Послесловие 18 страница

Тем не менее над Полоцком висело чувство тревожного уныния. В небольшом городце помещался только князь с родней, зато вблизи серели крыши двух‑ трех весей. При давних дедах поставленный частокол обветшал, крепивший его невысокий вал зарос травой. Вся семья ходила в печальных срядах, но княгиня Горислава уже выселилась в отдельную избу вместе с обеими дочерьми и клялась Равдану, что будет нянькой при детях Прияны, лишь бы не сгинул род.

Всесвят, кстати сказать, в рассуждении этого подавал неплохие надежды. По его подсчетам, ему набежало не более сорока пяти лет. Светлые волосы его немного поседели, лицо покрылось морщинами, но в целом этот среднего роста мужчина был здоров и крепок для этих лет. Равдан с облегчением убедился, что Прияне не придется держать дряхлого мужа возле печки и кормить киселем с ложки.

– Мой отец второй раз женился, был старше тебя, – сказал он Всесвяту. – Троих мальцов еще заделал.

К свадьбе все уже приготовили: привели быка, зарезали, заложили в каменную яму жарить, чтобы к завтрашнему дню поспел. Не хватало лишь невесты…

Полоцк на своем холме стоял далеко от реки – почти за поприще. Берег Двины от ворот виден не был: между ними петляла Полота, густо обросшая ивами и кустами. Впереди своей сотни и мужиков, спешно собранных из весей, Равдан бегом бежал от городка к реке – только там следовало встречать врага и попытаться нанести ему как больше урона при высадке. Бросив взгляд вниз по течению, Равдан ожидал увидеть полсотни лодий, набитых варягами или голядью – но не увидел ничего.

Зато с другой стороны…

Над первой лодьей развевался на высоком древке красный стяг с белым соколом, падающим на добычу. Равдан только успел отметить, что уже когда‑ то видел этот стяг, причем со своей стороны поля. Два десятка отроков гребли, а на высокой корме, под стягом, сидела Прияна, в своей белой сорочке и красной поневе сама похожая на стяг. Это было так красиво, но и так удивительно, что Равдан опешил и застыл в нерешительности. Знать бы, как это понимать!

И лодьи шли не с той стороны, откуда ждали грозы. Не снизу Двины, а сверху. И Прияна сидела такая по виду невозмутимая, будто все это ее люди. Но где она их взяла? Мелькнула даже мысль – чародейство какое‑ то…

Увидев свояка, Прияна помахала. Успокоила, называется.

Первая лодья подошла к берегу, отроки положили весла, несколько их выпрыгнули на песок, подтолкнули лодью. Один подошел к Равдану и остановился в трех шагах.

– Ты ведь и есть Равдан, воевода смолянский? – спросил он с самоуверенностью, совершенно неприличной безбородому отроку перед зрелым мужем и воеводой.

– Ну я. – Равдан чувствовал, что должен знать этого парня, но не мог вспомнить, где его видел. Тянуло дать ему по шее – чтоб старших уважал, но что‑ то в глубине души останавливало.

– Я тебя знаю, ты с нами на Деревлянь ходил, – продолжал парень, и это «я тебя знаю» звучало почти как похвала. – Ну, зимой, когда мстили за отца моего.

– Это Святослав! – крикнула Прияна, все еще сидящая на корме. – Князь киевский. Он приехал за мной.

Равдан еще раз посмотрел на стяг с соколом. Все так и есть: этот стяг он видел в Киеве, в дружине Ингорева наследника.

Это объясняло непочительные повадки отрока. Но как здесь‑ то мог объявиться Святослав киевский, леший его возьми?

Князь Всесвят не постыдился задать этот вопрос. Видя, что у реки происходит что‑ то странное, но не драка, он спустился с горы и подошел вместе с родичами. И застал удивительное зрелище: на отмели выстроилась с щитами на плечах и топорами в руках сотня чужих оружников, а впереди стоял под стягом молодой светловолосый парень. Возле него – девушка, в которой Всесвят по описанию угадал свою невесту, а перед ними – изумленный Равдан. Пришельцы всем видом выражали готовность отразить нападение, но сами никого не трогали.

– Это не варяги, – обернулся к Всесвяту Равдан. – И не голядь. Это Святослав киевский. – Он кивнул на парня. – Он ехал сюда и догнал Прияну.

– Святослав?

Всесвята это имя поразило не менее, чем недавно Прияну. Но если Прияна шесть лет ждала и надеялась на встречу с ним, то Всесвят всем сердцем жаждал никогда в жизни этого человека не видеть. Русь, что уже не первый век хозяйничала в землях славянских племен – воевала, грабила, уводила полон, в лучшем случае брала дань и налаживала торговлю, но всегда непоправимо меняла дошедший от дедов уклад жизни, – явилась и сюда. Перед ним стоял тот, кто воплощал силу и власть этой руси, острие ее длинного меча. Сам Святослав киевский, наследник Ингвара, Олега, Ульва. Если бы из‑ под земли вдруг выросла стена пламени и придвинулась вплотную, это не настолько бы потрясло Всесвята. Он не просто побледнел – он посерел и осунулся. Все равно что увидел бы, как сам Змей Горыныч о двенадцати головах, пышущий губительным огнем, спускается с неба и садится на зеленый луг у подножия холма. Наяву. На самом деле.

– З‑ зачем ты здесь? – обратился Всесвят к самому киевлянину.

Ответ мог быть только один. Сделать с полочанами то, что уже сделали его предки со смолянами, ловатичами, словенами ильменскими, древлянами и прочими… Именно сейчас! Когда погиб последний сын, когда идет с заката варяжское войско из заморья…

Но Святослав стиснул зубы и не сразу ответил. Не объявляя войны, он вторгся с войском в чужие владения. Никакого права появляться здесь с вооруженной дружиной он не имел. А время стремительно уходило: со стороны берега их уже окружала Равданова сотня, ее подпирали сзади местные мужики с рогатинами и топорами. Те, кого привел с нижней Двины Богуслав, частью уже разошлись по своим весям, но большинство остались. Если драться – то прямо сейчас, пока полочане не готовы дать отпор. Чуть позже русов просто выдавят в реку и перестреляют.

Асмунд рядом кашлянул с намеком. Пора было что‑ то отвечать, и сделать это полагалось князю.

– Я пришел за моей невестой. – Святослав прямо взглянул в глаза Всесвяту. – Моя мать велела мне жениться не позже осени. И я поехал за Прияславой Свирьковной.

Повеление жениться – единственное дело, в котором взрослый сын беспрекословно исполняет волю матери. Сказанное Святославом даже отчасти было правдой. Вернее, состояло из двух частей, где правдой была каждая по отдельности. Мать велела ему жениться грядущей осенью, он дал согласие и поехал в Смолянскую землю за своей давней невестой… Сказать, что невесту он предназначил для брата Улеба Мистиновича, у Святослава не повернулся бы язык. Но не только потому, что это, как он теперь понимал, решительно не понравилось бы ни девушке, ни ее родне.

По пути сюда он все поглядывал, как Прияна сидит на корме под стягом, сама похожая на стяг. На деву славы, слетевшую откуда‑ то с небес, как те валькирии, о которых рассказывали в дружине уроженцы Северных Стран. Гребок за гребком – Святослав привычно налегал на весло, все шло вроде бы как всегда, но ощущение, что мир непоправимо изменился и стал куда глубже прежнего, не проходило. На себя вчерашнего он смотрел свысока, снисходительно, будто зрелый муж на отрока. Прияна на корме сидела выше и взирала на него сверху – так и казалось, сейчас протянет руку и поведет за собой прямо в эти голубые небеса. Какой, к лешему, Всесвят! Ни Всесвяту, ни даже Улебу он не мог ее отдать.

О хитром замысле Вестима – тайком перехватить невесту и спрятать – Святослав даже не вспомнил. А если бы напомнили – отверг бы с негодованием. Таить от кого‑ то, что он, князь киевский, забрал свою невесту? Слава Перуну, нет на свете никого, перед кем он побоялся бы заявить о своих правах!

Просто пока они наспех обсуждали этот замысел в Смолянске, он еще не представлял, о ком идет речь. А теперь, когда туманный образ «смолянской невесты» прояснился и Святослав увидел лицо Прияны, все стало иначе.

От его ответа Всесвята бросило в пот. Только сейчас он осознал, что в ослеплении горя от потери последнего сына совершил ужасную ошибку. Сам сунул руку Змею в пасть. Легко верилось, что Святослав киевский давно отрекся от невесты, оставаясь где‑ то за лесами, за долами. Но оказалось, что все‑ таки он не забыл уговор. А Всесвят, пытаясь спасти свой род, сделал шаг, лишивший его последней надежды на спасение.

– Но ты отказался от Свирьковны, когда обручился с другой! – ответил полоцкий князь, знавший, почему родичи Прияны разорвали ее прежнее обручение.

– Одно другому не мешает, – отрезал Святослав. – С дочерью Свирьки я обручился раньше – восемь лет назад. И я не отказывался. Родня ее подтвердит. – Он посмотрел на Равдана: – Скажи, воевода, разве я присылал и говорил, что, мол, на другой женюсь, а вашу отдавайте кому хотите?

Равдан поневоле покачал головой: не присылал.

– Время пришло – она будет моей женой, – закончил Святослав.

– А что с Олеговной?

– Не ваша печаль.

– Откуда ты узнал? – прищурился Равдан.

Наводило на мысли: Святослав столько лет не вспоминал о смолянах, пока они его ждали, но мигом объявился, как с дерева слетев, едва у них иссякло терпение.

– Я получил весть о смерти моего стрыя Хакона. И понял, что слишком давно не ездил в Смолянск.

– Даже слишком! – усмехнулся Равдан. – Опоздай ты еще на пару дней – и Прияна стала бы женой Всесвята. Она… Я не слышал: ты передумала?

Он посмотрел на девушку. Все тоже повернулись к ней.

– Я еще не решила, – сказала она.

Все помолчали. Ветер шумел в кустах над берегом, блестела вода Двины. Негромко гудел народ: те, кто из задних рядов не мог расслышать, пытались выяснить, о чем говорят нарочитые люди. Всесвята томило чувство, что утекают, как вода в песок, последние мгновения жизни. Перейти дорогу Святославу с его русью и остаться в живых – возможно ли?

– Ты будешь решать здесь? – спросил помрачневший Всесвят у Прияны. Отчаяние придало ему смелости: все же он стоял на своей земле. – Если ты, Святославе, не ратью на нас пришел, не пойти ли нам в город?

Все шевельнулись, но Святослав, не трогаясь с места, поднял руку, и все снова замерли.

– Я пришел за моей невестой. Прямо здесь, – он показал в землю под ногами, – я должен услышать, что ты признаешь мои права и отказываешься от своего сватовства. Если нет – я не войду в твой город… пока мы не решим это дело.

И всем было ясно, что он понимает под словом «решить». Всесвят мигом представил себя стоящим против него на поединке.

Киевские оружники как‑ то присобрались: никто не дергался, но толпа вооруженных людей вмиг приняла вид сжатого кулака, готового нанести стремительный мощный удар. И Равдан, и Всесвят оценили, чем выученная дружина, вскормленная с конца копья и взлелеянная под шеломом, отличается от наспех собранной толпы оратаев, где не все даже успели топоры с рабочей рукояти на боевую пересадить.

– Но если ты признаешь наши права на Свирьковну, то тебе не понадобится жениться ради защиты от варягов, – добавил Асмунд. – И спешить продолжить род, как будто тебя завтра убьют.

– Вы хотите помочь мне? – не поверил Всесвят.

Змей Горыныч предлагал ему уговор? Сделку? Давал средство выкупить себя и свой род?

– Я готов помочь тебе войском и даже с поиском хорошей невесты… но не этой, – Святослав посмотрел на Прияну. – Мы договоримся.

Улеб невольно дернул ртом, будто пытаясь усмехнуться. «Мы договоримся», – именно эти слова и именно с таким выражением произносил его отец, воевода Мистина, когда собирался вежливо «нагнуть» кого‑ то.

И это был первый случай на памяти Улеба, когда его решительный и нетерпеливый брат применил на деле хорошо знакомый урок.

* * *

Святослав увел дружину на ближайший луг и там велел раскинуть шатры: в Полоцке не поместилась бы даже его ближняя дружина. Всесвят пригласил его пожаловать в городец завтра в полдень. Как раз допечется бык для княжеской свадьбы…

Асмунд расставлял стражу, отроки таскали из лодий поклажу, рубили сухостой, раскладывали костры. Святослав опустил наземь свой щит с плеча. Когда он поднял голову, перед ним весьма предсказуемо стоял Улеб, держа в руке шлем. И молча смотрел на брата.

– Ну извини! – скорее раздраженно, чем покаянно, Святослав широко развел руками. – Я не хотел. Правда.

– Т‑ ты… решил… взять ее себе? – выдавил Улеб. Беседа брата с Равданом и Всесвятом не оставляла иных возможностей.

– А что я… Как ты себе представляешь: я им скажу, что забираю невесту у их князя для своего брата?

– Да! – Именно этого Улеб и хотел. – Ты обещал ее мне! И в Киеве, и здесь!

– Но я не знал… Нет, я не могу! – Святослав глубоко вздохнул и помотал головой. – Если я скажу, что для тебя… мы заберем ее, то в Смолянске будет война! И этот клюй пернатый их поддержит! – Он кивнул в сторону Полоцка. – Они все будут оскорблены, все кривичи, те и эти! Они и так едва у меня за спиной не поженились! И они это сделают, если все останутся обижены! Девку другую найдут, мало ли девок! Можно только одним средством не дать им объединиться. Привлечь смолян к себе. Если я возьму ее за себя, смоляне будут мои. А с полочанами управимся. Кто они против нас?

– Если Всесвят там… – Улеб с несвойственным ему злобным выражением кивнул на город, – не подшустрит.

– Нет. Я его убью тогда. И она это знает.

Темнело. Отрокам, кроме дозорных, разрешили спать, но Святослав еще не ложился, и многие по привычке сидели с ним. Оружники даже не задумывались: князь сидит, и они сидят. Он пойдет спать – и они пойдут. Сегодня все были взбудоражены, ожидая то ли пира, то ли боя.

– Может, все‑ таки возьмем? – Святослав поднял глаза от огня, глянул на Асмунда и кивнул в ту сторону, где ждал невидимый в темноте Полоцк. – Случай удобный.

– У них людей больше.

– Да что это за люди? Так, оратаи…

– И что дальше?

– Будем дань брать.

– И с голядью воевать? С теми викингами, что на них с моря идут?

– Какое – возьмем! – вклинился Улеб. – Там же она, в городе. Мало ли что…

Он уже понял, что едва ли Прияна ему достанется, но вовсе не желал ей быть убитой или сгоревшей при осаде городца. Видали уже, как это бывает и как потом выглядит.

Опасность такая имелась, и Святослав колебался. Никто не осудил бы его, если бы он разгромил Всесвята: тот пытался взять невесту, с которой Святослав был гласно обручен целых восемь лет. Это – законный повод для вражды, о таких войнах сколько сказаний сложено. При отдаленности Полоцкой земли другого такого случая больше не будет.

– Не надо рисковать. – Асмунд покачал головой. – Ты все получишь, сохранив дружину в целости. И девку, и даже дань со Всесвята. Он сейчас не в том положении, чтобы воевать с русью, голядью и викингами разом.

– Так вот поэтому и бери его голыми руками! – Святослав с досадой бросил ветку в огонь, не зная, как поступить. – Сидим здесь, порты протираем, а уже могли бы…

К перечню его побед уже могло бы прибавиться «и кривичей полоцких». Если бы не Прияна, Святослав уже поднял бы дружину. Перед ним лежала чужая земля, почти беззащитная. Полоцк – будто каравай на блюде. И пусть у них тут толпа мужиков – перед сомкнутым строем выученной киевской дружины они не устоят. В свои неполные двадцать лет Святослав имел достаточно опыта, чтобы знать: число – не главное, главное – умение, сплоченность и боевой дух. А всего этого у его людей хватило бы на три таких войска. Его взрастили на славе предков, которые везде и всегда искали битвы, несущей добычу, славу – или доблестную гибель. Его деды неустанно расширяли свои владения – Олег Вещий, Ингвар и те прадеды, что вели род от Харальда Боезуба. А Харальд завоевал все земли, в которые только смог найти дорогу. «Зато как его убили, вся держава и развалилась! » – напоминал ему Улеб, если они заговаривали об этом. «Ну и что? – отвечал Святослав. – Это ж потом. А он пришел к Одину самым могущественным конунгом на свете! »

Кровь предков требовала от него именно этого – поднять дружину, надеть шлем, быстро занять Полоцк, убить Всесвята, забрать Прияну и других женщин, увести полон, угнать скот, а с местных кривичей брать дань. Здесь всего несколько дней езды до Витьбеска, что стоит на торговом пути. Полон и прочее можно тут же продать и… за остаток лета успеть прославиться где‑ нибудь еще.

– Они не спят и ждут, – сказал в тишине Улеб. – Они ведь тоже знают, кто мы такие…

– Чего мы сразу‑ то не напали, пока еще девка у нас была? – буркнул Икмоша, лежащий на земле рядом со Святославом, будто огромный пес.

Святослав промолчал, но мысленно ответил: и правда. Однако от встречи с Прияной он так обалдел, что не смог подумать о таких простых вещах!

* * *

Когда все собирались расходиться с причала, Прияна хотела подойти к Равдану и вместе с ним идти в город. Но Святослав придвинулся к ней, крепко взял за руку и подтянул к себе вплотную.

– Если вы там чего не то сотворите, я возьму городец, убью всех мужиков и тебя все равно заберу, – сказал он ей в самое ухо. – Так что не вздумай. Поняла?

Прияна не ответила, а только отстранилась, вырвала руку и пошла прочь. Святослав отвернулся: конечно, она поняла.

Всю дорогу вверх по холму ее била дрожь. Не только от угрожающих слов: от ощущения его жесткой руки, дыхания, касавшегося ее волос, чувства тепла от тела, которое она ощущала всей кожей. Столько лет бывший плодом воображения, Святослав киевский вмиг стал уж слишком живым и осязаемым! Теперь она знала, каков он, ее жених. И даже сейчас казалось, что он где‑ то рядом.

Когда‑ то она хотела, чтобы он оказался похож на Хакона. Теперь ее разбирал безумный смех при мысли об этом. На Хакона он похож, как ярая молния на темную тучу. Даром что близкие родичи.

А мысль о Хаконе, как всегда, влекла за собой память о бездне. Кощеева невеста! Вслед за Городиславом она чуть не загубила и его отца. Да и рано считать Всесвята спасенным. Вздумай тот запереться с ней в городце и настаивать на своих правах, Святослав сделает, что сказал. И его не остановит, что у него дружины человек двести, а Равдан и Всесвят вместе наберут вдвое больше. Она знала Святослава всего один день, но ясно чувствовала в нем ту силу, ту привычку к борьбе и победе, при которой важна только цель. И если сил не хватит, то ранняя смерть в бою его не огорчит.

Но ведь он не один. Не важно, если здесь и сейчас с ним всего двести отроков. За ним стоит куда больше – вся та русь, что владеет землями моря и до моря. Союз полоцких и смолянских кривичей слишком еще незрел, чтобы они могли решиться противостоять сплоченной, воинственной и опытной в таких делах руси. К тому же имея под боком варягов и двинскую голядь. И если в набеге из заморья она, Прияна, не виновата, то вторую опасность, ту, что замкнула железное кольцо, на Полоцкую землю навлекла она! Потому что уж очень хотела быть княгиней.

Ей вспомнилась та щука, надевшаяся пастью на здоровенного окуня, которую Нечуй поймал руками. Много желать – добра не видать… Привыкнув гордиться собой, Прияна вдруг ощутила себя мелким окуньком, на которого нацелила пасть куда более крупная рыбина.

Остаток дня и ночь Прияна провела в избе, где поселилась княгиня Горислава и две ее дочери. Мужчины у князя спорили до утра, обсуждая непростое положение дел, но женщины почти не разговаривали. Прияна видела, что княгиня хочет быть любезной, но не знает, что ей сказать, а обе девушки смотрят на несостоявшуюся «матушку» дикими глазами. Они не говорили вслух «это все из‑ за тебя», но на лицах их, особенно у старшей, это отражалось очень ясно. По крайней мере эти две будут рады, если Святослав увезет ее отсюда подальше.

И вот занялся день, которому полагалось стать днем ее долгожданной свадьбы. С рассветом ее сводили бы в баню, чтобы смыть девичью жизнь, потом поставили бы на рушник возле Всесвята, повели бы вокруг печи… Вместо этого княгиня и ее дочери ушли в обчину – накрывать столы. Но укладки с приданым Прияны оставались увязаны: не будет она на пиру одаривать новую родню и гостей сорочками, поясами и рукавицами. Было противное чувство, будто она пыталась украсть себя саму у Святослава, но хозяин настиг похитителя.

В полдень за тыном раздался громкий, тягучий звук рога – явились русы. Впереди шагал отрок со стягом, потом Святослав с братом и кормильцем, за ним еще десятка полтора оружников. Бросался в глаза самый здоровенный – с пухлой мордой, растрепанными светлыми волосами, вызывающим видом и ростовым топором на плече. Но Святослав пришел без щита и шлема, лишь с мечом у пояса. Сегодня на нем был легкий греческий кафтан узорного красного шелка с золотистой отделкой груди, тонкой серебряной тесьмой и мелкими золочеными пуговками. Когда Прияна увидела его в воротах, у нее упало сердце. При всем ее негодовании, не удавалось подавить невольного восхищения. Вспомнилось давнее: «Янька, вон твой жених»… Сейчас Святослав и правда походил на жениха, явившегося по невесту. И дружина ему под стать: родичи тоже в цветных кафтанах, отроки в относительно чистых рубахах – не в тех, в каких сидели на веслах.

Вместо белой свадебной вздевалки сама Прияна оделась в зеленое варяжское платье тонкой шерсти, сколола шелковые петли на груди позолоченными застежками из наследства Рагноры, повесила бусы. Не так уж ей хотелось понравиться Святославу, но пусть он, привыкший в Киеве к греческой роскоши, увидит, что она тоже не простота чащобная. Прияну била дрожь. Она сама не знал, чего сейчас хочет, на что надеется и чего боится. Восемь лет она жаждала выйти за Святослава киевского. И вот он приехал, чтобы на ней жениться, готов даже биться ради этого с Всесвятом. Но за время ожидания она накопила столько обиды за его пренебрежение, что больше не признавала за ним прежних прав. Тем не менее при одной мысли о нем почему‑ то падало сердце и слабели ноги.

И она добилась своего. Святослав остановился перед обчиной, где ждали его хозяева, княгиня Горислава уже держала рог, намереваясь приветствовать гостя по обычаю – но он глянул в сторону, заметил Прияну и застыл. Она стояла, гордо выпрямившись, и вид у нее в богатом варяжском платье, в очелье с серебряными подвесками, с длинной косой, сбегающей по плечу, был поистине княжеский.

Ему даже вдруг подумалось о матери: сколько лет та стояла превыше всех жен русских, но Прияна рядом с ней не потеряется…

– Будь цел, Святослав Ингоревич! – Княгиня Горислава подошла и протянула рог. – Коли с добром пришел, то пусть дадут тебе боги мира и блага под нашим кровом…

В голосе ее звучала затаенная горечь. Пытаясь избежать одной опасности, Полоцк навлек на себя другую – и эта нагрянула куда раньше и быстрее. Но Святослав не обратил внимания: он привык, что на него везде смотрят как на медведя, который вот‑ вот бросится. И гордился грозной славой руси, внушавшей трепет даже тем, кто ее еще не видел.

Когда Святослав принял рог, от сердца у хозяев чуть отлегло: теперь их связывал с опасным гостем обет мира, пусть на тот короткий срок, который он проведет под их кровом.

В обчине стояла прохлада и пахло сушеными травами. Набилось множество народу: Всесвят с родней, Святослав и Равдан с дружинами, у раскрытой двери теснились старейшины ближних весей, в тревоге ожидающих, что принесут эти переговоры – мир или войну и разоренье. На Святослава, который в таких молодых годах уже возглавлял самую грозную силу в этой части света, смотрели как на живого выходца из древних преданий. Пожалуй, кроме Прияны: с выходцами из сказаний она сама состояла в близком родстве и на своего припоздавшего жениха смотрела скорее с негодованием, чем с трепетом.

Княгиня налила меда в братину, подала мужу; отпив, тот передал Святославу и далее по кругу. Дочери Всесвята стояли в дальнем конце, приглядывая, как челядинки прислуживают за столом. Отроки внесли части печеного быка, хозяин стал оделять гостей. С трудом Всесвяту удавалось скрыть досаду и сожаление: вместо прекрасного лица Прияны ему приходилось вглядываться в замкнутое лицо светловолосого парня с мечом на боку, который имел власть смахнуть городок с холма над Полотой, будто снег с пенька. Вместо свадьбы ему предстояло совсем иное «веселье», которое вполне еще могло кончиться чьей‑ нибудь тризной.

– Послушай, Святославе, – начал Всесвят, в котором гордость боролась с осторожностью, а все выслушанные за ночь доводы не вполне победили законную досаду. – Давай поговорим с тобой…

– Я затем и пришел, – тоже не без досады ответил Святослав.

Но если Всесвят желал с наименьшим уроном для чести избежать каких бы то ни было сражений, то Святослав саму попытку разговора, отказ от немедленной битвы считал уроном своего достоинства. Всесвят не ошибался, прозревая в строгих чертах этого юного лица свою смерть. На попытку решить дело миром Святослав пошел из‑ за Прияны. Даже не из опасения, как бы ей не повредить. Внезапно проснувшееся ощущение сложности мира удерживало от привычных способов, прямых и неумолимых, как клинок рейнского меча. Ну, хотя бы пока он не пообвыкнет в этом новом мире.

– У тебя, я знаю, две невесты, обе княжьего рода…

Но Святослав поднял ладонь, и Всесвят умолк.

– Про это я не буду говорить. Свирькова дочь – моя. – Святослав бросил короткий взгляд на Прияну. – С этого начнем беседу. Если не согласен – мы пойдем.

Он изобразил готовность встать, его люди перестали есть. Не требовалось гадать, что последует за их уходом. Причем немедленно. Сейчас.

– Я признаю, твои права на нее старше моих, – сказал Всесвят, не удержавшись от того, чтобы бросить раздраженный взгляд на Равдана.

В это глупое и очень опасное положение его поставил Станибор и другие родичи Прияны, против воли сделавшие его соперником киевского князя. Но он признавал и правоту Равдана, сказавшего ему ночью: «Святослав восемь лет не вспоминал про эту невесту. Понадобилась она только теперь, когда проложила след в новые края. Ему не нужна Прияна, а нужен повод наброситься на тебя». – «Могли бы заранее догадаться, что он так поступит! » – в досаде отвечал Всесвят, движимый естественным человеческим стремлением найти виноватого. «Мы не догадались. Мы все эти годы имели дело с Хаконом, а он… был другой, даром что родич».

Хакон стремился к миру с жителями той земли, куда его занесло военное счастье родни, и к довольству в согласии. Святослав же воплощал бесконечное стремление своего рода вперед, к новым победам. И Прияна, пытаясь от него уйти, невольно указала ему такую возможность.

– Невест на свете много, – вступил в беседу Асмунд. – Для князя уж верно сыщется. Тебе же, Всесвяте, не столько жена нужна молодая, сколько подмога от варягов обороняться. Что у вас с нижней Двины слышно?

Заговорили о варягах.

– Эйрик – это, видать, Эйрик из Бьёрко, старого Бьёрна сын, Олава брат, – сообразил Асмунд. – Второго не знаю. Если он из Хейдабьюра, может, Алдан его знает, он оттуда. – Воевода по привычке оглянулся на дружину, хотя знал, что Алдан с Велесем Мистиновичем остались в Смолянске. – У Ингвара ладожского уговор со свеями положен: в наши земли ратью не ходить, своих не пускать, о чужих упреждать.

– Они и не в наши земли пошли, – напомнил Святослав. – По нижней Двине пусть гуляют, до голяди мне дела нет. В общем, так, – он положил ладони на стол и посмотрел на Всесвята, – предлагаю вот что. Я на это лето и зиму дам вам войско, пусть встанет у Креславля. Если кто появится – прикроют. А до будущего года я пошлю к Олаву и скажу: на верхней Двине – моя земля, и ты ее не тронь. До Креславля делай что хочешь, дальше – назад. Олав брата отзовет, иначе я их купцам дорогу в булгары и греки перекрою – Бьёрновых сыновей свои же на части разорвут. А вы мне за это дадите дань легкую – по кунице с дыма. И… чтобы уж совсем шло все ладно, дочь твою дашь моему брату Улебу в жены.

Он взглянул на дальний конец стола, где стояли, напряженно слушая, Горислава и ее дочери.

Улеб, этого не ожидавший, вскинул глаза. Ни о чем таком они не говорили: Святославу это пришло в голову только здесь, когда он обнаружил, что у Всесвята есть дочери. И увидел отличный способ возместить брату потерю невесты, дав взамен другую, почти такую же.

– Дань давать? – повторил Всесвят. Посмотрел на толпившихся у двери полочан. – Погоди… надо мне с мудрой чадью посоветоваться…

– Советуйся. – Святослав встал, и вслед за ним поднялись его люди, так слаженно, будто составляли часть его самого. – До завтра я здесь. На заре уйду. Договоримся – из Смолянска пришлю войско, нет – справляйтесь как знаете. Ты тоже готовься, – обратился он к Равдану. – Вместе поедем.

Слегка поклонился: дескать, спасибо дому, – и пошел к двери. Прияна провожала его глазами, но он не оглянулся.

* * *

Святослав ушел, но оставил ощущение своего присутствия – настолько сильное, что хотелось поискать его глазами. Каждый, кто говорил и кто слушал, постоянно ощущал на себе его спокойный, выжидательный взгляд, как взор самой судьбы. Что‑ то в его внешности и повадке с первого взгляда внушало убеждение, будто этот человек – особенный: он имеет право иметь все, чего желает, и делать все, что считает нужным. Он принадлежал к племени, которое не получило свое имя от родной земли, а само дало имя тому краю, где поселилось. Но честолюбивые его устремления далеко еще не исчерпаны; русь была как река, что лишь набирала силу, отходя все дальше от истока. Русская земля начиналась там, куда приходила русь, и род Всесвята, два века с лишним живший на Полоте, почувствовал, что, будучи обнаружен Святославом русским, уже поэтому оказался под угрозой. Та грозная река, что омыла уже немало краев, докатилась и до них.