«Пионы». «Сакура». «Мимоза». «Дельфиниум»
" Чернобривцы, мальвы да барвинки" Если их увидишь на картинке – Не придёшь в восторг от форм и линий: Чернобривцы, мальвы да барвинки – Главные цветы на Украине!
Вдоль дорог, на клумбах и на рынке – Издревле, когда-то и доныне: Чернобривцы, мальвы да барвинки – Главные цветы на Украине!
Вот они стоят в дешёвой крынке: Жёлтый, бледно-розовый и синий… Чернобривцы, мальвы да барвинки – Главные цветы на Украине!
Две сестры – Маринка и Иринка, Пасека, ночёвка на перине… Чернобривцы, мальвы да барвинки – Главные цветы на Украине!
Я стою на чёрно-белом снимке… А цветных – и не было в помине. Чернобривцы, мальвы да барвинки – Главные цветы на Украине! * * * " Ночная фиалка" Я помню, бабуня сажала когда-то Забавный цветочек – ночную фиалку, Невзрачный и мелкий, и весь – бледноватый. И днём на него – посмотреть было жалко.
Но стоило солнцу скатиться на запад, Фиалки свои лепестки открывали И миру дарили немыслимый запах – Хоть раз ощутив, позабудешь едва ли!
Лишь несколько кустиков блёклых цветочков, А двор наполняли своим ароматом! … Те давние, дивные, чёрные ночки… Мы молоды были – и этим богаты! * * * " Ирис" Отбурлил разлив реки безбрежный, И вода вернулась в берега. И расцвёл на пойме ирис нежный, Украшая сочные луга.
Словно это Дядьки Черномора Строем из воды выходит рать. Желтовато-синие узоры Можно, по-японски, созерцать…
Срезанный и вянущий в букете, Он не дарит прелести такой, Как в неярких бликах, на рассвете, Над угомонившейся рекой. * * * " Гладиолусы" Гладиолусы – листья-мечи, С самурайским каким-то уклоном… А цветки: как огонь горячи, Холодны, словно горные склоны,
Как восход – розовеют они, Багровеют, как дым на закате. Озаряются летние дни Их лиловым и жёлтым объятьем.
В полный рост предо мною стоят, Не у всех вырастают такие: Их ласкаю с макушки до пят, И шепчу им слова колдовские.
Потому много раньше цветут – У меня, чем у наших соседей, Что немало счастливых минут Уделила я с ними беседе.
Потому – высоки и стройны, И цветки – небывало огромны… – В том моих ни заслуг, ни вины, – Улыбаюсь загадочно-скромно… * * * " Жасмин" Бывают удивительные вещи: Растение – пригодное для фона – И куст особой грацией не блещет, И листики – неброского фасона.
Но стоит только матовым бутонам В прекрасный день внезапно превратиться В цветы нежнейше-кремового тона – Пред ним не сможешь не остановиться!
Он опьянит волшебным ароматом, Что порождает странные желанья. Событий, совершившихся когда-то, Он воскресит во мне воспоминанья.
Я никогда цветов срывать не буду, Скользя по веткам взглядом господина: На месте наслаждаюсь этим чудом, Что дарит аромат цветов жасмина. * * * " Роза" Кто-то назовёт претенциозной, Кто-то говорит: кочан капустный. Я ж готова письменно и устно Утверждать, что роза – грандиозна.
Яркость и огонь горяче-красной, Восковой фарфор холодно-белой… Вот и я, пожалуй, что успела Заявить: застенчиво-прекрасна
Роза! А иначе бы – колючек На себе держать она не стала, Будь хоть жёлтой, хоть рассветно-алой – Избегает шаловливых ручек!
Собранные в чашечки бутоны, Лепестки, спрессованные плотно – Постепенно, ласково, дремотно Ароматом одарили лоно.
Добрыми обласканы руками, Все труды – с лихвою окупая, Миру представляют образ рая, С искорками – между лепестками. * * * " Первоцвет" Бледновато-туманный февральский рассвет, Тонкий хрусткий ледок под ногами… Почему вспоминается мне первоцвет На меже, что легла между нами?
Белой звёздочкой светит на фоне земли, Рядом снег оплывает подталый… А зима растворилась и где-то вдали – За туманным рассветом пропала.
Далеко до тебя, далеко до весны, Снег кружится, и льдинки не тают… Мы живём нашей памятью, ею сильны, Потому – и весна наступает… * * * " Ландыши"
Лист ланцетовидный, край игольчат, Кончики листов заострены, А цветок – шуршащий колокольчик – Позабытой снежной белизны.
В песне – навсегда приписан к маю, Но цветёт в июньскую теплынь, Аромат – нежнее не бывает – На меду настояна полынь.
Отыскать – морока и мытарство, Не любой способен и горазд… Он – и яд сердечный, и лекарство – Кто сорвёт, и как его подаст. * * *
" Тюльпаны" Отстоялся букет и в тепле Распахнул до отказа бутоны. Канет миг – и уже на столе Лепестки ярко-красного тона.
Век тюльпана недолог, увы, Разлетится тюрбан лепестками, И ему не сносить головы… Но сейчас от восторга – руками
Мы всплеснули, и вырвался крик… А теперь – затихаем, немея: Потому что прекрасного миг – Мы хранить никогда не умеем. * * *
" Ромашка" Кто самым первым задал свой вопрос Цветку ромашки с жёлтой серединой? И неужели верил он всерьёз? Иль при плохой игре – красивой миной
Неверье прикрывал… А мы с тех пор Уверовали в истинность гаданья. Но лепестки терзать – такой позор, Не меньший, чем ягнёнка на закланье!
Хоть кто-нибудь попробовал учесть Число людей, обманутых гаданьем? … У скольких же их них оно, бог весть, Навеки обмануло ожиданья,
Лишило веры, бодрости, надежд, Короче, просто, сбило с панталыку, По милости фанатиков-невежд, Тянувших в строку всяческое лыко?
И сколько незадачливых сердец, Поверив эфемерному гаданью, Смиряло пыл, лишаясь, наконец, Стремленья к исполнению желанья?
И знать – не знаем. Но с далёких пор, До наших дней – взрослеющие внуки, Не чувствуя цветов немой укор – С вопросами протягивают руки… * * *
" Сальвия" Завсегдатай цветников, Клумб у гор и райсоветов – Создаёт сплошной покров, Пролетарской крови цвета.
Это сальвии разлив – Ярким всплеском – средь бетона: Ведь – шалфей, а как красив Край зелёного газона!
Как увижу – сдавит грудь – Память трепетного детства: Прошлый век – не как-нибудь, Тут уже не отвертеться! * * * " Мак" Лепестками плещет на ветру, Около шоссе, у самой кромки, Но его отыщет поутру Ярый наркоман в период " ломки".
До чего нас, братцы, довели! Это же таким шибает мраком: Тётки на клочках своей земли Двадцать лет уже не садят мака!
Выстоял с природою в боях Стебелёк его, изящно ломкий… Но и у такой, какая я, Будит мысль о маковой соломке…
Он ведь слыл красой своих степей, Лишь чуть-чуть тюльпанам уступая… Там теперь пустырник да репей – Красота, признаюсь, небольшая… * * * " Васильки" Среди цивилизованной космеи, От всякого тщеславья далеки, Тягаться с нею в яркости не смея, Неброско притулились васильки.
Как звёздочки из верхнего пространства, Упавшие в траву средь бела дня, Глаз не сводя, с упорством постоянства, Неистово взирают на меня.
Вы скажете, что в жизни не бывает, У глаз людских подобной синевы. Я ж буду на своём, пока живая, Стоять, твердя, что люди не правы.
Что в жизни, кроме зрелищ, кроме хлеба, В колоде от шестёрки до туза, Есть синева, пролившаяся с неба На васильки и в милые глаза. * * * " Шиповник" Младший брат потрясающей розы, Терпеливей её многократно, Терпит даже большие морозы, Да и пахнет свежо и приятно.
Лепестков первозданная нежность Пусть не столь расположена строго, Но дарует душе безмятежность, И возвышенность слову и слогу.
Нынче люди – страшнее, чем звери: Заменили на триллер – эклогу! Лишь в одно сотворение верю: Что цветы были созданы богом. * * * " Печёночница (перелеска)" Лишь упорный скалолаз, На карельских диких скалах, Разглядит, склоняясь устало, Услаждающие глаз
Проявленья красоты: Три цветочка – перелески, На земле, контрастом резким. Рядом – щепки да листы.
Нет травы, и лишь горят Огоньки небесным цветом, Словно дар весенний – лету, Завораживают взгляд. * * * " Граммофончики" На ночь в фунтик скручены бутончики, Утром – раскрываются цветки. Мы их называли – граммофончики, Есть ещё название: вьюнки.
В самом деле – сходство удивительно – Формы – с граммофонною трубой… Как-то раз в малиннике решительно С ними я вела серьёзный бой.
Сорняки – ну, что я тут поделаю: За пространство борются всерьёз! Плети я рвала с цветками белыми, А сама жалела их до слёз. * * *
«Пионы»
Пионов нежность всё ещё жива,
Но тихо умирает в целлофане.
И глупы, и бессмысленны слова,
И кофе, остывающий в стакане…
И тискает небрежная рука
Живые лепестки, не понимая,
Что это к нам идёт – издалека –
Любви и тихой нежности прямая.
А рядом с ней – веками – в параллель
Прямая непредвиденной разлуки,
Её не воспоёт весенний Лель,
Ни в радости, ни в горе, ни со скуки…
Изломаны, буреют лепестки,
Так радостно возросшие на лоне…
И увядают смятые цветки,
Отброшены с бестрепетной ладони.
* * *
«Сакура»
Словно не отбрасывая тени,
Цвет, который нежного нежней,
Сакура уронит на колени,
Если на колени встать под ней.
Связь от поколенья к поколенью,
Чуда возрожденья торжество…
Вишни поднебесное цветенье –
Стоит, чтоб отпраздновать его!
Снова повторяясь год за годом,
Сквозь века протягивая нить.
Это было создано природой –
Люди могут только оценить!
* * *
«Мимоза»
Чуть омертвелые шарики в женских руках: На истончённых, иссохших, сложившихся листьях, Желто-печальные, в сердце родящие страх, Неприхотливо и жалобно собраны в кисти –
Это – мимоза, наверно, иль, как её там? Знают точнее ботаники, женщинам проще: Радуйся – или не радуйся пыльным цветам, Заполонившим собой привокзальную площадь…
Только я видела! Фото, но как же светло, Ярко, насыщенно, радостно, главное – живо – Могут на ветках сиять, всем напастям назло, Выглядеть празднично и просветлённо-красиво! * * *
«Дельфиниум»
Дельфиниум? Мне нравились другие
Цветы, когда-то росшие на даче.
А вот теперь – такая ностальгия:
По юности, по дням, когда иначе
И думалось, и снилось, и дышалось…
А живокость – я выкопала, помню,
Нисколько не испытывая жалость –
Перенесла, с комком земли на комле,
И у межи воткнула, под шпалерой
Полустихийно выросшей малины.
А вот теперь – разменяна и вера,
И лет моих вторая половина,
А, надо же, растрогалась цветеньем
Дельфиниума, шпорника – на фото…
Хоть там он отразился бледной тенью,
Но в сердце отозвался верной нотой.
* * *
|