ПОСЛЕСЛОВИЕ 2 страница

Повар удовлетворился этим объяснением (и мой вид ему, похоже, не показался угрожающим), и сел на лавку напротив меня.

- С какой ты Стороны? – спросил он, - идхарцем ты не выглядишь.

Я доверчиво поведал ему свою историю. Повар слушал внимательно, хоть я и подумал, что он мысленно, как и все монастырские церетес, ставит мне диагноз: «Блудный». Или еще лучше: «Чокнутый».

- Я знавал одного человека, - сказал мне мой визави, - который так же, как и ты, утверждал, что он пришел с Земли. Но выглядел он, то есть она, по-другому, а ты такой… гладкий.

Я удивился этому определению, причем машинально провел по подбородку, не брился я давно и отрастил основательную щетину. Повар явно имел в виду что-то другое, но растолковывать он мне ничего не стал. Вместо этого я услышал его историю, весьма удивительную.

Савар (так звали повара) повстречал как-то девушку в лесу. По ее словам, она собирала грибы, когда внезапно пошел дождь, и заставил ее повернуть назад, домой. Когда Савар столкнулся с ней, она замерзла и дрожала, так как ее одежда промокла до нитки, хотя в этот день с неба не упало ни капли! Что-то невнятно лопоча, она хватала Савара за руки, заглядывала ему в глаза и о чем-то просила. Но он даже не смог понять, на каком языке она говорила.

Савар приютил девушку, которая, едва попробовав местной пищи, заговорила на илесе, как на своем родном. Он был уверен, что найденыш – самая настоящая заблуда, так как девушка рассказывала о неизвестных странах и людях. При этом она ни разу не слышала ни о метсу, ни об этере, ни об анимах.

Дальше последовал известный мне сценарий – Савар сводил подопечную к церетес, в надежде, что те вылечат девушку, но ни один из священников не справился с ее проблемой. Она отказалась от дальнейшей помощи.

Несколько лет спустя девушка вновь появилась в монастыре церетес… и осталась там. Пройдя испытание, она отреклась от своего прошлого, от близких ей людей, даже от дорогого ей Савара. Он же, испытывая сильную ответственность за свою подопечную, не нашел в себе силы ее оставить, поэтому устроился в этот же монастырь поваром. Им приходилось делать вид, что они незнакомы, но Савар все так же преданно присматривал за быстро взрослеющей и постепенно

белеющей девушкой.

- Как-то невесело, - заметил я, - неужели вам и правда приходиться изображать равнодушие по отношению друг к другу? И зачем это нужно?

- Среди церетес так заведено. Становясь церковниками, они рвут все связи со своей семьей, чтобы потенциальный злоумышленник не мог воспользоваться ими в целях шантажа.

- Как же это связано с шантажом?

- Прямо. Церетес с их дубовым лицом не поймешь, а под пытками ничего не расскажут. Чтобы самих церетес опасности не подвергать, их родня сидит себе в своей деревне тихо. Придумают легенду, куда, к примеру, сынок или дочь подевались, а те уже вовсю послушничают под новым именем.

- Как-то это неубедительно.

- Ну и шакар с тобой.

Савар махнул на меня рукой, и мы замолчали. Собеседник мой явно взгрустнул – мы расковыряли его больную тему, но никто ж его не тянул за язык. Впрочем, саваров рассказ оказался для меня познавательным – теперь мне было известно, что в Нигде попадали и другие земляне.

Я встал, собираясь пойти в келью, как вдруг в голове у меня появился один вопрос.

- А могу я узнать имя этой девушки? Мне хотелось бы познакомиться с ней.

- Хочется, не хочется – не сможешь. Умерла она год назад. От болезни.

- А почему она решила стать церетес? – спросил я напоследок.

- Дык это… веды она боялась.

- Какой веды? – насторожился я.

- Какой-то… обычной.

***

Перед сном я все никак не мог придумать себе занятие, и в результате снова вернулся к книгам, прочтя еще немного про церетес. Я зажег огарок свечи и устроился прямо в постели, уютно замотавшись в одеяло. Тусклый свет превращал мои вечерние занятия в очень любопытное действо, так как живое мое воображение ярко рисовало мне самые разные картины и самых разных людей. Одна из них, красивая девушка в белых одеждах, держащая в руках безголовую птицу, представлялась мне особенно часто, так как фигурировала чуть ли не в каждом рассказе про церковников, которые мне доводилось читать. На ранних гравюрах она изображалась очень строгой, и мне всегда было любопытно, кто же она такая на самом деле, и чем прославила свое имя. Говорили, что она выходила самого Контура после битвы с его братом, Антэросом

(далеко не самым добрым малым), обнаружив его в лесу. Бог Нигде принял облик песчаного луня и лежал среди травы, истекая кровью. Доброта женщины исцелила его раны (но уж не думаю, что она могла бы вернуть ему голову) и Контур, испытывая благодарность к ней, установил со своей спасительницей какую-то особенную духовную связь. Эта женщина впоследствии обошла многие деревни и

города, чтобы найти людей, которые хотели бы присягнуть в верности великому Контуру и стать такой же, как она – церетес, то есть «Белой Птицей».

Религия церетес призывает прощать обиды и подавлять гнев. Конечно, вряд ли все нигдейцы следуют этому миротворческому призыву – ведь люди всегда остаются людьми – но я не буду отрицать, что мир Нигде гораздо более безмятежный, нежели моя Земля.

В местных летописях войн было, наверное, раза в два меньше, но зато какие они были продолжительные и кровавые!.. Историю войны между людьми и народами арков я почти пролистал, так как от описанных там ужасов у меня волосы на голове вставали дыбом.

Опасность Нигде таится не только в человеческих распрях. Одинокие путники и торговые караваны становятся жертвами метсу, поджидающих их на каждом углу. Иногда даже разбойники подвергаются нападениям опасных духов, поэтому в целом шаек в Нигде немного; возглавляют их, наверное, отчаянные и бесстрашные воины, в прошлом служившие в аргатской гвардии, или могущественные маги – как их здесь величали, коробники. О коробниках я узнал мало, но понял, что относятся к ним не самым лучшим образом – они неизменно упоминаются как «воры, мошенники и хладнокровные убийцы». Возможно, автор, который их описывал, был несправедлив в своих выводах – он нередко возвращался к церетес и сетовал, что они даже ухом не повели в сторону коробников. Вспоминая церковников и свое общение с ними, я склонен полагать, что они попросту не считают магов тем, чем считают их простые люди – то есть, машинами смерти.

Символ коробников - черная кошка, которая вкупе с черной змеей считается священным животным Антэроса. Эти животные явно противопоставляются белой птице, символу церетес и бога Контура. Взаимоотношения кошки и птицы, как мы с тобой прекрасно понимаем, редко приводят к чему-то хорошему. В лучшем случае птица будет ранена острыми когтями хищницы, в худшем – лишится головы по ее вине. Вот и отношения между двумя «братьями», Контуром и Антэросом, точно соответствуют этому описанию.

Ниже я привожу легенду женщины по имени Эриния, которая была лично знакома с Контуром. Эриния стала одним из самых первых церетес, благодаря чему вошла в историю как легендарная личность. Ей приписывали и исцеление Контура, и помощь в уничтожении Антэроса, хотя в действительности она сделала не так много, как хотела бы. Истории, которые Эриния рассказывала своим детям, звучали более скромно, нежели последовавшие много лет спустя небылицы. В архивах церетес мне посчастливилось отыскать один ее рассказ.

" Чужаками нас называли, да... Мол, из другого мира. А сами? Это ведь мне мои же земляки говорили. Мы тогда еще чувствовали себя так, будто забрались в чужой дом. Все ждали, когда можно будет в свои родные земли вернуться, но не было возможности. Говорили, что здесь главенствует какой-то Даевур (" Бог" по-нашему) да только к людям он глух и слеп.

А однажды случилось чудо - я тогда жила вместе с одной многодетной семьей в маленькой деревушке; когда крики на улице услышали, так и повалили из дома. Видим - вся деревня высыпала на улицы, смотрят. Куда смотрят? И вдруг увидела - явился к нам статный муж в белых с красным одеждах, лицо у него было доброе и улыбчивое, назвался Контуром. Я ваш Даевур, говорит. Мы ему, естественно, не поверили. А он нам давай чудеса показывать - слетаются к нему белые голуби на руки, он их гладит, как ручных. А потом как топнет ногой - из-под земли ручей чистейшей воды полился...

Веры нам тогда не хватало. Контур очень вовремя пришел, после его появления и жить стало легче. Людские обычаи ему поначалу было тяжело понять, но познакомили его с этим делом... Стал он монархом. Мы его Белым Лордом Контуром величали. Заставил мир свой, наш дом новый, процветать. Людей тем временем больше становились - брюхатые девки нарожали детишек, да еще и со Старой Земли народ только так шел.

Я познакомилась с одним бардом деревенским, Шерманом. Ваш покойный батюшка, между прочим! Вы знаете, что хозяйничал он в таверне, потому друзей у него было великое множество. Ну и обаятельный был, может, суть в этом... Всем девкам нравился. А по мне он так, не красавец. Но мы с ним быстро сошлись, - и песни он мне пел, а в гости зайдет - нет-нет, да и принесет охапку полевых цветов, каждой девочке из семьи (которая приютила меня) по букетику подарит. Или попросит местного мужичка с телегой подвезти бочонок пенящегося пива главе семейства.

Уже несколько лет спустя, когда я с Шерманом жила и была беременна одним из вас, Контур вдруг явился в мой дом. Такой вот был король-бог, любил людей и считал нужным каждого лично навещать. Чай, об усталости не ведал, мог сутками бодрствовать. Так вот, явился он и говорит мне " Слыхал, что ты в честь рождения первенца хотела церковь построить". Я удивилась, никому ведь никогда не рассказывала об этом. Ну, говорю ему, хотела. А он " Ну, за дело! Будешь хозяйкой первой нигдейской церкви. За это я твою семью благословлю, и все дети твои будут расти здоровыми". Я обрадовалась - значит, не один ребенок будет!

Стали мы церковь строить. Вся деревня стекалась к месту стройки - кто бревно подтащит-распилит, кто тяжеленный блок на тросах поднимет... Нашлись помощники. И сам Лорд Контур, закатав по локоть белоснежные рукава своей рубахи, рубил, пилил, таскал, строгал. Я тогда поняла, что он такой - людей объединить хотел, мир от хвори и войн избавить, отцом всех назваться и за детьми своими присматривать. Такой вот король-бог... Никогда такого не будет больше.

Когда церковь готова была (на пару месяцев пришлось мне работы прервать, ибо разрешилась от бремени), Лорд Контур пришел ко мне снова и сказал " Теперь молитесь мне, верьте в меня, ибо слова ваши укрепят мои силы".

Полный приход деревенских соседей моих был...

А потом все коту под хвост полетело. Лорд Контур принял у себя в гостях брата - по слухам это был какой-то неудачливый Даевур, ищущий у родственника своего поддержки и участия. Сплетни постепенно собирались в прочный скелет, обрастали мясом, а после, когда я увидела братца этого воочию, обрели лицо. Все, что я слышала об этом Анхаросе (кажется, у него такое имя было) оправдалось: щуплый такой парнишка с бегающим взглядом, патлы черные торчат во все стороны, а высокомерен-то как! Чуть ли не запинался о порог, заходя - настолько нос высоко задирал! Скрипка у него была резная и смычок странный такой, иногда меняющийся то в трость, то в писчее перо, то в бич…

Стала я замечать, как постепенно Контурово королевство разлаживается. Сам Лорд Контур в раздумьях был, но мы сразу поняли - Анхарос виноват! Он занял должность особую при братце своем, первым коробником стал, что ли...

Я сразу сказать должна - вы метсу этих за людей не держите. Они любое лицо принять могут, любые гадости говорить могут. Бывают среди них истинные и чистосердечные Даевуры, как Лорд Контур, а бывают змеи, как Анхарос, даже если они братья между собой.

К чему я? Да к тому, что совратил Анхарос Контура. Лорд наш совсем ослеп, без него и шагу шагнуть не мог, видели их только вместе и никогда - порознь. Любил Анхарос на скрипке своей играть, а те, кто ее слышал, сразу в пляс пускались да непотребные вещи говорили - какие Анхарос захочет, такие и говорили. Восхваляли его, например - это он больше всего любил. Самолюбованием заниматься. И Контур, улыбаясь, слушает музыку его, слушает - нет-нет, да начнет ножкой притоптывать.

Муж мой, Шерман, видя, как у меня сердце болит за Лорда, сжалился однажды и сказал мне " А если я вызову Анхароса на поединок? Что получится? "

Музыка Шермана была моему сердцу милее, чем визги скрипки Анхароса. Да кого не спроси - всем мой бард нравится, только вот перед чарами Даевура еще не устоял никто... К стыду своему признаюсь в том же.

" Вот увидишь, я одержу над ним победу", - уверял меня муж. Я очень на него надеялась и боялась в то же время - а вдруг обозленный Анхарос решит ему отомстить?

Начали состязаться. Прямо у нас в деревне и состязались. Шерман улыбается, хорохорится, грудь колесом выпятил, перед девушками кланяется, мне украдкой подмигивает, да струны на домре своей пальцами задевает. А Анхарос мрачный поодаль стоит, совсем в толпе затерялся. На плечи себе накинул черную пятнистую шкуру неведомой твари - не иначе Лорд Контур подарил. А вот и сам Лорд, рядом с ним стоит - белоснежный плащ с другими не спутаешь. Признаюсь, тут-то меня нервы и подвели, ушла я в дом и поклялась себе при первых же звуках анхаросовой скрипки наглухо зажать уши...

Начал Шерман играть задумчивую мелодию, знакомую мне до боли в сердце. Вспомнила – играл ее, когда еще только начал за мной ухаживать. А в таверне ее не играл. Нигде больше не играл. Пел он тоже красиво, про " чудовищ, сгинувших с рассветом", а если в слова не вслушиваться - будто утреннее море мелодично шелестит по белому песку. Восхитились все им, слышу, как хвалят его деревенские, и словно камень с души моей свалился. Ну, думаю, не выиграет у тебя Анхарос ни за что! Но стоило заиграть лживой скрипке, как затопали ноги в безумных плясках. Я прижимаю ладони к ушам и выглядываю в окно украдкой - мелькают пестрые платья, кружатся девушки, кружатся юноши. Ни одного равнодушного! Даже Лорд Контур, по-доброму улыбаясь, слегка приплясывает. Ну, думаю, пропал мой Шерман! Вижу - стоит он поодаль, один-одинешенек, руку с домрой опустил, а глаза печальные, непонимающие... Не поддался чарам шакаровой скрипки. Лицо Анхароса вижу, как сейчас - мстительно-радостное, довольное, чуть не смеется. Такая боль меня снова взяла!

Лорд Контур признал его победителем. Не было в том вины нашего славного Лорда - совсем очаровал его коварный Анхарос. В тот вечер на исповедь ко мне в церковь пришла вся деревня - боялись люди, что скрипка посеяла в их душах зло. Осеняла я их лбы знаменем Контура, а сама слезы лью, и люди вместе со мной - кто бы Контура спас, уберег от «брата»? Помолились мы для него и за него, надеясь, что слова наши дойдут до запертого в недрах его души разума.

Лорд Контур уже настолько привык жить в теле человека, что о даевурской сущности своей начал забывать постепенно, но наши молитвы он каким-то образом услышал и сумел немного прийти в себя. К сожалению, брата он так прочь и не погнал, но в голове его зародилась мысль о наследнике. Уж не знаю, как ему удалось преодолеть возражения Анхароса, только он нашел себе в миру прелестную девушку и сыграл с ней свадьбу. Думаю, он убеждал Анхароса в необходимости оставить своего наследника в этом нуждающемся в поддержке мире, и вполне возможно, что тот принял его разнообразные заверения или сделал вид, что принял. Не поймешь, что у этого метсу в голове.

Невеста Контура всем понравилась. Милая, но волевая и отважная девица. Видимо, обладала она настолько бойким характером, что сразу Лорду приглянулась и задела его за душу. Вот только Анхаросу это все совсем не понравилось - временно эта девушка была невестой Контура или нет, а само ее наличие поблизости выводило его из себя. Вскоре уж стало всем понятно, что возвращаться к брату Белый Лорд не думает.

Венчала я их в своей церкви, помню. Приходили смущенные - девушка-то ладно, а на Контура как посмотришь, так и посмеиваешься внутренне. Взгляд потупил, запомнить текст молитвы пытается. Сам себе же молится! Вся деревня над ним потешалась, но на венчание пришла. Любим мы Лорда…

Только не стал Анхарос в тишине отсиживаться. Он разгуливал по дворцу Контура и даже пытался нянчиться с королевским дитем, но Фелисия, жена контурова, его отгоняла. Видать, почувствовала недоброе. Мне потом пересказывали: " Свесился он над люлькой младенческой, а в фигуре его Фелисия чудовище увидала, да как погонит кухонным полотенцем! ".

Правду сказать, мы за супругу Лорда Контура начали побаиваться. Мало ли, вдруг Анхарос решит убить ее? Но беда поджидала совсем с другой стороны, неожиданной для нас.

Анхарос пригласил Лорда погостить. Мол, написал новую музыку специально для него. Слуга Лорда рассказывал нам - " Как услышал эти слова, так и обомлел! Снова зачарует нашего Даевура и прогонит леди Фелисию на улицу вместе с ее сынишкой. Я наспех залепил себе уши горячим свечным воском, но все равно скрипку слышал - будто она свою силу потеряла. Закончилась игра, слышу - разговаривают. А потом звуки борьбы послышались… Заглянул, и вижу - Анхарос в руке держит смычок, который начал в меч превращаться. Взмахнул им – и поразил Контура в грудь. Взмахнул снова – и отрубил ему голову…"

Я в тот момент на колокольне была, ставила новехонький блестящий флюгер. И вдруг вижу - над дворцом поднялись два гигантских и длинных колосса, черный и белый. Бьются они, впиваются когтями в тела друг друга и страшно делается от их нечеловеческих воплей. Чудом я удержалась на колокольне, но слезать медлила - ждала исхода битвы, молилась за Лорда Контура. Потом вижу - разорвал он черного... Мертв Анхарос. Контур свернулся петлей и устремился в небеса, да и исчез. Почувствовала я неладное, спустилась с колокольни в церковь и вижу - все лики Контура сочатся черной смолой. Я второй раз за жизнь свою тогда слезы лила, ибо чуяла - Контур нас оставил.

Ночью накинула я плащ, взяла зажженный факел и пошла в лес. Хотела Лорда найти. Наверняка он ранен и раны его нужно перевязать - забыла тогда, что Контур не человек и человеком его считать не нужно...

Выхожу на поляну и вижу, как на земле лежит белоснежный лунь без головы. Я беру его на руки, чувствую, как под ладонями жизнь еще теплится. Только вот в груди птицы виднеется отверстие, вроде ромба, и кровь из него алой струйкой так и сочится. Обнимаю я бедного Лорда Контура и говорю, что я и мои последовали будут за его здоровье жизнь отдавать, расплачиваться за грех ненавистного Анхароса. Слышу в голове своей голос " Я научу вас быть глухими к чарующей скрипке. А брата моего зовите Антэросом - в этом имени есть отрицание той любви, которую я давал вам, своим детям". Так и не знаю я, что он имел в виду, так как это имя звучало для нас совершенно незнакомо. Ссылался ли Лорд на незнакомые нам языки, мне неизвестно...

Отпустила я Контура, и полетел он ввысь. Я знала, что всегда он будет рядом с нами, но жить среди нас более не захочет. Стала моя кожа бледнеть, а волосы - белеть, и тогда я поняла, что любая горечь, любая печаль, любая ненависть и любая мстительность тщетны по сравнению с болью Контура, заставившей его поседеть навсегда. С тех пор все церетес " седеют" и отвергают ненужные чувства, способные затмить их здравый смысл, но взамен получают мудрость и силу Контура, которыми тот щедро награждает их за жертвы.

Шерман рассказал мне, что он уже давно постиг эту мудрость. Тогда-то и поняла я, почему он был глух к скрипке хитрого Анхароса... "

***

Хочу заметить одну деталь – Антэросом назывался бог в греческой мифологии, и был он богом «отрицания любви» и богом «ненависти, порожденной любовью». Если Контур и брат Антэроса, то на роль Эроса он не подходит вовсе – значит ли это, что его злой родич изначально даже не имел своего имени? И Анхарос – всего лишь древняя интерпретация деревенскими людьми сложного прозвища? Может, на самом деле он был сдержанней и рациональнее своего любвеобильного брата, почему и лишал себя многих радостей жизни и все время держался в стороне?

Так или иначе, Антерос надежно занял нишу главного антагониста в этом мире. Судя по различным предсказаниям, описанным и повторяющимся в разных книгах, когда-нибудь куски Антэроса соберутся в единое целое, и грянет вторая, итоговая битва. Вряд ли я доживу до этого «радостного» события.

С помощью истории Эринии я смог заполнить некоторые пробелы. Возвращаясь к событиям в Архане, когда семья моих спасителей потащила меня в собор, я понимаю – знамение, которым осеняла меня мессан Шамрей, вовсе не крест, а ромб. И осеняют им, начиная не с правого плеча, а со лба.

Почему ромб?

Я долго удивлялся, как так Антэросу удалось проткнуть своего брата смычком (видимо, это был какой-то особенный смычок), но не стал углубляться. Где-то я вычитал утверждение одного ученого, которому смычок, видимо, тоже не понравился, что Антерос орудовал мечом.

Ну, как бы то ни было, меч или смычок был такой формы, что сумел оставить в груди Контура ровное четырехугольное отверстие. И если этер под крыльями божественной птицы питает воздух, а этер, текущий из этой раны – землю.

…Я с трудом дописываю эти строки, так как меня неудержимо клонит в сон. Я, наконец, смог поделиться с тобой тем, что так долго копилось у меня в голове, хотя рука у меня так болит от продолжительного писания гусиным пером, что я вряд ли снова займусь этим в ближайшее время.

4 глава

Шел уже второй месяц с тех пор, как я поселился в монастыре, когда в моей однообразной жизни, наконец, случилось нечто особенное. Однажды в монастырь приехала очень странная женщина – я видел из окна, как она подъехала на лошади к воротам. Она заинтересовала меня, поскольку не была похожа ни на церетес, ни на простую прихожанку – напротив, ее необычные одежды и украшения наводили на мысль о том, что эта особа из богатой семьи, а здесь я таких еще ни разу не видел. Но было что-то еще, что-то совсем незаметное, может быть в ее манере держаться, в голосе или выражении лица - так или иначе, я присматривался к ней с особым интересом.

В тот день я снова был вынужден отправиться на ритуал, ставший уже вполне привычным для меня, как осмотр у доктора, к которому привыкаешь, когда долго болеешь. Думая о чем-то отвлеченном, я в сотый раз поднялся по знакомым гранитным ступеням и очутился перед мессером Монтрой, человеком могучего телосложения и не менее твердого нрава. Я уже ожидал, что сейчас мне вручат книгу с молитвами, которые я мог бы читать, пока церетес совершали обряд, но с удивлением понял, что никакой книги у Монтры в руках не наблюдается. Сам он выглядел мрачней обычного, и между бровей на его лице залегла складка.

- Боюсь, что не могу тебя обрадовать, Адам.

Монтра никогда не разменивался на словесные вступления, призванные смягчить его «приговор». Он был почти до грубости прям, когда речь шла о чем-либо серьезном, так что по спине у меня сразу прошелся холодок, и стало ясно, что ничего хорошего меня не ждет.

- В чем дело? Что-то случилось?

- Ты живешь среди нас вот уже сорок дней. И твои воспоминания до сих пор не вернулись, Адам.

Я смущенно потер ладонью лоб, как делал всегда, когда волновался, и неуверенно заметил:

- Но ведь вы сами говорили мне, что одного, нет, даже десяти проведенных обрядов будет мало. Что с хворью приходится бороться месяцами…

- И я не врал, - лицо Монтры оставалось совершенно непроницаемым, и от этого его слова были вдвое тяжелее, - но всему есть предел, и я не хочу обманывать твои надежды. Мы, церетес, ничего более не можем сделать для тебя. Теперь остается только…

«Отправить тебя обратно» - закончил я фразу мысленно, с тоской представляя, как возвращаюсь к Эвае. Нет, за прошедшие дни я часто ее вспоминал и испытывал к этой женщине одну лишь благодарность, но возвращаться обратно в деревню значило отказаться от идеи обрести родной дом, а разве на это я рассчитывал, претерпевая все тяготы жизни в Нигде?

- …только договориться с ведами, чтобы они взяли тебя под свою опеку и помогли, чем смогут. Их силы в некоторых вопросах превосходят наши, они способны врачевать даже такие тяжелые болезни, как блудничество.

- Веды?

Я по инерции оглянулся вокруг, как будто при слове «веда» оная особа тут же должна материализоваться где-то у меня за спиной. Но такого, само собой, не случилось. Монтра сухо кивнул:

- Сегодня в монастырь прибыла Ианта, веда, которую мы лично вызвали из ведовского ордена. Теперь ты на ее попечительстве, если, конечно, сам не станешь возражать против этого. Коли захочешь вернуться обратно к своим спасителям, церетес не станут тебя держать.

- Нет… нет, не стоит мне возвращаться, - я вспомнил женщину, которую видел утром. Неужели она и была такой ведой? Странно, ведь я представлял себе ее абсолютно иначе, - веды сильные, я уже слышал об этом от Шамрей. Если церковь доверяем им, то и я доверюсь. У меня все равно не так много вариантов.

- Хорошо, в таком случае, ты встретишься с Иантой через час. Квара тебя позовет, - и вот Монтра отвернулся, а мне показалось, что он и сам не рад прибытию веды. Я знаю, что церетес и веды – давние союзники, но чувства моего собеседника были вполне объяснимы – он действительно хотел излечить меня, как и все здесь, а теперь моим покровителям приходилось расписываться в собственном бессилии и отпускать меня ни с чем. Я не винил в этом ни Монтру, ни остальных, хотя и ощущал себя переходящим призом своего рода, кочующим из рук в руки.

Я с жаром пожал Монтре руку, пытаясь показать ему, что и в самом деле благодарен. Но по реакциям этого сурового церковника я никогда не мог понять, что же он чувствует в тот или иной момент… Другое дело, Квара.

Юноша забрал меня в положенное время, ровно через час после нашего расставания с Монтрой. До того, как он появился на моем пороге, я не мог найти себе места, и бегал по комнате, чувствуя себя ужасно взволнованным. Как будто я был мухой, попавшей в сироп и уже вполне свыкшейся с липким пленом вокруг, как вдруг меня снова ткнули десертной ложечкой – и вот, мне захотелось выбраться даже сильнее, чем прежде. Однако человек быстро привыкает к тем или иным местам, во всяком случае, я привыкал быстро. Мне было искренне жаль расставаться с теми, кто поддержал меня, не позволив окончательно расклеиться и пасть духом.

- Адам, - Квара смерил меня каким-то странным взглядом, и неподвижно застыл в дверях, не давая мне пройти, - за тобой действительно приехала Ианта? Слухи не врут?

- Нет, - я снова схватился за голову, пытаясь успокоиться, - представь себе, теперь мной будут заниматься веды… все это так странно… так странно, но, черт возьми, я чувствую, что в этот раз мне точно повезет! И я, наконец, окажусь дома!

- Веда, - повторил мой друг, словно был эхом, - что ж, наверное, это хорошо. Я рад за тебя.

Мне так не показалось. Может быть, Квара расстроился из-за того, что нам приходилось расставаться, или из-за бессилия церкви, я не мог тогда понять.

- Пойдем уже, я не выдержу ожидания дольше, - с этими словами я устремился к двери, после чего мы с товарищем покинули комнату.

Надо сказать, что в Нигде мне везло на встречи с необычными женщинами. Причем женщинами одного типа – хладнокровными и скупыми на эмоции, даром что Ианта не принадлежала церетес. Ее чернейшие волосы были туго заплетены в косы и закручены на голове спиралями, обрамляя точеное и почти бескровное лицо. Вздернутые брови придавали ее взгляду надменность, и когда мы встретились глазами, я ощутил волнующий страх и благоговение. Мы с ней находились в небольшой комнатке, хорошо обставленной, и явно предназначенной для встречи высоких особ.

Ианта сняла перчатки, после чего протянула руку для поцелуя. Чуть помедлив, я прикоснулся к ее пальцам губами.

- Стало быть, это вы тот потеря, о котором говорилось в письме, - обратилась ко мне женщина, - что ж, я постараюсь разобраться с вами побыстрее – мне сообщили, что ваш случай почти безнадежен.

- Но ведь не совсем безнадежен, - заметил я и выпрямился, - мое имя Адам Пиккерс, я к вашим услугам.

- Ианта, - коротко ответила она.

Мы оба замолчали, и в комнате повисла тишина. Я ожидал чего-то… волшебного, магического; передо мной предстала веда, она приехала сюда, чтобы помочь мне, ни много ни мало, по личной просьбе церетес, но весь наш разговор уложился всего в пару формальных фраз. Ничуть не обращая на меня внимания, женщина принялась спокойно разбирать свои вещи, уложенные в аккуратные свертки.

- Э-эм, госпожа Ианта? – я почувствовал себя неловко, - послушайте, я хотел спросить…

- О, вы все еще здесь? – улыбнулась краешком рта моя собеседница, и указала мне ладонью на дверь, - прошу вас, покиньте меня сейчас. Мы встретимся позже, но у меня есть и другие дела, которыми я бы хотела заняться.

Вот и все! Мне пришлось уйти. С тех пор Ианта часто навещала меня, или я навещал ее, когда мне было это позволено. Даже после многих встреч она отказала мне в дружеских отношениях и не позволяла переходить нашему общению на короткую ногу, поэтому мне приходилось сохранять дистанцию и осторожность в расспросах. Тем не менее, с этих пор она обращалась ко мне на «ты».

Итак, я мог бы надеяться на что-то большее, чем простые светские беседы, однако все, чем были заняты – это разговорами. Иногда они вгоняли меня в раздражение, иногда я пытался смириться с таким странным положением дел, убеждая себя, что в этом был определенный смысл для Ианты. Необходимости посещать храм для своих обычных «процедур» больше не было, но я все равно наведывался туда каждый день и оставался на службах среди обычных прихожан. Мне нравилось слушать пение церетес и спокойный голос Монтры, читающий древние легенды о Контуре, нравилось смотреть на цветные лучи света, проходящие сквозь рисунок витражей. Жизнь, казалось бы, снова пошла по накатанным рельсам, но то была лишь видимость – я чувствовал, что уже недолго мне осталось жить здесь, среди послушников. Вот и Квара ходил все больше мрачный, не шутил со мной, как раньше, и мы не играли с ним в нигдейские нарды, не любовались красивым полетом птиц над купольным храмом.