![]()
|
|||
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Больно. Так и думал, что будет больно, но из меня буквально дух вышибло. Мокрая от «крови» рубашка прилипла к телу. Пытаюсь восстановить дыхание. Все уже почти вернулось в норму, отдача закончилась. Придется закрыть глаза: Антон должен поверить в наше маленькое представление. Ну я хотя бы услышу, что происходит. – Вы оба, лицом к раковине. Руки держите на виду, – командует Лила. Слышу шаги. Где‑ то в углу кряхтит дедушка. Как же хочется открыть глаза! – Как ты здесь оказалась? – интересуется Aнтон. – А что, разве сам не знаешь? – тихо и угрожающе спрашивает она. – Пешком пришла. Из Уоллингфорда. На маленьких кошачьих лапках. Как можно более незаметно перемещаю центр тяжести, чтобы потом удобнее было встать. Работа мошенника немного напоминает работу фокусника – надо перенаправить всеобщее внимание. Зрители, затаив дыхание, наблюдают, как волшебник вытаскивает из шляпы кролика, а на самом деле он в это время распиливает надвое ассистентку. Один трюк вместо другого, а вы и не заметили. Думаете, я умираю? Не тут‑ то было. На самом деле я лежу на полу и потешаюсь. Обожаю аферы и сам себя за это ненавижу. Ненавижу, когда от прилива адреналина захлестывает головокружительная радость. Я не очень хороший человек. Но как чертовски приятно обставить Антона и Баррона. Чьи‑ то шаги. – Лила, прости, – умоляет Антон. – Я знаю… – Тебе следовало убить меня тогда. Кто‑ то дотрагивается до плеча, и я еле сдерживаюсь, чтобы не дернуться. Шероховатые пальцы нащупывают пульс на шее. Этот кто‑ то без перчаток. Отсутствие пульса подделать невозможно, а если он расстегнет рубашку, то обязательно увидит провода. – Ну ты и пройдоха, Кассель Шарп, – шепчет дедушка. «Рожица смазливая, а самого черта обдурит». Сдерживаю довольную улыбку. – Отдай пистолет, – требует Антон. Рискую чуть‑ чуть приоткрыть глаза. У него в руке нож. – Ты не выстрелишь. – Повернись к раковине! Он роняет нож и выбивает оружие у нее из рук. Пистолет скользит по полу, Лила и Антон одновременно бросаются за ним, но племянник Захарова оказывается первым. Пытаюсь встать, но дедушка крепко меня держит. Антон поднимает пистолет и трижды стреляет ей прямо в грудь. Лила шатается, но проводов на ней нет – так что не получается ни крови, ни выстрела, «пули» отскакивают и катятся по полу. Мы раскрыты. Антон непонимающе смотрит на нее, на оружие в своей руке, на меня. Я широко открываю глаза. – Я тебя убью! – рычит племянник Захарова и отбрасывает фальшивый пистолет с такой силой, что от удара раскалывается кафельная плитка. Дело плохо. Между нами встает дедушка, я пытаюсь оттолкнуть его в сторону. Но тут в неожиданно наступившей тишине с другого конца туалета слышится голос: – Достаточно. Захаров, пошатываясь, поднимается на ноги и мотает головой, разминая затекшую шею. Антон шарахается, как будто увидел привидение. Остальные не двигаются. – Ты разыграл меня, – неуверенно говорит Баррон, наставив на меня палец. – Все вы тут играете в игрушки, – усмехается Захаров. – Точно как в детстве. Размахиваете водяными пистолетиками. – Но почему… Как вы узнали? – запинается Антон. – Почему притворялись? – Никогда бы не поверил, – морщится тот, – что ты, Антон, предашь семью, захочешь убрать меня. Я же именно тебя собирался сделать наследником. Он оглядывается на дедушку: – Получается, никто больше не ценит семейные узы? Дед молча переводит взгляд с меня на брата. Антон делает два шага по направлению к дяде. Лицо у него перекосилось. Баррон подбирает нож и вертит его в руках, выкидывая и вновь убирая лезвие. Я перекатываюсь на бок, поскальзываюсь в луже фальшивой крови и наконец умудряюсь подняться на колени. – Вам не уйти отсюда живым, – говорит Антон дяде и делает Баррону знак рукой. У меня в рукаве остался последний козырь, зато какой. Встаю. Точно как тогда, на крыше Смит‑ холла – стоит чуть оступиться, и ты покойник. – Я тебя не боюсь. – Захаров смотрит на племянника. – Чтобы вот так убить человека, требуется мужество. У тебя кишка тонка. – Заткнись. Баррон, отдай нож. Я покажу ему. Лила бросается к Антону, но Захаров успевает схватить дочь за руку. – Я убью тебя! – кричит Лила двоюродному брату, губы скривились в презрительной усмешке, в глазах тлеет огонь. Баррон улыбается и наставляет клинок на Антона. – Убери. – Антон отталкивает его руку. – Чего ты ждешь? Отдай нож. – Я все делаю правильно. Извини. Глубоко вздыхаю и захлопываю мышеловку: – Мы уже давно обо всем договорились с Захаровым, правда, сэр? Тот смеривает меня тяжелым взглядом. Сыт уже, наверное, по горло моими фокусами, но сейчас важнее всего нож. Он еще крепче сжимает руку Лилы. – Правда. Баррон кивает. – Не может быть. – Антон поворачивается к брату. – Почему? Если даже ты решился подставить меня, то Филипа уж точно бы не подставил. – А он с нами заодно – Баррон крутит в руках нож, и лезвие ярко вспыхивает на свету. – Филип никогда бы меня не предал. Никогда. Мы вместе все спланировали, много лет назад. – В таком случае, – пожимает плечами Баррон, – где он сейчас? Почему не здесь? Не с тобой? Антон оглядывается на меня. – Не может быть. – Почему же? – Лила тоже бросает взгляд в мою сторону. – Только тебе можно предавать? Думаешь, врать умеешь ты один? Антон явно в замешательстве, пытается решить, что делать дальше. – Нужно было удостовериться, что ты действительно собрался убрать главу клана. – Баррон говорит уверенно, без малейшей запинки. – Идиот, он же тебя убьет. – Голос у Антона потерянный. – Ты просчитался: похитил его дочь – и теперь точно покойник. Мы все покойники. – Нас он простил. Мы с Филипом заключили с ним сделку. Важнее всего было доказать твое предательство. Мы‑ то никто, а вот ты – его племянник. Захаров фыркает и качает головой, потом забирает у Баррона нож. Только сейчас я понимаю, что все это время задерживал дыхание. – Антон, – он почти неохотно выпускает руку дочери, – ты остался один. Пора признать поражение. На пол. Лила, позови Стенли, скажи, тут кое с чем надо разобраться. Она вытирает руки о платье и идет к дверям, не глядя никому из нас в глаза. Пытаюсь поймать ее взгляд, но тщетно. Зато Захаров смотрит прямо на меня и кивает. Отлично понимает, что я его переиграл, хотя и не может взять в толк, как именно. Кажется, я продемонстрировал свои способности во всей красе. – Спасибо, Баррон. И конечно, Кассель. – Он благодарит нас сквозь зубы. – Идите с Лилой и подождите меня на кухне. Мы еще не закончили. Дези, проследи, чтобы никто никуда не разбежался. – Это все ты, – шипит Антон. – Твоя работа. Все из‑ за тебя. – Ты сам сделал из себя идиота. Наверное, следовало промолчать, но я уже не очень хорошо соображаю, да и голова идет кругом от облегчения. К тому же язык за зубами держать никогда не умел. Антон бросается на меня, а я не успеваю увернуться. Мы падаем в одну из кабинок, стукаюсь головой о кафель. Дедушка хватает молодого Захарова за шею, словно собирается оттащить. Но как оттащить такого бугая? Антон бьет прямо в скулу. Выпрямляюсь и ударяю его головой, в глазах темнеет от боли. Он выгибается, замахивается снова, но тут взгляд его тускнеет, и на меня обрушивается тяжелое обмякшее тело. Пытаюсь вылезти из‑ под него, изо всех сил извиваюсь на грязном полу. Губы у Антона синие, лицо покрылось смертельной бледностью. Мертв. Он мертв. Недоуменно таращусь на труп. Лила вытирает мне рот куском туалетной бумаги, а я даже не заметил кровь. – Лила, – командует Захаров, – иди же. Мне нужно, чтобы ты позвала Стенли. – Сам себя не боишься перехитрить? – спрашивает она меня шепотом и отправляется выполнять поручение отца. Дедушка баюкает руку. – Ты как? – Опираясь о стену, с трудом встаю на ноги. – Со мной все будет в порядке, только бы выбраться из этого проклятого туалета, – отвечает дед. На правой руке у него нет перчатки, ноготь на безымянном пальце потемнел, и чернота стремительно распространяется дальше. – Ох. – Он только что спас мне жизнь. – Что? – смеется старик. – Не думал, что я еще на такое способен? Да, стыдно признаться, я и правда забыл, что он мастер смерти. Всегда думал об этом в прошедшем времени, но дед прикончил Антона одним прикосновением: просто дотронулся и убил. – Надо было все мне рассказать, я бы помог. Подслушал их разговор в ту ночь, когда меня напоили снотворным. – Лила, Баррон, – распоряжается Захаров, – пошли. Пусть Кассель и Дези приведут себя в порядок. Но никуда не уходите. Киваю. – Тебе многое придется объяснить, – ворчит дед. Я все еще прижимаю к щеке туалетную бумагу. Настоящая кровь из разбитого рта капает на рубашку прямо на пятна фальшивой крови. Оглядываюсь на труп Антона. – Ты думал, я все еще под действием проклятия памяти? Именно поэтому пытался увести из ресторана? – А что мне было думать? Как я должен был догадаться, что вы трое состряпали такой запутанный план? Да еще и Захарова подключили. – Ничего подобного, – ухмыляюсь собственному отражению. – Я просто подделал барроновские блокноты. Он ведь верит всему, что там написано. А что ему остается – с такой потерей памяти. Вот чем я занимался последние два дня, вернее две ночи. Так хорошо знаю его почерк, что подделать записи не составило труда, страницу за страницей. Выдумал для Баррона новую жизнь, в которой он спасал главу клана, – ведь это был отец Лилы. Жизнь, в которой мы с братьями трудились заодно, преследуя благородные цели. Лучше всего получается врать, когда и сам бы рад поверить в собственную ложь. Дед недоуменно хмурится, а потом лицо у него вытягивается, и он потрясенно качает головой. – Так он не обсуждал все это с Захаровым? – Нет, но думает, что обсуждал. – А ты обсуждал это с Захаровым? – Лила хотела справиться без посторонней помощи. Так что – нет, не обсуждал. – Час от часу не легче, – стонет дедушка. В последний раз смотрю на тело. Что это блестит возле левой руки Антона? Та самая булавка для галстука: выпала, наверное, из кармана. Подбираю ее. В дверях стоит Захаров, а я даже не заметил, как он вошел. – Кассель Шарп, – говорит он устало, – дочь сказала, это была ее идея. – Да, но с настоящим пистолетом получилось бы лучше. Он фыркает. – Раз уж это она все придумала, не стану тебя убивать, хоть ты и трогал меня голыми руками. Просто скажи, как давно ты знаешь о даре трансформации? Открываю рот, чтобы возразить. Я над ним не работал, почему тогда он так уверен? Но вдруг вспоминаю отдачу – как корчился на полу, превращаясь во все подряд. – Не очень давно. – А ты знал? – Захаров обращается к деду. – Мать просила ему не говорить, пока не повзрослеет. Собиралась все рассказать после освобождения. Кассель, такой талант многие хотели бы использовать. Я не совсем согласен с твоей матерью, но она умная женщина и… – Знаю, дед. Захаров как будто что‑ то высчитывает в уме. – Давай расставим все точки над Я не желаю оставлять ни Баррона, ни Филипа в живых. Киваю, ведь он явно не закончил. – Дези прав: твой талант многие бы хотели использовать. Теперь ты принадлежишь мне. Пока работаешь на меня – не трогаю твоих братьев, понятно? Опять киваю. Следовало бы сказать, что мне все равно, плевать на братьев, но я молчу. «Только родные любят по‑ настоящему» – наверное, это правда. – Тогда мы в расчете. Но только пока. Ступай на кухню; может, найдут тебе чистую рубашку. Дед натягивает правую перчатку, теперь на ней тоже палец болтается. – Я тут подобрал… – Протягиваю Захарову розовый самоцвет и только тут замечаю одну странность: у камня откололся уголок. – Еще раз спасибо, Кассель, – натянуто улыбается тот. Киваю, стараясь не показать, что все понял. Бриллиант Бессмертия не может никого защитить – ведь это простая стекляшка. Вечеринка в самом разгаре. На меня обрушивается целая волна звуков: смех, музыка, торжественные речи, наверное, весь этот гвалт заглушил выстрелы. Смерть Антона, вообще все произошедшее кажется нереальным. Вокруг сияют огни, искрятся бокалы с шампанским. – Кассель! – Ко мне бросается Даника. – Ты живой? – Мы волновались, – вторит Сэм. – Вы проторчали там целую вечность. – Да все в порядке. По мне разве не видно? – Да уж, стоишь посреди ресторана весь в крови. Что‑ то определенно не в порядке. – Сюда. – Захаров показывает на кухню. – Мы с тобой, – настаивает Даника. Я так устал, щека пульсирует от боли, по‑ прежнему ноют ребра. Где же Лила? – Ладно, пошли. Люди спешно расступаются перед нами. Видимо, я действительно выгляжу неважно. В кухне не протолкнуться от официантов с подносами: блины с икрой, чесночные гренки, крошечные пирожные с засахаренными дольками лимона. В желудке, к моему удивлению, начинает бурчать. У меня на глазах только что убили человека, как можно хотеть есть после такого? Но я просто умираю с голоду. У дальней стены двое громил держат за руки Филипа. Это Лила приказала его привести или Захаров? Брат замечает меня, и лицо его искажается от ярости. – Ты все у меня отнял! – кричит он. – Мауру, сына, будущее. Абсолютно все! Пожалуй, что так. Сказать, что я сожалею? – Ну ты и влип, верно? Он рвется ко мне, но телохранители держат крепко: волноваться не о чем. Даника уводит меня к раковинам. – Еще пожалеешь, что на свет родился! – вопит Филип. Пусть надрывается. Нас уже поджидает Лила. В одной руке – бутылка водки, в другой – лоскут ткани. – Залезай‑ ка. Покорно забираюсь на стойку, отодвигая в сторону миску с мукой и лопатку. Филип еще что‑ то кричит, но голос его доносится как будто издалека. Улыбаюсь. – Лила, это Даника. С Сэмом вы уже вроде знакомы. Мои школьные друзья. – Послушай, он что – правда назвал нас друзьями? – изумляется сосед, его подруга смеется. Лила смачивает ткань водкой. – Прости, что не рассказал весь план, про Баррона. – Залез в его блокноты и что‑ то там наворотил? Улыбается в ответ на мой удивленный взгляд. – Я там три года прожила, помнишь? И видела эти его тетрадки. Умно. Она прижимает салфетку к моей щеке. Из горла вырывается шипение – как щиплет! – Ой. Задира. Улыбка делается еще шире, Лила наклоняется ко мне: – Я знаю, кто я. И знаю: тебе это нравится. Сэм хихикает. Ну и что? Мне и правда нравится.
|
|||
|