ПЕРВЫЙ РЕЙД

Каратели отступили на свои исходные рубежи — в села, окружавшие Спадщанский лес. Их части, как доложила разведка, готовятся к новому штурму нашей обороны. По дорогам из Путивля, Глухова, Кролевца, Конотопа непрерывным потоком идут свежие подкрепления противника. Видимо, утром будет новое наступление. Где взять боеприпасов? За день мы израсходовали все. Перед началом боя в танке было двадцать тысяч патронов и сотня снарядов, а теперь не осталось ничего. У бойцов на руках по несколько патронов.

Я собрал командиров и отдал приказ готовиться к выходу из Спадщанского леса. Все, что нельзя забрать с собой, закапали в землю. С танка сняли пулемет, машину заминировали. Небольшое количество сухарей и варенья, которые были в запасе, выдали бойцам.

В боевом приказе сказано: «Чтобы сохранить человеческий состав отряда для дальнейшей борьбы с гитлеровскими захватчиками, считать целесообразным 1/ХІІ 1941 года в 24. 00 оставить Спадщанский лес и выйти в рейд в направлении Брянских лесов».

Рассчитывая сковать нашу маневренность и не дать нам возможности вырваться из железного кольца окружения, противник надежно перекрыл заслонами и заставами все дороги. Оставался один путь — болото Жилень и река Клевень. Вчера днем во время боя там еще трудно было пройти. Ночью же ударил тридцатиградусный мороз. Отряд двинулся по шаткому ледяному настилу, который еще трещал под ногами. Пройдя по Клевени почти до села Щербиновка, пошли дальше по снежной целине. Колонна часто останавливалась, люди выбились из сил. Было очень трудно бойцам, обессиленным сверхчеловеческим напряжением дневного боя и ночным маршем. И все же приходилось торопить. Семен Васильевич Руднев, подбадривая партизан, напоминал слова Ленина: «Промедление — смерти подобно». Скорее, друзья, если не успеем оторваться от противника — нас раздавят.

Ночная темнота помогла отряду проползти ужом между вражескими заслонами и пройти незамеченным буквально в нескольких десятках метров от хуторов и сел, в которых были немцы.

Направляющим шел Коренев. Он провел здесь большую часть своей жизни и хорошо знал местность.

2 декабря. К полудню мы отошли от Спадщанского леса на добрых двадцать километров и остановились передневать на хуторе Окоп. Разведчики, догнав отряд, рассказали, что на рассвете немцы обрушили на покинутый лагерь всю огневую силу и вслед за шквалом огня с криками «Хайль Гитлер! » пошли в атаку на... опустевшие землянки.

Наша дорога на север была свободна. Чтобы подтянуть к Спадщанскому лесу почти три тысячи карателей, фашистскому командованию пришлось немного уменьшить гарнизоны в райцентрах. Небольшие группки полиции находились всего в нескольких важнейших населенных пунктах.

5 декабря. Третий день продвигаемся в направлении Хинельских лесов. Когда подходили к селу Ястребщина, Эсманского района, местные полицаи попытались оказать сопротивление, но наша разведка их быстро обезвредила.

В селе Кореек комиссар с агитколлективом провел собрание колхозников. В школе собралось более двухсот человек. Семен Васильевич рассказал о том, как народ поднимается на борьбу с оккупантами и как самим коренокчанам надо саботировать и срывать фашистские приказы. После собрания партизаны срубили поставленную оккупантами в центре села виселицу...

Такие собрания и митинги наши агитаторы проводили при всякой возможности по всем населенным пунктам, через которые нам приходилось проходить.

6 декабря. Остановились в селе Хвощевка. Оно находится на краю Хинельских лесов к югу от Хутора Михайловского. Хинельские леса представляют собой словно южный край Брянских лесов. Тянутся они широкой полосой от Новгорода-Северского до Севска, большими перелесками переходят на север, северо-запад и северо-восток. Это место для нашего лагеря особенно выгодно. Во-первых, мы не очень отрываемся от своих районов, можем всегда поддерживать с ними связь и вернуться туда когда угодно, и во-вторых — нам обеспечен надежный тыл, Хинельские и Брянские леса. Хорошей базой для отряда здесь может быть лесокомбинат и его поселок, расположенные в тридцать пятом квадрате лесного массива.

7 декабря. С целью изучить местность в тридцать пятый квадрат ушла небольшая группа разведчиков во главе с Дедом Морозом. Вернувшись, Алексей Ильич рассказал, что в поселке лесокомбината живут какие-то странные люди. Большинство из них сапожники, но, видимо, притворяются. К незнакомым относятся с большим подозрением. Нам не поверили, что мы партизаны.

Около поселка Алексей Ильич обнаружил недавно построенные пустые землянки. «Сапожники» сказали, что там раньше были партизаны, но они куда-то ушли. В одном из домов нашим разведчикам показались подозрительными дверцы кладовки. Потребовали открыть их. Хозяйка долго спорила, доказывала, что у нее никого нет.

Алексей Ильич распахнул дверь и оказался лицом к лицу с неизвестным мужчиной. В руке незнакомого блеснула вороненая сталь пистолета. Властный возглас: «Своих не стреляй! » — предупредил несчастье. Начались переговоры. Внешность задержанного ничем не примечательна. Густая щетина, покрывавшая худые, впалые щеки и выпяченный вперед подбородок, потертая шапка, старая засаленная телогрейка и грязные, очень поношенные кирзовые сапоги свидетельствовали, что их владелец давно не знает домашнего покоя. Много людей с такой внешностью блуждают теперь по селам и по лесным дебрям. Почти ежедневно встречаются бойцы и командиры Красной Армии, которые вырвались из окружения или бежали из плена, рабочие и колхозники, которых преследовала полиция... Бывают и переодетые шпионы. Все они ищут встречи с партизанами, с той только разницей, что когда первые хотят влиться в ряды народных мстителей, то вторые — продать их.

Нельзя верить обычному паролю «свой». Зоркий глаз опытного партизана большей частью быстро и правильно определяет тех, которые «подпадают проверке» по внешним признакам: по одежде, по привычкам, по поведению с оружием, по их ответам на вопросы. Но как бы там ни было, а тяжело, очень тяжело с первого разговора узнать душу человека, а ошибка таит в себе опасные последствия, порой самые трагические.

Хорошо знал это Коренев. И незнакомец оказался таким, что умеет волка поймать за уши. Долго они прощупывали друг друга. В конце концов нашли общий язык. Незнакомец представился, что он командир Севского партизанского отряда Хохлов. Отряд его распущен, люди разошлись по домам. В здешних краях, как сказал в шутку Алексей Ильич, возобладала «тактика сохранения сил».

8 декабря. Утром Путивльский объединенный отряд выстроился в походную колонну и, соблюдая все меры предосторожности, выступил к лесокомбинату. Заняв поселок, мы собрали «сапожников». Все они, как оказалось, были бойцы и командиры Красной Армии. Но настроение у них подавленное... Каждый пробивался из окружения к фронту. Сильные морозы заставили остановиться и искать убежища. Один за другим собрались в одно сравнительно безопасное место, которым был лесокомбинат, расположенный в дремучем лесу.

— Что же вы, дорогие товарищи, всю войну собираетесь заниматься сапожничеством? — спросили мы у них.

Они откровенно ответили:

— А что делать, когда нет даже патронов? Куда идти — не знаем. Где сейчас фронт — неизвестно. Вот сидим и ждем. Может, у вас есть радио? Возможно, знаете, что происходит на фронте?

Со слезами радости на глазах слушали они наши рассказы о героическом сопротивлении Красной Армии, о боях под Москвой.

9 декабря. В захваченных в поселке и в его окрестностях немецких продовольственных складах мы нашли 25 тонн зерна, 40 лошадей, сани, сбрую. Двадцать тонн зерна раздали населению, остальное забрали для нужд отряда.

С нашим приходом настроение у жителей поселка и у «сапожников» заметно улучшилось. В штаб начали приходить местные коммунисты. Уже знакомому нам командиру Севского отряда Хохлову и двум его товарищам Пронину и Астахову поручили в течение двух дней собрать свой партизанский отряд и прибыть в поселок лесокомбината.

Они восприняли это как боевой приказ и, не медля, с радостью отправились его выполнять.

10 декабря. Поздно вечером в штаб явилась оперативная группа Кочемазова, которая еще перед боем в Спадщанском лесу была послана в Конотопский район с целью глубокой разведки и подрыва мостов. Все эти дни мы ничего не знали о них, волновались. Невольно приходила мысль, что, может, не придется больше увидеть боевых друзей. Но ребята пришли.

Кочемазов и его товарищи наперебой рассказывали о своем походе. Придя в Конотопский район, они остановились в лесу, возле села Казацкого. Совершили несколько диверсий. В одной подбитой немецкой машине нашли солдатский ранец, а в нем – «Коммунистический Манифест» К. Маркса и Ф. Энгельса на немецком и русском языках, вырезки из «Правды» и новую хорошую трубку, которую ребята торжественно подарили мне, как заядлому курильщику. Владельцем ранца, видно, был немецкий коммунист.

Жаль, что напрасно погиб хороший человек, товарищ по борьбе. Но разве распознаешь в бою, какое сердце бьется под грязно-зеленым мундиром солдата фашистской армии — черное сердце гитлеровца или благородное сердце друга — немецкого коммуниста, который по принуждению надел этот противный каждому советскому человеку мундир?

Известие о бое 1 декабря и выходе Путивльского отряда из Спадщанского леса конотопской группе принесли наши связные — Петр Соколовский и Александр Ленкин.

Командир группы Василий Порфирьевич Кочемазов и политрук Федор Ермолаевич Канавец решили немедленно выступать нам вдогонку. Запасшись продовольствием и оружием, они на четырех санях отправились в путь.

На следующий день на рассвете группа подошла к хутору Ретик, расположенному в лесу в десяти километрах от Кролевца.

Длительный переход и страшный мороз изрядно утомили бойцов, и маленький лесной хуторок, в котором было приблизительно дворов тридцать, имел вид очень привлекательный. Шесть человек осталось на опушке леса с лошадьми, а Канавец и Ленкин подошли к крайнему дому. Беленький домик под жестью, чистенький дворик, небольшая поветка* так и манили уставших бойцов.

Постучали. Хозяева открыли, встретили приветливо. Впечатление на ребят произвели хорошее. Все свидетельствовало о том, что здесь можно погреться и отдохнуть. Дали знак другим. Хозяин-лесник, человек с блудливыми глазками, проворно и суетливо рассаживал гостей, помогал поскорее приготовить поесть. Хозяйка в это время куда-то вышла.

__________________

* Поветь — помещение под навесом в крестьянском дворе для хранения хозяйственного инвентаря (прим. переводчика)

Вкусный завтрак, тепло и домашний уют разморили людей, все уснули. Не спалось только Бойко. Подошел случайно к окну и увидел, что дом окружают какие-то вооруженные люди. И один из них — видимо, старший, судя по его властным движениям, — зашел уже на крыльцо. Разбуженные партизаны вскакивали и становились с автоматами у окон. Канавец с гранатой в руке распахнул дверь. Тот, что стоял на крыльце, не успел и глазом моргнуть, как его втащили в дом. Начался допрос. Незнакомец уверял, что он и его товарищи, бывшие курсанты Сумского артиллерийского училища, попали в окружение. Первое время скрывались по одному, по двое в домах колхозников, потом ему удалось установить связь с кролевецким подпольем. Подпольщики помогли курсантам встретиться и организоваться в отряд. Действовали они все время в плотном контакте с подпольщиками, но две недели назад случилась беда: кролевецкие товарищи были арестованы и расстреляны немцами. В подтверждение своих слов он назвал несколько фамилий погибших.

Факт, что в 1941 году во время отступления наших частей в этих краях героически сражалось Сумское артучилище, был неоспорим. Канавец и Кочемазов знали это, знали они также кролевецких товарищей, с которыми случилось несчастье. И потому рассказ незнакомца показался им вполне правдоподобным. Поверили и предложили ему выйти на крыльцо и сказать своим друзьям, чтобы они по одному заходили в дом. Партизаны, на всякий случай, обезоруживали их. После мирного разговора предложили вместе догонять отряд.

Для группы, которая неожиданно разрослась, надо было раздобыть лошадей. Обратились к ретицким колхозникам. Те согласились дать две упряжки. Колхозный конюх, выводя из конюшни гнедого мерина, тихо спросил у Канавца:

— Так кто же вы будете, партизаны или паны полицаи?

— Что ты, отец, разве не видишь звезд на шапках? Мы — партизаны. А те, что пришли, бывшие курсанты.

— Эх, сынок, это такие курсанты, как я хан турецкий. Старший у них — сам начальник кролевецкой полиции...

Выскочили наши на улицу, да поздно — полицаев и след простыл.

Случай с конотопцами, так легко доверившимися леснику и его «друзьям», был хорошей наукой для всего отряда. Он показал, какие пугливые, ничтожные и одновременно коварные предатели, продавшие свою честь и совесть фашистам*.

12 декабря. По отряду был отдан приказ о приведении к присяге всех бойцов и командиров. К этому мы готовились давно. Текст писали коллективно, обсуждая каждое слово. Принятие присяги в нашей жизни было большим событием. Оно вселило в сердца людей безграничную веру в победу нашего справедливого дела, в то, что фашизм будет разбит.

Это было важно не только для партизан отряда, уже закаленных в боях, но, главным образом, для местных жителей, севских партизан, «сапожников», которых мы должны поднять на активную борьбу с врагом.

___________________

* Позже выяснилось, что немцы не поверили своим приспешникам, заподозрили их в сговоре с партизанами и в конце концов расстреляли (прим. автора).

Наш отряд должен быть примером самоотверженной борьбы в тяжелых условиях оккупации, примером строгой военной дисциплины. В 12 часов весь состав Путивльского объединенного отряда выстроился возле штаба в полном вооружении.

Хозяйственный двор лесничества со всех сторон окружен столетними соснами, высоко вверх подняли свои заснеженные кроны. Они особенно выразительно выделяются на фоне безоблачного неба. А рядом — темно-зеленые ели со снежными шапками на ветвях. Одноэтажные рубленые домики тоже заметены по окнам. Ослепительно-белый снег придает волшебной красоты полесской зиме в лесу.

Около штаба, на вытоптанной небольшой площадке, — стол, накрытый красной китайкой. Шагов за десять — стройные ряды партизан. Люди одеты по-разному: красноармейские буденовки, крестьянские ушанки, папахи, ватники, шинели, кожухи, гражданские пальто, сапоги, ботинки, валенки и даже лапти. Но все выбритые, подтянутые, снаряжение подогнано, равнение рядов безупречное. Лица суровые, торжественные. Смотришь на них — и как будто не замечаешь разнообразия партизанского обмундирования.

Здесь весь личный состав, даже раненый в последнем спадщанском бою путивльский связной Петр Горбовцов и тот стоит, немного опираясь на плечо друга.

Чуть дальше — группы старых мужчин и женщин с детьми. Это семьи рабочих лесокомбината. Между ними видно ссутуленные фигуры бородатых унылых «сапожников». Старики важно разговаривают между собой. Вездесущая детвора захватила «господствующие высотки» — заборы, деревья. «Сапожники» излишне старательно курят толстые самокрутки из вонючего самосада.

Прозвучала команда начальника штаба Базымы:

- Стройся! Равнение на флаг!

Знаменосцы пронесли перед фронтом боевое знамя и остановились у стола.

Я обратился к бойцам с небольшой речью. Подвел итог трехмесячной борьбы. Вспомнил, что, когда мы шли в партизаны, каждый поклялся сражаться с оккупантами до полной победы. Сегодня же мы должны поклясться перед строем своих товарищей, под развернутым флагом, на верность матери Отечеству, на верность идеям великой партии большевиков. И первым прочитал текст присяги. Вот она:

«Я, партизан Союза Советских Социалистических Республик, добровольно вступаю в партизанский отряд и торжественно клянусь перед всем советским народом, перед партией и правительством, что буду бороться за освобождение нашего народа от ярма фашизма до полного его уничтожения. Я клянусь не жалеть своей крови, а если надо, то и жизни, в борьбе с фашистами. Я клянусь всеми своими силами и средствами бороться с предателями Родины, самому не быть трусом и товарищей удерживать от страха. Если по какому-то злому умыслу я отступлю от своей клятвы, пусть покарает меня рука моих же товарищей».

После меня с короткой речью выступил Руднев. Он призвал партизан бороться за свободу и независимость нашей Советской Родины.

Затем присягали по старшинству все командиры и бойцы отряда.

Принятие присяги, торжественность момента, как мы и надеялись, произвели огромное впечатление на всех присутствующих. А людей собралось немало — кроме населения лесокомбината, на церемонии были и севские партизаны.

Через несколько часов, проходя по поселку, я зашел в домик, в котором жило человек пятнадцать «сапожников». Спрашиваю: «Ну, как дела? Не возьметесь ли шить сапоги для нашего отряда? » — «Нет, — говорят. — Хватит, посапожничали и хватит... Надо воевать».

Вечером в штабе состоялось наше первое собрание, на котором мы официально основали свою партийную организацию. Секретарем бюро избрали Якова Григорьевича Панина. Спокойный и очень скромный человек, из тех, которые много делают и никогда об этом не шумят. Когда-то он был каменщиком. В годы пятилеток работал на многих стройках. Там его выдвинули сначала на профсоюзную, а затем на партийную работу. В состав бюро вошли Коренев и Юхновец.

Партийная организация действовала у нас практически с самого начала зарождения отряда. Без постоянной работы с людьми, без огромного труда коммунистов вообще невозможно было создать настоящий боевой коллектив, организованный на принципах бескорыстности, честности, самоотречения и большой преданности Родине; коллектив, в котором, несмотря на кошмарно тяжелые условия борьбы во вражеском тылу, не было бы проявлений трусости, мародерства, неправильного отношения к населению. Именно коммунисты своим личным примером, как в бою, так и на отдыхе, сплотили вокруг себя всех бойцов отряда, заложили незыблемые законы боевой дружбы и взаимовыручки.

Всегда, когда создавалась особенно сложная обстановка, мы с Рудневым советовались с коммунистами, и они шли к бойцам, внушали мужество малодушным, объясняли положение и задачи отряда, а отсюда и те задачи, которые стояли перед каждым из них, перед каждым бойцом. Ибо только тот хороший воин, который знает свой маневр. По-настоящему наша партийная организация не была оформлена раньше по той причине, что мы ждали указаний со стороны Путивльского подпольного районного комитета партии. Теперь же стало понятно: подпольного райкома нет, надо действовать по своему усмотрению. В объединенном отряде 39 коммунистов и 19 комсомольцев. Это сила, способная, образно говоря, горы свернуть.

14 декабря. Наша разведка и оперативные группы уже три дня изучают новый для нас район Хинельских лесов. Важно узнать, где расположился враг, какие у него силы, по каким дорогам на случай крайней необходимости можно перейти в Брянские леса. Там, как нам известно из некоторых сведений агентурной разведки, есть небольшие группы партизан, но все это надо проверить. В глубокую разведку в Брянский лес послали членов партбюро, самых опытных и уважаемых товарищей Коренева и Юхновца.

Тут же, в зоне Хинельских лесов, условия для развития партизанской борьбы, для формирования партизанских групп и отрядов очень хорошие. Людей, желающих пойти в партизаны, много. Подразделения немецкого войска размещены только по районным центрам, да еще в некоторых крупных селах стоят их небольшие гарнизоны. Во всех же других населенных пунктах распоряжаются старосты. Села расположены или в лесу, или около самых больших лесных массивов. Но, к сожалению, эти благоприятные условия не используются партизанами, они и до сих пор не проявляли достаточной активности.

Такое поведение местных товарищей можно объяснить только одной причиной — отсутствием нужного опыта борьбы в тылу врага, незнанием партизанской тактики, методов и возможностей. Люди здесь хорошие, преданные Родине патриоты, способные возглавить народную войну с фашистами. Им только надо помочь. А помощь наша может проявиться лишь на личном примере, в наглядной демонстрации, как надо действовать. В данном случае открытой командой, приказом да и советом ничего не сделаешь.

С этой целью решили провести несколько операций по зачистке сел Севского района, Брянской области, от гарнизонов немецко-фашистских оккупантов. Точные сведения, собранные разведкой, позволили штабу разработать план боевых действий, согласно которому оперативные группы разгромили осиные гнезда врага и его прислужников по селам Лемешевка, Слепухино, Витичи, Высокое, Рыбница.

Захвачено оружие, боеприпасы, лошади, обмундирование и продовольствие. Часть продуктов раздали населению. В паровой мельнице лесокомбината перемололи зерно, в пекарне день и ночь пекли хлеб и сушили сухари.

17 декабря. Известие о разгроме вражеских гарнизонов, быстро распространилось по округе. Узнали о нас эсманские партизаны. От них приехали командир Онисименко, комиссар Лукашов, председатель райисполкома Копа и прокурор района Куманек. В отряде двадцать четыре человека. Боевой работы еще не проводили, занимаются разведкой и изучают силы противника. Здесь же договорились о совместных действиях.

Не успели отъехать эсманцы, как в штаб пришел учитель от Хохлова. Назвал он себя Ивановым. Под большим секретом признался, что имеет радиоприемник и слушает Москву. «В столице все в порядке, — сказал он. — В последнем сообщении Совинформбюро говорится, что наступление гитлеровских войск на Москву провалилось». Руднев попросил передать приемник нам. Учитель отказался, но согласился ежедневно сообщать сводки Совинформбюро. Назвал место, где связные будут находить их, и, не говоря лишнего слова, сразу же ушел.

В тот же день в условном месте — в дупле дерева — наш боец нашел исписанный листок. Еще не зная его содержания, мы все были несказанно рады, получив эту первую, такую родную и долгожданную сводку Совинформбюро, Руднев буквально вырвал его из рук бойца и начал читать вслух. А мы, три деда, как партизаны называли меня, Базыму и Коренева, как по команде, надели очки. Каждому хотелось собственными глазами увидеть дорогие вести из Москвы. Нет слов, чтобы выразить чувство, которое охватило всех присутствующих. Сообщение Совинформбюро говорило о разгроме оккупантов под Москвой, о переходе нашей армии в контрнаступление!

Боясь, что бумажку зачитают до дыр и потом ничего не разберешь, комиссар посадил всех присутствующих переписывать ту сводку. Писали карандашами и чернилами, на клочках старых газет и на страницах, вырванных из тетрадей и книг. Панин сновал, словно лодочка. Собирал исписанные листки, раздавал агитаторам и сейчас же посылал их в села. А возле штаба уже собрались жители поселка лесокомбината. Им прочитали сводку вслух. Они слушали и плакали от радости.

... Три дня назад узнали от местных людей, что в районе Хинельских лесов, около Ямполя, Севска и Эсмани, танковые и кавалерийские части Красной Армии вели тяжелые оборонительные бои. После отступления нашей армии колхозники из окрестных сел собрали на месте боев много всякого военного имущества — оружия, снаряжения, обмундирования.

Во всем этом мы очень нуждались. Бойцы наши уже ходили в совсем рваной одежде, у многих на ногах лапти или тапочки.

Наши уполномоченные пошли по селам и обратились к людям с призывом собрать военное имущество и передать партизанам. Колхозники горячо откликнулись. В течение трех дней они привезли столько обмундирования, кавалерийских седел, патронов и другого добра, что нам хватило одеть всех бойцов.

Конотопцы где-то раздобыли петлицы и эмблемы авиадесантных частей Красной Армии, поделились ими с партизанами других отрядов. И стали наши ребята похожи на бойцов-десантников регулярной части.

Из Брянских лесов вернулись Алексей Ильич Коренев и Георгий Андреевич Юхновец. Сведения агентурной разведки подтвердились. На Брянщине действительно существует несколько местных партизанских отрядов: Брасовский, Суземский, Трубчевский. Там же находятся харьковские отряды Воронцова и Погорелова, которые месяц назад ушли из Спадщанского леса. На южном краю стоит на отдыхе отряд донецких коммунистов. Шахтеры понесли тяжелые потери в неравных боях с фашистами и вынуждены были перебраться на север. Держатся они героически, намерены снова начать боевую работу. Неясное впечатление осталось у Алексея Ильича и Георгия Андреевича от встречи с Сабуровым, командиром партизанской группы, состоящей всего из девяти человек. Сабуров говорил им, что с помощью рации поддерживает постоянную связь с Большой землей и готов в любое время передать командованию наши сведения...

Нас очень обрадовало такое известие, особенно с возможностью установить связь с центром. Однако здесь возникло серьезное сомнение... Сабуров представился нашим разведчикам как заместитель наркома внутренних дел Украины. Но никто из нас такой фамилии раньше не слышал. Мы с Рудневым расспросили бойцов, которые до войны работали в органах внутренних дел. Кто-то из них вспомнил, что слышал о Сабурове, но это был не заместитель наркома. Воронцов же рассказал нашим связным немного другую историю.

— Я постарался запомнить рассказ Воронцова со всеми подробностями, — говорил Георгий Андреевич. — После того, как они от нас ушли, оба харьковских отряда остановились в Черниговском лесу и начали боевые вылазки на Шостку и трактовые дороги. Немцы обнаружили место их нахождения и окружили. Бой продолжался более четырех часов. С Горбушко случилась беда, он испугался, и отряд понес большие потери. После боя был совершен партизанский суд. Постановлением этого суда Горбушко понизили в рядовые, а Погорелова избрали командиром отряда. Вместе с Погореловым Воронцов двинулся на Брянские леса, и в последних числах ноября прибыли они в район села Теребушка. Там встретились с Сабуровым, он им представился как командир партизанского отряда, состоявшего из тридцати человек. Сабуров рассказал ему, Воронцову, что оказался в этом лесу из-за того, что не успел отступить с Красной Армией, выполняя особое задание.

Воронцов возмущался действиями Сабурова, — вмешался в рассказ Юхновца Алексей Ильич. — Он откровенно говорил, что Сабуров пытается подчинить харьковские отряды своему руководству и хочет захватить себе право голоса. Ему не нравится, что он должен обращаться к Воронцову за разрешением передавать свои материалы по рации в центр.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОЙ ЧАСТИ