|
|||
ОДИН ПЛЮС ОДИН 14 страница– Половину, пожалуйста. – Игорь сунул деньги в лопатку под окошечком. Молодая, ухоженная женщина с гладко зачесанными назад, в толстый хвост, волосами, не переспрашивая подтянула лопатку к себе, уверенно отсчитала из пачек по сто и десять рублей нужную сумму, сверху подсыпала мелочи. Отправила лопатку обратно Игорю. – Спасибо! Повернулся спиной к окошечку, проверил сумму. Правильно вроде бы… Конечно, жалко разбивать неприкосновенную сотню. Все утро сомневался, мел этот дурацкий асфальт и отговаривал себя, вразумлял; потом за жалкий тридцатник разгружал мандарины. А получил его, покрутил в руках две мятых бумажки и – решился… На углу Бабушкина и Матюшко толпятся тетки‑ домохозяйки. В руках набитые продуктами сумки, пакеты. Им дождь нипочем – разглядывают висящие на дереве фотографии диванов, кресел, стенок, кухонь, громко и возбужденно спорят, обсуждают, что бы предпочтительнее приобрести для своих квартир. Рядом скучает парень, который должен советовать, объяснять, давать адрес салона, – он не суетится, он знает, что от этих теток, кроме болтовни, ждать нечего. Вчерашняя проститутка только раздразнила, разбудила окончательно и исчезла, оставив тоску, непроходящий зуд неудовлетворения. Ну и за это спасибо… И теперь он удивляется, как мог он так долго быть один, каждый день выполнять одну и ту же отупляющую работу, терпеть рядом с собой этого скота Серегу Шурупа и не замечать, точнее – стараться не замечать, как вокруг бурлит сладкая, неповторимая жизнь. Каждая минута может быть счастьем, но он прячется, он торчит в холодном, заплесневелом подвале, зажмурив глаза… Теперь – очнулся, выполз, решился поймать хоть несколько минут, неповторимых, чудесных минут. Настоящих и ослепительных. Как тогда, с Борисом. А потом, потом пусть сядет в поезд, пусть уедет в маленький, безрадостный городишко. Отвоюет у родителей и брата угол, устроится куда‑ нибудь. Да хоть в милицию… Парикмахерская. Здесь два раза в год он подстригается под канадку за шестьдесят рублей. А какую стрижку сделать сегодня?.. Ладно, там разберется. Парикмахерская пуста. Лишь две девушки в светло‑ синих халатах сидят за столиком и курят, листают журналы. На Игоря взглянули без интереса. А он спрашивает весело, заранее снимая «пилот»: – Как насчет подстричься? – Да, конечно… Одна из девушек, круглоглазая, с сухими, рыжими волосами‑ проволочками, поднялась, потянулась лениво и направилась к креслу перед большим зеркалом. Взяла накидку, встряхнула: – Садитесь. Игорь смотрит на свое отражение. Да, эти подметания, прислуживание торгашам отпечатались на лице. Сразу видно, кто он такой, чего от него можно ждать… И снова вспомнился Борис, и сам, и то времечко, когда они жили на всю катушку, когда из каждого дня выжимали радость, веселье. И люди сразу признавали в них сильных ребят, девушки сами шли к ним, надеясь, что Борис и Игорь позовут их на праздник. А теперь… Кто он для парикмахерш? Для девушки из «Забавы»? Для вчерашней каштановой проститутки? Грязный, зачуханный дворник, убогий поедатель дешевых пельменей, нищий квартирант в коммуналке. – Как будем стричься? – сонно спрашивает парикмахерша. – Для начала помоем голову, – отвечает Игорь, делая лицо слегка брезгливым и сытым. – Гм, да?.. Тогда сюда пересядьте. Девушка грубовато наклоняет его голову над раковиной и мочит волосы из маленького душа. Вода холодноватая. – Прибавьте горячей, – велит Игорь. – Надо, кстати, самим пробовать перед тем как на человека лить! Парикмахерша, крутнув краник с красным кружочком, осведомляется, не скрывая своего раздражения: – Так? – Слушай, – Игорь готов вскочить с кресла, – слушай, я деньги плачу не за то, чтоб ты мне тут!.. Давай мой голову, а потом подстригай. Ясно, нет? Парикмахерша цокнула языком, но движения ее стали бережнее, вода потекла в меру теплая. Через полчаса Игорь вышел на улицу. На голове прическа за сто семьдесят рублей, от волос густо пахнет дорогим одеколоном… Он шагает бодро, стараясь не сутулиться, смотреть на окружающее открыто и смело. Идет домой. Сейчас почистит джинсы, ботинки, а потом – в «Забаву». Красная пластмассовая полоска путешествует по шкале настройки, минует цифры «96», «100», «108» и возвращается на них. Из динамика при каждом движении полоски слышатся разные звуки. То шипение, то обрывок песни, то треск. Шипение и треск, правда, редки – эфир плотно забит радиостанциями. Развлекательными радиостанциями на FM‑ диапазоне. Станций десятка три, а почему‑ то послушать нечего – всё не то. – Вот, вот! – вскрикивает Тайка. – Оставь эту! Остаавь! Марина убирает палец с валика, кафе тут же наполнилось густым, словно бы заспанным, слегка хрипловатым женским голосом и очень красивой мелодией. Женщина поет по‑ английски; Марине не нравятся песни на иностранном, она не любит не понимать слов. Может, Джо Дассен только, ну и «Модерн токинг» – как воспоминание о детстве… А Тайка, блаженно прикрыв глаза, распустив губы, как может помогает песне из радио. Пританцовывает. Смотреть и смешно, и досадно. Обидно за нее, да и за все вообще… Хочется обнять подругу, зацеловать или, наоборот, – больно, со всей силы ударить… Марина гонит красную полоску дальше. – Ну заче‑ ем! – повариха очнулась, бросилась к магнитоле. – Это же из фильма про Бонда!.. Марина не дает ей поправить волну. Рассвирепев, Тайка больно отпихнула Марину. – Э, вы еще подеритесь, подеритесь! – встревожилась Алла Георгиевна. – Еще драки нам не хватало! Повариха долго выуживает из лабиринта станций потерянную песню. Марина села на свой стул и закурила. Вошел высокий, крупный, но стройный молодой человек. (Таких парнями называть язык не поворачивается, именно уважительно – молодой человек. ) В тонком, до пят плаще, коротко стриженный, с подковкой густой щетины на подбородке. На запястье левой руки болтается пузатая сумочка… Подобные люди нечастые гости в «Забаве», а этот и вчера заходил. Вошел, огляделся. Дверь осталась нараспашку, конечно. Потянуло сырым холодом. Оказавшаяся рядом Тайка закрыла ее и скорей убралась к плите и кастрюлям. Алла Георгиевна приглушила громкость магнитолы, преданными глазами впилась в клиента. – Бутылку светлого «Бочкарева» и вот эти чипсы, с беконом, – внятно сказал молодой человек, взглянув на полки, и, повернувшись к Марине, открыто‑ оценивающе оглядел ее. – Пиво здесь будете или с собой? – поинтересовалась почтительно Алла Георгиевна. – Здесь. Звякнула упавшая на стойку крышка с бутылки. Молодой человек взял пиво, шуршащий пакет с чипсами, опустился за ближайший столик. Отпил «Бочкарева», чуть поморщившись, точно не доверяя вкусу, посмотрел на этикетку, затем, снова откровенно, с головы до ног, стал изучать Марину. А она ловила его взгляд с непонятной ей самой тревогой и готовностью. Вообще‑ то она уже догадалась, зачем он сегодня здесь появился. Не пива же выпить… Она сидела на своем шатком стуле, докуривала «Союз‑ Аполлон», нога закинута на ногу. И ей приятен хозяйский, оценивающий взгляд; он делает ее безвольной и доступной этому человеку и вместе с тем поднимает ее в собственных глазах, ведь это не простой чувак с улицы, нужно еще заслужить, чтоб такой человек так смотрел… И она старается выглядеть лучше и соблазнительней, она расправила плечи, напрягла пальцы, держащие сигарету, приподняла голову; она знает, что юбка и фартук слегка загнулись, видно ее бедро, «ватерлиния» на колготках, но поправить одежду она не решается, да и не хочет… Молодой человек порвал фольгу, вынул два золотистых кругляшка‑ чипса, бросил в рот, похрустел. Запил «Бочкаревым». Достал сигареты «Парламент», зажигалку. Закурил, с удовольствием выпустил изо рта плотный столбик синеватого дыма. И поманил Марину. – Присядь, – сказал, когда она подошла. – Пива хочешь? – Нет, спасибо… не люблю. – А что любишь? Марина пожала плечами. Промолчала. Молодой человек усмехнулся, почти приказал: – Джин‑ тоник. – Да… – Иди возьми. Алла Георгиевна уже протягивала ей жестяную баночку и бокал. Ободряюще подморгнула… Что предстоящая ночь будет безопасной и праздничной, Марина уверена. И что поедет с ним, если он позовет, – уверена тоже. А он за этим и здесь. Снова рядом с молодым человеком. Он откупорил баночку, плеснул ей в бокал прозрачную жидкость и, откинувшись на спинку стула, покуривая, смотрел ей в лицо. – И до скольких здесь? – спросил как‑ то слегка насмешливо, когда Марина отпила джин‑ тоника. – До десяти вообще‑ то. – И как, нравится? – Работа? Да так, – она старается говорить медленно и раздельно, чтоб ее ужасная дикция не резала слух, – нормальная работа… – Развеяться хочешь? Марина подняла глаза от бокала, уперлась в спокойный, уверенный взгляд. Человека с таким взглядом бояться нечего – она нужна ему на несколько часов. Провести время, обновить впечатления. Уже бывало так раза три, и все заканчивалось хорошо. Сначала в клуб, там танцы, коктейли, бильярд, серые, напоминающие батарейки для электронных часов, маленькие таблетки, после которых становится небывало весело и легко; потом – бешеная гонка по ночным проспектам, яростный, похожий на драку, секс, минуты сна. И – утро, приятная усталость и опустошенность, «деньги на машину», снова помрачневший, посуровевший после короткой улыбки город… А если повезет… Да нет, и не надо, чтобы везло. Именно так – вечер, ночь, утро. А там пусть снова эта «Забава», Антон, Верка, псих Андрей месяц, другой… – Ну? – молодой человек хлебнул пива. – В «Клео» была? Неплохой клуб на самом деле. Развеемся слегка, обстановочку сменим. Марина пожала плечами. – Нет, ты решай, – подтолкнул начавший терять терпение голос, – да, нет. Заезжать к десяти? Отказаться – запросто найдет другую. И другой перепадет ее порция веселья. Марина находит уверенные глаза, спрашивает своими: «Правда, просто развеяться, на ночь? » – получает в ответ усмешку: «А чего ты еще хочешь? » – и, успокоившись, поверив, соглашается. Молодой человек кладет руку ей на плечо, чуть сжимает; во взгляде приятное удивление: «Хм, тонкая, а крепенькая! » Он встает: – Значит, забили – в десять часов. – Хорошо… да… Проходя мимо стойки, он небрежно, как бы случайно кинул на блюдце для денег розовую бумажку. Открыл дверь, исчез. Дверь поползла за ним следом, но на полпути остановилась, замерла. Марина скорей закрывает ее, а Алла Георгиевна шепотом радуется: – Вот бы все такие, господи, все бы, а… И сдачи не взял… сорок два рубля подарил… В коридоре столкнулся с хозяйкой, та моментально, точно того и ждала всю первую половину дня, принялась ворчать, не пуская Игоря пройти к себе: – Что там ночью было такое? У меня головные боли, сердце… и не поспать. Звонки, хождения… Игорь, взвинченный своим настроением, отвечает резко, почти криком: – Ко мне могут приходить знакомые. Мы не договаривались, что я не должен никого принимать. Так? – Н‑ но!.. Но не в два часа ночи! – с готовностью перешла на повышенный тон и старуха. – До одиннадцати положено… – Можно пройти? У меня дела! Он двинулся на старуху, та отшатнулась и уже в спину ему стала бросать: – Если так… Вот как раз срок подходит… Собирайте вещи и после первого!.. Знаю, кто эти знакомые!.. Игорь захлопнул дверь, хозяйка умолкла, и он тут же о ней забыл… Так, надо хорошенько побриться. Лучше б, конечно, станком, но лезвий нет, а электрическая «Агидель» еле работает, и решетки поистерлись – больше царапает, чем бреет… Да, джинсы почистить как следует, ботинки. Крем где‑ то должен валяться, щетка… Ногти подстричь, сменить носки… Запустил себя, да, запустил… почти Серега Шуруп. Еще «пилот» порвать, бланш под глаз – и вылитый ханыга получится… Ветер, с утра боровшийся с дождем, все‑ таки победил, расколол тяжелый свинцовый шатер на небе, и там теперь, как гигантские куски смятой серой бумаги, низкие тучи. Ветер куда‑ то гонит их, выталкивает за горизонт, приносит на их место другие. Порывы беспорядочны, они колотятся о стены, закручиваются в спираль, мчатся вдоль улицы, взмывают вверх, пробуя на прочность железо крыш, водосточные трубы… Солнце, выскочив из‑ за тучи, сразу же становится ослепительным и горячим, за минуту успевает согреть воздух, и в эту минуту кажется, что сейчас лето. Но вот очередной серый ком закрывает солнце – и снова холод, сумрак, ледяной, бесящийся ветер… Игорь шагает по мокрому тротуару, не пряча от ветра лицо, стараясь не обращать внимания, что левый ботинок еще сильнее расползся и угрожающе чвакает, – ничего, завтра купит что‑ нибудь. Дешевое, но добротное… Впервые за долгое время, будто действительно только что проснувшись, он с интересом разглядывает людей, отмечает, где какой магазин, учреждение; он видит деревья, машины, фонари. И деревья сейчас не просто источник палой листвы, которую нужно собирать с асфальта, а люди не те раздражающие существа, из которых постоянно сыплется мусор… Сейчас он свободен, с него свалилась дрема и тяжесть какого‑ то одурения, он ничего не боится. Пускай уволят с работы, из комнаты выгонят, но это завтра, сейчас же, сейчас – праздник. Господи, как же он мог так долго не хотеть праздника?! Вот оно, вот уже и кафе. Через полминуты увидит симпатичную, почти знакомую девушку. Это не вчерашняя затасканная тварь, обманувшая на четыре сотни, эта – не обманет. Но с чего начать, что сказать?.. Ладно, закажет водки, сразу сто пятьдесят граммов, выпьет, и тогда придумается само… Дверь приоткрыта, невысокий, кругленький дядя с румяным, самодовольным лицом прикручивает пружину. – Как, работает? – от волнения хрипловато спрашивает Игорь. – Рабо‑ отает, пока что работает. Девушка на том же стуле, что и обычно. В глазах всегдашнее равнодушие и скука. Так же скучно оглядела и его, очередного посетителя, сделающего сейчас убогий заказ. Игорь кривовато, подчеркнуто свысока улыбнулся ей. Хорош корчить из себя убогого. Повернулся к стойке, стал изучать меню. Сразу нашел подходящее – тефтели за тридцать рублей. – Тефтели, значит, с картофелем‑ фри, – сказал вслух, продолжая взглядом бегать по листку. – Салат оливье… сто пятьдесят водки, «Сибирской»… Полная, немолодая продавщица оживилась, стала бойко стучать по клавишам кассы. Касса с готовностью затрещала. – Что еще? – в голосе продавщицы уверенность – клиент заказал не все, что ему необходимо для полноценного обеда. – Еще? – Игорь увидел внизу листка «мороженое». – Вот еще мороженого. – С наполнителем? – Конечно. Касса потрещала. – Хлеб? – Да, три кусочка… Всё. Расплатившись, взяв рюмку с водкой, салат и хлеб, Игорь сел за столик у окна. Выложил пачку «Бонда» и зажигалку. Расстегнул «пилот». В это время продавщица крикнула: – Мариш! Порцию тефтелей и фри! Дразня Игоря своей фигуркой, стройными длинными ножками, девушка прошла к двери с наклейкой «Объект охраняется вневедомственной охраной. Милиция». Скрылась. Так что ей сказать, когда принесет эти тефтели? Надо сразу что‑ то сильное, точное, как‑ то с первой же фразы расположить к себе… Слишком лихо глотнул водки, подавился до слез, полез за платком… Не так надо, это не четырехградусный «ЗЕНИТ – чемпион»… Продышался, закусил салатом, огляделся. За одним столом частенько здесь встречающийся Игорю старик. Пихает в рот плоский кусок жареного мяса, громко, почти со стоном сопит. Кроме старика, еще двое невеселых парней лет тридцати. Сидят друг напротив друга, приглушенно, короткими фразами переговариваются. Между ними бутылка «Пшеничной» и сок в стакане. Вернулась девушка, заняла привычное место. Оправила малиновый фартук. Наткнувшись на взгляд Игоря, сделала лицо еще скучнее. Вот, вот, явно показывает, как ей здесь тошно! Сама вызывается… Второй глоток – лучше. Водка ворвалась внутрь раскаленной рекой, сразу же начав тормошить душу, звать, тянуть куда‑ то. Короткий момент, когда все по плечу… Хм, всё не всё, но уж с девушкой познакомиться… Игорь заерзал на стуле, преодолевая желание громко спросить, когда ж подадут… когда же она подойдет… – Готово, – объявил пузатый дядя и закрыл дверь. – Хлопать особенно не должна – я вот резинку тут прибил. Всё помягче… – Спасибо, Вить, а то измучились, – отвечает жалобно продавщица. – Что, налить? – Да уж само бы собой… Со стороны кухни невнятный, но по интонации зовущий голос. Девушка поднялась и ушла. «Надо выпить еще! » – решил Игорь. Вскочил, достал деньги. – Еще сто «Сибирской». Продавщица не торопится реагировать – она занята обслуживанием дяди. Игорь мнется у стойки, боясь, что сейчас вернется девушка, поставит на стол тарелку и сядет на свой стул. И как тогда?.. Нет, успел. Успел даже выпить половину, настроиться. Фразу первую вот только никак… Красивые руки опускают перед ним тефтели с брусками жареной картошки, обложенные какой‑ то травкой. И заученная, неискренняя улыбка: – Приятного аппетита! – Спасибо, – отвечает Игорь ласковым голосом. – Извините, вы не могли бы… пять минут… – Что? – Присядьте! Вот мороженое – вам. Заученная улыбка сменилась растерянной. Девушка не села, но и не уходила. – Ну сядьте, а… Пожалуйста! – еще раз, вкладывая в голос всю теплоту, попросил Игорь. – Очень‑ очень важно!.. Положила поднос на соседний стол и присела. Взгляд в окно, потом – короткий – на Игоря и снова в окно… Что сказать? На языке тысячи слов и все не те, ни одно не склеить с другим… Дядя, выпив, громко и злорадно доказывает продавщице: – Не‑ ет, Алка, сочтены ваши денечки. Прикроют! Сделают приличный погребок, там вон сценку поставят, стриптиз, хе‑ хе, все дела. – Перестанешь ты каркать когда‑ нибудь? – перебивает продавщица плачущим голосом. – Ну, тут каркай не каркай… Старик дергает зажатый челюстями бифштекс. Парни разливают остатки «Пшеничной»… – Пойдемте сегодня куда‑ нибудь, – каким‑ то противным себе самому полушепотом предлагает Игорь. – У меня деньги есть… много… Куда‑ нибудь, куда хотите. Девушка удивленно посмотрела на Игоря, на мороженое. – Ешьте мороженое, Марина. Не ошибаюсь? Марина? – Он подвинул ей металлическую вазочку с тремя белыми шариками, политыми чем‑ то бордовым. – Да забей ты, Юрок! – оглушительно воскликнул один из парней и хлопнул соседа по плечу. – Не грузись, их на каждом углу по сто штук. – Пойдемте, а, – тихо и горячо говорил Игорь, – хоть в кино, хоть, в клуб. У? У меня… у меня день рождения сегодня. И, понимаете, я один. Я… – тут его понесло, – я – скрываюсь. Была фирма, свой торговый дом, все остальное, но подставили. Пришлось прятаться. – «Тем более не пойдет, – опомнился, – испугается. Идиот! » Он торопливо стал поправляться: – Нет, нет, теперь это в прошлом! Вчера получил факс: положение наладилось, все в порядке. Завтра уезжаю обратно в Москву… Эх, пойду первым делом в «Луксор», это где «Метрополь», гостиница, знаешь? – Мелькнул в памяти «Луксор», куда они однажды забрели с Борисом, египтянин‑ швейцар, полуголые смуглые женщины, вращающие животом, красивые, предупредительные официанты. Игорь плеснул остатки водки в себя и, не закусывая, уверенно и довольно громко продолжил рассказывать: – Надо вот отметить мое, м‑ м, возвращение. Я, знаешь, давно тебя замечаю… Я тебя не забуду. Когда снова разверну дело, приеду. Понимаешь? А сегодня давай в «Планетарий» поедем, отличный клуб. Бывала? Лицо у девушки сделалось растерянным и туповатым, словно ее заставили решать какое‑ то сложнейшее, совершенно ей неизвестное уравнение. Игорь положил руку на ее пальцы, чуть‑ чуть сжал и спросил нетерпеливо, понимая, что надо решать прямо сейчас: – Да, поедем? Или как? – Сегодня я занята, – сказала девушка медленно, вытягивая пальцы из‑ под его ладони. – Не могу. – Но… но у меня, у меня такой день! Я… ждал! – Вот оно, вот оно, счастье, оно рядом, и оно ускользает. Удержать, надо его удержать. – Я два года ждал этого дня, понимаешь ты, нет?! Два года… – Ну, если я занята сегодня, у меня дела, – быстро, почти неразборчиво ответила девушка, поднялась. – Приятного аппетита! Игорь схватил ее за руку, потянул обратно на стул. Его пальцы врезались в мягкую, теплую кожу, почувствовали близкую, какую‑ то плосковатую кость; девушка взвизгнула и сильно дернулась. Игорь, увлекаемый ею, пихнул грудью столик, вазочка с мороженым упала, со звуком консервной банки ударилась о плитки пола. Что‑ то непонятной скороговоркой закричала девушка, ее крик перекрыло мощное, принадлежащее продавщице: – Эт‑ то еще что такое! Девушка дергалась и вырывалась, глядя округлившимися глазами на Игоря. А он стоял рядом, пальцы прикипели к ее запястью. И весь он оторопел. В голове стучал кровяной молоточек: «Не получилось… дурак, кретин… не получилось…» Потом он увидел идущих на него тех двух парней. Отпустил, толкнул девушку прочь. Парни явно хотели подраться. Игорь повернулся и побежал к двери, на ходу замахиваясь на стоящего у стойки пузатого дядю. 2001 г.
|
|||
|