ПОСЛЕСЛОВИЕ 1 страница

3 глава

Мы ехали около двух дней, ночуя в попутных деревенских часовнях, и ничего интересного с нами не происходило… за исключением настойчивого преследования ведьмовского пугала, конечно. Я замечал эту безмолвную фигуру в совершенно неожиданных местах – в темных переулках, на крышах, у заборов…

Один раз, когда мы ночевали в часовне, я под покровом темноты решил выйти по деликатному делу. Была гроза – лил дождь и гремел гром, и когда сверкнула молния, яркой вспышкой озарив помещение, я заметил за окном знакомые очертания пугала.

Ну и натерпелся я страху! Как можно не бояться этой дряни, когда она ходит за тобой по пятам без всяких объяснений?

В общем, когда мы доехали до города Африолл, конечного пункта назначения, я позволил себе облегченно вздохнуть и расслабиться. Мессан Шамрей сказала, что мне придется пожить в местной церкви какое-то время – надо мной будут совершать обряды, призванные вернуть потерянные воспоминания. Возможно, когда Шамрей уедет, я смогу поделиться с новыми незнакомыми церетес своей настоящей проблемой. Вдруг церковники смогут вернуть меня домой?

Монастырские стены встречали гостей неприветливо: как могучий форт, они защищали церетес от внешнего мира. Но внутри оказалось неожиданно уютно, и я, увидав яркий парк, в цвету которого утопали церковь и прилегающие к ней небольшие постройки, испытал самое настоящее облегчение. Навстречу нашей повозке уже спешили местные послушники. Они быстро распрягли лошадей, чтобы дать им отдых, а нам предложили отправиться в комнаты, так как и я, и моя спутница здорово устали с дороги. Там же нам предложили и поесть, чтобы не тратить время и силы на поход в трапезную.

- Здесь у нас все равно, что отдельный городок, - сказала Шамрей, - территория немаленькая, тебе будет где погулять и с кем пообщаться. Едва ли почувствуешь себя здесь одиноким.

Перемена мест всегда положительно на меня влияла, так что я не мог не согласиться с ней.

- Надеюсь, что вы не ошиблись с прогнозом, - я запрокинул голову, разглядывая церковные башни. Прямо над ними кружило несколько крупных птиц, напомнивших мне журавлей, - надо же, у церетес есть своя почта?

Мессан вопросительно вздернула брови.

- Почта? Голубиная, ты хочешь сказать? – переспросила она, - ну, церетес нередко держат на территории голубятни, так как по долгу службы нам приходится поддерживать связь между монастырями.

- Вот как, - я снова поглядел наверх, не веря собственным ушам. Даже с моим ослабшим от любви к чтению зрением невозможно было спутать этих громадных птиц с голубями. И тут случилось неожиданное – мессан Шамрей засмеялась, на этот раз даже не настолько безжизненно и сухо, нежели раньше. Ее смех хоть и очень отдаленно, но напоминал обычный, человеческий - это заставило меня улыбнуться вслед за спутницей, хотя я совершенно не понимал, чем вызвал такую реакцию.

- О Контур, вот ты о чем! – вздохнула Шамрей, - это не птицы. Это мои братья, послушники-церетес, они служат в монастыре. Уж постарайся не называть их голубями при личной встрече, они много работают и совсем не заслужили такого прозвища.

- Люди, - опешил я, - как так – люди?.

- Не торопись, - церковница уже спешила в сторону жилого корпуса, к которому мы изначально и держали наш путь, - у тебя еще будет время для местных загадок. А сейчас поспешим, мне нужно проследить за тем, как тебя устроят, ведь остаться на ночь я не могу.

Мы отобедали в моей новой комнате – очень светлой и уютной. Она специально предназначалась для гостей и находилась не в монастырских зданиях, а в домике чуть поодаль, к тому же была не лишена некоторых излишеств, вроде мягкой постели и большого окна с видом на сад. Шамрей высоко оценила предоставленное церетес жилище:

- Хорошо, что тебя не стали селить в келью. Там было бы гораздо тесней, а люди после встреч с метсу часто пугаются закрытых пространств.

Надо сказать, что я пугался их без всяких потусторонних встреч, так что охотно согласился с ее словами.

- Мне и в самом деле тут нравится, - пройдясь из угла в угол и остановившись возле окна, я оперся локтями на широкий подоконник. Взгляду предстали ухоженные плодовые деревья и небольшой романтичный прудик, кое-где поросший лилиями, - очень спокойное место.

- Я рада это слышать, Адам. И откровенно говоря, мне бы хотелось самой помочь здешним церетес, чтобы поскорей вернуть твои воспоминания. Но мне пора уезжать обратно, к пастве. Нельзя оставлять их надолго без духовной помощи, - Шамрей вежливо склонила голову, - я от всей души желаю тебе поскорее вернуться к мирной жизни.

- Я желаю вам того же, - вздохнул я, чувствуя легкое сожаление, как это бывает при расставаниях, даже если приятное вам знакомство было недолгим, - спасибо, что потратили столько времени и проводили меня сюда… и… мессан Шамрей, пожалуйста, передайте мою благодарность Эвае с семьей. Если бы не они, я бы не стоял сейчас тут, перед вами.

Она кивнула и в следующую секунду скрылась за дверью, а я остался наедине с самим собой. Стоя в лучах солнца и прислушиваясь к воцарившейся кругом тишине, я с теплотой вспоминал лицо Шамрей.

Так началась моя жизнь в монастыре.

Хочется сказать, что церетес, с которыми мне пришлось здесь познакомиться, были доброжелательными, да к тому же еще и гостеприимными людьми. Также как и Шамрей, они отнеслись ко мне с большим пониманием. Я, правда, не сразу привык к новому распорядку дня (мне приходилось рано вставать, чтобы успевать к общему завтраку, помогать с уборкой и бытовыми делами), но помимо этого были и другие неожиданности.

Так, на следующее утро после отъезда мессан, меня пришел будить мессер Квá ра, он же мой будущий проводник по монастырю. Это был приятно выглядящий молодой человек, на вид одного со мной возраста. Его кожа уже успела побледнеть, но волосы до сих пор сохраняли изначальный цвет – темно-русый.

- Доброе утро, Пиккерс, - поздоровался Квара, с ненужной энергичностью помогая мне одеться. Утренняя головная боль снова дала о себе знать, и я на короткое время оказался беспомощным, - ну как, готовы вернуть себе память?

- Еще бы, - кивнул я, - очень даже готов. Только называйте меня по имени, Адамом, хорошо?

Квара взглянул на меня испытующе.

- Пиккерс – это ваше прозвище, верно? – уточнил он на всякий случай, не проявляя при этом слишком явного любопытства, что внешне, что в тоне своего голоса, - «пиккерс» значит «принадлежащий пикам». Странно звучит.

«Что за глупый перевод», - подумал я, но вслух сказал:

- Может и так, не знаю. Я никогда не пробовал переводить свое второе имя, да и в тех местах, откуда я родом, ему не придают особого значения.

- Ваше счастье, - ответствовал церетес, - пика дурной символ.

Я пожал плечами.

- Ничего не поделаешь. И… если можно, перейдем на «ты»? Мы, похоже, ровесники.

Светлые глаза Квары остановились на мне, и сначала я решил, что сказал что-то неправильное. Однако спустя мгновение на губах послушника расцвела дружелюбная улыбка.

- Приятно обзавестись другом в монастыре, - признался он открыто, - я еще не успел отвыкнуть от своей прошлой жизни.

Мы вместе покинули комнату и неспешно прогулялись по монастырской территории – как и говорилось, она впечатляла размерами. Несмотря на тревогу по поводу своего возвращения обратно на Землю, я с любопытством разглядывал окружающую меня красоту, вдыхал аромат цветов, и даже спустился к прудику, чтобы понаблюдать, как резвятся в воде крупные цветные карпы; нельзя было изводить себя тревогой бесконечно. Квара терпеливо объяснил мне, где и что у них находится, дабы я мог без труда ориентироваться в незнакомом месте.

Пообщавшись с ним подольше, я понял, что юноша здорово отличался от других церковников. Он был более живым, как будто тщательно сдерживаемые эмоции так и норовили вырваться из него потоком слов.

- А вон там живу я, - неожиданно сказал мой проводник, показывая на высокую шестигранную башню без дверей, - я совсем недавно прошел испытание, так что не могу соседствовать со старшими послушниками. Выполняю всякие мелкие поручения, помогаю гостям, таким же, как ты… мне нравится, конечно, но я мечтаю стать эшенером в будущем.

- И наверняка им станешь, - я улыбнулся молодому церетес, уже зная от мессан Шамрей, что эшенер, это - высокий церковный сан, - но скажи-ка, как же ты добираешься до своей комнаты? Может, у вас подземный ход есть? Я почему-то не вижу лестницы.

Башня выглядела совершенно неприступной. Возле ее подножия не было ни единой протоптанной тропинки, будто со времен строителей к ней не подходил ни один живой человек. Но Квара засмеялся, а потом быстро притих, стыдливо прикрывшись ладонью:

- Кхм, прости меня… видишь, как устроена башня? Целый ярус как открытая колоннада, это для того, чтобы удобней было приземляться. Порой это бывает не так уж легко сделать, очень сильный попутный ветер. Пару раз меня чуть не снесло вниз.

- Ты что, туда долетаешь на чем-то? - изумился я.

Юноша кивнул:

- Само собой! В облике á нимы, - тут, видимо, на моем лице отразилось полное недоумение, так как Квара вдруг смутился, и улыбка его стала понимающей, - ой, прости, Адам. Я забыл, что ты потеря.

Сложно передать словами, как меня огорчало это прозвище. Однако мне ничего не оставалось, кроме как смириться с ним. Быть похищенным метсу или потеряться в другом мире – что так, что эдак, я действительно понятия не имел о многих вещах, привычных местным.

- Я буду тебе благодарен, если ты просветишь меня на тему своей… как это там?

- Анимы, - повторил Квара, - объяснять тут, правда, нечего, так что я лучше покажу ее тебе. Только ты никому не говори, хорошо?

- Ну, если так надо, - я согласился, как всегда страдая от собственного же любопытства. В атмосфере строгой секретности мы снова углубились в парк. Там, под сенью деревьев, отгораживающих нас от внешнего мира, я остановился возле уже знакомого мне прудика и с тревогой оглянулся по сторонам. По дороге сюда Квара то и дело шикал на меня, прислушиваясь к далеким отзвукам церковного пения, и я волей-неволей вообразил себя его сообщником, идущим на преступное дело. Мне это не слишком понравилось:

- Зачем мы прячемся? Разве в анимах есть что-то предосудительное?

- Нет. Просто нам запрещено тратить силы, если на то нет серьезных причин… но не бери в голову, вдруг посмотришь на меня и вспомнишь что-то важное? Я помочь хочу.

Я неуверенно кивнул.

- Что ж… хорошо.

- Тогда я должен тебя предупредить: не подходи ко мне слишком близко, пока все не кончится, - строго сказал Квара, отбегая на несколько метров, - я еще новичок в этом деле, могу случайно задеть тебя крылом, понял?

Ответить я не успел. По спокойной глади воды вдруг пробежала рябь, как от легкого ветерка, хотя воздух вокруг меня оставался неподвижным. Я напряженно замер. Прямо на моих глазах происходило нечто странное: тело моего проводника всколыхнулось вслед за водой, окутанное белой дымкой, его одежды поднялись воздух – раздулись рукава, встопорщился воротник – и вскоре напротив меня стоял уже не человек, а неясная фигура, будто состоявшая из раскроенных кусков полотна. Можно было догадаться, что оно стремится принять совсем другую форму, увеличиваясь в размерах со скоростью снежной лавины.

- Не вздумай! Это опасно! – крикнул Квара, заметив неосторожное движение с моей стороны. Тонкие лоскуты ринулись в мою сторону, словно руки, желавшие помешать мне улизнуть; тут меня охватила паника, и я уже готов был бежать прочь, очертя голову, но вдруг все разом стихло. Волшебство рассеялось. Возле озера больше не стоял послушник Квара, его место заняло большое пернатое существо – не то морская, не то хищная птица. При моем росте я едва-едва доставал этой чудо-птице до груди, так что можешь себе представить, каким она была для меня исполином.

- Вот и все, - с гордостью пророкотал бывший послушник, не открывая при этом клюва. Он встряхнулся, как промокший голубь, и зашагал ко мне вразвалочку, подметая длинным хвостом траву, - ну и натерпелся же я страху с тобой, Адам, думал, что ты нарушишь превращение… а я ведь еще совсем неопытен, не хочу даже представлять, чем бы мне это грозило…

- Это существо… это… - я не мог сразу же подобрать нужных слов, - как такое возможно? Оборотень?

- Конечно, нет, - фыркнул церетес, - оборотни только в страшных сказках бывают. Да не бойся ты, я же не кусаюсь.

Легко сказать, ведь каждый мой нерв тогда дрожал от напряжения, однако я взял себя в руки и даже не дернулся, когда Квара склонил шею и по-дружески толкнул меня в плечо своей широкой птичьей головой. В это было трудно поверить, но существо передо мной было реальным, и, при ближайшем рассмотрении, не вселяло страх. Я робко погладил мягкие белые перья, до сих пор не до конца еще отойдя от пережитого. Сам того не ожидая, я стал свидетелем магического превращения, и эта мысль вернула меня в детство, когда, будучи мальчишкой, я мечтал повстречаться с единорогом или русалкой, и зачитывался сказками до поздней ночи.

- Вот в таком виде я и добираюсь до башни, когда наступает вечер, - сказал мой гид, - может быть, тебе кажется это странным сейчас, но анимы всего лишь часть нашей жизни, и ты наверняка не раз видел их до того, как попался в лапы к метсу.

- Трудно поверить!

- Нет-нет, так и есть. Все церетес могут превращаться, это… ну, божий дар, как мы говорим. Вот если бы ты, Адам, захотел стать одним из нас, к примеру…

- Тшш, - я приложил палец к губам, - кто-то идет!

Мы оба вздрогнули, как хулиганы, обворовавшие соседскую яблоню, и разом пригнулись к земле. В этом решительно не было никакого толку, так как если я еще мог бы спрятаться в кустах, Квара выделялся среди изумрудной зелени, точно блестящий медяк в пустом кошельке. Он весь навострился, обращаясь в слух, подобрался и стал едва ли не вдвое меньше ростом от волнения. Где-то за прудом послышались тяжелые шаги – это несколько пожилых церетес в сопровождении военных вышагивали по мощенной дорожке.

- Тебе надо стать прежним, - заметил я, убедившись, что опасность миновала, - не хочу, чтобы тебя наказали.

Послушник кивнул, прищурившись, и я заметил, как поблескивают его глаза – звериные, умные глаза. Они не были глазами хищника, равно как не были и глазами птицы, а в глубине их читалось вполне человеческое выражение.

- Ты прав.

Квара быстро вернулся к нормальному облику, и, хотя этот процесс не мог поразить такими же красочными эффектами, как первое превращение, я совсем не расстроился. Мне и без того хватило впечатлений за день. После же мы еще немного побродили по саду, обсуждая наш секрет, и по лицу Квара было видно, что его прямо-таки распирает от важности. Он торжественным шепотом рассказывал мне, как приручал своего церетес (птицы церковников именовались так же, как и они сами), как пытался работать с ним в паре, потому что без этого все его попытки шли насмарку. Я слушал его в пол уха, пребывая под сильным впечатлением от произошедшего, и, скажу откровенно, не очень хорошо запомнил его историю. Несомненно, это был уже не первый раз, когда мне довелось столкнуться лицом к лицу с чудесами Нигде, но привыкнуть к этому невозможно. Одно дело – видеть пугало издалека, или убегающую в облаке золы домовку, и совсем другое – самолично наблюдать, как человек превращается в птицу…

Оказавшись вновь в своей уютной комнате (с Кварой мы расстались чуть ли не друзьями), я обнаружил, что совершенно лишился сна. Расслабиться не получалось вовсе, хотя постель была мягкой и свежей, а до того мне даже разрешили, наконец, принять ванну. Слава богу, что в этом плане Нигде все-таки отличался от наших средних веков, а не то пришлось бы мне ходить немытым весь остаток жизни!

Я понимал, что нуждаюсь в отдыхе, как никогда, но, даже сосчитав несколько отар овец, не сомкнул глаз. После сотой попытки я бросил пустое занятие, вздохнул и растянулся на спине, невидяще глядя в потолок. Сегодняшнее случайное приключение взбодрило меня, а демонстрация столь необычных способностей церетес прибавила оптимизма. Раз уж они могут такое, значит, и вернуть домой им скорей всего будет по силам. Подумав так, я улыбнулся, преисполненный надежды, и достал дневник, принявшись лениво записывать в нем свои мысли, прекрасно зная, что таким образом нет-нет, да и нагоню на себя дрему.

***

Монастырская жизнь потекла спокойным чередом, и я совершенно освоился в новом для себя месте. Квара постепенно сдружился со мной, став верным спутником во многих моих начинаниях, например, в послушаниях (я таким образом зарабатывал) и в поездках по городу, которые я время от времени совершал, чтобы не сидеть в четырех стенах. Мы много времени проводили в компании друг друга, и я, прикупив на городском рынке подобие нард, с удовольствием устраивал с ним по вечерам турниры. Он живо заинтересовался моей непростой историей, моей пылкой любовью к знаниям, но я, бог знает почему, так и не решился рассказать ему о своем настоящем доме.

От других его собратьев, чуть постарше возрастом, я узнал, что Квара совсем недавно попал в церковь, и, как любовь послушник, пришел сюда по собственной воле. Со дня последнего испытания (все они постоянно толковали о каких-то испытаниях) прошло чуть меньше года, этим и объяснялся столь несдержанный для церетес характер.

Как же сложно, как же грустно мне было представлять своего нового друга холодным и равнодушным, лишенным его обычного чувства юмора! И почему вдруг молодой еще юноша решился на такое? Разве не страшно ему было расстаться с собственной личностью во всяком случае, с немаловажной ее составляющей, ради служения церкви? Сам-то я никогда не отличался сильной верой, но в итоге решил не копаться в чужой душе, которая, как известно, те еще потемки. Однако мысли обо всем этом навевали на меня тоску.

Как и обещала Шамрей, монастырские церетес взялись за меня всерьез. Старшие из них были очень строги со мной, не делая никаких поблажек во время ритуалов, хотя сам их принцип почти не отличался от того, что пыталась провести в маленькой келье моя добрая мессан. Как мальчишка, я ужасно робел каждый раз, собираясь идти в большое церковное здание. Мне не причиняли боли, не истязали меня, но заставляли читать хитрые молитвы с малопонятным смыслом, окутывали густым облаком специального дыма и терпеливо, настырно допрашивали, пытаясь таким образом натолкнуть на верный путь и заставить мою память заработать как надо. Обратно к себе я возвращался выжатым, как лимон. Я падал на кровать, забываясь тяжелым сном уставшего физически и морально человека, даже не притрагиваясь к ужину. Сны о родном Лондоне являлись мне теперь все чаще и чаще, я просыпался иной раз с чувством ложного блаженства искренне веря, что сумел, наконец, вернуться. Когда за окном я снова видел аккуратные аллейки и цветущий сад, мне хотелось закричать от досады.

Ты, наверное, спросишь меня, почему же я терпел все это, заведомо зная, что ритуалы предназначены для потерь, а вовсе не для пришельцев с Земли? Увы, я уже объяснялся со священниками, и так, и эдак пытаясь донести до них свою истинную проблему, но каждый раз наталкивался лишь на сочувствующие взгляды. Как будто они видели во мне сумасшедшего и не хотели принимать всерьез, да, наверное, в их глазах так оно и было.

Тем не менее, каждый тут старался поддержать меня, как умел; женщины-церетес, особенно молодые послушницы, окружали мою персону трогательной заботой, хлопоча вокруг меня как сестры. Они признавались, что прекрасно понимают, каково это - больше никогда не увидеть родной семьи и родных мест. От их слов мне становилось только горше, но я терпел, так как знал, что зря расстрою ни в чем не повинных нигдейцев своими грубыми замечаниями на этот счет.

И все же дни шли за днями, бесплодные ритуалы сменяли друг друга чередой, и моя надежда таяла, как воск. От монотонной жизни я постепенно начал терять ощущение реальности, и каждое утро теперь вставал в крайне разбитом состоянии, не имея представлении, что же мне делать дальше, когда церетес поймут, что помочь они мне не могут.

Само собой, от зоркого глаза Квара это не ускользнуло. Он пытался развлечь меня местными чудесами, вроде поющих деревьев, на которых гнездились какие-то метсу, или смешными историями о неудачных превращениях своих друзей, и даже один раз прокатил на собственной спине верхом, обернувшись анимой.

Этот незабываемый полет чуть не закончился для нас обоих неприятностями, поскольку один из охранников на стенах монастыря заприметил нас, несущихся по небу над полем, и пригрозил в следующий раз рассказать об этом старшему церетес. Кое-как уговорим его смилостивиться, Квара зарекся превращаться без повода, хотя, я точно знаю, ему было приятно покрасоваться передо мной своим волшебством.

- Ты самый настоящий маг, как Мерлин, - посмеивался я, вспоминая чувство полета, ни с чем, поверь мне, несравнимое, - это был такой могущественный седой старик в сказках моего детства, он умел превращаться в птиц и зверей.

- Маги – это совсем не то, - жмурился Квара, с гордостью показывая мне на один из витражей в церкви, изображавший как раз этапы превращения человека в птицу, - как ты только не понимаешь – анима – наш защитник, дух такой, она живет рядом, а мы ее просто не можем увидеть. И когда мне нужна помощь, я зову ее и меняюсь с ней телами…

- Звучит страшновато, тебе не кажется?

- Вовсе не страшновато. Обычное дело. Я же возвращаю ей тело обратно… Мы с ней лучшие друзья, и я всегда могу положиться на нее или пожаловаться, когда мне плохо.

У меня не было собственной анимы, чтобы «пожаловаться, когда плохо». Так что, дабы хоть как-нибудь развеять тоску, я снова вернулся к своему любимому занятию – чтению. Не то, чтобы это могло помочь мне найти путь к дому, но, по крайней мере, отвлекало от невеселых размышлений. Увлекаясь интересной книгой, я на время закрывался от окружающего мира. Плюс к тому, я смутно надеялся найти что-то полезное для себя среди тонн нигдейской литературы, может быть, какую-то зацепку, ведь чем черт не шутит…

Городская библиотека, куда я изначально направил свои стопы, была кладезем самой разной информации, и я обнаружил там много интересного. В библиотеке монастыря (где я нахожусь на данный момент) я провел множество вечеров. Я отыскал географические карты с наглядным изображением этих «Сторон», о которых я к тому времени уже был здорово наслышан, различные легенды о нигдейских богах, Контуре и Антэросе, записки путешественников о дальних краях и о необычных животных…

Впоследствии я много повидал из того, о чем писалось в книгах, поэтому не вижу смысла пересказывать эти истории. Я также воочию встречал фантастических тварей, которые никогда не встретились бы мне на Земле, сталкивался с самыми разными метсу и анимитами. Этим список не ограничивался. Я обязательно расскажу тебе обо всем, а пока – по порядку.

Начнем с того, что официальным языком этого мира считается илес, фундаментом для которого послужила смесь из земных языков (в основном английского и французского), приправленная еще несколькими древними наречиями. Я это понял лишь благодаря маленькому томику какого-то нигдейского языковеда, по чьим наброскам я и сделал свои скромные выводы, за достоверность которых, к слову, не ручаюсь. Мне до сих пор казалось в высшей степени странным, что сам я, вовсе не будучи французом, говорил на илесе свободно и понимал окружающих ничуть не хуже, чем некогда своих собратьев-англичан. Но опустим пока мои сомнения на эту тему, дальше тебе и так все будет ясно.

Перейдем к географии. Меня впечатлил тот факт, что климат на поверхности Нигде распределен совсем не так, как на моей родной Земле. Лишь отбросив подальше здравый смысл, я сумел взглянуть на этот феномен с другой стороны, и осознал: этот мир – средоточие нелогичности и абсурда. Я постараюсь объяснить все понятным языком.

Оказывается, Стороны (в Нигде их четыре) не зря имеют по два названия. К примеру, Меанрул, на котором я сейчас нахожусь, считается самой дождливой, что я испытал на собственной шкуре – небеса часто заволакивают темные тяжелые тучи, и из-за этого порой смеркается едва ли не в середине дня. Потому и «Черная Сторона».

Форт-Лэсьян (Прохладная) раньше остальных Сторон покрывается толстым слоем снега. Морозы там, как написано в книге, лютые, вьюжный холод продирает до костей и каждый год уносит много жизней.

Идхари-Найр (Теплая) не просто «теплая», она влажная и жаркая. Там буйные тропические леса, золотые пустыни, пестрые одежды и, наверное, верблюды.

На Цассердане (Солнечная) самые долгие дни. Большую часть Стороны занимают саванны и высушенные степи, дом для львов и гепардов. Вполне возможно, правда, что место привычных для меня животных заняли другие, может быть, более опасные, но я хотя бы мысленно пожелаю, чтобы они не оказались размером с динозавра, да и просто не попались мне на пути.

Самая же распространенная легенда, объясняющая форму мира, звучит следующим образом:

«Сотворив мир, Контур обнял его своими крыльями, дабы уберечь от опасностей. Под тяжестью крыльев были сдавлены почвы, камни и реки, и лишь горы сохранили первоначальный свой вид».

Этот «этер», суть которого мне всегда была непонятна, видимо, превратился в кислород – поэтому в мире и зародилась жизнь. Шамрей, правда, сказала, что ведьмы с помощью этера управляют пугалом… Тогда, может, это какая-нибудь магия?

Я хочу избежать вольных размышлений на тему здешнего мироустройства, так как мои мысли неизменно возвращаются к физическим законам и мешают мне воспринимать Нигде таким, какой он есть. Поэтому я просто процитирую тебе древнюю легенду, повествующую о появлении жизни в Нигде.

«…Контур создал мир и населил его Арками, чтобы они жили и охотились, и возделывали поля, и размножались. Но Арки были глухи к своему создателю, и, мучаясь от одиночества, он спросил себя, почему здесь живет народ, который не знает, как поклоняться ему? Тогда брат его, Кайрукан, милостиво даровал ему свой народ – Руанов. Арки воспротивились, не пожелали делить земли с чужаками и шли войной, но Руá ны сумели унять их гнев и свести вражду на нет. Два народа создали крупные города и вели торговлю, осваивали новые земли, придумали письменность и наблюдали за звездами. Именно они в совместном усилии первыми заявили, что Нигде представляет собой эллипс. Но и тогда ни один народ не верил в Контура – все они чтили каменных идолов, которых нашли в лесах, Альтé ров. Контур создал их как вместилище для жизненных сил, саркофаги для своего перерождения, и потому Альтеры были лишь пустыми сосудами.

(Заранее забегая вперед, я скажу: самом деле эти боги – всего лишь очень могущественные метсу, а потому разумные – гораздо разумнее, чем те же домовки. И они могли называть друг друга братьями и сестрами, но их отношения между собой все же не такие, как у нас, людей).

Руаны и Арки мыслили не так, как мыслил Контур, но эти народы понимали друг друга. Поэтому и жили в мире.

Но однажды в Нигде оказались люди. Их постепенно становилось все больше и больше; они были напуганы, пытались найти дорогу домой, но так и остались жить здесь, поскольку у них не было иного выхода.

Поселения, которые они спешно строили, мало-помалу росли, превращались в города. Арки хотели сожрать людей, началась война, но Руаны остановили своих древних друзей и велели им не трогать пришельцев.

И тогда Контур решил постучаться в разум новых поселенцев, и они откликнулись. Тогда понял он, что они близки к нему, так как слышат его, и начал общаться с ними. Люди просили дождь, и он изливал дождь на землю; люди просили солнца, и он разгонял тучи. И называли они его не Богом, а Даевуром, и свое имя он называл им во снах. Так люди поверили в него».

***

Я ненадолго прервался - за этот вечер я настолько увлекся книгами, что совершенно забыл о необходимости питаться – и спустился в трапезную. На ужин я уже опоздал, но повар милостиво налил мне горячей ухи, которую я проглотил так быстро, что толком не почувствовал вкуса и в придачу обжег себе язык.

Желая немного отдохнуть от чтения, я не ушел сразу, а еще долго сидел в пустой трапезной. В дубовых столах отражался свет факелов, своды тонули во мраке. Краем уха я слышал побрякивание посуды, которую перемывал повар и его помощницы – он периодически прикрикивал на них, когда те делали что-то не так. Ко мне выбежала одна из помощниц, одетая в серое платье и передник, и ловко забрала у меня из-под носа пустую тарелку.

Вскоре плеск воды, побрякивание и покрикивание прекратились, девушки стайкой врассыпную выбежали из кухни. Вслед за ними, переваливаясь, но при этом необыкновенно легко шагая упругой походкой катился необъятный повар, пышные кудри которого были подвязаны серым платком. Увидев меня, он остановился и спросил, почему я не иду в келью отдыхать. Я ответил, что занимаюсь научными исследованиями в маленькой комнатенке, вызывающей у меня клаустрофобию, и теперь мне просто хочется посидеть в помещении посвободнее.

- А, так ты тот блудный, которого так долго и безуспешно пытаются вылечить местные церетес? –удивился он, разглядев меня получше, - так ты на блудного-то и не особо похож.

- Я и не блудный вовсе, - ляпнул я и осекся. Мы почти с минуту безмолвно разглядывали друг друга, а потом я добавил: - не говорите никому, хорошо? Мне и так никто не верит.

- Ну, если ты вор или убийца какой, - осторожно начал мой собеседник, - то я скажу. Ежели успею до двери добежать.

- Не беспокойтесь, - успокоил я его, и добавил: - я всего лишь хочу найтись.