Лорел Гамильтон Жертва всесожжения [Всесожжение] 23 страница

Со мною, Жан-Клодом и Ричардом были Джемиль, Дамиан, Джейсон и, как ни странно, Рафаэль. Царь Крыс настоял, что пойдет с нами, и я не слишком горячо спорила. Нам разрешили взять с собой по одному сопровождающему плюс Джейсона. Его присутствия Иветта требовала особо. Взяв его с собой, мы получили лишнего вервольфа, но синие глаза его были чуть слишком большими, дыхание чуть слишком убыстренным. Иветта вполне соответствовала представлению Джейсона об аде, и ад послал ему приглашение.

Эрни глядел на нас, дергаясь и болтая ногами, пытаясь что-то сказать через кляп. Кажется, «снимите меня», но голову на отсечение я бы не дала.

– И что это все значит? – спросил Жан-Клод. Голос его наполнил просторный зал, шипя и перекатываясь, пока не вернулся резким свистящим эхом.

Из дальнего коридора выступил Падма. Его одежда сверкала золотом не хуже той скатерти. Он даже надел золотой тюрбан с фазаньими перьями и сапфиром больше моего пальца. Как актер, который пробуется на роль магараджи.

– Ты нам не оказал ни малейшего гостеприимства, Жан-Клод. Малкольм и его народ предложили нам подкрепиться. Но ты, Принц Города, не предложил ничего. – Он показал на Эрни. – Вот этот вошел сюда без нашего разрешения. Он сказал, что он твой.

Жан-Клод подошел к столу так, чтобы смотреть в лицо Эрни.

– Ты вернулся из отпуска на два дня раньше срока. В следующий раз, если будет следующий раз, сперва позвони.

Эрни глядел на него выпученными глазами, что-то мыча сквозь кляп, и задергал ногами так, что даже закачался.

– Если будешь дергаться, плечи заболят еще сильнее, – сказал ему Жан-Клод. – Успокойся.

После этих слов Эрни медленно обмяк. Жан-Клод поймал его взгляд и убаюкал его – если не усыпил, то, во всяком случае, успокоил. Напряжение оставило его тело, и он глядел на Жан-Клода пустыми ждущими глазами. Он перестал бояться – и то уже хорошо.

Гидеон и Томас вышли из коридора и встали по обе стороны от Падмы. Томас был в мундире, сапоги надраены, как черное зеркало. Белый шлем с конским хвостом в виде султана. Китель красный, пуговицы медные, белые перчатки – даже шпага на боку.

Гидеон был почти гол – с единственной на теле белой набедренной повязкой. Еще был тяжелый золотой ошейник с мелкими бриллиантами и крупными изумрудами, и по нему рассыпались тщательно расчесанные золотые волосы. От ошейника шла цепь, конец которой находился в руках Томаса.

Падма протянул руку, и Томас подал ему цепь. Ни Томас, ни Гидеон не обменялись даже взглядом. Они уже видали это представление.

Единственное, что удержало меня от какой-нибудь язвительной реплики, – это то, что сегодня я обещала дать говорить Жан-Клоду. Он боялся, как бы я кого-нибудь не разозлила. Это я-то?

Жан-Клод обошел вокруг стола. Мы с Ричардом шли на шаг позади него, будто передразнивали Падму и его зверинец. Эту символичность заметили все. Но только мы с Ричардом притворялись, а наши отражения – вряд ли.

– Насколько я понял, вы хотите перерезать ему горло, слить кровь в подогреватель и предложить нам всем? – спросил Жан-Клод.

Падма улыбнулся и грациозно склонил голову.

Жан-Клод рассмеялся своим дивным осязаемым смехом.

– Если бы ты действительно собирался это сделать, Мастер Зверей, ты бы подвесил его за ноги.

Мы с Ричардом переглянулись у него за спиной. Потом я оглянулась на мирно висящего Эрни. Откуда Жан-Клод знает, что подвешивать надо за ноги? Ладно, глупый вопрос.

– Ты хочешь сказать, что мы блефуем? – спросил Падма.

– Нет, просто работаете на зрителя.

Падма улыбнулся почти до самых глаз.

– Ты всегда хорошо умел играть в эту игру.

Жан-Клод слегка поклонился, не отрывая глаз от собеседника.

– Я польщен твоей высокой оценкой, Мастер Зверей.

Падма сухо и резко рассмеялся.

– У тебя медовый язык, Принц Города. – Вдруг юмор резко испарился, пуф – и нету. Лицо Мастера Зверей закаменело, стало пустым, один только гнев остался в нем. – Но все равно ты был негостеприимен. Мне пришлось питаться через своих слуг.

Он потрепал Гидеона по холке. Тигр-оборотень не прореагировал. Будто Падмы здесь и не было. Или будто не было Гидеона.

– Но есть среди нас другие, не столь счастливые, как я. Они голодают, Жан-Клод. Они на твоей территории, у тебя в гостях, и испытывают голод.

– Их кормил Странник, – ответил Жан-Клод. – Я думал, что он кормит и тебя.

– Мне не нужна эта сброшенная энергия, – сказал Падма. – Он поддерживал других, пока вот эта, – свободной рукой он показал на меня, – не велела ему перестать.

Я хотела что-то сказать, чуть не попросила разрешения, но потом подумала – а хрен с ним.

– Попросила его перестать, – поправила я. – Никто не говорит Страннику, что ему делать.

От такой дипломатичности у меня аж зубы заныли.

Сначала в комнату влетел громогласный смех, и лишь потом вошел он. Новое тело Странника было молодым, мужским, красивым и настолько недавно умершим, что даже сохранило хороший загар. Рядом с ним шел Балтазар и с видом обладателя этого тела ощупывал его. Новая игрушка. Мне говорили, что Малкольм одолжил Страннику одного из членов Церкви. Интересно, знает ли Малкольм, что Странник и Балтазар делают с этим телом.

Сказать, что они оба были в тогах, было бы не совсем точно. Странник был завернут в ткань сочного пурпурного цвета, заколотую на плече золотой брошью с рубином. Обнаженное левое плечо выгодно показывало загорелую кожу. На талии этот наряд затягивался двумя плетеными красными шнурами. Одежда доходила почти до лодыжек, открывая ремешки сандалий.

Брошь на плече у Балтазара была серебряной с аметистом. Обнаженное плечо и часть груди не оставляли сомнений в том, что он мускулист, – хотя это и так было очевидно. В талии красную тогу охватывали пурпурные шнуры.

– Вид у вас, ребята, как у близнецов Бобси, – сказала я.

Жан-Клод кашлянул.

Я замолчала. Но если у каждого сегодня будет такая моднячая одежда, боюсь, я не удержусь от реплик – пищи для них хоть отбавляй.

Странник закинул голову и расхохотался. Смех радостный, веселый и чуть-чуть резкий, отдающий змеиным шипением. На меня упал взгляд темно-карих глаз, но за ними был он, Странник. Я бы узнала его, чьими бы глазами он ни смотрел.

Балтазар был пониже его нового тела на дюйм или два. Он стоял так близко, что Странник обнимал его за плечи, как мужчина, идущий рядом с женщиной, прижимая к себе, защищая.

– Я сегодня спас твоих людей, Анита. Я спас много вампиров. Тебе этого достаточно?

– Жан-Клод? – обратилась я.

Он испустил долгий тяжелый вздох.

– Заставлять тебя обещать – бессмысленно. Будь собой, mа petite, но постарайся не оскорблять никого слишком сильно.

Он шагнул назад, вставая вровень со мной. Может быть, ему тоже не слишком нравилась эта символичность.

– Я в восторге, что ты спас моих друзей, – сказала я. – Я в экстазе, что ты спас всех попавших в западню вампиров. Но ты получил массу хорошей прессы, никак собой не рискуя. Я думала, ты согласен, что вам надо малость осовремениться, войти в двадцатый век.

– Но я согласен, Анита, действительно согласен.

Странник потерся щекой о лицо Балтазара и поглядел на меня так пристально, что я сильно обрадовалась его... негетеросексуальности.

– Тогда зачем эта средневековая хреновина? – Я ткнула пальцем в висящего Эрни.

Он глянул вверх, потом снова на меня.

– Мне, в общем, все равно, но остальные проголосовали и решили – и это правда, – что Жан-Клод оказался невнимательным хозяином.

Жан-Клод тронул меня за руку.

– Если бы вы приехали по моему приглашению или хотя бы попросили разрешения войти на мою территорию, я был бы более чем рад предоставить вам право на охоту. Хотя вы бы тут же выяснили, что одним из преимуществ легальности является удивительное обилие добровольных жертв. Люди готовы вам заплатить, чтобы вы утолили жажду из их тел.

– У нас издавна есть закон, – сказал Странник, – не питаться в чужой стране без позволения владельца. Я поддерживал остальных, но твоя слуга указала мне на серьезные побочные эффекты, поразившие твою популяцию.

Он отошел от Балтазара и приблизился к Жан-Клоду почти вплотную.

– Но из твоих вампиров никто не был ими задет. Я не мог ни отнять у них энергию, ни отдать ее им. Ты этому препятствовал. Меня это удивило больше всех других твоих деяний, Жан-Клод. Здесь пахнет такой силой, которой я никогда за тобой не подозревал. Я бы не поверил, что у тебя она будет и через тысячу лет.

Он отошел прочь и подошел к Ричарду. И все равно его новое тело было выше – не меньше шести футов четырех дюймов.

Странник встал рядом, так, что пурпурная. тога касалась тела Ричарда, обошел его вокруг, не переставая задевать тогой. Она скользила по фраку, как матерчатая рука.

– Падма от своего соединения такой силы не получил.

Странник остановился между Жан-Клодом и Ричардом, поднял руку к лицу Ричарда, и тот перехватил его запястье.

– На этом остановимся, – сказал Ричард.

Странник медленно вытянул руку, так что его кисть прошла через кисть Ричарда. Он с улыбкой повернулся к Балтаэару:

– Что скажешь?

– Скажу, что Жан-Клод – счастливец, – ответил Балтазар.

Лицо Ричарда залила краска, руки сжались в кулаки. Его поставили в положение, в котором обычно находятся женщины. Начнешь отрицать, что ты с кем-то спишь, – тебе не поверят. Чем упорнее будешь отрицать, тем увереннее будет твой оппонент.

Ричард оказался умнее меня – он не пытался отрицать, только повернулся и посмотрел на Странника в упор. Глядя почти глаза в глаза, он потребовал:

– Отойди от меня.

Все плохие парни захохотали, а мы – нет. И Томас с Гидеоном тоже не смеялись. Странно. Какого черта они с Падмой? Какая цепь событий к этому привела? Если все останемся живы, я у них спрошу, но вряд ли это выйдет. Если мы убьем Падму, они наверняка тоже умрут. Если Падма убьет нас – ну, понятно.

В облаке пурпурной материи Странник подошел ко мне.

– И это приводит нас к тебе, Анита.

Его новое тело возвышалось надо мной больше чем на фут, но я к этому давно привыкла.

– И что? – спросила я, глядя на него в упор.

Он снова рассмеялся – такой счастливый. И я поняла, что это такое – последействие. Они с Балтазаром недавно полировали фамильные драгоценности.

Глядя в упор в это улыбающееся лицо, я спросила:

– Это тело, что ли, с двойной потенцией, или Балтазару понравилось разнообразие меню?

Веселье исчезло из его глаз, с лица, как солнце, закатившееся за горизонт. Осталась холодность, отстраненность, и говорить здесь было не с кем.

Наверное, я сказала лишнее.

Жан-Клод взял меня за плечи и отодвинул. Он хотел встать передо мной, но я его остановила.

– Это я его вывела из себя. Не надо меня от него защищать.

Жан-Клод оставил меня впереди, но по какому-то невидимому знаку вся наша свита подошла ближе, встав за нами полукругом.

Из коридора вышли Иветта и Уоррик в сопровождении Лив.

– У тебя такой аппетитный вид – прямо съела бы!

Иветта засмеялась собственной шутке. Она надела простое вечернее белое платье, и плечи ее были белее материи. Увидев ее, я сразу поняла, что она еще не пила крови. Рукава, не соединенные с платьем, прикрывали руки от подмышек до запястий. Прилегающий лиф переходил в широкую белую юбку со слоями, повторяющими слои этих странных отдельных рукавов. Белесые волосы, заплетенные кольцами и локонами, обрамляли лицо. Иветта не носит маскарадных костюмов – ей годится лишь последний крик моды. Грим на бумажно-белой коже казался просто темными полосками, но трудно сохранять сдержанный вид, если ты истощена до предела.

Уоррик был в белом костюме с круглым воротником, где не остается места галстуку. Отличный костюм, полностью подходящий к платью Иветты. Казалось, это молодожены на свадьбе, которую спонсирует ателье мод.

Иветта двигалась так, будто платье сшито специально для нее. Уоррик казался до боли неуклюжим.

Лив оглядела нас всех хмуро и бесстрастно. Она была одета в синее вечернее платье, рассчитанное на женщину с более плавными линиями тела и не столь мускулистую. На нее оно было перешито, и Лив носила его неумело.

Я впервые увидела Лив с тех пор, как узнала, что она участвовала в пытках Сильвии. Казалось бы, я должна сожалеть, что не убила ее на месте, когда представлялась возможность. Но глаза ее глядели неуверенно, тело было сковано, как будто она успела узнать совет вампиров с не лучшей стороны. Я была довольна ее напуганным видом.

– Что ж это тебя одевают в секонд-хэнд, Лив? – спросила я. – Как бедную родственницу.

– Странник отдал тебя Иветте в горничные, Лив? – спросил Жан-Клод. – Он так быстро тебя прогнал?

– Иветта просто помогла мне одеться, – сказала Лив с гордо поднятой головой, но руки ее пытались одернуть платье. Это не получалось.

– У тебя в гардеробе есть одежда гораздо красивее, – напомнил Жан-Клод.

– Но нет платьев, – возразила Иветта. – А на официальных приемах женщина должна быть в платье. – Она сладко улыбнулась.

Я даже пожалела, что надела платье.

– Я знаю, что ты сделала с Сильвией, Лив. И жалею, что не пробила тебе голову вместо коленок. И знаешь что, Лив? Проведешь с советом еще несколько лет – может, и ты об этом пожалеешь.

– Я ни о чем не жалею, – ответила она. Но что-то напряглось у нее вокруг глаз, и в самих этих прекрасных глазах что-то мелькнуло. Она чего-то здорово боялась. Я даже хотела бы узнать, что они с ней сделали, но достаточно было видеть, как она напугана.

– Рада, что ты довольна жизнью, Лив.

В зал вышел Ашер. Волосы у него были заплетены в тугую косу цвета почти металлической нити, неземного цвета, даже если бы Ашер был человеком. Очень трудно было не смотреть, не пялиться на его обнаженные шрамы на лице.

Голый торс Ашера был чудом контраста. Как и его лицо, он представлял собой ангельскую красоту и кошмар хаоса. Черные кожаные штаны Ашера доходили до середины икр, дальше шли сапоги. Мелькающую на правом бедре кожу покрывали шрамы. Кажется, они кончались у середины бедра. Я не стала выяснять, сделали его палачи евнухом или нет? Об этом, как и об автомобильной катастрофе, и хочешь знать, и не хочешь.

– Жан-Клод, Анита, я так рад, что вы с нами.

Он с насмешкой произнес эти вежливые слова, и в их шипящей теплоте слышалась угроза.

– Твое присутствие, как всегда, приятно мне, – ответил Жан-Клод. Слова были совершенно нейтральными – то ли комплимент, то ли оскорбление, на усмотрение слушателя.

Ашер подплыл к нам, губы у него изогнулись в улыбке. И снова действовали обе стороны его рта. Мышцы под шрамами продолжали работать.

Ашер встал прямо передо мной. Излишняя близость была мне малоприятна, но я не отступила и не возразила. Я только ответила ему улыбкой на улыбку. Ни у него, ни у меня глаза не улыбались.

– Тебе нравится мой наряд, Анита?

– Чуть слишком вызывающе, тебе не кажется?

Он провел пальцем по кружевам у меня на талии. Палец скользнул в отверстие кружев, коснувшись моей кожи. Я не могла сдержать легкий вскрик.

– Можешь трогать меня, где захочешь, – сказал он.

Я отодвинула его руку:

– К сожалению, не могу ответить аналогичным предложением.

– Я думаю, что можешь, – заговорил Странник.

– Нет, – ответила я. – Не могу.

– Жан-Клод очень ясно сформулировал ваши требования, – сказал Странник. – Ашер голоден, ему нужна еда. Пить твою кровь, Анита, вполне по вашим правилам. Он бы предпочел всадить в тебя нечто другое, но ему придется удовольствоваться клыками.

– Это вряд ли.

– Ма petite, – тихо сказал Жан-Клод.

Мне не понравилось, как он произнес мое имя. Я обернулась – одного взгляда хватило.

– Ты что, шутишь?

Он подошел ближе и отвел меня чуть в сторону.

– В твоих указаниях не было ничего, что препятствовало бы делиться кровью.

Я уставилась на него:

– Ты действительно хочешь, чтобы он пил мою кровь?

– Дело не в «хочешь», mа petite. Но если они не могут нас пытать и насиловать, мы ограничиваем их шансы.

– Если хочешь, можешь отдать мне одного из моих леопардов, – сказал Падма. – Лучше всего Вивиан. За эту милашку я гарантирую вам целость и сохранность.

В зал вошел Фернандо, будто подслушивал нас. Он был избит, но ходить мог. А жаль. Одет он был в жилет с драгоценностями и что-то вроде шальвар. Арабские ночи вместо дворца магараджи.

– Фернандо тебе сказал, что он ее изнасиловал?

– Я знаю, что сделал мой сын.

– И это не испортило для тебя Вивиан? – спросила я.

Падма посмотрел на меня пристально:

– Женщина, как я поступлю с ней, когда она снова станет моей, – не твоя забота.

– Не выйдет.

– Тогда у тебя нет выбора. Ты должна кого-то из нас накормить. Если среди нас есть кто-либо, более тебе приятный или менее... омерзительный, мы это можем организовать. Может быть, я сам мог бы. Среди нас только Иветта находит Ашера привлекательным, но она всегда придерживалась экстравагантных вкусов.

Лицо Ашера ничего не выдало, но я знала, что он слышит. Он и должен был слышать. Последние два века с ним обращались как с цирковым уродцем. Неудивительно, что у него крыша съехала.

– Я бы предпочла делать с Ашером что угодно, лишь бы ты меня не трогал.

Он на миг удивился и не мог этого скрыть, но его лицо тут же приняло прежний надменный вид. Однако оскорбление ему не понравилось. И хорошо.

– Быть может, еще до рассвета ты получишь, что желаешь, Анита.

Не слишком утешительно, но Ашер почему-то не глядел на меня, будто испугался. Не меня, но какой-то изощренной игры, направленной против него. Он напрягся так, будто слишком часто и за многие грехи получал пощечины.

– Спасибо, mа petite, – шепнул Жан-Клод.

Кажется, он вздохнул с облегчением. Наверное, он думал, что я предпочту сгореть, чем покориться. Пока Падма не отпустил свою шуточку, я тоже так думала. И собиралась так сделать. Если я здесь упрусь и не уступлю, это означает бой. И мы его проиграем. Если доза отданной крови может сохранить нам жизнь до утра, я могу ею поделиться.

Раздался вопль леопарда, и у меня волосы встали дыбом. В зал вошли два леопарда, сверкая драгоценными камнями ошейников. Черный – наверное, Элизабет, – зарычала на меня, проходя мимо. Леопарды были обычного размера, не такие высокие, как Большой Дейн, но длиннее. Шкура ходила над мышцами бархатными волнами, энергия заполняла зал, действуя на остальных оборотней как наркотик. Леопарды растянулись у ног Падмы.

Я ощутила, как наливается силой Ричард. Сила исходила от него успокаивающей волной, усмиряя леопардов, зовя их обратно в человеческий облик.

– Нет, нет, они мои, – сказал Падма. – И я буду их держать в той форме, в которой захочу. И сколько захочу.

– Они начнут терять человеческие свойства, – возразил Ричард. – Элизабет – медсестра. Она потеряет работу, если у нее останутся клыки или цвет глаз не переменится.

– У нее нет иной работы, кроме служения мне.

Ричард шагнул вперед, Жан-Клод взял его за плечо.

– Он провоцирует нас, mon ami.

Ричард стряхнул его руку, но кивнул.

– Не думаю, что Мастер Зверей мог бы помешать мне, если бы я стал возвращать им облик человека.

– Это вызов? – спросил Падма.

– Эти леопарды не принадлежат тебе, Ричард, – сказала я.

– Они никому не принадлежат, – ответил он.

– Они могут стать моими, если захотят, – возразила я.

– Нет! – произнес Падма. – Ничего больше я не отдам. Никого. – Он отступил к стене, дернув Гидеона за ошейник. Томас отошел сам. – Ашер, возьми ее.

Ашер попытался схватить меня за руку, но я ее отдернула.

– Эй, придержи коней! Тебе никто не говорил, как много добавляет к удовольствию ожидание?

– Я ждал этого более двухсот лет, mа cherie. Если ожидание добавляет, то удовольствие будет бесподобным.

Я отступила от его жаждущих глаз и подошла к Жан-Клоду.

– Советы будут?

– Он постарается, чтобы это было изнасилование, mа petite. – Жан-Клод поднял руку, не давая мне ничего сказать. – Не фактическое изнасилование, но эффект на удивление похожий. Преврати его в соблазнение, если сможешь. Обрати необходимость в удовольствие. Этого он меньше всего ожидает и может потерять присутствие духа.

– Насколько потерять?

– Зависит от того, насколько ты его сохранишь.

Я обернулась к Ашеру. Желание в его глазах почти пугало. Мне было жаль, что над ним издевались столетиями, но моей вины в этом не было.

– Не нравится мне это.

Ричард слушал весь наш разговор. Он шагнул к нам и прошептал:

– Ты давала кровь одному вампиру, так почему бы не дать еще одному?

– Нам с mа petite не обязательно делиться кровью, чтобы поделиться силой, – сказал Жан-Клод. Ричард хмуро глянул на него, на меня. – Все еще стесняешься? Разве ты не знаешь, как отдаются кому-нибудь? Лицо Жан-Клода было очень безразлично, непроницаемо и красиво. С этого бесстрастного лица я перевела взгляд на сердитое лицо Ричарда и покачала головой: – Ричард, если бы я могла найти кого-то другого к нам третьим, я бы так и сделала. Но мы связаны друг с другом, и потому перестань говниться. Я протолкнулась мимо него так, что он покачнулся, и все, что я могла сделать, – не дать ему на ходу пощечину. Одно дело – устраивать свары наедине, а перед лицом врагов этого делать не полагается.

Ашер оттащил меня в угол, а остальные столпились вокруг, как первоклассники, когда учитель читает сказку. Или, точнее, представляет ее в лицах. Он притянул меня к себе, ухватив за волосы, и поцеловал так, что остались бы синяки, если бы я не открыла губы. Я еще лучше придумала. Закрыв глаза, я стала целовать его, облизывая языком клыки. Искусство целоваться, не раня себя о клыки, я уже успела освоить, и, наверное, очень здорово, потому что Ашер прервал поцелуй первым. На лице его отразилось удивление, глубокое и полное. Дай я ему пощечину, он не был бы поражен больше. Даже куда меньше – пощечины он ожидал.

Жан-Клод был прав. Если я смогу перехитрить Ашера, быть еще более дерзкой, чем он, тогда он, может, и не всадит в меня клыки. Стоило попробовать. Я даже Жан-Клопу не давала пить свою кровь. Не уверена, что выбрала при этом меньшее зло, но за какую-то черту девушка заходить не должна.

Ашер приблизил ко мне лицо, почти соприкасаясь носами.

– Смотри на меня, девица, смотри! До этого ты не захочешь дотронуться.

Поразительная голубизна его глаз, почти белесых, в обрамлении золотых ресниц, была прекрасна. Я не отрывала от них взгляда.

– Распусти волосы, – попросила я.

Он оттолкнул меня, да так, что я чуть не упала. Я его разозлила, лишила мести. Нельзя изнасиловать желающую.

Я подошла к нему, обошла кругом, наполовину жалея, что не надела туфли, предложенные Жан-Клодом. Спина у него была чиста и нетронута. Только несколько мелких шрамов от капелек святой воды на боку. Я погладила эту безупречную кожу, и он дернулся, как от укуса.

Резко обернувшись, он схватил меня за руки, не давая к себе прикоснуться. Почти лихорадочно его глаза рассматривали мое лицо. Не знаю, что он там увидел, но это ему не понравилось. Ашер перехватил меня за запястья, положил мои руки на покрытую шрамами грудь.

– Легко закрыть глаза и притвориться. Легко тронуть то, что не искорежено. – Он прижал мою ладонь к шероховатым узлам своей груди. – А на самом деле оно вот как. Вот с чем я живу каждую ночь, с чем я буду жить целую вечность. Вот что он мне сделал.

Я шагнула вплотную, прижавшись к шрамам всей рукой, от кисти до плеча. Кожа была шершавой, изрытой, как замерзшая рябь на воде. Поглядев ему прямо в лицо, я тихо сказала:

– Не Жан-Клод с тобой это сделал. Сделали люди, давным-давно мертвые.

Встав на цыпочки, я поцеловала изрытую шрамами щеку.

Он закрыл глаза, и единственная слеза вытекла из глаза на рытвины. Поцелуем я сняла и эту слезу, и когда он открыл глаза, они вдруг оказались совсем рядом. И там я увидели страх, одиночество, нужду такую всепоглощающую, что она изгрызла его сердце не хуже, чем святая вода – его кожу.

И я хотела унять боль, о чем умоляли его глаза. Хотела взять Ашера в объятия и утешить. В этот момент я поняла, что хочу этого не я, а Жан-Клод. Он хотел исцелить раны Ашера. Он хотел убрать эту жгучую пустоту. Я смотрела на Ашера сквозь пелену чувств, которых у меня к нему никогда не было, сквозь пелену ностальгии по лучшим ночам, по любви, радости и теплым телам в холодной тьме.

Я стада целовать его щеку, не отводя губы от шрамов, не трогая чистую кожу, как раньше старалась не замечать шрамы. Странно, но шея у него осталась целой и прекрасной. Я целовала ключицу с грядами рубцов. Руки его чуть ослабли, но не отпустили меня. Я высвободилась из его хватки, опускаясь по телу, покрывая его тихими поцелуями.

Языком я прошлась по шрамам живота, там, где они уходили под брюки, Ашер задрожал. Перейдя к открытой коже бедра, я продолжала спускаться вниз. Шрамы остановились у середины бедра, и я вместе с ними. Я встала, и он поднял на меня взгляд, будто почти боялся того, что я сейчас сделаю.

Мне пришлось встать на цыпочки, чтобы залезть руками ему под волосы. Сзади это было бы легче сделать, но Ашер воспринял бы это как отталкивание. Я не могла отвернуться от шрамов, хотя они никак не относились к тому, чем я была занята.

Я распустила его заплетенные в косу волосы, разобрала пряди, потом мне пришлось к нему прильнуть для устойчивости, расчесывая пальцами золотые нити. В прикосновении к волосам в определенных ситуациях есть что-то очень личное. Я не торопилась, наслаждаясь ощущением мягких волос, их необычайным цветом, их густотой. Они упали, рассыпались по его плечам, и я прекратила стоять на цыпочках – икры свело.

И в глазах у меня отразилось то, что я видела: он красив.

Ашер поцеловал меня в лоб, легко и нежно, придержал возле себя секунду и шагнул назад.

– Я не могу подчинить себе твои глаза. Без этого или без припадка страсти будет просто боль. Покормиться я могу на ком угодно, но того, что я увидел в твоих глазах, мне не даст никто.

Он повернулся к Жан-Клоду, они встретились взглядами и долго не отводили глаз, потом Ашер вышел из круга, а я отошла к Жан-Клоду и села около него на корточки, отладив юбку. Он обнял меня и поцеловал в лоб, как Ашер только что. Я подумала, не хочет ли он так ощутить вкус рта Ашера на моей коже, но эта мысль не очень беспокоила. Может, и надо было спросить, но я не стала. Наверное, не хотела знать.

Странник будто по волшебству оказался на ногах.

– Я не думаю, что мы поразились бы сильнее, если бы Анита сотворила дракона из воздуха. Она укротила нашего Ашера и не заплатила за это ни капли крови. – Он проплыл к середине комнаты. – Иветту так легко не насытить. – Странник улыбнулся ей, и она встала. – Правда, дорогая?

Проходя мимо, она потрепала Джейсона по волосам, и он дернулся, будто она его укусила. От этого она развеселилась еще больше и, все еще смеясь, повернулась в шорохе разлетевшихся юбок и протянула ему руки.

– Иди ко мне, Джейсон!

Он охватил себя руками, свернувшись калачиком, выставив локти и колени, и только мотал головой.

– Ты – мой выбор, мой особый выбор, – сказала Иветта. – Ты недостаточно силен, чтобы мне отказать.

У меня мелькнула ужасная мысль. Можно было поспорить, что гнить в объятиях тоже не исключено было в переговорах Жан-Клода. А Джейсон наверняка еще не оправился от объятий другого гниющего трупа. Наклонившись к Жан-Клоду, я спросила:

– Ты договорился о запрете пытки, запрете прямой пытки?

– Конечно, – ответил он.

Я встала:

– Пить его кровь ты можешь, но гнить на нем не имеешь права.

Она повернула ко мне холодные глаза:

– Здесь у тебя нет права голоса.

– Жан-Клод договорился, что пыток не будет. Если ты будешь гнитъ, обнимая Джейсона, питаясь от него, – это пытка. Ты это знаешь, потому и хочешь его.

– Я хочу получить свою долю вервольфьей крови тем способом, который мне нравится.

– Можешь питаться от меня, – сказал Ричард.

– Ты не знаешь, что ты предлагаешь, – предупредила я его.

– Я знаю, что моя обязанность защищать Джейсона, а ему этого не перенести.

Он встал, неотразимый в своем новом фраке.

– Джейсон тебе говорил, что с ним случалось в Брэнсоне? – спросила я.

Джейсона заставили участвовать в любовной сцене с двумя вампиршами сразу, и они в процессе начали разлагаться. Превратились в древние трупы, а он лежал между ними, обнаженный. Сейчас это стало для него невыносимым кошмаром, почти фобией. Я была очевидцем, и за мое тело тоже хватались эти мертвые руки, когда я бросилась его спасать. Я его понимала.

– Джейсон мне рассказывал.

– Слышать и видеть – это две разные вещи, Ричард.

Джейсон спрятал лицо в коленях и что-то тихо говорил. Мне пришлось нагнуться, чтобы расслышать.

– Не буду, не буду, не буду, – повторял Джейсон. Я тронула его за руку, и он завопил, тараща глаза и разинув рот.

– Все нормально, Джейсон. Все хорошо.

Ричард был прав. Джейсон не мог этого сделать.

– Ты прав, Ричард, – кивнула я.

– Нет, – возразил Падма. – Царь Волков мой! Я не стану им делиться с кем бы то ни было.

– А я не согласна меньше чем на оборотня, – капризно произнесла Иветта.

Джемиль встал с места.

– Нет, – сказал Ричард. – Это моя работа – защищать Джейсона, Джемиль, а не твоя.