Лорел К. Гамильтон 4 страница

– Вы хотите сказать, что мертвых тоже не можете поднять? – Она покачала головой. – Если не можете нам помочь, так езжайте домой; миз Блейк.

Я поглядела на Ларри. Он чуть пожал плечами – все еще не мог оправиться. Вряд ли у него хватило бы сил заорать на меня, чтобы я вела себя прилично. А может, Фримонт его достала не меньше, чем меня.

– Я могла бы поднять их в виде зомби, сержант, но им, чтобы говорить, нужно хотя бы иметь рты.

– Они могут записывать ответы, – сказала она. Хорошее предложение. Я стала думать о ней лучше. Раз она хороший коп, можно простить некоторую враждебность. А поскольку я еще никогда не видела таких тел, как там, внизу, можно простить очень резкую враждебность.

– Может быть, но мертвые часто теряют высшие нервные функции, . и после травматичной смерти – быстрее. Вряд ли они смогут писать, а если бы и смогли, они вряд ли знают, что их убило.

– Но они же это видели, – сказал Ларри. У него голос сорвался на хрип, и он деликатно откашлялся, прикрывая рот рукой.

– Из них никто не пытался убежать, Ларри. Почему?

– А почему вы его спрашиваете? – сказала Фримонт.

– Он стажер, – ответила я.

– Стажер? Вы привели стажера на мое убийство?

Я посмотрела на нее в упор:

– Я не учу вас делать вашу работу, не учите меня делать мою.

– Вы пока еще ни черта не сделали. Если не считать того, что ваш помощник облевал кусты.

Ларри покраснел до корней волос.

– Ларри – не единственный, кого тут вывернуло, – сказала я, – он лишь единственный без нагрудной бляхи. Ладно, Ларри, не хрена нам тут делать. Поехали.

Я прошла мимо Фримонт, Ларри послушно направился следом.

– Я не хочу, чтобы что‑ нибудь из этого просочилось в прессу, миз Блейк. Если репортерам станет что‑ нибудь известно, я буду знать, откуда это пошло.

Она не кричала, но ее было отлично слышно.

Я обернулась. Я тоже не стала кричать, но меня тоже все слышали.

– Вы имеете дело с противоестественным созданием, использующим меч, и оно быстрее вампира.

У нее на миг изменилось выражение лица, будто я наконец сделала что‑ то интересное.

– Откуда вы знаете, что эта тварь быстрее вампира?

– Никто из мальчиков не пытался бежать. Они все погибли где стояли. Либо эта тварь быстрее вампира, либо очень здорово владеет ментальным контролем.

– Значит, это не ликантроп?

– Даже ликантроп не обладает такой быстротой, и он не может затмить разум человека. Если бы перед ними появился ликантроп с мечом, ребята заорали бы и побежали. Были бы хотя бы следы борьбы.

Фримонт стояла и смотрела. Смотрела очень серьезно, будто измеряла меня и взвешивала. Она все еще не была от меня в восторге, но она слушала.

– Я могу вам помочь, сержант Фримонт. Может быть, могу вам помочь понять, кто это сделал, пока он не сделал этого снова.

Ее спокойная уверенность на миг чуть дрогнула. Не гляди я в это время прямо ей в глаза, я бы даже не заметила.

– Ах ты черт! – сказала я громко, подошла к ней и понизила голос. – Это так, да? Это не первые жертвы?

Она поглядела в землю, потом подняла глаза и встретилась со мной взглядом, чуть выставив челюсть. Глаза у нее уже не были безразличны, они были чуть‑ чуть испуганы. Не за себя, а за то, что она сделала – или не сделала.

– Дорожная Полиция штата имеет право расследовать убийства, – сказала она, и в ее голосе впервые не было полицейской твердости.

– Сколько? – спросила я.

– Двое. Пара подростков, юноша и девушка. Очевидно, обнимались в лесу. – Голос был тихий, почти усталый.

– Каково заключение экспертизы?

– Вы правы, – сказала она. – Лезвие, вероятнее всего, меч. Монстры оружием не пользуются, миз Блейк. Я думала, что это бывший ухажер девушки. У него есть коллекция предметов времен Гражданской войны, в том числе холодное оружие. Все подходило.

– Логично, – кивнула я.

– Ни один из его клинков описанию ран не соответствовал, но я решила, что он выбросил орудие убийства. Я не думала... – Она отвернулась и так резко сунула руки в карманы штанов, что я испугалась за целость ткани. – Обстоятельства того убийства не похожи на это. Жертвы были убиты одним ударом; их пригвоздило к земле. Это вполне мог сделать человек.

Она посмотрела на меня; будто ожидая, что я с ней соглашусь. Я согласилась.

– На телах были другие раны, кроме смертельной?

Она кивнула:

– Лица изуродованы, левая рука девушки отсутствует. Та, на которой было кольцо бывшего ухажера.

– Глотки перерезаны?

Она сдвинула брови, вспоминая.

У нее – да. Крови немного, как будто рана посмертная.

Настала, моя очередь кивнуть:

– Отлично.

– Отлично? – переспросил Ларри.

– Думаю, вы имеете дело с вампиром, сержант Фримонт. Они оба обернулись ко мне.

– Обратите внимание на то, какие части тел отсутствуют. У одного мальчика после смерти отрезаны ноги. В районе паха бедренная артерия проходит близко к коже. Я видала вампов, которые предпочитают брать кровь оттуда, а не из шеи. Отрежьте ноги – и не останется следов от клыков.

– А двое других? – спросила Фримонт.

– Похоже, что самый маленький был укушен. На шее два разреза, хотя в этом не было необходимости. Возможно, это лишь дополнительное насилие, вроде обезображенных лиц. Не знаю. Но вампы умеют брать кровь из запястья из сгиба руки. И эти части отсутствуют.

– У одного, из них отсутствует мозг, – сказала Фримонт. Ларри рядом со мной слегка покачнулся и вытер тыльной стороной ладони внезапно выступивший пот.

– Ты как, ничего? – спросила я.

Он кивнул, не доверяя голосу. Молодец, Ларри.

– Есть ли лучший способ сбить нас со следа, как взять что‑ нибудь, что вампиру не нужно? – спросила я.

– О'кей, это вроде как похоже на правду... Но зачем так? Это же... – Она развела руками, глядя на бойню. Только она одна из нас троих еще на нее смотрела. – Это же безумие. Будь это человек, я бы сказала, что мы имеем дело с серийным убийцей.

– Такое вполне возможно, – заметила я. Фримонт уставилась на меня:

– Что вы хотите этим сказать, черт возьми?

– Вампир был когда‑ то человеком. Смерть не вылечивает проблемы, которые были у живого. Если у тебя при жизни была патологическая тяга к насилию, она не пройдет только потому, что ты мертвый.

Фримонт смотрела на меня так, будто это я спятила. Наверное, ее смутило слово “мертвый”. У нее, если подозреваемый становился мертвым, он переставал быть подозреваемым.

Я попробовала по‑ другому:

– Скажем, Джонни – серийный убийца. Он становится вампиром. Почему это должно сделать его менее склонным к насилию? Почему не более?

– Боже мой, – прошептал Ларри.

Фримонт сделала глубокий вдох и медленный выдох.

– О'кей, возможно, вы правы. Я не говорю, что правы, я говорю – возможно. Я видела фотографии жертв вампиров, и они не были похожи на вот это. Но если вы правы, то что вам может быть от меня нужно?

– Фотографии с места первого убийства. И взглянуть, где это произошло.

– Я пошлю материалы к вам в отель, – сказала она.

– Где была убита та пара?

– В нескольких сотнях ярдов отсюда.

– Давайте посмотрим.

– Я пошлю с вами человека, он вам покажет.

– Это очень маленький участок. Я полагаю, вы его прочесали.

– Частым гребнем. Но, честно говоря, миз Блейк; я толком не знала, что мы ищем. Сухая погода, палая листва – почти невозможно найти следы.

– Да, – сказала я. – Следы помогли бы. – Я поглядела туда, откуда пришла. Листья были переворошены до самого верха. – Если это вампир...

– Что значит – если? – перебила меня Фримонт.

Я поглядела в ее вдруг ставшие прокурорскими глаза.

– Смотрите, сержант: если это вампир, то у него способность подчинять себе умы больше, чем я могла бы себе представить. Я никогда не встречала вампира, даже Мастера, который мог бы держать в трансе трех человек, убивая их по очереди. До сегодняшнего дня я бы сказала, что такое вообще невозможно.

– А что это еще может быть, кроме вампира? – спросил Ларри.

Я пожала плечами:

– Я полагаю, что это вамп, но сказать, что уверена на сто процентов, значило бы соврать. А я стараюсь не врать полиции. Следов на холме могло бы не остаться, даже будь земля мягкой, потому что вампир мог и прилететь.

– Как летучая мышь? – спросила Фримонт;

– Нет, они не перекидываются в летучих мышей, но умеют... – Я поискала слово и не нашла. – Они левитируют, это вроде полета. Я это видела. Объяснить не могу, но видела.

– Вампир – серийный убийца. – Она покачала головой, и складки вокруг рта сделались резче. – Федералы налетят стаями.

– Да, тут дело серьезное, – сказала я. – Вы нашли отсутствующие части тел?

– Нет, я думала, эта тварь их съела.

– Если съела столько, почему не больше? Если съела; где следы зубов? И где ошметки вроде крошек?

Она сжала руки в кулаки.

– Я поняла, к чему вы клоните. Это вампир. Даже дубари‑ полицейские знают, что вампиры мяса не едят.

Она повернулась ко мне, и злости в ее глазах хватало. Не на меня лично, но я вполне могла оказаться подходящим объектом. Я встретила ее взгляд, не моргнув. Она отвернулась первой. Кажется, я не была подходящим объектом.

– Я не люблю, когда в расследование убийства лезет штатский контрактник, но вы указали мне на то, что я пропустила. Либо вы отлично знаете свое дело, либо знаете что‑ то другое, чего мне не говорите.

Я могла бы сказать, что знаю свое дело, но промолчала. Не хотелось, чтобы полиция думала, будто я скрываю информацию, когда это не так.

– У меня есть преимущество перед нормальным детективом – я всегда ожидаю, что в деле замешан монстр. Меня не вызывают в случае простой поножовщины или жертвы, сбитой неизвестным водителем. Мне не надо тратить время на поиск нормальных объяснений. А это значит, что я могу не обращать внимания на многие теории.

Она кивнула:

– Ладно, если вы мне поможете с этим делом, мне все равно, чем вы зарабатываете на жизнь.

– Рада это слышать, – сказала я;

– Но никаких репортеров. Здесь командую я. Это мое расследование. И я решаю, когда и что обнародовать. Ясно?

– Полностью.

Она поглядела на меня, будто не поверила до конца.

– Я серьезно насчет репортеров, миз Блейк.

– Я вполне согласна держаться от репортеров подальше, сержант, Фримонт. Даже предпочитаю это делать.

– Для человека, не любящего прессы, вы слишком много привлекаете внимания.

Я пожала плечами:

– Потому что участвую только в сенсационных делах, детектив. Они дают хорошую прессу и хорошую рекламу. Я ведь закалываю вампиров, а это для репортеров убойные заголовки.

– Надеюсь, мы понимаем друг друга, миз Блейк.

– Никаких репортеров. Это нетрудно усвоить.

Она кивнула.

– Я вам дам человека, чтобы проводил вас к месту первого убийства. И прослежу, чтобы вам в отель доставили материалы.

Она собралась уходить.

– Сержант Фримонт!

Она снова повернулась ко мне – с не слишком дружелюбным видом.

– Что еще, миз Блейк? Вы свою работу сделали.

– Нельзя относиться к этому как к работе серийного убийцы‑ человека.

– Это расследование веду я, миз Блейк. И поступать буду так, как считаю нужным.

Я всмотрелась в ее глаза, полные враждебности. Но я и сама не лучилась дружелюбием.

– Я не пытаюсь украсть вашу славу. Но вампиры – это не просто люди с клыками. Если этот вамп мог захватить контроль над их сознанием и заставить стоять, пока убивал их по очереди, он может захватить и ваше сознание и вообще чье бы то ни было. Вампир такой силы может заставить вас считать черное белым. Вы меня понимаете?

– Сейчас день, миз Блейк. Если это вампир, мы его найдем и заколем.

– Вам потребуется ордер суда на ликвидацию.

– Мы его получим.

– Когда получите, я приду и закончу работу.

– Я думаю, мы сами справимся.

– Вам случалось закалывать вампира?

Ее взгляд ничего не выражал.

– Нет, но я застрелила человека. Вряд ли это будет намного труднее.

– В том смысле, который вы имеете в виду – нет. Но это будет куда как опаснее.

Она покачала головой:

– Пока сюда не приехали федералы, дело веду я, и ни вы, ни кто бы то ни было здесь распоряжаться не будет. Это ясно, миз Блейк?

– Кристально ясно, сержант Фримонт. – Я рассматривала крестообразный значок у нее на лацкане кителя. У полицейских в штатском булавка на галстуке тоже была в форме креста. Стандартная полицейская форма для всей страны.

– Серебряные пули у вас есть?

– Я забочусь о своих людях, миз Блейк.

Я подняла руки. Наш девичий разговор себя исчерпал.

– Хорошо, мы уезжаем. У вас есть номер моего пейджера. Звоните, если понадобится, сержант Фримонт.

– Не понадобится.

Я медленно вдохнула, проглотив при этом много невысказанных слов. Ссориться с копом, который командует расследованием, – не лучший способ добиться, чтобы тебя снова пригласили в игру. И я прошла мимо сержанта, даже не попрощавшись. Если бы я открыла рот, то не знаю, что бы оттуда вышло. Ничего приятного и уж точно ничего полезного.

Люди, которые редко ночуют на природе, думают; что темнота падает с неба. Это не так. Темнота ползет из лесу. Сначала она его заполняет, скрывая деревья, потом расходится по открытым местам. Под деревьями было так темно, что я пожалела об отсутствии фонарика. Но когда мы выбрались к дороге, где ждал наш джип, были только еще сумерки. Ларри глянул в наступающую темноту и сказал:

Можем вернуться и пойти на это кладбище Стирлинга.

– Сначала давай поедим, – ответила я.

Ларри поглядел на меня:

– Ты хочешь заехать поесть? Это впервые. Обычно мне приходится это выпрашивать.

– Я забыла позавтракать, – пояснила я.

Он усмехнулся:

– Охотно верю. – Улыбка медленно сползла с его лица. – Впервые ты предлагаешь мне заехать поесть, а я, кажется, не могу. – Он всмотрелся мне в лицо. Света хватало, чтобы я поняла: он меня изучает. – Ты действительно можешь есть после того, что мы сейчас видели?

Я посмотрела на него в ответ, не зная, что сказать. Еще недавно ответ был бы “нет”.

– Ну, вряд ли я справилась бы с тарелкой спагетти или бифштексом по‑ татарски, но, в общем, есть могу.

Он покачал головой:

– А что это за хрень такая – бифштекс по‑ татарски?

– Много полусырого мяса.

Он с трудом проглотил слюну, лишь слегка побледнев.

– Слушай, как ты можешь о таком даже думать, после того как...

Он не договорил. Этого не требовалось – мы оба были на месте убийства.

Я пожала плечами:

– Я скоро уже три года как выезжаю на убийства, Ларри. Приучаешься с этим жить. А значит, и есть после того, как видел расчлененные трупы. – Я не добавила, что видала и похуже. Я видала комнаты, полные крови и рубленого мяса, когда нельзя было даже сказать, что это было раньше. После этого я не пошла есть биг‑ мак. – Может, хоть попытаешься поесть?

Он посмотрел на меня с некоторым подозрением:

– Ты что‑ то задумала?

Я развязала кроссовки и осторожно встала на гравий – не хотелось рвать колготки. Расстегнула комбинезон, сняла. Ларри сделал то же самое, но не разуваясь. Ему это удалось, правда, пришлось попрыгать на одной ножке.

Я тщательно сложила комбинезон, чтобы кровь не вымазала чистую обивку машины, бросила кроссовки под заднее сиденье и достала туфли.

Ларри пытался разгладить морщины на штанах, но тут уж только сухая чистка могла помочь.

– Как ты насчет заехать в “Кровавые Кости”? – спросила я.

Он поднял глаза, все еще разглаживая морщины.

– Куда?

– Ресторан, принадлежащий Магнусу Бувье. Стирлинг его упоминал.

– Зачем?

Хороший вопрос. Я не была уверена, что у меня есть на него хороший ответ. Пожав плечами, я села в машину. Ларри вынужден был последовать за мной, если хотел продолжать разговор. Когда мы сели и пристегнулись, у меня все еще не было хорошего ответа.

– Не нравится мне Стирлинг. И я ему не доверяю.

– Я уже заметил, что тебе не нравится Стирлинг, – сказал Ларри очень сухо. – Но каковы причины ему не доверять?

– А ты ему доверяешь? – спросила я.

Ларри наморщил лоб и задумался. Потом покачал головой:

– Только в том, что могу проверить сам.

– Теперь ты понял?

– Кажется, да. И ты думаешь, что разговор с Бувье нам поможет?

– Надеюсь. Не люблю поднимать мертвых для людей, которым не доверяю. Особенно в таком масштабе.

– О’кей, едем обедать в ресторан Бувье и беседуем с ним, а потом что?

– Если не узнаем ничего нового, возвращаемся к Стирлингу и идем с ним на кладбище.

Ларри посмотрел на меня так, будто не до конца поверил.

– Что у тебя на уме?

– Тебе не хочется знать, почему Стирлингу обязательно нужна эта гора? Именно гора Бувье, а не чья‑ нибудь другая?

– Ты слишком много общаешься с полицией, – сказал Ларри. – Никому уже не веришь.

– Это не копы меня научили, Ларри. Это природный талант.

Я нажала на газ, и мы поехали.

Деревья отбрасывали длинные тонкие тени. В долинах среди гор тени сгущались в озера наступающей ночи. Мы могли бы направиться прямо на кладбище. Пройтись среди могил – от этого никакого вреда не будет. Но если меня не пускали на охоту за вампирами, я могла хотя бы допросить Магнуса Бувье. Этой работы никому у меня не отобрать.

А на охоту за вампирами мне на самом деле и не хотелось. Было уже почти темно. Охотиться на вампира после темноты – верный способ погибнуть. Особенно на вампира с такой способностью контролировать чужое сознание. Любой вампир способен затуманить тебе сознание настолько, что сможет делать с тобой что захочет, и ты не будешь иметь ничего против. Но если его сила сосредоточится на ком‑ то другом и тот человек закричит, ты очнешься. Побежишь. А мальчики не бежали. Не очнулись. Они просто погибли.

Если эту тварь не остановить, погибнут и другие. Это я могла почти гарантировать. Фримонт должна была позволить мне остаться. Им нужен эксперт по вампирам. Им нужна я. На самом деле им нужны полицейские, имеющие опыт работы с монстрами, но таковых, увы, нет. Всего три года назад в результате прецедента “Аддисон против Кларка” вампиры были по закону признаны живыми. То есть три года назад Вашингтон признал этих кровососов живыми гражданами с гражданскими правами. И никто не подумал, что это будет значить для полиции. До перемены закона с противоестественными преступлениями справлялись вольные стрелки, охотники на вампиров. У них было достаточно опыта, чтобы выжить. У многих из нас есть своего рода противоестественная сила, которая дает нам преимущество перед монстрами. У копов ее, как правило, нет.

Обычные люди не очень годятся для уничтожения монстров. Среди нас всегда были люди, обладающие даром ликвидации этих бестий. Мы вполне справлялись, и вдруг оказалось, что эту работу должны взять на себя копы. Без дополнительного обучения, без усиления кадрами – без ничего. Черт возьми во многих полицейских управлениях даже снабжение серебряными пулями заволокитили.

И только сейчас до вашингтонских бюрократов стало доходить, что они, быть может; поспешили. Что, может быть – всего лишь может быть, – монстры все‑ таки монстры, и для полиции требуется дополнительное обучение. А так как обучение полицейских займет годы, то решили превратить в полицейских всех охотников за вампирами и истребителей монстров. Лично для меня это бы подошло. Я бы с удовольствием завела себе нагрудный знак, чтобы ткнуть его под нос сержанту Фримонт. И тогда она не смогла бы меня прогнать, раз дело федерального значения. Но для большинства охотников за вампирами это только лишняя докука. Расследование убийств требует не одних лишь противоестественных способностей. Чтобы нацепить значок, одного опыта работы с вампирами недостаточно.

Простых ответов тут не было. Сейчас в наступающей темноте группа полицейских охотилась на вампира, способного делать такое, о чем я даже не слыхала. Будь у меня значок, я была бы с ними. Конечно, я не создавала бы автоматически зону безопасности, но я разбиралась в этом куда больше, чем любой чин полиции штата, который “видал” фотографии жертв вампиров. Фримонт никогда раньше не видела их в натуре. Хилая была надежда, что она переживет свою первую встречу с монстром.

К гриль‑ бару “Кровавые Кости” вела красная грунтовая дорога, уходящая вверх от шоссе. По обочинам валялись сломанные деревья, джип лез вверх к черному одеялу небес, истыканному мириадами звезд. Другого освещения не было.

– Да тут темно, – сказал Ларри.

– Да, уличного освещения нет, – согласилась я.

– А разве не должны быть уже видны огни ресторана?

– Не знаю.

Я глядела на сломанные деревья. Зазубренные стволы светились белым. Их свалили недавно, будто кто‑ то озверел и принялся махать топором или мечом или чем‑ то таким, что разнесло стволы.

Я притормозила, вглядываясь в темноту. Может, я ошиблась? Может; это тролли? Тролль, который пользуется мечом? Я твердо верила, что всегда что‑ нибудь бывает в первый раз.

Я затормозила почти до полной остановки.

– В чем дело? – спросил Ларри.

Я включила аварийные мигалки. Дорога бы узкой, еле разъехаться двум машинам, но она шла вверх.

Любой, кто поедет сверху, может не увидеть джип. Мигалки помогут, но если человек будет гнать… Черт побери, я же все равно это сделаю, так чего мандражить? Поставив машину на ручной тормоз, я вышла.

– Куда ты?

– Хочу посмотреть, не тролль ли это разнес деревья.

Ларри начал открывать свою дверь. Я его остановила. – Если хочешь выйти, перелезь на мою сторону.

– Почему?

– Ты не вооружен.

Я достала браунинг. Его твердость и тяжесть успокаивали, но, честно говоря, против твари такого размера, как горный тролль, толку от него мало. Разве что с разрывными пулями без них девятимиллиметровый пистолет – не слишком подходящее оружие для охоты на тварь размером со слона.

Ларри закрыл свою дверцу и вылез через мое сиденье.

– Ты действительно думаешь, что где‑ то здесь бродит тролль?

Я вглядывалась в темноту. Нигде ничего не шевелилось.

– Не знаю.

Я отошла к сухой канаве, идущей вдоль дороги, и осторожно шагнула вниз. Каблуки погрузились в сухую песчаную почву. Ухватившись за стебли бурьяна, я удержала равновесие. Чтобы не съехать по склону, пришлось схватиться за расщепленный ствол.

Рука прилипла к загустевшему соку. Я подавила желание отдернуть ее, заставляя себя держаться за липкую кору.

Ларри влез по склону, оскользаясь на сухих листьях. У. меня не было свободной руки, чтобы протянуть ему. Он подтянулся за стебли трав и вылез наверх рядом со мной.

– Чертовы туфли! – пробормотал он. – Ты хотя бы не на каблуках.

– И спасибо судьбе, – сказал он. – А то бы я шею сломал. В непроницаемой темноте ночи не двигалось ничего, кроме нас. Слышались музыкальные голоса весенних квакш и все. Я выдохнула, сообразив, что задержала дыхание. Потом подтянулась к более твердой почве и стала всматриваться в деревья.

– На что ты смотришь? – спросил Ларри.

– Топор оставляет широкие и гладкие срезы. Если стволы ломал тролль, сломы будут неровными, из них торчат щепки.

– Кажется, срезы гладкие, – сказал он, проведя пальцами по обнаженной древесине. – Но на топор не похоже.

Дерево было слишком гладким. Топор входит под углом. А здесь срезы были почти горизонтальные, будто каждое дерево свалили одним ударом, максимум двумя. Некоторые стволы имели диаметр почти в фут. Такого не сделает ни один человек, даже с топором.

– Кто это мог сделать?

Я вглядывалась в темноту, и меня подмывало нацелить туда браунинг, но я держала его стволом вверх. Безопасность – прежде всего.

– Может быть, вампир с мечом.

Ларри всмотрелся в темноту.

– Ты о том, который убил тех ребят? Зачем бы ему после этого валить деревья?

Хороший вопрос. Просто великолепный. Но, как и на многие сегодняшние вопросы, ответа на него у меня не было.

– Не знаю. Пойдем в машину. Мы полезли обратно тем же путем. На этот раз никто из нас не упал – тоже достижение.

В машине я убрала пистолет. Может, он вообще был мне сейчас не нужен, но все‑ таки... кто‑ то же свалил эти деревья.

Детскими салфетками, которыми я пользуюсь для стирания крови, я стерла с ладони древесный сок. Они для крови деревьев оказались почти так же хороши, как для крови людей.

Мы поехали, высматривая огни ресторана. Они должны были уже быть видны, если мы правильно ехали. Оставалось надеяться, что мы не ошиблись.

– Это не факел? – спросил Ларри.

Я вгляделась. Впереди мелькал огонь – слишком высоко от земли для костра. Два факела на высоких шестах освещали широкий поворот слева от дороги. Здесь деревья тоже были сведены, но уже много лет назад. Это была старая, заслуженная просека, и деревья образовывали задний план для одноэтажного дома. С обвитого плющом фасада свисала деревянная вывеска. При свете факелов прочитать ее текст было трудно, но, наверное, там было написано “Кровавые Кости”..

Вывеска раскачивалась на ветру, и свет факелов играл на глубоко вырезанных полированных буквах. “Кровавые Кости”.

На каблуках я шла по гравию осторожно, чтобы не споткнуться. Парадные туфли Ларри для этой дороги годились лучше.

– “Кровавые Кости” – странное название для гриль‑ бара.

– Может, они подают ребрышки, – предположила я.

Ларри скривился:

– Я сейчас вида жареного мяса не вынесу.

– Я бы тоже предпочла что‑ нибудь другое.

Дверь распахивалась внутрь, прямо в бар. Потом она захлопнулась за нашей спиной, и мы оказались в тускло освещенном помещении. Вообще‑ то бары – места темные, где пьют и прячутся. Убежище от яркого и шумного мира. И этот бар как убежище был само совершенство. Вдоль стены шла стойка, а по залу были расставлены с десяток столиков. Слева возвышалась эстрада, возле дальней стены стоял музыкальный автомат, за ним – коридорчик, ведущий, очевидно, к туалету и кухне.

Все поверхности – из темного дерева и отполированы до блеска. Свечи под стеклянными абажурами на стенах, с темного деревянного потолка свисает люстра, тоже со свечами. В дереве, . как в темнейшем из зеркал, свет скорее сиял, чем отражался.

Потолочные балки были покрыты резьбой в виде плодов и листьев, похожих на листья дуба. Все лица повернулись к нам, как в плохом вестерне. Большинство лиц принадлежали мужчинам. Они скользнули по мне взглядом, заметили Ларри, и многие вернулись к своим стаканам. Некоторые в надежде продолжали смотреть, но я не обратила на них внимания. Еще слишком рано, чтобы кто‑ нибудь допился до того, чтобы всерьез приставать. К тому же мы были вооружены.

Женщины столпились в три слоя в глубине у стойки. Они были одеты как для вечера пятницы – если вы собираетесь провести этот вечер на углу, заманивая прохожих. Они посмотрели на Ларри, будто прикидывая, годится ли он в пищу. Меня они вроде бы возненавидели с первого взгляда. Если бы я была с ними знакома, я бы сказала, что они возревновали, но я ведь не из тех женщин, что с первого взгляда пробуждают ревность. Не высокая, не блондинка, не экзотическая. Симпатичная, но не красивая. Эти женщины смотрели на меня так, будто увидели во мне то, чего я сама не видела. Я даже оглянулась, нет ли кого позади нас, хотя знала, что никого там нет.

– Что здесь происходит? – шепнул Ларри.

Вот и еще одна странность. Здесь было тихо. Никогда не видела, чтобы в пятницу вечером в баре можно было шептать и шепот был бы слышен.

– Не знаю, – тихо ответила я.

Женщины у стойки раздвинулись, будто по чьей‑ то просьбе, открывая нам вид на бар. За стойкой стоял человек. Я сначала подумала, какие у нее красивые волосы. Они спадали до талии густо, струей каштановой воды. И в них отражались огоньки свечей точно так же, как в полированном дереве.

Бармен поднял на нас потрясающие сине‑ зеленые глаза, сине‑ зеленые, как морская вода на глубоком месте. Он был смугл и потрясающе красив, мужественно‑ женственен по‑ кошачьи. Я поняла, почему у стойки в три ряда толпятся женщины.

Бармен поставил на салфетку бокал с янтарной жидкостью и сказал:

– Эрл, твой заказ.

У него оказался неожиданно низкий голос, как оперный бас.

Из‑ за столика поднялся человек – вероятно, Эрл. Он был большой, неуклюжий, составленный из закругленных квадратов, как смягченная версия монстра Бориса Карлоффа. Не с обложки журнала мальчик. Эрл протянул руку за бокалом и зацепил спину одной из женщин. Она обернулась, рассерженная, и я думала, сейчас пошлет его к чертям, но бармен тронул ее за руку. Она внезапно затихла, будто слушая голоса, не слышные мне.

Воздух заколебался. Я вдруг остро почувствовала, что от Эрла пахнет водой и мылом. У него волосы были еще мокрые из‑ под душа. Можно было бы слизнуть капли воды с его кожи, ощутить эти большие руки на своем теле.

Я шагнула назад и уперлась в Ларри. Он поймал меня за руку.

– Что случилось?

Я уставилась на него, вцепившись ему в руку выше локтя, чтобы ощутить под пальцами твердость. Потом повернулась к бару.

Эрл и эта женщина отошли от стойки и сели за стол. Она целовала его мозолистую ладонь.