|
|||
9. Герман Ковалев
Но глаза у нее все же были печальными. Только печаль эта была не моя. Она ко мне буквально никакого отношения не имела. Я смотрел, как они приближались, как размахивал руками Виктор, как Люся печально взглядывала на него и как таращила на него глаза какая-то пигалица, идущая рядом. – Вот она, – сказал я, – та, повыше. – Эта? – выпятил нижнюю губу Боря. – Ну и что? Рядовой товарищ. – Таких тыщи, – сказал Иван, – во Владике таких пруд пруди. Идешь по улице – одна, другая, третья… Жуткое дело. Мои товарищи зафыркали, глядя на Люсю, но я-то видел, какое она на них произвела впечатление. – Если хочешь, можно вмешаться, – тихо сказал мне Боря. Конечно, можно вмешаться. Так бывает на танцах. Отзываешь его в сторону. «Простите, можно вас на минуточку? Слушай, друг, хорошо бы тебе отсюда отвалить. Чего ради? Прическа мне твоя не нравится. Давай греби отсюда! » А к нему уже бегут его ребята, и начинается. Глупости все это. К тому же, в общем-то, это нехорошее дело, хотя и спайка и «все за одного»… А Виктор Колтыга – парень на все сто. Разве он виноват, что ростом вышел лучше, чем я, и возрастом солидней, и профессия у него земная? Морякам в любви всегда не везло. Люся подняла глаза, увидела меня и вздрогнула. Подошла и стала глупости какие-то говорить, как будто никогда и не получала десяти моих писем со стихами. Я отвечал независимо, цедил слова сквозь зубы. Ладно, думал я, точки над «и» поставлены, завтра мы выходим в море. А она так ловко подсунула мне свою подружку, пигалицу какую-то, и отошла борт к борту с Виктором Колтыгой. – Правда, вы поэт? – спросила пигалица. – Еще какой, – сказал я. Поэт я, поэт, кому нужен такой поэт? Люся с Виктором мелькали за елками. Боря с Иваном издали кивали мне на пигалицу и показывали большие пальцы: вот такая, мол, девочка, не теряйся, мол. Я посмотрел на нее. Она боролась с ознобом – видно, холодно ей было в фасонистом пальтишке. Пальтишко такое, как мешок, книзу yже, а широкий хлястик болтается ниже спины. А личико у нее худенькое и синенькое, наверное, от луны. Наверное, у нас сейчас у всех физиономии синенькие, и она кусает губы, как будто сдерживается, чтобы не заплакать. Мне жалко ее стало, и я вдруг почувствовал, что вот с ней-то у меня есть что-то общее. – Вы, видно, недавно из Европы? – спросил я. – Осенью приехала, – пролепетала она. – А откуда? – Из Ленинграда. Она посмотрела на меня снизу, закусив нижнюю губу, и я сразу понял, в чем дело. Я для нее не такой, какой я для Люси. Я для нее здоровый верзила в кожаной куртке, я для нее такой, какой для Люси Виктор, я – такой бывалый парень и сильный, как черт, и она меня ищет, прямо дрожит вся от страха, что не найдет. Я подумал, что все мои стихи, если внести в них небольшие изменения, пригодятся и для нее и ей-то они уж понравятся, это точно. – Как вас звать-то? Я не расслышал. – Нина. – А меня Гера. – Я расслышала. – Вы замерзли? – Не-нет, н-ничего. – Нина! – Что, Гера? – У меня здесь очередь за апельсинами. – А я уж получила, хотите? – Нет, я лучше сам вас угощу. Вы, Нина, не пропадайте, ладно? – Ладно, я тут с девочками побегаю. – Ладно. А потом мы пойдем в столовую, потанцуем. – Потанцуем? – Там есть радиола. – Правда? – Значит, договорились? Не исчезнете? – Ну что вы, что вы! Она побежала куда-то, а я смотрел ей вслед и думал, что она-то уж не исчезнет, это точно, что я сменю киноленту снов и, может быть, это будут веселые сны. Я подошел к столовой. Еще издали я заметил, что наша очередь сильно подвинулась вперед. Тут я наткнулся на парня-корреспондента. Он фотографировал сидящих у костра нанайцев и хоровод вокруг них. Я подождал, пока он кончит свое дело, и подошел к нему. – Много впечатлений, корреспондент? – спросил я его. – Вагон. – Ну и как? – Хорошо здесь у вас, – как-то застенчиво улыбнулся он. – Просто вот так! – Хорошо? – удивился я. – Что тут хорошего? – Ну, может, и не хорошо, но здорово. Может, хорошо – это не то слово. Летом приеду еще раз. Возьмете меня с собой в море? Я засмеялся. – Ты чего? – удивился он. – Вы не писатель? Он нахмурился. – Я пока что маленький писатель, старик. – Мало написали? Он засмеялся: – Мало. Всего ничего. Вы, Гера, небось больше меня написали, несмотря на возраст. – А вы знакомы с поэтами? – Кое с кем. – А с Евтушенко? – спросил я для смеха. – С Евтушенко знаком. «Хватит травить», – хотел я сказать ему. Все они, что с Запада приезжают, «знакомые Евтушенко», смех да и только. Тут я увидел Володю нашего, Сакуненко. Был он все с той же женщиной, она его так и не отпускала, все расспрашивала. – Ну и дамочка! – ахнул я. – Да, – помрачнел корреспондент, – она, знаешь, такая… – Васильич! – крикнул я капитану. – Что слышно насчет рейса? Он остановился, ничего не понимая, и не сразу заметил меня. – Скажи ребятам, пусть не волнуются! – крикнул он. – Выходим только через два дня. – А куда? – На сайру. – Ничего себе, – сказал я корреспонденту. – Опять на сайру. – Опять к Шикотану? – спросил он. Тут послышались какие-то крики, и мы увидели, что в очереди началась свалка. – «Зюйд», сюда! – услышал я голос Бори и побежал туда, стаскивая перчатки.
|
|||
|