One Direction 4 страница

Он исчез с нашего поля зрения.

— Попии... — я начал говорить, но она перебила меня.

— Может, мы как вишневые цветки, Рун. Как падающие звезды. Мы так молоды, а любили так сильно и так ярко, что, может быть, должны просто исчезнуть. — Она показала на рощу позади нас. — Слишком сильная красота — быстрая смерть. Наша любовь жила достаточно долго, чтобы вынести урок. Показать нам, на какую любовь мы способны.

Мое сердце ухнуло в желудок. Я повернул Поппи лицом к себе. Опустошенный взгляд на ее красивом лице резал меня на месте.

— Послушай меня, — сказал я, чувствуя панику. Обхватив лицо Поппи руками, я пообещал: — Я вернусь к тебе. Переезд в Осло не навсегда. Мы будем болтать каждый день, переписываться. Мы все еще будем Поппи и Руном. Ничто не разрушит это, Поппи. Ты всегда будешь моей, всегда будешь владеть половинкой моей души. Это не конец.

Поппи шмыгнула носом и сморгнула слезы. Мой пульс ускорился от страха, что она решит отказаться от нас. Потому что мне бы это не пришло в голову. Между нами еще ничего не кончено.

Я сделал шаг ближе.

— Между нами ничего не кончено, — сказал я яростно. — Навеки, Поппимин. Навечно и навсегда. Ничего не закончится. Ты не можешь думать о таком. Не о нас.

Поппи встала на цыпочки и отразила мою позу, обхватив своими руками мое лицо.

— Ты обещаешь мне, Рун? Потому что ты должен подарить мне еще сотни поцелуев. — Ее голос был робким и застенчивым... и в нем проскальзывал страх.

Я рассмеялся, чувствуя, как страх рассеивается из моего тела, и облегчение занимает его место.

— Обещаю. Я подарю тебе больше тысячи. Я подарю тебе две или три, или даже четыре.

Радостная улыбка Поппи успокоила меня. Я целовал ее медленно и нежно, держа ее так близко, как мог. Когда мы отстранились, глаза Поппи распахнулись, и она произнесла:

— Поцелуй номер триста пятьдесят четыре. С моим Руном в вишневой роще... и мое сердце почти взорвалось.

Затем Поппи пообещала:

— Все мои поцелуи твои, Рун. Никто не сможет прикоснуться к этим губам, кроме тебя.

Я коснулся ее губ своими еще один раз и повторил ее слова.

— Все мои поцелуи твои. Никто не сможет прикоснуться к этим губам, кроме тебя.

Я взял ее за руку и повел к нашим домам. Свет в моем доме еще горел. Когда мы подошли к подъездной дорожке дома Поппи, я наклонился и поцеловал ее в кончик носа. Перемещая рот к ее уху, я прошептал:

— Дай мне час, и я приду к тебе.

— Ладно, — прошептала Поппи в ответ. Затем я подпрыгнул, когда она нежно положила ладонь на мою грудь. Поппи сделала шаг ближе. Серьезное выражение на ее лице заставило меня нервничать. Она уставилась на свою руку, затем медленно провела пальцами по моей груди и вниз к моему животу.

— Поппимин? — спросил я, неуверенный, что происходит.

Не говоря ни слова, она убрала свою руку и пошла к двери. Я ждал, что она обернется и объяснит, но она не сделала этого. Она прошла через открытую дверь, оставляя меня прикованным к месту на подъездной дорожке. Я все еще мог ощущать тепло от ее руки на своей груди.

Когда свет на кухне Личфилдов включился, я повернул к своему дому. Как только я дошел до двери, я заметил гору коробок в коридоре.

Они, вероятно, собрали вещи и прятали их от меня.

Проходя мимо них, я заметил маму с папой в гостиной. Папа позвал меня по имени, но я не откликнулся. Я вошел в свою комнату, а он остановился позади меня.

Я двинулся к тумбочке и начал собирать все, что хотел взять с собой, особенно наше с Поппи фото в рамке, которое я сделал прошлым вечером. Когда я рассматривал фотографию, мой желудок сжался от боли. Если это было возможно, я уже скучал по ней. Скучал по дому.

Скучал по своей девочке.

Чувствуя, что папа все еще стоит позади меня, я сказал тихо:

— Я ненавижу тебя за то, что делаешь это со мной.

Я заметил, что он сделал резкий вдох. Развернулся, и увидел, что мама стоит рядом с ним. Шок отпечатался в выражении ее лица, как и у папы. Я никогда так плохо к ним не относился. Я любил своих родителей. И никогда не понимал, как подростки могут не любить их.

Но теперь я понимал.

Я ненавидел их.

Никогда прежде я не чувствовал такой ненависти к кому-либо.

— Рун... — начала мама, но я сделал шаг вперед и перебил ее.

— Я никогда не прощу вас за то, что сделали это со мной. Я так сильно ненавижу вас обоих прямо сейчас, что не могу даже стоять рядом с вами.

Я был удивлен резкостью своего голоса. Он был хриплым, наполненным злостью, что нарастала во мне. Злостью, которою я даже не думал, что можно чувствовать. Знаю, что для большинства людей я казался угрюмым, замкнутым, но на самом деле я редко злился. Сейчас мне казалось, что я создан из нее. Только ненависть бежал по моим венам.

Ярость.

Глаза мамы были переполнены слезами, но первый раз в жизни мне было все равно. Я хотел, чтобы они чувствовали себя также плохо, как и я сейчас.

— Рун... — сказал папа, но я повернулся к нему спиной.

— Во сколько мы уезжаем? — рявкнул я, прерывая то, что он хотел сказать.

— Мы уезжаем в семь утра, — проинформировал он меня тихо.

Я закрыл глаза. У меня оставалось только несколько часов с Поппи. Через восемь часов я оставлю ее позади. Оставлю все позади кроме этой ярости. Уверен, она будет путешествовать со мной.

— Это не навсегда, Рун. Тебе станет легче. Ты встретишь кого-то еще. Ты будешь двигаться дальше...

— Нет! — взревел я, повернулся и бросил лампу с моей тумбочки через всю комнату. Стеклянная колба разрушилась при ударе. Я тяжело дышал, сердце быстро билось в груди, когда я сердито смотрел на своего папу. — Не смей больше говорить ничего подобного! Я не буду двигаться дальше без Поппи. Я люблю ее! Ты понимаешь это? Она мое все, а ты отрываешь нас друг от друга. — Я заметил, как его лицо побледнело. Я сделал шаг вперед.

Мои руки дрожали.

— У меня нет выбора, я должен поехать с вами и понимаю это. Мне только пятнадцать. И я не настолько глуп, чтобы верить, что могу остаться здесь один. — Я сжал руки в кулаки. — Но я буду ненавидеть вас. Я буду ненавидеть вас обоих каждый день, пока мы не вернемся. Вы можете думать, что раз мне всего пятнадцать, я забуду Поппи, как только какая-нибудь шлюшка в Осло начнет флиртовать со мной. Но этого никогда не произойдет. И я буду ненавидеть вас каждую секунду, пока не вернусь к ней.

Я сделал паузу, чтобы вдохнуть, а затем добавил:

— И даже потом, я буду ненавидеть вас за то, что забрали меня от нее. Потому что из-за вас я пропущу годы, когда мог находиться рядом со своей девочкой. Не думайте, что только из-за того, что я молод, я не понимаю, что между нами с Поппи. Я люблю ее. Я люблю ее больше, чем вы можете себе представить. А вы увозите меня, даже не задумавшись, что я буду чувствовать. — Я повернулся спиной, подошел к шкафу и начал вытаскивать свою одежду. — Поэтому с этого момента, мне плевать, что вы вообще чувствуете. Я никогда не прощу вас за это. Ни одного из вас. Особенно тебя, папа.

Я начал паковать чемодан, который мама, должно быть, положила мне на кровать. Мой папа остался на своем месте, молча уставившись в пол. Затем он развернулся и сказал:

— Поспи немного, Рун. Мы уезжаем рано.

Каждый волосок на моей шее встал от раздражения, что он уклонился от моих слов, но потом он тихо добавил:

— Мне жаль, сынок. Я понимаю, как много Поппи значит для тебя. Я не говорил тебе об отъезде, чтобы избавить тебя от нескольких недель этой боли. Очевидно, это не помогло. Но это реальная жизнь, и моя работа. Однажды ты поймешь.

Дверь закрылась за ним, и я опустился на кровать. Я провел руками по лицу и мои плечи поникли, когда я уставился на пустой шкаф. Но злость все еще была на месте, пылая в моем животе. Она пылала даже сильнее, чем прежде.

Я был предельно уверен, что она там и останется.

Я бросил остатки рубашек в чемодан, не заботясь, помнутся ли они. Подошел к окну и увидел, что дом Поппи весь погружен в темноту, за исключением тусклого света, которым она дала мне знать, что все чисто.

После того как закрыл дверь спальни, я вылез в окно и побежал по траве. Окно было слегка приоткрыто в ожидании меня. Я пролез через него и крепко закрыл за собой.

Поппи сидела в центре своей кровати, ее волосы были распущены, а лицо чисто вымыто. Я сглотнул, когда увидел, какая она красивая в своей белой ночнушке; ее руки и ноги обнажены, а кожа мягкая и гладкая.

Я сделал шаг ближе к кровати и увидел, что в руке она держала фото. Когда она поднял голову, я заметил, что она плачет.

— Поппимин, — сказал я тихо, мой голос надломился, когда я видел ее такой расстроенной.

Поппи поставила рамку на кровать и положила голову на подушку, похлопав по матрасу рядом с собой. Так быстро как мог, я лег рядом с ней, передвинувшись, пока нас не разделяли сантиметры.

Как только я увидел покрасневшие глаза Поппи, гнев внутри меня, казалось, вспыхнул.

— Малышка, — сказал я, накрывая своей рукой ее, — пожалуйста, не плачь. Я не могу выдержать твоих слез.

Поппи сглотнула.

— Мама сказала мне, что ты правда уезжаешь завтра рано утром.

Я опустил глаза и медленно кивнул.

Поппи провела пальцами по моему лбу.

— Поэтому у нас осталось только сегодня, — сказала она. Я чувствовал, как будто кинжал пронзил мое сердце.

— Ja, — ответил я, моргнув.

Она уставилась на меня странно.

— Что? — спросил я.

Поппи подвинула свое тело ближе. Так близко, что наши груди соприкоснулись, а ее губы нависли над моим ртом. Я мог ощущать мятную зубную пасту в ее дыхании.

Я облизал губы, когда мое сердце застучало сильнее. Пальцы Поппи скользнули по моему лицу, по шее и ниже по груди, пока она не достигла края моей футболки. Я заерзал на кровати, нуждаясь в пространстве, но прежде чем я мог отодвинуться, Поппи придвинулась и прижала свой рот к моему. Как только я попробовал ее на своих губах, я наклонился ближе, затем ее язычок выскользнул, чтобы встретиться с моим.

Она целовала меня медленно, более страстно, чем прежде. Когда ее рука забралась мне под футболку и легла на мой голый живот, я изогнул спину и тяжело сглотнул. Я ощущал, как рука Поппи дрожала на моей коже. Я посмотрел ей в глаза, и мое сердце пропустило удар.

— Поппимин? — прошептал я и провел рукой по ее голой руке. — Что ты делаешь?

Поппи переместила руку вверх, пока та не оказалась на моей груди, и из-за комка, который застрял в горле, мой голос затих.

— Рун? — прошептала Поппи, когда опустила голову, чтобы оставить поцелуй на моем горле. Мои глаза закрылись, когда ее теплый рот коснулся моей кожи. Поппи проговорила возле моей шеи: — Я... хочу тебя.

Время остановилось. Мои глаза распахнулись. Поппи отодвинулась и наклонила голову, пока ее зеленые глаза не встретились с моими.

— Поппи, нет, — запротестовал я, качая головой, но она приложила палец к моим губам.

— Я не могу... — она замолчала, а затем взяла себя в руки и продолжила. — Я не могу позволить, чтобы ты покинул меня, и никогда не узнать, каково это — быть с тобой. — Она сделала паузу. — Я люблю тебя, Рун. Очень сильно. Надеюсь, ты знаешь это.

Мое сердце забилось по-новому, когда почувствовало любовь от своей другой половинки. Быстрее и сильнее. Бесконечно сильнее, чем раньше.

— Поппи, — прошептал я, пораженный ее словами. Я знал, что она любила меня, потому что я любил ее. Но это был первый раз, когда мы сказали это вслух.

Она любит меня.

Поппи ждала в тишине. Не зная, каким способом ответить, я провел кончиком носа по ее щеке, отстранившись только чтобы посмотреть в ее глаза.

— Jeg elsker deg.

Поппи сглотнула, затем улыбнулась.

Я улыбнулся в ответ.

— Я люблю тебя, — я перевел на английский, чтобы убедиться, что она правильно поняла.

Ее лицо вновь стало серьезным, и она передвинулась, чтобы сесть в середине кровати. Потянувшись к моей руке, она притянула меня сесть напротив нее. Ее руки опустились к краю моей футболки.

Сделав неуверенный вдох, она потянула ее верх, чтобы стянуть через мою голову. Я закрыл глаза, ощущая ее теплое дыхание на моей щеке. Я открыл глаза и увидел, что Поппи робко мне улыбается. Я растаял от нервного взгляда на ее лице.

Она никогда не выглядела такой красивой.

Пытаясь бороться со своей собственной нервозностью, я положил руку ей на щеку.

— Мы не обязаны делать это, Поппи. Только потому, что я уезжаю… ты не должна делать это ради меня. Я вернусь, я уверен в этом. Я хочу подождать, пока ты не будешь готова.

— Я готова, Рун, — сказала она, ее голос четкий и ровный.

— Ты думаешь, мы слишком молоды...

— Нам будет по шестнадцать скоро.

Я улыбнулся, услышав пыл в ее голосе.

— Многие думают, что это все еще слишком юный возраст.

— Ромео и Джульетта были почти нашего возраста, — спорила она. Я не смог сдержать смешок. Я перестал смеяться, когда она подползла ближе и провела рукой по моей груди. — Рун, — прошептала она. — Я готова уже некоторое время, но была счастлива подождать, потому что у нас было все время мира. Не было спешки. Сейчас у нас нет такой роскоши. Наше время ограничено. У нас остались лишь часы. Я люблю тебя. Я люблю тебя больше, чем можно представить. И... я думаю, что ты чувствуешь то же самое ко мне.

— Ja, — ответил я мгновенно. — Я люблю тебя.

— Навечно и навсегда, — сказала Поппи со вздохом, затем отодвинулась от меня. Не разрывая зрительного контакта, она подняла руки к лямке своей сорочки и опустила ее. Затем сделала то же самое с другой, и сорочка упала к ее бедрам.

Я замер. Я не мог двигаться, когда Поппи села передо мной, обнаженная.

— Поппимин, — выдохнул я, убежденный, что не заслуживаю эту девушку... в этот момент.

Я придвинулся ближе, пока не возвышался над ней. Нашел ее глаза и спросил:

— Ты уверена, Поппимин?

Поппи переплела свои пальцы с моими, затем приложила наши руки к своей обнаженной коже.

— Да, Рун. Я уверена. Я хочу этого.

Я больше не мог сдерживаться, поэтому дал себе волю и поцеловал ее в губы. У нас было только несколько часов. Я собирался провести их со своей девочкой каждым возможным способом.

Поппи вытащила свою руку из моей и исследовала мою грудь своими пальчиками, не разрывая нашего поцелуя. Я провел пальцами по ее спине, привлекая ее ближе к себе. Она задрожала под моими прикосновениями. Я опустил руку к краям ее сорочки на бедрах. Моя рука начала подниматься вверх, пока я не начал переживать, что зашел слишком далеко.

Поппи отстранилась и расположила свою голову у меня на плече.

— Продолжай, — сказала она, затаив дыхание. Я сделал, как она сказала, сглотнув комок нервов в своем горле.

— Рун, — пробормотала она.

Я закрыл глаза от звука ее приятного голоса. Я так чертовски сильно любил ее. Из-за этого не хотел причинять ей боль. Я не хотел быть ответственным за то, что давлю на нее. Я хотел, чтобы она чувствовала себя особенной, понимала, что является миром для меня.

Мы остались так на минуту, замерев в моменте, дыша, ожидая, что случится дальше.

Затем рука Поппи была на пуговицах моих джинсов, и я открыл глаза. Она изучала меня.

— Все... все в порядке? — спросила она с любопытством. Я кивнул, не говоря ни слова. Когда я взял ее за свободную руку, она помогла мне раздеть ее, а вскоре и вся наша одежда оказалась на полу.

Поппи сидела тихо передо мной, беспокойно перебирая руками на коленях. Ее длинные каштановые волосы были перекинуты на одно плечо, а щеки покраснели.

Я никогда не видел, чтобы она так нервничала.

Я никогда так не нервничал.

Вытянув руку, я провел пальцами по ее красной щеке. От моего прикосновения ресницы Поппи затрепетали, и на губах появилась застенчивая улыбка.

— Я люблю тебя, Поппимин, — прошептал я.

Тихий вздох слетел с ее губ.

— Я тоже люблю тебя, Рун.

Поппи взяла меня за запястье и осторожно легла на кровать, вынуждая меня двинуться вперед, пока я не накрыл ее своим телом.

Наклонившись, я осыпал нежными поцелуями ее раскрасневшиеся щеки и лоб, закончив долгим поцелуем ее рта. Дрожащая рука Поппи зарылась в моих волосах и притянула меня ближе.

Казалось, что прошло всего несколько секунд, когда Поппи заерзала подо мной, разрывая поцелуй. Она положила ладонь мне на щеку и сказала:

— Я готова.

Уткнувшись лицом в ее руку, я поцеловал пальцы, которые покоились на моей щеке, и был захвачен ее словами. Поппи наклонилась в сторону и достала что-то из ящика в тумбочке. Когда она протянула мне маленький пакетик, который вытащила, я внезапно занервничал.

Я уставился на Поппи и ее щеки вспыхнули смущением.

— Я знала, что этот день скоро настанет, Рун. Я хотела убедиться, что мы будем готовы.

Поцелуи моей девочки помогли справиться с нервозностью. Не прошло много времени, когда я понял, что готов. Прикосновения Поппи успокоили шторм внутри меня.

Поппи развела руки, направляя меня, чтобы я навис над ней. Мой рот слился с ее, долгое время я просто целовал ее. Пробовал вишневый бальзам на ее губах, любя ощущение тепла от ее обнаженной кожи, прижимающейся к моей.

Я отстранился, чтобы сделать вдох. Встретился взглядом с Поппи, и она кивнула. По ее лицу я видел, что она хотела меня так же, как я хотел ее. Я вперился взглядом в ее, и ни разу не разорвал наш зрительный контакт.

Ни на одну секунду.

После всего я держал ее в своих объятиях. Мы лежали лицом друг к другу под одеялом. Кожа Поппи была теплая на ощупь, и ее дыхание медленно возвращалось в нормальный ритм. Наши пальцы были переплетены на подушке, которую мы делили, наши руки крепко прижаты и слегка дрожали.

Мы не смели заговорить. Я изучал Поппи, которая наблюдала за каждым моим движением, и молился, чтобы она не сожалела о том, что мы сделали.

Я наблюдал, как она глубоко вздохнула. Когда она медленно выдохнула, то посмотрела на наши сплетенные руки. Так медленно, как возможно, Поппи провела губами по нашим переплетенным пальцам.

Я замер.

— Поппимин, — сказал я, и она приподняла голову. Длинная прядь ее волос упала на щеку, и я осторожно отвел ее, заправив за ухо. Она все еще не сказала ни слова. Я нуждался в том, чтобы она знала, что именно значит для меня то, что мы разделили, поэтому прошептал:

— Я так сильно люблю тебя. То, что только что произошло... быть с тобой таким образом... — я запнулся, неуверенный, как объяснить, что чувствовал.

Она не ответила, и мой желудок сделал сальто, чувствуя страх, что я сделал что-то не так. Когда мои глаза закрылись от разочарования, я ощутил, что лоб Поппи прижат к моему, а ее губы оставляют маленькие поцелуи у моего рта. Я переместился, чтобы мы были так близко, как возможно.

— Я буду помнить эту ночь всю оставшуюся жизнь, — призналась она, и страх, который я испытывал, вылетел из моей головы.

Я моргнул и усилил свою хватку на ее талии.

— Было ли... было ли это особенно для тебя, Поппи? Так же особенно, как это было для меня?

Улыбка Поппи была такой широкой, что у меня перехватило дыхание.

— Так особенно, как только могло быть, — ответила она тихо, повторяя те слова, что сказала мне, когда нам было по восемь, и я поцеловал ее в первый раз. Не в состоянии сделать что-то другое, я коснулся губами ее губ, вкладывая всю свою любовь в этот поцелуй.

Когда мы разорвали поцелуй, Поппи сжала мою руку, и слезы зародились в ее глазах.

— Поцелуй триста пятьдесят пять, с моим Руном в спальне… после того, как мы первый раз занялись любовью. — Взяв меня за руку, она положила ее в области сердца. Я ощущал тяжелое сердцебиение под своей ладонью. Я улыбнулся. Я знал, что ее слезы были слезами счастья, не печали.

— Это было так особенно, что мое сердце почти взорвалось, — добавила она с улыбкой.

— Поппи, — прошептал я, чувствуя тяжесть в груди.

Улыбка Поппи увяла, и я заметил, как ее слезы начали падать на подушку.

— Я не хочу, чтобы ты покидал меня, — сказала она разбито.

Я не мог выдержать боль в ее голосе. Или тот факт, что эти слезы были грустными.

— Я не хочу уезжать от тебя, — сказал я честно.

Мы больше ничего не говорили. Потому что больше нечего было сказать. Я пропускал волосы Поппи сквозь пальцы, в то время как она водила кончиками пальцев вверх и вниз по моей груди. Не прошло много времени, прежде чем дыхание Поппи выровнялось, а ее рука замерла на моей коже.

Ритм ее ровного дыхания убаюкал меня, и я закрыл глаза. Я пыталась бодрствовать так долго, как мог, чтобы смаковать время, которое у меня осталось. Но вскоре и я уснул, с горькой смесью радости и печали, что текла по моим венам.

Казалось, будто я только закрыл глаза, как ощутил, что восходящее солнце расцеловывает теплом мое лицо. Я моргнул, открывая глаза, и увидел, что новый день прорывался в окно Поппи.

День, когда я уезжал.

Мой желудок сжался, и я посмотрел на время. Я уезжал через час.

Когда я посмотрел на Поппи, спящую на моей груди, я подумал, что она никогда не выглядела более прекрасной. Ее кожа раскраснелась от жара наших тел, и я улыбнулся, когда увидел, что наши руки все еще соединены у меня на животе.

Внезапно я занервничал, когда подумал о прошлой ночи.

Она выглядела такой довольной, когда спала. Моим самым большим страхом было, что она проснется, и будет сожалеть о том, что мы сделали. Я очень сильно хотел, чтобы она любила то, что произошло, как и я. Я хотел, чтобы образ того, как мы были вместе, укоренился в ее памяти так же, как и в моей.

Как будто ощущая мой тяжелый взгляд, Поппи медленно открыла глаза. Я наблюдал, как воспоминания прошлой ночи накатили на нее, прежде чем она покраснела. Ее глаза расширились, когда она посмотрела на наши тела, на наши руки. Мое сердце беспокойно пропустило удар, но затем красивая медленная улыбка расползлась по ее лицу. Я придвинулся ближе, увидев это. Поппи уткнулась головой в мою шею, когда я обнял ее. Я держал ее близко так долго, как мог.

Когда я наконец поднял голову и снова проверил часы, вчерашняя злость снова обрушилась на меня.

— Поппимин, — прошептал я, чувствуя напряженную злость в своем хриплом голосе. — Я... я должен идти.

Поппи застыла в моих руках. Когда она снова задвигалась, ее щеки были мокрыми.

— Я знаю.

Я чувствовал, что слезы стекают и по моим щекам. Поппи нежно вытерла их, и послея поймал ее руку и оставил поцелуй в центре ее ладони. Я оставался еще несколько минут, впитывая каждый миллиметр лица Поппи, прежде чем заставил себя вылезти из кровати и одеться. Не оглядываясь назад, я выскользнул в окно и пробежал по траве, чувствуя, как мое сердце разрывается с каждым шагом.

Я забрался в свое окно. Дверь моей спальни была открыта. Папа стоял рядом с кроватью. На краткое мгновение мой желудок сделал сальто из-за того, что меня поймали. Но затем ярость наполнила меня, и я поднял подбородок, вызывая его сказать что-нибудь, что угодно.

Я приветствовал ссору.

Я не позволю ему стыдить меня за то, что провел ночь с девушкой, которую люблю. С той, от которой он отрывал меня.

Он развернулся и ушел, не сказав ни слова.

Тридцать минут прошли как один миг. Я последний раз оглянулся на свою комнату. Подняв свой рюкзак, я повесил его на плечо и вышел на улицу, мойфотоаппарат висел на шее.

Мистер и миссис Личфилд уже были на нашей подъездной дорожке, с Идой и Саванной, обнимая моих родителей на прощание. Заметив, как я вышел из двери, они встретили меня в конце лестницы и тоже обняли.

Ида и Саванна подбежали ко мне и обняли меня за талию. Я взъерошил их волосы. Когда они отступили в сторону, я услышал, как открылась дверь. Поднял голову и увидел Поппи, которая бежала ко мне. Ее волосы были мокрыми, очевидно, что она была после душа. Но она выглядела прекраснее чем когда-либо, пока бежала к нам и смотрела только на меня.

Когда достигла нашей подъездной дорожки, Поппи остановилась на краткое мгновение, чтобы обнять моих родителей и поцеловать Алтона на прощание. Затем она повернулась лицом ко мне. Мои родители сели в машину, а родители и сестры Поппи пошли назад к их дому, давая нам личное пространство. Не теряя времени, я протянул руки к Поппи, и она врезалась в мою грудь. Я крепко сжал ее, вдыхая сладкий запах ее волос.

Я положил палец под ее подбородок и поднял ее голову, а затем поцеловал ее в последний раз. Я целовал ее со всей любовью, что мог найти в своем сердце.

Когда я отстранился, Поппи проговорила сквозь слезы:

— Поцелуй номер триста пятьдесят шесть, с моим Руном на подъездной дорожке… когда он покидал меня.

Я закрыл глаза. Я не мог выдержать боль, которую испытывала она, и которую испытывал я сам.

— Сынок? — Я посмотрел через плечо Поппи на своего отца. — Нам пора, — сказал он извиняющимся тоном.

Рука Поппи вцепилась в мою рубашку. Ее зеленые глаза блестели от слез, и казалось, она пыталась запомнить каждую черточку моего лица. Наконец, разжав свои руки, я поднял фотоаппарат и нажал на кнопку.

Я запечатлел этот редкий момент: момент, когда чье-то сердце разбивается.

Я пошел к машине, мои ноги будто весели тонну. Когда забрался на заднее сиденье, я даже не пытался остановить свои слезы. Я смотрел, как Поппи стоит сбоку машины, ее мокрые волосы развеваются на ветру, и она машет мне на прощание.

Папа завел двигатель. Я открыл окно, вытянул руку, и Поппи взяла ее в свою. Когда я посмотрел в ее лицо последний раз, она сказала:

— Я увижу тебя в твоих снах.

— Я увижу тебя в своих снах, — прошептал я в ответ и неохотно отпустил ее руку, когда папа начал отъезжать. Я уставился на Поппи через заднее окно, смотря, как она машет мне, пока она не пропала из виду.

Я запечатлел этот момент в памяти: как она махала рукой на прощание.

Я поклялся помнить его, пока этот взмах рукой не встретит меня дома снова.

До тех пор, пока не придет время вновь сказать: «Привет».

Рун

Осло

Норвегия

День спустя я был в Осло, нас с Поппи разделял океан.

Мы разговаривали с ней каждый день на протяжении двух месяцев. Я пытался радоваться, что у нас, по крайней мере, было это. Но моя агрессия увеличивалась, когда я проживал каждый день без нее. Моя ненависть к отцу становилась сильнее, пока внутри меня что-то не сломалось, и на ее месте образовалась пустота. Я не заводил друзей в школе, отказывался считать это место своим домом снова и прилагать к этому какие-то усилия.

Мой дом был в Джорджии.

С Поппи.

Поппи ничего не говорила о переменах моего настроения, даже если и заметила их. Я надеялся, что скрывал их хорошо. Я не хотел, чтобы она переживала за меня.

В один день Поппи перестала отвечать на мои звонки, электронные письма и эсэмэски.

И на следующий, и на последующий.

Она ушла из моей жизни.

Поппи просто исчезла. Ни слова, ни следа.

Она покинула школу. Покинула город.

Ее семья собралась и уехала без объяснений.

На два года она оставила меня одного по ту сторону Атлантического океана, пока я терялся в догадках, где она. Задаваясь вопросом, что случилось. Думая, что я сделал что-то не так. Я начал считать, что слишком сильно надавил на нее в ту ночь перед отъездом.

Это был второй момент, который определил мою жизнь.

Жизнь без Поппи.

Никакого навеки.

Никакого навечно и навсегда.

Просто... ничего.

Поппи

Блоссом Гроув, Джорджия

Наши дни

17 лет

Он возвращается.

Два слова. Два слова, из-за которых моя жизнь перевернулась с ног на голову. Два слова, что привели меня в ужас.

Он возвращается.

Я уставилась на Джори, свою близкую подругу, прижимая книги крепче к груди. Мое сердце билось с грохотом, и тревога накрыла меня.

— Что ты сказала? — прошептала я, игнорируя учеников, которые спешили по коридору на свои уроки.

Джори положила руку на мою.

— Поппи, ты в порядке?

— Да, — ответила я неуверенно.

— Точно? Ты побледнела и выглядишь не очень хорошо.

Я кивнула, пытаясь быть убедительной, и спросила:

— Кто... кто сказал тебе, что он возвращается?

— Джадсон и Дикон, — ответила она. — Я была с ними на одном уроке, и они сказали, что компания его отца отправляет его назад. — Она пожала плечами. — На этот раз насовсем.

Я сглотнула.

— В тот же самый дом?

Джори поморщилась, но кивнула.

— Извини, Попс.

Я закрыла глаза и попыталась выровнять дыхание. Он снова будет жить по соседству... его комната снова будет напротив моей.

— Поппи? — спросила Джори, и я открыла глаза. Ее взгляд был наполнен сочувствием. — Ты уверена, что в порядке? Ты сама вернулась только несколько недель назад. И я знаю, что когда ты увидишь Руна...

Я вынужденно улыбнулась.

— Я буду в порядке, Джо. Я больше не знаю его. Два года — большой срок, и за это время мы ни разу не говорили.

Джори нахмурилась.

— Поп...

— Я буду в порядке, — настояла я, поднимая руку вверх. — Мне нужно идти на урок.