Маленький Хоттабыч 1 страница

Кнопов Леонид

Маленький Хоттабыч

Оглавление

Маленький Хоттабыч. 1

Пролог. 1

Глава 1. Табак в кальяне. 1

Глава 2. СВОБОДЕН! 5

Глава 3. Новый друг. 6

Глава 4. Первый экзамен. Спор. 10

Глава 5. Первый день. 12

Глава 6. У пруда. 14

Глава 7. Просьба и отказ. 17

Глава 8. Марат ибн Саид и его отец. 18

Глава 9. Ночной разговор. 20

Глава 11. Мустафа и Зульфия. 22

Глава 12. Новый год. 24

Пролог.

Этот подарок Владимиру привёз его приятель Андрей, археолог, который месяц назад приехал из экспедиции на юг Египта. Это был самый обычный узкий кувшин, с затейливым орнаментом на стенках. Правда, как рассказал Андрей, с помощью рентгена удалось обнаружить внутри изображение четырнадцатилетнего паренька в арабских одеждах.

- Такое впечатление, что его размазали по стенкам, - сказал он, - Пока что ничего непонятно.

- Новый детский детектив, «Тайна рисунка внутри кувшина», - засмеялся Владимир, - Неплохое название. Кстати, действительно отличная идея. По-моему, я даже знаю, кому можно предложить её, - Андрей назвал своего знакомого писателя, ставшего известным несколько лет назад.

- Ты думаешь, он напишет?

- Даже не сомневаюсь.

Владимир поблагодарил друга за подарок, и поставил кувшин на полку.

Прошло несколько месяцев.

В тот день Владимир был на работе. До его прихода домой остался всего час, когда в большой светлой комнате раздался взрыв. Шкаф, стоящий у стены, разнесло в мелкие щепки, перемешанные с книгами и осколками хрусталя и фарфора. Обои покрылись тысячами небольших серых пятен. С потолка упал небольшой кусок штукатурки, а люстра сорвалась с петли, и повисла на проводе.

Посередине комнаты, осматриваясь по сторонам, стоял смуглый темноволосый мальчик, одетый в пёстрый халат и тюрбан. Он привёл всё в порядок, подошёл к окну, за которым бесновалась снежная буря, и исчез, словно растворился в воздухе.

Глава 1. Табак в кальяне

Эту болезнь школ никому никогда не удастся искоренить. Я побывал почти во всех странах, и везде говорил со своими «ровесниками». Почти все мои новые знакомые рассказывали о своих школах, и я видел, что за четыреста лет она не исчезла.

Болезнь была отлично знакома: учитель, или учителя, и (или) ученики, которым нравится издеваться над более слабыми, не способными дать сдачи. Правда, в нашей волшебной школе, как вы сами понимаете, такое происходило редко: последний раз довольно давно, если верить ученическим легендам, за полтораста лет до моего появления. Тогда десять преподавателей и трое учеников, большие любители издеваться, ни с того ни с сего, от до сих пор неизвестной причины, заразились страшной, неизлечимой болезнью, и умерли в нечеловеческом облике после долгих мучений.

С Мустафой ибн Юсуфом, учителем Заклинаний в нашей Волшебной школе на юге Египта, в городе Эль-Каир, у меня были свои, очень давние, счёты. Вскоре к ним добавился ещё один грешок: на совести этого лысого отродья шайтана недавно появились двое «кувшинников», моих лучших друзей, которые не смогли правильно ответить на вопрос, да к тому же, если говорить честно, в своё время порядком насолили ему. Так что неправильные ответы «помогли» учителю расправиться с моими друзьями.

Теперь дело дошло до меня.

Мустафа ибн Юсуф очень давно имел на меня зуб, такой, что он буквально доходил до пояса, а со временем обещал дорасти до земли, и запросто прошить планету насквозь. С самых первых дней учёбы я чем-то не приглянулся ему, и вот уже полсотни лет мы ненавидим друг друга.

Не вам говорить, что такое взаимная ненависть преподавателя и ученика. Почти на каждом своём уроке это порождение шайтана вызывает меня к доске, и, когда я читаю заклинание, так переворачивает его, что получается какая-то нелепость. Впрочем, все его ученики уже давно научились чувствовать, когда он вмешивается, но ничего не могли сделать.

Я вспомнил только один такой случай. За несколько дней до моего заключения Муса дал мне домашнее задание:

- Пусть «высокочтимый» Омар ибн Ахмед дома, в кругу семьи, ответит на мой вопрос: какими волшебными свойствами обладают зубы варана пустыни Сахара и как их использовать в составлении заклятия?

Я подготовился так хорошо, как только мог, чтобы у учителя не было причины придраться, но ничего не вышло.

На следующий день Мустафа вызвал меня, но только я начал чтение, как он тут же влез со своими «поправками», и заклятие не сработало.

Наконец мне это надоело, и я решил отомстить.

Почти полгода назад в Старом Свете появился табак, за которым в Аравии и Арабской Африке тут же последовал кальян. Муса ибн Юсуф сразу же, как только в нашу школу принесли узкий кувшин с чубуком, с тонкой позолоченной резьбой и украшенный драгоценными камнями, стал заядлым курильщиком. Разузнав всё, что только можно было, о табаке, его сортах, и особенно о курении кальяна, учитель уже не расставался с ним даже на уроках. Теперь они проходили так: Муса читает нам материал, потом даёт по нему какую-нибудь работу, чтобы мы были заняты хотя бы пять-десять минут, а сам достаёт из воздуха кальян, и начинает блаженствовать, растянувшись на коврах и подушках. Потом, когда табак был выкурен, и кувшин исчезал, урок продолжался.

Мы заметили, что первые пять минут после кальяна он всё ещё находится под небольшим кайфом. Те из ребят, кто почему-то не мог «нормально», как казалось учителю, ответить на заданный вопрос, пользовались этим, и могли говорить так, как умеют.

Кстати, если бы не послекальянный кайф, то одного из моих лучших друзей, Саида ибн Абдуллу, постигла бы моя судьба, и когда, уже в России, в 21-м веке, мы внезапно встретились с ним, он был бы не шестисотлетним мужчиной, как говорится, в самом расцвете сил, почтенным отцом моего одноклассника, а остался бы таким же двухсотлетним сорванцом, каким был в 17-м.

Что делает непоседливый ученик, когда он не хочет выполнить домашнее задание? Конечно, старается отставить урок в сторону, тем более, когда есть дела поинтереснее и поважнее. Ко всему прочему, это задание дал нашему классу Мустафа, к которому Саид относился, мягко говоря, не очень хорошо. Так что он посчитал подготовку к контрольной по заклинаниям не настолько важным делом, чтобы браться за него сию минуту, и, сделав уроки по другим предметам, спокойно пошёл гулять.

На другой день, как только кальян исчез в воздухе, Муса, развалившись на подушках, сказал:

- Почтеннейший Саид ибн Абдулла, не соблаговолите ли вы показать нам свою подготовку к сегодняшнему дню?

Саид поклонился, сказал:

- Я готов отвечать моему мудрейшему повелителю, - и начал читать заклинание. Разумеется, всё было перепутано: слова и фразы стояли не на своих местах. Но, так как Саида вызвали сразу после кальяна, все ляпы прошли мимо ушей. Каюсь, если бы не моя помощь (а я никак не мог оставить своего друга в беде), то он бы здорово поплатился за неточности.

С грехом пополам заклинание было прочитано. Муса, не оправившись до конца от кальяна, поставил Саиду " хорошо", и отпустил ученика. Садясь на место, тот прошептал мне:

- Хвала Аллаху, что Он сотворил кальян и табак.

Спустя какое-то время мы с Мусой довольно сильно повздорили. Сейчас уже не помню, из-за чего (ещё бы помнить: за четыреста лет заключения в кувшине и не то забудешь), но поссорились очень и очень крепко. Это случилось на уроке. Через две минуты учитель, как обычно перед отдыхом, дал нам задание, и по его приказу рядом возник кальян.

Этому заклинанию я специально выучился у друзей из старших классов. Они не раз проделывали такое с кем-то из своих нелюбимых преподавателей.

Я начал читать его в предчувствие отдыха, про себя, так что, когда кальян появился в классе, осталось прошептать последние слова. Внутрь кувшина была наколдована смесь перца, пороха и табака. При этом я добавил одно условие: лысый шайтан должен был отреагировать на приправу через пять минут после того, как оторвётся от чубука.

Накурившись, и отослав кальян, Мустафа ибн Юсуф раскрыл свою тетрадь в сафьяновом переплёте, и начал читать новое заклинание.

Так прошли пять минут.

Никогда, упаси вас Бог или Аллах, НИКОГДА не пытайтесь читать заклинание в тот момент, когда вы чихаете!

Уже в России мне попалась в руки замечательная книга Льва Кассиля «Кондуит и Швамбрания». Когда я дошёл до того места, где гимназисты сделали со своим учителем почти то же, что и мы, тут же вспомнил фокус с Мусой, и так расхохотался, что соседи решили, будто я сошёл с ума. Они буквально оборвали телефон и чуть не выломали дверь квартиры, грозя вызвать психиатрическую неотложку.

Что такое те «орудийные выстрелы», которые издавал бедный «Гнедой Алёксев», учитель Покровской гимназии, по сравнению с тем, как чихал лысый шайтан! Да ничего особенного, так, негромкие хлопки.

Живя в России, я не упускал случая познакомиться с ее историей, и однажды поехал в музей бронетанковых войск в Кубинке. Там я увидел 600-миллиметровую самоходную мортиру «Карл», которая участвовала во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии, а сейчас стояла в ангаре.

Просто ради интереса я перенёсся в военные годы, и очутился как раз рядом с «Карлом», ведущим огонь по Брестской крепости. Сказать, что я не оглох - значит ничего не сказать. Только через неделю мне удалось восстановить слух.

Я заговорил о «Карле» потому, что не могу иначе передать те звуки, которые издавал бедный Муса ибн Юсуф. Это были настоящие залпы не одной сверхтяжёлой мортиры, а целой батареи, залпы, перемежаемые едва слышимыми словами заклинания, за которым последовали громкие, но всё равно жалкие проклятия в адрес шутников!

Из попыток составить заклятие, разумеется, ничего не вышло. Вместо изящного дерева, которое должно было возникнуть, расцвести пышным цветом, и через пять минут исчезнуть, на столе появилось что-то непонятное и совершенно непотребное. Учитель слабым движением пальца уничтожил своё творение, и, вконец устав от батарейного чихания, лёг ничком на ковёр.

В классе раздался громкий хлопок, сверкнула ярко-красная вспышка, и рядом с Мусой появился наш директор, Дауд ибн Джирджис. В школе у него была почти такая же слава, как у нашего учителя, но никто не мстил ему: кроме того, что Дауд был самым сильным волшебником, он являлся близким родственником моего тёзки, Омара ибн Мустафы, придворного мага турецкого султана. И это родство обнаружилось трагически.

Двадцать лет назад один из моих одноклассников, которому Дауд поставил «двойку», что-то сделал ему. Что именно, я уже не помню, а наши легенды умалчивают об этом. Директор не смог снять заклятие, и тогда-то в нашей школе появился Омар ибн Мустафа, длиннобородый старик полутора тысяч лет в чалме и одежде придворного мага.

Досталось тому пареньку куда сильнее, чем мне. Кувшин был всё-таки гуманным наказанием - после него ученик оставался волшебником. Но, если кто-то из нас посягнёт на директора, то ответом могут быть или казнь, или, что бывает чаще всего, превращение джинна в обыкновенного человека, не имеющего магической силы, в том числе дающей долголетие. В современном мне Египте, по слухам, живут несколько тысяч джиннов-людей. Так что связываться с нашим директором было, как говорится, себе дороже.

Дауд ибн Джирджис произнёс несколько слов, и уже стихшее чихание совсем прекратилось. Мустафа ибн Юсуф поднялся было с ковра, но тут же распростёрся перед директором.

- Что случилось, почтеннейший Мустафа? - спросил Дауд, - Я услышал громкое чихание даже из своей комнаты, узнал ваш голос, и пришёл сюда. Что произошло?

- Кто-то из учеников, правнук шайтана, да простит меня мой повелитель, намешал в кальян смесь табака с каким-то порошком, - ответил учитель, - К тому же наложил заклинание времени, потому что я начал чихать несколько минут спустя после отдыха.

- Вы не знаете, кто и почему мог это сделать?

- Нет, мой повелитель.

- Хорошо.

Дауд произнёс несколько слов, и через секунду я распростёрся у его ног.

- Великолепно, - сказал директор, - Просто замечательно. Ты помог нам, пусть и без собственного желания. На тебя очень много жалоб, Омар ибн Ахмед, ученик, недостойный целовать туфли своего наставника, мудрейшего из мудрых. За эти годы их накопилось столько, что ими можно полностью перегородить Нил, чтобы он залил всю страну с севера до юга, захватив под себя даже пирамиду Хеопса. За все твои шалости я вправе приговорить тебя к кувшину. Я наблюдаю за тобой уже тридцать лет, наконец, чаша моего терпения переполнилась, и теперь всё кончено.

Он хлопнул в ладоши, и рядом со мной выросли двое «Бессмертных» с чалмами палачей. Один нёс кувшин. Дауд ибн Джирджис начал читать заклятие. Последним моим ощущением была мощная сила, втиснувшая меня в узкое горло, и размазавшая по стенкам кувшина. Больше я ничего не видел и не чувствовал.

Глава 2. СВОБОДЕН!

Слава Аллаху, наконец-то я на свободе! Как хорошо было вздохнуть полной грудью после четырехвекового заточения в кувшине. Пусть воздух, который окружает меня, не такой чистый, отчего первый вздох дался с небольшим трудом - мне было всё равно: Я - НА СВОБОДЕ!

Мои знакомые-" кувшинники" рассказывали, что они выходили из кувшинов в школьных подвалах, где их встречает смотритель. Но сейчас обстановка вокруг была непривычной. Вместо просторного полутёмного зала, где хранились кувшины, я очутился в небольшой комнате, по стенам которой стояли деревянные короба с многочисленными дверцами. Рядом с одним стояла большая кушетка, чуть выше и длиннее знакомых мне. Стены комнаты были покрыты бумагой с затейливым рисунком; окна, разрезанные деревянными планками, в которые были вставлены хрупкие на вид странные прозрачные пластины неизвестного вещества; большие прямоугольные двери.

Моё появление изменило комнату. Под самым потолком на тонкой нити болталась большая лампа необычной формы. Короб, который, как я позднее узнал, называется шкаф, был превращён в щепки. На бумаге виднелись большие и маленькие чёрные пятна. Почти вся комната вокруг была усыпана мелким белым порошком.

Внимательно читая заклинание, я привёл всё в порядок, стал невидимкой, и через окно вышел на улицу.

Сразу же на меня обрушились несомые холодным ветром тьмы тем мелких и очень колючих белых хлопьев. Я продрог моментально, тёплый по египетским меркам халат не мог спасти от холода и ветра. Только спустя минуту мне удалось создать защитный шар, но ветер тут же подхватил его, и понёс вдоль широкой и очень шумной улицы, стиснутой с обоих краёв большими прямоугольными домами причудливых форм и цветов.

Вскоре шар подлетел к одному из десятков кривых металлических столбов, между которыми протянулись толстые и тонкие чёрные канаты, словно это был огромный цирк. Я зацепился за него, и поднялся к странного вида лампе.

Внизу, по какой-то каменной, как показалось тогда, чёрной с белыми полосами дороге, в разные стороны ездили сотни странных экипажей. Большие и маленькие, довольно необычного вида, они останавливались, из некоторых выходили люди, одетые в непонятные одежды. Я попытался настроиться на их мысли, чтобы узнать и понять язык, но тут же пожалел. На меня хлынула настоящая мешанина, и разобраться в ней было совершенно невозможно. Только спустя какое-то время, уже более-менее освоившись в этом новом для меня мире, мне удалось выучить несколько языков, и разобраться в их разнообразии.

Я поднялся повыше, и осмотрелся по сторонам. За двести с небольшим лет (для нашего брата джинна это то же самое, что для обычных людей четырнадцать) мне никогда не приходилось видеть такого огромного города, который расстилался внизу на много миль. Казалось, что я стою на гигантском ковре, где белые пятна и линии соседствуют с многоцветием высоких домов и башен, иногда довольно странной формы.

Я вылетел из города, и начал путешествие. За три недели мне удалось облететь всю планету, и посмотреть города и страны.

Сразу же после освобождения я полетел в Египет, в то место, где стояла когда-то моя школа. Я обнаружил только занесённые песком канал и несколько строений. Чуть позже, пролетая над Александрией, я почувствовал волшебство, которое за четыреста лет заточения только усилилось и развилось. Но до того момента, когда придут Бессмертные, я останусь вне школьных стен. А пока что наслаждаюсь послекувшинными каникулами.

Если говорить честно, мне ещё повезло, что Бессмертные взяли меня на уроке, когда в карманах моего халата были уменьшенные учебники по многим предметам, и особенно по заклинаниям, а в подвешенных к поясу кошелях - несколько золотых и серебряных монет. Мои знакомые " кувшинники" (я ещё не раз буду вспоминать их с благодарностью) рассказывали, что им удавалось выжить только благодаря глиняным табличками с клинописными заклинаниями. Кроме этих книг, мне на помощь неоднократно приходила моя память. Аллах свидетель, сколько раз мне пришлось, вольно или невольно, благодарить Мустафу за его уроки, которые хорошо запомнились!

Правда, здесь я должен благодарить отца, который, когда я впервые пришёл домой зарёванный от " шуточек" этого отродья шайтана, сказал:

- Держись, сын мой. Призови на помощь Аллаха, дабы он даровал тебе терпение, и держись. Учись, запоминай, когда-нибудь тебе пригодится наука. Мустафы приходят и уходят, но волшебство пребудет вечно, дарованное нам всемилостивым Аллахом!

Как я был благодарен ему за этот совет! Правда, иногда мы с ребятами " шалили", затевая каверзы против Мустафы ибн Юсуфа и подобных ему учителей, которые надоедали нам своими лишними и издевательскими придирками, но все равно: я старался запоминать каждое слово заклинаний, каждое действие при Превращениях. Кое-какой " багаж" я получил от «кувшинников», отбывших наказание и вернувшихся в школу. Они были одними из моих друзей, правда, не таких близких, как Саид и Мустафа. Тогда я считал их потерянными навсегда.

Среди заклинаний, которые запомнились мне, было Создание: ребята научили ему ещё во втором классе. Кто-то из " кувшинников" дал очень хороший совет: «Если не хочешь привлекать ненужное и излишнее внимание своим одиночеством и «сиротством», обязательно создай копии своих родителей. Они могут понадобиться тебе». Я затвердил заклинание, и с тех пор создавал волшебные копии мамы и отца. Они оказались очень хорошими людьми, во многом схожие с моими настоящими родителями. Правда, " копии" не были волшебниками: вполне достаточно и моей ученической магии. Они не раз выручали меня.

Во время путешествия я ночевал в гостинице, шалаше, палатке, в съёмных комнатах и углах. Сначала мне было сложно общаться с людьми: мешал мой акцент; кое-где обращали внимание на смуглый цвет кожи; странные манеры, ещё четырёхвековой давности, от которых пришлось со временем избавиться. Свои способности я старался сдерживать, и не давать им свободы.

Вскоре я решил остановиться в какой-нибудь стране. Был небольшой выбор: Чехия, Латвия, Россия.

Если говорить честно, мне понравились все три страны. Города, величественные замки в Чехии и Латвии, всего на сто или двести лет моложе или старше меня; красивые пейзажи; балтийские песчаные пляжи Юрмалы, кое-где тронутые зелёными пятнами прорастающей травы; люди, с которыми сводила меня воля Аллаха и судьба.

Меня привлекала богатая история этих стран, их легенды и предания. В Латвии я с удовольствием слушал сказание о Турайдской Розе, и о бокале, от которого, при падении с высоты колокольни рижского собора Святого Петра, откололась только ножка. Это случилось, когда собор был восстановлен после пожара 1719 года, когда среди тушивших огонь был император Пётр Первый. Согласно поверью, церковь должна была простоять ровно столько веков, на сколько разобьётся бокал, брошенный с петушка на шпиле. В Риге, Сигулде, Цесисе, и Елгаве (Митаве), я ходил по залам величественных замков и дворцов владык Курляндии из ордена Меченосцев, и сменивших их герцогов Кеттлеров и Биронов. Видел пещеры Гутмана и Виктора, выбитые водой в девонском песчанике; своды и стены между ними были исписаны тысячами " автографов" посетителей. Поднимался по узкой винтовой лестнице внутри стен Турайдского и Цесисского замков.

Очень понравилась и Чехия: мне были интересны история, предания, люди. Я посетил несколько замков, был в Карловых Варах, погулял по Праге, сидел на вечернем представлении Кршишике, Кричащего фонтана в Тройском парке на северо-востоке города.

В каждой стране рядом со мной всегда были копии родителей, чаще " папа", который помогал мне оформлением номеров в гостиницах, и особенно с обменом денег. Это было очень сложно сделать: почти все кассиры и ювелиры считали его вором, укравшим неведомо где подлинные золотые монеты семнадцатого века.

В Риге, когда отец пошёл в банк, чтобы обменять пятипиастровую монету, я невидимкой отправился за ним. Когда кассир увидел деньги он спросил:

- Это подлинная монета?

- Да.

- Подождите минутку.

Он что-то нажал на столе, и сказал несколько слов. Вскоре пришли три человека в темно-сером и чёрном костюмах. Позже я видел такие униформы на московских охранниках. Кассир показал монету. Человек в темно-сером кивнул, взял деньги, и ушел, оставив стражников. Вскоре он вернулся, и с удивлённым видом положил монету и пачку купюр на столик.

- Деньги подлинные, чеканены в Египте, в конце семнадцатого столетия. Но скажите, господин Ковальский, как к вам…

Через секунду около стойки находились только отец и кассир. Тот быстро отсчитал полторы тысячи евро, и папа ушел.

Когда за ним закрылась дверь номера, я возник из воздуха. Отец посмотрел на меня, и поблагодарил за помощь. Позже, когда деньги в кошелях закончились, " папа" или " мама", не раз помогали мне.

Ближе к концу полёта, когда я начал выбирать страну, то старался проводить в каждой из трёх не одну, а две или три ночи, всегда селясь в разных городах, присматриваясь к ним более внимательно. Вскоре выбор был сделан в пользу России. Я выбрал ее не только потому, что здесь произошло мое освобождение, но и потому, что почувствовал очень знакомые волны. Они напоминали волшебство, и довольно близкое, словно заклинания читали мои друзья. Страна привлекла меня своей территорией, как путешественника, и большого любителя истории. Потом я нисколько не пожалел об этом выборе.

Я поселился в городе Москве, рядом с восстановленным дворцом Баженова-Казакова, в котором должна была поселиться Екатерина Великая, и шикарным дворцовым парком. К тому времени я научился говорить по-русски, и мог общаться с людьми.

Глава 3. Новый друг.

Со дня моего освобождения прошло два месяца. За это время я хорошо узнал и город и людей. Даже удалось познакомиться с кем-то, но сначала не всё было гладко.

Пожалуй, этот случай запомнился потому, что был первым знакомством, можно даже сказать столкновением, с людьми той страны, где я нашёл пристанище.

Иногда, только ради интереса, я не возникал в комнате из воздуха, а возвращался с прогулки на транспорте. Так случилось и в тот день.

Вечером, очень уставший после экскурсии в Исторический музей, я только вышел из метро, как подошли трое парней.

- Ты откуда взялся? - спросил один, - Чего-то я раньше не видел тебя.

- Мы недавно поселились здесь, - я постарался сыграть обычного парнишку.

- Учишься где-нибудь?

- Пока нет.

- Жаль. Слушай, я вижу, что у тебя есть немного денег. Не мог бы ты поделиться с нами?

- Нет. Меня просили купить хлеба.

- Ничего страшного не будет, если ты купишь его не сегодня, а, допустим, завтра. Давай деньги, а не то плохо будет.

- Ну, это мы ещё поглядим.

Парни удивлённо посмотрели на меня.

- Не нарывайся, не советую, - сказал приятель моего собеседника, - А то можно...

- Можно что? Может быть, это вам не стоит лезть на рожон?

- Гляди, Лёха, этот недомерок... ЛЁХА!!!

Я не знал, что глаза могут быть такими большими, и что испуг в одно мгновение способен свести человека с ума.

На месте Лёхи стояла его восковая фигура, на месяц запечатлевшая раскрытый рот, и поднятые кулаки.

Через секунду тот, кто звал приятеля, неожиданно разразился громовым хохотом, лицо как-то странно перекосилось, и, продолжая смеяться, он исчез в метро. Третий попятился от меня, и дал такого стрекача, что через полсекунды пропал в парке.

Я усмехнулся, и пошёл домой.

С жильём не было никаких проблем. Я поселился в небольшой двухкомнатной квартире в длинном белом доме, неподалёку от метро «Орехово». Довольно быстро оформив необходимые документы ( в этом помог вызванный " отец" ), я стал полноправным москвичом.

Два месяца пролетели совершенно незаметно. На улице, пусть и робко, запахло весной. Воздух стал понемногу теплеть, и солнце своими лучами пригревало снег. Лёд на Царицынских прудах, который три недели назад был буквально исчерчен многочисленными дорожками и лыжнями, понемногу начал таять. На некогда белой снежно-ледяной глади появились грязные пятна промоин, слегка присыпанных изредка выпадавшим снегом.

Кто-то из местных ребят, по старой зимней памяти, продолжал ходить по пруду, но уже с небольшой оглядкой.

В тот день выдалась замечательная погода. Было воскресенье, солнце только-только появилось, разогнав лёгкий сумрак над парком, и просто грешно было не прогуляться. Превратившись на своём балконе в воробья, я полетел к дворцу и пруду.

Накануне вечером была сильная метель, которая закрыла белым покрывалом несколько подтаявших мест на пруду так, что под ним ничего нельзя было разглядеть, и, совершенно не ожидая подвоха, вступить на тонкий лёд, приняв его за твёрдый.

Снизившись над прудом, я сделал несколько кругов, когда заметил идущих к берегу двух мальчишек. Один, в лёгком весеннем пальто, и синей вязаной шапке, подошёл к кромке льда, посмотрел на пруд, и что-то сказал приятелю. Тот, видимо, отказался идти напрямик, и повернул к дамбе, а мальчик в пальто осторожно встал на лёд. Он шёл к узкому проливу между берегом и небольшим островом с деревом, направляясь к ресторану близ лодочной станции.

Поднявшись чуть выше, и присмотревшись повнимательнее, я заметил на пути парнишки несколько «метельных ловушек», первая из них затаилась буквально в двух метрах от него. Я попытался отвести беду, мелькал прямо перед глазами мальчишки, но он только отмахивался от надоедливого воробья. В это время он как раз подошёл к промоине, и одной ногой наступил на край. До меня донёсся негромкий треск, тонкий подтаявший лёд не выдержал веса человека, и проломился.

Через два дня, совершенно случайно, я обратил внимание на небольшую заметку в одной московской газете с заголовком: «Ожившая сказка. Галлюцинация или нет? ». В заметке говорилось о драконе, которого видели гуляющие в парке и жители Царицына. По их словам, огромное серое чудовище возникло прямо из воздуха, и с громовым рёвом спикировало с большой высоты в прорубь, где только что утонул мальчик. Тут же были слова второго парнишки, того, который пошёл по дамбе.

Я оказался прав: утонувший предлагал товарищу перейти на другой берег по льду, уверяя, что он ещё твёрдый. «Я первым заметил дракона, - говорил Алёша, - Он ринулся туда, где была промоина, исчез под водой, а через пять секунд вынырнул, неся что-то в своей пасти». По свидетельствам очевидцев несчастья, чудовище полетело в сторону леса, и пропало, словно растворилось в воздухе».

Лучше бы я пропустил эту заметку мимо глаз. Зубы ещё не успели пройти, и поэтому сильная боль мгновенно напомнила о пяти литрах ледяной весенней воды, которая попала в пасть вместе с мальчиком, и о его тридцати килограммах.

Я приземлился на другом берегу пруда, в густом лесу, и сразу же сделал нас невидимками. Парнишка промок насквозь, и, как мне показалось, не дышал. Я коснулся лапой сердца, но биения не почувствовал.

Это был один из случаев, когда, несмотря на взаимную неприязнь, почти ненависть, мне поневоле приходилось благодарить Мустафу за его уроки. Медленно, внимательно следя за словами, я прочёл заклинание Оживления, и направил на паренька правый указательный коготь. Мальчик вздохнул, но пока не открывал глаз. Дохнув на него горячим воздухом, я высушил одежду и лицо.

Парнишка открыл глаза, увидел гигантского дракона, и тут же потерял сознание.

Когда он очнулся, дракона не было. Рядом с ним сидел смуглый мальчишка примерно его лет в какой-то не по сезону расцвеченной куртке и потёртых на коленях джинсах.

- Привет, - сказал я, - Как ты?

- Всё вроде в порядке, - ответил мальчик. Он приподнялся на руках, и огляделся по сторонам, - За исключением глюка. Только что на твоём месте сидел дракон.

- Ты уверен?

- В чём? В том, что это был дракон, или в том, что это - глюк?

- Ну, скажем, он тебе просто привиделся, - я незаметно провёл рукой над головой мальчика, и он успокоился, - Ну, вот и всё в порядке. Как ты чувствуешь себя?

- Нормально.

Новый знакомый встал с талой земли, и тут же едва не упал.

- Что случилось? - спросил он. Я помог ему встать, и ответил:

- Тебе стало плохо, вот и всё. Давай я провожу тебя до дому. Где ты живёшь?

- Я смогу дойти сам, без помощи.

- Тебе необходимо полежать, а без меня ты попадёшь домой только через двадцать минут.

- А с тобой что, быстрее?

Я ничего не ответил.