ВНИМАНИЕ! 10 страница

— В-видела. Примерно час назад ушли...

— Вы не видели, куда они направились?

— Откуда ж я могла видеть... Только через окно мельком увидела, как оба направо завернули и все, — официантка вся дрожала, словно осиновый лист. Взгляды многих покупателей были обращены на них.

— Благодарим за содействие, — коротко кивнул один из мужчин, тот, что вёл беседу. Затем повернулся к своему напарнику и что-то ему сказал тихо, неразборчиво, а потом оба развернулись и покинули кафе, оставив персонал облегченно вздыхать.

Как только полицейские вышли из помещения, один из них повернулся к маленькому микрофону на плече и проговорил:

— Объекты были замечены на N улице, в местной кафешке. Затем оба, я так полагаю, разошлись по домам. Каков план действий? Приём.

— Возвращайтесь в отделение, будем наблюдать за обоими, они наверняка приведут к группировке, приём.

— Принял, отбой.

***

С момента, как Том с Тордом помирились, прошло около недели. Теперь они помогали друг другу с домашним заданием (а, если быть точнее, списывали его с просторов интернета); иногда забегали в различные кафешки, чтобы набить брюхо за тордовские деньги, которые ему так любезно выделяет маманя на обеды; обсуждали однокашников, одноклассников, да и людей в общем. Жизнь текла размеренно, неторопливо.

Вот и сейчас Риджуэлл наравне со своим сероглазым другом шли по тротуару, болтая, по сути, ни о чем. Воздух пропитан смрадом едкого бензина, мимо проходили куда-то спешащие люди. Интересно было, куда они идут? У каждого человека своя цель, своя дорога. Можно лишь догадываться, куда направляются безликие пешеходы, скрывающие свои лица в воротниках пальто. Странно, почему пальто? На улице приветливо светило осеннее солнце, согревая своими ласковыми лучами землю, обнимая каждого, словно своего родного сына.

— Слушай, не хочешь сгонять ко мне? Родители в отъезде, — усмехнулся Торд и посмотрел на своего черноглазого товарища.

— Да, конечно, мне все равно делать особо нечего, — проговорил согласно Томас и хмыкнул.

— Здорово, идём! — с особым энтузиазмом воскликнул сероглазый парень и потащил, теперь уже друга, в сторону своего дома.

За всю эту неделю Том наведывался к Торду чуть ли не каждый день. Ларссон затащит его то чай (не чай) попить, то домашнее задание поделать (не поделать), то просто весело провести время, играя в " плойку" и соревнуясь при этом.

Высокая дверь из тёмной древесины растворилась и Торд прошёл чуть вперёд, ногами вставая на коврик. В доме было оглушающе тихо — Торд не соврал, его родители и правда в отъезде. Сероглазый несколькими движениями вытер свои ноги о красно-фиолетовый коврик, на котором чёрными буквами приветливо красовалось слово " Welcome! ", и прошел вперёд. Томас же поступил точно так же.

Всё так же не сговариваясь, парни прошли на второй этаж, прямиком в комнату Ларссона. Томас, как только вошёл, приземлил свой зад на кровать Торда. Та жалобно скрипнула, прогнувшись под весом подростка, и недовольно заворчала, когда он шевельнулся на ней, чтобы устроиться поудобней. Сероглазый владелец комнаты и ворчащей кровати же сразу же направился к шкафу, где его ждала любимая заначка в виде алкоголя и сигарет. И удивились бы его родители, узнав, что он вовсе не такой святой, коим предстает перед ними каждый день, каждое утро. Хотя Торд и не был уверен, что им до этого будет хоть какое дело.

— Не боишься, если предки отыщут? — насмешливо поинтересовался Риджуэлл.

В ответ на это Торд лишь неопределённо повёл плечами, усмехнулся и сказал:

— Если отыщут... пизды, дадут, конечно, знатной. Но тут лучше спросить, насчёт чего они злиться будут.

И замолк. Не медля, Том, прикрыв глаза, спросил снова:

— И насчёт чего же?

Тут Торд резко достаёт новогоднюю мишуру, которой уже один бог знает сколько лет, обворачивает вокруг своей шеи и показушно-гордо выпрямляет спину, кривляя при этом свой голос:

— Торд, я в тебе крайне разочарована! Что же скажет Нэнси Ходжес, узнай о нашем сыне такое?! А вот её сын, Фернандо, просто лапушка. Он не то, что не курил — с девочкой за ручку ни разу не ходил, весь стеснительный и круглый отличник! Ну не ребёнок, а золотце!

Комната разразилась смехом двух парней. Пока Том продолжал биться в продолжительных конвульсиях от нескончаемого хохота, Торд быстро снял мишуру и нацепил помятую, старую чёрную шляпу, местами чем-то заляпанную.

— Где там мой ремень?! Ты мне не сын больше! Курюга! Алкоголик! Наркоман! — на сей раз голос сероглазого стал жёстким, он пытался говорить строгим басом.

Риджуэлл уже схватился за живот. Смех его стал напоминать воздух, выходящий из насоса, когда на него давишь со всей силы. Торд улыбнулся и откинул мишуру со шляпой в сторону. Затем, когда его одноклассник успокоился, проговорил:

— Ну, как видишь, моё здоровье и самочувствие их не волнует. Им важнее рейтинг семьи, не опуститься в глазах соседей. Меня это вполне устраивает.

И снова наглая ложь. Торд делает паузу, затем отворачивается и вновь рыщет по шкафу, затем достаёт оттуда увесистую коробку и ставит её на стол, отчего " ящик пандоры" издаёт недвусмысленное бренчание.

— У моего отца есть знакомый, который работает на винодельне. Так вот, он к нам частенько в гости заезжает, бате винцо отдаёт, которое не купили. А я тырю, — с улыбкой проговорил Торд, доставая бутылку, содержащую бледно-золотое среднетельное вино. Он уже было начал доставать кружки, но Том издал: " О-о-о! " — и, вскочив, убрал руки друга, держащие кружки.

— Чего это мы как дикари-то?! Давай по бокалам, раз так, — буркнул Томас.

Торд хохотнул, под нос произнеся что-то наподобие " и правда, чего это я... ", и пошёл в зал, где, в старом-старом серванте хранился праздничный сервиз. Гулять — так гулять!

Бренчали бокалы, парни становились всё веселее. На часах уже восемь вечера, и комнату затопили рыжие, словно жидкое пламя, лучи солнца. Небесное светило захлебнулось в горизонте и пошло ко дну, предвещая конец дня и начало ночи, когда совсем другая жизнь начиналась в небольшом криминальном уголке Лондона.

По комнате валялись пустые бутылки из-под отцовского вина, на полу были красноватые и прозрачные капельки, некогда оставшиеся на уголках бутылок и сейчас безбожно выплеснутые на пол. Том с Тордом лежали, все потрёпанные, красные и безудержно весёлые. Вдруг, черноглазый подскочил и, не сдержав икоты, сбивчиво проговорил:

— Б-бля... сколько времени-то? — он кинул взгляд на часы, висящие посреди стены комнаты, но Торд этого не понял, ибо не видел зрачка глаз одноклассника.

— Да где-то... не знаю... много, — пьяно булькнул Торд и сделал ещё глоток вина, которое уже кончалось. Живот мутило, голова пульсировала, отдаваясь глухой болью, и хотелось просто выблевать всё выпитое спиртное к чертям. Но ещё больше хотелось ныть, потому как вместе с желанием блевануть вином, появилось желание блевануть чувствами. Ну, в переносном, конечно, смысле.

— Знаешь чё, Т... бля... Торд, — пробормотал Том, вновь опускаясь на подушку. — Жизнь такое, бля, дерьмо... пнимашь?

— Пнимашь, — вновь согласно булькнул сероглазый.

— Вот родаки мои... хорошие, наверн, люди были. А потом хоп... и нет их. Чё-ё-ёртова фура! Всех переебала... только я один... — икает, — я один только... выжил...

И на чёрных глазах выступили слёзы, которые подросток и не хотел смахивать. Ларссон неуклюже приобнял лежащего Риджуэлла так, как это вообще возможно было, и невнятно угукнул.

— Потом опекун... Ты чё, думашь, я один жил? Не-е-е... если б никого не осталось, я б в дет-нахер-дом загремел бы! Маманя говорила мне, вот, как щас помню... что в детдоме девочек насилуют, — и глупо хихикнул, хотя было это не совсем в тему.

— Люблю насиловать девочек, — прохрипел Торд.

— Да я на тя гляну, пидорас ты этакий, сразу видно, что ты не только, ёба, девочек... ты и мальчиков... могёшь... — и черноглазый замолк, переводя дыхание, ибо от нарастающего желания пьяно рыдать его отделяло всего лишь... ничего, посему же комната тут же заполнилась болезненным завыванием. — Я так хочу коснуться матери, Торд... я просто, блять, хочу её хотя бы увидеть...

Даже в пьяном состоянии Ларссон немного опешил от откровений своего друга. С чувствами хлопнув одноклассника по животу, он пробасил:

— Хорош реветь! Ну, кому сказал! Реветь хорош! Не тебе одному в тягость жить, вообще-то!.. Мои на меня вообще болт клали...

Риджуэлл замолчал и хмуро глянул на Торда, шмыгнув носом:

— Да какая, это, ёпт твою мать, проблема?!.. Они у тебя... — беспрерывно икает, иногда прерывая фразы, — они у тебя хоть живые... ты их тронуть можешь, блять! А мои?! Мои где блять?! Не знаю, блять! Блять...

Концентрация грусти, рыданий и мата зашкалила и Ларссон просто замолк, глядя в потолок. Рядом раздавались лишь всхлипывания. Затем сероглазый вздохнул, чуть прикрыв глаза.

— Для меня мои мать и бать мертвы, — протянул Торд, чем заставил Томаса опешить. — Жить без любви родителей... да даже, блять, без единого тёплого слова от них... всё равно, что жить вовсе без них.

И вновь молчание. Парни смотрели друг на друга неотрывно, не моргая. Казалось, прошло ещё около нескольких секунд и их губы соприкоснулись в сладостном, пьянящем поцелуе, отдающим перегаром. Жёсткие мужские губы тёрлись друг о друга, кололись, зубы Торда безжалостно дерзали покрасневшие от напора сладкие риджуэлловские губы. Наконец, парни отстранились друг от друга, тяжело дыша. Они ещё некоторое время молчали, пока Томас вдруг не брякнул:

— Это чё я, получается... спидорасился?