас к датскому народоправителю, к сыну Хальфдана, так помоги нам добрым советом! — и мы не скроем от высокородного помыслов наших, о коих скоро и ты узнаешь. Молва разносит, — скажи, то правда ли – что будто некая тварь неведомая тревожит Скильдинга, датчан ночами исчадье мрака, злобесный призрак, в набегах яростных губит и грабит. От всей души я хотел бы Хродгару помочь советом, дабы избавить его от бедствия, дабы вернулось благополучие в его державу, дабы утихли волны печалей, не то вовеки страх и злосчастие с ним пребудут, покуда не рухнут стропила и кровля, пока стоят на холме хоромы». С коня ответил отважный всадник, сказал дозорный: «И сам ты знаешь, что должно стражу – щитоносителю судить разумно о слове и деле. Я вижу ясно, с добром вы к Скильдингу путь свой правите, и вам тореную тропу, кольчужники, я укажу; а людям велю я этот свежесмоленый корабль охранять и беречь от недругов; пускай на песке дожидает спокойно древо морское доброго кормщика; вновь полетит змееглавый по хлябям, неся восвояси хозяина славного, к землям гаутским, а с ним и дружинников — тех, кого в битве Судьба упасет». Двинулась рать (корабль остался, причаленный к берегу, широкогрудый, на тяжком якоре); ярко на шлемах на островерхих вепри-хранители[24] блистали золотом. Так за вожатым спешила дружина мужей войнолюбых широкой дорогой, и вдруг перед ними в холмах воссияла златослепящая кровля чертога, жилища Хродгара: под небом не было знатней хоромины, чем та, озарявшая окрестные земли. Узрели славу твердыни престольной щитоносители; страж, указав им путь прямохожий, коня направил обратно к морю, и молвил ратник: «Теперь идите. Отец Вседержитель да будет с вами! Дай Бог вам силы в грядущих сражениях! А я возвращаюсь хранить границу от недругов наших! » На пестрые плиты, [25] на путь мощеный толпа ступила мужей доспешных в нарядах ратных, в кольчугах, звенящих железными кольцами, прочными звеньями, войско блестящее шло ко дворцу. Там, под стеной, утомленные морем, они сложили щиты широкие в ряд на лавы – раскатом грянули их нагрудники; там же составили копья из ясеня вместе с мечами, бремя железное, вооружение морестранников. Тут страж-привратник, воитель гордый, спросил пришельцев? «Откуда явились щиты золоченые, кольчуги железные, грозные шлемы, длинные копья? Немало у Хродгара я, глашатай, встречал иноземцев, но столь достойных не видел! Надеюсь, не ради прибежища, как изгнанники, [26] но ради подвигов пришли вы к Хродгару! » Вождь гаутов ему ответил, стойкий в битве, статный под шлемом, такими словами: «Из дома Хигелака веду соратников я, воин Беовульф, [27] хочу поведать владыке вашему, потомку Хальфдана, что мы замыслили, коль скоро конунг окажет милость и нас допустит в свои палаты». Вульфгар ответствовал, вождь венделов, [28] муж многомудрый, меж соплеменников мужеством славный: «Владыке Скильдингов слово просящего, конунгу данов, кольцедробителю, речи твои, о вождь дружины, я передам. Ждите! – скоро веление конунга — народоправителя вы услышите! » Туда вошел он, где старый Хродгар сидел седовласый среди придворных; там, на помосте, перед престолом славного пастыря, пред ликом Хродгара встал Вульфгар, и молвил он, вестник: «Люди, пришедшие к нам издалека, морской дорогой из края гаутов, — привел их воин по имени Беовульф, просят они, повелитель, выслушать слово, с которым к тебе спешили; о господин, не отказывай пришлым, слух преклони, благородный Хродгар, — оружие доброе служит порукой их силе и мужеству; муж могучий, приведший войско, – вождь достойный! » Владычный Скильдинг, Хродгар ответил: «Видел я витязя в дни его детства; умер отец его, добрый Эггтеов, в дом которого дочь единственную отдал Хредель; [29] к старому другу отца явился и сын могучий, о нем я слышал от мореходов, ладьи водивших в страну гаутов с моими дарами; они рассказывали, как тридцать ратников переборол он одной рукою. Бог Всеблагой направил к данам, послал, Милосердный, этого мужа – так я думаю против Гренделя, и я героя, по дружбе, как должно, дарами встречу! Сюда немедля введи достойных – пусть предо мною они предстанут, скажи: воистину гостям желанным даны рады! » Тогда из чертога вышел Вульфгар с такими словами: «Изволил конунг, владыка данов, мой повелитель, сказать, что знает род ваш и племя и рад приветствовать героев, пришедших к нам из-за моря. Теперь в боевом облачении, в шлемах ступайте в палаты да кланяйтесь Хродгару, а ваше оружие покуда оставьте[30] тут, у порога, щиты и копья». Встал среди ратников статный воин, вождь дружины, велел, как должно, верной страже стеречь оружие, а сам с остальными вслед за глашатаем двинулся в Хеорот. Витязь явился могучий в шлеме перед престолом, и молвил Беовульф (кольчуга искрилась, сеть, искусно сплетенная в кузнице[31]) «Привет мой Хродгару! Я – воин Хигелака, его племянник; мне ратное дело с детства знакомо, Там, в отчем доме, услышал я вести о битвах с Гренделем — морские странники о том мне поведали, что дом дружинный, тобой построенный, чертог обширный пустеет вечером, чуть солнца на небе померкнет слава. Тогда старейшины, мои сородичи из лучших лучшие, меня подвигнули тебе, о Хродгар, отдать в услужение рук моих крепость, ибо воочию сами видели, как я из битвы шел, обагренный кровью пяти гигантов поверженных; а также было, я бился ночью с морскими тварями, мстя, как должно, подводной нечисти за гибель гаутов; так и над Гренделем свершить я надеюсь месть кровавую в единоборстве. Доверь, владыка блистательных данов, опора Скильдингов, щит народа, – тебя заклинаю я, прибывший с дальнего берега, о друг воителей, доверь пришельцам, мне с моею верной дружиной, отряду храбрых охрану Хеорота! К тому же, зная, что это чудище, кичась могучестью, меча не носит, я так же – во славу великого Хигелака, сородича нашего и покровителя! — я без меча, без щита широкого, на поединок явлюсь без оружия: враг на врага, мы сойдемся, и насмерть схватимся врукопашную, – Небо укажет, Бог рассудит, кому погибнуть! И если он победит, как обычно в этом зале, тогда уж гаутов, моих соратников, он беспрепятственно пожрет, злобесный; тебе же не будет забот похоронных, коль скоро сгину, — меня утащит окровавленного в свою берлогу, в багровокипящий болотный омут, и в клочья тело мое растерзает себе на мясо, а мне уже пищи не нужно будет. И если сгибну, похищенный битвой, мои доспехи пошлите Хигелаку, меч и кольчугу работы Вилунда, [32] наследие Хределя. Судьба непреложна! » Скильдинг-властитель, Хродгар вымолвил: «К нам ты ныне явился, Беовульф, как друг и защитник, верный долгу; ведь было: в споре убивши Хадолафа, [33] из рода Вильвингов, отец твой распрю посеял кровную; когда же гауты, страшась усобиц, его отринули, бежал он от мести к нам, за море, под руку Скильдингов, в пределы датские, где я уже властил тогда над данами, правил державой, обширным краем, твердыней героев (достойней владел бы наследием Хальфдана брат мой старший, да умер Херогар прежде времени! [34]), я же немедля в оплату крови[35] золото выслал Вильвингам за море: я замирил их – беглец присягнул мне. А ныне я должен скрепивши сердце поведывать людям, как лютый Грендель бесчестит Хеорот, без счета губит моих домочадцев: дружина тает, Судьба безжалостная уносит воинов в схватках с Гренделем. Но Бог поможет воздать злодею за горести наши! Не раз похвалялись в застольях бражных, над полными чашами честью хвалились герои остаться ночью на страже и Гренделя в зале мечами встретить; тогда наутро в чертоге для пиршеств мы находили запекшейся крови потоки и пятна, пол обагренный, скамьи и стены, – так я утратил многих знатнейших, всех смерть похитила! Но время! – сядем за пир, и сердце тебе, воитель, подскажет словом». Тогда им дали на скамьях медовых места в застолье, и гости-гауты сели за трапезу, ратники сильные, храбросердые; брагу медовую в чеканные чаши лил виночерпий, песносказитель пел о Хеороте; и беспечально там пировали две дружины — датчан и гаутов. Тут Унферт, [36] сын Эгглафа, сидевший в стопах у владыки Скильдингов, начал прение (морепроходец, пришелец Беовульф, его раззадорил: неужто в мире ему соперник нашелся, воин под небом славный, его сильнейший), и вот он начал: «Не тот ли ты Беовульф, с которым Брека соревновался в умении плавать, когда, кичась непочатой силой, с морем спорили вы, бессмыслые, жизнью рискуя? Ни друг, ни недруг, ни муж разумный не мог отвратить вас от дикой затеи соперничать в океане. Пучин теченья сеча руками, взмахами меряя море-дорогу, вы плыли по волнам, по водам, взбитым зимними ветрами, семеро суток. Тебя пересилил пловец искусный, тебя посрамил он: на утро восьмое, брошенный бурей к норвежскому берегу, он возвратился в свои владенья, в земли Бродингов, в дом наследный, где правит поныне, на радость подданным, казной и землями. Клятву сдержал сын Бенстана – был первым! Вот почему я предчую худшее (хотя и вправду ты крепок в битве, в честной сече), коль скоро, с вечера тут оставшись, ты встретишь Гренделя! » Ответил Беовульф, сын Эггтеова: «Не чересчур ли ты, друг мой Унферт, брагой упившись, о подвигах Бреки тут разболтался? На самом же деле никто из смертных со мной не сравнился бы мощью на море, выдержкой на океане. Когда-то, поспорив, мы вправду задумали, жизнью рискуя (а были оба еще недоростками! ), взапуски плавать в открытых водах. Сказано – сделано: кинулись в зыби, клинки обнажив ради защиты от хищных тварей, там обитавших. Сил недостало ему тягаться со мной на быстринах, но я не покинул его над бездной: вместе держались в опасных водах, рядом плыли пятеро суток, [37] покуда буря и сумрак ночи, северный ветер, снег и волны кипящих течений не разлучили нас в ненастье. Со дна морского нечисть восстала – в пене ярились полчища чудищ. Рубаха-кольчуга искусной вязки, железной пряжи мне послужила, шитая золотом, верной защитой, когда морежитель, стиснув когтистыми лапами тело, вдруг потащил меня в глубь океана; Судьбой хранимый, я изловчился, – клинком ужалил зверя морского канул на дно обитатель хлябей. Кишела нежить, грозя мне погибелью в бурлящей бездне, но я поганых мечом любимым учил, как должно! Не посчастливилось злобной несыти мной поживиться, плотью лакомой, пищей пиршественной в глубоководье, зато наутро в прибрежных водах всплыли распухшие туши животных, клинком усыпленных, и с этой поры стал безопасен путь мореходный над теми безднами. Божий светоч взошел с востока, утихла буря, и я увидел источенный ветром скалистый берег. Судьба от смерти того спасает, кто сам бесстрашен! [38] Всего же девять избил я чудищ и, право, не знаю, под небом ночным случались ли встречи опасней этой, был ли кто в море ближе к смерти, а все же я выжил в неравной схватке — меня, усталого, но невредимого, приливом вынесло, морским течением к финским скалам. [39] Но я не слышал подобных былей о подвигах ратных, тобой совершенных: ни ты, ни Брека — в игре сражений не смели вы оба железом кровавым
|
|||
|