Маргит Сандему Околдованная 8 страница

– Он боялся тебя.

– Естественно. Он не чувствует себя уверенным предо мной. Думает, что у меня есть сила, чтобы вредить ему, а я делаю так, чтобы он верил.

– Ты это можешь?

– Я не желаю это обнаруживать.

– Но есть ли у него вообще какие-то причины верить в это? Это же очень странно! – вырвалось у нее.

– Ты не видела других в моем роду, – произнес он подавленно. – Тогда бы ты так не говорила.

Силье только безнадежно затрясла головой.

– Но скажи мне… как ты, так и Хемминг… кажется, что вы образованы. У тебя такой большой запас слов. С чем это связано?

– Примерно так, как у тебя, – он криво улыбнулся. – Я получил образование через вторые руки.

– Откуда ты знаешь про меня?

– От Бенедикта.

Силье стиснула зубы.

– Что наговорил этот болтун?

– Он болтал и о тебе, да, – признался Тенгель.

– А ты слушал?

На это он не ответил.

– Ладно. Как же ты получил образование?

Кажется, что у Тенгеля появилось желание рассказывать. Ей пришло в голову, что он мог разговаривать лишь с немногими.

– Один из наших мужчин уехал примерно пятьдесят лет тому назад и учился в Тронхейме. Он был очень умен. Когда он состарился, то вернулся назад, и с тех пор у нас было что-то вроде школы. Я многому научился лично у него, так как он считал, что у меня хорошие задатки.

– Я в этом уверена.

– И Хемминг тоже, конечно, обучался, ведь он сын вождя. Правда, он учился у учеников старика, сам старик умер. Но, само собой разумеется, не все среди Людей Льда заинтересованы в таких знаниях.

– Сколько тебе, собственно, лет?

Сердце Силье стучало. Его возраст давно занимал ее.

– Это имеет какое-то значение?

– Может быть, нет. Но я часто пыталась узнать. Так трудно угадать.

– Мне… Да, действительно, знаю ли я. Я полагаю, мне между тридцатью двумя и тридцатью пятью годами. Вероятно, тридцать два, может быть, тридцать три года.

– А мне исполнилось теперь семнадцать, – поспешила сказать Силье.

Он отвернулся, чтобы она не могла видеть его лица.

Вскоре они дошли до лесной опушки. Они остановились и стали смотреть на селение внизу. Им словно не хотелось сразу уходить.

– Силье, теперь я должен вернуться к моему народу…

– Нет, ты не должен уезжать! – она сказала это прежде, чем подумала.

Теперь она была готова откусить себе язык.

– Я должен. Я отсутствовал слишком долго. Когда наступает весенний паводок, все дороги туда закрываются. Я должен быть там до этого. Ты послушай, я думал о Бенедикте. Может быть, ты все-таки выйдешь за него замуж? Он тебе нравится, ты и дети имели бы спокойную жизнь. И я мог бы чувствовать себя спокойным за вас. Он старый, он не стал бы требовать от тебя того, чего ты… не можешь выполнить.

– Но именно это он и сделал! – сказала она в отчаянии.

– Что?

– Он прекрасный человек, когда трезв. Но он был пьян и пытался…

– Попасть в твою постель?

– Да, – ответила она, сгорая от стыда.

Тенгель так крепко взял себя за ремень, что суставы на руке побелели. Он стоял и смотрел вниз на хутор.

– Тенгель, я сделаю все, чтобы такое не повторилось, – сказала она боязливо. – И господин Бенедикт ничего не знает, он все забыл. Он был ужасно пьян тогда. Но я… не могу выйти за него замуж.

– Да, ты не можешь, – сказал он энергично. – И эта женщина, которая приехала… и Суль, моя маленькая племянница… Я бы остался. Но я должен теперь уехать. Присматривай хорошенько за Суль вместо меня, Силье! Ей лучше быть у вас, чем у меня, если можешь оставь ее у себя. Если ты хочешь.

Силье кивнула.

– Спасибо, – сказал он просто. – К осени я вернусь, чтобы навестить вас.

– До осени так далеко. – Ее голос был жалобным.

– Ты в надежном месте – на хуторе Бенедикта. Он поставит ее на место, увидишь. Бенедикт всегда был сам себе господин.

– Ты ведь уедешь не сразу?

– Я останусь ненадолго посмотреть, как будут складываться отношения с этой женщиной. Я немного беспокоюсь за то, что она будет делать с Суль… и Дагом. Значит, я задержусь еще на несколько дней.

– Могу я придти и…

– Нет, ты не можешь. Достаточно уже того, что ты приходила сегодня.

На снегу, где они стояли, осталось вытоптанное пятно. Силье смущенно поддевала снег ногой. Она начинала мерзнуть, но не хотела уходить. Еще нет.

– Силье, – сказал он тихо, не глядя на нее. – Эти сновидения были такими отвратительными, как ты сказала?

Стало совсем тихо.

– Но отвечай же! – нетерпеливо закричал он.

– Я трясу головой, – пробормотала Силье.

Он повернулся и взглянул на опущенное, зардевшееся от смущения лицо.

– Я, глупец, видно, этого не слышу, – засмеялся он, и ей послышалась радость в его голосе. Но это была, вероятно, только насмешка.

Не коснувшись его, даже не попрощавшись, она побежала, прыгая через сугробы. Лишь когда она спустилась на луг, то обернулась. Он все еще стоял, сильный и неподвижный, словно языческая фигура.

На мгновенье она подняла руку, чтобы помахать, и он сделал то же самое. Они долго стояли и смотрели друг на друга. Затем она круто повернулась и побежала домой.

Жизнь на хуторе становилась все более невыносимой. Во время Рождества Абелона усердно общалась с соседями. Тогда и выяснилось, что маленькие дети были, возможно, не крещены.

– Крещение Силье! – кричала Абелона Бенедикту. – Ты полагаешь, что это чего-то стоит? Эта беспризорница! Подумать только, осмелиться совершить такое священнодействие? А мои бедные дети жили под одной крышей с двумя некрещеными!

– Они не выглядят несчастными, – сухо заметил Бенедикт, стрельнув глазами в сторону двух откормленных подростков.

Абелона зажмурила глаза.

– Ты отлично знаешь, дорогой родственник, что количество чертей два триллиона шестьсот шестьдесят пять биллионов восемьсот шестьдесят шесть миллионов семьсот сорок шесть тысяч шестьсот шестьдесят четыре. Подумай-ка…

– И ты в состоянии все время хранить эти цифры в голове? Ты их считаешь каждый день в укромных уголках? А что, если ты кого-то не посчитала? Или посчитала одного два раза?

Но Абелона не давала сбить себя с толку.

– Представь себе, как много их свободно проникает сюда на хутор через этих двух детей! Они могут быть везде, они могут…

– Не устраивай истерики, от этого у тебя лицо становится красным.

– Обоих детей надо отсюда удалить! Немедленно.

– Никогда в жизни! – сказал Бенедикт, угрожающе встав перед нею. – Маленькая девочка была крещена, по всей видимости, уже давно.

– Мы об этом ничего не знаем. Она была найдена на улице, не так ли? По-видимому, вместе с разгульной женщиной?

Силье вспомнила сестру Тенгеля и стала взволнованно возражать.

– Ты молчи! – оборвала ее Абелона. – Все знают, чего ты ищешь. Итак, они должны быть крещены здесь, на месте.

– У нас еще нет нового пастора, – возразила Мари.

– Мы пригласим его из соседнего прихода. Ах, Боже мой, не представляю себе, как вы могли здесь так прожигать свою жизнь, пока не появилась я! Я знаю, что семья Беккемарк ждет визита пастора сегодня. Пастор приглашен к умирающему старику. Пусть работник сходит туда и приведет пастора.

Так и было сделано. Дети были приодеты. Даг был завернут в шаль с золотыми нитями, при виде которой завистливая Абелона вытаращила глаза. Маленькая Суль очень гордилась красивым платьем, которое выткала и вышила Грета. Никто не мог бы сказать, что крещение не удалось. Они так красиво украсили большую комнату – белыми скатертями и стеариновыми свечами, а лучший серебряный кубок послужил купелью. Но Даг все время кричал, а Суль пыталась спрятаться, вопя от страха. Не удивительно, подумала Силье, потому что священник выглядел довольно устрашающе со своим холодным достоинством и черным одеянием. Но им удалось выманить девочку, так что священник смог вылить на нее немного воды и окрестить ее именем Суль Ангелика. Это Силье настояла на том, чтобы девочка имела два имени, а поскольку имя Ангелика было таким красивым и христианским, то все на это согласились. Конечно, Силье не проронила ни слова о том, что девочка была из рода Людей Льда. Силье считала, что Даг тоже должен получить два имени, поскольку на рубашке, в которой она его нашла, были изображены две буквы. Она дала ему самое благородное имя, какое только могла вспомнить – Кристиан.

Самое худшее случилось, однако, когда Суль выводили из комнаты, где ее крестили. Чистым и громким голосом она выпалила:

– Священник-черт плеснул мне на голову воды!

К счастью священник был слишком занят плачущим Дагом, и высказывание Суль слышали только Силье, Бенедикт и Мари. Мари была потрясена.

– Это ужасный парень, – пробормотала она. – Суль во всем ему подражает.

Силье тоже была испугана. Только Бенедикт с трудом сохранял серьезный вид.

Теперь дети были отданы под защиту церкви, и Абелона могла спокойно вздохнуть. Никакие черти не будут больше прятаться под кроватями.

Но из-за этого легче в доме с Абелоной не стало. Все на хуторе знали, что она искала любой возможности расквитаться с Силье и детьми. Сын Абелоны подтвердил это. Он сидел как-то в парадной комнате и потребовал принести ему еще пива. Силье подошла с кувшином и стала наливать ему. Он нарезал большими ломтями рождественский окорок и насмешливо глядел на Силье, так что смешавшись, она пролила несколько капель. Он сразу заорал:

– Смотреть надо, неряха! Может, ты хочешь испортить мой стол?

– Извините, – пробормотала Силье, пытаясь сдержать поднимавшийся в ней гнев.

– Да ты, может, вбила себе в голову, что все будет твоим? Ты, видно, на это рассчитывала, когда сюда втерлась? Старый муж – легко обвести вокруг пальца, не так ли?

Эти слова он слышал от своей матери, подумала Силье.

– Но я тебе обещаю, что ты и эти незаконнорожденные уберетесь отсюда. И быстрее, чем ты думаешь! Ой!

Он вскрикнул и схватил себя за левую руку – между пальцами текла кровь. Суль быстро исчезла из комнаты.

– Вы порезались? – испуганно спросила Силье.

– Я? – орал он. – Я ничего не сделал, это она, маленькая беспризорница, которая этого хотела. Я видел! Я видел!

– Глупости, – сказала Силье, но ее лицо чуть-чуть побледнело. – Девочка стояла далеко от вас.

– Да, это была она, я знаю это! Она смотрела на меня, и тогда нож выскользнул.

– Вы когда-нибудь слышали такую чушь? – сказала Силье со злостью. – Грета, позаботься об этом рохле, пока он не упал в обморок! Он визжит, как… как тот, на кого он похож.

Подошла Грета, и Силье вышла из комнаты.

Она поискала Суль и нашла ее стоящей на коленях на скамье у окна. Когда Силье вошла в комнату, Суль повернулась к ней. Ее глаза… они светились зеленым огнем и были полны ненависти и чего-то еще, чего Силье никогда не видела в своей жизни раньше и надеялась никогда не увидеть опять. Когда Суль увидела Силье, ненависть в ее глазах потухла, и она протянула к ней руки. Силье подняла ее.

– Суль, – прошептала она непослушными губами, парализованная страхом и горем. – Маленькая Суль, такое ты никогда не должна здесь делать.

– А что? – спросила Суль невинным тоном. – Я ничего не делала. Парень глуп.

– Да, это так, но…

– Я не хочу, чтобы он жил здесь. А также две чужие дамы.

– Дитя мое, этого не хочет никто из нас, но мы должны с этим смириться. Обещай мне, что ты будешь к ним добра, Суль! Обещай мне это!

Девочка обняла Силье за шею и засмеялась.

– Суль добрая, – сказала она.

«О, Боже мой, – думала Силье. – Тенгель, Тенгель, я должна поговорить с тобой. Или нет, этого тебе лучше не знать. Что мне делать? Какая это, вероятно, нечеловеческая задача – пытаться воспитать этого маленького несчастного ребенка! »

Бенедикт чувствовал себя очень угнетенным. Даже расписывание церкви больше его не радовало.

– Я убью эту сатану в юбке, – постоянно бормотал он себе под нос. – Я убью ее!

Однажды он действительно попытался выдворить Абелону и ее детей. Он начал выбрасывать на двор их пожитки и кричал изо всех сил «Вон! » Но Абелона была ему не по силам. Она угрожала донести фогду, что Бенедикт имеет связь с мятежниками. Она взяла это просто с потолка, но это соответствовало действительности. Бенедикт знал, что ему не бывать на свободе, если они начнут за ним следить по-настоящему. Поэтому семейство Абелоны осталось на хуторе. Эти родственники съедали невообразимо много всякой снеди и все же постоянно жаловались. Продовольственные запасы на хуторе заметно таяли, благоденствие кончалось, все, кроме семейства Абелоны, чувствовали себя беспомощными. Вечером под Новый год Бенедикт затронул в разговоре тему, которую Силье предвидела. Они сидели на кухне вдвоем.

– Выходи за меня замуж, Силье, – сказал он проникновенно. – Тогда мы решим много проблем. Абелона и ее отпрыски съедут со двора, твое будущее и будущее детей будет обеспечено.

Силье взяла его руку, лежавшую на столе.

– Я благодарю вас за дружеское предложение. Вы знаете, что я очень ценю вас. Но я не могу этого сделать.

– Почему же нет? Мне, видимо, не так много лет осталось жить, и я оставлю тебя в покое…

Она была вынуждена рассказать о том вечере, когда он пришел к ней.

– О, Боже, – прошептал он. – Я думал, что это был только сон. – Он вздохнул. – Да, Силье, я должен сознаться, что я лгал тебе. Я, старый пень, желал тебя. Я действительно верил, что могу управлять своими желаниями, но вино, очевидно, слишком меня разгорячило. И в глубине души у меня теплилась надежда, что когда-нибудь ты сможешь принять меня, теперь я это понимаю. А ты, вероятно, не могла себе представить… что делишь со мной постель?

У Силье в глазах были слезы.

– О, я так расположена к вам, господин Бенедикт. Но не таким образом. Нет, я не боюсь, что наша хорошая дружба была бы нарушена. Этого я не желаю. Ни за что на свете!

– Я тоже. Ах, да никто во всяком случае не сможет обвинить тебя в стремлении завладеть моим добром. Другие женщины, пожалуй, подавили бы отвращение и пошли на… Но не ты. И знаешь ли, я даже уверен, что был бы немного разочарован, если бы ты сказала «да». Художник не идет на сделку с собой ради удобства.

Теперь он снова перешел к благородному призванию художника. Эта тема была поистине его любимым коньком. Он помолчал.

– О Силье, мне кажется, все так грустно. В настоящее время абсолютно грустно.

– Да. И я боюсь, господин Бенедикт. За всех нас. Но особенно за детей.

Так закончился год. Год больших и глубоких изменений в жизни юной Силье. Она ждала, что принесет с собой год 1582. Скоро она это узнала. Три дня спустя Абелона нанесла удар, жестокий и разящий.

В кухню, когда обитатели дома, кроме Абелоны и ее детей, сидели и ели, стремглав вбежал работник. У него был ошалелый вид.

– Нам грозит опасность! Эта… она попросила меня покатать ее и ее детей. Я подслушал их разговор. Они намеревались ехать к фогду и донести на Силье.

Бенедикт вскочил.

– Что? Почему?

– Она узнала от одного из соседей, что Силье видели на лошади вместе с Тенгелем.

– О, господи Боже, – простонал Бенедикт. – Значит, Силье обвинят в том, что она сожительствовала с учеником Дьявола, бессмертным Тенгелем!

– Но это неправда, – оборвала его Силье. – Тенгель не бессмертный. А я девушка, я могу это доказать, если необходимо!

– Дорогое дитя, – сказал Бенедикт. – Здесь не поможет никакая девственность. Если подручные фогда схватят тебя сейчас, то ты мертва! Они станут мучить твое тело, медленно… и они будут этим наслаждаться. Но сначала они вытянут из тебя все о Тенгеле и Людях Льда, так что за собой ты потянешь и других. Да, вероятно, они возьмут и детей, потому что ты и Тенгель могли их околдовать. Для властей ты теперь первоклассная ведьма – из-за своего общения с человекозверем. А ты знаешь, как они наказывают ведьм, не правда ли?

– Что же нам делать?

– Я не знаю, не имею понятия. Вы должны отсюда исчезнуть. Но куда – и как? Значит, она добилась этого, чертова баба! – Бенедикт обратился к работнику.

– Ты должен сейчас же выйти отсюда, чтобы Абелона не заподозрила. Поезжай так тихо, как только возможно, так чтобы у Силье и детей осталось время.

Работник кивнул и пошел к двери. Силье догнала и обняла его. Грубоватый парень прослезился. Он попрощался с детьми.

– Вас не должно быть здесь, когда я вернусь. Не должно!

Как только экипаж выехал со двора, начались лихорадочные сборы. Все, что принадлежало Силье и детям, было упаковано в несколько узлов, женщины отдали ей также всю свою одежду, без которой могли обойтись. Бенедикт принес небольшой, в свинцовой раме мозаичный витраж, который он сделал сам. Было совершенно невозможно взять его с собой, но Силье не могла оторвать от картины глаз. Он сунул ей также книгу с чистыми страницами, которую сделал сам, и сказал, что это альбом для эскизов. Если ей захочется рисовать. Она получила от него прекрасное перо и несколько угольных карандашей. Силье пыталась сказать спасибо, но оба были одинаково взволнованы, и все закончилось слезами и объятиями.

Старые сестры плакали и, пока собирали вещи, постоянно обнимали детей. Суль ревела вместе с ними, не понимая, почему.

– Но ведь Силье не сможет унести все это с собой, – сказал Бенедикт с испугом, когда все было готово. Все собрались вокруг и посмотрели. Силье поднесла руку ко рту.

– Если бы все не было так трагично, то я бы рассмеялась, – сказала она, устремив безнадежный взгляд на огромную кучу вещей.

Грета и Мари немножко похихикали и снова заревели. Никто не хотел думать о том, что Силье с детьми пора отправляться в путь.

– Но куда же ты пойдешь, дружок? – жалобно спросила Грета.

Силье помедлила.

– Тенгель был здесь поблизости на Рождество. Это его я посетила тогда. Я не хочу говорить, где, вам лучше не знать, в случае, если вас будут допрашивать. Но я не думаю, что он ушел отсюда, хотя сейчас я не видела там признаков жизни.

– Но разве ты с детьми можешь укрываться там одна?

– Как раз на это я и надеялась. Но я опасаюсь, что они могут найти нас по свежим следам на снегу.

– Да, ты права. Боже, что же нам делать? Спрятать вас в конюшне?

– А если маленький Даг будет кричать? – сказала Грета.

И тут все разом вскочили, Во двор кто-то рысью въехал на коне.

– Они уже здесь? – испуганно закричала Мари. – О, прячьтесь, прячьтесь!

– Нет, – сказал Бенедикт с облегчением. – Это не они.

Все выбежали из дома и увидели, как Тенгель спрыгнул с коня и направился к ним. Старые женщины совсем забыли о своем страхе перед Людьми Льда.

– Что здесь происходит? – спросил он.

– Ты это почувствовал? – спросила Силье, испытывая испуг и чувство облегчения одновременно.

Он криво усмехнулся.

– На этот раз все было, пожалуй, проще, чем раньше. Я ехал через горы на юг. Наверху я ненадолго остановился, обдумывая, не проехать ли мне здесь. Мне хотелось еще раз попрощаться, но я не был уверен, нет ли засады. Но тут я увидел на дворе суматоху и тогда решил выяснить все сам.

Бенедикт быстро объяснил, что произошло.

– Ты являешься точно посланец неба, – закончил он, забыв о том, что внушающий страх гость считался выходцем из совсем других краев.

Тенгель очень побледнел. Его взгляд скользил по заплаканным лицам и остановился на Силье.

– Спасибо, Господи, что я все-таки приехал сюда!

Мари вздрогнула и перекрестилась. Тенгель заметил это и потерял самообладание.

– Разве отлученному запрещается даже произносить имя Божье? Разве вы непременно хотели бы низвергнуть меня в самую крайнюю бездну? Что вы знаете о моей душе? Что у меня ее нет, вы в это верите?

Мари и Грета виновато опустили голову. Тенгель взял себя в руки и обратился к Бенедикту.

– Двуколка ждет меня к югу отсюда, в долине. Если мы только доберемся туда… Но лошадь не осилит груз – меня, Силье, двух детей и эту поклажу.

– Абелона взяла единственную годную коляску, которая у нас есть, – сказал Бенедикт. – А для саней на дороге слишком мало снега. Но вы можете взять кобылу. Оставьте ее на хуторе, что внизу у моста, работник потом заберет ее.

– Хорошо, – сказал Тенгель.

– Но что будет с вами, господин Бенедикт? – спросила озабоченно Силье. – Они ведь не арестуют вас за это?

– Да нет.

– Куда мы отправимся?

Мужчины молча смотрели друг на друга. Наконец, Тенгель прервал это молчание.

– Для Силье сейчас существует только одно направление.

– Да, – сказал Бенедикт и кивнул в подтверждение. – Я согласен, и я не смею оставлять здесь дольше детей, хотя расставаться с ними для нас – это резать по живому. Но я не знаю, что могут выдумать ведьма Абелона и ее алчные отпрыски. Я передаю малышей в твои руки, Тенгель.

Тот коротко кивнул. Он погрузил на своего коня громоздкий витраж. Оба животных были тяжело нагружены… Наступило прощание, быстрое и щемящее душу. Силье обняла каждого и горячо поблагодарила за прекрасное время, прожитое вместе. Грета держала Дага так, словно никогда не собиралась отпускать его, но пришла в себя и передала его Тенгелю. Мари просила Суль не забывать ее, а всех – приехать и навестить их вновь. Настало время трогаться, так как каждая минута была драгоценна.

Силье чувствовала благодарность к Тенгелю за то, что он взял младенца. Она не привыкла ездить верхом, а тут пришлось бы еще держать Дага. Дамского седла не нашлось, так что Силье пришлось сидеть, как мужчина. Грета и Мари засуетились, закрывая ей колени плащом, в то время как Тенгель скромно отвернулся. Ей показалось, что его рот тронула улыбка.

Когда они выехали на большую дорогу, то посмотрели на север. Преследователей не было видно. Это немного их успокоило. Силье было очень тяжело расставаться с приветливыми людьми, и время от времени она еще смахивала слезу. Но скоро происходящее потребовало всех ее сил.

Селение, мимо которого они проезжали на юг по большой дороге, казалось вымершим. Только поднимавшийся дым свидетельствовал о том, что в хуторах были люди. Но теперь Силье знала лучше. Она знала, что глаза соседей наблюдали за каждым чужим, ехавшим по дороге, она узнала об этом с болью. Тенгель проявил нетерпение и пытался заставить их ехать быстрее. Силье и старая кобыла делали все, что могли. Но, по его мнению, это было недостаточно быстро.

– У нас преимущество во времени всего несколько часов, – крикнул он ей. – А кнехты скачут быстро, стоит им только сесть на коня.

У Силье стало сводить мышцы рук. Ей приходилось в одно и тоже время держать Суль, управлять лошадью и самой держаться в седле. Она вынуждена была забыть о приличиях – плащ давно соскользнул с ее колен… Наоборот, Суль, казалось, наслаждалась скачкой. Она сидела впереди Силье с сияющими глазами и улыбкой на губах. Силье заметила, что Тенгель часто посматривал на нее, и его взгляд был полон нежности и тревоги. Он добрый человек, думала Силье. Несмотря на то, что о нем говорят и как его называют, несмотря на устрашающую внешность, он, во всяком случае, добрый в душе. Но выглядел он, однако, как демон из преисподней, когда скакал впереди. Великолепный, привлекательный и чарующий демон. Если такие водились.

Силье давно решила, что приняла слишком близко к сердцу странное поведение Суль тогда, с сыном Абелоны. Это так естественно, что Суль не любила его, и глаза ее действительно могли сверкать. Ненависть, которую парень увидел в глазах девочки, возможно, мешала ему и немного пугала, поэтому он был недостаточно осторожен, когда резал ножом ветчину. Так просто было свалить вину на другого! Ее беспокойство было слишком преувеличено.

Постепенно они въехали в лес, находившийся на пути к следующему селению. Теперь они двигались медленнее, так как нужно было дать отдых лошадям. Выло еще совсем светло, но, по словам Тенгеля, им предстоял еще долгий путь, и они должны были успеть до наступления ночи.

– В горах волки, – сказал он, – мы не справимся с ними в темноте.

Силье почувствовала, как страх сжал ее сердце. Она знала, что было целью их поездки, но пыталась не думать об этом. В глубинах ее подсознания дремала мысль, которая все время всплывала на поверхность. Все ее фантазии, все кошмары – все было только подготовкой к тому, что однажды должно было случиться. И вот час пробил. И все это, кажется, осуществляется.

– Нам и правда опасно оставаться здесь, в селении внизу? – спросила Силье, пытаясь заставить Суль сидеть смирно.

– Теперь это так, – ответил он угрюмо. – За тобой охотятся из-за общения со мной.

Общение? Это слово звучало почти так же скверно, как распутство. Она не решалась смотреть на него.

– Злая женщина… – пожаловалась Силье. – Бедный Бенедикт и другие должны терпеть ужасных людей – может быть, до конца своей жизни! – Она помедлила секунду, прежде чем продолжать: – Вы были правы, господин Бенедикт спрашивал меня, не выйду ли я за него замуж. Я, разумеется, поблагодарила, но сказала «нет». Может быть, напрасно, тогда бы мы избежали всего этого.

– Нет, – сказал Тенгель. – Супружество не спасло бы тебя сейчас. Вспомни о женах священников, которых схватили за колдовство и ворожбу! Им не помогли, хотя священники и просили их помиловать. Если уж женщину заклеймят как ведьму, то она пропала! – Чуть помедлив, он добавил: – Господин Бенедикт просил меня вернуться, как только я смогу. Он просил меня о помощи против тех.

– А не опасно для тебя быть среди людей? – Как только у нее вырвались эти слова, она поняла, что попала в ту же ловушку, что и Бенедикт однажды. Среди людей… Это звучало так обидно. Но Тенгель сохранял спокойствие.

– Конечно, но я пока с этим справлялся.

– Какую помощь хотел он получить?

– Он думает, что у меня есть возможности уничтожить их.

– Мне почти хочется, чтобы они у тебя были, – тихо сказала она.

– Нет, я не стану пробовать такое. Я опасаюсь разбудить в себе дремлющее зло. Но я вернусь к нему, потому что он так хорошо принял вас по моей просьбе. Несмотря на все, Бенедикт и его домочадцы, думаю, никогда не раскаивались. Они полюбили тебя и детей, ты это знаешь, Силье.

– Я вспоминаю их с благодарностью. О, мне бы очень хотелось, чтобы ты мог помочь им. Они не заслуживают того, что на них свалилось.

– Да, тут я полностью согласен с тобой. Больно думать о том, как легко в этом мире побеждает зло.

Сейчас ей следовало бы рассказать ему о Суль и о том случае, который указывал на сверхъестественные способности девочки. Но она не сказала ничего. Она все больше и больше убеждала себя в том, что все это ей просто показалось.

Тенгель снова стал подгонять лошадей. Лес кончался, перед ними у подножия холмов лежала равнина с крестьянскими дворами. Отсюда было хорошо видно дорогу к Утгардским горам. Немного проехав по равнине, Тенгель свернул на боковую дорогу. Силье старалась не отставать.

– Писать, – сказала Суль.

– Этого еще только не хватало! Тенгель, помоги нам сойти.

Он спешился и помог Силье.

Та отвела глаза, когда почувствовала его сильные руки на своей талии. Она не хотела еще раз встречаться с ним взглядом. Так она делала всякий раз, когда он помогал ей сойти с лошади. Однако она ощущала его пьянящую, головокружительную близость, и ей приходилось подавлять в себе сильное желание горячо обнять его, прижав щеку к его щеке.

Что это? Может, у него способность околдовывать, очаровывать ее? А что это сказал Бенедикт? «Он поймал тебя в сети волшебства». Силье была слишком неопытной, чтобы понять простую истину: чтобы управлять желаниями сердца, нет нужды в чародействе. Сердце справлялось с этим самостоятельно.

Силье возилась с Суль в то время, как Тенгель смотрел на поклажу, держа у плеча спящего Дага. Он тоже избегал встречаться с Силье взглядом, помогая ей сесть на лошадь. Он видит это, думала она. Он замечает это. Он знает…

Они продолжали путь. Вскоре Тенгель свернул на двор хутора, казавшийся вымершим. Но из дома вышел мужчина, приветствуя их.

– Привет! – крикнула ему Суль.

– Привет, маленький тролль, – ответил он.

Какая память была у этой маленькой девочки! Мужчина оказался кучером, отвозившим их из Тронхейма в усадьбу Бенедикта почти три месяца тому назад. Кучер задержал на Суль свой взгляд.

– Да, – сказал он Тенгелю, – она явно одна из вас. Она словно воскресшая Суннива.

Значит Тенгель рассказал об этом! Возможно, в глубине души он немного гордился маленькой племянницей.

– Они тоже туда, наверх? – спросил кучер.

– Да. Здесь внизу их ждет только смерть. Во всяком случае, Суль.

– Хорошо. Я уже готов.

Тенгель быстро рассказал о подручных фогда, которые сейчас, по всей видимости, уже разыскивали их. Кучер кивнул.

– Мои лошади отдохнули.

– Я должен остаться, – сказал Тенгель, обращаясь к нему и Силье одновременно. – Эту кобылу я должен оставить на хуторе у моста. Кроме того, я обещал привести домой Хемминга. Я знаю, где он. Он здесь в селении, и я вытащу его за красивые волосы, даже если бы мне пришлось тащить его с любовного ложа. Поезжай, я приеду потом.

– Нет, будь добр, – жалобно сказала Силье, – не оставайся здесь, будь теперь с нами!

– Я вас скоро догоню. А теперь поторапливайтесь! Было ясно, что уговорить его невозможно. Скоро вся поклажа была погружена в повозку, и они стали двигаться вверх, по узкой лесной дороге.

– Он так ужасно рискует, – жаловалась Силье кучеру.

– Тебе не нужно беспокоиться за Тенгеля, – отвечал он. – Этот человек может больше, чем нам следует об этом знать.