Автор: Erwahlt 3 страница

- Том, обернись.

Машинально поворачиваюсь к стеклу и киваю головой. Я нормальный парень, у меня всё хорошо. Мысленно повторяю, вбивая себе эту прописную истину. Помутнение рассудка бывает, подумаешь, переволновался.

- Видел уже. Смою, плевать. Фантазии нет.

- Зато есть лестницы, - со странным видом констатирует Билл.

В эту минуту по его лицу пробегает какая-то тень, и мне даже кажется, что он тоже пострадал от чего-то непонятного, что и в нём борются два человека с разным восприятием мира, просто он это скрывает более тщательно. Или же я так увлечён собой, что не замечаю. Нужно прекратить заниматься дурью. Когда намечаются какие-то проблемы, всегда пытаешься найти поддержку рядом с тем, у кого такая же беда. Это очень ободряет морально, хотя, решив свою проблему, чужая теряет своё глобальное значение. Это эгоизм. Я думаю, с близкими он не проявляется так явно.

- Давай до завтра тогда, уберу это дерьмо.

- Да, давай.

Провожаю его до двери и коротко притягиваю к себе на прощание, всё же не сумев побороть это желание внутренним, отлично завуалированным и накрытым сотней крышек мировоззрением.

Когда за Биллом закрывается дверь, у меня внутри всё начинает ухать с удвоенной силой. Я обхватываю голову и принимаюсь натирать виски, по которым стало несильно постукивать. Сойду с ума ведь такими темпами.

Прохожу по квартире, но больше ничего подозрительного не обнаруживаю. Возможно, надпись была и утром, а я не заметил. Да и той, что в моей спальне, особой важности не придал, раздумывая над другими вещами. А если это всё связано между собой? Я никогда в жизни не нуждался так в расставлении всех точек над пресловутой i.

***

Найти что-либо в ванной оказывается крайне сложно. Всего два шкафчика, а барахла столько, что можно в нём зарыться, и тебя никто не найдёт. Я не интересуюсь премудростями стирки со всякими отбеливателями или ещё какой-то фигнёй, поэтому меня уже бесит обилие всяких бутылочек на полке с порошком. В конце концов средство для мытья окон обнаруживается не в шкафчике, а в дальнем углу, закрытое шваброй.

Думы где-то далеко, и мой план по осмысливанию происходящего терпит фиаско. Надо взять себя в руки и прекратить думать о чём-то отвлечённом. Пока был Билл, вспоминалось отлично, сейчас же впечатление, что мне поставили хороший такой блок, из-за которого круг моих мыслей резко сузился.

Часть воды из ведра выплёскивается, как только я ставлю его на пол. Шарахнуть хочется ещё сильнее, но мне не стоит сейчас разводить злобные истерики и раскидывать вещи.

На улице крапает дождик, поэтому мытьё окна снаружи представляется не самым приятным занятием, но выбора у меня нет.

- Как бы..?

Раздумывая, смотрю на ведро и в итоге ставлю его на подоконник, на котором я уже удобно примостился. Необходимо применить всю свою гибкость, которой у меня нет, чтобы это грёбаное ведро не полетело на пол, добавив мне ещё одной работки – мытья полов.

Раскрываю окно и прикидываю, как бы мне не вывалиться, а то, судя по последним событиям, фортуна от меня благополучно сбежала к более хорошему хозяину. И чем я её не устроил? Ещё и сделала гадость напоследок, суть которой я так и не смог понять.

Слово написано чем-то очень подозрительным и отвратительно смывающимся. Такими темпами я проведу на этом подоконнике весь оставшийся день, а результатом будет эта же надпись в поблёкшем варианте. Драить стекло быстро становится скучно, думать не получается, и мне остаётся только покрывать себя любимого матами.

Надо сосредоточиться. Я гей. Бл*ть.

Кажется, не с того начал. Хотя вполне нормально, что вопрос ориентации является для меня чуть ли не первостепенным, потому что от него танцуют многие вещи. Например, поэтому я влюблён в Билла Каулитца, хотя раньше испытывал к нему исключительно отрицательные чувства. А вот из этого звена следует то, что случилось нечто ненормальное и противоречащее здравому смыслу, так как сам Билл не видит никаких проблем с этой стороны, а мой лучший друг превратился в человека, за что-то меня ненавидящего. За версту понятно, что меньше всего рядом с собой Кай хочет видеть мою персону. Чёрт возьми, что я такого сделал-то?

По идее, я тоже должен его возненавидеть или просто перевести в ранг нежелательных знакомых. Смысл «наоборот» пронзительно врезается в мысли, и я принимаюсь драить стекло с ещё большим остервенением.

Ладно, если к психотерапевту ходить опасно по той простой причине, что меня отправят в лечебницу, то можно наведаться к гадалке или какому-нибудь экстрасенсу, хотя большая часть этих людей – шарлатаны, да и вообще, я не верю, что у кого-то есть подобные способности, а всяческие передачи на данную тематику не внушают мне никакого доверия. Нужно придумать что-то более действенное, к чему я мог бы подойти со всей серьёзностью и ответственностью. Кстати, раньше я этими качествами не отличался. Собственно, вблизи Билла они тоже не особенно проявляются, я вообще очень расслабленно чувствую себя в его обществе. Вот даже сейчас мне было сложно переключиться на некоторые моменты, а с ним никаких стесняющих границ.

Чую, что скатываюсь на скользкую дорожку и стараюсь вытурить Каулитца из своей головы поскорее, но в памяти, как назло, всплывают немногочисленные картинки сегодняшнего дня. Кажется, он мне улыбнулся тысячу раз, но «снимков» этой улыбки в памяти так мало (или они попросту перемешались), что я уже не различаю. Ясно только одно – мне снова нестерпимо хочется его увидеть. Зачем вспомнил?

А ведь когда-то я бросал ему ничем не обоснованные презрительные взгляды. Он меня не устраивал как человек. Да, я знал о нём совсем немного, но его увлечения и свободный образ жизни, который, тем не менее, не опускает Билла, раздражали и являлись причинами негативных эмоций. Видимо, это я – сплошная негативная эмоция, которая не умеет думать головой.

Ну вот, теперь мне мерещится, что всё на свете сводится к одному-единственному человеку, и перемена моей жизни – это игра воображения, которое достало огромное количество моих недостатков.

Считается, что чем старше человек, тем меньше у него шансов измениться, а после тридцати об этой способности людей вообще забывают. Но как меняются те, у кого которых ещё есть шанс сделать себя лучше? И с чего я об этом думаю? Я не доставлял никому сильных неудобств, жил, не принося вреда окружающим меня людям, и никто не требовал от меня кардинально поменяться или сломать стержень какой-то пакостной черты в характере. Так что я снова не о том.

Буква «н» поддалась моему напору и начала оттираться, что нехило меня приободрило, а то я уж подумал, нам что-то радикальное с окнами придётся делать. Хотя интересно, как бы отреагировали родители на такой подарок. Пытаюсь вспомнить, какие у нас были отношения раньше, но эта сторона моей жизни огорожена какой-то стенкой, и ничего толкового я понять не могу, кроме того, что меня по утрам будила мама, ибо функцию будильника я признавать отказывался. Чаще всего мы завтракали всем семейством, но отец иногда уходил на работу раньше, а ещё периодически ездил в командировки.

С девушками у меня проблем никогда не было, и я не упускал возможности привести подружку домой, когда родители отсутствовали или же пользовался радушием Арнольфа, который второй год жил отдельно от родителей и постоянно где-то пропадал, в итоге квартира часто пустовала.

А что сейчас? У меня больший багаж воспоминаний по ставшему зыбким прошлому – или это следует называть фантазией? – чем по реальному времени, в котором я не могу определить свою нишу.

Звонит мобильник, и от неожиданности я чуть не роняю тряпку вниз.

- Кому приспичило?! – на экране фамилия Феллер. А, она же должна меня пригласить на День рождения, да, я помню. – Привет, Анита.

- Привет, Том. Я не знаю, говорил ли тебе Билл… У меня послезавтра День рождения, и я тебя приглашаю. Можешь кого-нибудь взять с собой, если хочешь, - голос у Аниты очень доброжелательный, и мне даже становится не по себе от того, что я на неё вроде бы не очень хорошо реагирую.

- Да, мне Билл говорил. Я приду обязательно, спасибо.

- Тогда до встречи.

- Пока.

Разговор короткий, но он, как ни странно, немного поднимает мне настроение. Я, наверное, идиот, раз цепляюсь к людям без причины. Но ведь Анита, если не ошибаюсь, обыкновенно тоже не больно радушно меня воспринимает. Наверное, пора выходить из детских недовольств друг другом и общаться нормально, всё-таки друзья общие. Билл правильно сказал, мы контактируем с одними и теми же людьми, а друг с другом сойтись не можем, вечно появляются новые кочки.

Решаю с сегодняшнего дня сдерживать всё своё негодование, посвящённое Аните, и первым делом переименовываю контакт в телефоне с фамилии на имя. А теперь за работу, буквы не ждут.

«Н» стёрта окончательно, что не может не радовать и не внушать силы для новых побед. Конечно, покоренные вершины очень незначительны, но всё начинается с малого.

А с чего всё началось? Где точка отсчёта, которая изменила моё сознание и породила ложные представления о моей жизни? Мне начинает казаться, что они действительно ложные, а жил я так всегда. Последнее «воспоминание» - то, как я засыпаю на кухне. Но ведь странно, что я помню людей, помню их привычки и нравы… Меня неожиданно озаряет, и я застываю, прекращая натирать стекло. Ну, конечно! Нужно спровоцировать кого-то знакомого из компании Кая на какую-то определённую реакцию. Кай ненавидит молоко. Мелочь, но, чёрт возьми, он его, и правда, ненавидит!

Внизу раздаётся женский переливчатый смех, и я опускаю голову. Под мои окном стоят три девушки и тихо переговариваются, то и дело поглядывая вверх, то есть на меня.

- Никогда не видели парней, моющих окна? – кричу я им. – А сходите куда-нибудь в прачечную или в супермаркет под конец рабочего дня, вы увидите, как мужчины полы моют!

Девушки мгновенно проваливают, благоразумно решив не связываться. Если им хочется поглазеть на какие-то диковинные для них вещи, пускай посетят террариум, может, их укусит какой-нибудь чудесный питон, которого они примут за ядовитую змею. Вот посмеются.

Перекидываю уже довольно длинные косички с плеча за спину. Волосы намокли от дождя, и это не внушает мне ярого желания продолжать заниматься отмыванием чужих трудов. Как изобретательно и как в тему. Какому умнику могло прийти в голову написать такое на окне двенадцатого этажа?

Весь энтузиазм куда-то испаряется, потому что до меня необыкновенно чётко доходит, что никакой умник так сделать не мог. Если кому-то заняться нечем и хочется нагадить, раскрашивают первые этажи. На крайний случай - вторые. Ну, третьи, если там обитает ненавистный человек. А лезть к двенадцатому – чушь собачья. В сотый раз за сегодняшний день застываю, поражённый. У нас была пожарная лестница. Высовываюсь, убеждаясь, что балкона здесь нет, и несусь к себе в комнату. Надпись на стекле никуда не делась, но и жирнее, вопреки некоторым предположениям, не стала. Балкон действительно есть, однако никакой пожарной лестницы от него не отходит, и я попадаю в очередной искусно оформленный тупик моего сознания. Этого просто не может быть. Со всей силой бью кулаком по дверному карнизу и тут же сгибаюсь пополам от боли, прижимая к себе ушибленную руку.

- Это было умно, Трюмпер.

Смогу ли я прояснить хоть что-то, если позвоню родителям и переговорю с ними? Жаль, это будет очень подозрительно, и вряд ли им понравятся вопросы типа «А почему я общаюсь с Биллом Каулитцем? » или «Вы знаете, что я гей? », или «Что вчера было? Я просто не помню» - и всё в этом духе.

Один день напрочь вылетел, а ведь повернулось же всё за какой-то период. Или это произошло в одночасье, резко выбив из памяти важные моменты пятнадцатого числа? Нет, это какой-то бред, я же решил, что всегда так жил. У меня помутнение рассудка, не иначе.

Плетусь обратно в гостиную и снова принимаюсь за порядком доставшую надпись. Я уже не понимаю значения этого слова, точно сказал «наоборот» двести пятьдесят раз. Вы пробовали говорить это слово столько раз? Не советую, если честно, опасно для жизни.

Мне нужен кто-то посторонний, кто сможет прояснить ситуацию. На ум приходят различные сценарии того, почему мне надо что-то разъяснять. Например, можно шарахнуться обо что-нибудь и притвориться, будто у меня потеря памяти, и я нуждаюсь в срочном восстановлении оной. Мне расскажут подробности моей жизни, а я, может быть, обнаружу для себя что-нибудь знакомое. Сомнительная затея. А как ещё вернуть знания о самом себе?

Не могу понять – то ли я туго соображаю сегодня, то ли очень даже активно. Окно снова остаётся брошенным, и на этот раз я хватаю ноутбук и принимаюсь копаться по папкам. Всё подозрительно знакомое, мне даже чудится, что я помню, как сохранял те или иные файлы.

Наконец, натыкаюсь на папку с фотографиями, их достаточно много. Открываю первую и рассматриваю очень внимательно. На ней я один, сижу в кафе с большим стаканом какого-то коктейля в руке. На заднем плане ничего необычного – люди, сидящие за столиком, одевающиеся. По-моему, это зима или просто холодное время года, так как одна женщина надевает пальто. Официантов не видно, скорее всего, самообслуживание. Листаю дальше. Меня на фото нет, три каких-то незнакомых парня, один из них обнимает сидящую рядом шатенку. Уже хочу листнуть дальше, но вовремя замечаю тонкую руку с кольцами на пальцах и выкрашенными черным лаком ногтями, лежащую на столе. И это не обман зрения – это на самом деле рука Билла. Сворачиваю окно и смотрю, какого числа сохранена фотография. 19 декабря 2007 года. Поразительно.

Я листал снимки наверняка с нечитабельным выражением лица. Моему удивлению не было предела, но оно уже перерастало в тотальное непонимание. Все мои доводы в одночасье стали глупыми, и я вновь принялся отторгать то, что видел перед собой. Хоть убейте, этого не было и точка! Дело даже не в том, что я не помню ни секунды этих дней, дело в том, что у меня совершенно другая жизнь, я не знаю этих людей, хотя меня не отпускает чувство «где-то видел». Не вспоминаются имена, и из всех я могу выделить только Билла, Диди, Аниту и ещё нескольких человек, имена которых всплыли в памяти каким-то компьютерным эффектом: крашеная блондинка – Вильма, которая в нашей школе сейчас точно не учится, коротко стриженный брюнет - Изберт, по фамилиям – Эберль, Йессель. Всё, остальные остаются за кадром.

Уже не вглядываюсь в фотографии, пытаясь внимательнее рассмотреть обстановку, понять, где это снято и какое было событие, если оно всё-таки было. На одном фото мы с Биллом сидим странно близко, в руках бокалы, чему-то смеёмся, глядя друг на друга. Внутри всё сводит от этой картинки, и мне невольно хочется придушить того человека, кто посмел нас так сфотографировать, потому что чувства снова путаются и я попадаю в водоворот понятий, который скоро станет любимым времяпровождением. Фотография датируется 2008 годом. Мы с ним, похоже, закадычные друзья, учитывая, что практически в каждой компании, фото которой есть в этой папке, присутствует Билл.

Быстро просмотрев самые последние фотографии и убедившись, что нет там никакого компромата на то прошлое, что я помню, иду обратно в гостиную оттирать надпись. Дождь закончился, и после него на улице стало заметно холоднее, в комнате соответственно тоже. Додумался окно открытым оставить. Людей на улице прибавилось, и меня уже начинает раздражать тот факт, что добрая половина из них с удовольствием поглазеет на мои труды. Причём так будет и в моей комнате, точнее на моём балконе. Все окна выходят на одну сторону, поэтому спрятаться от людей не представляется возможным.

Может, загадочная сила, образовавшая тут дурацкую надпись, смилостивилась, а может, дождь значительно помог моему делу, но стереть остатки букв удалось без затруднений. В комнате процесс пошёл легче, что не могло не обрадовать. Всё-таки учёбу забрасывать тоже не стоит, выпускной класс и всё такое, поэтому хотя бы основные уроки надо сделать. Правда, это вызывает сильные сомнения: меня ведёт не в ту сторону, и я собираюсь позвонить Биллу. В холодильнике ничего существенного для ужина, а торчать в каком-нибудь кафе одному нет никакого желания. Попрошу его составить мне компанию.

Всего несколько часов прошло, а я уже на полном серьёзе хочу его увидеть. В меня вселился бес, и я понятия не имею, как от него избавиться, как вытурить из головы и жизни всё лишнее. Да даже если бы был способ, тогда моё существование опустеет, и я останусь в общественном вакууме, окружённый мебелью.

На толпящийся внизу народ не обращаю никакого внимания, предпочитая думать, что там никого нет. Стерев чёрные буквы, вытираю стекло и убираюсь в дом, испытывая нереальное облегчение. Если завтра появится что-то ещё в этом духе, я разнесу всё к чёртовой матери. Занятие, конечно, недостойное, но я искренне буду надеяться, что мне это поможет на эмоциональном уровне.

Сваливаю все принадлежности для уборки обратно в ванную и со вздохом звоню Биллу. Не отвечает он долго, я уже подумываю о том, чтобы прекратить трезвонить, но он всё-таки берёт трубку.

- Да, Том.

- Я отвлёк?

Молчит пару секунд, и я успеваю услышать шебуршание бумаг.

- Мы просто с Анитой занимаемся, я на беззвучный поставил.

- Ясно, извини, что оторвал. Хотел тебя в кафе позвать, а то я поужинать намереваюсь.

- Всё нормально. Давай в другой раз.

- Хорошо. Приятных занятий.

До меня слабо доходит, по какой причине я затесался в эту компанию. Во мне, оказывается, имеется интерес к биологии, но желания что-то учить дополнительно даже сейчас не возникает. Но мне определённо нравятся все те вещи, что рассказывает Билл, в его исполнении это как-то очень привлекательно звучит. И с чего я это всё взял?

Плетусь на кухню и наливаю себе сока. Есть только яблочный, а я бы не отказался от чего-нибудь более вкусного. Видимо, придётся тащиться ужинать в одиночку.

Меня накрывают неприятные ощущения. Дело в том, что в том мире, который я так хорошо помню, идти в кафе одному мне бы точно не пришлось. Я мог позвонить кому угодно, сейчас же в моих контактах три человека, которых я знаю, и ещё четыре, имена коих мне ни о чём не говорят, поэтому звонить им не рискую. Вот потеха будет, когда столкнусь с каким-нибудь приятелем, которого «узнаю» далеко не с первого раза. Ладно, это будет не сейчас.

***

Спрыгиваю с последней ступени и, издав победный клич, собираюсь скрыться за поворотом, но вместо этого впечатываюсь в разъярённую Карен.

- Хах. Здорово. Какими судьбами тут? – интересуюсь небрежно.

- У вас дверь заклинило?

- Поче..? А, да! Замок сломался, а в школу-то надо. Ну, я побежал.

< …>

- Я тебе ещё неделю назад всё честно сказал. Мне с тобой некомфортно, и я не хочу продолжать отношения.

- Пожалеешь ведь, Том, - каким-то шипением выдаёт она.

< …>

- Том… Ты привык, что у тебя всё легко, - она говорит вкрадчиво, тепло, поэтому интонация её составляет с обликом ярчайший контраст. Воды бы сейчас. – Друзья, девушки. А ты и половину этого не умеешь ценить.

- Ты очень заблуждаешься.

Карен мотает головой и притягивает меня к себе за ворот рубашки.

- …тогда посмотрим.

- Чёрт!

Со стоном падаю обратно на подушки. Меня отчего-то мутит, в голове стоит чей-то голос. Я глубоко дышу, пытаясь прийти в себя, но это мало помогает. Надо срочно умыться.

Бугу в ванную и, не потрудившись снять с себя боксёры, встаю под холодные струи, ничуть не жалея разгорячённую после сна кожу. Раскрываю рот в немом крике и в итоге давлюсь попавшей в рот водой.

- Вашу мать… - откашливаюсь и отплёвываюсь, стуча по груди.

Пребываю в ненормальном состоянии, резко накрывает слабость, и я чуть ли не сползаю по стенке. Голова кружится так, будто я весь день вливал в себя высокоалкогольные напитки, а теперь просто помираю.

- Какая дрянь.

Стоит мне закрыть глаза, как в сознании возникают разные картинки. Ощущение, будто сон перетёк в реальность, и мне с этим уже ничего не сделать. Мне снился «последний» день, реплики уже стёрлись, но свои действия могу восстановить покадрово. Вот только абсолютно не хочется этого делать.

Лишь сейчас замечаю, что сижу в углу душевой кабинки, и вода попадает на ноги, а надо на лицо, чтобы я очнулся. Поднимаюсь и увеличиваю напор. Постепенно туман перед глазами, в котором рисовались картинки, рассасывается, голова уже не кружится, зато знатно болит. Я не хочу, чтобы завтрашнее утро стало таким же, тогда у меня будет такое расстройство психики, что самостоятельно с ним точно справиться не сумею.

Запоздало замечаю, что оставил дверь в ванную открытой, и через щель не пробивается никакой свет, в комнате темно. Мокрый, возвращаюсь обратно. Просто прекрасно. Оху*тельно прекрасно!

- Так со мной не шутили, - нервно посмеиваясь, говорю я в тишину.

Сотовый извещает, что ещё только полтретьего ночи. Значок зарядки мигает, перечёркнутый, и я ставлю его заряжаться, пока он не отключился окончательно. Утром точно забуду.

Мне не нравится идея такого пробуждения посреди ночи. После холодного душа не чувствую никакой сонливости, сердце загоняется, будто я явился с соревнований по бегу. Даже не знаю, как можно в таком состоянии снова заснуть. Почему мне это приснилось? В мыслях мелькает надежда, что я проснулся в «своей» жизни или просто проснулся. Если это был обыкновенный сон, я готов пообещать кому угодно и практически что угодно, лишь бы это больше никогда не повторялось, мне хватило.

Как уже проверено на практике, есть быстрый и действенный способ узнать, в какой реальности я нахожусь, - пролистать контакты. Ещё можно зайти в спальню к родителям. После этой мысли надежда резко тухнет и уже хочет свалить отсюда, будучи обиженной. Они бы точно сбежались ещё на мои крики в душе. Значит, в квартире их нет. Мне всё-таки хочется верить, что это какое-то недоразумение, что они просто крепко спят… Я не хочу в персональный кошмар, который прямо противоположен моим представлениям и знаниям о собственной жизни. За что мне эта лихорадка?!

Переодеваюсь в сухое бельё и иду на кухню. Может, попробовать заснуть за столом? Идея вызывает приступ смеха, но он звучит так жалко в пустой квартире, что мне самому становится тошно. Глаза уже привыкли к темноте, поэтому решаю не включать свет. Если я сейчас волью в себя чашку кофе, то остаток ночи мне точно придётся провести в бодрствовании, поэтому останавливаюсь на чае, хотя не являюсь поклонником этого напитка.

Меня душит надежда на то, что всё прекратится. Мне так безумно хочется всё прекратить. Подхожу к окну и прижимаюсь лбом к стеклу, тут же шарахаясь назад.

- Только не это.

Показалось, что там надпись. Быть не может. Чайник тихо-тихо гудит, и этот аккомпанемент даже как-то успокаивает. Я снова подхожу к окну, одёргиваю занавеску и с великим облегчением выдыхаю. Вот уж точно спокойствия мне теперь не видать с таким отношением. Никакой надписи на стекле нет, игра воображения, оптический обман, что-то, но не надпись. Меня, наверное, кто-то целенаправленно сводит с ума; жаль, я не могу понять, чего этим можно добиться.

- Успокойся. Успокойся, - внушаю я себе, чётко проговаривая каждый слог.

Накатывает какое-то бессилие, с которым я не в состоянии бороться. Чайник выключается, и я спешу налить себе горячего чая. Вряд ли это как-то приободрит меня, но на войне все средства хороши. А у меня самая настоящая война. Против реальности. Такого точно никто и никогда не расскажет, не объяснит, как бороться. Компьютерная игра, мне необходим код, который всё повернёт обратно. Это действительно жизнь, или я всё-таки сплю? Пожалуйста, пусть всё окажется сном, затянувшимся, изводящим, истязающим нервы, но сном. Ещё чуть-чуть, и я буду на всё согласен.

Чай слишком горячий, и я мгновенно обжигаюсь. Горло горит, а встать с места, чтобы взять воды, элементарно не могу. Ладно, плевать. Потихоньку вливаю в себя горячий напиток, уже предвкушая, как чудесно будет болеть нёбо. Если честно, подобные неудобства интересуют в последнюю очередь. Наверное, было бы проще, если бы я сумел переключиться на что-то отвлечённое, но это в принципе невозможно, потому что каждое моё действие будет говорить о том, что я проживаю не свою жизнь. А если..? Нет. Нет, квартира-то моя, имя моё. Да и в такой бред я ни за что не поверю. Хотя то, что случилось со мной, ничуть не лучше выдуманного обмена телами. Займи моё место, называется. Я занял своё, только это уже из другого раздела. Кто меня повернул в противоположную сторону?

Я выпил две чашки чая и только после этого отправился досыпать, надеясь, что мне не придётся вскакивать в пять часов утра по всяким там нуждам. Больше никаких кошмаров не снилось, но выспаться мне всё равно не дали. Виной был даже не будильник, а звонок в дверь, который верещал противной трелью. И почему мы терпим этот отстой? Как будто нельзя поставить нормальный звонок, чтобы не морщиться каждый раз, когда кто-то приходит, а то прямо неудобно становится, человеку-то я рад должен быть.

Запоздало думаю о том, что не посмотрел в глазок, а надо бы, учитывая, что некоторых людей я попросту не способен узнать. На пороге передо мной стоит худощавый высокий парень, шатен с растрёпанными волосами. Я тихо прыскаю, оглядывая его голову, но парню не до смеха.

- Я разбудил?

Это Диди – неожиданно приходит ко мне осознание, и я невольно расплываюсь в улыбке. Всё-таки так приятно узнавать своих знакомых. Что странно, я совершенно не помню его в своём навязчивом прошлом, поэтому заведомо негативных впечатлений о нём у меня нет и можно сложить об этом человеке здоровое мнение.

- Честно говоря, да, - оглядываю себя. Даже не оделся. – Ты заходи.

Пошире распахиваю дверь, и Диди понуро проходит в квартиру. Видимо, у него что-то случилось, и такой несуразный внешний вид обусловлен именно проблемами.

- Я так и не придумал, к кому зайти, кто встаёт раньше, - извиняющимся голосом лопочет он, а мне становится его жаль.

Давно не видел таких убитых людей, он какой-то пришибленный, точно на него навалились все беды, существующие на белом свете.

- Всё нормально. Мы же друзья, - произношу полувопросительно.

Диди утвердительно кивает и, ничуть не меняя настроя, проходит в гостиную, в которую я после вчерашней помывки окон не заходил и не знаю, появилась ли там очередная дрянь, или всё на самом деле было чьей-то глупой, абсолютно не удавшейся шуткой.

- Я сейчас.

Удаляюсь к себе в спальню и кое-как набрасываю на развороченную от плохих сновидений постель покрывало. Раскрыв шторы, не нахожу на стекле никаких признаков дурацких надписей, и мне даже становится легче. Да, ничего в моём настоящем не изменилось, но подозрительные моменты типа этого «наоборот» явно оказывали на меня отрицательное воздействие, давили.

Натягиваю на себя домашние штаны и футболку, позабыв, что сегодня нужно идти в гимназию.

- Ты завтракал? Может, сварганить чего-нибудь на скорую руку?

- Нет, спасибо. Если хочешь, завтракай, меня не стеснит.

Диди сидит, уперев локоть в подлокотник дивана и вперив взгляд в точку на декоративной вазе. Слежу за тем, как его взгляд устало переползает на картины, но ждать дальше, пока он соберётся с силами и насмотрится на произведения искусства, я уже не могу.

- Что у тебя случилось? – тяжело плюхаюсь рядом, подтягивая одну ногу к себе. – Давно я тебя таким не видел.

Он опускает голову ещё ниже, напоминая мне побитую собаку, которая разочаровалась во всем, что её окружает, и потеряла всякую веру и надежду. Как-то это совсем слишком и удручает безумно.

- Франци беременна.

- Чего? – поражённо замираю, пытаясь вникнуть в смысл сказанного.

В этот момент я более всего чувствую, что Диди мне – действительно очень хороший друг, и сейчас я за него искренне переживаю. По спине ползёт холодок, и меня передёргивает. Понятия не имею, кто такая Франци. Может, я с ней не знаком, а может, не помню, что более вероятно, но это не иначе, как его девушка.

- Я не знаю, что делать.

Диди горько усмехается и закидывает голову на спинку. Я нерешительно кладу руку на его плечо и несильно сжимаю. Мне очень хочется как-то его поддержать, но на ум не приходит ни одной дельной фразы, которая могла бы приободрить. Кажется, в Диди степень ответственности либо высока, либо вообще зашкаливает.

- Подожди, но вы же…

- Да предохранялись мы.

- Может, порвался когда-нибудь?

Диди резко поднимает голову и откидывает мешающиеся волосы. Причёска у него делается ещё более навороченной.

- Это она тебе сообщила с утра пораньше?

- Она мне позвонила вчера вечером и попросила прийти. Родителей дома не было, я даже не думал, что она мне такое заявит. Мы всю ночь с ней проговорили.

Я не представляю, что должны делать люди в таких случаях.

- Сколько ей лет?

- Восемнадцать.

- Уже хорошо.

Диди смотрит на меня с недовольством и отворачивается обратно. И без того щуплая фигура кажется ещё более худой, он весь как-то сжимается, точно хочет вообще исчезнуть из пространства, раствориться в воздухе.

- Я, знаешь ли, детей не планировал и жениться пока не собирался, - с укором говорит он.

Это всё понятно. Конечно, у него сейчас первостепенной целью является образование, затем устройство себя, а не раннее начало семейной жизни. Да и кому такое может понравиться?