Ирвин Уэлш 14 страница

все такое дерьмо. Одна из подобных структур - муниципалитет. Внутри его сферы отдых и

развлечения, часть которых - Парковая Служба. Человек, известный как Акула (гуманоид,

соотнесенный членами его собственной особи с названием других существ, сообразно

осознаваемой ими его сходности с их видом и поведением), и я сам заняты в экономической

деятельности этого образования. Нам платят наши крохи, чтобы поддерживать структуру

человеческого общества. Наша роль маленькая, но неотъемлемая часть мистического и дивного

целого.

- Мы должны играть роль...

- Что? Что такое?

- Играть роль в поддержании человеческого общества...

- Ты не в себе, сынок, чертовски не в себе! На чем ты?

Акула. Океан для плавания, целый океан. Две трети поверхности этой планеты для

странствий. Более того, он мог плавать на разных уровнях, так что возможности почти

безграничные. Бесконечный выбор в океане, и это существо вышло на землю, пришло на

маленький клочок суши, который я занимал. Я не мог вынести соседства с этим созданием. Я

пошел мимо него, прочь из дежурки, прочь из этого парка.

- Гарланд узнает об этом! - заорал он.

Ну и хрен-хрен-хрен-хрен с вами, говнюки.

Фишка насчет Башни Монпарнасса заключалась в том, что она воплощение

дурновкусицы, по-настоящему грязная и низкопробная на вид. Впрочем, это удивительное

строение, но в неправильном городе, и на неправильном континенте. Это строение очень нового

мира, но потому что оно находится в Париже, то ни на кого не производит впечатление. Лувр,

Опера, Триумфальная Арка, Эйфелева Башня - на людей производит впечатление все это

дерьмо, простите, все эти великолепные сооружения. Всем на самом деле насрать на Башню

Монпарнасса. А дело в том, что со смотровой площадки Монпарнасса открываются

восхитительные виды Парижа.

Мы сидим вдвоем в ресторане на верху башни. Отвратительный ресторан с завышенными

ценами, безвкусно обустроенный, и со скудным выбором еды. Но мы счастливы здесь, потому

что мы вместе. Мы обращаем мало внимания на внутреннее убранство смотровой площадки, с

ее огромными грязными стеклянными рамами, бросающимися в глаза. Мусор, гниющие

объедки, окурки скидываются за радиаторы под перилами, опоясывающими площадку. Самыми

впечатляющими на этом этаже были фотографии Башни Монпарнасса на различных стадиях

сооружения, от начала постройки до ее завершения. Но даже эти прекрасные фотографии

поблекли от солнца. Вскоре на них уже ничего нельзя будет разглядеть.

Хотя мне плевать на грязь и копоть, потому что мы вместе и это прекрасно. Я не мог

думать о парках. Единственная реальность - тексты и образы. Я сказал ей, что написал о ней

стихи, когда дежурил в парке. Он попросила меня продекламировать их, но я не смог их

вспомнить.

Она поднялась и сказала мне, что хочет спуститься вниз. Минуя все эти этажи. Она

двинулась по ступенькам из ресторана в сторону пожарного выхода.

- Пойдем, - сказала она, шагнув в темноту. Я поглядел туда, но не смог уже ее

разглядеть, я мог только слышать ее голос.

- Пойдем, - крикнула она.

- Я не могу, - закричал я в ответ.

- Не бойся, - сказала она.

Но мне было страшно. Я посмотрел назад на смотровую площадку и ее свет. Там было

светло, а она пыталась затащить меня во тьму. Я знал, что если я последую сейчас за ней, то

никогда не смогу догнать ее. Там внизу была не нормальная темнота, не темные тени, а

омерзительная, застывшая, кромешная чернота. Я снова повернулся к белому и желтому свету.

Наряду с ее голосом там внизу присутствовали и другие. Голоса, не имевшие к ней никакого

отношения, но в полной мере имевшие отношение ко мне. Голоса, которые я не мог вынести;

слишком безумно.

Я зашел в лифт. Двери закрылись. Я нажал на первый этаж; сорок два этажа вниз. Лифт не

двинулся. Я попытался открыть двери, но они, казалось, застряли. Я почувствовал

замешательство. Мои ноги словно вросли в пол. Такое впечатление, что на полу этого лифта

повсюду раскидана жевательная резинка. Липкие ошметки розовой жвачки приставали к

подошвам моих ботинок. Я поглядел вниз на пол лифта. Он начал разбухать. Казалось, словно

покрытие пола запузырилось. Мои ноги погрузились в него, затем они будто прошли сквозь

него. Я проваливался сквозь пол лифта, медленно, покрытый легко растягивающейся

прозрачной розовой пленкой - единственное, что стояло между мной и падением, и моей

смертью в этой темной шахте.

Хотя она не рвалась; она по-прежнему растягивалась. Я поглядел вверх и увидел себя

медленно опускающимся из дыры в полу лифта. Этаж 41 40 39 38.

Затем я начал ускоряться, в то время как огромные, выкрашенные белым буквы

обозначали проносящиеся со свистом этажи: 37 36 35 34 33 32 31 30 29 28 27 26 25 24 23 22 21

20 (движение снова замедлилось, мой пузырь все еще держит, спасибо, твою мать, господи).

19 (завис в неподвижности, мои жвачные путы с ширину веревки, и невероятно

растяжимые).

(затем больше движения, больше быстрого движения). 18 17 16 15 14 13 12 11 10 9 8 7 6 5

4 3 ООО НЕЕЕТ!!! 2 1 -1 -2 -3 -4 -5 -6 -7 -8 -9 ЧТО ЭТО ЗА ХУЙНЯ? -10 -11 -12 -13 -14 -15 -16

-17 -18 -19 -20 -21 -22 -23

Я по-прежнему скольжу вниз, застряв в пленке жевательной резинки. Я теперь на минусе

-82 -83 -84 -85 -86 -87 -88 и на -89 моя нога осторожно коснулась твердой земли. Такое

впечатление, будто я оказался в совсем другом лифте. Без крыши. Я провел рукой над своей

головой и эта растяжимая, жвачкоподобная нить с щелчком порвалась при прикосновении. Мое

тело покрыто этой розовой пленкой, покрыто с головы до пальцев ног. Она разъела мою

одежду, просто растворила ее, но в реакцию с кожей не вступила. Покрыла ее как второй пласт,

тяжелый, защитный пласт. Я выглядел, как манекен. Я был голый, но не чувствовал себя

уязвимым. Я чувствовал себя сильным.

Стрелка на панели лифта говорила мне, что минус 89 последний. Больше двух третей

этого здания располагалось под землей. Я должно быть мили, ну ярды или метры под

поверхностью земли.

Я шагнул из шахты лифта. Двери, казалось, исчезли, и я просто вышел на минус 89. Я

по-прежнему внутри своеобразной структуры, и хотя ее стены двигались и дышали, все-таки

казалась огромным подвалом. Со всей его тошнотворной пустотой. Гигантские бетонные

подушки поддерживали эту странную структуру, сотворенную человеком, но в то же самое

время органическую.

Маленькая человекоподобная фигура в коричневом пальто с головой рептилии

прошаркала мимо меня, с шипением толкая то, что было похоже на полную коробок

магазинную тележку.

- Извините, - закричал я. - Где это?

- Долбанный нижний этаж, - крикнуло в ответ существо сдавленным голосом.

- А что там? - я указал на знак, обозначающий ВЫХОД, знак, к которому и

направлялось это существо.

- Жалобы, - улыбнулось оно мне, и языком ящерицы облизало нижнюю часть своего

покрытого чешуей лица. - Какие-то чуваки чертовски успешно разводят тлю в моем

центральном отоплении. Я хочу разобраться с этим прямо сейчас. Вы спустились сюда за

женщиной?

- Ну нет... я имею в виду, да, - я думал о ней, о том, где же она была, и насколько

далеко от меня в этом здании.

Его холодные глаза остановились на мне.

- Я бы выебал тебя сейчас, если ты хочешь. Я бы выебал тебя бесплатно. Тебе не нужны

женщины, - выдохнула рептилия, двигаясь ко мне. Я отшатнулся...

БИИИИИИИППППП! - ГЛУПЫЙ УРОД!

Звуки гудка и истошный крик.

Я на Ферри Роуд, запруженной потоком транспорта, направляющимся в доки Лейфа.

Мимо меня проносились машины. Рядом затормозил грузовик, его водитель высунулся из

кабины и потряс кулаком.

- Тупой урод, мать твою! Я едва тебя не сбил на хуй! - он открыл кабину, спрыгнул и

подскочил ко мне. - Я убью тебя, блядь!

Я побежал. Мне плевать, что грузовик мог меня сбить, но я не хотел драки. Это

унизительнее из всего. Слишком личное. Нет ничего хуже, чем жестокое избиение

обыкновенным заурядным человеком. Физическое насилие очень напоминает еблю. Слишком

много Ида вовлечено.

Я чувствовал себя ужасно, но не мог пойти домой. Я не мог вернуться в парк. Я прошелся

немного, пытаясь собрать воедино мою голову. Я закончил день у Вейтчи в Стокбридже. Минус

89. Спасибо, блядь, что я выбрался оттуда. Но теперь я дрожал, чувствуя себя хреново. Я мог

либо преодолеть это или вернуться назад на уровень минус 89.

- Все в порядке, мудозвон?

- Ха-ха-ха, сам человечище! - улыбнулся Вейтчи и впустил меня в квартиру. - Ты

выглядишь так, будто видел призрак.

- Нет. Я видел худшее: Рэйми, Акулу, женщину, рептилию. Никаких призраков.

- Ха-ха-ха, ну ты и псих, Брайан, просто псих. Хочешь пиво?

- Нет. А спид есть?

- Нет.

- Я выпил бы у тебя чашку чая. Молоко, никакого сахара. Пенмэн заходил?

Для Вейтчи это имя, очевидно, как красная тряпка для быка.

- Не говори мне только об этой скотине. Он думает, что может срать где попало в моей

квартире. Говорю тебе, Брай, я готов выручить друга, но он распоясался самым беспардонным

образом. Совершенно бесцеремонный и наглый урод. Я не шучу.

Я сел на диван и начал смотреть телевизор, оставив Вейтчи мусолить тему про Пенмэна.

На хуй эту жизнь; дайте мне другую, пожалуйста.

На следующий день Иэн Колдвелл сказал мне, что я заходил в его квартиру на Инчмикери

Корт в Пилтоне. В эту его многоквартирную башню. Я не мог ничего вспомнить. Однажды я

должен буду вернуться в Париж на башню Монпарнасса. С ней. Но она исчезла. Все женщины

в моей жизни исчезли. Моя собственная чертова мать исчезла.

Вторая рабочая смена оказалась более богатой событиями, чем я даже мог себе

представить.

ДИСЦИПЛИНАРНАЯ РАЗБОРКА

На лице Гарланда застыла печаль. Он выглядел человеком больше разочарованным и

уязвленным, чем рассерженным.

- И самое худшее, Брайан, - говорил он мне, - что я принял тебя за интеллигентного и

приличного молодого человека. Я думал, что ты покажешь себя старательным и

добросовестным Парковым Служащим.

- Да, я полагаю, что немного переборщил с лекарствами...

- Это наркотики, Брайан? Наркотики? - взмолился он.

- Нет, это больше своего рода депрессия, вы понимаете?

При этом присутствовал Акула.

- Депрессия, черт побери! Да он вел себя так, будто спятил, будто совсем лишился своих

чертовых мозгов!

- Достаточно, мистер Рутерфорд! - рявкнул Гарланд. - Пусть Брайан говорит сам за

себя.

- Это произошло потому, что я принял антидепрессанты. Иногда я перебарщиваю,

забываю, что уже принял таблетки, и принимаю двойную дозу, понимаете?

Гарланд задумался.

- Как может молодой человек, у которого есть все, чтобы уверенно смотреть в будущее,

испытывать какую-то там депрессию?

Как разумеется. Работая на временной работе в парке. Зависая в сером унылом квартале

со своим отцом, собирающимся распять любого живущего там психа в своем

анти-наркотическом крестовом походе. Не видя свою мать с тех пор, как тебе исполнилось

восемь лет. Брошенный своей подружкой... У тебя в руках целый огромный мир... эй, все вы,

присоединяйтесь...

- Это экзогенная депрессия, как говорят врачи. Химическое нарушение обмена веществ.

Наступает без предупреждения.

Гарланд сочувственно покачал головой.

- Ты не упомянул об этом состоянии на собеседовании.

- Я понимаю, прошу прощения за это. Я просто полагал, что это может вызвать

предубеждение при найме на работу в Департамент по Делам Отдыха Окружного

Муниципалитета, Отдел Управления Парками.

Нижняя челюсть Акулы дернулась. Мальчик из профсоюза с серьезным видом кивнул.

Чувак из отдела кадров оставался безразличным. Гарланд глубоко вздохнул.

- Ты дал нам пищу для размышлений, Брайан. Бросить работу, тем не менее, это

серьезное нарушение дисциплины. Не будешь ли так любезен оставить нас на несколько минут.

Я вышел в коридор. Я постоял там немного, пока Гарланд не вызвал меня снова.

- Мы собираемся временно отстранить тебя на оставшуюся часть недели, с удержанием

зарплаты до вынесения решения.

- Спасибо вам за все, - сказал я. Сказал именно то, что думал.

Тем вечером я отправился бухать с моим приятелем по кличке КУРС. Я проверил мой

банковский счет. Как бы ни закончилось дело с дисциплинарным взысканием, я сваливал в

Лондон.

Я вернулся к моему старику, таща на себе переносной телевизор, который я держал в

парке. Дерек лежал в отрубе на моей постели. Какого черта он там делает?

Когда я подошел, чтобы растрясти его, то увидел, что он стоит в дверях. Либо здесь два

Дерека или в моей постели был не он. Оба предположения казались в равной степени

вероятными, учитывая мое нынешнее состояние сознания.

- Что это? - спросил я Дерека у двери, указывая на возможного Дерека в постели.

- Это Ронни. Он искал тебя. На самом деле он удолбан в хлам. Я затащил его сюда,

чтобы отец его не увидел. Ты же знаешь, как он относится к наркотикам и всему такому.

- Хорошо, спасибо. Этот бесполезный мудак Ронни. Я дам ублюдку выспаться.

Ронни лежал в отрубе много часов. Я не мог растормошить его. Когда я собрался залезть в

постель, то свалил его на пол и набросил сверху одеяло.

На следующее утро я собирал вещи для поездки в Лондон. Ронни очухался, когда я уже

закончил.

- Тяжелый день выдался вчера, Рон? - спросил я.

- Хуевый, - ответил он, указывая на свою голову.

Мыслями я был уже в Лондоне.

НА СКОРОСТИ ПОД СКОРОСТЬЮ

Меня все еще держит со вчерашнего вечера; или вчерашний вечер все еще продолжается,

не знаю что там натикало, да и кого это колышет, потому что Симми поставил шары в

треугольник и заказал один Гиннес и одну пинту биттера, а старый Гарри сказал: " Чертов

пьяный шотландец опять нажрался". Тут Симми крепко обнял сварливого старого козла, затем

поднял его и прислонил к стойке, а Ви сказала мне, что я прошлым вечером был в неадекватном

состоянии, и белыми дряблыми руками схватилась за свое мрачное, злобное одутловатое лицо.

Мне было крайне неприятно автоматическое, самонадеянное, плутовское заключение Симми,

что я хочу играть с ним в долбанный пул, как будто это просто часть естественного порядка

вещей...

Ах ты, мудачье.

Черт... Я подумал, что из моего желудка все сейчас попросится обратно; это карри. Я не

знал, либо плевать, либо глотать или жевать, и тут Симми разбил выставленные шары... Он

глядел на мое красное, потное, дергающееся лицо, и объяснял свою концепцию...

- Движущая сила. Движущая сила, здоровяк, вот в чем все дело. ДВИ-ЖУ-ЩА-Я

СИ-ЛА. Мы должны управлять этой волной, следовать приливу и использовать его весь без

остатка, насколько он может нести нас. Движущая сила. Когда она работает на тебя, ты просто

не можешь ее игнорировать.

Симми обычно базарил на нашей квартире с Клиффом. Клифф читал The Independent. Они

черпали свой словарный запас из прессы, обычно цепляя его на спортивных страницах.

Я направил удар в боковую лузу по левую руку. Отличная попытка. Толстый конец кия

Симми в знак признания застучал по линолеуму.

- Отлично сыграно, дружище, - воскликнул он.

- Движущая сила, ебать копать, это все спид, который мы вдыхаем, вмазываем и кидаем

на кишку теперь уже сутки напролет, и понимаешь, когда я покончу с этим, наконец

образумлюсь, то скажу: " Хватит, долбоебы, мы отрываемся уже целые дни, нет, делаем это

чертовыми неделями, нет месяцами, долбанными месяцами".

Симми на это ответил так:

- Скажу тебе, тем не менее, дружище, что ты и я на следующей неделе пизданем на запад

города. Прямо на этом 207 автобусе вниз по Аксбридж Роуд. Не слезаем на Илинг Броудвэй и

не зависаем в Буше. Прямо на запад. Клубы и женщины. Никаких компромиссов. Никаких

уступок.

Он начал насвистывать " Derry" s Walls".

Чувак расстроил мою концентрацию и я лажанул с легким шаром в центральную лузу.

Слишком озабоченный, чтобы правильно направить желтый.

А ведь именно этот мудак всегда херит поездку на запад, именно он заставляет нас

зависать в Илинге или Буше, пока у нас не снесет крышу. Для него это все в порядке вещей. Он

- толстый, уродливый, тупой, самонадеянный, хитрожопый ханжа-неудачник, немецкий

ублюдок с маленьким, никуда не годным членом, и оранжевым лицом, обезображенным оспой,

с рубцом от шрама, кровоточащими нарывами, и у него на голове эти жесткие, курчавые

волосы, типичные для бошей, и они выглядят так, будто пересажены с чьего-то лобка, и у него

еще огромная задница, выделяющая в горизонтальном положении фекальные массы. И все это

вместе делает его шансы зацепить женщину, не выглядящую так, словно она может есть

помидоры сквозь теннисную ракетку, просто невероятными. Как же он омерзителен! И

проблема, что этот урод мешает мне склеить кого-то стоящего, а квартира у него такая же

засранная, как и он сам, с обертками из-под рыбы и чипсов, и потрескавшимися картонными

коробкам, грязными тарелками, разбросанными повсюду, а что до его комнаты, ну, тебе

придется заставить убрать его чертову кровать только сборщиков квартирной платы. Потом там

еще этот мудак Клифф, и его чертовы носки, валяющиеся в прихожей, а не в его комнате, и

провонявшие всю квартиру. Даже те наши знакомые чиксы, живущие через улицу, Назним,

Пола и Анджела, теперь уже не заходят к нам дунуть, так что как же я могу пригласить туда

кого-то? А ведь именно я познакомился с ними, подойдя к ним с моим классическим прогоном:

- У меня день рождения в один день с Иэном Кертисом, Линдой Ронштадт и Тревором

Хорном. Вы знаете Тревора Хорна? " Видео, убившее Радио-звезду"? " Живущие в Пластиковую

Эру"? Он был одним из крупнейших поп-продюсеров восьмидесятых.

Как мог человек обломаться с подобными прогонами? Но вот я обломался, благодаря

ассоциации меня с этим идиотом. Теперь они не хотят, чтобы я к ним заходил, потому что это

подстрекнет Симми тоже пойти со мной, и всем докучать своим занудством. Но мне все же

надо пойти туда, чтобы выбраться из этой квартиры, потому что запах кошачьего сральника

всеподавляющий, все в кошачьей моче и дерьме. Это не ошибка животного, хотя ублюдок и

гадит повсюду. Симми должен был с ним разобраться; кот рвал обои и занавески и диван. Но он

отделывался фразами, что кошки гигиеничные существа и избавляют от мышей... Я бы лучше

торчал в квартире своего старика, зависал бы лучше в парках, а они ведь даже не уволили меня,

по крайней мере это хоть была работа...

- Давай же, здоровяк, ты спишь на ходу...

Я загнал два шара. Сегодня вечером я пойду и повидаю Назним, и скажу ей, что я в нее

влюбился. Нет. Это будет ложью. Я только хотел заняться с ней сексом. Хватит с меня этих

циничных игр, потому что она ушла, ушла, ушла, ушла, и никогда мне не написала, хотя в

последний раз, когда я виделся с ней, она обнадеживающе сказала, что мы сможем продолжить

с того места, где мы остановились, как только она разберется с кое-какими вещами. Сейчас уже

с тех пор прошло много месяцев, и она здесь, здесь в Лондоне, и я полагаю, вот почему и я

торчу здесь, как будто возможно случайно столкнуться с кем-то в Лондоне, ходя там по

магазинам на Оксфорд Стрит, как ты можешь в Принни. Наверное, я мог наскочить на нее в

каком-нибудь клубе, в Ministry of Sound или где-то еще, но я никогда не ходил по магазинам в

Лондоне, В ЦЕНТРЕ ЛОНДОНА. Я никогда не ходил в клубы, только в пабы или ночные

питейные заведения, полные алкоголиков, которых Симми характеризовал как соль земли. Для

меня же они просто побитые, сломленные жизнью люди, которым нечего сказать, никакой

способности проникновения в суть вещей, ничего... Я загонял черный, старый Гарри злобно

хихикал, а шотландский чувак из Гринфорда сказал: " Давай, приятель, разберись с этим

оранжевым мерзавцем", - и тут они с Симми вдарились в светский, нудный междусобойчик о

футболе и соперничестве религий, парализовавший их крайне ограниченные умственные

способности, а нам всем полагалось здесь надираться, мочиться в штаны и слушать, затаив

дыхание, и только черный шар стоял между мной и унижением этого толстого боша-ублюдка.

Он спокойно позволил мне закатить его.

- Извини, здоровяк, я выиграл. Ты попал не в объявленную тобой лузу.

Старый Гарри кивнул с умным видом. Выдача напитков закончилась даже раньше, чем я

успел начать протестовать. Симми никогда не выходил из Красного Льва в Гринфорде, а я

ненавижу это место. Они все принимают домашние правила скаредного болтливого бармена,

выходца из Глазго. Какой же подлый этот урод!

- Не задалась игра, здоровяк, не повезло тебе, - улыбнулся он, протягивая свою руку и

театрально пожимая мою.

- Моральная победа достигнута, но испорчена масонским судейством, - сказал другой

чувак-шотландец. - Боши все одинаковы.

- Правильно, - сказал я. - Я сваливаю.

Я сообщил, что встречаюсь с Клиффом в Леди Маргарет. Я не мог скрыть своего

нетерпения. К черту Клиффа, именно Назним я хочу повидать; женщину, у которой день

рождения в тот же день, что и у Барбары Диксон, Мит Лоуфа и Элвина Стардаста.

- Вот они, парни с восточного побережья. Несколько дней пробухают, и все, им хуево.

Никакой внутренней силы, - засмеялся Симми. - Увидимся на квартире, здоровяк.

Я оставил его, выставляющимся при дворе потенциальных жертв рака легких, цироза

печени, вызванного алкоголем удушья через рвотную ингаляцию, пожаров из-за курения в

постели и бытовой поножовщины, завсегдатаев Красного Льва в Гринфорде, Мидлсекс.

Я отправился обратно домой и попытался немного почитать, но моя голова гудела, и я не

мог сконцентрироваться даже на истории Мэрилин Монро.

Когда я пошел к Назним и предложил потрахаться, то получил от ворот поворот.

- Я не занимаюсь так сексом с людьми, - сказала она. - Ты мне нравишься как друг,

вот и все.

Она слегка рассмеялась, затем передала мне косяк. Комната Назним вся светлая,

нежно-голубая, ухоженная и женственная. Я чувствовал себя так, словно останусь тут навсегда.

Я затянулся косяком.

- Ладно, хорошо, а как насчет обменяться жильем? Я останусь здесь, а ты можешь

переехать в мою комнату через дорогу с Симми и Клиффом.

Это второе предложение вызвало у нее, даже если вызвало, еще меньше реакции, чем

первое.

- Нет, не думаю, что это подходяще, - улыбнулась она.

И тут Назним пронизывающе посмотрела на меня и спросила:

- Ты внутренне несчастлив, не правда ли?

Ее слова ударили меня как обухом. Я всегда считал, что внутренне счастлив. Хотя может

и нет.

- Я не знаю. А кто счастлив?

- Я, - ответила она. - Мне нравятся мои друзья, мне нравится моя работа, мне

нравится место, где я нахожусь, и нравятся люди, с которыми я живу.

- Нет, тебе нужно любить кого-то, чтобы быть счастливой. Я вот не влюблен, -

сообщил я ей.

- Я не знаю, правда ли это, - проговорила она. И тут последовало. - А ты в своем роде

ум

НЕТ НЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТТТТТТТ

Мой мозг непреднамеренно заполонило громкое эхо, в моем ухе раздался звенящий шум,

заглушивший ее слова.

- Извини, немного чего? - спросил я.

- Умненький. Ты думаешь, что знаешь все ответы.

Умненький. Шикарное определение Умника.

Мы дули весь день, а потом я пошел с ней и несколькими ее приятелями в Ministry of

Sound. Прекрасная ночь, отличные вибрации, превосходный звук, клевое экстази, приятные

люди. Весь следующий день мы отдыхали и расслаблялись. Я молился, чтобы Симми угодил в

какую-нибудь дорожно-транспортную аварию. Позже тем воскресным вечером я решился

держать ответ за свое отсутствие. Я не стал откладывать разборку в долгий ящик.

- Где ты шлялся, здоровяк? Наша компания недостаточно хороша для тебя? Тебе ничего

не обломится от этой маленькой арабской бляди, скажу я тебе по дружбе.

Я получил от нее за несколько часов больше, чем от него за два месяца. Просто когда ты

думаешь, что все пошло псу под хвост, появляется кто-то, типа Назним, и ты думаешь, что этот

мир, невзирая ни на что, не так уж плох. Что касается Симми, то что же я делаю, дыша тем же

протухшим воздухом, что и этот хуй?

Пришло время возвращаться обратно на дорогу. В понедельник я купил автобусный билет

в один конец до Эдинбурга. Во вторник я им воспользовался. В любом случае на носу уже было

Рождество. Я, возможно, вернусь сюда после Нового Года. Возможно.

РОЖДЕСТВО СО СЛЕПАКОМ

Насколько я могу вспомнить, наша антипатия к Слепаку булькала как в котле так долго,

что она выплеснулась через край, как только мы нарушили наше общее табу по ее воплощению

в жизнь. Это табу было довольно мощным. Помимо прочего, тебе ведь полагается

сопереживать и, наверное, давать огромную социальную скидку человеку с таким ужасным

недугом. Судьба жестока к некоторым людям; и от тебя, как от человеческого существа,

ожидается получение компенсации. Случайность природы этого недуга причиняет страдание; и

к такому человеку относятся с почти религиозным участием. Или, по крайней мере, должны так

относиться.

Это отношение, тем не менее, управляется страхом и уверенностью в своей правоте. На

первый взгляд, лицемерие людей способно проявиться в высокомерной снисходительности и

великодушной доброжелательности или даже в чем-то стоящем, потому что люди извлекают

большую выгоду, обращаясь с подобными Слепаку, в абсолютно такой же манере, как они

обращаются со всеми остальными. Здесь присутствует и страх: наряду с самым примитивным

страхом перед всемогущей силой, поражающей нас за плохое поведение, есть и более

изощренный ужас. Согласно ему, мы идем на жертву, определяя подходящее поведение по

отношению к индивиду в подобных обстоятельствах, и, если сходная судьба выпадет на нашу

долю, то тогда мы будем ждать такого же пристойного отношения.

Впрочем, слепота еще не делает тебя хорошим человеком. Ты можешь оказаться таким же

мудаком, как и любой зрячий говнюк. Иногда даже больше, чем мудак. Как Слепак, помесь

слепого и мудака.

Нарушение табу случилось во время оприходования четвертой пинты в Сэнди Беллз. Оно

разлетелось вдребезги. Мы материли на чем свет стоит людей, которых терпеть не могли, и

Рокси, в конце концов, перевел дыхание и взглянул на меня поверх серебряной оправы своих

очков.

- Признаюсь, что есть один чувак, которого я вообще, блядь, терпеть не могу. Тот слепой

мудак, который пьет в Пауке. Говорю тебе, он чертовски надоедлив и зануден!

Я нервно расплескал свое пиво. Холод на мгновение накатил на меня, но его быстро

заменило восхитительное ощущение освобождения. Слепак.

- Этот урод тоже действует мне на нервы, - согласился я.

В последующий вечер в пятницу, я, Рокси и КУРС сидели и пыхали в квартире Сидни.

Вечер был ублюдочный: обледенелые дороги, сильный штормовой ветер, причинивший так

много ущерба, и вьюга, поднимавшаяся время от времени. В такой вечер надо сидеть дома; но,

поскольку это была пятница, то не выйти в город было совершенно невозможно. Закончив

пыхать, мы бросили вызов стихии и поломились вверх по Моррисон Стрит в паб.

- Проклятая непогода, - сказал КУРС, когда мы влетели в пивняк, дрожа и стряхивая

снег с наших пальто и ботинок.

- Совершенно жуткая, старый, - поддакнул Сидни.

" Большой" Элли Монкриф сидел у стойки, решая кроссворд Evening News. Я было пошел

к нему, но тут увидел перекошенное лицо Слепака, высунувшееся из-за спины этой огромной

скотины. Я застыл на месте, услышав пронзительный, истеричный голос Слепака:

- ПОПРАВКА! ХАРТ ОФ МИДЛОФИАН, ФУТБОЛЬНЫЙ КЛУБ ПРЕМЬЕР-ЛИГИ,

КАК ОНИ ОФИЦИАЛЬНО НАЗЫВАЮТСЯ В СПРАВОЧНИКЕ!

Бармен Бобби за стойкой поглядел на Слепака так, словно хотел порвать ему пасть.

" Большой" Монкриф снисходительно улыбнулся, затем заметил нас.

- Ребята! А вы как здесь очутились?