Автор: Erwahlt 4 страница

- Что сама Франци делать собирается?

Диди обхватывает голову руками и резко потирает лицо. Он пока молчит, а я уже продумываю варианты от аборта, который не по душе Диди, до желания оставить ребёнка, которое Диди тоже не привлекает.

- Аборт она делать боится. Обещала сегодня или завтра поговорить с матерью, но сдаётся мне, это произойдёт много позже.

- Какое позже? А потом ей в клинике скажут, что аборт делать поздно. В больницу она ходила вообще? – Диди отрицательно мотает головой. – А о чём Франци думает?

- Я не знаю, Том. Вот ты представь, что тебе… - он замолкает, а я закусываю губу.

Ну да, мне такого явно не скажут с моей жизненной позицией. Вот только Диди не знает одного момента, за счёт которого я вполне могу представить подобную ситуацию. Правда, решение от этого не приходит на ум.

- Если вы сейчас поженитесь, то не сделаете лучше ни себе, ни этому ребёнку, который неизвестно в какой обстановке будет расти. А если вы разведётесь?

- Я её люблю, - не очень убедительно тянет Диди.

- Я вот на тебя смотрю, и мне кажется, что ты либо врёшь, либо просто пытаешься в это верить. По-моему, такое чувство – это не та вещь, которую стоит себе навязывать. Разберитесь, что вас останавливает жениться, а что – избавиться от ребёнка.

Звучит отвратительно, меня снова передёргивает. Я бы не хотел говорить ничего подобного, но ведь это действительно здравая позиция. Жизненных примеров до хрена и больше, хотя я думаю, что во всеобщеизвестной среде вращаются большей частью те, у кого исход был далеко не счастливым. Вообще-то я не интересовался статистикой, но случайно услышанные факты посвятили меня в вопрос именно с негативной точки зрения.

- Я не хочу никакого ребёнка, мне не до этого. Я люблю её, но не хочу ребенка, - с остервенением говорит Диди. – Не-хо-чу.

- В чём проблема? – я повышаю голос и встаю с дивана. – Скажи ей об этом. Или тебя прельщает перспектива изображать счастливого папашу, когда она тебе родит, а в душе костерить всех и вся?

Диди обречённо качает головой. Мне остаётся только давить на его слабоволие, заставляя сказать Франци всё, как есть, не мучая себя и не обманывая её.

- Она не сделает аборт, - едва слышно произносит Диди. – Мы всю ночь говорили.

- Да понял я, что вы всю ночь говорили, - присаживаюсь на подлокотник кресла, оказываясь напротив друга. – Но ведь ей не хочется детей?

- Она боится.

- Чего боится – аборта или рожать?

- Всего! – заводится Диди. – Мы оба зависим от родителей, мы ещё учимся, и у нас как бы далеко идущие планы. Но Франци детей любит и в будущем мечтает завести двух деток. И она думает, что аборт может не очень хорошо отразиться на этом. Ты понимаешь?

Я понимаю. Но у меня нет желания видеть Диди, убитым столь изощрённым способом. Он ведь привяжет себя к этой девушке, а она, устав однажды от ссор и нервов, уйдёт от него, прихватив ребёнка. Спрашивается, с какой целью они мучились вместе?

С другой стороны, я рассматриваю только печальные варианты развития событий. Меня просто не отпускает чувство, что Диди её не любит, что им вместе удобно и они просто пара. Единственное – я не знаю, как к нему относится сама Франци.

Звонит телефон, прерывая череду моих размышлений.

- Не говори ему, - просит парень.

Он поднимается и уходит на кухню.

- Привет, Билл. - стараюсь изобразить какую-никакую бодрость в голосе и радушие.

Собственные проблемы отошли на второй план, я полностью погрузился в историю Диди, и в какой-то степени это даже хорошо.

- Привет. Ты сегодня не зайдёшь? Совсем немного свернуть, - чувствую его улыбку, и сам не могу не улыбнуться.

Мне медленно, но верно начинает нравиться это общество, в котором я себя теряю, но обретаю это общение, полноценно заполняющее меня эмоциями и вытесняющее все загадочные вопросы и задачи, которые для меня оказались не решаемыми.

- Билл… - я не хочу ему врать, нисколечко не хочу. – Я сегодня не иду в школу, у меня… Мне надо на дачу за город съездить, там у мамы кое-какие вещи, нужно привезти к её приезду.

Выдыхаю, зажмурившись. Что-то мои способности выкручиваться сильно пострадали в страшной схватке со временем и градусами существования.

- Жаль, - разочарованно отвечает Билл на мой бестолковый лепет. – Если хочешь, я могу с тобой поехать, - вновь приободрившись, предлагает Билл.

А во мне вдруг возникает нестерпимое желание действительно поехать на дачу, взяв с собой Билла. Я разрываюсь между сторонами моей жизни, меня так всё тянет. Чувствую себя канатом в соревновании на перетягивание.

- Да не нужно, я и один как-нибудь. Учись, - с улыбкой даю я ему напутствие. – Это сейчас важно.

- Ты прав, конечно, но знай, что прогулять, если что, я не против.

- Возьму на вооружение, - обещаю я. – Ну, до встречи.

- Удачно съездить. Позвони мне вечером.

Я ему солгал. Причём так неискусно, что было глупо верить этому бреду.

Диди возвращается с бутылкой минералки и присаживается на своё место. Во взгляде у него обозначилась какая-то жёсткость.

- Предлагаешь сказать ей, как есть?

- Если хочешь, ври, что с десяти лет мечтал в выпускном классе кого-нибудь обрюхатить и жениться.

- Да иди ты! – возмущается Диди и жадно припадает к бутылке. Оприходовал он уже половину, мне остаётся только удивиться тому, насколько нервы сродни засухе.

- Ну, я же правду сказал.

Устраиваюсь рядом и включаю телевизор. Мы ни о чём не говорим и молча пялимся в экран. Идёт утренняя передача, которую любит – или любила – смотреть мама. Отца это бесило, а она отвечала, что по утрам больше смотреть нечего, а эта передача вполне себе хорошее развлечение.

- Она сегодня в гимназию пошла.

- А надо в больницу, - мрачно говорю я. – Чем дольше будете тянуть, тем хуже.

Диди отставляет опустошённую бутылку и подходит к журнальному столику, принимаясь перебирать сложенные в аккуратную стопочку газеты и журналы.

- А ты бы попросил сделать аборт? – всё-таки спрашивает Диди.

- Я же гей, - вслух фраза звучит несколько иначе, чем в голове. Мне она кажется фальшивой и ненастоящей, а вот Диди ничего подобного не чувствует.

- Ну и что.

- Может быть, я бы её так любил, что прыгал бы до потолка от такой новости. А вот в твоём случае посоветовал сделать аборт.

Диди вертит в руках бутылку, сжимает, и она трещит, что постепенно начинает действовать на нервы. Мне непросто сейчас сидеть с ним и пытаться дать совет, за который на меня потом не выльется ушат грязи и за который я сам себя не загрызу. Дело даже не в дружбе, а в том, что я сейчас своими словами могу что-то важное перечеркнуть, хотя всё при некоторых усилиях реально сделать иначе. Нет, я бы действительно хотел, чтобы у Диди всё было хорошо, но с моей стороны, по моему, может быть, не больно объективному мнению, ребёнок на данном этапе жизни ничего хорошего ни ей, ни ему не принесёт.

Я не понимаю сути этой истории. Она мне как будто бы мешает сейчас или же наоборот помогает отвлечься от себя. Я бы хотел подумать о собственной жизни и о том, как мне быть дальше, но право на это вдруг испарилось. Если обращать внимание на проблемы других и окунаться в них, то своих станет на порядок меньше, к тому же они перейдут в разряд не столь значительных. Но ведь моя значительна. Давайте ещё откроем кружок откровенности на сегодняшнее утро, и я выдам Диди свою историю, после которой он решит, что я сумасшедший и лучше меня не слушать. Кстати, хороший способ уговорить человека сделать иначе – дать совет, а потом выставить себя полным придурком.

- Ты сегодня занят? – спрашивает Диди.

Это уже неактуальный и глупый вопрос. В любом случае, вся моя занятость отправилась далеко и надолго с его приходом.

- А почему ты не хочешь, чтобы Билл знал?

- У нас с ним расхождение во мнениях, - Диди рассматривает обивку дивана, царапает её, а я почему-то думаю о том, что мягкую мебель в гостиную выбирал отец, а не мама. На самом деле, это очень странно. – Да и он всё равно узнает, если что.

- Ты подразумеваешь «если что»?

Внимательно смотрю на Диди, и мне кажется, что он сейчас ответит «нет» только из-за того, что я его так буравлю взглядом. Есть куча способов выдавить из человека нужный ответ, но иногда эти способы являются сами собой, когда ты совершенно не хочешь кого-то заставлять и ждёшь искренности.

- Вообще-то нет. Но, сам понимаешь, всякое бывает. И ещё не факт, что Франци станет меня слушать, у неё же свои планы.

- Ключевое слово – «планы». Не думаю, что под ним скрывается определение «ребёнок».

Поднимаюсь и, ничего не сказав, направляюсь в душ. Надо бы уже нормально одеться и отряхнуться от сна окончательно. Не в моих силах предугадать, в какую дверь меня сегодня запихнут, но хочется в какое-нибудь мирное место. Например, нужно купить подарок Аните. И идея с бабочками уже не кажется удачной. Кажется, придумав этот ужас, я был под действием наркотического вещества, зовущегося Биллом. Интересно, что я в нём нашёл?

Мои мысли сейчас такие ясные, каких не было с того самого момента, когда со мной случился переворот. Я могу оценивать ситуацию до и ситуацию после, свои действия… Впечатление, что во мне зародилась третья личность, ни к чему не причастная и способная рассуждать здраво. Мне этого так не хватает. Я сам нуждаюсь в грамотном совете, исключая вариант врачей, которые «могут помочь». Похоже, в случае со мной они ни черта не смогут. Есть, конечно, вариант усыпить меня, чтоб не мучился, но это как-то слишком жестоко и не по мне.

- Том, я поем чего-нибудь? – доносится до меня сквозь шум включённой на всю мощность воды.

- Ешь, - кричу я. – И мне сделай!

Надеюсь, он питается не капустными листьями, мой организм требует чего-то существенного.

Подставляю лицо горячим струям и медленно делаю воду всё более холодной, собираясь довести до ледяной. Я не преследую цель стать мега-бодрым, но водная зарядка не помешает для свежести мышления. Сдаётся мне, мои будни станут в два раза длиннее, а на это нужно больше сил. Как физических, так и моральных. Я хочу разобраться в том, что происходит. И почему именно я разбираюсь с проблемами Диди?

Больше вода не переключается, и я с удивлением обнаруживаю, что мне не так уж и холодно. Превращаюсь в хладнокровное животное, замечательно.

Выхожу из душа и, мгновенно прочувствовав разницу температур, заворачиваюсь в большое махровое полотенце. Пахнет чем-то до боли знакомым, я закрываю глаза и пытаюсь поймать воспоминание об этом аромате. Свежее полотенце, раньше они пахли по-другому, я точно помню. Утыкаюсь лицом в мягкую ткань и так и застываю, не в силах пошевелиться. По ногам неприятно стекают холодные капли, образовывая у моих ног этакое домашнее озеро, в котором стоять уже холодно, но я не могу оторваться от этого полотенца. Что-то знакомое, необыкновенно приятное и снова очень, очень знакомое. Тысячу раз знакомое. Но почему тогда, мать вашу, я чувствую себя так, будто потерял память?

Раздаётся стук в дверь, и я, точно из-за пелены, слышу невнятный голос жующего что-то Диди:

- Ты не умер, Том? – на него еда так положительно действует, что он способность шутить себе вернул?

С трудом вырываюсь из своего транса и хрипло отвечаю:

- Я сейчас выйду.

Отмираю и принимаюсь одеваться. От заторможенности избавиться сразу не получается, и на кухне я появляюсь с наверняка убийственным выражением лица, потому что Диди застывает с кружкой у рта и пялится на меня, как на привидение.

- Что с тобой?

- Яйца отморозил, - безрадостно заявляю я и приземляюсь на стул напротив.

На подносе три бутерброда со старательно размазанным по мякоти маслом и положенными сверху небольшими кусочками колбасы и сыра. Всё это венчает какой-то лист. Из Диди получился бы отличный домохозяин или просто холостяк. Он бездумно жует салатный лист, не притрагиваясь к самой булке, и становится понятно, что ничего он не встряхнулся.

- Не хочешь по магазинам пробежаться? – хлебнув щедро подслащённый кофе, спрашиваю я. – Развеешься хоть.

- А зачем?

- Что зачем? Зачем развеяться или зачем по магазинам?

Пальцами показывает, что второе: он, наконец-то, вспомнил, что к самому бутерброду не притронулся и, видимо, решил восстановить справедливость, впихнув в себя сразу половину.

- У Аниты День рождения завтра. Ты идёшь?

Диди морщится и даже перестаёт жевать. Судя по всему, о предстоящем празднике подруги он напрочь забыл. Когда у тебя проблемы, они встают на первое по важности место. А у других людей первую важность занимают другие вещи. И эти два первых места компромисс найти не могут, поэтому ты чаще всего портишь настроение тем, кому весело и у кого на первых позициях стоит нечто радостное.

- Вообще-то да, - проглотив, отвечает парень. – Спасибо, что напомнил. А что мне Франци сказать?

Нерешительно пожимаю плечами. У них стоит вопрос о ребёнке. Вот это очень показательный пример того, каким должно быть решение. Он идёт на вечеринку к Аните. Но у него вообще-то проблемы с девушкой, а точнее - с её новоиспечённым положением. Лично у меня сомнений больше нет, и я в своём совете теперь уверен.

- Бросить её будет просто по-свински. Но сейчас ты не с ней.

Диди снова уходит в глубокие раздумья. Мне же как будто делается легче: то ли душ, то ли убеждение в моей правоте сделало своё дело. Мне кажется, что моя миссия исполнена, я могу выполнять роль поддержки, но больше от меня ничего не зависит. Это их жизнь и их выбор, они должны разобраться сами. Никто не исключает советов со стороны, их нужно выслушать, но не слушать. Сколько людей, столько и мнений.

- Я загнусь, если и завтра с ней сидеть буду. Мы и так на вечер договорились.

- Снова нет родителей?

Диди пожимает плечами и закусывает губу. Тяжело это, конечно. Но на ошибках учатся, и из произошедшего нужно сделать какой-то вывод.

А вот что я могу вынести из своей истории, не знаю. Через дверной проём видна тумбочка в прихожей, на ней валяется мой мобильник, и я тут же вспоминаю о Билле. Часы на стенке дотикали до девяти, первый урок ещё не закончился. А мне хочется ему позвонить. Но сам виноват, не придумал ничего дельного, поэтому придётся порядком подождать. А с другой стороны, зачем мне ему звонить? А что будет, если я позвоню Каю? Спохватываюсь и вспоминаю, что у меня нет его телефона. Прекрасно.

- Ну, тогда за подарком?

Скидываю чашки в посудомойку, в которой посуды уже порядочно, и надо бы всё это вымыть, но решаю оставить до обеда: тарелок у нас полно.

***

Ничего хорошего нас в магазине не ожидает. Я снова путаюсь в мыслях, Диди размышляет о своей жизни, и мы бестолково проходим по торговому центру, периодически заглядывая в какие-то бутики. Консультанты везде выученные на отлично, я давно не шатался по магазинам, поэтому уже успел подзабыть, что в них улыбаются во все тридцать два и готовы растянуть улыбку ещё шире, лишь бы ты что-нибудь приобрёл. На кассах в супермаркетах чувствуешь себя раз в десять свободнее.

До крайней точки в своей мозговой деятельности Диди доходит, когда видит впереди магазинчик с детской одеждой. Я уже готовлюсь отбивать атаки, если он вдруг выдумает какую-нибудь чушь, но Диди молча пялится на витрину и ничего не говорит. В конце концов мы просто проходим мимо и заворачиваем за угол, спеша скрыться от манекенов-детей с безжизненными взглядами.

- Ты предполагаешь, что хотел бы купить?

- Нет, у меня на это плохо фантазия развита, - признается Диди.

- А давай разойдёмся и встретимся в кафе на третьем этаже через полчаса.

- Хорошо, - соглашается Диди, и мы расходимся в разные стороны.

Не могу сказать, что испытываю чувство облегчения, даже наоборот становится ещё неуютнее. Диди смотрел очень тяжёлым взглядом, возникало ощущение, что я ему чем-то обязан, но без него отрицательные чувства не пропали. Только добавились мои собственные мысли о бытии.

Однако подарок выбирается более оперативно. Мне вспоминается светло-зелёный плащик Аниты, который я неизвестно когда видел, но видел точно, и я покупаю шёлковый шарфик такого же цвета с каким-то ненавязчивым рисунком. Девушка упаковывает шарф в подарочную коробочку, и я чувствую себя даже как-то получше.

- Ваша подруга будет довольна, - уверяют меня, и я, сдержанно кивнув, вырываюсь на свободу из манекенного рая.

Как и следовало ожидать, Диди в кафе ещё нет. Он, скорее всего, прошляется все отведённые полчаса, а может, и больше. Беру себе колу и усаживаюсь к окну, лениво наблюдая за происходящим на улице. Снова начинается дождь. Кто-то убыстряет шаг, кто-то раскрывает предусмотрительно взятый зонтик. Взгляд цепляется за маму с двумя девочками. Одна из них постарше, но обе одинаково радуются крапающим каплям. Дождик «грибной»: солнце уходить с пьедестала не собирается и блистает всё так же ярко.

- Купил?

Возле меня возникает Диди, на удивление приободрившийся. Глаза у него стали не такие забитые, и вся его фигура как-то оправилась.

- Да, вот.

Поднимаю коробочку с соседнего стула и демонстрирую Диди шарф. Он в свою очередь показывает купленную подвеску, ссылаясь на отсутствие воображения и совет очередной ходячей улыбки.

- Ну, а теперь что делать будем?

- Не знаю, - безразлично отзывается Диди, и я начинаю беспокоиться, что он сейчас снова погрузится в раздумья о нелёгкой судьбе.

- Диди, ты знаешь Карен Ромберг? – без всякого перехода спрашиваю я, вдруг вспомнив свою бывшую.

Это отвлечёт Диди, это поможет мне.

- Решил сменить ориентацию?

Недовольно закатываю глаза. Он всегда ко мне цепляется с этой чисто дружеской подколкой, или виной его нерадужное настроение?

- Нет, - со слащавой улыбкой говорю я. – Знаешь?

- Впервые слышу.

Отлично. Карен толпы народа знают. Это может означать только одно – у меня совершенно точно поехала крыша, и ничего с этим на данный момент не сделать. Мне искренне хочется отделаться от того, что меня душит и мешает жить нормально, но, как выяснилось, слишком много факторов этому препятствует.

- А цыганки в окружении вообще есть? Точнее не цыганки, а похожей наружности.

Диди задумывается, и во мне начинает трепетать слабая надежда на то, что я просто перепутал имя девушки. С кем не бывает. Усмехаюсь этой мысли: я так второй день не рассуждаю.

- Нет, я не припоминаю. Тебе погадать надо? – скептически спрашивает Диди. – Я бы тоже не отказался.

- Брось, - отмахиваюсь я. – Это всё бред. Просто вдруг стал интересен контингент приближённых.

- Я знаю точно, есть один или несколько монголов.

Нда, монголы мне вряд ли сумеют чем-то помочь. А Карен может?

Диди, кажется, отвлёкся и даже задумался на тему моих вопросов. Хоть какая-то польза от неосведомлённости в нынешнем настоящем.

Меня прошибает новым вопросом, и я нерешительно смотрю по сторонам. Будет очень странно, если я спрошу, какой сейчас год или век. Не просто подозрительно, а по-идиотски это будет. В принципе, можно посмотреть на мобильнике, но я побаиваюсь ему доверять. Тем не менее, лезу в карман и слегка подрагивающими пальцами открываю календарь. 2008 год. Всё правильно. Или неправильно?

- О чём задумался? – решаю зайти издалека.

- О родителях, - поморщившись, говорит друг.

Я поджимаю губы и пытаюсь найти наиболее удачный способ подкатить со своим вопросом о числе. Ещё неплохо бы век спросить, но мне что-то подсказывает, что из двадцать первого меня выкинуть не успели.

- Диди, мы в каком году живём? – с некоторой претензией начинаю я.

- В 2008, - со вздохом отвечает он, окончательно меня убивая.

Раз начал комедию, надо доиграть, пока он меня совсем за дурака считать не стал.

- Правильно. Мне кажется, в двадцать первом веке родители должны понимать чуточку больше, чем столетие назад, так что завязывай со своими терзаниями. Так вышло, вы оба виноваты, но обратно ты время не отмотаешь.

А хотелось бы. Просто если подумать… Нет, ерунда какая в голову лезет. Я уже замечтался, пора спускаться на землю. Диди, точно услышав мои мысли, встаёт из-за стола.

- Я пойду. Спасибо, что не послал меня сегодня, - пожимает мне руку и идёт к выходу.

- Эй, Диди! – махаю коробочкой с подвеской. – Подарок.

- Да, точно.

- Завтра увидимся.

Диди кивает и на этот раз уходит окончательно, оставляя меня, наконец, наедине с размышлениями. А я уже и не знаю, хочу ли думать на такие животрепещущие для меня темы. Теперь прояснён тот факт, что я пропустил всего день из своей жизни, но этот день… Может, я где-то завис, и часть меня попала в параллельную вселенную? Ну нет у меня реалистичных оправданий случившемуся. Кроме болезни, разумеется, но мне об этом не хочется думать. По-моему, гораздо приятнее считать, что инопланетяне забрали тебя на опыты, чем что пора отправляться в дурку на добровольной основе. Такого я и помыслить-то никогда не мог.

В кафе немноголюдно, и я решаю посидеть здесь ещё чуть-чуть. Разумная – или заблуждающаяся? – моя часть переводит стрелки на Билла. Мне пока не стоит ему звонить, занятия ещё не закончились, да и вообще я на даче и приеду только вечером. Конечно, не страшно, если вернусь я немножко пораньше. А у него ведь родители дома будут. Меня это не пугает, но проблема в том, что я понятия не имею, как их зовут. Хотя есть такие чудесные обращения, как «герр» и «фрау». Единственный минус – это будет неуместно, если раньше я называл их по имени, что вполне возможно, раз уж мы с Биллом давно общаемся.

- О, смотрите, кто здесь, - долетает до меня возглас, и мне даже оборачиваться не нужно, чтобы понять, кому он принадлежит.

Нарочно не смотрю назад, пытаясь в скоростном режиме придумать тактику поведения.

- Кого ждём, Томми?

Напротив меня плюхается незнакомый парень, хотя взгляд цепляется за его фигуру очень настойчиво, что заставляет думать, будто это очередной позабытый мною человек. Он очень смуглый, брюнет с короткими волосами. В сознании что-то теплится и даже проносятся картинки, походит на демонстрацию воспоминаний героев с амнезией в фильмах.

- Не вас уж точно.

- А жаль, - рядом приземляется Кай, оставшийся стул занимает смутно знакомый мне верзила.

- Вам от меня что-то нужно?

Парень напротив ненатурально хохочет, а мне так хочется зажмуриться, чтобы попробовать удержать проскочившую картинку. Они проносятся в голове с неимоверной скоростью, и я даже приблизительно не могу сказать, что там.

- Какой-то ты неприветливый. Прогуливаешь?

Двое парней, стоявших рядом, отчалили за жратвой, и я невольно внимательно оглядываю каждого, вызывая усмешки.

- Тебе, случаем, Морган не приглянулся?

- Что вам от меня надо? – стараясь держать себя в руках, повторяю я.

Если он сейчас выдаст какую-нибудь гниль, я себя останавливать не буду и с удовольствием пройдусь по его смуглой роже.

- Мы по старой дружбе, - с дурацким, но очень привычным для меня смешком выдаёт Кай. – Ты же вчера к нам так дружелюбен был.

Что-то, поднявшееся было внутри, тут же опускается, и я, с шумом отодвинув стул, собираюсь свалить отсюда. Какой бы решительный у меня ни был настрой, с пятью парнями мне в одиночку всё-таки не справиться.

- Пока, - сухо бросаю я и стремительно выхожу из кафе.

В городе куча торговых центров, до хрена кафе, но эта компания почему-то заявилась именно сюда. Это чья-то насмешка? Или улыбка судьбы, с которой у меня явный разлад в отношениях?

Как меня взбесил этот смуглый. Я его точно где-то видел раньше, но вспомнить никак не могу. На улице приваливаюсь к колонне и глубоко вздыхаю. Всегда советуют глубоко вздыхать, когда хочешь успокоиться. Столь нужное сейчас умиротворение приходить не хочет, и я, плюнув на наставления психологов, снова погружаюсь в своё раздражение и плетусь к метро. Можно завернуть в какой-нибудь парк или, на крайний случай, зайти в кино и бездумно пропялиться в экран. Нужно скоротать время: я хочу пойти к Биллу. Дёрнул меня чёрт утром соврать ему про дачу. Можно было бы что-нибудь поискуснее выдумать, чтобы не пришлось болтаться где попало. Хотя я тогда не думал, что мне так скоро захочется с ним встретиться. Я вообще не думал, что захочется.

В подземке, как ни странно, мне даже становится легче. Наблюдаю за спешащими и не очень людьми и отхожу от собственных проблем. Уметь переключаться на других – полезная способность. Правда, я не помню, часто ли она мне пригождалась раньше. Имею в виду то раньше, где всё было наоборот. Едва сдерживаюсь от того, чтобы не засмеяться. Наоборот всё было. Точнее и не скажешь.

Забегаю в вагон и сажусь на свободное место. Мне тут долго сидеть: я решил ехать до конечной, там выйти и прогуляться. А потом к Биллу, как раз время пройдёт, и мне не придётся говорить муру на тему того, как быстро я со всем разобрался.

Рядом со мной сидит девушка в коротком платье. Одна нога закинута на другую, она ею болтает, видимо, в такт музыке в наушниках и смотрит какой-то журнал. Почему-то девушки часто чувствуют направленный на них взгляд. Эта тоже поворачивается ко мне, бегло оглядывает и, улыбнувшись, снова утыкается в журнал. У неё красивые каштановые волосы, забранные в высокий прямой хвост, лежащий на плече. Беззастенчиво разглядываю её, пытаясь обнаружить в себе хоть какой-то отклик на приятную наружность, но терплю полное фиаско.

Зато парень, стоящий у самых дверей и держащийся за поручень вызывает незамедлительную реакцию. Меня тянет улыбнуться, но я благоразумно сдерживаюсь. Хватает одной персоны, принимающей мою личность за конченного придурка, - меня.

- Эм… - раздаётся слева. – Привет.

Девушка нерешительно смотрит на меня, немного подавшись ко мне; её рука с наушником замирает в воздухе, а свёрнутый журнал норовит вот-вот скатиться на пол.

- Привет, - отвечаю, сдержанно улыбнувшись.

- Я Дэла.

- Том, - без особого энтузиазма представляюсь я, краем глаза замечая, как тот парень, которого я приметил, сел на освободившееся место.

Девушка явно хочет как-то начать разговор, но мнётся. Мне тоже неловко, к тому же, у неё на лице написано, что она не прочь завести роман, например, со мной, но я-то для этой цели ей не подхожу.

- Ты мне приглянулся, - как-то коряво произносит Дэла.

- Дэла, ты очень симпатичная, но я не по той части, - честно признаюсь я, чувствуя себя крайне странно.

Если когда-нибудь моя жизнь вернётся на круги своя, я доберусь до своих локтей и изгрызу их за этот отказ.

- В смысле… не по той? – Дэла смотрит побитой собакой, сведя брови. Губы у неё при этом как-то эстетично надулись.

- В смысле гей.

Махаю ей пальцами и спешу выйти на так кстати представившейся остановке. От неизвестно к чему привязанного стыда хочется сгореть, но я иду твёрдой походкой, предполагая, что Дэла смотрит мне вслед.

Поднимаюсь на эскалаторе и запоздало понимаю, что забыл подарок Аните в вагоне. Чёртова Дэла! Чёрт, чёрт, чёрт. Внутри поднимается волна раздражения, и мне приходится снова прибегать к пресловутому глубокому вздоху, чтобы не начать колотить по стене или по спине стоящего впереди мужчины. Ну где я забыл мозги? В прошлой жизни?

Из здания выбегаю с реактивной скоростью и, узнав улицу, иду направо, слабо припоминая, что один знакомый мне магазин с женскими шмотками находится в той стороне. Если в настоящем времени ты гей, то иногда полезно вспомнить свой опыт в качестве натурала.

Я был уверен, что тот шарфик – просто отличный подарок и Аните бы он понравился. Но не бежать же в конкретный торговый центр, чтобы купить такой же. Ещё не факт, что зелёные остались.

Захожу в магазин, и мне в нос бьёт резкий запах какого-то парфюма, отчего напрашиваются мысли о том, не подпольная ли это лавочка с духами.

- Вам подсказать? – подскакивает ко мне прыткая и всевидящая девушка-консультант.

- Мне нужен женский шарф. Хорошо бы шёлковый, светло-зелёного цвета.

Девушка улыбается и ведёт меня вглубь магазина. Проходя мимо женщины с ребёнком, она останавливается, мягко берёт у неё какую-то блузку и тут же отыскивает другую.

- Вот это ваш размер. А та большая будет.

- Спасибо, - улыбается женщина.

- Вот смотрите, - это уже мне. – Это всё шарфики. Тут не только шёлк, но они всё очень лёгкие и приятные к коже. Вы такой цвет хотите?

Она снимается один шарф и даёт мне в руки.

- Да, именно такой, - не скрывая радости, говорю я.

Он, конечно, другой по фактуре, и узоров на нём никаких нет, но мне всё равно нравится.

- Будете брать?

- Да. Заверните в подарок, пожалуйста.

- Хорошо.

Девушка проходит к кассе и упаковывает шарф в голубую коробку с лентой на крышке. Цена меня немного смущает, но я расплачиваюсь и выхожу из магазина, чувствуя, что сегодня для меня праздник Лоха. Или День лоха – как угодно.

Медленно бреду по тротуару, наслаждаясь хорошей погодой. На улице пока ещё тепло, но осень ждать не будет, и похолодание, наверняка, не за горами. Такое ощущение, что лето пролетело мимо меня, хоть я как бы прожил его целых два раза в этом году. Не уверен, но мы вроде бы никуда не ездили. В голове словно начинается короткометражный фильм, и в сознании проносятся различные летние эпизоды, там Билл, Анита, Диди, люди, которых я видел на фотографиях. И всё правильно.