ОБЪЕДИНЕНИЕ ОТРЯДОВ

17 октября. Пришла разведка из партизанского отряда Руднева: начальник штаба Григорий Яковлевич Базыма и боец Бабинец. Рассказывали, что они перебазировались из Новослободского леса к нам, в Спадщанский лес.

Ожидая возвращения своей разведки, отряд остановился возле села Новая Шарповка. Немножко подкрепившись и передохнув, Григорий Яковлевич и Бабинец поспешили за своими боевыми друзьями.

Разумно поступил Семен Васильевич, приведший к нам свой отряд. Пора объединяться! А с Рудневым дела пойдут хорошо. Знаю же я Семена Васильевича давно и очень уважаю его. Родился он в многодетной семье батрака в селе Берюх. Лишения заставили четырнадцатилетнего мальчика покинуть родительский дом и в 1914 году поехать в Петроград. Поступил учеником на Русско-Балтийский завод, где работал его старший брат. Там он прошел хорошую школу пролетарской борьбы, закалился и, когда разразилась Октябрьская революция, без колебаний примкнул к красногвардейской дружине. Вместе с братом штурмовал Зимний, воевал с корниловцами. Тогда же вступил и в большевистскую партию. А потом один за другим фронты гражданской войны: воевал против Колчака, Деникина, Юденича... Наступили мирные дни, и Семен Васильевич взялся за учебу. Успешно окончил Военно-Политическую академию и почти десять лет служил в пограничных войсках, где и был награжден орденом Красной Звезды.

Не менее уважаемый человек и Григорий Яковлевич Базыма, делегат Первого Всесоюзного съезда учителей, один из лучших и старейших педагогов в районе, активный помощник Руднева как в общественных делах в Осоавиахиме, так и в партизанском отряде.

Словом, небольшой отряд Руднева. Да, как говорится, хоть маленький червонец, да дорогой. С такими людьми силы наши удвоятся!

18 октября. В 8 часов утра отряд Руднева в полном составе прибыл в наш штаб. Трогательная та была встреча. Все прониклись таким настроением, словно одержали Великую Победу...

Руднев и Базыма рассказали обо всем, что пережили они за прошедшие полтора месяца.

Известие о том, что немцы взяли Путивль, застала их в Сумах, на краткосрочном семинаре, который проводили работники ЦК КП(б)У и секретарь обкома партии Иванов с партизанами северных районов области. Обучение шло в трех направлениях: партийно-политическая работа, организация связи с населением и диверсии в тылу врага. «Вместе с нами, — говорил Семен Васильевич, — были там и товарищи из Шалыгинского района: Саганюк, Матюшенко и еще несколько человек». Постановлением бюро обкома их отряд направлен в Путивльский район через линию фронта, который в то время проходил по левому берегу реки Сейм.

12 сентября в районе села Теткино перешли фронт и остановились в Новослободском лесу, где была подготовлена Продовольственная база. Тут с ними случилась беда: человек, знавший, где находится база, дезертировал. Отряд был обречен на голод. Оставалась единственная надежда: связаться с нами. В разведку в Спадщанский лес ушел боец Коханов и не вернулся.

Позже выяснилось, что он угодил в когти фашистов. Пытаясь вырвать у бойца сведения об отряде, гитлеровцы его ужасно мучили, но он молчал. Тогда они его повесили.

Не дождавшись Коханова, решили разведку повторить. Вызывался идти Клипиков. Его в районе недолюбливали. Какой-то он был скользкий. В глаза — «сладкий», а за глаза — наврет на тебя. Вернулся он через день и рассказал, как Ковпака немцы поймали и повесили, базы в Спадщанском лесу оккупанты нашли. Все, что нашли там, перевезли в Путивль. В городе сконцентрировано до десяти тысяч вражеского войска, множество танков, бронемашин и артиллерии, много специальных частей с собаками, предназначенных на борьбу с партизанами.

Сведения эти были ясно провокационны, но оставаться и дальше в лесу без продовольствия, не зная истинного положения в районе, бессмысленно. К тому же, несколько бойцов заболели. Руднев и Базыма решили пройти в деревню Теткино, где держала оборону воинская часть генерал-майора Чеснова.

Оставив в Теткино больных и Клипикова, отряд вновь вернулся на захваченную врагом территорию, имея задачу генерала Чеснова систематически информировать его штаб о действиях противника по ту сторону линии фронта.

Выполняя это задание, Руднев расположился у деревни Юрьево и установил наблюдение за движением вражеских войск к северу и к востоку от Путивля. 6 октября фашисты оттеснили наши части дальше на восток, и связь с Чесновым прервалась.

Вынуждены были перейти в урочище Ровенский лес, где и встретили военнослужащих, выходивших из окружения и побывали у нас. От них рудневцы узнали, что Ковпак жив и невредим, а его отряд успешно действует в западной и северо-западной части района. В тот же день Руднев повел своих людей на соединение с нами.

Переходя через теткинские торфоразработки, рудневцы встретили партизанский отряд Николая Иосифовича Воронцова, количеством до тридцати человек. Этот отряд передвигался из Харькова в Полесье Левобережной Украины. Харьковчане были хорошо вооружены, имели взрывчатку и рацию. Руднев помог им раздобыть четыре подводы для перевозки груза, который они все время несли на себе.

Харьковчане решили пойти с Рудневым. От Новослободского леса до Спадщанского напрямик будет километров двадцать пять. Но идти вблизи Путивля, где стоит вражеский гарнизон, рискованно. Поэтому выбрали другой маршрут — полями в обход.

Шли всю ночь, сбивались с дороги. На рассвете остановились в хуторе Козиновка, там и передневали.

Вечером отправились дальше. Снова брели по размытым дождями дорогам и наутро добрались до новой Шарповки.

Дальше, по дороге, Руднев и Воронцов встретили второй Харьковский отряд Горбушко —Погорелова. Попав примерно в такое же положение, этот отряд решил идти вместе с ними на соединение с нашим отрядом, тем более, что Горбушко имел такое же задание, как и Воронцов: связаться с партизанами, которые действовали в полесской части Левобережья, и систематически информировать по радио командование армии о развитии партизанской борьбы в тылу врага.

Харьковские отряды мы сразу же отвели в Соловьевское лесничество, расположенное недалеко от села Литвиновичи, чтобы они были обеспечены продовольствием.

Рассказав о своих приключениях, Руднев и Базыма начали расспрашивать, что же мы сделали за это время. Курс отрапортовал с гордостью:

— Взорвали на минах танк, 17 автомашин и один мотоцикл противника. Обнаружили там трупы двух генералов, пяти офицеров и двадцати солдат. Кроме этого, связные и разведка донесли, что оккупанты готовили в Путивле и окрестных селах еще 65 гробов. Таким образом, за 24 дня своего существования отряд уничтожил 84 гитлеровца.

Обдумав положение, все высказались за немедленное объединение. Руднев предложил назначить командиром меня, комиссаром — его, начальником штаба — Базыму и помощником начальника штаба — Курса. Так и решили.

19 октября. Приход Руднева совпал с назначенным ранее совещанием командиров групп и отрядов, действовавших в соседних районах, с которыми наша разведка установила связь.

В 12 часов дня началось совещание. На нем присутствовали командиры семи отрядов: Путивльского — Ковпак и Руднев, Харьковского — Воронцов и Погорелов, и Луховского — Кульбака, Конотопского — Кочемазов и Канавец, а также представители Шалыгинского отряда — Матюшенко и Фесенко, и командир воргольской партизанской группы Кириленко.

Воронцов и Погорелов сообщили, что они имеют две рации и поддерживают постоянную связь с командованием Армии, знают общую обстановку. Сразу же договорились о совместных действиях против оккупантов в наших районах и радировали об этом командованию. В ответ на эту радиограмму Воронцов получил указание: одну рацию оставить себе, а вторую передать нам для обслуживания нужд Путивльского, Глуховского, Конотопского и Шалыгинского отрядов.

Настроение после совещания у всех повысилось. Да еще на столе появился студень и как знать — где-то раздобытый ребятами хрен.

Но «пир» не состоялся. Его в самом начале прервал крик часового:

— Танки! Немцы наступают!

Командиры побежали к своим отрядам. Возле штаба осталось двадцать человек путивлян. Все наши бойцы были в это время на заставах, наблюдательных пунктах, в дозорах и в разведке.

Танки с открытыми люками подходили по дороге со стороны Путивля. Только эту дорогу мы не заминировали, потому что она нужна была нам самим. Подминая под себя кусты, и деревья, головным шел тяжелый, за ним — средний. Не замедляя хода на поворотах, открыли огонь из пушек и пулеметов. Домик лесника запылал, как факел.

Мы залегли за деревьями по обе стороны дороги и дали залп по люкам. Фашисты вынуждены были их закрыть и пользоваться только смотровыми щелями, которые, конечно, не дают хорошего обзора. Грохоча гусеницами и изрыгая пламя, танки пронеслись наугад, в направлении землянок. Я отдал приказ Курсу, Терехову и Кокину заминировать выход из леса, а сам с Рудневым, Базымой, Паниным, Политухой, Алешиным и Челядиным бросился вслед за машинами. Намерение оправдалось, танки вскоре остановились. Впереди них было мелколесье, густые кусты, а дальше — болото. Там не пройти. Рев моторов затих. Пробираясь между кустами, нам удалось подойти к танкам почти вплотную. Смотрим — стоят оба, борт к борту, тяжелый прикрывает собой среднего. У среднего открыт верхний люк, из него высунулся наблюдатель. Но смотрит он в противоположную сторону. Видимо, потерял ориентацию. Другие танкисты возятся у гусеницы.

Руднев выстрелил из самозарядной винтовки в наблюдателя, и тот, словно мешок, упал в люк. Партизаны оживились, кто-то закричал: «Ура! » Все снова открыли огонь. Тяжелый танк развернулся и, круша деревья, помчался обратно по дороге. Средний остался неподвижным, не подавая признаков жизни. Подошли ближе. Бросили гранату. Никакого ответа.

Руднев выбрался вперед, вскочил на танк сзади, со стороны мотора, заглянул в люк и закричал:

— Ура! Машина наша!

Полнейшая победа! Фашисты бежали на тяжелом танке. Нам досталась вполне исправная машина, если не считать того, что из гусеницы выпал палец. Боекомплект почти не израсходован.

Вдруг с той стороны, куда помчался тяжелый танк, послышался сильный взрыв. За ним прогремели несколько более слабых и беспорядочных. Побежали туда. Впереди на дороге бушует пламя. Горит раскуроченная громада танка, а в внутри взрываются снаряды и патроны. В нескольких шагах от него валяется сорванная вместе с пушкой башня, формой напоминающая гигантскую ложку. Сбоку из-за деревьев выглядывают Курс, Терехов и Кокин. Это они забросали взорванный на мине танк бутылками с горючей смесью.

Как выяснилось, к месту, где надо было ставить мину, первый прибежал Терехов. Танк приближался. Василий, хватаясь, неосторожно нажал на крышку мины и почувствовал как чека стала вылезать из бойка взрывателя.

— Вот тогда-то я и узнал, как на голове чуб шевелится, — рассказывал минер.

Чека наполовину вышла из ударника взрывателя и залипла на перекосе. Еще бы полмиллиметра — и от минера не осталось бы и мокрого места... Пять килограммов тола — это не шутка.

В танке обнаружили девять обгоревших трупов. Восемь из них — вражеские танкисты, а девятый-предатель Родины, агроном райземотдела Амельчиц.

Мы и раньше знали, что в прошлом он был белым офицером-деникинцем. Но думали, что человек понял нашу правду, — ведет себя тихо, мирно, никому не мешает, ну и пусть себе живет на здоровье. А вот оказалось, что все годы он глубоко в душе таил звериную ненависть к Советской власти. До нас уже дошли сведения, что, как только в город зашли фашисты, Амельчиц сейчас же пошел к ним на службу. Сам напросился быть проводником карательной экспедиции против партизан, против людей, с которыми вместе жил, работал и которые всегда хорошо к нему относились... Теперь он получил по заслуге.

День сегодня особенно счастливый. Связные сообщили, что у села Берюх на нашей мине подорвался еще один танк. Легко сказать — за один день подбить три танка! Повеселели партизаны, хоть всем было ясно, что фашисты не простят нам этого и завтра нагрянут снова. И, надо полагать, пожалуют не в малом количестве. Поэтому мы немедленно принялись тщательно готовиться к встрече незваных гостей.

20 октября. В 9. 00 началось наступление карательного отряда оккупантов. Пять танков, одна танкетка и пехота на четырнадцати автомашинах подошли к лесу. Двигались они двумя направлениями — со стороны хутора Кутыри и от деревни Кардаши.

Две наши оперативные группы заняли оборону на лесных высотках со стороны Спадщины и Кардашей, остальные — против хутора Кутыри.

Подойдя к опушке леса, фашисты обстреляли его из всех видов оружия. Мы не ответили. Не прекращая стрельбы, они попытались углубиться в пущу, но сразу же прогремели два мощных взрыва. Это подорвались на минах головные танки. Минеры торжествовали.

Вытащив буксирами подбитые машины, немцы отошли на приличное расстояние от леса и открыли беспорядочный огонь. Стреляли долго, а партизаны по-прежнему молчали.

Мы думали, что после огневой подготовки фашисты повторят наступление. Оказалось — нет. Нервы у господ арийцев сдали раньше, чем можно было надеяться. В 12. 00 они двинулись обратно, так и не узнав о судьбе своих танков, пропавших без вести накануне.

22 октября. Наши минеры снова взорвали на дороге Путивль — Берюх грузовую автомашину с боеприпасами. Убиты офицер и двое солдат.

23 октября. И дальше укрепляем оборону Спадщанского леса. Для проведения более эффективных боевых действий весь объединенный отряд разбили на восемь оперативных групп. Старшим первой группы, в состав которой входит десять подрывников, назначен по совместительству с работой помощника начальника штаба Николая Курса. Вторую оперативную группу из семнадцати бойцов возглавил сержант Петр Васильев; третью — из шестнадцати человек — старший сержант Федор Карпенко; четвертую — из четырнадцати человек — старый Путивльский учитель Павел Степанович Пятышкин; пятую — из девяти человек-председатель Конотопского райисполкома Федор Ермолаевич Канавец; шестую — председатель колхоза Степан Федорович Кириленко. В отдельную группу выделили разведку, начальником разведки назначили Андрея Ивановича Бабинца, его заместителем — Василия Хомовича Попова. Во главе санчасти утвердили молодого воргольского врача Дину Маевскую. Начальником хозяйственной части назначили Павла Ильича Демьяненко.

Теперь наш объединенный отряд насчитывает в своих рядах 103 человека. Далее, по мере активизации боевых действий, число партизан должно увеличиваться. Из окрестных сел появляются первые добровольцы. Идут люди со своим оружием и боеприпасами. Многие находят в отряде друзей и знакомых. Попадая в оперативную группу, новичок сразу же приобщается к обучению. А учатся у нас упорно, напряженно. Каждый спешит овладеть стрелковым оружием, которое только есть у нас: и отечественным, и трофейным.

Командиры групп и отрядов проходят тактику организации диверсий на коммуникациях противника, тактику засад и партизанского боя в ночном налете на вражеский гарнизон, в разведке, в обороне.

Здесь, в условиях тяжелой партизанской действительности, нам всем очень пригодились знания военного дела, полученные в кружках Осоавиахима, пригодился и опыт бывших активистов осоавиахимцев Руднева, Базымы, Попова, Панина. Они же организовали обучение бойцов-партизан.

... Дозорные встретили на дальних подступах к лагерю группу военнослужащих во главе с полковником Петровым. К штабу они подошли четким строем. Скомандовав «смирно», полковник строго по уставу доложил, что под его командой четырнадцать человек из разных воинских частей, всяких специальностей и знаний пробиваются из окружения. Услышав от населения о деятельности нашего отряда, пришли к нам, пока что для совместных действий, с последующим намерением при первой возможности перейти линию фронта.

Оружие, документы, обмундирование — все в порядке, с отличиями на петлицах. Даже не верилось, что эти люди прошли сотни километров по тылам врага и не раз побывали в ожесточенных схватках с фашистами.

Из них создали отдельную оперативную группу под командованием полковника Петрова.

25 октября. Подвели итог боевой деятельности нашего, теперь уже объединенного отряда. За один только месяц наша маленькая группа из девяти человек, выделенных Путивльским райкомом партии для партизанской борьбы в тылу врага, выросла в стройное, жизнеспособное подразделение. Проведенными боями и операциями по заминированию дорог партизаны из Спадщанского леса уже завоевали добрую славу и авторитет среди населения многих сел и поселков Путивльского, Глуховского, Конотопского, Кролевецкого и Шалыгинского районов. Все пути этой обширной территории нами контролируются, и любые меры врага или перемещения его частей нам известны, тогда как противник о нас не знает ничего.

В каждом селе и поселке у нас работают свои люди — связные. Они оказывают отряду неоценимую помощь: добывают разведывательные данные, заготавливают продукты питания и одежду, собирают оружие и боеприпасы на местах бывших боев.

Особо ценные сведения, к тому же систематически, мы получаем от спадщанской колхозницы Екатерины Афанасьевны Соловьевой. Это она сообщает в штаб о деятельности оккупантов по селам, расположенным в южном направлении под нашим лесом и в самом Путивле. Туда она ежедневно ходит как на базар. Славная эта семья Соловьевых — все трое активно присоединились к борьбе. Муж и сын в партизанах, мать — связная разведчица, да еще и хорошая разведчица. Смелые и преданные люди!

... Сегодня впервые передали по рации на Большую землю отчет о деятельности отряда и список тех, что отметились. К правительственным наградам представлено шестнадцать партизан.

26 октября. Провели первую крупную операцию по подрыву мостов на реках. Два сорвали на Сейме, у деревни Пруды, что под самым Путивлем, и два — на Клевене, возле Вязенки.

Эти мосты связывали город с западной и северо-западной частями района. По ним регулярно действовало сообщение между гарнизонами оккупантов Путивля, Конотопа и Кролевца. Темной ночью оперативные группы вышли на близлежащие дороги и встали заслонами в направлениях расположения противника. Разведчики тихо сняли охрану, и в точно назначенное время все четыре моста общей длиной в полкилометра взлетели на воздух. Теперь Путивльский гарнизон гитлеровцев фактически отрезан от юга области и сильного Конотопского гарнизона венгров.

В народе говорят: «Доброе начало половину дела укачало... » Мудрая поговорка! Успех нашей первой крупной диверсионной операции очень вознес дух всех партизан, вселил в них еще большую веру в свои силы и в окончательную победу над врагом.

27 октября. Озлобленные ночной диверсией, фашисты начали наступление на Спадщанский лес. В горячке они не подготовились и, главное, не разведали наших сил. Не зная, сколько нас в лесу и как проходит наша оборона, гитлеровцы шли наугад. Поэтому, как только полковник Петров (недавно назначенный командиром артиллерии) выпустил несколько снарядов из трофейного танка, ряды противника смешались и повернули назад.

Армейские товарищи группы Петрова сильно помогли партизанам в освоении вражеской техники. Младший лейтенант Крайний и военный техник 1-го ранга Жуковец научили нас правильно обращаться с трофейным оружием, стрелять из немецкой пушки, управлять захваченным танком.

28 октября. Создали агитколлектив для проведения работы среди населения. Возглавили его опытные политработники: батальонный комиссар Госпитальный (из группы Петрова) и бывший заворг Путивльского райкома партии Панин. В течение четырех последних дней пропагандисты агитколлектива провели собрания в Кардашах, Спадщине, Новой и Старой Шарповках, Литвиновичах, Ворголе, Яцином, Черепове, Стрельниках, Антиках. Вследствие этого появилось у нас много новых помощников. Работать стало легче.

Для проведения собраний по деревням приходится выделять только тех товарищей, кого люди знают и у кого семьи выехали, а не остались в районе Путивля.

— Трудно говорить с людьми, — рассказывал Яков Григорьевич Панин, — в Новой Шарповке обратился к людям, говорю: «Товарищи! » А женщины заплакали. Сразу не понял и снова повторил: «Товарищи! » Смотрю — и мужчины украдкой вытирают слезы. Два месяца люди этого родного нам слова не слышали.

В Кардашах пришли в школу, в которой происходили собрания, сами мужчины. Женщины на дворе у крыльца топчутся. Спрашиваю: «Что же вы, товарищи женщины, не заходите? » — «А разве можно? Женщинам немцы не разрешают быть на сходках, и говорить нам нельзя», — отвечают со скорбью и слезами.

С этого и начали сборы: о роли женщины в нашем советском обществе, о ее героизме, о светлом слове — мать.

Не успели закончить сборы, как налетели в деревню из Путивля фашисты на трех грузовых машинах. Привезли с собой Полякову — путивльскую коммунистку. Взяли ее, наверное, чтобы она узнала наших агитаторов, которых надеялись поймать. Но люди их не выдали.

Колхозники помогли Панину и двум бойцам, находившимся с ним, своевременно скрыться. Не найдя никого, фашисты расстреляли Полякову, а труп осквернили.

Товарищи установили надежную связь с активистами в каждом населенном пункте и во многом опираются на них. Стоит нашему агитатору подойти ночью к одной из крайних изб, постучать в окно и сказать, что следующей ночью партизаны будут проводить информацию, как на назначенное место собираются жители села. Нет только тех, что в какой-то мере прислуживают врагу. Люди быстро научились распознавать предателей и шкурников и отделяли их от себя. Причем всегда безошибочно.

На этих необычных ночных собраниях наши агитаторы вкратце рассказывают о положении на фронтах и о борьбе партизан. Бегло объясняют, что у нас нет отделов снабжения и мы живем только благодаря помощи народа и за счет трофеев.

На собрании никто не выступает, молча расходятся по домам. Но немного погодя мост, который наши агитаторы советовали разобрать, — разобран, амбар, в котором хранилось награбленное фашистами продовольствие, горит, а по опушке уже ходит скотина и лежат мешки со свежим хлебом.

Помогают нам люди и так: к одной из застав приходит гонец из села, чаще всего подросток под видом пастуха, и рассказывает, что такого вот числа по такой дороге односельчане будут сопровождать до райцентра или на станцию столько-то подвод с продовольствием. В указанный день партизаны встречают обоз. Колхозники охотно заворачивают в лес, разгружают подводы и, вернувшись в деревню, идут к старосте, лают нас, аж чертям туго. Мол, партизаны все позабирали!.. А как-то после очередной разгрузки подвод с зерном, шедших из Литвиновичей на Путивль, ездовые на прощание попросили: «ударьте, ребята, разок. Только так, чтобы синяк был или гуля выскочила, потому что староста — собака, не поверит. А старший наш еще и набрешет!.. » Но мы ограничились тем, что главному ездовому, поставленному немцами, всыпали хорошо, чтобы держал язык за зубами.

Застрельщиками в организации помощи партизанам являются члены подпольных, комсомольских и патриотических организаций. Особенно активно работает молодежь Яцынского сельсовета. Там в селе Черепове группа комсомольцев Катюхе Приходько, ядро которой составляли смелые и решительные ребята Яша Скрипкин, Шура Дудкин и Володя Комарицкий, организовали сбор оружия и боеприпасов на месте осенних боев частей нашей армии.

Катя Приходько — серьезная девушка, до войны работала в Киеве на заводе «Большевик». Когда завод уехал, она вернулась в родное село, которое вскоре было занято оккупантами. Там и организовала подпольную группу.

Собранное оружие подпольщики-комсомольцы передали харьковским партизанам. Во время встречи с Катей Приходько на явке наш командир Кириленко спросил:

— Чего ж ты так хозяйничаешь? Доброе дело сделали твои ребята, столько оружия собрали. А ты все харьковчанам отдала, землякам не оставила...

— Не беспокойтесь, — ответила Катя со свойственной ей загадочностью и теплой улыбкой. — И вам оставили... Есть винтовки, есть и пулеметы... Но самое главное — есть для Путивльского отряда новые бойцы.

Мы и раньше знали, что в Черепове в колхозе живут несколько красноармейцев, попавших в окружение.

Череповские комсомольцы подобрали раненых во время боев, которые там шли. Многих из них, которые нуждались в хирургическом лечении, устроили под видом местных жителей в Путивльской больнице, а политруков Шпорталюка, Мизерного и Мороза выходили сами. Позже Приходько свела всех троих с Кириленко. Армейцы с радостью приняли его предложение идти в партизаны. На прощание комсомольцы дали им восемь винтовок, ручной пулемет и шесть ящиков с патронами.

В Ротовке организовалась сильная патриотическая группа, в которую входили Харченко, бывший десятник Путивльского райпутемотдела, завхоз Баницкого коноплетрепального завода Тихон Деркач и его брат Николай. Они специализировались больше по делам разведки. Сам Федор Савельевич Харченко по нашему поручению устроился на работу к немцам — возил молоко. Это давало ему возможность каждый день бывать в Путивле и без риска добывать для нас ценные сведения. Постоянную связь с ним через Катюшу Приходько поддерживает Степан Федорович Кириленко.

В Стрельниках большую помощь отряду оказывает семья Требисовых. Муж, жена и дочь-комсомолка сплотили вокруг себя актив, их дом превратился в штаб-квартиру, из которой во все концы села тянулись незримые нити связи.

30 октября. Вчера днем стало известно, что по дороге Путивль – Берюх на минах, которые уставили Политуха, Терехов и Иванов, подорвался танк и за двадцать метров от него — тягач, у которого на прицепе был совсем новый, недавно выпущенный с завода второй танк.

В ночь на 30 октября Семен Васильевич Руднев с группой бойцов отправился на место взрыва. С танка они сняли 70 снарядов, 15 тысяч патронов, пулемет и... красное знамя! Фашистские вояки возили с собой этот флаг как трофей. А на самом деле он, совсем новехонький, видимо, просто украден в магазине — на нем не было никаких надписей.

— Что ж! Можем поблагодарить гитлеровцев. До этого времени в отряде не было флага. Теперь он будет! — возбужденно рассказывал Руднев.

Отходя с места диверсии, Семен Васильевич отдал приказ взорвать оба танка. Минеры — Яша Иванов и Вася Терехов — заложили тол. Бикфордова шнура у них было мало, сантиметров по десять. Решили взрывать одновременно, как свистнет Иванов. Сразу после свистка Яша зажег шнур и отбежал, а у Терехова спичка сломалась. Пока вынул из коробочки вторую и вытер, раздался взрыв на танке Иванова. Терехов сделал несколько прыжков в сторону и упал, сбитый с ног и оглушенный вторым взрывом. Через какое-то мгновение Василий вскочил, но, не разобрав после ярких вспышек в темноте, куда бежать, бросился в противоположную от товарищей сторону.

Всю ночь бродил по полю, не разбирая дороги, и на рассвете приблудился на окраину Путивля. Тихонько постучал в первую избу, стоявшую в стороне. Дверь открыла пожилая женщина, она узнала в утомленном и промокшем до нитки бойце партизана. Вынесла хлеба, молока, горсть махорки и показала, как безопаснее пройти в Спадщанский лес. В городе было полно немцев.

31 октября. В штаб поступило сообщение, что гитлеровцы заканчивают восстановление двух мостов, которые мы на днях разрушили в Клевене, около Вязенки. Решили взорвать их во второй раз. Под прикрытием группы Кириленко товарищи Курс, Юхновец, Терехов, Островский и Политуха в полночь взорвали четыре моста. Два недавно отстроенных общей длиной до двухсот метров и две небольшие, но важные для оккупантов, тоже на Клевени, возле сел Волокитино и Кагань. Возвращаясь с задания, заложили несколько мин на дороге Путивль – Берюх. На одной из них вскоре подорвалась грузовая машина с солдатами.

4 ноября. Четвертый день заготавливаем на зиму продукты. Источником пополнения служат склады продовольствия и теплых вещей, которые награбили гитлеровцы у населения для отправки в интендантство. Себе берем с каждого разгромленного совсем немного. Остальное раздаем людям, в первую очередь семьям военнослужащих, вдовам, сиротам, старикам.

5 ноября. Санитарная часть пополнилась медицинскими работниками. К нам пришли фельдшер Бунякинского сельского медпункта Бобина Матрена Павловна, степенная, средних лет женщина, и молодая жизнерадостная комсомолка Галя Борисенко. От них мы узнали о гибели председателя Путивльского райисполкома Ивана Ивановича Высоцкого, оставленного обкомом партии для организации подполья в районе.

Вскоре после прихода немцев Высоцкий ушел на связь в Новую Слободу и по дороге напоролся на мину. Колхозники нашли его без сознания. Раненый потерял много крови, начиналась гангрена. Потребовалась немедленная операция. Любили люди Высоцкого. Пренебрегая опасностью, слобожане отвезли его под чужой фамилией в Путивльскую больницу. Там Высоцкого оперировали, появилась надежда на спасение. Но, как гласит украинская народная поговорка, в семье не без урода. Нашелся мерзавец — сдал. Ворвались фашисты в больницу и на глазах у больных расстреляли Высоцкого.

Матрена Павловна и Аня были свидетелями этой трагедии. Они лично устроили Ивана Ивановича в больницу. Рассказывая обо всем, обе рыдали. Больше всего переживала Матрена Павловна, эта исключительно сердечная женщина, которая не один раз рисковала жизнью ради спасения советских людей. И нам сейчас тяжело было слушать ее. Мы же все хорошо знали Высоцкого. Наступило продолжительное молчание.

Первым поднялся Руднев, одернул гимнастерку.

— Ну, ладно... Слезами горю не поможешь... Вышивать, девчонки, умеете?

— Умеем. Да разве сейчас до этого? — спросила Бобина, недоумевая.

Тогда Базыма показал флаг. Женщины охотно взялись за дело. Вверху, под гербом Советского Союза, вышили полукругом: «Путивльский партизанский отряд». Окантовка букв сделана, но заштриховать их не успели. Началась боевая пора*.

Гитлеровцы наткнулись в Стрельниках на след Андрея Касьяновича Требисова. Надо спасать. Долго мы думали, как его выручить из беды и не подвести под удар все подполье села. Его же жена и дочь после него останутся нашими главными связными. Семью Требисовых многие знают в районе. До войны он был председателем Стрельниковского сельсовета, который считался одним из лучших. Теперь коммунист Требисов делает вид, что выслуживается перед оккупантами. Честные патриоты, не посвященные в его подпольные дела, думают — предал Родину Требисов, продался. А гестапо принюхивается. От верного человека поступил сигнал, что его должны арестовать...

Среди дня группа партизан ворвалась в село. Бойцы окружили дом Требисовых, разбросали вещи, побили окна. Андрея Касьяновича, связанного, в изодранной рубахе, без шапки, с испачканным лицом, повели в лес. Жена и дочь плачут, клянут нас...

Во второй половине дня в селе Литвиновичи наши бойцы Рудиков, Таиров и Василенко наткнулись на вражескую засаду и в перестрелке погибли. Похоронили мы их в Спадщанском лесу с воинскими почестями, как героев, отдавших жизнь за Отечество. Это первые наши потери. Кто знает, сколько их еще впереди!

Да, свирепствуют оккупанты, но пока ничего не могут с нами поделать. Ни выслеживания, ни агентура, что засылается в лес, ни засады, ни карательные экспедиции не приносят им победы над нашим еще таким молодым отрядом. А ряды партизан растут. Ежедневно приходят к нам добровольцы с оружием, которое многие из них захватили у врага. Не убегут фашистские гады и их приспешники от справедливой расплаты и мести народа.

6 ноября. Агитколлектив уже не в силе справиться с работой, масштабы которой быстро растут. Нужно так все организовать, чтобы слово большевистской правды своевременно доходило как до бойцов отряда, так и до населения сел, расположенных в сфере нашей деятельности. Особенно это нужно сегодня, накануне праздника Октябрьской революции. По инициативе Семена Васильевича Руднева назначили политруководителей во все оперативные группы и подразделения; выдвигали на эту работу самых грамотных, толковых и авторитетных коммунистов.

Вечером политруководители групп и бойцы агитколлектива в десятках сел Путивльского, Кролевецкого и Шалыгинского районов провели собрание, посвященное 24 годовщине Великой Октябрьской социалистической революции.

__________________

* Под этим флагом мы прошли всю войну. Сейчас он хранится в Киевском республиканском Историческом музее (прим. автора)

7 ноября. Все выстроились у штабной землянки. Комиссар торжественно прочел приказ по отряду. После короткого митинга бойцы дружно, бодро пропели «Интернационал».

Я всматривался в давно знакомые лица партизан, и мне казалось, что каждый из них думает о том, придется ли, - а также где и как, - встречать четвертьвековой юбилей власти Советов. Никому не дано во всех подробностях предвидеть будущее, но главные его черты наши люди видят отчетливо. Они верят и знают, что не вечно будет свирепствовать на родной земле фашистская чума, что снова наступят времена мирного труда и счастливой жизни. И ради приближения того будущего советские труженики по доброй воле берутся за оружие, идут на тяжелые испытания и жертвы.

К празднику мы приурочили отправку по ту сторону линии фронта двух вылеченных у нас летчиков — Калинина Николая Михайловича и Воскресенского Михаила Григорьевича.

Интересная с ними приключилась история. Самолет Михаила Воскресенского, подбитый в воздушном бою, упал на поле между Бурынью и Путивлем. Штурман и радист погибли, пилот получил тяжелое ранение. Примерно в то же время был сбит в нескольких километрах от Путивля и Николай Калинин. Обоих летчиков, — один истекал кровью, а второй был контужен, подобрали колхозники, переодели в гражданскую одежду и положили в Путивльскую больницу, как своих односельчан, которые якобы пострадали, туша пожар на колхозной ферме. Но маскировка не удалась. Немцы узнали, что это за люди, и летчиков должны были забрать из больницы в лагерь военнопленных.

Мы решили похитить их. Поручили эту операцию связным Докукину и Полтавцеву. Выполнили они ее довольно оригинально. Узнав, что один из сотрудников больницы связан с немцами, ночью нагрянули к нему и предъявили ультиматум: или помоги похитить двух больных, или будешь расстрелян как изменник Родины. Предатель испугался и согласился помочь организовать побег летчиков.

Одновременно Докукин и Полтавцев встретились с медсестрой Соней Куперштейн. Выходя из окружения, она застряла в городе и временно устроилась на работу в районной больнице. Предложили ей принять участие в операции и вместе с летчиками перейти в лес. Смелая девушка охотно согласилась. На следующий день Докукин, изображая из себя колхозника, посланного односельчанами привезти больным продукты, заехал во двор больницы подводой. Среди банок со сметаной, хлеба и картофеля были и два узелка с одеждой.

Передав продукты, старый партизан дождался условного Сониного сигнала о готовности летчиков к бегству и медленно выехал на улицу. Вслед за ним, на расстоянии 150 – 200 метров, один за другим вышли Соня, Калинин и Воскресенский. Все они без приключений добрались до села Пруды и остановились в доме Докукина.

Утром фашисты бросились разыскивать беглецов. Пришлось немедленно перевезти их в село Софроновку к Полтавцеву и уже оттуда к нам, в Спадщанский лес. Лечили их в нашей санчасти. Раненые быстро выздоровели, и вот теперь, бодрых и здоровых, их отправили по ту сторону линии фронта.

8 ноября. Праздничное настроение было омрачено тем, что из Спадщанского леса ушли отряды Воронцова и Погорелова. Ночью, никого не предупредив, харьковчане забрали с собой обе рации и вывели людей на север, к Брянским лесам.

В середине дня пришел к нам из урочища Марица комиссар Шалыгинского отряда Федор Данилович Матюшенко. Он рассказал, что накануне отряды Воронцова и Погорелова, идя на север, останавливались у них в Марицах. Между командованием Шалыгинского и Глуховского отряда, который тоже дислоцировался в этом лесу, и харьковчанами возник жаркий спор о целесообразности перехода на север в Брянские леса и о дальнейшей тактике партизанской борьбы. Мысли резко разошлись. Начальник штаба отряда Погорелова Ткаченко доказывал, что бойцов Красной Армии, которые попали в окружение или бежали из плена, а также других непроверенных людей принимать в отряды нельзя. Партизанские отряды, мол, надо сохранять небольшими. Командиры харьковчан говорили: «Наша задача — действовать на севере Сумской и на юге Брянской областей. Поэтому мы и переходим в Шостинский, Ямпольский и Знобь-Новгородский районы, потом пройдем в Брянские леса, а дальше будет видно. А вы местные и должны обслуживать свои районы».

Хорошо зная историю обоих харьковских отрядов, комиссар глуховчан Белявский и Матюшенко пробовали разбить их мысли. В доказательство приводили примеры из своего, еще сравнительно небольшого опыта партизанской борьбы, ссылались на действия нашего, Путивльского объединенного отряда. Они доказывали, что совершенные партизанами диверсии и проведенные отдельные, пока что небольшие бои заставили оккупантов создать гарнизоны не только в райцентрах, но и по крупным селам. Гарнизоны эти пополняются немцами, и количество их постоянно растет.

Партизанские же отряды пока немногочисленны и не имеют достаточной силы активно бороться с оккупантами.

Далее они доказывали, что если не беспокоиться о росте отрядов, то гитлеровцам будет легко уничтожить разрозненные и малочисленные партизанские отряды, как недавно они уничтожили Ревянский и Сосновский отряды в Шалыгинском районе. Что же касается бойцов и командиров Красной Армии, оказавшихся на оккупированной территории, то их просто позарез нужно привлекать в отряды. Если этого не будет сделано, то всех их гитлеровцы либо уничтожат, либо переловят и отправят в концлагеря военнопленных. А неустойчивых завербуют для службы в полиции. Тех же из окруженцев, которые имеют желание идти в партизанские отряды, подавляющее большинство. Люди жаждут борьбы и сами ищут партизан. По селам Шалыгинского и Глуховского районов живут в приемах и ждут команды уйти в отряды, в леса более ста человек. Все они сохранили документы, скрыли оружие.

Комиссар Белявский и шалыгинцы Матюшенко, Фесенко и Жук упрекали харьковчан, что они, мол, имеют две рации, поддерживают связь с Большой землей, однако сводок Совинформбюро среди населения не распространяют. А они и Ковпак задыхаются без этой связи.

«Мы, — говорили они, — порой не знаем, что творится на фронте, не имеем достаточной информации для осуществления конкретной агитационной работы, которая бы на свежих, живых материалах разоблачала крикливую геббельсовскую пропаганду».

— Доказательства наши, — сожалел Матюшенко, — не повлияли.

Воронцов и Погорелов остались непреклонны, а Кульбака, после долгих раздумий и колебаний, встал на их сторону. Лисица (начальник штаба Глуховского отряда) сперва молчал, потом махнул рукой и сказал: «Ладно, идем на север». Белявский остался в меньшинстве и вынужден был подчиниться постановлению, которое приняли Кульбака и Лиса.

Такое решение командиров этих отрядов было следствием их приверженности к неправильной тактике «строгой конспирации и сохранения сил» до прихода Красной Армии. Придерживаясь таких взглядов на задачи и тактику партизанской борьбы, конечно, опасно оставаться в Спадщанском лесу.

Мы живем в очень напряженной обстановке, со дня на день ждем, что противник ответит на наши постоянные диверсии большой карательной экспедицией. Эта очевидная перспектива и толкнула Воронцова и Погорелова на то, чтобы вывести свои отряды. Однако их уход нас не огорчил. Мы вовсе не рассчитывали на них как на боевую силу. Нельзя было только простить им того, что они забрали обе рации и оставили нас без связи с Большой землей, которая только-только начала налаживаться и очень была нужна как для ведения боевых действий против оккупантов, так и для политической работы среди партизан и населения.

Но взглядов таких, как у Воронцова и Погорелова, придерживаются и некоторые другие партизанские командиры. Свои отряды они ведут в лесную глушь и оттуда время от времени высылают на диверсии мелкие группы. Причем диверсии совершают как можно дальше от своей базы, чтобы оккупанты не догадались об их местонахождении. Встречаются еще и такие отряды, бойцы которых живут по домам и только изредка собираются вместе.

Такую тактику можно было бы оправдать, если бы эти отряды имели специальное задание. В данном же случае у людей сложилось просто неправильное представление о целях, задачах и тактических приемах партизанской борьбы и, если придерживаться таких взглядов, то партизанская борьба с гитлеровцами иметь пассивный характер и будет подчинена случайности. Отпадет возможность приобретения достаточного боевого опыта, исчезнет инициатива в проведении боевых действий, упадет дисциплина, отряды количественно не вырастут; сил у них для серьезных операций будет мало, а бойцы, вынуждены прятаться от врага, не будут чувствовать себя хозяевами на своей советской земле и не приобретут нужных на войне боевых качеств.

В нашем же Путивльском объединенном отряде стала вырабатываться совсем другая тактика — тактика постоянных активных действий, нападений на вражеские подразделения по дорогам, на его гарнизоны в окрестных деревнях. Иными словами, мы стараемся всегда держать инициативу в своих руках и бить оккупантов там, где они нас меньше всего ждут.

Это дало хорошие последствия. Заметно возросла дисциплина, отряд превратился в настоящую боевую единицу. Гораздо больше авторитет партизан среди населения, да и непосредственный итог боевой работы тоже неплох — врагу нанесены значительные материальные и моральные потери.

9 ноября. Связные из Ворголя сообщили, что к ним в деревню прибыла какая-то небольшая группа вооруженных. Одеты они в красноармейские шинели и гимнастерки, но без знаков отличия. Оружие не наше — немецкое. К колхозникам относятся паскудно, требуют самогона, пристают к женщинам. И все расспрашивают о Спадщанском лесе и Ковпаке — правда ли, что он цыган?

Курсу, Кириленко и Ильину было поручено выяснить, кто это.

Пробравшись незаметно в село, ребята через надежных людей узнали, что в той группе семь человек. Один из них местный, был в лагере военнопленных, а как сбежал оттуда — неизвестно.

Решили поговорить откровенно. Подождали до вечера, пока те вояки начали пьянствовать. Ильин остался у окна, а Курс и Кириленко зашли в дом. У обоих на шапках были красные звезды, да и по всему внешнему виду можно было догадаться, кто они.

В ответ на вежливые слова приветствия, главарь выхватил пистолет. Автоматная очередь уложила его на месте. Трое других вознесли руки.

Обыскав задержанных и забрав их оружие, партизаны повели бандитов в наш лесной лагерь. По дороге один попытался убежать, но тоже был убит.

На допросе предатели признались, что они были в Глуховском лагере военнопленных, не выдержали голода, пыток, издевательств фашистов и согласились служить им. И это их первая задача — под видом партизан пройти в села, расположенные вблизи Спадщанского леса, разведать силы отряда и систему нашей обороны. Возмущались партизаны — и откуда на советской земле взялись такие уроды, что ценой предательства свою трусливую шкуру спасать пытаются?

10 ноября. Полковник Петров и его товарищи в последнее время все настойчивее просили помочь им переправиться через линию фронта. За время пребывания у нас они окрепли, набрались силы для дальнейшего перехода и теперь, естественно, хотят поскорее влиться в свои боевые части.

Армейцы хорошо сдружились с партизанами, и, откровенно говоря, отпускать их не хотелось. Но аргументы их убедительны - военные специалисты в армии нужнее.

Разведчики выяснили, как и какими дорогами лучше пройти на восток к фронту. Утром весь отряд тепло проводил товарищей, и они ушли от нас навстречу новым лишениям войны.

Потом принялись разбирать операции, выполненные отрядом за последние пять дней. Завели мы такой порядок: каждую операцию или диверсию обсуждать на разборе. Это как бы небольшое совещание. В мирных условиях, например, на заводе или в учреждении, такие совещания называют производственными, у врачей это пятиминутки. А у нас, как и в армии, называли их разборами. В них принимали участие все партизаны — от командира до рядового бойца подразделения.

Порядок разбора установился такой: старший группы докладывает о том, что сделано, сообщает о своих действиях и действиях подчиненных. Присутствующие задают вопросы, обдумывают поведение каждого участника операции. В конце выступает командир. Он подводит итог и дает оценку всей операции в целом и о поведении каждого ее участника. Такой метод очень помогает нам повышать боевую подготовку партизан. Главная его ценность в том, что здесь разбирают конкретные боевые действия, критикуют малейшие ошибки и дают разумные советы и указания, как надо действовать в том или ином случае.

Сегодня хорошо досталось старшему группы Челядину. Ему было поручено уничтожить помощника путивльского старосты — предателя хитрого и коварного. От жителей Новой Шарповки мы узнали, что этот гитлеровский прихвостень со своими подручными и охраной позавчера приехал в село, остановился в доме бывшего кулака и стал допрашивать колхозников, всячески пытаясь разведать силы и место расположения нашего отряда.

В Новую Шарповку были направлены Челядин, Ковтун и Политуха. Дом кулака стоит в центре села. Вражеского гарнизона там нет, лишь несколько местных полицаев, которые очень боялись партизан и вели себя тихо.

Перед тем как начать выполнять задание, Челядин должен был узнать о количестве охраны помощника старосты и где она находится. Надо было дождаться, когда предатели соберутся вместе, подойти незаметно и забросать дом гранатами.

Поступать иначе они не могли. Ведь Иван Тимофеевич Челядин имел опыт красного партизана гражданской войны. Демьяну Дмитриевичу Ковтуну не раз приходилось сталкиваться со зверскими обычаями кулаков в годы коллективизации. Николай Политуха, хоть и моложе своих товарищей, но тоже опытный коммунист, должен был сообразить, что без предварительной разведки не добьешься успеха.

Получилось же иначе. Не разведав силы врага, ребята смело подошли к кулацкой усадьбе. Предатели их заметили и открыли огонь. Пришлось отступать, не выполнив задания. Случай поучительный. Он показал, что смелость надо сопрягать с осторожностью, осмотрительностью и умением быстро ориентироваться в обстановке.

11 ноября. Все время интенсивно готовимся к зиме. Очень нужно было пополнить наши продовольственные запасы. Отряд вырос, продуктов надо много. Эту задачу решили без особых трудностей. В селах Литвиновичи, Воргол, Яцыне, Стрельники, Кардаши, в обоих Шарповках находились пункты по заготовке у населения зерна, овощей, мяса, жиров и других продуктов. В эти села были направлены наши боевые группы. С помощью связных партизан разогнали полицаев, которые охраняли склады, и все запасы продовольствия перевезли в лес.

12 ноября. В конце дня вернулся из дальнего похода Алексей Ильич Коренев, или, как прозвали его бойцы, Дед Мороз. Совсем белые борода и усы, алый румянец на щеках и почтенная походка делают Корнева удивительно похожим на сказочного Деда Мороза.

Путешествие Коренева по ту сторону линии фронта было трудным и немного неудачным.

— Пришли мы в Харьков, — рассказывает Алексей Ильич, — когда немцы захватили Холодную Гору и обстреливали оттуда городские кварталы. Весь центр и улицы, прилегавшие к нему, были окутаны дымом и смрадом пожаров. Заводы, фабрики и учреждения уже выехали на восток. Проводилась эвакуация тылов армии, оборонявшей город. Наши отступали на Купянск. Любитов разыскал заместителя начальника Сумского Управления НКВД Шраменко. Ему он и представил меня. Шраменко очень интересовался отрядом, расспрашивал о наших боевых делах, о поведении врага, одно слово — обо всем, что происходит здесь у нас. Когда я сказал о цели своего прихода, он вызвал людей и велел любой ценой найти рацию. Полдня искали ее чекисты, но в суматохе отступления ничего не смогли найти. На следующий день я отправился обратно через линию фронта.

— Ну, а с партийными органами связался?

— Тоже нет. Работники Харьковского обкома и горкома были по горло заняты своими делами, и я к ним не подошел, а ЦК уже выехал из Харькова в Воронеж. Шраменко заверил, что о нашем отряде и наших потребностях обязательно доложит Центральному Комитету. Там этим делом занимаются товарищи Зленко, Певец и Дрожин. Обещал Шраменко, что рацию вышлют при первой же возможности, сбросят радистов со всем необходимым на парашютах... С этим я и ушел...

Следовательно, связи с большой землей по-прежнему нет. Зато сведения, которые принес Коренев о положении на фронтах, очень ценны. В последние дни оккупанты и их приспешники везде шумят, якобы их войска загнали Красную Армию за Волгу. Руднев сейчас же написал листовку, ее размножили от руки, и наши агитаторы снова пошли в окрестные села рассказать людям, что Москва стоит твердо, что Красная Армия постоянными боями изматывает силы противника и что настанет для фашистов час расплаты, обязательно настанет.

Для Алексея Ильича в отряде сразу же нашлось дело. В землянках очень тесно, ни о какой стирке рубашек не может быть и речи.

В течение последних недель люди фактически не имели возможности помыться. Поручили Алексею Ильичу перевезти из лесоуправления в расположение наших землянок баню. Он человек мастеровой и любую хозяйственную работу не только сам хорошо выполняет, но может и других научить.

15 ноября. Дед Мороз быстро взялся за дело. Не прошло и трех дней, а задание уже выполнено. Баню соорудили хоть куда.

Один из наших особо уважаемых партизан, бывший председатель колхоза из Харевки, Яков Васильевич Хапилин, узнал у кого-то из своих приятелей, что комсомольцы-подпольщики села Зиново прячут ротный миномет и боеприпасы, найденные во время боев. Два дня назад попросил разрешения пойти в деревню и забрать это оружие. Не хотел я отпускать его. Человек он пожилой, в районе его хорошо знают, в Харевке осталась семья, а в Зинове немаленький полицейский гарнизон, и староста там давний враг Советской власти, предатель хитрый и пронзительный. Но Хапилин уговорил. И сегодня вернулся с подводой, которая с горой нагружена оружием и боеприпасами.

18 ноября. Наступил конец временной передышке и хозяйственным хлопотам, которыми занимался отряд в течение последней недели. Разведчики обнаружили движение вражеских подразделений на подступах к Спадщанскому лесу. Утром в новую Шарповку прибыла рота противника, вооруженная автоматами и пулеметами. Не задерживаясь в деревне, гитлеровцы подались в сторону Старой Шарповки. Одновременно такая же рота появилась у села Яцыно. Обе группы противника, пользуясь переярками* и всячески маскируясь, заняли высотки, которые прилегают к лесу. От одной из них отделился взвод немецких солдат, рассыпался расстрельной и пошел в наступление.

__________________

Переярок – производное от слова «яр». Яр — обрывистый крутой и высокий берег реки, озера, склон оврага, обрыв (примеч. переводчика)

Создавалось впечатление, что фашисты вознамерились провести разведку боем, чтобы выведать наши силы.

Своевременно получив донесение от дозорных и связных из Яцыного и старой Шарповки, мы быстро подготовились к встрече оккупантов.

На основной позиции, словно в центре обороны, поставили танк. Группу из десяти человек со станковым пулеметом разместили в районе землянок. Примерно столько же бойцов послали к домику лесника напротив противника. Остальные отряда направили в сторону Яциного.

Группа немцев, человек тридцать, зашла с тыла от Старой Шарповки в район землянок. Их встретили там автоматным огнем два наших бойца и старый разведчик гражданской войны Василий Хомович Попов. Под натиском врага они вынуждены были отойти и спрятаться в землянке. Воспользовавшись тем, что две тыльные стены не имели окон, фашисты подошли совсем близко и, окружив землянку, закричали:

— Партизан, здавайс!

В ответ послышалась довольно колоритная брань. Тогда, взобравшись наверх, один из солдат бросил в дымоход гранату. Она взорвалась в печи, сделанной из металлической бочки, и не нанесла никакого вреда. Офицер, видно, решил, что с партизанами покончено. Он подошел к окну, стволом автомата выбил оконное стекло. Но дать очередь не успел. Сам упал, прошитый очередью Попова.

Вслед за выстрелами из окна вылетела граната. Солдаты попадали на землю. В это время по ним ударили другие товарищи, оборонявшие район землянок. Забрав убитого офицера, гитлеровцы быстренько отступили в направлении к Клевени.

Наши бойцы с криками «ура! » бросились бежать за беглецами. Немцы бросили тело офицера и дали драпа не оглядываясь.

19 ноября. Бой мы выиграли, но эта неудача, конечно, не остановит командование оккупантов в его стремлении расправиться с нами. Скорее наоборот, фашисты, взвесив данный им урок, попытаются окружить нас, подавить количественным превосходством. Исходя из этого, мы решили сконцентрировать все свои силы в районе землянок и танка и соорудить там круговую оборону. Приближение морозов торопит со строительством оборонительных рубежей. Весь личный состав взялся за копание окопов, за строительство дополнительных сооружений и землянок.

26 ноября. Работы по подготовке к зиме и созданию круговой обороны почти закончены. Новые окопы и блиндажи выкопаны и оборудованы в тех местах, откуда подступы к лагерю могут простреливаться. Все возможные подходы заминированы. Танк установлен на высоте в центре обороны. С этой позиции, на случай боя, своим огнем он сможет прикрыть любой сектор круговой обороны.

Разведчики узнали, что во время отступления части нашей армии оставили в лесу Марица несколько легковых и грузовых автомашин. Решили проверить и, если среди них окажутся пригодные для эксплуатации в наших партизанских условиях, две из них перегнать на базу.

Операцию поручили бывшим военным шоферам, а теперь партизанам Василию Комову и Петру Скрыльникову. Эти ребята во время тяжелых арьергардных боев отстали от своих частей, упорно пытались пробиться к фронту. Пробираясь через Путивльский район, узнали о нас и пришли в отряд с оружием, при полном обмундировании, сохранили даже документы.

Получив задание, Петр и Василий пошли в лес, нашли там брошенные машины, выбрали из них одну легковую и одну грузовую. Автомобили заправили бензином и маслом и, промчавшись на полной скорости через занятые противником села Воргол, Антоновку, Яцыно, Шарповку, и счастливо приехали в Спадщанский лес.

Смелость, ловкость и мастерство водителей обеспечили успех делу.

28 ноября. Старший агитатор отряда Яков Григорьевич Панин, помощник начальника штаба Николай Михайлович Курс и Цымбал снова провели собрание колхозников в Антиках, Спадщине, Литвиновичах, Старой и Новой Шарповках. Они рассказали людям о положении на фронтах, о героической обороне Москвы, о беспримерном подвиге панфиловцев, о мужестве народных мстителей, призывали колхозников к активной борьбе с врагом.

Главный и основной удар делается на разоблачении лживой пропаганды оккупантов. Их радио и газетки постоянно врут о мнимых победах, снова и снова сообщают, будто Москва взята и Гитлер въехал в столицу на белом коне.

Семен Васильевич Руднев придумал интересный метод разоблачения всех тех неразумных и наглых измышлений вражеской пропаганды. Дело в том, что оккупанты в каждом районе выдают свои газетки для местного населения. В каждой из них печатаются сообщения с фронтов. И вполне понятно, если те сообщения лживы, то и противоречат друг другу.

Комиссар с пропагандистами составляют эти газеты из Глухова, Шостки, Путивля, Конотопа. Подобрав их за одно и то же число, сопоставляют, и вся ложь вытекает наружу. Это очень хороший способ. Стоит нашему агитатору прочитать где-то в селе на собрании несколько таких разных сообщений за один день, как настроение у людей сразу становится лучше. Кто же раньше думал, что, возможно, и правду немцы пишут, тот и сам смеется над своей легковерностью.

Семен Васильевич Руднев встретился с учителями села Яцыно. Там смело действовала комсомольская группа во главе со своим директором Александром Григорьевичем Николаевым. Немцы запретили вести уроки истории, запретили говорить с детьми обо всем, что было связано с советской действительностью. Вот он и обдумал с учителями, как лучше и безопаснее в условиях самого жестокого оккупационного режима правильно, по-советски воспитывать учеников.

30 ноября. В лес на связь со штабом пришла учительница-комсомолка Вера Силина, одна из самых активных членов группы Николаева.

Едва поздоровавшись, сразу же перешла к делу:

— Александр Григорьевич поручил мне передать вам, что наша группа вчера и сегодня наблюдала за дорогами около Путивля. По ним все время движется войско. В город пришло много пехоты. На машинах немцы привезли двадцать три пушки. Александр Григорьевич сам ходил в Путивль. Говорит, весь город переполнен гитлеровцами. Видимо, они снова готовятся к наступлению.

Обращаясь к Семену Васильевичу, Вера говорила дальше:

— Вашу задачу, товарищ комиссар, мы тоже выполнили. Вчера на уроке немецкого языка я подобрала ученикам для грамматического разбора предложение, в которое входили зачеркнутые во всех учебниках слова: «Союз Советских Социалистических Республик». Видели бы вы, какой радостью засветились глазки у детей! Посыпались вопросы: «почему теперь все зачеркнуто? » А один паренек, проворный такой, встал и говорит: «боятся они, чтобы мы правду знали. Вот и выбрасывают из книг». Пришлось унимать их пыл. Ведь все может быть. Как узнают в полиции, беды не оберемся.

Сообщение яцынской учительской группы о подготовки противника к новой операции подтверждали и другие связные и разведчики. По непроверенным данным в Путивль прибыли свежие части, идущие на фронт, общим количеством более двух тысяч солдат и офицеров. К городу стягиваются гарнизоны оккупантов из Путивльского, Конотопского, Кролевецкого, Корюковского, Шалыгинского и других районов.

Положение сложное, да еще и погода неблагоприятная. Наступила зима. Морозы крепчают. Болото Жилень, что раньше надежно прикрывало наш лесной лагерь с запада, начало замерзать, и по нему через несколько дней можно будет легко пройти к центру партизанской обороны. Лес сбросил свой пышный зеленый наряд. Там, где раньше за два шага нельзя было увидеть следов, теперь все видно на расстоянии ста и более метров. Выпал снег. Он хоть и прикрыл все наши оборонительные сооружения, но в то же время связал нам руки и ноги. На чистом белом снегу видно каждый шаг. Видимо, завтра будет бой. Если противник соберет свои войска в один кулак и направит удар на лес, нам придется очень трудно. Вместе с Рудневым собрали отряд и, ничего не скрывая, объяснили бойцам обстановку.

1 декабря. В одиннадцать часов утра оккупанты пошли в наступление. Общее количество карателей достигает трех тысяч человек. Вместе со стрелковым немецким батальоном наступает венгерская полевая жандармерия, а также полиция, собранная из Путивльского, Туринского, Конотопского, Кролевецкого, Корюковского, Шалыгинского и других районов. Они осадили нас, как медведей в логовище, со всех сторон. Главный удар наносит стрелковая часть со стороны Новой Шарповки. Фашисты вооружены пушками, минометами, крупнокалиберными, станковыми и ручными пулеметами.

На самой опушке одну из трех немецких колонн встретил Василий Васильевич Ильин, находившийся там со станковым пулеметом. Неожиданно мы услышали его короткие очереди. Строчил он минут тридцать. За это время отряд успел приготовиться к бою.

Пулеметы наших дозоров по опушкам, в направлении Спадщина, тоже заставили колонны противника развернуться в боевые порядки. Отступая, пулеметчики отстреливались. Фашисты подвигались медленно. Сильная метель, которая как раз расходилась, мешала гитлеровцам видеть, что делается у них впереди.

В той обстановке любой ценой надо было заманить немцев в пущу и оттянуть время их подхода к линии нашей круговой обороны. В лесу из оккупантов вояки поганые, а зимнюю ночь под партизанскими пулями они отнюдь не выдержат. Я это хорошо знал по опыту гражданской войны. Бывало, разгромим их комендатуру, а на следующий день прибывает карательная экспедиция. Подойдут немцы к лесу, потопчутся с краю, постреляют, а под вечер возвращаются обратно.

Теперь они собрали против нас большую силу. Преимущество — сорок на одного. Но в лесу картина меняется. Оккупанту за каждым пеньком мерещится партизан. В чужом краю, да еще в зимнем заснеженном лесу, оккупант как тот ворюга в амбаре. В избе на дверях щеколда цокнула, мальчик десятилетний двором по своей нужде бежит, а у него, у вора, мороз за плечи пошел. Так и у оккупанта в чужом лесу боевой арийский дух поникнет.

Углубившись в лес на километр-полтора, авангарды карателей угодили под огонь второй линии наших застав. Завязался тяжкий и неравный бой. Заставы сумели задержать наступавших до подхода их главных сил.

Первой была оттеснена наша застава, находившаяся в районе сожженного домика лесника, примерно за километр на запад от Новой Шарповки. За ней, спустя короткое время, интенсивно отстреливаясь, отошли к центру нашей обороны и другие заслоны.

Каратели наступали, медленно сужая кольцо окружения, пристально простреливая и прочесывая лес. Первые их расстрельные подошли к нашему лагерю около 14 часов.

Чтобы не распылять свои немногочисленные силы, отряд занял круговую оборону вокруг землянок на сравнительно небольшой площади, по кругу — не более двух километров.

В местах, труднодоступных противнику, бойцы были за сто и более метров. Там же, где можно ожидать удара, разместились боевые группы. На левом фланге боем руководил Руднев. С противоположной стороны были Базыма, Дед Мороз и Курс. На опушке густого сосняка занимал оборону Карпенко со своими орлами. Центр защищала группа Пятышкина. Здесь же установили батальонный миномет и танк. Партизаны засели в расщелинах и траншеях. Нас не видно, а те, что наступают, — как на ладони. Хоть солдаты и прячутся за деревьями, но на фоне белого снега их хорошо видно.

Первую расстрельную противника мы подпустили метров на пятьдесят и шквалом огня всю ее скосили. Придя в себя от неожиданного огневого удара, фашисты начали подтягивать свои резервы для штурма партизанской обороны. Перегруппировавшись, они пошли в наступление одновременно по двум направлениям — против группы Пятышкина и со стороны Спасского. В тылу у бойцов Пятышкина — танк, стоял на высотке. Позиция его выгодная. Отсюда можно вести огонь в любом направлении, и в случае необходимости поддержать каждую из наших боевых групп. Я был у танка, корректировал огонь и управлял боем.

Немцы подошли так близко, что было видно лица солдат. Танк ударил прямой наводкой. Разрывы осколочных снарядов разбросали фашистов. Те, что уцелели, подались назад.

Самым чувствительным местом нашей обороны оказался участок со стороны Жилень. По замерзшему болоту немцы пустили около полутора тысяч пехоты, а с краю по дороге — конницу. Фашистов прикрывают крупнокалиберные пулеметы. Замерзший за последние сутки лед был еще не так крепок, чтобы выдержать вес человека. Гитлеровцы проваливались в болото. Вот и накрыл их наш миномет и танковая пушка.

Страшное это дело – минометный огонь в лесу. Мина, попадая на ветки деревьев, рвется, не долетая до земли. Тысячи осколков накрывают цель. Вопли раненых сливаются в сплошной рев. По коннице ударила несколькими снарядами танковая пушка и резанули наши пулеметы.

Несмотря на потери, фашисты прут вперед. В критический момент на помощь Базыме подоспел Руднев, который до этого отбил атаку на своем участке. Увидев комиссара, который бежал прямо на немцев, первыми вскочили и побежали за ним с криками «ура! » бойцы группы Карпенко. Командир группы Васильев вырвался вперед и закрыл собой Руднева.

Гитлеровцы не пошли в контратаку и повернули назад. Сотня вооруженных и вымуштрованных солдат не выстояла против горстки героев.

Врагов догоняли пули наших бойцов и очереди пулеметчиков.

Бой выигран. Больше каратели в наступление не пойдут, уже начало темнеть. Если бы им оставался хотя бы час светлого дня, двинулись бы еще раз в атаку, и тогда конец. Отбиваться нечем. Боеприпасы израсходованы.

Примерно в 18 часов фашистские части отступили из Спадщанского леса, оставив на поле боя сто пятьдесят солдат и офицеров. Среди оставленного врагом оружия, военного снаряжения осталась в лесу и машина с 75-миллиметровой пушкой.

В этом бою отряд понес тяжелые потери: погибли смертью героев Василий Васильевич Ильин, Иван Тимофеевич Челядин и Николай Андреевич Воробьев.

Разведчики принесли тело Ильина. Подобрали на опушке леса, где его расчет утром первым начал бой. На небольшом расстоянии от огневой позиции насчитали сорок восемь трупов вражеских солдат.

Напротив штабной землянки небольшая ложбинка. За ней – холмик, поросший кустами. Здесь, где ни немцы, ни полицаи не найдут дорогих останков, выкопали яму. Положили рядом комсомольца Воробьева и коммунистов Ильина и Челядина.

Собрались все, за исключением дозорных. Комиссар произнес речь:

— Прощайте, друзья! Вы погибли в неравном бою. За кровь народа, за слезы наших матерей и жен, за будущее наших детей, за свободу Родины отдали все, что могли. На таких, как вы, героях стояла в веках и вечно будет стоять наша Отчизна. Многие посягали на богатства Руси и хотел поработить ее народы. Были здесь и татарско-монгольские орды Батыя, и немецкие псы-рыцари, и польская шляхта, и полчища Вильгельма. Но всегда наш героический народ грудью становился на оборону своего Отечества и бил незваных гостей смертным боем. Под Полтавой мы громили шведов, на Кавказе — персов, под Бородином — французов, в Муроме — американцев, на

Хасане — японцев, за Ладогой — финнов. Все были биты, кто приходил к нам с мечом. Так будет и теперь. Гитлеровские ублюдки никогда не увидят Москвы, а русские в Берлине бывали и сейчас будут. Мы отправляем вас в последний путь! Может, и нам придется лечь рядом с вами, но все равно в этой Великой Отечественной войне Красная Армия Берлин возьмет. И не Гитлер, а мы победим. Над вашими телами, изуродованными в честном и неравном бою, мы, ваши боевые товарищи, клянемся не выпускать из рук оружия, пока последний вражеский солдат не покинет простор нашей Родины. За горе и кровь, за тысячи смертей, за поруганную землю, за руины городов и сел клянемся, не жалея своей жизни, истреблять фашистов и их приспешников, как бешеных собак!

— Клянемся! — ответили люди, подавшись вперед к комиссару.

Яростная ненависть к врагу и железная воля к победе звучали в этой партизанской присяге. Осторожно опустили бойцы в могилу тела погибших.