Лорел Гамильтон Жертва всесожжения [Всесожжение] 17 страница

– По душе, и спасибо.

– И не застревай там на целый день, Анита. Постарайся обернуться побыстрее. Пит Мак-Киннон только что звонил и спрашивал, нельзя ли тебя одолжить.

– Очередной поджог?

– Да, но это не его любимый запальник. Я уже сказал, что в Церковь Вечной Жизни кинули зажигательную бомбу?

– Да.

– Так там Малкольм.

– Черт, – сказала я.

Малкольм был Билли Грэмом среди нежити, основателем быстро растущей конфессии в нашей стране. Это была церковь для вампиров, но людей туда принимали. На самом деле их приход даже поощрялся. Хотя сколько времени после этого они оставались людьми – вопрос дискуссионный.

– Меня удивляет, что его дневное убежище было так очевидно.

– То есть?

– Обычно Мастера много времени и сил тратят на то, чтобы скрыть свое место дневного отдыха – во избежание подобных вариантов. Он мертв?

– Чертовски интересный вопрос, Анита.

– Ты меня понял.

– Этого никто не знает. Мак-Киннон тебе расскажет больше. Сначала езжай в больницу, потом к нему. Когда приедешь к нему, позвони. Я тогда уже буду знать, куда тебе ехать дальше.

– Ты Ларри звонил?

– Думаешь, он способен быть солистом?

Я секунду подумала.

– В противоестественных событиях Ларри разбирается.

– Я слышу несказанное «но», – передразнил меня Дольф.

Я рассмеялась.

– Чертовски долго мы вместе с тобой работаем. Дело в том, что он не стрелок. И это вряд ли изменится.

– Многие из хороших копов не лучшие стрелки, Анита.

– Коп может служить двадцать пять лет и ни разу оружия не достать. Истребителям вампиров такая роскошь недоступна. Мы идем на работу, собираясь убивать. И те, кого мы хотим убить, это знают.

– Если у тебя только и есть, что молоток, Анита, все вопросы начинают казаться гвоздями.

– Я «Массад Аюб» тоже читала, Дольф. И не считаю пистолет единственным решением.

– Ясно, Анита. Я позвоню Ларри.

Я хотела попросить «проследи, чтобы его не убили», но промолчала. Дольф не подставит его нарочно, а Ларри уже взрослый. И заработал право рисковать, как всякий другой. Но как-то кошки скребли на душе, что он сегодня будет выступать без моей поддержки. Называется «отвязать от маминой юбки». Больше похоже на ампутацию конечности.

И вдруг я вспомнила, чем так важна сегодняшняя дата.

– День очищения! – сказала я.

– Чего?

– В учебниках истории этот день называется Днем очищения. Вампиры называют его «Инферно». Двести лет назад объединенные силы армии и церкви в Германии, Англии, да почти в каждой европейской стране, кроме Франции, сожгли всех вампиров и всех, подозреваемых в сочувствии к вампирам, за один день. Разрушения были страшные, и много погибло невинных людей, но пламя сделало свою работу, и в Европе стало куда меньше вампиров.

– А почему Франция осталась в стороне?

– Некоторые историки считают, что у короля Франции была любовница-вампирша. Якобинцы потом в какой-то момент пустили пропаганду, что все дворянство состояло из вампиров, что, конечно, правдой не было. Некоторые объясняют этим популярность гильотины, которая убивает и живых, и нежить.

Где-то посередине этой мини-лекции я поняла, что могу спросить Жан-Клода. Если он разминулся с Французской революцией, то ненамного. И почему я об этом не подумала? Да потому, что не всегда в голове укладывалось, как это мужчина, с которым я сплю, может быть на триста лет старше меня. Вот вам и пропасть между поколениями, и не судите меня за то, что я старалась быть нормальной там, где возможно. А спрашивать своего любовника, что случилось еще при жизни Джорджа Вашингтона и Томаса Джефферсона, определенно нормальным не является.

– Анита, что там с тобой?

– Извини, Дольф. Задумалась.

– Мне надо знать, о чем?

– Да нет, наверное.

Он оставил тему. Еще несколько месяцев назад Дольф заставил бы меня говорить, пока не решил бы, что я рассказала ему все обо всем. Но сейчас, если мы хотели оставаться сотрудниками, не говоря уже о том, чтобы друзьями, некоторые темы лучше было не затрагивать. Наши отношения полной откровенности не выдержали бы. Так было всегда, но вряд ли Дольф это понимал до последнего времени.

– Понятно. День очищения.

– В разговоре с вампирами постарайся этого названия не употреблять. Говори «Инферно», иначе получается, как если бы еврейский холокост назвать расовым очищением.

– Я понял твои слова. А ты не забудь, работая для полиции, что у кого-то в контракте твое имя.

– Как, Дольф, ты меня действительно любишь?

– Не слишком на это рассчитывай, – ответил он.

– Ты лучше сам себя береги, Дольф. А то, если с тобой что-нибудь случится, командовать будет Зебровски.

Дольф расхохотался, и это был последний звук в телефоне. За пять лет, что мы вместе с ним работали, никогда я не слышала от него «до свидания». В телефоне, я имею в виду.

Не успела я повесить трубку, как телефон зазвонил снова. Это был Пит Мак-Киннон.

– Привет, Пит. Только что говорила с Дольфом, он сказал, что ты хочешь меня видеть у главного здания Церкви.

– Он тебе сказал, зачем?

– Что-то там связанное с Малкольмом.

– Тут собрались все люди из Церкви и вопят на нас, чтобы мы не дали изжариться их главному боссу. Но когда мы открыли дверь, чтобы посмотреть, там у западной стены были вампиры без гробов, и двое из них задымились. Если мы подпалим Малкольма, пытаясь его спасти... скажем так: отчет о такой работе мне бы не хотелось писать.

– А что ты хочешь, чтобы я сделала? – Что-то я последнее время злоупотребляю этим вопросом.

– Нам надо знать, можно ли без риска оставить его в покое, пока он сможет встать сам, или решить, как его вытаскивать. Вампир может утонуть?

Странный какой-то вопрос.

– Если вода не святая, у вампиров с ней проблем не бывает.

– Даже с текучей?

– Ты молодец, хорошо подготовился.

– Стараюсь самосовершенствоваться. Так как насчет текучей воды?

– Насколько мне известно, вода не является препятствием – как текучая, так и иная. А что?

– Ты никогда не была в доме после пожара?

– Нет.

– Если подвал не герметичен, он будет полон воды. Под завязку.

Может ли вампир утонуть? Хороший вопрос. Я не знала точно. Может, и да, и потому в фольклоре говорится о текучей воде. А может, это как слухи о вампирах, умеющих перекидываться, – чистейшая выдумка.

– Они не всегда дышат, так что, думаю, утонуть они не могут. То есть если вампир проснется в гробу под водой, он может просто перестать дышать, пока не вылезет. Но, честно говоря, стопроцентной уверенности у меня нет.

– А ты можешь сказать, как там Малкольм, не спускаясь в подвал?

– Правду сказать, не знаю. Никогда не пробовала.

– Попробуешь?

Я кивнула, поняла, что он меня не видит, и сказала:

– Конечно. Но ты у меня в списке второй, а не первый, к сожалению.

– Ладно, только побыстрее. Тут репортеры кишмя кишат, и между ними и членами Церкви нам не слишком уютно.

– Спроси их, единственный ли там Малкольм или есть и другие вампиры. И еще спроси, усилен ли подвал стальным каркасом.

– А зачем было бы его усиливать?

– Часто подвалы, где спят вампиры, имеют бетонные потолки, усиленные стальными балками. В подвале церкви окон нет, так что его, быть может, проектировали специально в расчете на вампиров. Думаю, вам следует это знать, на случай, если вы соберетесь вскрывать пол.

– Соберемся.

– Отведи кого-нибудь из верующих скандалистов в сторонку и поспрашивай. Ответы тебе все равно нужны, а у них будет иллюзия, будто что-то делается, пока меня нет.

– Самая лучшая идея, предложенная мне за последние два часа.

– Спасибо. Приеду как только смогу, обещаю. – Тут у меня возникла мысль. – Постой, Пит. Есть у Малкольма человек-слуга?

– Тут полно народу с укусами вампиров.

– Нет, настоящий человек-слуга есть?

– Я думал, что это просто человек с одним-двумя вампирскими укусами.

– Я тоже когда-то так думала. Человека с парой укусов вампы называют Райнфельд – по имени персонажа из романа «Дракула».

Когда-то я спросила Жан-Клода, как их называли до выхода книги. «Рабы», – ответил Жан-Клод. Задай глупый вопрос...

– Так что такое слуга-человек? – спросил Пит. Он мне напомнил Дольфа.

– Человек, привязанный к вампиру посредством так называемых меток. Это некоторая мистико-магическая фигня, но она создает между слугой и вампиром связь, которая позволит нам проверить, как там Малкольм.

– Это у любого вампира может быть слуга?

– Нет, только у Мастера, да и то не у каждого. Никогда не слыхала о слуге Малкольма, но он мог бы себе завести, если бы хотел. Все равно стоит проверить. Если выяснишь до моего прибытия, позвони. Дольф сказал, что вокруг тоже творится заваруха.

– И был прав. Город просто спятил. Пока что мы сумели локализовать пожары в нескольких зданиях, но если эти психи будут действовать и дальше, нам не справиться. Сейчас не скажешь, сколько домов в городе выгорит.

– Надо узнать, кто за этим стоит.

– Это да, – согласился Пит. – Ладно, приезжай поскорее.

Он говорил, будто верил, что я могу помочь. Мне бы его уверенность. Я не знала, смогу ли я заниматься этой ерундой при дневном свете. Когда-то мне говорили, что единственная причина, по которой я не могу поднять мертвого в полдень, – потому что сама думаю, будто не могу. Кажется, сегодня придется это проверить. Сомнение – самый большой враг любой магической и экстрасенсорной способности. Сомнение в себе – самоисполняемое пророчество.

– Приеду, как только смогу.

– Ладно, врать не буду. Мне легче от того, что на месте окажется человек, разбирающийся в вампирах. Копов стали уже обучать, как работать с противоестественным, но пожарников пока этой фигне не учат.

Мне никогда не приходило в голову, что пожарникам приходится иметь дело с монстрами почти столько же, сколько полицейским. Они не гоняются за монстрами, но входят к ним в дома. А это может быть настолько же опасно – в зависимости от того, понимает ли упомянутый монстр, что ты пришел ему на помощь, или нет.

– Я приеду. Пит.

– Ждем. Пока.

– Пока, Пит.

Я повесила трубку и пошла за кобурой и рубашкой. Наплечная кобура с топом как-то не гармонирует.

Я переоделась в синюю тенниску и не наткнулась на Ричарда. Вода уже не шумела, но он не вышел. Мне не хотелось сейчас его видеть, особенно полуголого. Хотелось убраться от него подальше. Так что мне повезло, что заварилась каша – профессионально выражаясь. Полицейская работа могла утащить меня из дому на весь день. И хорошо.

Приехала «скорая», и Зейна погрузили внутрь, Черри поехала с ним. Мне было неловко, что я не еду, но от нее больше было бы толку. Полиция на труп все еще не приехала. Мне не нравилось, что они будут расспрашивать всех без меня, но надо было ехать. Это обстоятельство вызвало у меня облегчение, за что моя совесть выдала мне парочку уколов, но не очень сильных.

Ронни снова сидела на диване, и не успела я войти, как она спросила:

– Меня сегодня посадят за решетку?

Я встала перед ней на колени, взяла ее неестественно холодные руки в свои.

– Ронни, ты его не убивала.

– Я отстрелила ему череп. Что у тебя за патроны?

– Я ему всадила две пули в грудь. От сердца у него осталось очень мало – ложка не наскребется.

Она закрыла глаза:

– У него мозги растеклись по крыльцу. Так что не говори мне, что этого одного не хватило бы.

Я вздохнула и погладила ее по рукам.

– Ронни, перестань. Ты сделала то, что должна была сделать. Может, только судмедэксперт определит, какая пуля его убила, но когда приедут копы, постарайся, чтобы заслугу не приписали тебе.

– Я уже бывала в таких ситуациях, Анита, я помню, что говорить и чего не говорить. – Взгляд ее был не совсем дружелюбным.

Я выпустила ее руки и встала:

– Ронни, мне жаль, что так вышло.

– Я убила двоих за всю свою жизнь, и оба раза я была с тобой.

– Оба раза ты спасала мне жизнь.

Она поглядела на меня безжизненными глазами:

– Знаю.

Я тронула ее за лицо и хотела погладить по голове или еще как-нибудь приласкать, но она же не ребенок.

– Мне очень жаль, что так вышло, Ронни, но честно: что ты могла сделать?

– Ничего, – ответила она. – И потому думаю, правильно ли я выбрала себе работу.

Что-то натянулось у меня внутри.

– На самом деле ты думаешь, правильно ли ты выбираешь друзей. Потому что это ничего общего с твоей работой не имеет, это вышло из-за меня.

Она стиснула мою руку:

– Друзья у меня лучшие в мире, Анита. И на всю жизнь.

– Спасибо тебе, Ронни. Ты даже не догадываешься, какое тебе спасибо. Я не думаю, что потеряю твою дружбу, но ты только не оставайся со мной ради верности. Подумай, Ронни, всерьез подумай. Моя жизнь вряд ли станет менее опасной. И тебе стоит подумать, хочешь ли ты лезть под пули.

Только от одного этого предложения у меня защипало глаза. Я сжала руку Ронни и повернулась, пока она не увидела слезы на глазах ужаса вампиров.

Ронни не стала окликать меня и клясться в вечной дружбе. Мне наполовину этого хотелось, но вторая половина радовалась, что Ронни действительно задумалась. Если Ронни погибнет из-за меня, я от угрызений совести заползу в нору. Тут я увидела Ричарда, который смотрел на меня из двери под лестницей. Может, нора у нас окажется на двоих – это будет достаточное наказание.

– А сейчас что случилось? – спросил он.

Волосы он высушил, и они густой волной колыхались у него на плечах, когда он вошел. Он снова надел джинсы и нашел рубашку, которая к ним подходила – большую футболку с шаржем на Артура Конан-Дойля. Я обычно в ней спала. Она чуть натянулась на плечах и на груди Ричарда. Не мала она ему была, только чуть тесновата. У меня она доставала почти до колен.

– Я вижу, ты нашел фен и футболки. Осваивайся, – сказала я.

– Ответь на мой вопрос.

– Спроси Джемиля. Он все знает.

– Я спросил тебя, – сказал Ричард.

– У меня нет времени стоять и повторять еще раз. Мне надо работать.

– Полиция или вампир?

– Ты это спрашивал раньше, потому что больше волновался, когда я выезжала на ликвидацию вампира. И всегда вздыхал с облегчением, если выяснялось, что это работа на полицию. Зачем тебе сейчас знать, Ричард? Какая тебе разница?

И я вышла, не ожидая ответа.

Мне пришлось переступить через труп на крыльце. Надеюсь, копы скоро приедут. Был типичный июльский день в Сент-Луисе – жаркий и удушливо влажный. Если тело вскорости не унесут, оно начнет пахнуть. Одна из летних радостей.

Джип стоял в гараже, где и должен был. Я отдала его Жан-Клоду, чтобы он всех сюда перевез. Хотя вел машину не он. Ни разу не видела старого вампира, который умел бы водить. Они несколько побаивались техники.

Я ухе выезжала из гаража, когда в зеркале заднего вица появился Ричард. Он был сердит. Я всерьез подумала продолжать ехать – он бы отошел. Но на случай, если бы у него вдруг хватило дури заупрямиться, я подождала, пока он подойдет к моему окну.

Я нажала кнопку, и окно с тихим жужжанием опустилось.

– Что? – спросила я, и это слово было еще враждебнее, чем его глаза.

– Трое из моей стаи в опасности. Трое моих волков могут быть арестованы, и ты мне не сказала.

– Я этим занимаюсь, Ричард.

– Это моя работа – защищать своих волков.

– Ты хочешь поехать лично и объявить, что ты их Ульфрик? Ты даже не можешь назваться их другом, чтобы не рисковать своей драгоценной тайной.

Он схватился за край окна так, что у него пальцы побелели.

– Почти все вожаки стай скрывают свою суть, Анита. Ты это знаешь.

– Райна была открытой альфой, Ричард. Она бы поехала в больницу их выручать. Но она мертва, ты ехать не можешь. Кто остается?

Что-то в двери хрустнуло.

– Мне будет очень неприятно, если ты мне сломаешь машину.

Он разжал пальцы, медленно, будто ему надо было за что-то держаться, просто чтобы занять руки.

– Не устраивайся на месте лупы слишком удобно, Анита. Я собираюсь тебя сменить.

Мы глядели друг на друга с расстояния меньше фута. Когда-то он подходил к машине поцеловать меня на прощание. Теперь он подошел на прощание поругаться.

– Отлично, но пока ты никого не нашел, кроме меня, у тебя никого нет. А теперь мне надо ехать и попытаться защитить наших волков, чтобы их не загребли.

– Они не попали бы в кутузку, если бы ты их не подставила.

Здесь он меня достал.

– Если бы я не поставила охрану возле Стивена и Натэниела, они были бы сейчас мертвы.

Мотнув головой, я стала подавать джип назад. Ричард отступил в сторону, и я не рисковала наехать ему на ноги.

Он стоял и смотрел, как я отъезжаю. Если бы он попросил у меня рубашку, я бы нашла ему другую, но только не эту. Во-первых, это моя любимая, во-вторых, она мне напоминала один уик-энд. Был марафон фильмов о Шерлоке Холмсе с Бэзилом Рэтбоуном в главной роли. Не из моих любимых, потому что доктор Ватсон у них вышел клоуном, но все равно неплохой. Я тогда надела эту футболку, хотя она и слишком велика мне, чтобы носить вне дома. Полиция моды меня не поймала, а Ричарду футболка понравилась. Он сейчас просто схватил что под руку попалось и даже не вспомнил? Или надел ее, чтобы напомнить мне, от чего я отказалась? Кажется, мне бы больше понравилось, если бы это было из мести. Если же он может носить эту футболку и не помнить тот день, то лучше мне не знать. Мы тогда рассыпали поп-корн по мне и по дивану. Ричард не дал мне встать и отряхнуться, а настоял, что сам меня очистит. Очистка выполнялась без участия рук, зато с большим участием губ. Если это воспоминание ничего для него не значило, может, мы и не были влюблены. Может, все это было вожделение, а я приняла одно за другое. Но мне очень хотелось думать, что это не так.

Новая сцена – новый спектакль. Здесь хотя бы тело убрали. Улучшение по сравнению с моим домом. Я оставила сторожить Стивена и Натэниела трех вервольфов. Двое из них сидели в коридоре. Лоррен была все так же одета как учительница младших классов, если не считать наручников, которые не совсем подходили к костюму. Она сидела на стуле с прямой спинкой, из тех, что есть во всех больницах. Этот был ужасного оранжевого цвета, совершенно не подходящего к пастельным тонам стен. Лоррен всхлипывала, прикрывая лицо руками. Запястья в наручниках казались очень хрупкими. Тедди присел рядом с ней, как миниатюрная гора, поглаживая ее по тонкой спине.

По обе стороны от них стояли копы в форме, по стойке «смирно». У одного из них рука вроде бы небрежно лежала на рукоятке пистолета. Кобура была уже расстегнута. И это меня обозлило.

Я подошла к нему слишком близко, нагло вторгаясь в его личное пространство.

– Застегнули бы вы ее, полисмен, пока у вас оружие не отобрали.

Он мигнул светлыми глазами:

– Простите, мэм?

– Употребите кобуру для того, для чего она предназначена, или отойдите от этих людей.

– В чем дело, Мэрдок?

К нам шел высокий тощий человек с копной темных кудрей. Костюм на его костях болтался, как чужой. Лицо занимала пара огромных синих глаз. Если не считать роста, он был похож на двенадцатилетнего мальчишку, напялившего папин костюм.

– Не могу знать, сэр! – ответил Мэрдок, глядя прямо перед собой. Могу поспорить, он из армии или хотел там служить. Было такое ощущение, что он все же косит под военного.

Высокий повернулся ко мне.

– В чем, простите, дело, детектив?.. – Он оставил длинный пробел для имени.

– Блейк, Анита Блейк. Работаю с Региональной Группой Расследования Противоестественных Событий.

Он протянул мне руку с выпирающими костяшками и пожал мою чуть слишком энергично, но не давил. Он не пытался меня испытывать – просто был рад меня видеть. От его прикосновения у меня заколола кожа – у копа были сверхчувственные способности. Первый такой коп на моей памяти, если не считать специально нанятую ведьму.

– Вы, наверное, детектив Пэджетт, – сказала я.

Он кивнул и выпустил мою руку, чудесно улыбаясь. От этой улыбки он показался даже еще моложе. Не будь он ростом почти с Дольфа, ему трудно было бы внушать людям повиновение. Но многие считают: высокий – значит старший. Я всю жизнь борюсь с обратной реакцией.

Он взял меня за плечи и отвел в сторону от вервольфов. Его рука на моих плечах меня не слишком смущала. Будь я мужчиной, он бы этого не сделал. Я отошла с ним, а потом отступила от его рук. Не демонстративно – просто отступила. Кто сказал, что я не становлюсь мягче с возрастом?

– Расскажите, что у вас, – сказала я.

Он рассказал. В общем, все это я уже слышала от Дольфа. Единственное дополнение – что это Лоррен впечатала бандита в стену, и это объясняло ее слезы. Она, очевидно, думала, что ее посадят за решетку. Я не могла обещать, что этого не случится. Если бы она была человеком и женщиной и только что спасла бы жизнь полисмена, по неосторожности убив бандита, она бы в тюрьму не попала – в наши дни. Но она не была человеком, а Фемида не слепа и весы ее не ровные, как бы нам ни хотелось верить в обратное.

– Давайте я проверю, правильно ли я поняла. Полисмен у дверей был ранен. Нападавший направил пистолет в голову раненого и собирался произвести контрольный выстрел, когда эта женщина сбила его с ног. По инерции они оба влетели в дальнюю стену, и он ударился головой. Это все верно?

Пэджетт заглянул в свои записи:

– Да, все так и было.

– Отчего она в наручниках?

Он вытаращил глаза и выдал мне великолепную мальчишескую улыбку. Обаятельный парень этот детектив Пэджетт. Не важно, что он напоминал пугало, зато умел выезжать на шарме. По крайней мере с женщинами. Но я могла спорить, что на Лоррен он подействовал еще меньше, чем на меня.

– Она же ликантроп, – сказал он с улыбкой, будто это все объясняло.

– Она вам это сказала? – спросила я.

– Нет, – удивленно ответил он.

– Вы решили, что она оборотень... почему?

Улыбка его увяла, сменившись гримасой – скорее недовольной, чем гневной.

– Она сумела толкнуть мужчину в стену так, что у него череп раскололся.

– Старые бабушки поднимают автомобили, чтобы вытащить внуков. Они тоже ликантропы?

– Нет, но...

Лицо его замкнулось, готовое к отпору.

– Мне говорили, что вы не особо любите оборотней, Пэджетт.

– Мои личные чувства не влияют на мою работу.

Я расхохоталась, и он вздрогнул.

– Пэджетт, наши личные чувства всегда влияют на нашу работу. Я приехала взвинченной, потому что поругалась с бывшим кавалером, и накинулась на Мэрдока из-за расстегнутой кобуры. Почему вы не любите ликантропов, Пэджетт?

– У меня от них мурашки ползут по коже.

Меня осенило.

– В буквальном смысле?

– То есть?

– В присутствии оборотней у вас действительно покалывание кожи?

Он глянул на остальных копов, наклонился и понизил голос, и я знала, что угадала правильно.

– Будто жуки ползут по всему телу, стоит мне оказаться рядом с ними.

Он уже не выглядел двенадцатилетним. Страх и отвращение добавили ему столько лет, что он выглядел ближе к тридцати, чем к двадцати.

– Вы ощущаете их энергию, ауру.

Он отдернулся:

– Черта с два!

– Послушайте, Пэджетт, я поняла, что вы экстрасенс, как только пожала вашу руку.

– Фигню городите! – ответил он. Он боялся. Боялся сам себя.

– Дольф объявил, что ищет всех копов, имеющих в этой области способности. Почему вы не подали заявление?

– Потому что я не урод.

– Ага, вот и правда выплыла. Вы не ликантропов боитесь, вы себя боитесь.

Он замахнулся кулаком – не на меня, просто надо было куда-то девать злость.

– Вы ничего обо мне не знаете!

– У меня от них тоже мурашки ползут по коже, Пэджетт.

Это его успокоило – слегка.

– И как же вы выдерживаете возле них?

Я пожала плечами:

– Привыкаешь.

Он замотал головой, его почти передернуло.

– Я бы никогда не привык.

– Они это делают не нарочно, детектив. Одни оборотни лучше умеют прятать свою суть, другие хуже, но все они выделяют больше энергии в момент сильного волнения. Чем больше вы их допрашивали, тем они сильнее напрягались, тем больше выделяли энергии и тем хуже вам было.

– Я был с этой женщиной наедине в комнате, и мне казалось, что у меня сейчас шкура сползет с мяса.

– Погодите-ка, наедине? Вы ей зачитали ее права?

Он кивнул.

– Она вам что-нибудь сказала?

– Ни слова.

– А остальные?

– Мужчины ни в чем не виноваты.

– И свободны уйти, если хотят?

– Тот, большой, ее не оставит, а второй в палате с двумя ранеными. Говорит, что не может бросить их без охраны. Я ему сказал, что мы их сами можем охранять, он ответил, дескать, сами видите, что не можете.

Я была согласна с Кевином.

– У вас есть свидетели, показывающие, что она не хотела причинить этому человеку вред. Он даже еще не умер. Почему же она в наручниках?

– Одного она сегодня уже убила. Я думаю, этого хватит.

– Два момента, детектив. Первое: она может разорвать эти наручники, как только захочет. Второе: будь она человеком, вы бы ее уже отпустили домой.

– Это неправда! – возмутился он.

Я посмотрела на него в упор. Он попытался выдержать мой взгляд, но отвел глаза первым и сказал, глядя куда-то поверх моей головы:

– Этот человек умирает. Если женщину отпустить, ей это может сойти с рук.

– Что сойти с рук? Она увидела, что полицейскому сейчас снесут череп, и, чтобы его спасти, бросилась на вооруженного мужчину. Она его не резала, не рвала, просто толкнула в стену. Поверьте мне, детектив: если бы она собиралась его убить, это было бы сделано более тщательно. Она рисковала жизнью, чтобы спасти жизнь вашего человека.

– Ничем она не рисковала. Пули не убивают оборотней.

– Серебряные пули убивают. Действуют, как на человека обычные пули. Все убийства, которые сегодня расследуются, совершались серебряными пулями, Пэджетт. Лоррен могла погибнуть, но она не колебалась. А если бы она заколебалась, у нас был бы сейчас на руках мертвый полисмен. Часто ли штатский рискует жизнью, чтобы спасти копа?

Он наконец посмотрел на меня, и глаза его от злости потемнели до синих теней.

– Вы меня убедили.

– Правда?

Он кивнул:

– Да. – Отойдя к полицейским в форме и плачущей вервольфице, он приказал: – Снимите с нее наручники.

– Сэр? – переспросил Мэрдок.

– Снимите, Мэрдок, – повторил Пэджетт.

Мэрдок не стал больше переспрашивать, просто наклонился к Лоррен и отпер наручники. Его напарник расстегнул кобуру и отступил на два шага назад. Я сделала вид, что не заметила. Мы побеждаем, так что не надо ругаться.

Как только Лоррен освободили, она бросилась ко мне. Я знала, что она не причинит мне вреда, но в коридоре заскрипела кожа. Я повысила голос:

– Ребята, все о'кей. Все о'кей. Остыньте.

Лоррен упала на колени, обняв меня за ноги, плача громко и некрасиво. Я держала руку ладонью наружу, показывая ее в оба конца коридора. Тедди встал, и тут же на него обратилась половина всех стволов. Еще чуть-чуть – и может стать по-настоящему плохо.

– Пэджетт, придержите ваших людей.

Я глянула на него и увидела, что и у него ствол направлен на Тедди. Хреново.

– Пэджетт, уберите пистолет, и они последуют вашему примеру.

– Пусть он сядет, – сказал Пэджетт ровным и очень серьезным голосом.

– Тедди, – попросила я тихо, – пожалуйста, сядь обратно, очень медленно и без резких движений.

– Я же ничего не сделал!

– Не важно, просто сядь. Пожалуйста.

Он сел под пристальным взглядом полудюжины пистолетов, положил мощные руки на колени, ладонями вниз, показывая, что он не вооружен. Будто не раз тренировался демонстрировать безобидный вид.

– Теперь уберите пистолет, детектив, – сказала я.

Пэджетт секунду смотрел на меня. Мне показалось, что он не собирается убирать пистолет. В этих огромных синих глазах я видела что-то опасное. Страх, такой глубокий и сильный, что Пэджетту надо было уничтожить его причину. Он пистолет убрал, но этой секундной обнаженности его глаз мне хватило. Надо будет спросить у Дольфа, нет ли у Пэджетта на счету убийства оборотней. Я готова была спорить, что есть. «Обвинения сняты» – это еще не означает «невиновен».

Я потрепала Лоррен по макушке.

– Все в порядке. Все хорошо.

Надо было их отсюда увести. Хорошие парни были сейчас почти не меньшей угрозой, чем плохие.

Лоррен посмотрела на меня, глаза припухли, из носа течет. Настоящий плач – как настоящий секс, после него не слишком красиво выглядишь.

– Я не хотела его убивать, – шепнула она.

– Я знаю. – Я оглядела копов в коридоре, некоторые отвели глаза. Покачав головой, я помогла Лоррен встать. – Я их отведу в палату к Стивену и Натэниелу, детектив Пэджетт. Вы не возражаете?

Он покачал головой.

– Отлично. Тедди, пошли.

– Мне можно встать? – спросил он.

Я поглядела на Пэджетта:

– Вы с вашими людьми можете перестать играть в Рэмбо?

– Если он будет себя прилично вести – можем.

Пэджетт больше не старался быть обаятельным. Наверное, ему было неловко за этот спектакль. Я знала, что он все еще злится, то ли на меня, то ли на себя. Не важно, лишь бы не начал стрелять.