Ирвин Уэлш 5 страница

Я просто взглянул на нее.

- Он обнаружил, что я беременна и съебался, - рассказывала она. - Зависал с какой-то

ебаной шлюхой.

Я хотел было выкрикнуть ей прямо в лицо, что, черт возьми, я так и знал и ей поделом.

Но я ничего не сказал.

И тут ее голос кокетливо зазвучал на высоких тонах, как было всегда, когда она чего-то

хотела.

- Почему бы нам не выпить сегодня вечером, Джонни? За все, что было, типа? Мы же

были такой хорошей парой, Джонни, ты и я. Все так говорили, помнишь? А помнишь, как мы

раньше ходили в " Бык и Кустарник" вверх по Лофиэн Роуд, Джонни?

- Да, почему бы и нет, - сказал я.

Дело в том, что я, по-моему, все еще любил ее; и, думаю, никогда по-настоящему не

переставал любить. Мне захотелось отправиться с ней в " Бык и Кустарник". Мне всегда там

немного везло в бандита. Возможно повезет и теперь; как раньше.

ПОСЛЕДНИЙ ОТДЫХ НА АДРИАТИКЕ

Никогда не предполагал даже в страшном сне, что все будет настолько очевидно; и это

заставило должным образом относиться к тому, что я планировал. Я имею в виду, что почти

ожидал увидеть Джоан на борту, столкнуться с ней на палубе, в столовой, в баре, или даже в

казино. Когда я начинал так думать о ней, мое сердце учащенно билось, я чувствовал

головокружение и обыкновенно убирался в свою каюту. Когда я поворачивал ключ, то даже

ожидал, что смогу застать ее там, возможно в постели, читающей книгу. Это нелепо, я знаю, вся

эта ситуация просто ужасно смехотворна.

Я пробыл на этом лайнере уже две недели; две недели в полном одиночестве. И если бы

вы чувствовали себя так, как я, то вид веселящихся людей и вам бы казался слишком

отвратительным и оскорбительным.

Я только и делал, что бродил по кораблю; как если бы искал что-то. Бродил и качался в

спортзале, конечно. Разумеется, нечего было и думать о том, чтобы увидеть здесь Джоан. И все

же я не мог успокоиться. Я не мог лежать на палубе с Харольдом Робинсом или Диком

Фрэнсисом или с Десмондом Бэгли. Я не мог сидеть в баре и напиваться. Я не мог участвовать

в любой из этих тривиальных скучных бесед о погоде или о нашем маршруте. Я ушел с двух

фильмов в кинотеатре. " Опять Мертвый", с этим британским педиком, играющим

американского детектива. Ужасный фильм. И еще один с этим американским светловолосым

актером, который раньше был смешной, но теперь уже нет. Наверное, все дело во мне:

множество вещей больше не выглядят смешными.

Я пошел в мою каюту и приготовил спортивную сумку для очередной экскурсии в

спортзал. Единственное пристойное место, к которому я проявлял интерес.

- Вы, должно быть, самый хорошо сложенный человек на этом корабле, - сказал мне

тренер. Я лишь улыбнулся. Я не хотел вступать в беседу с этим парнем. Он забавный, если вы

понимаете, что я имею в виду. Ничего сам против них не имею, живи и дай жить другим и все

такое, но прямо сейчас я не хотел ни с кем разговаривать, особенно с каким-то чертовым

педерастом.

- Да вы просто никогда отсюда не вылазите, - настойчиво продолжал он, слегка кивнув

толстому, жалкому, непрезентабельному краснолицему человеку на тренировочном

велосипеде, - не правда ли, мистер Бэнкс?

- Отличное оборудование, - резко ответил я, осматривая свободные тяжести, и

поднимая две гири для гимнастики.

Слава богу, паренек-тренер заметил даму с избыточным весом в ярко-красном трико,

пытавшуюся делать подъемы из положения сидя.

- Нет, нет, нет, мисс Кокстон! Не так! Вы слишком напрягаете вашу спину. Сядьте прямо

и согните колени. Сорок пять градусов. Отлично. И раз... и два...

Я взял пару дисков от штанги и тайком сунул их в мою спортивную сумку. Я перестал

много двигаться, но мне не нужны упражнения. Я достаточно сложен. Джоан всегда

утверждала, что у меня хорошее тело; жилистое, как она раньше говорила. Вот что делает с

тобой целая жизнь в строительной компании, в сочетании с умеренными привычками. Я

должен допустить, что слегка потолстел; когда позволил себе поблажки после потери Джоан.

Все казалось бессмысленным. Выйдя в отставку, я пил теперь больше, чем когда-либо.

Впрочем, я никогда не стремился играть в гольф.

Вернувшись в каюту, я прилег и погрузился в полузабытье, думая о Джоан. Она была

такой прекрасной и порядочной женщиной, и обладала всем, что ты только мог надеяться

увидеть в жене и матери.

Почему Джоан? Почему, моя дорогая, почему? Это могли быть лучшие годы нашей

жизни. Пол в университете, Салли работает медсестрой. Они, наконец, покинули гнездо,

Джоан, они оба были твоей заслугой. Нашей заслугой. Что мне осталось? Я умер с тобой,

Джоани. Я просто нелепый призрак. Я не сплю. Я бодрствую, говорю сам с собой и плачу.

Десять лет после Джоан.

За обедом я оказался за столом наедине с Марианной Хауэллс. Кеннеди, Ник и Патси,

очень милая и ненавязчивая молодая пара, так и не появились. Это намеренная уловка. У Патси

Кеннеди глаза заговорщицы. Марианна и я впервые оказались одни на этом круизе. Марианна

была не замужем. Отправилась в путешествие, чтобы отойти от ее собственной тяжелой утраты,

недавней смерти ее давно овдовевшей матери.

- Вот теперь ты весь в моем распоряжении, Джим, - сказала она в слишком шутливой,

чтобы быть флиртующей, и умаляющей собственное достоинство манере. Хотя, нет сомнений,

что Марианна довольно миловидна. Кто-то просто обязан был жениться на такой женщине. Что

за потеря для общества! Нет, так думать ужасно. Старый шовинистичный Джим Бэнкс снова

вылез наружу. Наверное, именно таким образом Марианна хотела, чтобы ее воспринимали,

наверное так она получала все лучшее от жизни. Наверное, если Джоани и я не были бы...

Нет. Крабы, только крабы.

- Да, - улыбнулся я, - этот крабовый салат восхитителен. Опять же, если ты не

можешь поймать хороших крабов в море, то где же ты их можешь достать, а?

Марианна усмехнулась, и мы немного поболтали. Затем она вдруг сказала:

- Это трагедия, что произошло с Югославией.

Мне было интересно, имела ли она в виду, что мы не можем сойти там на берег из-за всех

этих бедствий, или нищету, вызванную этими самыми бедствиями. Я решил поддержать

сострадательную интерпретацию. Марианна казалась чувствительной натурой.

- Да, ужасные страдания. Дубровник был одной из главных достопримечательностей

круиза, когда я был здесь с Джоан.

- Ах да, с твоей женой... Что с ней случилось, ты не возражаешь, если я спрошу?

- Несчастный случай. Если тебе достаточно такого ответа, то я предпочел бы не говорить

об этом, - ответил я, отправляя в рот полную вилку салат-латука. Уверен, что его положили на

тарелку больше для красоты, чем для еды, но все же с ним надо было что-то делать. Я никогда

не разбирался в этикете. Джоан, только ты держала меня в ежовых рукавицах.

- Мне действительно жаль, Джим, - сказала она.

Я улыбнулся. Несчастный случай. На этом борту, на этом круизе. Несчастный случай?

Нет.

Она была не в себе какое-то время. В депрессии. Перемена в жизни, или как там сказать

по-другому? Я не знаю почему. И самая ужасная вещь во всем этом, что я не знаю причины. Я

думал, что круиз доставит ей массу удовольствия, откроет целый мир. Так даже какое-то время

и казалось. Как только мы добрались до выхода из Адриатического моря, на пути обратно в

Средиземное, она приняла эти таблетки и просто поскользнулась ночью на палубе. Упала в

море. Я проснулся в одиночестве; и оставался в одиночестве с тех пор. Это была моя ошибка,

Джоан, все это проклятое мероприятие. Если бы я попытался понять, как ты себя чувствуешь.

Если бы не покупал билеты на этот чертов круиз. Этот глупый старый идиот Джим Бэнкс.

Пошел по пути наименьшего сопротивления. Я должен был усадить тебя и говорить, говорить и

говорить снова. Мы могли все это разрешить, Джоан.

Я почувствовал прикосновение Марианны к моей руке. Слезы у меня на глазах, словно я

какой-то слюнтяй.

- Я расстроила тебя, Джим. Мне действительно очень жаль.

- Нет, вовсе нет, - улыбнулся я.

- Я действительно понимаю, ты же знаешь, что это так. Мать... с ней было так трудно, -

проговорила она. Теперь и она начала заливаться слезами. Что за чудной парой мы были! - Я

сделала все, что могла. У меня были возможности устроить себе другую жизнь. Я на самом деле

не понимала, что я хотела. Женщине всегда надо выбирать, Джим. Выбирать между браком и

детьми и карьерой. Всегда в какой-то момент. Я не знаю. Мать всегда требовала внимания,

всегда нуждалась. Она выиграла из-за бедности. А делавшая карьеру девушка стала старой

девой, понимаешь.

Марианна казалась такой ранимой и расстроенной. Я сжал ее руку. Она уставилась в пол,

затем ее голова неожиданно поднялась, и ее глаза встретились с моими. Это напомнило мне о

Джоан.

- Не принижай себя, - сказал я. - Ты исключительно храбрая и очень красивая леди.

Она улыбнулась, на этот раз более сдержанно.

- Ты настоящий джентельмен, Джим Бэнкс, и говоришь приятные вещи.

Все, что я мог сделать, это улыбнуться в ответ.

Я наслаждался обществом Марианны. Прошло долгое время с тех пор, как я вел так себя с

женщиной. С тех пор, как у меня была эта интимность. Мы проговорили весь вечер. Никакие

предметы не были табу, и я оказался способен говорить о Джоан без того, чтобы казаться

сентиментальным и погрузить компанию в беспросветную скуку, что неминуемо бы случилось,

окажись здесь Кеннеди. Люди не хотели выслушивать все это на отдыхе. Хотя Марианна с ее

утратой оказалась восприимчива к моим словам.

Я говорил и говорил, глупости по большей части, но для меня потрясающие, исполненные

боли воспоминания. Я никогда не говорил так с кем-нибудь раньше.

- Я помню на круизе с Джоан. Я попал в ужасную ситуацию. За соседним столом сидели

какие-то голландцы, очаровательные люди. А нашими соседями по столу были довольно

высокомерный французский парень и красивая итальянка. С внешностью настоящей

кинозвезды. Странно, но француз не заинтересовался ей. Думаю, он мог быть, ну, в том роде,

если ты понимаешь, что я имею в виду. Как бы там ни было, получилась настоящая старая Лига

Наций. А дело в том, что с нами была престарелая пара из Уорестера, сильно недолюбливавшая

немцев... вспоминавшая все время годы войны, и все такое прочее. Я же чувствовал, что эти

вещи лучше оставить в прошлом. Так что старый Джим Бэнкс решил сыграть роль

миротворца...

Боже, как я трусил и какую чушь нес. Мое подавление чувств словно растворялось с

каждым глотком вина, и вскоре мы принялись за вторую бутылку. Марианна кивала мне

заговорщески, когда я заказал ее. После обеда мы направились в бар, где еще немного выпили.

- Я действительно получила удовольствие сегодня вечером, Джим. Я просто хотела

сказать тебе это, - проговорила она, улыбаясь.

- Это был один из лучших вечеров, которые у меня были... за долгие годы, - отозвался

я.

Я почти собирался сказать, после Джоани. Так и было. Эта прекрасная леди снова

заставила меня чувствовать себя чертовски человечным. Она и в самом деле приятная.

Она держала меня за руку несколько секунд, когда мы сидели, глядя друг другу в глаза.

Я прочистил горло глотком скотча.

- Одна из тех великих вещей относительно старения, Марианна, это то, что нависшая

угроза постоянного присутствия старухи с косой концентрирует каким-то образом сознание. Ты

мне очень нравишься Марианна и, пожалуйста, не восприми мои слова, как оскорбление, но я

хотел бы провести с тобой эту ночь.

- Я не оскорблена, Джим. Думаю, это будет замечательно, - засияла она.

Ее реакция заставила меня немного смутиться.

- Может быть несколько хуже, чем замечательно. У меня недостаток практики в таких

вещах.

- Говорят, это немного похоже на плавание или на езду на велосипеде, - ухмыльнулась

она, слегка пьяная.

Ну, если так обстояло дело, Старый Джим Бэнкс готов снова прыгнуть в седло после

простоя в десять лет. Мы отправились в ее комнату.

Невзирая на алкоголь, у меня не было никаких проблем с эрекцией. Марианна сняла с

себя одежду, обнажив тело, которому могли позавидовать не только женщины ее возраста, но и

на десяток лет моложе. Мы немного пообнимались перед тем, как залезть под пуховое одеяло, и

занялись любовью сначала медленно и осторожно, затем с возрастающей страстью. Я потерял

над собой контроль. Ее ногти впивались в мою спину, и я вопил:

- Господи, Джоани, Господи...

Она замерла подо мной как окоченевший труп, и в огорчении ударила кулаком по

матрасу, когда слезы хлынули у нее из глаз. Я слез с нее.

- Мне жаль, - полустонал, полурыдал я.

Марианна села и пожала плечами, уставившись перед собой. Она заговорила

приглушенным металлическим тоном, но без горечи, как если бы выводила хладнокровную и

бесстрастную эпитафию.

- Я нашла мужчину, который мне небезразличен, и когда он занимается со мной

любовью, он воображает, что я кто-то еще.

- Это не было так, Марианна...

Она начала всхлипывать. Я обнял ее. " Ну вот, Джим Бэнкс, - думал я. - Ты опять

втянул себя в очередную чертовски неприятную ситуацию".

- Мне жаль, - сказала она.

Я начал натягивать на себя одежду.

- Мне лучше пойти, - сказал я.

Я подошел к двери, затем повернулся.

- Ты замечательная женщина, Марианна. Я надеюсь, ты найдешь кого-то, кто сможет

дать тебе то, что ты заслуживаешь. А старый Бэнкси, - печально указал я на себя, - просто

дурачил сам себя. Я все-таки однолюб.

Я вышел, оставив ее в слезах. Теперь надо было сделать то, что я собирался. После всего

произошедшего не будет никакой отсрочки. Я понимал, что так будет лучше; я понимал это

теперь больше, чем когда-либо. Дети, Пол и Салли, достаточно сильные. Они поймут.

Вернувшись в мою каюту я оставил Марианне записку. Оставил для детей письма в

корабельной почте и кассету с видеозаписью, объясняющей то, что я намеревался сделать.

Записка Марианне не говорила слишком многого. Я просто говорил ей, что находился здесь с

определенной целью. Мне было жаль, что мы настолько сошлись. Я должен был достойно

встретить, как я расценивал это, мою судьбу.

Согласно картам, с которыми я сверился, мы теперь без всяких сомнений плыли в

Адриатическом море. Я продел веревки в отверстия дисков от штанги, завязал их, и перекинул

через плечи. Было трудно натянуть на грузила эластичный тренировочный костюм и остальную

одежду. Я накинул на себя непромокаемый плащ, едва ли в состоянии идти к тому времени, как

покинул каюту.

Я прокрался по пустой палубе, с усилием стараясь держаться прямо. Море было

спокойным, а ночь благоухающей. Парочка влюбленных, наслаждающихся лунным светом,

подозрительно взглянула на меня, когда я прошаркал мимо них к точке на правом борту. Десять

лет, почти день в день, Джоан, когда ты поскользнулась и покинула меня, прочь от боли и

обиды. С чудовищным усилием я перекинул одну ногу через поручень. Я отдышался, бросил

последний долгий взгляд на багряное небо, затем наклонился всем телом, и бросился с поручня

в Адриатику.

КВАРТЕТ СЕКСУАЛЬНОГО БЕДСТВИЯ

ХОРОШИЙ СЫН

Он был хорошим сыном, и как все хорошие сыновья по-настоящему любил свою мать. На

самом деле, он совершенно боготворил эту женщину.

И все же, он не мог заниматься любовью с ней; только не в присутствии отца, сидящего

и наблюдающего за ними.

Он вылез из постели и набросил халат, чтобы скрыть неловкую наготу. Идя из комнаты

мимо отца, он услышал, как старик сказал ему вслед: " Да, Эдип, твой ебаный комплекс

налицо".

КАК СОШЛИСЬ ЖЕСТОКАЯ СТЕРВА И ЭГОИСТИЧНЫЙ УБЛЮДОК

Она была жестокой стервой; а он эгоистичным ублюдком. Они буквально врезались друг

в друга однажды вечером в пабе Грассмаркет. Они смутно припомнили, что их кто-то

когда-то знакомил, но не могли вспомнить никаких подробностей. По крайней мере, именно

это они сказали самим себе и друг другу.

Она за словом в карман не лезла и вела себя крайне оскорбительно, но он не обращал на

это внимания, так как был безразличен ко всему, за исключением восьмидесяти шиллингов

(восемьдесят шиллингов - так в Шотландии называют крепкое темное пиво - прим. перев. ),

которое опрокидывал пинту за пинтой. Они решили пойти в ее квартиру перепихнуться. У

него своей квартиры не было; сидя на полном обеспечении у родителей, он считал

бессмысленным обзаводиться ею.

Сидя на кровати, она наблюдала, как он раздевается. Ее лицо помрачнело, когда он снял с

себя свои пурпурные боксерские трусы.

- Кого ты рассчитываешь удовлетворить этим? - сердито спросила она, бросив на

него презрительный взгляд.

- Себя, - ответил он, ложась на кровать рядом с ней.

После самого процесса, она злобно поносила его выступление с таким ядовитым

сарказмом, которое разорвало бы хрупкое сексуальное эго большинства мужчин в клочки. Он

едва ли слышал хотя бы слово из тех, что она сказала. Его последние мысли, когда он

проваливался в пьяный сон, были связаны с завтраком. Он надеялся, что у нее довольно много

съестного и она приготовит утром хорошее жарево.

Спустя несколько недель они уже жили вместе. Люди говорили, что они прекрасно ладят

друг с другом.

МНОГО СМЕХА И СЕКСА

Когда мы пустились в это великое приключение, ты сказала, что много смеха просто

необходимо в наших отношениях.

Я согласился.

Ты также заметила, что много секса столь же значимо в отношениях, как и смех.

И снова я согласился. От всего сердца.

На самом деле я точно помню твои слова: смех и секс - барометры отношений. Вот

такое заявление ты сделала, если мне не изменяет память.

Не пойми меня неправильно. Я не могу больше соглашаться. Нельзя же одновременно

трахаться и смеяться, ебаная ты корова.

РОБЕРТ К. ЛЭЙД: СЕКСУАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

Рэб ни разу в своей жизни не ебался; бедный маленький мудак. Кажется, его это и не

слишком-то беспокоило, имейте в виду.

ВИДЕО-СМЕРТЬ

Телевизионный экран ярко мерцал в темноте, когда в конце фильма пошли титры. " Не так

много осталось", - отметил про себя Иэн Смит, потянувшись к своему экземпляру " Кино

Путеводителя Холливела" с загнутыми уголками страниц. Желтой флюоресцентной ручкой он

поставил галочку в напечатанной жирным шрифтом графе: Хорошие Парни. Маленькими

прописными буквами он написал на полях:

8. БЛЕСТЯЩЕ, ОЧЕРЕДНОЕ ОЧАРОВЫВАЮЩЕЕ ИСПОЛНЕНИЕ ДЕ НИРО.

СКОРЦЕЗЕ БЕССПОРНЫЙ МАСТЕР СВОЕГО ЖАНРА.

Затем он вытащил видео-кассету и вставил в магнитофон другую, Безумный Макс под

Куполом Грома. Мотая на ускоренной анонсы кинокартин, он критически изучал серьезное

лицо диск-жокея Радио Один, излагавшего краткое содержание фильма. Найдя

соответствующую графу в этом самом свежем, но уже сильно потрепанном экземпляре

Холливела, Смит вознамерился выделить ее уже сейчас, даже не смотря фильм. Он

сопротивлялся этому импульсу, понимая, что на самом деле сначала надо его посмотреть. Но

ведь тебя могло оторвать от просмотра так много вещей. Отвлечь телефон или стук в дверь.

Видео могло забарахлить и зажевать пленку. У тебя мог случиться инфаркт. Такие случайности,

как он считал, ему совершенно не грозят, и все же оставался суеверен.

В офисе, где он работал, его прозвали Видео Малышом, но называли так только за его

спиной. Настоящих друзей у него не было, и он представлял собой тот тип личности, которому

не свойственна фамильярность. И дело совсем не в том, что он был неприятный или

агрессивный. Иэн Смит, Видео Малыш, был совершенно необщителен. Хотя он проработал в

Муниципальном Департаменте Планирования четыре года, большинство его коллег знало о нем

немногое. Он не общался с ними, и уровень его самораскрытия был крайне ограничен. И так

как Смит не проявлял интереса к своим сослуживцам, они отвечали ему взаимностью, не

обращая особого внимания на эту скромную персону, и не усматривая никакого намека на

загадку в его молчании.

Каждый вечер Смит брал на прокат от двух до четырех видеокассет в магазине, мимо

которого он проходил на пути домой с работы. Реальное число взятого на прокат зависело от

того, что шло по телевизору, поскольку у него было много выбора из-за подписки на спутник.

Вдобавок, он пользовался своим членством в нескольких специальных видео-клубах,

поставлявших ему старые, редкие, иностранные, артхаус и порнографические фильмы,

недоступные в магазинах, но перечисленные в Холливеле. Свой обеденный перерыв он обычно

проводил в составлении расписания предстоящих просмотров, и раз составив такое расписание,

никогда от него не отходил.

И еще Иэн Смит время от времени смотрел мыльные оперы и немного футбола по Скай

Спорт, но это было просто, чтобы убить время, если не удавалось найти ничего стоящего по

Скай Муви Чэннел, в видео-магазине, или среди пришедшего по почте. Он всегда держал при

себе самый последний " Кино Путеводитель Холливела", религиозно подчеркивая ярко желтой

ручкой каждый просмотренный фильм, а также давая им свой собственный рейтинг по

продвинутой шкале от 0 до 10. Кроме того, он завел записную книжку, чтобы записывать самые

новые поступления, еще не обретшие своего места в его " библии". Каждый раз, как выходило

новое издание Холливела, Смит переносил свои проставленные яркие галочки на новый текст,

и выбрасывал старое прочь. Он часто чувствовал себя вынужденным заниматься за ланчем этим

светским мероприятием. Теперь уже очень немногие фильмы оставались невыделенными.

Время, как расширенное понятие, за пределами ежедневной рабочей рутины, просмотра

фильмов и сна, стало несущественным для Смита. Стремительно летевшие недели и месяцы не

могли быть отмечены изменениями или событиями в его жизни. Он обладал почти полным

контролем над узким процессом, навязанным им своему существованию.

Иногда, все же, Смит в кои-то веки отвлекался от фильмов, и был вынужден размышлять

о своей жизни. Подобное случилось во время просмотра " Безумного Макса под Куполом

Грома". Этот фильм стал разочарованием. Первые две постановки Макса были

низко-бюджетной культовой классикой. Сиквел же являлся попыткой прописать Максу

Голливудское лечение. Он с трудом привлекал внимание Смита, которое всегда ослабляло,

когда наступал вечер. Но этот фильм должен быть просмотрен; это еще одна вычеркнутая

отметка в его книге, и там не так уж много осталось. Сегодня вечером он устал. Когда Смит

уставал, его вид можно было назвать каким угодно, кроме как задумчивым, но именно в этот

момент мысли, которые он обычно подавлял, могли просочиться в область сознательной

активности головного мозга.

Его жена бросила его почти год назад. Смит сидел в кресле, пытаясь позволить себе

ощутить утрату, боль, хоть что-то, что ему никогда не удавалось. Он ничего не мог чувствовать,

кроме смутной неловкости и вины, что не испытывал никаких чувств. Он думал о ее лице, о

сексе с ней, пытался возбудить себя и заняться минимальным онанизмом, но все было тщетно,

кроме соответствующего уменьшения физического напряжения. Его жена, казалось, не

существовала за мимолетным образом в его сознании, неотличимым от тех, которые он

высвобождал в себе в большинстве взятых на прокат порнографических фильмах. Он никогда

так просто не достигал оргазма, когда действительно был с ней.

Иэн Смит заставил снова переключить свое внимание на фильм. Что-то в его сознании

словно обрывало цепь размышлений прямо перед тем, как они могли причинить ему

дискомфорт; форма психической особенности самоконтроля.

Смит не любил говорить о своем хобби на работе и, кроме того, он вообще не любил

говорить. Но как-то раз в офисе, тем не менее, Майки Флинн застал его судорожно

подчеркивающим свой Холливел, и сделал замечание, которое Смит не уловил в полной мере,

но зато услышал иронический смех своих коллег. Взволнованный, он, к своему удивлению,

начал лепетать о своей страсти и ее размахе что-то совсем для него нехарактерное и почти

неконтролируемое.

- Ты, должно быть, без ума от видео, - сказала Ивонна Ламсден, вопросительно

поднимая свои брови.

- Всегда любил кино, - кивнул Смит.

- Скажи мне, Иэн, - спросил его Майки, - что ты будешь делать, когда просмотришь

все перечисленные фильмы? Что будет после того, как ты подчеркнешь абсолютно все?

Эти слова тяжело ударили Смита прямо в грудь. Он не мог спокойно думать. Его сердце

заколотилось.

Что будет после того, как ты подчеркнешь абсолютно все?

Джули оставила его, потому что считала скучным. Она отправилась автостопом по Европе

со случайным знакомым, появление которого Смит с легким негодованием расценил как

дополнительный фактор в распаде его брака. Единственным утешением была похвала Джули

его сексуального мастерства. И хотя он всегда находил сложным кончить во время полового

акта, она испытывала оргазм за оргазмом, часто вопреки себе самой. Помимо прочего, Джули

начала чувствовать себя неадекватно, сильно беспокоясь из-за своей неспособности дать ее

мужу то конечное удовольствие. Отсутствие уверенности победило рациональность и заставило

ее посмотреть внутрь себя; она не рассматривала ту простую истину, что человек, за которого

она вышла замуж, был отклонением в понятиях мужской сексуальности.

- Тебе было хорошо? - спрашивала она его.

- Великолепно, - отвечал Смит, неизменно обламываясь в своих попытках

спроецировать страсть сквозь безразличие. Затем, он говорил: - Ну, время выключить свет.

Джули ненавидела слова " выключить свет" больше, чем какие-либо другие, исходившие с

его губ. Они делали ее почти физически больной. Смит выключал лампу у изголовья постели и

мгновенно проваливался в глубокий сон. Она диву давалась, почему вообще связалась с ним.

Ответ лежал внутри ее пульсирующего тела, измотанного безостановочным сексом; у него

стояло как у жеребца, и он мог фачиться всю ночь.

Хотя этого оказалась недостаточно. Однажды днем Джули мимоходом зашла в гостиную,

где Смит готовился смотреть видео, и заявила:

- Иэн, я покидаю тебя. Мы несовместимы. Я не имею в виду сексуально, проблема не в

постели. На самом деле ты доставил мне больше оргазмов, чем кто-либо другой... Я просто

пытаюсь сказать следующее: ты хорош в постели, но бесполезен в чем-либо другом. В нашей

жизни нет никаких волнений, мы никогда не говорим... Я имею в виду... О, да какой в этом

смысл! Я должна сказать, что ты не можешь измениться, даже если бы захотел.

Смит спокойно ответил:

- Ты уверена, что все хорошо продумала? Это серьезный шаг, чтобы на него решиться.

Перспектива установить спутниковую тарелку, которой противилась его жена, все время

волнующе терзала изнанку его сознания. Он все-таки подождал изрядный период времени, и

убедившись, что она не вернется, наконец-то осуществил это.

Социальная жизнь Смита не была совсем спокойной до ухода Джули и приобретения

спутниковой тарелки. Но после этих событий, минимальные и символические обязанности,

которые он имел по отношению к внешнему миру, были оставлены им без внимания. За

исключением посещения работы, он стал затворником. Он перестал навещать своих родителей

по воскресеньям. Они совершенно не расстроились, утомленные своими действующими на

нервы попытками завязать беседу в неловкой тишине, которую Смит, казалось, не замечал. Его

нерегулярные визиты в местный паб также прекратились. Его брат Пит и лучший друг Дэйв

Картер (или, во всяком случае, свидетель на его свадьбе), на самом деле и не заметили его

отсутствия. Один местный сказал:

- Никогда здесь не вижу в последнее время с вами этого, как там его зовут.

- Да, - сказал Дэйв. - Совсем не знаю, чем он занимается.

- Сутенерство, рэкетное крышевание, контракты на мочилово, наверное, -