Автор: Erwahlt 6 страница

Заснуть уже не получается, как ни стараюсь, хотя через час голоса стихают. Наверное, с дороги всё же устали и решили восполнить недостаток сна. Вместо того, чтобы насладиться тишиной, выбираюсь на кухню и делаю себе завтрак самостоятельно. Я не собираюсь есть никакие хлопья, поэтому сковородка мне в помощь, обойдусь простой яичницей. Хочешь жить – умей вертеться; спасибо, мудрый человек. Если моя мать не в состоянии сделать элементарные вещи, то я попробую как-нибудь обойтись без её помощи.

К моему удивлению, яичница получилась вполне сносной. Они купили помидоров, поэтому я их добавил в свой завтрак, решив, что будет вкуснее. Жаль, колбасы нет. Такими темпами я из сына превращусь в дочку. Какая перспектива-то, чёрт возьми.

В кофеварке обнаруживаю кофе. Ну, хоть это за меня уже сделали, а то, сдаётся мне, мои дни будут наполнены чудесными вещами, которых я раньше не касался. Смотрю в дверной проём и включаю телевизор, не собираясь убавлять громкость. Ничего толкового нет, утренняя передача, как я понимаю, маму больше не интересует. По спортивному каналу повторяют какой-то футбольный матч. То, что надо, все орут, комментатор обладает прекрасным громким голосом… Пусть спят, я на них посмотрю.

Походит на детский протест, но я не знаю, что мне делать. Просто не знаю, как с этим бороться, кого просить о помощи, да и какая тут может быть помощь. Сходить к гадалке-шарлатанке?

- Томми…

Мгновенно вздрагиваю от вкрадчивого голоса. Вот так и задумывайся, собственная мать доведёт до сердечного приступа в моём юном возрасте.

- Что? – равнодушно спрашиваю я, принимаясь за яичницу.

- А почему не хлопья? – практически обиженно вопрошает мама.

Хороший вопрос. Я всегда ем хлопья на завтрак? Боже мой, какую прелесть я о себе узнаю, у меня, оказывается, привычки изменились.

- Я ненавижу хлопья, - отвечаю непринуждённо, пусть понимает, как хочет.

- Ладно, - она мнётся, вздыхает. – Сынок, может, ты убавишь чуть-чуть? Мы просто очень устали, а тут так кричат…

- Да? Я тоже вчера очень устал! – повышаю голос и раздражённо выключаю телевизор.

Подхватываю тарелку и чашку кофе и, оставляя в который раз за сегодняшнее утро поражённую маму одну, удаляюсь к себе и закрываю дверь.

Душит злость. Я раздражённо кидаю тарелку на письменный стол, ставлю чашку так, что часть кофе выплёскивается, и в изнеможении присаживаюсь на постель. Куда я попал? Такое впечатление, что это рай-ад. Именно в таком сочетании я узнал этот перевёрнутый мир. Сначала влюбился – или понял, что был влюблён? – в Билла, к которому мне уже сейчас заявиться хочется, а теперь вот познакомился с родителями. Своими причём.

Спохватываюсь и возвращаюсь к остывающей яичнице. Еду приходится запихивать, но это ничто по сравнению с тем, что было и что будет. В комнате противно тренькает телефон.

- Бл*ть, да что это?!

Мимолётом замечаю, что смс от Диди, но первым делом спешу убрать звук на входящие сообщения. Давайте ещё всего меня перекроим!

«Её мать требует сделать аборт», - читаю я. Прекрасная мать, заботится о благополучии дочери и думает о её будущей семье меньше, чем сама дочь. Понимаю, что мои же мысли мне перечат, но я пребываю в таком состоянии, что трезво мыслить не удаётся. «Вот и танцуй! » - посылаю ответ.

Раздаётся несмелый стук в дверь, мама пытается войти, безрезультатно нажимая на ручку.

- Том, пусти меня, нам надо поговорить.

Молчу, а потом запальчиво бросаю:

- Я завтракаю.

Эта драматическая комедия начинает меня бесить. Доедаю остатки яичницы и залпом выпиваю подостывший кофе. Благоразумно решив, что мама ещё не ушла, выхожу без посуды.

- Том! – тут же налетает она. – Что случилось?

Машинально закрываю за собой дверь, словно не хочу пускать её в спальню.

- Да всё прекрасно. Но ты пьёшь минералку, не готовишь, и вам на меня плевать. Больше ничего не случилось.

Прохожу мимо неё и на этот раз запираюсь в ванной. Мне хочется избить себя за своё поведение, но все слова сами срываются с языка, я даже подумать не успеваю. Я так всегда жил, здесь я так жил всегда, это очевидно. Но у меня не получается принять простой, но такой паршивый факт: я не хочу так жить. Это просто болото.

Весь день стараюсь не выходить из комнаты. Обнаружил, что задано предостаточно уроков, поэтому мне есть чем заняться. Родители суетятся или вдруг затихают, точно в квартире никого нет. Такие моменты особенно привлекательны. Наверное, я заболеваю какой-нибудь фантазийной болезнью, потому что меня тут же тянет представлять, что я нормально живу. Но это всё бред, к моему превеликому сожалению. Надеюсь, всё образуется в самое ближайшее время, хоть как-то, мне уже становится неважно, - либо пусть вещи возвращаются на свои места, либо я привыкаю. Честно говоря, спокойствие и примирение с ситуацией – самые важные ценности на данный момент.

Ближе к обеду в мою комнату тихонько стучат, и я, состроив приличный вид, не выказывающий недовольства, открываю маме дверь. Та стоит в домашнем широком платье, подвязанном поясом. Такое ощущение, что она носила его, когда была килограмм на двадцать потяжелее, а выкидывать почему-то отказалась, теперь таскает. Но, сколько себя помню, моя мама всегда хорошо выглядела в этом плане.

- Том, извини, что отвлекаю, но в гостиной… - внутри что-то ёкнуло на серьёзный тон мамы. – Там на окне что-то, я не могу понять.

- Сейчас.

Молнией вылетаю из комнаты и подбегаю к окну. Никаких надписей, к счастью, нет, но пятно от моих втираний довольно внушительное. А в спальне ничего не осталось.

- Я пробовала смыть, но в конце концов решила, что это с уличной стороны.

Показательно провожу пальцем по стеклу, мысленно чертыхаясь. Нужно сообразить какой-нибудь достойный и не слишком дебильный ответ.

- Не знаю, откуда это, - это очень сообразительно. – Может, сверху кидались.

Сверкаю улыбкой и, напоследок пожав плечами, удаляюсь обратно в свою берлогу. Я ещё не отошёл, и меня немного потряхивает, всё-таки ожидал увидеть очередное творение неизвестного. Видимо, мои способности по помывке окон никуда не годятся.

После этого эпизода задание по немецкому делается ещё медленнее. Задали ерунду, больше писанины. Через какое-то время у меня снова получается сконцентрироваться на уроках, и я даже прекращаю думать о постороннем, отодвинув на задний план дела насущные. Нужно почаще занимать себя чем-то нудным, но необходимым, чтобы было нужно по-любому сделать. Из этой прекрасной концентрации вырывает звонок Аниты.

- Привет, Анит. Ты только проснулась? – с усмешкой интересуюсь я, косясь на часы.

Уже два. Что-то засиделся я над учебниками, пора сворачивать ботан-кампанию.

- Ага, - тянет девушка. – Мы после этой набережной обратно ко мне пошли. Не все, конечно, но от количества народа, знаешь ли, не зависит.

- Это понятно. Не сильно мучаешься?

Анита хочет ответить, но хрипит и прокашливается. Видимо, совсем недавно проснулась и тут же решила обзвонить всех на предмет выявления ужасов. Кого-нибудь да поднимет из постели, это точно.

- Как тебе сказать… - Анита смеётся и снова кашляет. – Я звоню насчёт вас с Биллом узнать. Прости, может, не в своё дело лезу, но ты знаешь, я за него волнуюсь, а он не отвечает, - бровь тут же дёргается. – Вы с ним…

- Да, мы с ним, - без промедлений отвечаю я, сам поражаясь своей прыти.

Анита нерешительно молчит, но я чувствую, что она ещё что-то спросить хочет. Принимаюсь чертить на свободном клочке бумаге всякие фигурки и закорючки.

- Мне вчера показалось, что вы под конец поругались, - наконец, говорит она.

- Нет! – заверяю я Аниту, бросая чертить ерунду. – Просто поспорили немного, всё нормально. Ты не обижаешься, что мы с вами не пошли? – в свою очередь интересуюсь я.

Всё-таки действительно нехорошо, но при воспоминании об окончании вечера не могу не улыбаться.

- Не беспокойся, всё в порядке. Главное, что на основной части вы были. Ну, ладно, пока. Рада, что у вас всё хорошо.

- Спасибо. Удачно отойти!

Анита смеётся и кладёт трубку, а я опять принимаюсь прокручивать в голове своё отношение к разным людям. Чувствую, что динамика доброжелательности набирает обороты, и что-то во мне затухает с неумолимой скоростью. Может, я чего-то не понимаю уже, не помню, но тех протестов, что были в первый день, нет. Период адаптации какой-то очень короткий выходит, но я ведь сам хотел привыкнуть или вернуть всё, как было. По всей видимости, за меня кто-то решает, косвенно помогая.

Уверен в том, что скучаю по родителям. Четвёртый день ведь пошёл? Проворачиваю в голове последние события, убеждаясь, что четвёртый. Не думал никогда, что за короткий срок могу по ним соскучиться. Как сильна власть обстоятельств. А ещё мне бы хотелось сделать что-нибудь этакое, Ида в помощь, Кай в соратники… Да, со стороны вся эта компания смотрится не больно привлекательно, но, чёрт, я же там был, и меня что-то удерживало.

Через полчаса отправляюсь обедать. Мама жутко довольная, слушает отца, рассказывающего байки то ли своей молодости, то ли о работе.

- Сегодня самообслуживание, - сообщают мне, и я осторожно подхожу к плите, будто оттуда на меня должно выпрыгнуть что-то ужасное.

Пахнет очень даже вкусно, и я про себя удивляюсь кулинарным способностям отца, которые мне доселе наблюдать не приходилось. Много ж я открываю. Может быть, надо согласиться, что стоит стерпеть некоторые преобразования ради каких-то странных и небывалых раньше моментов.

- А что это?

- Много будешь знать – скоро состаришься, - весело поясняет отец, и я только хмыкаю в ответ.

На сковороде мясо, обильно чем-то политое и, кажется, с сыром.

- В холодильнике салат с курицей, - говорит мама.

На миг в голове что-то проносится, но я, как обычно, не успеваю поймать. Почему-то очень хочется задать один глупый вопрос, и я не удерживаюсь:

- Салат и курица?

- Салат с курицей. Ну и что, что с мясом? – по-своему понимает мой вопрос мама. – Какая разница-то?

- Да нет, всё нормально.

Родители продолжают болтать, телевизор почти неслышно бормочет, мужчина в очках на фоне карты страны вещает о погоде.

Всё вдруг преображается и в очередной раз кажется проблематичным, а разбираться с неурядицами мне жуть, как не хочется.

- Вкусно, - с улыбкой говорю я, кивая отцу.

Тот улыбается и продолжает разговор с мамой. Я заблуждаюсь или действительно сижу тут исключительно формально? Стараюсь есть быстро, чтобы свалить отсюда как можно скорее. На меня давит атмосфера, и любые положительные мысли словно блокируются.

- Спасибо.

- На здоровье! – весело отвечает папа.

Загружаю тарелку в посудомойку и сбегаю к себе. В комнате уже душно потому, что я сижу с закрытой дверью. Беру мобильник и выхожу на балкон. На улице не очень тепло, и меня приятно обдаёт прохладным ветерком, напоминающим, что сейчас всё же осень и листья желтеют не от того, что им так захотелось.

Поигрываю телефоном, раздумывая, просто позвонить Биллу или куда-нибудь его пригласить. Или сориентироваться по ситуации? Останавливаюсь на последнем варианте и набираю заветный номер. Гудки идут так долго, что я уже подумываю перезвонить попозже, но Билл отвечает.

- То-ом, ты меня спас! – восклицает он, немедленно вызывая у меня улыбку. – Меня бы сейчас убили, - слышу, как на заднем фоне что-то падает и, похоже, разбивается. – Чёрт, Анель!

- Билл, что там происходит? – со смехом спрашиваю я, уловив в голосе интонацию истинного страдальца.

- У нас полный дом гостей. Из Австрии прилетели Шпинглеры, - я, видно, должен был слышать раньше эту фамилию, - родители, разумеется, безумно обрадовались, наприглашали их к нам с этим ужасным ребёнком; Шпинглеры с собой притащили ещё шесть человек, в итоге у нас пир горой, а я сижу с отвратительной дочерью Шпинглеров, которая только что расколотила мой аквариум.

- Аквариум? – я же был у него, но не видел никакого аквариума!

Охватывает паника: а вдруг я и что-то из насущного не помню?

- Да. Представляешь, вытащил его только сегодня, хотел купить парочку рыбок, а эта… А Анель его расколотила.

Слышу детский смех. Злобный детский смех. Мне никогда не доводилось наблюдать, чтобы дети так страшно смеялись.

- Сдаётся мне, тебя оставили с монстром, - сочувственно говорю я.

- Не то слово! – Билл шумно вздыхает. – А я-то думал, мы с тобой где-нибудь погуляем. У меня ещё уроков ворох.

Я едва не выдаю легкомысленное «не делай», но вовремя спохватываюсь, меня что-то останавливает. Как будто с языка срывается всё меньше слов, не подходящих ситуации и… людям?

- А когда они уедут?

- Такое ощущение, что минимум через неделю. У них всё только начинается, хотя они уже часа два свою бурную молодость вспоминают.

- Похоже, день такой. Мои на кухне занимаются тем же, мне даже не смешно.

Билл затихает, словно прислушивается, затем раздаётся пронзительный визг, и он тут же принимается прощаться:

- Она что-то нашла, - судорожно произносит Билл. – Том, я побежал, до завтра.

Ответить уже ничего не успеваю: кладёт трубку.

Ну, немного поговорили, хотя спасение Билла, кажется, провалилось с треском. А точнее со звоном. Интересно, он рыб для наблюдений приобрести хотел или это чисто эстетический порыв?

***

Будильник звонит как-то слишком странно, другой музыкой. Тянусь к телефону, чтобы отключить этот давящий кошмар, с закрытыми глазами наблюдая что-то из сна. Тот же самый, но ничего дальше женской руки я вспомнить не могу.

Беру мобильник и с удивлением понимаю, что никакой это не будильник, а звонок, причём от Билла. Его там за этой Анель всю ночь присматривать оставили? Наверное, она не спит ради того, чтобы доставать окружающих. Я её не видел, но мне уже страшно.

- Привет.

- Том, - голос у Билла, как у человека, поддавшегося чужому неблагородному влиянию.

- Ты что натворил?

Он переливчато смеётся, и я думаю о том, что был бы рад всегда просыпаться вот так. Пусть даже сейчас ещё шесть не стукнуло.

- Ещё ничего, - голос у него подозрительный. – Но собираюсь.

- О, Боже. Почему так рано?

- Военные тайны не выдаём. Я стою у твоего дома и готов ждать не более пяти минут, так что поторопись. И возьми рюкзак или сумку. Обязательно!

Ответить мне не позволяют. Ещё пару секунд валяюсь в постели, пытаясь вникнуть, что же он удумал, почему так рано и что мне сейчас-то делать. Потом подрываюсь с кровати и несусь в ванную, по дороге сбив ковёр и едва не растянувшись на полу. Я бы, наверняка, сломал нос. Быстро умываюсь, точно тренируюсь перед армией, и отваливаю одеваться. Из спальни родителей не слышно никаких шевелений, значит, я их не разбудил.

В последний момент вспоминаю, что ещё утро и беру с собой толстовку, надевая на ходу. Лифт опускает меня чересчур медленно, кажется, что такими темпами я засну в этой кабинке и будет мне сниться, будто меня одолела клаустрофобия, которой я вообще-то не страдаю.

У входа ждёт Билл с широкой улыбкой и задорным блеском в глазах. Весь его вид выражает заинтересованность в деле, о котором я пока ещё ничегошеньки не знаю.

- И что Ваша честь прикажет делать?

- Взять часть баллончиков, - как-то маниакально оповещает Билл.

И тут начинается совершенно непонятное мне действо. Ко мне в рюкзак кочуют баллончики с аэрозольной краской, которой рисуют граффити, Билл вручает мне какой-то эскиз и вопросительно на меня смотрит.

- Что?

- Не хочешь сказать мне, что это супер, ну и всё такое?

Билл потирает запястье, будто только что снял тяжёлые браслеты, и с лёгкой полуулыбкой наблюдает за мной. Шевелиться мне удаётся довольно просто и без привлечения посторонней помощи, но эта затея в голове с трудом уживается.

- Что ты хочешь испоганить таким варварским способом?

- Ха! – Билл упирает руки в бока и пинает меня в колено носком кроссовка. – Ещё раз так скажешь, я тебя самого разукрашу.

Поднимаю руки в сдающемся жесте и для пущей важности мотаю головой, дескать, ничего против не имею и спросил чисто из приличия, которое Билл, похоже, решил частично истребить.

- А тебе это вообще зачем надо? – спрашиваю, когда мы уже идём по немноголюдной улице.

- Смена действий, привнесение нового в жизнь и прочая муть.

Понятливо киваю, хотя на самом деле мне всё равно неясно, на кой фиг это всё Биллу надо. По-моему, он прекрасно олицетворяет новую жизнь и без подобных выходок. А если ещё подумать, то мне вся эта затея кое-что напоминает.

- Лучше бы в лес съездил, там бабочки.

- Ты меня, конечно, извини, но у тебя что-то со знаниями по биологии? – Билл смеётся, а мне остаётся разбираться с этими самыми отсутствующими когда-то знаниями.

Я ведь, в принципе, не мог поумнеть, значит, всё глупость. Некоторые вещи, наверное, остаются неизменными, несмотря ни на что.

- Я не гений-селекционер, между прочим говоря.

- Ты с ума сошёл? – мгновенно вскидывается Билл. – Том, ты что?

Он смотрит так серьёзно, словно я выдал государственную тайну, и меня теперь должны посадить за измену родине. Не въезжаю в эту его реакцию, мне становится не по себе, и хочется перевести тему на что-нибудь более приятное и менее путанное, потому что порою я не понимаю простых вещей, так как они всего-навсего не принадлежат мне, моим мыслям и планам, которых не было, да и сейчас, честно говоря, не больно прибавилось.

- А что случилось? Почему ты так отреагировал?

- А хирургия?

Я останавливаюсь на секунду, но возобновляю ходьбу, поражённо моргая. Сдаётся мне, лучше не переспрашивать удивлённым тоном, иначе Билл отреагирует ещё более неадекватно, и вся его задумка по привнесению нового полетит в тартарары. Она уже намеревается лететь, судя по тому, как озадачился Билл.

- Но это ведь не окончательное решение, ещё целый год впереди, и курс стремлений вполне может сместиться.

- Ты никогда так не говорил, - тихо произносит Билл и замолкает.

Несколько минут мы идём в тишине, спускаемся в подземку и возобновляем разговор, только усевшись на места.

- Ладно тебе, Билл, - сжимаю его руку и взглядом пытаюсь передать отсутствующую на самом деле уверенность.

В свете последних событий и впечатлений мне начинает казаться, что Билл переживает за моё будущее больше всех остальных вместе взятых.

- Ты мне только обещай, что у тебя с учёбой всё будет нормально. Я не хочу быть занудой, и ты понимаешь, что это не так, но я помню, что было в прошлом году. У меня нет желания к этому возвращаться и вытягивать всё заново. Не закапывай себя.

Его слова оказывают на меня сильное действие, я тяжело сглатываю и не могу отвернуться и начать смотреть хотя бы перед собой. Мне безумно жаль, что я не помню этого. Что-то важное в моей жизни, внутренний переворот, который устроил Билл, а я только теперь испытываю чувство благодарности, да и то на пустом месте. Со своей стороны, разумеется.

- Я тебе благодарен, - и это сказано честно, я ему очень благодарен, но не за что-то конкретно, а за всё вместе: за эти дни, в которые меня запихнули, за которые так быстро трансформировались мои взгляды, исчезли протесты по поводу некоторых вещей, за которые я немного, но узнал Билла.

Улыбается, снова вводя меня в заблуждение насчёт того, не умеет ли он читать мысли. Билл немного сползает вниз и устраивает голову у меня на плече, невесомо положив ладонь на моё запястье. Во мне разворачивается что-то тёплое и приятное, я точно наполняюсь изнутри веществом из положительных эмоций, которыми щедро делится со мной этот человек. Повезло мне из этого мира. Повезло так, как ни разу в жизни не везло в прошлом, отходящем на второй план и превращающемся в далёкую иллюзию, почти выдумку, если бы не отчётливые картинки. Но они стираются, я это чувствую.

Объявляют очередную станцию, и Билл поднимается.

- Нам выходить, - объявляет он.

Я подхватываю свой рюкзак и с собачьей преданностью выхожу вслед за ним, отчего-то испытывая смутные догадки, что часть людей из ещё не полностью набитого вагона провожает нас взглядами.

- А куда мы идём? Я не спросил даже.

- Это говорит о твоём доверии, так что я предпочту не удивляться, а радоваться. Мы идём на стоянку одного отеля. Здесь недалеко.

Недалеко я знаю только один отель, четыре звезды вроде бы. Билл не стал замахиваться на пять (для начала, наверное), но с другой стороны он уже замахнулся на раскрашивание.

- Слушай, а ты не думаешь, что это так… Нас в участок заберут, если поймают.

- И что? – почти равнодушно интересуется Билл, а я вдруг замечаю в его голосе что-то до дрожи знакомое.

Эта интонация безразлична всего лишь на слух, на самом же деле он, наверняка, поглощён своей идеей, ведь порою хочется сделать какую-нибудь дрянь, чтобы потом за неё отчитываться, это тоже обладает своей степенью веселья. Но не в участке.

- Что ты красить хочешь?

- Ты думал, отель? – Билл хохочет, и я через пару секунд присоединяюсь к нему, чувствуя, что мне заметно полегчало. – Высокий забор на стоянке обновим.

- Ну, это другое дело.

Ощущаю прилив сил и шагаю уже бодрее. Перед поворотом на стоянку мы замедляем шаг и выглядываем сначала осторожно, чтобы убедиться в отсутствии или единичности людей. К нашей радости, среди автомобилей ни одной живой души не видно, и мы с Биллом просачиваемся на стоянку и уверенно идём к заднему забору, который сейчас прикрыт парой машин.

Билл лезет в свой рюкзак и достаёт альбомный лист с эскизом.

- Я не собираюсь опошлять заборы, меня интересует сам процесс. Поэтому пишем просто название улицы.

- Это рациональное решение, профессор Каулитц.

Делаю жест, точно поправляю очки и, деловито нахмурившись, киваю.

- Я знал, что Вы оцените.

К моим губам припечатывают поцелуй, насладиться которым я, естественно, не успеваю, и вручают эскиз.

- Билл, а тебе известно, что нарисовать такое с первого раза как бы… - не могу найти подходящих слов. – Я рисовал граффити, но…

- Ты рисовал граффити?

Сморозил чушь. Чушь, которая в этом мире не происходила. В горле немного пересыхает, но я стараюсь держаться твёрдо.

- Было пару раз, - подтверждаю с улыбкой. – Так вот. Я рисовал давно, но такое мне всё равно не выдать.

- Ну, а я не рисовал вообще, - счастливо заявляет Билл, а мне уже представляется наша мазня.

- Может, лучше домик и солнышко? – не особо надеясь на принятие предложения, спрашиваю я.

Билл смотрит на меня, как на полного кретина, и качает головой.

- Ну, схематично-то можно.

- Ну, схематично можно, - практически передразниваю. – Я рисую контуры, ты закрашиваешь.

- Хорошо, - без возражений соглашается Билл.

Я только молюсь, чтобы рука хоть что-то вспомнила, потому что, согласно моим воспоминаниям, подобная практика у меня была довольно давно, и я вполне мог вообще забыть, как это делается.

Чёрной краской несмело провожу первую линию и оценивающе смотрю на пространство, на которое нужно поместить название улицы. Мог бы что-нибудь покороче выбрать, что ли.

- Не замирай, Том: тут в скором времени жизнь полным ходом пойдёт.

А нам действительно повезло, что здесь сейчас никого нет. Без промедлений начинаю вырисовывать контур надписи, Билл делает его жирнее, в местах закруглений оставляет тонкими или же наоборот добавляет краски в два раза больше.

Мне что-то подсказывает, что вошедшего на стоянку человека мы благополучно не заметим, и в участок нас всё-таки заберут. Поглядываю на Билла, подмечая, что разрисовывать забор ему ну очень идёт. На нём светлые джинсы, не настолько узкие как обычно, языки кроссовок выпущены, сверху надета тонкая белая кофта. В голове проходит чёткая ассоциация со спортом, и я думаю, что мне бы хотелось его куда-нибудь затащить. Хотя бы из одного эстетического любопытства.

- Тебе интереснее разглядывать меня, чем рисовать?

- Спорный вопрос, - с напускным безразличием отвечаю я и, быстро запечатлев на его губах поцелуй, возвращаюсь непосредственно к нашему занятию.

Какое-то время нам удаётся рисовать вполне себе спокойно, а вот потом начинается действо, перевернувшее мои представления об истинной цели нашего присутствия здесь.

- Что вы делаете? – орёт мужчина в форменной голубой рубашке с пакетом мусора в руках. – Прекратите! Охрана!

- Бежим, - со смехом выдавливает Билл.

Мы скидываем баллончики в рюкзаки и бежим вдоль забора достаточно большой стоянки. Я слышу, как пакет мужика шлёпается на асфальт и он с ужасным топотом несётся за нами.

- Охрана!

Не могу унять смех. В углу стоянки навалены ящики, и Билл без промедлений забирается на них и перепрыгивает через забор, я за ним. Как раз в это время, видимо, поспевает охрана, мужик на той стороне вовсю матерится и ругает нерадивых охранников.

- Быстро на ту сторону, они…

Дослушать уже не успеваю: мы сворачиваем в какой-то узкий переулок, пробегаем мимо контейнеров, к которым, видно, направлялся мужик, а выбегаем уже на улицу, по которой обыкновенно ходим в школу.

- Чёрт… - от резкого бега дыхание потрясающе сорвано, и говорить проблематично.

Мы приваливаемся к зданию и пытаемся отдышаться, периодически посмеиваясь.

- Правда, эта пробежка стоила часа рисования какой-то муры?

Хочу утвердительно ответить, но вместо этого только смеюсь сильнее, не в силах вымолвить ни слова.

Солнце поднимается на безоблачном небе, обещая погожий осенний денёк. Я бы хотел отлучиться от обыденных забот и куда-нибудь махнуть. Мне не нужны горячие пески на морских пляжах, не отказался бы от самого простого отдыха, но без повседневности. Ах, да, ещё обязательное условие – присутствие Билла рядом.

- Честно говоря, я не сразу догадался, зачем тебе это надо. И, скажи, ты ведь всё продумал? Ну, отель этот, переулок.

Билл согласно кивает.

- На литературу мы, конечно, всё равно опоздаем, но это был самый оптимальный вариант. Если не хочешь, можно даже не дорисовывать.

- Пошли, - отлепляемся от стены и неспешно бредём по улице, не особо заботясь о том, что совсем скоро начнётся урок. – Они всё равно закрасят. Вот прямо сегодня, я уверен. Ответь честно, зачем ты всё придумал?

Билл призадумывается и пожимает плечами.

- Просто так. Ведь ты делаешь что-то просто так?

На этом «просто так» держатся многие вещи. Люди кучу всего делают без каких-либо поставленных целей и желаний достигнуть определённого результата. «Просто так» - это бесполезная причина и глупое оправдание, без которого человечество жить пока не научилось.

- Разумеется. В школу придём, увидишь.

У меня есть одна идейка, и я хочу воплотить её в жизнь. Что-то подсказывает: некоторые моменты двух параллелей удивительным образом пересекаются. Геометрия над жизнью не властна.

***

В школе тихо, даже рьяных прогульщиков сегодня не видно где-нибудь в укромном углу раздевалки или на этажах за колоннами, где, по их мнению и надежде, учитель обязан не заметить.

Мы с Биллом твёрдо вышагиваем по школе, иногда прислушиваясь к тому, что говорят за той или иной дверью. На физике отчитывали какого-то восьмиклассника, к крикам учителя пару раз присоединялся нестройный хор голосов. Никакого чувства товарищества.

У кабинета литературы Билл кидает на меня быстрый взгляд и, постучав, заходит. Я просачиваюсь за ним и встаю рядом, с улыбкой наблюдая за реакцией средних лет преподавательницы, фрау Телль.

- Вы опоздали, уважаемые, - безэмоционально оповещает она нас о том, что мы и так знаем. – Почему?

- Смотрите, есть два варианта. Первый благодетельный, а второй более реальный, но, спешу вас заверить, оба честные.

Замолкаю, чувствуя какой-то дикий прилив сил. Класс заинтересованно переводит взгляд с нас на Телль, предчувствуя хороший концерт. Билл, невидимо для остальных, дёргает меня за рукав толстовки и, кажется, сдерживается от смешка.

Застывшая было учительница приходит в себя и принимается исполнять свои прямые обязанности:

- Трюмпер! – получается как-то на выдохе, и добрая половина класса падает со смеху. – Трюмпер, не смей так со мной разговаривать. Что с тобой?

- Это означает первый вариант или второй?

Билл отворачивается, усиленно делая вид, что засмотрелся на дверь позади нас, а я продолжаю наслаждаться вшивенькой, но комедией.

- Всё, садитесь на места, мы потом об этом поговорим.

- Вы не психолог, - выдаёт Билл.

Я надеюсь, звучит это не слишком враждебно, потому что проблемы должны иметь определённую границу, иначе тебя лишат лакомства исключением из школы.

- Ну, всё!

Телль снова поднимается, яростно вперив в нас взгляд. Она откидывает длинную прядь волос и подходит к нам.

- Мы помогали одному человеку размяться с утра. У него некоторые проблемы, а мышцы разминать надо. Из-за этого мы не завтракали и потому решили перед интересными дискуссиями по литературе зайти в кафе.

- Выметайтесь немедленно! – Телль визжит так, что я жажду закрыть уши, но слабо дышащее приличие позволяет только поморщиться.

Билл пожимает плечами и утаскивает меня из кабинета. Выглядит он странно: слегка пришибленный, но вроде довольный. Он с улыбкой вздыхает, когда за нами тихо захлопывается дверь, и приседает на рядом стоящую лавку.