Глава шестая. СУБОРДИНАЦИЯ

Глава шестая

СУБОРДИНАЦИЯ

Война, в которую вмешались чиновники, — заведомо проигранная война.

Себастиан Тор. Проповеди, том XV, глава DIV

Гаунт ощутил, что монументальная масса Куртины действительно вибрировала. Снаружи глухо ревел обстрел.

Капитан Даур и еще трое офицеров связи вели наблюдательную группу вверх по винтовой лестнице второй башни в Западной стене массивных Сондарских врат.

Гаунт привел Роуна, Маколла и рядового Майло в роли адъютанта. Генерал Гризмунд вместе со своими тремя старшими нармянами и генерал Нэш со своими двумя помощниками составляли остаток группы, плюс Тарриан от УКВГ. К ним приставили наряд телохранителей из тридцати солдат Вервунского Главного при полной экипировке.

Наблюдательная группа выбралась на вершину башни, где горячий ветер, пропитанный фуцеленовыми испарениями, набросился на них. Три ракетные установки были развернуты и приведены в боевую готовность, их расчеты находились здесь же. Однако перед визитом высокопоставленных гостей были возведены дополнительные защитные навесы, мешавшие безопасному отведению выхлопных газов от пусков ракет, поэтому сейчас установки стояли без дела. Расчеты отсалютовали вновь прибывшим.

— Это в нашу честь? — поинтересовался Гаунт у Тарриана, указывая на свежие защитные навесы.

— Разумеется.

— Вы блокировали целую защитную башню, просто чтобы мы могли безбоязненно поглазеть на Стену?

Тарриан нахмурился.

— Генерал Штурм выдвигал это требование каждый раз, когда посещал Стену. Я предположил, что вы и остальные высокопоставленные генералы будете ожидать того же.

— Мы пришли сражаться, а не прятаться. Уберите это и дайте пространство для работы расчетов.

Тарриан посмотрел на Нэша и Гризмунда. Нармянин коротко кивнул.

— Гаунт выразил наше общее мнение, — сухо сказал Нэш. — Нам не нужны знаки внимания.

Тарриан отвернулся от группы и начал раздавать приказы артиллеристам.

Остальные подошли к краю Стены и воспользовались магнокулярами или видоскопами, стоявшими там же на трехногих штативах. Майло передал Гаунту свой скоп, и комиссар ввел параметры расстояния, поднимая прибор и всматриваясь.

Под ними раскинулась унылая пустошь разбитых и беззащитных южных наружных трущоб. Признаков жизни не было, только яростный ураган вражеского обстрела проносился над ними по пути в улей. Часть попадала в трущобы, не долетая до улья, но в основном они попадали в саму Куртину. Гаунт вытянул шею, направляя скоп на склоны Стены. Насколько хватало глаз, ее адамантиевая поверхность была испещрена выбоинами и кратерами, как луна. Каждые несколько секунд орудия по обеим сторонам от них стреляли, чуть реже выплевывали снаряды могучие осадные батареи из своих ниш в Стене. Стена продолжала дрожать.

— И невозможно оценить масштабы… — начал Нэш.

Гризмунд покачал головой.

— Не совсем так, — ответил он, указывая на самый край огромного пустыря трущоб. — Нам сообщили, что это уже не работа дальнобойных орудий с полей. Это наступление сухопутных войск — бронетанковая колонна продвигается через наружные трущобы и промзону.

— Вы уверены? — спросил Гаунт.

— Когда пушки танков стреляют, видны вспышки огня. Четыре-пять километров, самые окраины наружных трущоб. Их оружие настроено на максимальную дальнобойность, так что вспышки получаются высоко, а потому заметны. Это просто наблюдения, подсчеты и оценки.

Гаунт поискал скопом вспышки. Как и Нэш, он был командующим пехоты, и всегда ценил техническую оценку опытных офицеров, подкрепленную хорошей военной школой. Гризмунд считался хорошим командиром танковых войск. В этом вопросе Гаунт полностью доверял суждениям нармянина. Всмотревшись, он начал различать мигание кратких вспышек впереди.

— Ваша оценка? — спросил Нэш, также изучающий местность и, как и Гаунт, желающий услышать мнение эксперта.

Гризмунд переглянулся со своими офицерами, изучавшими местность через скопы.

— Начин?

Бригадир ответил прямо, с характерным нармянским акцентом, растягивая гласные:

— По предварительной оценке, броня в количестве около двадцати тысяч единиц. Прямой авангард, возможно также с мощным клином по линии фронта на востоке, там, возле высоких морозильных башен. Неисчислимые ракетницы и минометы, сложно отследить, но все подвижные. Сорок, может, сорок пять тысяч.

Остальные нармяне согласно закивали. Гризмунд повернулся к Нэшу и Гаунту, как раз когда Тарриан присоединился к группе.

— Начин свое дело знает не хуже меня. Вы слышали его цифры. Множественная полковая атака. Мощная бронетанковая сила. Но — если верить словам комиссара Каула — даже не десятая доля от общего количества.

— Можно предположить, что остальные военные силы продвигаются в обход через шахтерский район, болота, возможно, даже через восточные наружные трущобы и западные притоки Хасса, — непреклонно заметил Нэш.

— Так или иначе, я не могу прикинуть общее количество, — прибавил Гризмунд.

— С вашего позволения, сэр, — промолвил Роун, и Гаунт кивком разрешил продолжить.

Роун указывал на пейзаж уверенными жестами ловких рук, рук убийцы.

— Если судить по вспышкам огня, как предложил генерал Гризмунд, становится заметно, что они складываются в четкую линию, контур. Теперь соотнесем с падением снарядов. Самая дальняя линия падения снарядов — ее видно по взрывам и дыму над пожарами — почти совпадает с этим контуром, возможно, километра полтора между танками и линией огня. Можно предположить, что это пространство занимает идущая впереди танков пехота.

Нэш кивнул, впечатленный оценкой танитского офицера.

— Мы не можем судить об их тактике, исходя из своей собственной, — продолжил Роун. — Фес, я насмотрелся на тактические просчеты, которые допускали хаоситы на поле боя, но если предположить, что они не планируют истребить собственные войска, и учитывая максимальный возможный предел погрешности, это дает нам ясную картину пехотного авангарда. По скромнейшим оценкам одной линии, я бы сказал, что мы ждем в гости более полумиллиона. Удвоим линию, удвоим цифры, утроим ее…

— Может, мы и старшие офицеры, но уследили за твоей математической мыслью, майор, — сказал Гаунт, и остальные невесело рассмеялись. — Хорошая оценка. Спасибо.

— По меньшей мере миллион, — сказал Маколл внезапно.

Все оглянулись на него.

— Сержант разведки?

— Прислушайтесь, сэр, — сказал Маколл, и все прислушались, но услышали лишь неумолчный вой снарядов, его эхо и грохот взрывов.

— За ударами, нотой выше, как скрип, как ветер.

Гаунт изо всех сил пытался вычленить описанный звук из грохота бомбежки. Он услышал слабый отзвук того, что описал Маколл.

— Лазганы, сэр. Столько лазганов, открывших огонь одновременно, что отдельные звуки сложились в единый протяжный визг. Нужно… до хера лазганов, чтобы вышел такой звук.

В хвосте группы Даур заметил адъютанта Гаунта Майло, который подошел к самому краю Западной стены и смотрел вниз. Адъютант был всего лишь юнцом с бледной кожей, украшенной синей татуировкой, что, похоже, было принято у большинства Призраков.

Хромая, Даур подошел к нему.

— Что видишь? — спросил он.

— Что это? — спросил Майло, указывая на восток. Вдалеке, вокруг изгиба могучей Куртины, за Сондарскими и Вейвейрскими вратами и рудниками, огромный черный поток два километра вширь и пять в длину выступал из улья. Он выглядел, как поток смолы. В Куртине есть отверстие четырнадцати метров, чтобы выпустить его.

— Террикон, — ответил Даур. — Это… гора каменной крошки и переработанной руды — отходы литейных и шахт. Одна из достопримечательностей улья, — засмеялся он.

— В Стене дыра в этом месте.

— Террикон старше Стены. Она была построена вокруг него.

— Да, но это брешь в обороне.

— Не волнуйся, она хорошо защищена. Пятый дивизион моего полка, терриконовцы, отряжен защищать это место: двадцать тысяч человек. Они относятся к работе серьезно. Кроме того, Террикон сам по себе — коварная дрянь: крутой, опасный, постоянно осыпающийся. Через него пробраться, наверное, не легче, чем через саму Стену. Враг потеряет тысячи на этом направлении!

Даур ободряюще улыбнулся и, отвернувшись, вернулся к группе.

Майло было жаль его. У Даура не было опыта войны с таким врагом, он не знал, как они разбрасывались жизнями и сколько солдат готовы были положить на достижение целей. Солдаты улья и тактика, которой они придерживались, были слишком сконцентрированы на опыте сражений со здравомыслящим врагом.

В основной группе Гаунт посмотрел на коллег-полководцев.

— Оценки?

— Слишком много танков для пехотной контратаки, но еще хуже подпускать этих ублюдков к Стене, — сказал Нэш.

— Я хотел бы вывести мои танковые дивизионы, чтобы встретить их там, — сказал Гризмунд. — С поддержкой всех бронетанковых частей Севгрупп. У нас еще нет потерь. Если мы остановим их в наружных трущобах, не подпуская к главному улью, то авангард сможет клином врезаться прямо в сердце вражеского войска. Из-за своего невероятного количества линия очень растянута. Так бы действовал я. Бронетанковая контратака, прямая и неожиданная, выбьет землю у них из-под ног — отбить пространство, открыть путь для маневра и зайти с фланга, отрезая им доступ к резервам. И прокопать путь для пехоты.

Нэш охотно согласился:

— Я с удовольствием поддержу подобный организованный отпор.

— Как и я, — сказал Гаунт. — Они заняли слишком много места. Мы должны остановить их — хотя бы на западе.

Гризмунд кивнул.

— Врата на этой стороне улья нужно открыть. Я с удовольствием дам бой этим ублюдкам, сколько их там ни есть, но мне нужно место для мобилизации машин и маневров. И я лучше займусь этим там, в трущобах, чем буду ждать, пока они притащатся под самую Стену.

— Или за нее, — добавил Роун.

— Что-то новенькое, — улыбнулся коллегам Гаунт. — Три полковых офицера сошлись в выборе тактики.

Раздался всеобщий хохот, прерванный вскоре первыми визгами пусковых установок на башне, вновь открывших огонь, когда навесы убрали.

— Эти планы не согласуются со стратегией генерала Штурма, — сказал Тарриан откуда-то сбоку.

Гаунт оглянулся на него.

— Я чувствую себя неловко, когда политофицер использует неопределенное слово «согласоваться», комиссар Тарриан. Что вы имеете в виду?

— Я так понял, тактические соображения по проведению боевых действий в ходе конфликта уже находятся на рассмотрении у маршала Кроу, в Стратегическом комитете Штаба домов и у представителей благородных домов. Я слышал, они получили полную поддержку вице-маршала Анко и комиссара Каула.

— Звучит, словно все уже решено! — прорычал Нэш, и его тяжелый подбородок, покрытый серой щетиной, выдвинулся вперед.

— Так мы время теряем тут? В чем смысл этого осмотра, если они уже все решили? — спросил Гризмунд.

— Мне уже доводилось иметь дело с генералом вольпонцев, — заметил Гаунт кисло. — Вне всякого сомнения, он видит себя самым главным офицером Гвардии на всей этой арене, а старейшины улья превозносят его в этом качестве. Но он не склонен к открытой конфронтации. Он скорее займет нас чем-нибудь, пока сам будет принимать свои решения. Например, этим… осмотром достопримечательностей.

Гаунт резко развернулся, чтобы взглянуть на Тарриана.

— А ты знал, каковы его решения, не так ли, Тарриан?

— Я не в праве их сообщать, полковник-комиссар, — ровно сказал Тарриан.

— Держать Стену, оставить ворота закрытыми, сдавать без боя все, что снаружи, окопаться для долговременной осады, надеяться на Щит, Куртину и на то, что военные силы внутри улья Вервун будут сдерживать натиск врага вечно, ну, или пока нас не сломит зима.

Все оглянулись. Закончив реплику, капитан Даур пожал плечами, игнорируя убийственные взгляды, бросаемые командиром УКВГ.

— Планы были распространены этим утром, пурпурный уровень доступа. У меня нет оснований полагать, что такого доступа нет у высшего эшелона офицеров Гвардии.

— Благодарю, Даур, — сказал Гаунт. Он снова посмотрел на Тарриана. — Мы с генералами желаем увидеть Штурма и маршала. Немедленно.

Пятеро солдат в охряной форме тихо продвигались сквозь облака пыли по коридору разбомбленного магазина. Снаружи танк прогрохотал по морю обломков, некогда бывшему Наружной трущобной улицей 287/fd.

Солдаты носили охряную полевую форму, черные кожаные ремни, полированные новенькие лазганы. На головах у них были закрытые композитные шлемы, похожие на широкие ухмыляющиеся лица, словно размытые черепа, с плюмажем Феррозойки, прикрепленным сверху.

Группа проверила каждый проход в развалинах, в которые они зашли. Гол Коли слышал зловещий скрип приглушенных вокс-переговоров.

Он скользнул обратно в укрытие и подал рукой жест, понятный его спутникам. Они отступили в укрытие тени и пыли.

Гол позволил пятерым солдатам зайти достаточно далеко вглубь коридора, чтобы последний из них встал на фальшпол. Затем он подсоединил оголенный конец провода к терминалу.

Мина вырвала кусок коридора и уничтожила последнего солдата на месте, а того, что шел перед ним, убило осколками, шрапнелью и обломками костей взорванного товарища.

Еще трое упали, затем поднялись, стреляя вслепую в дым. Яркие иглы лазерного огня пронзили его, словно рыбки, скользящие в мутной воде.

Гол вышиб фальшстену и обрушился на одного, пробив острием кирки шлем и череп.

Сержант Халлер спрыгнул с балки под потолком, где прятался все это время, и вырубил еще одного, придавив весом собственного тела, а затем добил из автопистолета.

Оставшийся зойканский ублюдок переключил лазган на автообстрел и стал бешено им размахивать. Его короткие выстрелы пробили ширму у стены и выпустили кишки автокузнеца Видора, собиравшегося выскочить из укрытия.

Несса выскочила из-под мешков, под которыми пряталась, и всадила нож в затылок зойканца. Она не выпускала перемазанный кровью нож, с криком проворачивая его, пока солдат бился в конвульсиях. К моменту, когда он осел, голова была почти отпилена.

Гол поспешил вперед, поднял Нессу и оторвал ее от трупа. Она, дрожа, протянула ему нож.

— Оставь себе, — шепнул он. Она кивнула. Барабанные перепонки были повреждены близкой бомбардировкой на седьмой день, так что она никогда не будет больше слышать, если только ей не проведут дорогостоящие операции и не установят имплантаты — то есть, проще говоря, она больше никогда не будет слышать. Она была медиком-стажером в трущобах. Не низ из низов, но очень, очень низко в классовой пирамиде улья.

— Ты молодец, — показал знаками Гол. Она улыбнулась, но страх в глазах и кровь на лице сводили на нет улыбку и красоту девушки.

— Нелегко далось, — сигнализировала она в ответ. Она научилась показывать знаками свои комментарии уже давно. Капитан Фенсер, Император упокой его душу, хорошо учил ее и объяснил, что она не могла контролировать громкость голоса, оглохнув.

Гол огляделся. Халлер и члены второй команды Гола забрали у мертвецов четыре рабочих лазгана, два лазпистолета и несколько батарей к ним.

— Вперед! Пошли! — приказал Гол, сопроводив свои слова энергичной жестикуляцией для глухих. Из его девяти человек шестеро были лишены слуха. Он бросил прощальный взгляд на тело Видора и кивнул в знак уважения. Ему нравился Видор. Жаль, что отважному автокузнецу не дали шанса сразиться. Затем он вывел свой отряд из коридора.

Они вышли из магазина, вернулись кружным путем по боковому проходу к выжженной капелле Экклезиархии. Тела братьев Министорума лежали повсюду, и над ними роились мухи. Они не покинули свое святилище, даже когда начался обстрел.

Халлер прошел к алтарю, выровнял слегка покосившегося имперского орла и почтительно опустился на колени. По лицу потекли слезы, но он все же догадался выразить свои муки и молитву к Императору знаками, а не вслух. Гол заметил это и был тронут двойной верностью солдата — Императору и их безопасности.

Гол привел свой отряд в часовню, распределил ополченцев прикрывать входы и искать возможные пути для побега.

Земля затряслась, когда танк смял магазин, в котором они устроили свои ловушки.

Под прикрытием взрывов он осмелился говорить, одновременно показывая знаками.

— Давайте найдем, кого убить, — сказал он.

— Группа, шестеро, движется с запада, — прошипела швея Банда, готовя лазган и выглядывая в полуразбитое окно.

— Строимся «буром», как и прежде, — сигнализировал Гол Коли. — Строимся за мной. Устроим-ка еще одну западню.

Лорд Хеймлик Часс отослал сервиторов и телохранителей. Глава охраны, Рудрек, по инструкции носящий оружие зачехленным, пытался отказаться, но Часс был не в настроении спорить.

Один в прохладной, сумрачной капелле дома Часс, в верхних уровнях Главного хребта, лорд усердно молился душе бессмертного Императора. Призраки его предков высились вокруг него, увековеченные в статуях. Хеймлик Часс верил в призраков.

Они говорили с ним.

Геноключом, хранившимся в его семье многие поколения, он открыл шкатулку у верхнего алтаря между стазисными криптами семьи. Он поднял обитую бархатом крышку, слыша стон древних магнитных полей, и вытащил Амулет Иеронимо.

— Что ты делаешь, отец? — спросила Мерити Часс. Голос дочери испугал его, и он едва не уронил драгоценную вещь.

— Мерити! Тебе здесь не место! — пробормотал он.

— Что ты делаешь? — снова спросила она, проходя вперед под сень горящих канделябров капеллы, сопровождаемая шелестом зеленого бархатного платья.

— Это не… — Ее голос сорвался. Она не могла вымолвить ни слова.

— Да. Отданный нашему дому самим Великим Иеронимо.

— Ты же не собираешься им воспользоваться! Отец!

Он уставился в ее исполненное боли прекрасное лицо.

— Уходи, дочь моя. Это не для твоих глаз.

— Нет! — крикнула она. Она так напоминала ему свою мать, когда вот так злилась. — Я взрослая, я наследник, пусть даже наследница. Скажи мне, что ты делаешь!

Часс вздохнул и ощутил вес амулета в своей руке.

— То, что должен, на благо улья. Была причина, по которой старина Иеронимо завещал это моему отцу. Сальвадор Сондар — маньяк. Он погубит всех нас.

— Ты вырастил меня в уважении к высшему дому, отец, — сказала она, и легкая улыбка на миг озарила хмурое лицо. Это снова была ее мать, подумал Хеймлик.

— Это похоже на измену, — прошептала его дочь.

Он кивнул и поник головой.

— Я знаю, на что это похоже. Но выбора нет. Иеронимо всегда предсказывал этот момент.

Он обнял ее. Спиной она ощутила тяжесть амулета, зажатого в его руках.

— Ты должен делать то, что должен, отец, — сказала Мерити.

Словно насекомое, медленно собирающее пыльцу, вокс-дрон лениво прожужжал через всю капеллу к обнимающимся людям. Он настойчиво пищал. Часс отстранился от дочери, все еще ощущая сладковатый аромат ее волос.

— В Легислатуре проводится голосование. Я должен идти.

Мельтеша, словно мотылек, вокс-дрон парил перед благородным лордом, уводя его из капеллы.

— Отец?

Хеймлик оглянулся на любимое дитя, подавленное и напуганное холодной мраморной семейной усыпальницей.

— Я поддержу тебя во всем, что бы ты ни делал, но ты должен сказать мне, что намереваешься делать. Не держи меня в неведении.

— Обещаю, — ответил он.

Совет Причастных был сферическим театром, расположенным на Хребте, прямо над величественным залом Легислатуры, и он был отведен исключительно для благородных домов. Куполообразная крыша расписана фресками, изображающими Императора и божественные машины Марса, парящие в сияющих облаках. Столбы теплого желтого света падали вниз по периметру круглого потолка и освещали бархатные троны высоких домов. Кроме Часса, все были на месте: Гавунда, Йетч, Родъин, Анко, Кроу, Пийдестро, Номферэнти и Вьюик.

Маршал Кроу увлеченно беседовал с братом, старым и умудренным годами лордом Кроу. Вице-маршал Анко, сияющий и подобострастный, представлял генерала Штурма своему пышно разодетому кузену, лорду Анко. Комиссар Каул дипломатично приветствовал лордов Гавунду и Номферэнти. Чернь и слуги наводнили зал, бегая по поручениям, принося серебряные подносы с освежающими напитками или просто охраняя благородных хозяев с зачехленным оружием на поясах.

Гонг пробил четыре раза. С шипением отъехала позолоченная дверь в восточном углу комнаты, и мастер-законодатель Анофий прохромал в комнату, сверкая в желтом свете переливчатыми одеждами и покачивая перевязанной лентами треуголкой в такт каждому шагу, сделанному по вышитому ковру. Он использовал свой длинный золотой скипетр как трость. Мальчики-пажи держали его шлейф и несли инкрустированный драгоценными камнями вокс-пикт-дрон и Книгу Законов улья на украшенной кисточками подушке.

Анофий добрался до своего места. Он настроил серебряную трубку вокс-передатчика и заговорил.

— Благородные дома, прошу внимания. — Все оглянулись и немедленно заняли свои места. Каул, Штурм и остальные военные отошли в сторону.

Место лорда Часса пустовало.

Анофий пролистал данные на инфопланшете, который держал один из пажей, и приложил трясущийся палец к влажным губам.

— Вопрос на голосование. Ратификация подробных планов обороны, предложенных нашим благородным другом, генералом Ночесом Штурмом, была представлена вниманию присутствующих домов. Вопрос нет резона откладывать. Улей, дай Император ему богатство и долголетие, ждет.

Шестью рунами поддержки шипящие голограммы осветили зал над Анофием. Дома Родъин и Пийдестро голосовали против окрашенными в темный зловещими огнями.

— Принято, — просто сказал Анофий. Совет Причастных вновь наполнился разговорами и движениями.

Узорчатая стальная дверь с западной стороны зала открылась, и лорд Часс, сопровождаемый телохранителем, вошел в зал. Повисло неловкое молчание. Оно продолжалось, пока Часс спустился по ступенькам, пересек зал и занял положенное ему место. Обернув его длинный шелковый шлейф вокруг его трона, телохранитель и слуги отошли.

Часс осмотрел круглый зал. Несколько вельмож отводили глаза.

— Вы голосовали. Я отсутствовал.

— Вас призвали, — сказал лорд Анко. — Если отпущенное время выходит, голос конфискуется.

— Вы знаете правила, благородный лорд, — прохрипел Анофий.

— Я знаю, что меня… не допустили.

— Да полно вам! — воскликнул Анофий. — Кого можно не допустить здесь, в высшем парламенте улья Вервун. С учетом исключительности ситуации, я позволю вам проголосовать сейчас.

Часс оглянулся снова, прекрасно понимая, почему лорд Кроу отводит взгляд.

— Я вижу, вопрос был решен шестеро против двоих. Мой голос, за что бы он ни был, теперь ничего не изменит.

— Голосуй за что хочешь, брат мой лорд, — прожурчал Гавунда через украшенный серебром проволочный аугментор, покрывавший его рот, словно сжавшийся узорчатый паук.

Часс покачал головой.

— Я воздерживаюсь. В этом нет смысла.

Группа людей входила через восточный люк. Комиссар Тарриан пытался задержать их, но его оттерли. Это были Гаунт, Гризмунд, Нэш и их старшие офицеры.

— Не могу поверить в такое коварство, Штурм, — выплюнул Нэш в лицо генералу. Жильбер двинулся, собираясь спорить с роанским командиром, но Штурм остановил его резким щелчком пальцев.

Гаунт прошел напрямую к трону мастера-законодателя и выхватил инфопланшет прямо из рук растерянного пажа. Он просмотрел его.

— Значит, это правда, — сказал он, глядя на Штурма и маршала Кроу.

— Стратегические соображения генерала Штурма были приняты и ратифицированы Высшим советом, — шелковым голосом сказал вице-маршал Анко. — И я настоятельно советую вам и остальным иномирским командирам проявить немного уважения и любезности по отношению к обычаям и принятым в этом высшем парламенте процедурам. Мы не позволим нашим древним традициям оказаться попранными…

— Вы все глупцы, — безразлично сказал Гаунт, положив инфопланшет и отвернувшись. — Если больше печетесь о церемониях и традициях, чем о жизни. Вы только что совершили огромную ошибку.

— Вы обрекли на гибель этот улей — и нас вместе с ним! — рявкнул Нэш, кипя негодованием. Гаунт взял огромного роанского генерала за плечо и повел прочь от спора.

— Вы удивили меня, маршал, — глядя на него, сказал Гризмунд, еле сдерживая холодную ярость, словно боевого пса на короткой цепи. — По нашим встречам у меня складывалось впечатление, что вы кое-что смыслите в стратегии.

Маршал Кроу поднялся.

— Мне жаль, что вы разочарованы, генерал Гризмунд. Но план генерала Штурма показался мне разумным. Мы должны спасать улей. И комиссар Каул, который — позволю себе напомнить — живьем видел врага, нас поддерживает.

Гризмунд печально покачал головой.

— А что бы вы сделали? — спросил лорд Часс.

Раздались крики и протесты — все против Часса.

— Лорд Часс имеет право знать! — чистый, сильный голос Ибрама Гаунта заставил крики умолкнуть. Гаунт повернулся лицом к вельможе. — После некоторых наблюдений генералы Нэш, Гризмунд и я открыли бы юго-западные ворота и снарядили бы бронетанковую колонну, чтобы встретить противника, а следом пошла бы пехота. Фланкирующий маневр, чтобы встретить их снаружи Стены, вместо того, чтобы отдать все, что у нас есть.

— Сработало бы это? — спросил Часс.

— Мы никогда не узнаем, — ответил Гаунт. — Но мы точно знаем вот что: если ждать, пока они доберутся до Стены, нам будет некуда отступать, когда это произойдет.

— Некуда.

Благородный Часс хотел продолжить расспросы, но Совет Причастных потонул в шуме, и Гаунт вышел прочь, за ним по пятам шли разгневанные Гризмунд и Нэш.

— Комиссар? Полковник-комиссар? — В людном зале променада перед Советом Причастных, где парламентские работники и помощники из домов носились туда-сюда среди гильдийцев и представителей ординарных домов, Гаунт остановился и повернулся на голос. Высокий мрачного вида мужчина в богато украшенном бронежилете проталкивался сквозь толпу следом за ним, пряча оружие в правой руке под атласной тканью. Гаунт отправил спутников вперед с остальными генералами и повернулся лицом к человеку. Телохранитель кого-то из домов, несомненно.

Мужчина подошел и учтиво отсалютовал.

— Рудрек, лейб-гвардеец его превосходительства лорда Часса из благородного дома Часс. Мой лорд просит о встрече с вами в ближайшее удобное для вас время.

Мужчина передал Гаунту маленькую печать с имперским орлом на одной стороне и гербом Чассов на другой.

— С этим вы приняты в доме Часс в любое время. Мой лорд будет ждать.

Пока Гаунт смотрел на символ, лейб-гвардеец поклонился и отбыл, проглоченный толпой.

«Ну а теперь что? » — гадал он.

Сальвадор Сондар почти проснулся, сон покачивался на краю сознания. Жидкость вокруг него была сладкой и теплой, розовая биолюминесценция мягко светилась.

Щебет что-то бормотал ему, мягко, умиротворяюще и интригующе. Он не умолкал теперь все время, во сне и наяву.

Сондар повернулся в воде.

Что? Ну что там? Что ты хочешь?

Южные наружные трущобы горели, и пепельная завеса висела над усыпанными камнями улицами, разрываемая перекрестными ветрами, циклонами, расходящимися от самых больших пожаров.

Несмотря на свирепое партизанское сопротивление, зойканские силы продвигались через руины большими отрядами пехоты и колоннами танков, тысячами бойцов, невозмутимо движущихся сквозь хаос на север.

Первые уже были всего в километре от Куртины.