One Direction 18 страница

— Поппи, — прошептал я в ответ и опустил голову, пока не уткнулся в сгиб ее шеи. Я хотел держать ее так близко, как мог, но она была как хрупкая кукла: ее было легко сломать.

Поппи зарылась пальцами в мои волосы, и таким же знакомым движением как дышать, она провела по прядям, пока ее дыхание обдувало мое лицо.

Я поднял голову и уставился на нее. Впитал в себя каждую деталь ее лица, ее глаза. Я убедился, что сохраню этот момент.

Мгновение, когда она вернулась ко мне.

— Сколько? — спросила она.

Я убрал волосы с ее лица.

— Ты была в коме неделю. Постепенно просыпалась в течение нескольких дней.

Поппи закрыла глаза на секунду, затем снова открыла.

— И сколько… осталось?

Я покачал головой, гордясь ее силой, и честно ответил:

— Я не знаю.

Поппи кивнула, едва заметным движением. Чувствуя, как тепло распространяется по задней части моей шеи, я повернулся и посмотрел в окно. На моем лице была улыбка, и снова повернувшись к Поппи, я сказала:

— Ты проснулась с солнцем, малышка.

Поппи нахмурилась, пока я не сдвинулся. Когда сделал это, услышал, как она задержала дыхание. Посмотрев в ее лицо, я увидел, что оранжевые лучи целуют ее кожу. Я увидел, как ее глаза закрылись и снова открылись, когда ее губы растянулись в улыбке.

— Так красиво, — прошептала она. Я лежал на подушке возле нее, наблюдая, как солнце окрашивает новый день. Поппи ничего не сказала, пока мы наблюдали рассвет на небе, а солнце заливало палату светом и теплом.

Ее рука сжала мою.

— Я чувствую слабость.

Мой желудок ухнул вниз.

— Инфекция сильно ударила по тебе. Нанесла урон.

Поппи кивнула в понимании, и затем еще раз потерялась в утреннем пейзаже.

— Я пропустила это, — сказала она, указывая пальцем в окно.

— Ты много помнишь?

— Нет, — ответила она тихо. — Но знаю, что пропустила рассветы. — Она посмотрела на свою руку и сказала: — Я помню, как ощущала твою руку в своей хотя... это странно. Я не помню ничего, кроме этого.

— Ja? — спросил я

— Да, — ответила она тихо. — Думаю, я буду всегда помнить ощущение, как твоя рука держит мою.

Потянувшись рядом с собой, я поднял альбом, который принес папа, положив его себе на колени, и открыл его. На первом фото солнце вставало через густые облака. Лучи пробивались через листья сосновых деревьев, идеально захватывая розовые оттенки.

— Рун, — прошептала Поппи и провела рукой по снимку.

— Это было твое первое утро здесь, — я пожал плечами. — Я не хотел, чтобы ты пропустила рассвет.

Поппи переместила голову, пока та не оказалась на моем плече. Я знал, что сделал все правильно. Я ощущал счастье в ее прикосновениях. Это было лучше любых слов.

Я перелистывал страницы альбома. Показывая ей, как деревья начинают цвести снаружи. Капли дождя на окне. Звезды в небе, полную луну и птиц на деревьях.

Когда я закрыл альбом, Поппи подняла голову и посмотрела мне в глаза.

— Ты запечатлел все, что я пропустила.

Мои щеки покраснели, и я опустил голову.

— Конечно. Как всегда.

Поппи вздохнула.

— Даже когда я не здесь... Ты должен запечатлевать мгновения. — Мой желудок перевернулся. Прежде чем я смог что-нибудь сказать, Поппи обхватила рукой мою щеку — прикосновение было очень легким. — Пообещай мне, — сказала она. Когда я не ответил, она настояла. — Пообещай мне, Рун. Эти фото слишком драгоценны, чтобы не быть увиденными. — Она улыбнулась. — Подумай о том, что можешь запечатлеть в будущем. Подумай о возможностях перед собой.

— Я обещаю, — ответил я тихо. — Обещаю, Поппимин.

Она выдохнула.

— Спасибо.

Наклонившись, я поцеловал ее в щеку. Когда отстранился, свернулся на кровати лицом к ней.

— Я скучал по тебе, Поппимин.

Улыбнувшись, она прошептала в ответ:

— Я тоже скучала.

— Нам нужно многое сделать, когда тебя выпишут, — сказал я, наблюдая, как восторг загорается в ее взгляде.

— Да, — ответила она. Поппи потерла губы вместе и сказала: — Сколько осталось до цветения первых вишен?

Мое сердце разрывалось, когда я подумал о ходе ее мыслей. Она пыталась оценить, сколько времени ей осталось. Проживет ли она, чтобы увидеть, как ее последние желания воплотятся в жизнь.

— Где-то около недели.

На этот раз не было никакой маскировки чистейшего счастья, которое излучала ее улыбка.

— Я смогу продержаться дольше, — сказала она уверенно и сжала мою руку немного крепче.

— Ты продержишься дольше, — пообещал я, и Поппи кивнула.

— До тысячного незабываемого поцелуя, — согласилась она.

Погладив ее щеку рукой, я сказал:

— Тогда я растяну их.

— Да, — улыбнулась Поппи. — До бесконечности.

***

Поппи выписали из больницы неделю спустя. Полные масштабы того, как на нее повлияла инфекция, стали видны через несколько дней. Поппи не могла ходить. Она потеряла всю силу в своих ногах. Доктор проинформировал нас, что если бы рак был вылечен, с течением времени она бы обрела эту силу. Но, исходя из того, как все обстоит сейчас, она никогда не сможет снова ходить.

Поппи находилась в инвалидном кресле. И как свойственно ее характеру, это сильно не повлияло на нее.

— Как долго я смогу находиться снаружи и чувствовать на себе лучи солнца, я буду счастлива, — сказала она, когда доктор объявил ей плохие новости. Она посмотрела на меня и добавила: — Как долго я смогу держать Руна за руку, мне правда все равно, буду ли я снова ходить.

И как всегда, я растаял от ее слов на месте.

Сжав новые фотографии в руке, я бежал по траве между нашими домами к окну Поппи. Когда я забрался через него, то увидел, что она спала.

Ее привезли домой в этот день. Она устала, ноя хотел показать ей это. Это был мой сюрприз. Ее приветствие дома.

Одно из ее желаний воплотится в жизнь.

Когда я вошел в комнату, Поппи моргнула, и улыбка растянулась на ее лице.

— Кровать такая холодная без тебя, — сказала она и провела руками по моей обычной стороне.

— Я принес тебе кое-что, — сказал я, садясь на кровать. Наклонившись, я поцеловал ее в губы. Я поцеловал ее страстно, улыбнувшись, когда ее щечки порозовели после этого. Потянувшись, Поппи взяла пустое бумажное сердце из банки и нацарапал на нем что-то.

Я уставился на почти полную банку, когда она опускала туда сердце.

Мы были почти у цели.

Повернувшись, Поппи переместилась в сидячее положение.

— Что у тебя в руке? — спросила она с возбуждением в голосе.

— Фотографии, — объявил я и наблюдал, как ее лицо озарилось счастьем.

— Мой любимый подарок, — сказала она, и я знал, что Поппи имела в виду каждое слово. — Твоя волшебная способность запечатлевать моменты.

Я протянул ей конверт, и Поппи открыла его. Она ахнула, увидев изображение. Рассматривая каждое фото с восторгом, она повернулась ко мне с надеждой во взгляде.

— Первые цветки?

Я улыбнулся в ответ и кивнул. Поппи приложила руку ко рту и ее глаза засияли счастьем.

— Когда ты сделал их?

— Несколько дней назад, — ответил я, наблюдая, как ее рука упала, а губы изогнулись в улыбку.

— Рун, — прошептала она и потянулась за моей рукой. Она поднесла ее к моему лицу.

— Это означает...

Я встал.

Встав сбоку ее кровати, я поднял ее на руки. Поппи обернула руки вокруг моей шеи, и я опустил губы к ее. Когда отстранился, то спросил:

— Ты со мной?

Счастливо вздохнув, она ответила:

— Я с тобой.

Я осторожно посадил ее в кресло, натянул ей на ноги одеяло, затем схватился за ручки. Поппи запрокинула голову, пока я катил ее по коридору.

— Спасибо, — прошептала она.

Я поцеловал ее вздернутый ротик.

— Поехали.

Заразительное хихиканье Поппи отражалось от стен, когда я толкал ее по коридору и вышел на открытый воздух, затем спустил ее по ступенькам на руках. Как только она была в своем кресле, я толкал его по траве по направлению к роще. Погода была теплой, солнце светило на ясном небе.

Поппи запрокинула голову, чтобы впитать солнечное тепло, отчего ее щеки наливались жизнью. Когда она открыла глаза, я понял, что она уловила запах, прежде чем увидела рощу.

— Рун, — сказала Поппи, схватившись за ручки кресла.

Мое сердце билось все сильнее, когда мы приближались. Затем, когда мы завернули за угол, и вишневая роща предстала перед нами, я задержал дыхание.

Громкое оханье сорвалось с губ Поппи. Сняв фотоаппарат с шеи, я встал сбоку от нее, чтобы видеть ее лицо в идеальном ракурсе. Поппи даже не замечала, как я снова и снова нажимал на кнопку; она была слишком потеряна в красоте перед собой. Она была слишком загипнотизирована, подняв руку и легким касанием погладив только что рожденный лепесток. Затем она опустила голову, закрыла глаза, ее руки были в воздухе, а смех разносился по роще.

Я поднял фотоаппарат, держа палец на кнопке, молясь, о мгновении, что могло последовать дальше. И все случилось: Поппи открыла глаза, полностью восхищенная этим моментом, затем посмотрела на меня. Палец нажал на кнопку — ее улыбающееся лицо на фоне розового и белого, сияло изобилием жизни.

Поппи медленно опустила руки, и ее улыбка смягчилась, глядя на меня. Я опустил фотоаппарат, вернув ей взгляд. Вишневые деревья были в полном цвету и сияли жизнью вокруг места, где она сидела — ее символичный ореол. Затем меня осенило. Поппи, Поппимин, была вишневым цветком.

Она была моим вишневым цветком.

Непревзойденно красивым, ограниченным в жизни. Настолько светлым в своей красоте, что не мог длиться долго. Он оставался, чтобы обогатить нашу жизнь, и затем его уносил ветер. Никогда не забытый. Потому что напоминал нам, что мы должны жить. Что жизнь хрупка, тем не менее, в этой хрупкости есть сила. Любовь. Цель. Напоминание, что жизнь коротка, наши вдохи ограничены, а судьба неизменна, независимо от того, как мы боремся.

Напоминание не тратить впустую ни секунду жизни. Жить на всю катушку, любить до умопомрачения. Воплощать мечты, искать приключения... запечатлевать моменты.

Жить красиво.

Я сглотнул, пока эти мысли кружились в моей голове. Затем Поппи вытянула руку.

— Провези меня по роще, малыш, — сказала она тихо. — Я хочу пережить этот момент с тобой.

Оставив фотоаппарат висеть на своей шее, я встал за инвалидным креслом и толкал его по сухой грязной тропинке. Поппи медленно и размеренно вдыхала. Моя любимая девочка впитывала все увиденное. Красоту этих моментов. Ее желание было исполнено.

Достигнув нашего дерева, ветви которого были покрыты бежевыми лепестками, я вытащил покрывало из задней части кресла и расстелил его на земле. Подняв Поппи на руки, я усадил нас под деревом, и перед нами простирался великолепный вид на рощу.

Поппи сидела, прижавшись спиной к моей груди. Она вздохнула, взяв меня за руку, что лежала на ее животе, и прошептала:

— Мы сделали это.

Убрав волосы с ее шеи, я поцеловал теплую кожу.

— Да, малышка.

Она затихла на мгновение.

— Как во сне... как будто картина. Я бы хотела, чтобы небеса выглядели именно так.

Вместо того чтобы чувствовать боль или грусть из-за ее комментария, я обнаружил, что хочу этого для Поппи. Очень сильно хочу, чтобы она получила такую вечность.

Я видел, какой она была уставшей. Видел, что ей было больно. Она никогда не признавалась, но и не надо было. Мы общались без слов.

И я знал. Я знал, что она останется, пока я не буду готов отпустить ее.

— Рун? — голос Поппи отвлек меня от мыслей. Прислонившись спиной к стволу дерева, я переместил Поппи так, что она лежала на моих ногах, и я мог ее видеть. Чтобы я мог запомнить каждую секунду этого дня.

— Ja? — ответил я и провел пальцами по ее лицу. Ее лоб испещрили морщинки беспокойства. Я сел немного прямее.

Поппи сделала глубокий вдох и произнесла:

— Что если я забуду?

Мое сердце надломилось прямо посередине, когда я увидел страх на ее лице. Поппи не чувствовала страх. Но сейчас он был.

— Что забудешь, малышка?

— Всё, — прошептала она, ее голос слегка надломился. — Тебя, мою семью... все поцелуи. Поцелуи, которые я хочу пережить вновь, когда в один прекрасный день мы снова будем вместе.

Вынуждая себя оставаться сильным, я заверил ее.

— Не забудешь.

Поппи отвела взгляд.

— Однажды я читала, что души забывают свою жизнь на Земле, когда уходят. Они должны забыть, иначе не смогут двигаться дальше, чтобы обрести покой на небесах. — Ее пальцы начали очерчивать узоры на моих пальцах — Но я не хочу этого, — добавила она почти не слышно. — Я хочу все помнить.

Когда она посмотрела на меня, я увидел слезы в ее глазах.

— Я не хочу забывать тебя. Ты мне нужен рядом, всегда. Я хочу наблюдать, как ты живешь своей жизнью. Захватывающей жизнью, которая я знаю, будет у тебя. Я хочу видеть сделанные тобой фотографии. — Она сглотнула. — Но больше всего я хочу своютысячу поцелуев. Я не хочу забыть то, что мы разделили. Я хочу помнить их всегда.

— Тогда я найду способ напомнить тебе оних, — сказал я, и печаль Поппи улетела вместе с ветром, который окружил нас.

— Да? — прошептала она, надежда ясно выделялась в ее нежном голосе.

Я кивнул.

— Обещаю. Я не знаюкак, но найду способ. Ничто, даже Господь, не остановит меня.

— Тогда я буду ждать в нашей роще, — сказала она с мечтательной, отстраненной улыбкой.

— Ja.

Снова устроившись в моих руках, Поппи прошептала:

— Это будет приятно. — Наклонив голову, она сказала. — Но подожди год.

— Год?

Поппи кивнула.

— Я читала, что душе нужен год, чтобы перейти в другой мир. Не знаю, правда это или нет, но на всякий случай, подожди год, чтобы напомнить мне о наших поцелуях, я не хочу пропустить это... что бы ты ни сделал.

— Хорошо, — согласился я, но мне нужно было перестать говорить. Я не был уверен, что не развалюсь на части.

Птицы перелетали с дерева на дерево, пропадая из поля зрения в роще. Сцепив наши руки вместе, Поппи сказала:

— Ты подарил мне это, Рун. Подарил мне это желание.

Я не мог ответить. Мое дыхание застревало в горле, когда я говорил. Я сильнее сжал Поппи в объятиях, затем, положив палец ей под подбородок, приподнял ее лицо для своего в поцелуе. Самый сладкий поцелуй все еще был на ее губах. Когда я отстранился, Поппи держала глаза закрытыми и сказала:

— Поцелуй девятьсот тридцать четыре. В вишневой роще, когда вишневые деревья были в полном цвету. С моим Руном... мое сердце почти взорвалось.

Я улыбнулся и почувствовал боль счастья за свою девочку. Мы были почти на месте. Конец приключения был близок.

— Рун? — позвала Поппи.

— Ммм? — ответил я.

— Ты перестал курить.

Выдохнув, я ответил:

— Ja.

— Почему?

Сделав паузу, чтобы сочинить ответ, я признался:

— Кое-кто, кого я люблю, научил меня, что жизнь драгоценна. Она научила меня не делать ничего, что может подвергнуть риску приключение. И я послушался.

— Рун, — сказала Поппи, дыхание перехватило у нее в горле. — Она драгоценна, — прошептала она, — очень-очень драгоценна, не трать впустую ни единой секунды.

Поппи облокотилась на меня, наблюдая красоту рощи. Сделав глубокий вдох, она сказала уверенно:

— Не думаю, что увижу выпускной, Рун. — Я замер. — Я чувствую себя очень уставшей. — Она пыталась держаться за меня крепче и повторила. — Очень уставшей.

Я крепко зажмурил глаза и прижал ее ближе.

— Чудеса случаются, малышка, — ответил я.

— Да, — ответила Поппи, не дыша, — случаются. — Она поднесла мою руку к своему рту и поцеловала каждый палец. — Я бы очень хотела увидеть тебя в смокинге. И я бы хотела потанцевать с тобой под огнями софитов, под песню, которая заставит меня задуматься о нас с тобой.

Ощущая, что Поппи начала уставать в моих руках, я сдержал боль, которую вызвало это изображение, и сказал:

— Пойдем домой, малышка.

Когда я встал, Поппи потянулась к моей руке. Я опустил взгляд.

— Ты будешь рядом со мной?

Опустившись на корточки, я обхватил ее щеки руками.

— Всегда.

— Хорошо, — прошептала она. — Я не совсем готова отпустить тебя, еще нет.

Когда я прикатил ее домой, то отправил безмолвную молитву Господу, прося его дать ей еще две недели. Он может забрать мою девочку домой после этого: она будет готова, я буду готов. После того, как я исполню все ее желания.

Просто позволь мне исполнить для нее это последнее желание.

Я обязан.

Это было мое прощальное «спасибо» за всю любовь, что она подарила мне.

Единственный подарок, который я мог ей дать.

Поппи

Две недели спустя

Я сидела в кресле в ванной мамы, пока она наносила тушь на мои ресницы. Я наблюдала за ней, как будто не делала этого прежде. Она улыбалась. Я наблюдала, чтобы убедиться, что запомнила каждую черточку ее лица в своей памяти.

Правда заключалась в том, что я слабла. Думаю, в глубине души мы все это знали. Каждое утро, когда я просыпалась, Рун лежал рядом, а я чувствовала себя более уставшей, более слабой.

Но в сердце я оставалась сильной. Я ощущала, что зов из дома становился сильнее. Ощущала, как покой от этого зова накатывал на меня минута за минутой.

И я была почти готова.

Когда я наблюдала за своей семьей последние несколько дней, то осознала, что с ними все будет хорошо. Мои сестры были счастливыми и сильными, а родители отчаянно их любили, поэтому я знала, все будет хорошо.

И Рун. Мой Рун, человек, покидать которого было тяжелее всего... он повзрослел. Он до сих пор не понял, что больше не был капризным, сломленным мальчиком, который вернулся из Норвегии.

Он сиял.

Он улыбался.

Снова фотографировал.

Но что еще лучше, он любил меня открыто. Вернувшийся мальчик скрывался за стеной мрака. Но больше нет — его сердце было открыто. И из-за этого он пустил свет в свою душу.

С ним все будет хорошо.

Мама пошла к шкафу. Когда она вернулась в ванную, то держала красивое белое платье. Вытянув руку, я провела рукой по материалу.

— Оно прекрасно, — сказала я и улыбнулась ей.

— Давай наденем его на тебя.

Я моргнула, находясь в замешательстве.

— Зачем, мама? Что произошло?

Мама махнула рукой.

— Достаточно вопросов, девочка. — Она помогла мне надеть платье и белые туфли на ноги.

Когда дверь в спальню открылась, я оглянулась. В дверном проеме стояла тетя Диди, прижимая руки к груди.

— Поппи, — сказала она со слезами в глазах. — Ты такая красивая.

Диди посмотрела на мою маму и потянулась к ее руке. Мама прижалась к своей сестре, и они стояли, глядя на меня. Улыбнувшись взгляду на их лицах, я спросила:

— Могу я посмотреть?

Мама толкнула мое кресло к зеркалу, и я замерла от увиденного отражения. Платье выглядело так красиво, красивее, чем я могла себе представить. И мои волосы... мои волосы были собраны набок в низкий пучок, мой любимый белый бант удерживал их сверху.

Как всегда, на мне были мои серьги в форме бесконечности: яркие и гордые.

Я провела рукой по платью.

— Я не понимаю... как будто я оделась для выпускного...

Мои глаза вперились в отражение мамы и Диди в зеркале. Мое сердце начало неконтролируемо биться.

— Мама? — спросила я. — Это так? Потому что он через две недели! Как...

Мой вопрос был прерван трелью дверного звонка. Мама и Диди переглянулись, и мама приказала:

— Диди, открой дверь.

Диди направилась к двери, но мама вытянула руку, остановив ее.

— Нет, подожди, возьми кресло. Я отнесу Поппи вниз.

Мама подняла меня на кровать, когда Диди покинула спальню, и я услышала голос папы внизу, приглушенный другими. Мысли роем проносились в моей голове, но я не смела сильно надеяться. Тем не менее, я так отчаянно хотела, чтобы эти надежды воплотились в жизнь.

— Ты готова, малышка? — спросила мама.

— Да, — ответила я, не дыша.

Я держалась за маму, когда мы спускались вниз по лестнице и к передней двери. Когда мы завернули за угол, я увидела, что мои сестры и папа все столпились в коридоре, глядя на нас.

Затем, хоть я и чувствовала слабость, мама поставила меня на пол. И я увидела, что, прислонившись к дверному косяку, стоит Рун. В его руке была ветка вишни… и на нем был смокинг.

Мое сердце раскололось, излучая свет.

Он подарил мне мое желание.

Как только наши взгляды встретились, Рун выпрямился. Я наблюдала, как он сглотнул, когда мама усадила меня в мое кресло. Когда она отошла, Рун присел на корточки, не заботясь о том, кто рядом, и прошептал:

— Поппимин, — я перестала дышать, когда он продолжил: — Ты такая красивая.

Вытянув руку, я потянула за кончик его светлых волос.

— Они зачесаны, и я могу видеть твое красивое лицо. И ты в смокинге.

Игривая улыбка растянулась на его губах.

— Я обещал тебе, — ответил он.

Рун взял меня за руку и так нежно, как мог, надел бутоньерку мне на руку. Я провела рукой по вишневым листьям и не смогла сдержать улыбку.

Посмотрев в голубые глаза Руна, я сказала:

— Это все реально?

Наклонившись, он поцеловал меня и прошептал:

— Ты идешь на выпускной.

Слезы стекали из моих глаз, застилая взор. Я наблюдала, как лицо Руна погрустнело, но рассмеялась и сказала ему:

— Это слезы радости, малыш. Я счастлива.

Рун сглотнул и, подняв руку, коснулся своего лица.

— Ты делаешь меня такой до невозможности счастливой.

Я надеялась, что он услышал глубинный смысл этих слов. Потому что я не имела в виду только сегодняшний вечер. Я имела в виду, что он всегда делал меня самой счастливой девушкой на планете. Он должен знать.

Он должен был ощущать правдивость этого факта.

Рун поднял мою руку к своим губам и поцеловал:

— Ты тоже делаешь меня таким чертовски счастливым.

И я знала, что он понимал.

Звук голоса моего папы отвлек нас друг от друга.

— Ладно, детки, вам лучше поторопиться.

Я уловила хрипотцу в голосе отца. Я знала, что ему было тяжело вынести эту сцену, поэтому он пытался выпроводить нас.

Рун встал, обошел мое кресло, расположившись сзади:

— Ты готова, малышка?

— Да, — ответила я уверенно.

Казалось, что вся моя слабость исчезла в одно мгновение. Потому что Рун каким-то образом воплотил все это в жизнь для меня.

Я не собиралась тратить ни единой секунды.

Рун покатил меня к машине моей мамы. Он поднял меня с инвалидной коляски и усадил на переднее сиденье. Я так широко улыбалась, в действительности, я не переставала улыбаться на протяжении всей поездки.

Когда мы подъехали к школе, я услышала, как музыка изнутри просачивается наружу. Я закрыла глаза, впитывая в себя все происходящее: парад лимузинов, пребывающих один за другим, красиво одетых учеников, входящих в зал.

Как и всегда с большой заботой, Рун вытащил меня из машины и усадил в мое кресло, затем встал рядом со мной и поцеловал меня. Он целовал меня с упоением, как будто понимал, что эти поцелуи были ограничены то, что я прекрасно знала.

От этого любое прикосновение или вкус становились особенными. Мы целовались почти тысячу раз, тем не менее, самые последние были самыми особенными. Когда ты знаешь, что что-то ограничено, то оно становится более значимым.

Когда Рун отстранился, я обхватила его лицо в колыбель своих ладоней и сказала:

— Поцелуй девятьсот девяносто четыре. На моем выпускном в старшем классе. С моим Руном... мое сердце почти взорвалось.

Рун сделал глубокий вдох и прижался в финальном поцелуе к моей щеке, начав толкать меня к спортивному залу. Учителя, отвечающие за порядок, увидели наше прибытие. Их реакции согревали мое сердце: они улыбались, обнимали меня — я чувствовала себя любимой.

Музыка гремела даже в коридоре. Я отчаянно хотела увидеть, как украшено помещение. Рун потянулся к ручке двери, и когда повернул ее, школьный спортивный зал показался в поле зрения... он был украшен в бежевые и розовые цвета. Прекрасно декорирован идеальной тематикой моих любимых цветов.

Моя рука взлетела к лицу, опустив ее, я шепнула:

— Тематика «Вишневая роща».

Я посмотрела на Руна. Он пожал плечами.

— Ничего особенного.

— Рун, — прошептала я, когда он толкнул меня в зал. Ребята, танцевавшие рядом, остановились, когда я оказалась внутри. На минуту я почувствовала неловкость, когда встретилась со всеми их взглядами.

Это был первый раз, когда большинство из них видели меня с тех пор как... Но неловкость была забыта, когда они все начали подходить, приветствовать меня и желать благополучия. Через некоторое время, очевидно увидев, что я была перегружена, Рун подкатил меня к столику, с которого открывался вид на танцпол.

Я улыбнулась, увидев, что все наши друзья сидят за столом. Джори и Руби заметили меня первыми. Они подпрыгнули на ноги и побежали к нам. Рун отошел, чтобы мои подруги могли обнять меня.

— Святое дерьмо, Попс. Ты такая красивая, — закричала Джори. Я рассмеялась и указала на ее голубое платье.

— Как и ты, милая. — Джори улыбнулась в ответ. Подошел Джадсон и взял ее за руку. Когда я уставилась на их соединенные руки, то снова улыбнулась.

Джори встретилась со мной взглядом и пожала плечами.

— Думаю, в конце концов, это должно было произойти.

Я была счастлива за нее. Мне нравилось знать, что она была с кем-то, кого обожала. Она была прекрасной подругой для меня.

Джадсон и Дикон обняли меня следующими, затем Руби. Когда все наши друзья поприветствовали меня, Рун занял свое место за столом. Конечно, он сидел рядом со мной, сразу же взяв меня за руку.

Я видела, как он наблюдал за мной. Его взгляд не покидал моего лица. Повернувшись к нему, я спросила:

— Ты в порядке, малыш?

Рун кивнул, затем наклонился и сказал:

— Не думаю, что ты когда-нибудь выглядела настолько красиво. Я не могу оторвать от тебя взгляда.

Я наклонила голову набок, осматривая его внешность.

— Ты нравишься мне в смокинге, — призналась я.

— Он не плох, я полагаю. — Рун поднял руку и повозился с галстуком-бабочкой. — Эту штуковину было почти невозможно надеть.

— Но ты справился, — подразнила я.

Рун отвел взгляд, затем снова посмотрел на меня.

— Мой папа помог мне.

— Да? — спросила я тихо.

Рун коротко кивнул.

— И ты позволил ему? — настаивала я, заметив, что он упрямо наклонил свой подбородок. Мое сердце забилось сильнее, пока я ждала ответ. Рун не знал, что моим тайным желанием было его примирение с отцом.

Он скоро будет нужен ему.

И его папа любил его.

Это было последнее препятствие, которое я хотела, чтобы Рун преодолел.

Рун вздохнул.

— Я позволил ему.

Я не могла остановить улыбку, растягивающую мои губы. Потянувшись, я положила голову ему на плечо. Подняв ее, я сказала:

— Я горжусь тобой, Рун.

Рун стиснул челюсти, но не сказал ничего в ответ.

Подняв голову, я осматривала помещение, наблюдая, как наши одноклассники танцуют и веселятся. И мне нравилось это. Я посмотрела на каждого человека, с которым выросла, задаваясь вопросом, какими они станут, когда вырастут. Кто женится, у кого будут дети.

Затем мой взгляд остановился на знакомом лице, которое смотрело на меня через комнату. Эйвери сидела со своей группой друзей. Когда поймала ее взгляд, я подняла руку и слабо ей помахала. Она улыбнулась и махнула мне в ответ.

Когда я снова посмотрела за наш столик, Рук сердито смотрел на Эйвери. Я положила руку ему на плечо, и он вздохнул, покачав головой.

— Только ты, — сказал он. — Только ты.

Весь вечер я наблюдала, как наши друзья танцевали, полностью удовлетворенная. Я дорожила этим временем. Дорожила тем, что видела всех такими счастливыми.

Рун приобнял меня за плечи.

— Как ты провернул это?

Рун указал на Джори и Руби.

— Это все они, Поппимин. Они хотели, чтобы ты получила это. Они все сделали. Передвинули дату. Тематика и все остальное.

Я посмотрела на него скептически.

— Почему меня преследует чувство, что это не только их заслуга?

Щеки Руна покраснели, когда он пожал плечами. Я знала, что он сделал гораздо больше, чем раскрыл.

Придвинувшись ближе, я обхватила его лицо руками и сказала:

— Я люблю тебя, Рун Кристиансен. Я так сильно люблю тебя.

Рун закрыл глаза на пару секунд. Его дыхание выходило глубокими выдохами через нос, затем он открыл глаза и объявил:

— Я тоже люблю тебя, Поппимин. Больше, чем думаю, ты можешь понять.

Я оглядела взглядом спортзал и улыбнулась.

— Я понимаю, Рун... понимаю.

Рун прижал меня ближе. Он пригласил меня на танец, но я не хотела сидеть в кресле на переполненном толпой танцполе. Я была счастлива наблюдать, как остальные танцуют, когда увидела, что Джори направилась к диджею.

Она смотрела на меня. Я не могла прочитать ее взгляд, но затем услышала, что первые аккорды If I Could Fly, группы One Direction наполнили комнату.

Я замерла. Как-то раз я рассказала Джори, что эта песня заставляет меня думать о Руне. Когда Рун был вдали от меня в Норвегии. И еще больше я думала о том Руне, который был со мной наедине. Возлюбленный. Только мой. Когда он говорил миру, что он плохой, то только мне говорил, что влюблен.