Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





«В лесу прифронтовом»—репетиция художественной самодеятельности диви­зии. Дирижирует П. В. Работное. Волховский фронт, 1943 г. 5 страница



«Противник занял расположение рот, веду бой за послед* нюю высоту. Пулеметы, минометы и пушки — все выведено из строя. Будем драться до последнего: штыками, прикладами и гранатами. В самый критический момент парторг Васильев взорвет погреб с толом. Это будет нашим концом...

Командир батальона, вечно ваш Ерастов»

А на плацдарме в последней смертельной схватке ерастов- цы уже сошлись с эсэсовцами, пробившимися на высоту.

Возвратимся к радиообмену. В 18-45 из штадива передали:

«Сколько надо 82, 50, ручных патронов? (т. е. — мин для 82- и 50-миллиметровых минометов, патронов для пулеметов. — Прим. авт. ). Вечером пришлем. Приеду для вручения наград Лязгину, Черепанову, Коробкину, Ермоленко. Обеспечить вру­чение. Действуйте. Сигунов.

19-00. Срочно понтон. Как с РБ?

19-10. Для чего понтон?

19-20. За РБ согласно обстановке отвечает Эрастов.

? Сосредоточьте раненых на острове. Подойдет пон­тон. Используйте свои лодки для рейса Озеро—Остров.

? Лодок нет.

? Где твои три лодки? Сколько требуется концентра­тов и каких. Отвечайте. Визжилин» (Не передано)

Связь прекратилась в 19-15 4. 5. 42 г.

На все последующие вызовы главной рации «ШТУ» 47-й ОЛБ не отвечал.

Командир радиовзвода 730-го ОБС лейтенант 5. 5. 42                                            Подпись               Добржинский

Донесение штадива 10-00 5. 5. 42.

«... 3. В виду нарушений проводной связи и радио с 47-го ОЛБ положение на участке неясное, огневой бой к 22-00 затих. С восточного берега от плацдарма слышны крики на немецком языке. «Руки вверх! » Переправившийся вплавь командир бата­реи старший лейтенант Задедюрин сообщил, что противник пол­ностью овладел участком 47 ОЛБ.

В течение ночи велось усиленное наблюдение с восточного берега за Волховом и его западным берегом. Утром наблюда­лось движение групп немцев на берегу. Высланный разведкой на западный берег на остров к стм. 18, 3 координаты 71-34, был подобран раненый боец. Противник с берега обстреливал огнем из пулеметов и минометов отъезжающий понтон.

Данные по 47-му ОЛБ уточняются» *

... Последняя эсэсовская атака была в 19 часов тремя груп­пами автоматчиков. Схватка была жестокой. Ерастовцы отча­янно отбивались гранатами, отстреливались, а там, где сходи­


• ЦАМО, ф. 1686, д. 19, л. 94.




лись вплотную, закипала рукопашка, борьба шла только на­смерть. Лыжники гибли один за другим, но никто из них не сдался. Полуторадесяткам удалось прорваться к берегу вместе с комбатом, вначале они устремились к северу, надеясь про­рваться к лесу, но это не сбылось — отсечный пулеметный огонь преградил путь... И смельчаки бросились в воду, намереваясь переплыть Волхов. Кто-то остался прикрывать своим огнем, но сплошной настильный обстрел позволил фашистам уничтожить всю группу...

Холодные мутные воды унесли тела героев в безвестность...

До темноты с плацдарма Доносились на восточный берег ослабленные далью короткие автоматные очереди немецких шмайзеров — гитлеровцы добивали раненых ерастовцев...

Тяжкой незарубцевавшейся до наших дней раной была для дивизии гибель лыжного батальона. Героическая и трагичная. Много легенд ходило о том подвиге, о несгибаемой солдатской стойкости и бесстрашии, о многих оставшихся в безвестности героях-лыжниках. Далеко не все их фамилии известны и назва­ны. Многие лыжники за этот бой были награждены боевыми орденами. Среди награжденных первой стоит фамилия их от­важного командира — старшего лейтенанта Александра Акимо­вича Ерастова — он удостоен самой высшей награды Родины ордена Ленина (посмертно), орденами Красного Знамени на- ’■ граждены (тоже посмертно) славный комиссар батальона — батальонный комиссар Федор Ильич. Фомин и сержант госбезо­пасности Особого Отдела НКВД Сергей Куприянович Прядеин, геройски погибшие еще в первые дни боев за плацдарм. От­мечен высокой наградой и парторг батальона Васильев, имени и отчества которого пока установить не удалось.

Бывший лыжник, участник того боя, Евгений Алексеевич Чуркин, рассказывает о последних часах жизни комиссара Фомина:

«Прижал нас немец к Волхову еще 30-го мая, к вечеру мы опять отбнли немцев. Тут ранило комиссара Фомина Федора Ильича. Я подбежал к нему и говорю:

— Давайте я вас оттащу в укрытие.

Но Фомин отказался уходить и сказал:

— Никуда я не пойду. Мое место только тут. Умру, но не пойду...

Так и погиб он на том месте... »

На воинском кладбище в Водосье лежит в братской могиле комиссар Фомин, а рядом с ним его боевые товарищи — млад­ший лейтенант Мухин Григорий Кузьмич, начальник штаба ба­тальона лейтенант Юркин Виктор Власович, рядовые — Дмит­риев Александр Иванович, Карачаев Александр Алексеевич, Полковников Александр Иванович, Рассохин Николай Алексе-




евич, Степанов Иван Иванович, Свинновой Семен Степанович, Шабалин Павел Петрович... Многие из захороненных воинов лыжного остались неизвестными по сей день...

По всей стране рассеялись лыжники — участники тех боев, которым посчастливилось эвакуироваться с плацдарма по при­чине ранения...

В воспоминаниях генерала Колчанова и рассказах многих дновцев упоминается, что гитлеровцы после боя поигснли на прибрежных дубах тела ерастовцев, так чтобы их было видно с восточного берега — в назидание и устрашение. Так эю было или не так — документы о тех днях еще не все исследованы. Но фашисты были фашистами и рассказы те вполне имеют под собой довольно реальные основания. После, когда советские бойцы — а это произошло уже в январе сорок четвертого — сно­ва ступили на эту многострадальную землю, изувеченную и опоганенную врагом, были обнаружены многие непогребенные тела славных защитников плацдарма, на многих имелись следы зверских побоев и пыток.

И сам вид бывшего Ерастовского плацдарма был ужасен: сплошь спаленная, перепаханная и изуродованная разрывами снарядов земля, дочерна обугленные и обгоревшие от пламени огнеметов, израненные пулями и осколками, разбитые в щепу деревья. Неубранные останки погибших лыжников, прошитые навылет каски, лотки и противогазы. Траншеи, окопы, блинда­жи и землянки — все разрушено и полузасыпано разгульным орудийным огнем. И всюду ничего живого. Прах, тлен и смерть...

Долгое время среди ветеранов дивизии ходило много про­тиворечивых разговор и слухов вокруг настоящего имени ком­бата 47-го ОЛБ. Одни утверждали, ссылаясь на свою крепкую память и достоверные документы, что его настоящая фамилия была Ерастов Александр Акимович, но другие также упорно доказывали, что комбатом сорок седьмого был Эрастов Георгий Михайлович, третьи называли совсем другие имена.

И эти разночтения имели'за собой впоследствии довольно печальную историю, о которой надо, наконец, рассказать пол­ностью, опираясь на документы и факты тех дней, рассказать во имя справедливости. Этого требует память о павших.

Все началось с того, что в газете «Правда» за 13-е января 1975 г. под рубрикой «Память» было опубликовано письмо Алев­тины Георгиевны Ерохиной с просьбой о помощи в розыске ее отца капитана Эрастова Георгия Михайловича, пропавшего без вести в той долгой войне. Капитан Эрастов перед началом вой­ны был начальником разведки штаба 4-го стрелкового корпуса, стоявшего где-то на границе в районе Гродно или Белостока — дочь, по малолетству, этого не помнила; 22-го июня 1941 года в пять часов утра Георгий Михайлович, поцеловав жену и трех




детей — Алевтину, Геннадия и Юрия, ушел по срочному вы­зову из штаба — фашисты перешли нашу границу. А потом семья его больше не видела и никаких вестей о его судьбе не получала. И все долгие послевоенные розыски никакой ясности не внесли. И тогда, к тридцатилетию Победы, дочь написала в «Правду» письмо. И уже 10-го февраля газета опубликовала два отклика. В первом говорилось:

«Я был связным Георгия Михайловича Эрастова и оставал­ся со своим командиром до последней минуты. В конце апреля, начале мая 1942-го года командовал он разведывательным лыж­ным батальоном на Волховском фронте. Близ деревни Зеленцы наш батальон ворвался в расположение противника, захватил плацдарм. Враг бросил против разведчиков большие силы. Трое суток мы стойко дрались, гитлеровцы понесли тогда тяжелые потери. Сходились в рукопашную, били врага штыком, грана­тами. В этом бою капитан Эрастов погиб как герой».

Внизу стояла подпись и адрес автора отклика.

Во втором:

«Хочу ответить дочери капитана Эрастова: вы можете гор­диться своим отцом — человеком большой храбрости и большой души. Его лыжный батальон дрался в очень трудных услови­ях — на плацдарме за Волховом. На помощь ему было послано два взвода из 577-го отдельного саперного батальона. Одним командовал лейтенант Басов (если жив — пусть отзовется), а другим — я. Меня эвакуировали после ранения 2-го мая 1942 го­да, но потом я узнал, что Эрастов со своими бесстрашными раз­ведчиками продолжал бой до конца 4-го или 5-го мая. Рощу, в которой он погиб и где был похоронен, называли в 288-й ди­визии Эрастовой рощей даже в штабных документах».

Письмо было подписано бывшим сапером — лейтенантом и тоже указывался город, в котором он жил.

Все в этих письмах было правильно. И указанное место, и геройство лыжников и их отважного комбата. Если не прини­мать малюсеньких неточностей. Но было главное недоразумение и ошибка — оба ветерана неправильно назвали фамилию ко­мандира 47-го лыжного...

Но тогда все это казалось совершенно бесспорным. А жаль...

Если саперный офицер-лейтенант, человек совсем из дру­гого подразделения и случайно попавший волей судьбы на плацдарм и не знавший до этого комбата совсем, видел его впервые на том месте и то только мельком, накоротке, при свете тусклой блиндажной коптилки, то уж личный ерастовский ор­динарец своего комбата знал очень близко и не так уж и мало. И, вроде бы, хорошо помнил... И ему ли не верить: кто есть кто? Эрастов или Ерастов?

Но человеческая память нередко творит над нами злые




шутки. Очень уж много времени утекло с тех горьких и страш­ных дней сорок второго — на целые тридцать лет постарели ветераны дивизии и те, кто чудом уцелел из числа погибшего батальона. И ослабла память, и поблекли знакомые и дорогие образы боевых товарищей и друзей, поистерлись в мозгу их име­на и фамилии, начисто забылись мелкие и даже большие дела и факты. И совсем не диво, что капитан Эрастов Георгий Ми­хайлович вдруг представился ветеранам их собственным комба­том. Очень уж многое совпадало. И, наверное, хотелось, чтобы именно этот человек оказался их командиром. Бывшим.

Вот и написали оба ветерана, независимо друг от друга, эти письма, отозвались на слезный призыв дочери, не чая своей ошибки. Отозвались добрыми словами и утешением. И дети капитана Эрастова Г. М. поверили. Они ездили па тот плац­дарм. Встречались с ветеранами на торжественных праздниках в юбилейные дни... И пошла гулять по дивизии и школьным музеям ребятишек-следопытов эта совсем невольная, но шаткая версия... И даже кадровики поверили. Кто-то внес в учетную карточку, хранящуюся в архиве ЦАМО, карточку капитана Эрастова Георгия Михайловича последнюю запись:                                                          «Погиб

5 мая 1942 г. »... Сделанной 10. 08. 88 года!? И не дрогнула же рука!

Из данных этой учетной карточки и других документов видно, что отличный был офицер-кавалерист капитан Эрастов. Еще до войны, в разное время, награжден наркомом обороны именной саблей и часами, что славился честностью, храбростью и удалью. И если погиб, исчезнув без вести, то и смерть его была достойной славного воина. А надо все же поискать его сейчас, еще не совсем поздно — живы люди, которые должны хотя бы что-то знать о его судьбе... Надо перерыть армей­ские архивы.

Предполагать, что кавалерийский капитан, штабной офицер, да еще с Белорусского военного округа тех времен мог попасть в стрелковую часть совсем на другом участке фронтов, дело ненадежное. В списках дивизии, да и в самом корпусе второй такой фамилии не было. Очень уж редкая...

Но лежат их карточки в ЦАМО в одной картотеке, одного и того же отдела.

Много еще неясного и нераскрытого и в самой трагической и тяжелой истории 47-го лыжного... Из всего, что нам известно по архивным документам дивизии, видно, что сам плацдарм, за который такой дорогой ценой заплатила дивизия, еще при его взятии в завершающем зимнем наступлении сорок первого года, а также за все время его обороны, вплоть до майского налета фашистов, с чисто военной точки зрения, можно было бы, конечно, удержать и не допустить таких потерь.




Можно бы, если бы командование, возглавляемое генера­лом Визжилиным, отнеслось к этому по-другому и приняло бы своевременные и действенные меры, исключающие роковые про­счеты. Главное мерило этому было то, что рано или поздно противник предпримет этот налет с неизбежной целью выбить батальон с плацдарма. Поэтому при должной заботе о его со­хранении можно было бы предотвратить эту потерю. Здесь и необходимый запас снарядов, мин и патронов. И более доста­точное обеспечение огневыми средствами, как на плацдарме, так и со стороны соседей 47-го ОЛБ. Интенсивные заградитель­ные и отсечные огни, немедленный ввод на плацдарм сильного подкрепления из резерва. А он был! В крайнем случае — пере­броска подразделений с менее угрожаемых участков — способ широко известный. Ведь кроме обороны ерастовского участка, полки дивизии были заняты боями только в районе Грузино и на Воробьевском плацдарме. Но этого сделано не было...

Были мизерные «подкрепления» по 20—30 человек, которые не могли ничего существенного решить, голые обещания при­слать самолеты, переброска небольшого количества боеприпа­сов и особенно патронов, которые потом пришлось собирать в грязи. Были заверения, что «все работают на вас», что «все будет», «все сделаем». И удивительно кабинетно-барское до неприкрытого пренебрежения, казенное отношение самого ком­дива к происходящему, оторванные от действительности коман­ды остаткам батальона в два-три десятка еще действующих воинов «перейти в решительное наступление и все сметать». Словно речь шла совсем не о них, а о целом полке или даже дивизии. По воображаемым комдивом масштабам. За время пятидневных боев никто из старших офицеров штаба не побы­вал на гибнущем плацдарме, чтобы все увидеть собственными глазами, разобраться во всем на месте и принять должные ме­ры по оказанию батальону помощи. Было много и других про­счетов, граничащих с преступной халатностью.

Случаен ли был добровольный переход солдата-австрийца? Что он, солдат, показал? Это ведь было буквально накануне нападения на Ерастовский плацдарм. За четыре дня! Злые языки говорили, что он предупреждал об этом. Документы до­проса и дознания должны дать ответ, надо только их поднять из архива.

Выводы командования корпуса и армии по гибели батальона и неоправданной потере плацдарма были сделаны, наказан ряд виновных. Генерал Визжилин был вскоре освобожден от коман­дования дивизией. Правда, дальше этого дело не пошло...

Но и это уже явилось как бы побочным и постфактум...

И еще об одном.

Как видно из архивных документов дивизии, все бои на



плацдарме были сопряжены со значительными человеческими I потерями, с большой кровью и смертями. Если убитые, сраму не имея, уже больше ни в чем не могли нуждаться, то раненым требовалась срочная и неотлагательная помощь. После первых перевязок, а порой и несложных операций на санитарном пунк­те батальона, их нужно было немедля отправлять на восточный берег Волхова, где находился дивизионный медсанбат. Конеч­но, это не всегда соблюдалось — переправочные средства, как мы уже не раз отмечали выше, большей частью были разбиты уже в первые дни и раненые смогли эвакуироваться только под покровом темноты на понтонах или рыбачьих лодках: в дневное время противник все места погрузки и переправ держал под убийственным обстрелом артиллерии и минометов.

От скрытого в глубине рощи батальонного санитарного пункта те, кто мог двигаться самостоятельно и тяжелораненые, которых переносили на руках санитары и товарищи, добира­лись до озера шириной в полутора сотни метров, переправля­лись вплавь и столько же шли по открытому месту через пере­шеек до берега реки, здесь грузились на понтоны или лодки и только после этого плыли к восточному берегу.

Малочисленная группка врачей и батальонных санитаров, пренебрегая вражеским обстрелом, отдыхом, выбиваясь из сил, круглосуточно хлопотала подле раненых, делала немыслимое для того, чтобы помочь раненым, спасти жизнь или обезопасить от нового поражения. Многие из медиков погибли в эти дни. И лыжники были благодарны беззаветности и самоотвержен­ности врачей, фельдшеров и санитаров.

За трусость и дезертирство с места боя бывший военврач 3-го ранга, по специальности хирург, которому командование поручило оказание хирургической помощи во время боев на плацдарме, был приговорен Военным трибуналом к смертной казни, которая впоследствии была заменена отбытием наказа­ния в штрафном батальоне, с отправкой на передовую. По су­ществующему тогда положению, после ранения этот человек был направлен рядовым в 1014-й стрелковый полк со снятием судимости. Имя и фамилия бывшего врача известны и лишь нежелание травмировать его близких и родных удерживает нас его называть полностью.

Тяжко об этом вспоминать, но так было, такова страшная и горькая правда той войны... Память о тех, кто лишился свое­временной хирургической помощи и потом не вернулся домой, заставляет это сделать...

В третьей декаде на Волхове и его притоках началась ве­сенняя подвижка льдов, уровень воды стремительно поднялся — реки вышли из берегов. Прояснившаяся погода активизировала действия вражеской разведки — над позициями участились раз­




. imwwHHiH. itwititiMMnMMMMMIRINMHW


ведывательные и боевые вылеты немецких самолетов ME-106 и 10-88.

С 25-го апреля дивизия начала грузинскую операцию, ко­нечной целью которой ставилось уничтожение вражеского плац­дарма на восточном берегу. Этот плацдарм представлял собой опасность не только как место, с которого противник мог на­чать наступление, но он постоянно принуждал оттягивать на себя немалую часть сил дивизии и был горячим участком, при­носившим немало неприятностей.

27-го апреля, выполняя приказ штаба 4-й армии, дивизия повела очередное наступление силами первого и второго ба­тальонов 1014-го полка, 1016-го сп и учебного батальона при поддержке 318-го КАП, 4-го дивизиона 137-го ГАПБМ 44-й гвардейской дивизии и 21-го гвардейского МП. Главные силы противника находились в парке села Грузино и на высоте Безымянная.

Оборона немцев, проходившая по парку, имела сплошные траншеи полного профиля, ломаной линией охватывающие вос­точный склон возвышенности, близко примыкающей к волхов­скому берегу. Дзоты и доты, соединенные ходами сообщения частой цепкой преграждали подступы к обороне. Противник уме­ло использовал рел'йеф местности, подземные ходы, устроенные еще самим графом Аракчеевым. С обратной стороны возвыше­ния немцы полукольцом положили рельсовую линию, скрытую от глаз противника, по ней они перекатывали большую тележку* платформу с помощью пяти-шести человек, перевозили боепри­пасы и другие военные грузы, поставляемые в ночное время через паромную переправу. Плацдарм активно и сильно под­держивался с немецких артиллерийских позиций, размещенных на западном берегу. По характеру обороны и ее стойкости было видно, что противник намерен здесь сидеть долго и уходить добровольно не собирался.

Подразделения полков дивизии, нацеленных на позиции про­тивника, сосредоточились на исходных позициях в следующем порядке:

учебный батальон расположился на левом фланге по вос­точному берегу припаркового озера и подходившего к окраи­не села;

главный удар предполагалось нанести по позициям против­ника перед церковью. Эта задача ставилась второму стрелко­вому батальону 1016-го полка и была самой ответственной и трудной;

первый батальон этого же полка должен был атаковать вос­точную и северо-восточную линию вражеских траншей южнее отметки 25, 6 и припаркового пруда. Исходные позиции находи­лись в районе спичечной фабрики и прилегающих к ней жилых




домов. Атака должна осуществляться во взаимодействии с при­данным вторым стрелковым батальоном 1014-го сп.

Третий стрелковый батальон занял позиции на юго-востоке Грузино;

поддерживающая наступление артиллерия и минометы за­няли огневые позиции на восточной окраине села Мотылье и перекрестке окраинных дорог от сел Хотитово и Грузино.

О начале того боя интересно рассказывает В. А. Крылов — старший политрук, комиссар 2-го дивизиона 23-го артполка 4-й гвардейской дивизии, приданного 288-й на некоторое время по левому флангу:

«Вскоре пришел конец нашему отдыху. Вернувшись из шта­ба полка, командир дивизиона Попов, весело блеснув глазами, объяснил: — Едем выбивать фашистов из бывшей графской усадьбы. Маршрут: четыре «Г»: Гряды—Горнешно—Гладь— Грузино.

Штаб корпуса прислал для переброски дивизиона амери­канские машины. Ночь. Она мало похожа на обычную. Стран­ная какая-то. Темной не назовешь. И белой тоже. Какая-то бе­лесая. Темноты ночной нет и все же путем ничего не видишь. К утру мы полностью подготовили огневые позиции. Оборона немцев проходила по старому парку. Сплошные траншеи и хо­ды сообщения. Дзоты и доты на каждом шагу. И много еще не выявленных. Гитлеровцы умели строить прочную оборону... Наш дивизион был придан 160-й отдельной стрелковой бригаде.

4 часа утра. Все готово. Орудия заряжены.

— Дивизион!.. Залп!..

Над Грузином поднимается облако черного дыма. Ярко вспыхивают молнии разрывов.

Между НП и ОП много озер-старип. Связь тянули по пе­решейкам меж старипами. Фашисты сделали несколько огне­вых налетов по перешейкам, нарушив всю связь. Тогда бойцы потянули кабель поперек озера.

... Забираюсь на крышу фабрики... Смотрю в бинокль. Впе­реди наступающих бойцов около десятка наших танков. Гру­зино встретило их шквалом огня.

Большой дот гитлеровцев бьет по нашей пехоте. Танк вполз на купол и несколько раз крутнулся на нем, дот осел, пулеме­ты смолкли, но вспыхнул и наш танк и сразу же открыл огонь второй дот. Золотарев выпустил по нему десяток снарядов. Гитлеровцы ураганным огнем снова бьют по спичечной фабрике. Минут через десять наша пехота снова пошла в атаку... »

Эти наблюдения были как бы со стороны, глазами объек­тивного участника тех событий, а ближе, там, где «наша пехота снова пошла в атаку», которая была довольно сильной и напо­ристой, но тем не менее успехом не увенчалась — подразделе-



II



яия были встречены губительным отсечным огнем орудий и ми­нометов с западного берега: стало ясным, что огонь нашей ар­тиллерии по подавлению глубинных батарей противника оказал­ся не эффективным и эта атака захлебнулась.

Не принесли желаемых результатов и все последующие двухнедельные бои — ни полковым, ни дивизионным и придан­ным средствам артиллерии укротить вражеский орудийный огонь так и не удалось. К сказанному следует добавить, что сама дивизия не имела достаточного перевеса в живой силе. Да и полученные разведданные были далеки от истины, они были противоречивы и явно заниженными. Проанализировав сложившуюся ситуацию, командование приняло решение с 11-го мая приостановить операцию.

Водосский плацдарм занимал площадь в 9 километров по фронту и 4 километра в глубину. Его оборона возлагалась на 1012-й стрелковый полк, которым командовал подполковник И. А. Воробьев. Усилиями его воинов здесь последовательно •была создана довольно прочная и устойчивая оборона, силу ко­торой противник не раз испытывал в многочисленных и всегда •обреченных на провал атаках на протяжении двух лет. Плац­дарм у противника был как кость в горле и он ни на минуту не отказывался от мысли выбить оттуда цепко сидевший полк. Редкий день обходился без губительных обстрелов его артил­лерии. В весенний и осенний период третья часть плацдарма заливалась полыми водами, сообщение в эти дни совершалось только с помощью лодок по рекам Оскуй и Волхов. Личный со­став полка располагался в насыпных огневых точках и блин­дажах. Полковая артиллерия для стрельбы прямой наводкой передвигалась на плотах, наблюдательные пункты организовы­вались на высоких и нарощенных деревянных настилах. Ходьба по плацдарму велась только по настилам, изготовленным из длинных жердей, проложенных от переднего края обороны к ко­мандным и наблюдательным пунктам.

В начале апреля сорок второго года приказом по дивизии полку и приданному для его усиления второму батальону 1014-го сп была поставлена задача — перейти к эшелонированной обо­роне и на вероятных направлениях боевых действий противника оборудовать в глубине обороны опорные пункты. В связи с ве­сенним паводком и возможным наступлением врага полк провел значительные инженерные работы по усилению полковой обо­роны, были созданы месячные запасы провианта, патронов, мин и снарядов.

В. конце мая разведывательной и агентурной разведкой бы­ло установлено активное передвижение пехоты и артиллерии из района Чудово в направлении ст. Тигода, Водосье и Пертечно. Стало очевидным, что немцы готовятся для нападения на плац-




дарм, что подтвердилось их последующими действиями. Полк был приведен в состояние повышенной боевой готовности.

2-го июня после довольно крепкого огневого налета против­ник силами до батальона из ст. Тигода—Зеленцы снова атаковал 47-й ОЛБ, но лыжники успешно контратаковали и отразили натиск.

— го июня враг в составе пехотной роты предпринял развед­ку боем, поддержанную огнем артиллерии и минометов со сто­роны деревень Водосье и Пертечно, но первый и третий ба­тальоны, на чьи участки была атака, отбили и этот наскок. Все эти действия были явно подготовительными к более серьезному нападению, что в ближайшие дни и подтвердилось.


 


Перебежка на новый огневой рубеж. Волховский фронт, 1942 г.


— го июня, после мощной и продолжительной артиллерий­ской обработки немецкая пехотная дивизия обрушилась на по­зиции Воробьевского плацдарма. Наступление проводилось с трех направлений: одно со стороны деревни Водосье на р. Ос- куй, второе — на Перетечно и третье — со ст. Тигода на рощу «Круглая». Подразделения полка встретили атакующих органи­зованным артиллерийским и пулеметно-ружейным огнем и за­ставили лечь. Последующие неоднократные атаки ворваться в оборону полка увенчались неудачей, бой продолжался до на­ступления темноты, был довольно ожесточенным и со значитель­ными потерями с обеих сторон.

По ходу действий и данным разведки выяснилось, что про­тивник от своих намерений продолжать атаки на следующий день не откажется.

В ночь на 6-е июня для усиления левого фланга обороны плацдарма с восточного берега Волхова на подкрепление пол-




ку был переброшен весь состав курсов младших командиров в количестве 75 человек, а с ним прибыл и первый батальон 1014-го стрелкового полка.

С утра, после очередной 20-минутной артиллерийской и ми­нометной подготовки враг снова ринулся в атаку, выдерживая прежние направления. Бой завязался еще яростнее и на отдель­ных участках немцам удалось вклиниться в оборону полка. Осо­бенно острая ситуация создалась на правофланговом участке


 


Расчет 120-мм минометов ведет огонь по противикку.


первого стрелкового батальона, где командиром был бесстраш­ный и волевой днепропетровец, комбат, старший лейтенант А. П. Антонец. Немцы трижды атаковали позиции батальона превосходящими силами и батальон смог отразить эти атаки с большими для противника потерями. Мужественно сражался личный состав 1-й стрелковой роты лейтенанта Н. Ф. Зуйкова, все атаки противника па его участке были также отбиты.

Геройски сражался 3-й батальон полка во главе с отваж­ным и опытным комбатом старшим лейтенантом И. И. Карги­ным. Когда противник, не считаясь с потерями, под губительным огнем 3-го стрелкового батальона смог прорвать его оборону на участке 7-й и 8-й стрелковых рот, захватить командный пункт батальона и близко подойти к командному пункту полка, на



 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.