Глава 22. Часть 1. 4 страница

Белла ахнула, вцепившись в мою майку.

- Эдвард, пожалуйста, - всхлипнула она, но сама уже начала жестко тереться об меня бедрами, тут же отталкивая меня, задыхаясь. Я отодвинулся, но продолжал кружить языком по соску, как чертов мазохист. - Эдвард, перестань, - вымученно простонала Белла.

Я тут же перестал, не желая причинять ей боль, и вообще. Она тяжело дышала и кусала губы, изучая мое лицо широко распахнутыми глазами. Я был охуенно возбужден и взволнован одновременно. Наверно, у меня на лице была мольба о ментальном тайм-ауте, или что-то в этом роде.

- Так больно, но так хочется… и это так хорошо, но в тоже время не очень… – попыталась она объяснить, сжимая на мгновение мою майку, и, натянув лифчик на грудь, отошла от меня. - Мне нужно в туалет.

Белла схватила толстовку, аккуратно надела её и вышла из комнаты. Я стоял и тупо кивал, потому что не знал, как справиться с собственным членом, который грозил спонтанным воспламенением.

Пришлось подумать о мертвых щенках и кроликах, чтобы хоть как-то успокоить его. Я сходил в кафе и взял кофе себе и латте для Беллы. Она разговаривала с Элис у кассы. Молния на толстовке слегка разошлась, так что я мог видеть ложбинку между сиськами. Я постарался не таращиться на нее, потому что нам еще как минимум два часа придется провести наедине, чтобы закончить этот сеанс. Уверен, когда мы придем домой, я за две минуты найду оправдание своему поведению.

Я заставил Беллу лечь, потому что сидеть было очень утомительно. В этот раз мне удалось следить за временем, потому что Белла нуждалась в более частых перерывах. Она была всегда готова пожертвовать комфортом. Она наслаждалась болью. Как и я. Мне самому не терпелось сделать очередную тату, но, в отличие от Беллы, я наслаждался именно этой формой физической боли, а не пытался заглушить ею эмоциональную. И меня беспокоило то, что девочка все время стремится к физической боли. Это был еще один пункт из того, что беспокоило меня. Чем на самом деле я могу ей помочь, если сам был чертовски разрушен?..

Я сосредоточился на соприкосновении её кожи и моих пальцев, отчаянно желая, чтобы не было необходимости в перчатках, мечтая, как буду трогать её после того, как все заживет. Понадобилось все мое самообладание, чтобы не зацеловать тыльную сторону её руки. Я склонился, чтобы наложить тени на другое крыло. Я постоянно ловил себя на мысли, что во время сеанса чувствую себя полным дерьмом, сходя с ума от желания укусить эту попку. Если Белле нравится, как я тяну её за волосы, то, думаю, она не будет особо против засосов на заднице.

Ритмичное жужжание тату-машины, музыка, звучащая в комнате, мерно поднимающаяся и опускающаяся в такт дыханию спина Беллы ввели меня в какой-то транс. Я работал в тишине, вытирая её спину, прислушиваясь к вздохам, пока прохладная ткань скользила по коже. Еще через час я заставил Беллу встать и размяться, сообщив, что осталось совсем немного. Она была тихой оставшееся время, а я продолжал спрашивать, в порядке ли она. Белла продолжала уверять меня, что все нормально. Я ей не верил, хотя и не мог утверждать это со стопроцентной уверенностью, потому что она держала глаза закрытыми, выглядела расслабленно и покусывала губы, а руки вытянула над головой. Я взглянул на её тело, и меня посетило внезапное озарение: к её тату следует добавить еще кое-что. Я знал, что она будет удивлена, но мне очень хотелось проверить, понравится ли ей эта идея.

Белла потянулась и попросила показать ей результат. Я не позволил, и она снова уселась в кресло и начала закидывать меня вопросами снова.

- Эдвард, как ты стал татуировщиком? – она не открывала глаз, видимо, не желая видеть мою реакцию на её вопрос. Только прикусила губку, протянула руку и коснулась пальцами моей ноги. Словно знала, что это чертовски сложный вопрос, хотя на первый взгляд он таким не казался.

Хотел бы я относиться к своему прошлому спокойнее, говорить о нем свободно, без сраной истерии. Это адски раздражало. Я бы предпочел залезть обратно в свою раковину, послать Беллу к черту, заявить, что я просто не желаю говорить об этом дерьме. Но при этом я понимал, что, если не дам ей ответов, то и не получу откровенность взамен. А мне нужно это сегодня.

- Эммм, ладно. Мне только исполнилось восемнадцать, я переехал от Эсме в отдельное жилье. Внизу был тату-салон Аро. Я встретил там Эмметта, Джаспера и Элис, ну и еще много всякого дерьма случилось.

Это была сокращенная версия. Случилось там в действительности намного больше. Мы подружились с Джаспером и Эмметтом, потому что они так же интересовались тату и жили, как и я, над салоном.

Глаза Беллы приоткрылись, брови нахмурились, она взглянула на меня, переваривая сказанное.

- Подожди, ты жил с Эсме? Я и не знала.

Я пожал плечами и опустил иглу в синие чернила, чтобы затенить другую сторону крыла.

- Родители погибли за три месяца до моего восемнадцатилетия. Я был несовершеннолетним. Эсме и Карлайл - мои крестные, хотя мы все втроем не особо тянем и на одного приличного верующего. Я остался с ними, пока не получил юридическое право жить отдельно.

- Должно быть, это трудно, - прошептала Белла, и её глаза заблестели в свете ламп. Она на мгновение зажмурилась и сжала губы. Не знаю, чья боль, её или моя, заставляет Беллу так реагировать.

- Что именно трудно? – спросил я, вытирая её спину, видя, как она вздрагивает. Она была расстроена, и я порадовался, что почти закончил с этой частью, и девочке не придется больше сидеть, пока я работаю с тенью. Это действительно больно, особенно в районе ребер. А еще было непросто сосредоточиться, потому что моя рука постоянно лежала на её попке, пока я работал над зоной чуть ниже талии.

- Остаться в одиночестве, - тихо сказала Белла, и я знал, что она понимает мою боль, потому что тоже осталась одна, совсем одна. Она потеряла всех, а я даже утрату родителей считал невыносимой. Это было несравнимо с потерями Беллы.

- Это лучше, чем остаться с Эсме и Карлайлом, поверь мне, - проговорил я, надеясь, что не выгляжу в её глазах полным придурком. Белла не должна чувствовать себя виноватой за мое говняное настроение, хоть она и задает все эти вопросы.

Её тело напряглось, словно она собиралась спросить меня о чем-то еще. Но не стала. Девочка прерывисто задышала, поднесла руку ко рту, прижала пальцы к губам и зажмурилась.

- Почти заканчиваю, Котенок. Хочешь, чтобы я остановился? – спросил я.

- Нет, нет. Я в порядке, - выдохнула она.

Я знал, что следовало остановиться, закончить в следующий раз, но оставалось минут пятнадцать, и я продолжил, потому что тупой ебарь во мне начал оживать.

Я слушал её глубокое дыхание, продолжая работать. Меня раздирало от мыслей: каково это, находиться в самолете во время крушения и выжить? Охуенно жутко, наверно. Я просто не мог избавиться от этих мыслей. Я ответил на её вопросы и хочу задать свои. И мы почти закончили. Мне остался крошечный кусочек тени и все на сегодня.

- Как тебе удалось выжить в катастрофе? – выпалил я, последний раз наполняя пистолет. Надо было сначала подумать, прежде чем говорить.

Я чувствовал себя круглым идиотом, хотя и понимал, что имею право на её откровенность. Я буквально попросил её заново пережить все это, чтобы я смог лучше понять её. Особенно понять, почему она так зависима от таблеток. Белла выглядела так же, как и я, когда попросила меня рассказать, как моих родителей зарезали в их собственной спальне.

Она хранила молчание невыносимо долгую минуту, пока я заканчивал затенение. Может, она не слышала меня? Я стирал излишки краски. Белла вздохнула со стоном, её тело оцепенело.

- Просто повезло, наверно, - усмехнулась она.

В этих словах было намного больше, чем просто сарказм. Боль и гнев, но хуже этого было еще что-то, чего я не желал слышать, чувствовать в её интонациях, то, что заставляло её тело замирать. Я чувствовал её вину и ненависть к самой себе, которые, словно пар, сочились из тела. Белла задыхалась. Я знал, ей кажется, что она заслуживает смерти, а что еще хуже - чувствовал, что она желала смерти.

Я прекратил все действия, пытаясь глубоко дышать, чтобы урезонить волну гнева, окатившую меня с головой. Если бы Белла не выжила, её бы не было здесь со мной. Меня даже мысль об этом, охуеть, как вымораживает! Я не мог себе представить, каково ей жить после всего произошедшего. Она считала, что должна быть на том свете, а не на этом, что просто до тошноты меня злило.

Белла глубоко и судорожно дышала, не открывая глаз, продолжая говорить низким гортанным, срывающимся голосом:

- Я была в передней части самолета. Все, кто выжил, были в этой части. Я была одна, когда мы начали падать. Мы не все вместе сидели. Было так страшно… – она замолчала на секунду, дыхание стало неглубоким, с отдышкой, словно Белла пыталась управлять своей болью, - …там было столько тел…

Она согнула и сжала пальцы, а ту ладонь, что была у её губ, обернула вокруг шеи, сильно сжимая. Я хотел оторвать руки от её кожи, потому что Белла была такой хрупкой. Я понял, что задал очень сложный вопрос, возможно, самый сложный. Она скрипела зубами, а из ротика вырвался хныкающий вздох, словно её пытали.

- Там был мужчина, - проговорила Белла так тихо, что я едва расслышал. - Его жена уже была мертва, а он не хотел оставлять её. Вся моя семья была в том самолете, а я оставила их, когда прибыли спасатели… Я пыталась найти выход и увидела…

Её затрясло от воспоминаний, и я понял, что она вот-вот сломается.

Я так жалел, что задал этот вопрос. Я должен был оставить её в покое, так было бы лучше. Уж мне-то, как никому другому, известно, каково жить со своей болью.

- И, о Боже… там было просто кровавое месиво… Так много тел, так много людей… и его лицо…

Она хрипло, прерывисто дышала, словно её душили. Она на самом деле задыхалась. Я понятия не имел, что делать, под рукой не было бумажного пакета. Что, если она потеряет сознание? Ведь дыхание такое громкое, дерганое, хотя она и старается побороть это. Нельзя было поддаваться панике, но я уже до одури перепугался. Белла попыталась свернуться калачиком, тянула себя за волосы у корней. Мышцы на её руках напряглись, и она издала ужасный, пронзительный вопль.

- Белла, Котенок, перестань, ты поранишь себя, - я попытался оторвать её руки от головы, но побоялся, что сделаю только хуже. Пришлось усадить её. Белла яростно трясла головой. Первый раз за все время нашего знакомства я боялся, что не смогу с этим справиться, что не смогу исправить это дерьмо, которое творится с ней, что я не смогу дать ей достаточно, чтобы удержать рядом. Осознав это, я остолбенел.

Я затащил её к себе на колени, крепко стиснув. Белла толкнула меня, пытаясь вырваться. Она словно пыталась загнать все ужасы воспоминаний обратно, но они упрямо рвались наружу, раздирая её. Я обнял её, стараясь не касаться свежей росписи. Придурок, нужно было догадаться, что она сорвется после этого разговора! Белла и так балансировала на краю во время сеансов, а мой вопрос просто был последней каплей, которая переполнила чашу. Она была как шелк, натянутый на стакан, а воспоминания о прошлом заставили треснуть тонкую ткань. Белла слишком ранима, а я слишком глуп. До меня не доходило, пока не стало слишком поздно.

- Мне так чертовски жаль, Котенок, - прошептал я в её голое плечико, убирая хвостик, чтобы он не касался чернил. Белла вздрогнула в моих руках. Я просто позволил ей выплакаться, в основном потому, что не знал, что еще сделать. Пронзительные рыдания перешли в вымученные икающие всхлипы. Несмотря на то, что это было против моих же собственных правил, я решил, что надо бы поискать информацию об этой авиакатострофе. Из того, что она сказала, я понял, что Белла видела тела тех, кого любила, когда выбиралась из разрушенного самолета, что вполне объясняет её кошмары.

Вдруг вошла Элис, увидела Беллу, дрожащую у меня на коленях. Она взяла ключи со стола. Я знал, зачем она это затеяла, и ждал, пока она выйдет.

- Белла, я сейчас отвезу тебя домой, - прошептал я ей на ушко. Она качнула головой у моей шеи, я пересел на стул возле стола, чтобы взять её толстовку. Я засунул её руки в рукава, злясь на себя за то, что даже не успел толком обработать тату. Займусь этим, как только приедем ко мне.

Прикрыв её, я скользнул рукой под её колени и поднялся вместе с Беллой. Элис уже ждала у двери, она забежала в комнату, чтобы взять сумку Беллы, и посеменила за мной по коридору, который вел к черному ходу. В переулке уже стояла моя машина, которую подогнала Элис. Она открыла дверцу, и я усадил девочку на пассажирское кресло. Она вцепилась мне в шею мертвой хваткой, не отпуская.

- Все хорошо, Котенок, мы просто едем домой, - прошептал я ей в ушко, аккуратно отрывая пальчики от своей рубашки. Белла сжалась в комок, уткнувшись лбом в колени.

Я захлопнул дверцу и взглянул на Элис, застыв от ужаса, от ощущения безысходности, от того, что я мог потерять это... Что бы за херь это ни была... и я знал, что этого нельзя допустить, потому что чувствовал, что даже мысль о прежнем одиноком существовании выбивает у меня почву из-под ног. Все мое тело было напряжено, словно готовое рвануть куда-то или разрушить что-то.

- Я не знаю, какого хрена должен делать, - проговорил я, понимая, что в голосе сплошная паника.

- Просто будь с ней рядом, Эдвард. Ты нужен ей. Звони, если понадоблюсь, - тихо сказала Элис, поглаживая меня по кровоточащему сердцу. Её глаза были застланы пеленой печали - видимо, она вспомнила собственных призраков прошлого - и вернулась в салон. Мы все такие сломленные. Может быть, наш общий опыт поможет мне понять, как вести себя девушкой во время эмоционального срыва?

Я завел тачку и ехал до дома на низкой скорости, потому что Белла была не пристегнута, и я боялся выпрямить её. Я совершенно не врубался, как донести её до квартиры, не привлекая лишнего внимания, но потом осознал, что мне, в общем-то, похуй. Я снова взял её на руки, занес в холл, не удостоив Маркуса и взглядом. Уверен, он пялился на нас, охреневая. К счастью, лифт был пуст. Я возился с ключами, наконец-то, отпер дверь и сразу направился к спальне. Занес Беллу в ванную и усадил возле раковины. Я достал полотенце, наполнил раковину теплой водой. Белла снова уткнулась мне в шею, бормоча что-то нечленораздельное.

- Белла, я просто хочу вымыть твою тату, о’кей? – тихо сказал я, надеясь, что не сделаю ей слишком больно. Она напряглась, прижавшись ко мне бедрами. Я снял с нее одежду, зная, что она ранит её, как наждачная бумага. - Я справлюсь за минуту. Попробуй расслабиться, - прошептал я, а она всхлипнула в ответ.

Этот звук и прижимающиеся ко мне ноги, опять сделали меня твердым. Я послал свой член к черту в ад, потому что это было охренеть как не вовремя.

Я закончил протирать её тату и приподнял Беллу, чтобы закрыть тату бинтом и пластырем. Она продолжала прижиматься ко мне, снова бормоча что-то мне в шею, покусывая до приятной боли, пытаясь потереться о мой член, обнимая ногами за талию.

- Белла, нужно закрыть тату. Отпусти меня на секундочку, пожалуйста, - я нежно отвел её руки. Она отпустила мои плечи, перестала кусать меня и раздвинула ноги в стороны. Я отошел от нее. Белла уронила голову, склонившись.

Я опустился на колени, отодвинул её ножку, чтобы залезть в шкафчик, где были бинты и пластырь. Я не решился развернуть Беллу, потому что она почти не двигалась с тех пор, как мы покинули салон, и я использовал отражение в зеркале, пока прикладывал бинт. Она снова прижалась лицом к моей груди. Замерзла. Ей нужно было принять Тайленол. Я достал его из шкафчика, вытряхнул две таблетки, благодаря Бога за то, что сегодня это только обезболивающее, а не то дерьмо, что она обычно пьет. Положив таблетки на столик у ног Беллы, я налил в стакан воды. Обхватив её затылок рукой, я поднял голову девочки так, чтобы она могла принять лекарство.

Я был не готов к этому зрелищу: лицо Беллы все в пятнах, опухшие красные глаза, губа кровоточит от кусания. Но хуже всего было видеть опустошение в её глазах, словно она витала где-то далеко.

- Белла? – я смотрел на маленькую женщину с невидящим взглядом, сидевшую передо мной, а страх мерзким зверем карабкался по моему позвоночнику, царапая когтями. Я никогда не чувствовал подобного, я не представлял, что делать. Поставив стакан, я обнял её лицо ладонями, заставляя посмотреть на меня. Она шевелила губами, но я не мог разобрать слов.

- Белла, пожалуйста, посмотри на меня, - взмолился я, с трудом сглотнув, надеясь, что не придется везти её в больницу или типа того.

Белла подняла глаза, в которых явно читались страх и боль. Я едва не отвернулся, не находя в себе сил видеть её такой.

- Ты нужен мне, - прошептала девочка дрожащими губами. – Мне жаль, но ты так мне нужен.

Огромные слезы текли из уголков её глаз, по щекам, по моим пальцам.

- Все хорошо, Котенок, - я поцеловал её в лоб и прижал к себе. Руки Беллы снова обвились вокруг моей шеи, а ноги - вокруг талии. Она вздрогнула и задержала дыхание. - Ты тоже чертовски мне нужна, - ответил я совершенно искренне.

Я не представляю, как жить без нее, и понятия не имею, что мне с этим делать.

Глава 22. Часть 1.

~*~Bella~*~

«Ты тоже чертовски мне нужна»

Это были именно те слова, в которых я так нуждалась и которые ненавидела. Я хотела взаимной зависимости. Я хотела, чтобы он был зависим от меня не меньше, чем я от него. В противном случае я буду окончательно уничтожена. Я никогда не была настолько близка к краю, как сейчас, готовая прыгнуть, упасть и погрузиться в кошмарную пропасть своего прошлого и рассказать Эдварду обо всем, надеясь, что он примет и останется. Но страх, болезненный страх одиночества, окутавший все мое существо, не позволил мне сделать это. Ведь, несмотря на то, что я заслуживала той же судьбы, что постигла всех любимых мною людей, я была эгоистична, слишком эгоистична. И хотела остаться с Эдвардом, стать для него всем. Ведь он был той самой причиной, по которой я продолжала существовать.

Я не заслуживала этого.

Я никак не могла остановить рыдания, рвущиеся из моей груди. Они резали мое горло, словно ножи, мешали дышать, порождали стоны агонии. Я пыталась оттолкнуть Эдварда, чтобы прижать руку ко рту и заглушить эти ужасные звуки, которые издавало мое тело. Я была смертельно напугана тем, что он видит, насколько я потерялась, утратила контроль. Я даже не была способна нормально дышать, я задыхалась, хрипела и билась в конвульсиях, в ужасе ожидая, что сойду с ума из-за непрекращающихся атак жутких воспоминаний. Все, что было похоронено, все, что я, не желая того, видела, когда после катастрофы двигалась к Джейку по проходу самолета, вдруг замерцало яркими картинками.

Из разбитых иллюминаторов сочился яркий свет, освещая многочисленные брызги насыщенно-красной крови. Все мое естество требовало, чтобы я не смотрела туда, но я ничего не могла с собой поделать, и мое тело неосознанно повернулось в сторону света. Только акробатический трюк мог стать логичным объяснением отвратительному искривлению человеческого тела, лежащего в трех метрах от меня. Торчащие кости, органы, кишки, находящиеся поверх гладкой смуглой кожи и порванной одежды, все это не умещалось в моей голове. Меня скрутило, внутри все напряглось, рот заполнила жгучая кислота, и содержимое моего желудка изверглось мне на ботинки. И только после того, как эта картинка четко, четко, предельно четко отпечаталась у меня в голове, я смогла отвернуться. И посмотреть на изломанное тело Джейка, лежащее так близко ко мне, что я могла дотронуться до него. А его лицо, его лицо, его лицо…

Я хотела биться головой об стену до тех пор, пока не уничтожу все эти воспоминания, и не превращусь в полую раковину, которой, мне казалось, я была до встречи с Эдвардом. Я хотела кричать так сильно, чтобы у меня кровь пошла горлом, и я задохнулась в агонии.

- Белла, пожалуйста, черт, пожалуйста, успокойся, или мне придется отправить тебя в больницу, - испуганный и напряженный голос Эдварда прорвался через пелену тумана. Его слова медленно проникали в мой разум, но ничуть не успокаивали и не избавляли от душивших меня ужасов и страхов.

- Нет, нет, нет, - повторяла я снова и снова. – Не надо в больницу, пожалуйста, только не в больницу, - умоляла я его сквозь рыдания.

Разумом я понимала, что мне действительно требуется медицинская помощь, что-то, что позволит мне отключиться, ведь я и правда могла сойти с ума, если продолжу в том же духе. Но я не могла остановить рыдания и все умоляла и умоляла Эдварда, даже после того, как он в отчаянии поклялся, что не отправит меня в больницу.

- Только дыши! Что я могу сделать? Скажи, что я, черт побери, могу для тебя сделать?

Я не знала, что ответить, и яростно мотала головой, пока он с силой не прижал её к своей груди, к своему напряженному телу, пытаясь удержать меня, не причинив боли. Я была так напугана тем, что его прикосновения, которые обычно дарили мне ощущения спокойствия, на этот раз не могли остановить этот кошмар.

Похоже, прошла целая вечность, когда воспоминания – картинки, которые я бы никогда не хотела увидеть опять, хотя знала, что они вернутся во снах и наяву и будут преследовать меня всю жизнь, напоминая о том, сколько мне стоило мое молчание – ушли, и мой разум погрузился в такую желанную пустоту. Я слышала мощное биение сердце Эдварда в его яростно вздымающейся груди, его руки гладили мою шею и голову чуть пониже хвостика, его губы прижимались к макушке. Я не открыла глаз и ничего не сказала, когда он поднял меня и понес из ванной в спальню. Я слышала, как он возился в шкафу: до меня донесся шелест ткани.

Он аккуратно сел на кровать, опустил меня себе на колени, провел рукой по моей ладони, отрывая мои пальцы от его плеч и целуя их. Он прижался губами к ладони и промурлыкал что-то. Я не слышала звука его голоса, но почувствовала это кожей. Он просунул мою руку в мягкий хлопок. Ощущения от ткани были знакомыми. Я поняла, что эта та же майка, в которой я спала здесь в прошлый раз. Он просунул вторую руку в рукав, натянул майку через голову и снял резинку с волос, распуская их. Он несколько минут массировал мне шею, и я тонула в его прикосновениях, в ощущениях близости его тела.

Я хотела сказать ему, как мне жаль. Я хотела сказать ему, что не думала, что буду так сильно нуждаться в нем. Но я настолько устала, что слова покинули мой разум. Я хныкнула, икнула и погрузилась в темноту забвения.

~*~

Я неожиданно проснулась. Моя спина безумно горела. Рядом с моей шеей урчал маленький пушистый комочек. Кровать пахла Эдвардом. Я застонала и вытянула руку, чтобы почувствовать его, ощутить тепло его тела рядом с собой. Но я опять была одна. Я моргнула и приподняла голову, чувствуя слабость после перенесенного эмоционального срыва, который должен был оттолкнуть Эдварда от меня, но Эдвард не ушел. Я посмотрела на часы, стоящие на прикроватной тумбочке. Красные светящиеся цифры показывали час ночи.

Я услышала мягкий переливающийся звук, напоминающий классическую музыку, доносящийся из гостиной, и села. Моя спина тут же вспыхнула огнем. Я соскользнула с кровати и потопала в ванную.

Лунного света, струящегося из окна, было достаточно, чтобы разглядеть формы и очертания предметов, поэтому я не стала включать искусственное освещение. Я включила воду, соединила слега согнутые ладони и подставила их под струю, чтобы наполнить получившуюся чашу водой. Потом наклонилась и попила. Побрызгав лицо водой, я прополоскала рот специальной жидкостью, которую обнаружила у Эдварда в аптечке наряду с четырьмя видами зубных нитей. Некоторые привычки Эдварда были такие чудные.

Я уставилась на свое размытое и бледное из-за окружавшей меня темноты отражение. Скорее всего, я выглядела, как черт знает что, по крайней мере, именно так себя и ощущала. Найдя Тайленол, я приняла сразу четыре таблетки, поскольку он не был достаточно сильным, чтобы снять терзавшую мою спину боль.

Я пошла назад в спальню, мягкий ковер заглушал шаги моих босых ног; я открыла дверь и зашагала в холл. Музыка зазвучала громче. Я тихонько вошла в гостиную, и у меня возникло неприятное ощущение, будто я подслушиваю чужую беседу. Музыка казалась пугающе знакомой и незнакомой одновременно. Мои веки были еще тяжелыми со сна, из-за света глазам было дискомфортно. Я повернула за угол и увидела Эдварда. На нем не было майки, его спина была напряжена. Мускулы на его руках переливались, пока его пальцы неслись по клавишам. Он был до боли прекрасен. Наконец-то, я могла рассмотреть татуировки, покрывавшие его спину.

Как я и предполагала, феникс не заканчивался на животе и боку: его черные линии продолжались до самого позвоночника. А на противоположное плечо был нанесен ужасающий рисунок младенца с мудрыми, но жестокими глазами, будто одержимого дьяволом. И мне захотелось избавить Эдварда от той темноты, которая заставила его навеки запечатлеть этот рисунок на теле. Но и здесь нашлось место противопоставлению. Края пеленки, которой был обернут ребенок, были усыпаны белыми цветами, которые совсем не сочетались с этим демоном. Их присутствие казалось противоестественным, потому что рядом с чем-то столь жутким, они должны были бы увянуть и умереть…

Я осторожно вошла в комнату, чувствуя себя неуверенно, словно меня поймали за чтением чужого дневника. Пальцы Эдварда порхали по клавишам. Он периодически прикрывал глаза, как будто играл по памяти, а потом заглядывал в листок с нотами, лежащий на крышке пианино, и снова закрывал глаза, продолжая без малейших колебаний играть дальше. Я сделала шаг в его сторону, внимательно слушая опустошающую, грустную музыку, напоминавшую эхо его боли. Я стояла всего в нескольких футах от него, когда его руки замерли на клавиатуре.

- Я… - я хотела сказать ему, как сожалею, что прервала его, сожалею о его потере, сожалею, что так нуждаюсь в нем, так хочу его, что с трудом дышу.

- Вот только не надо дурацких извинений, - сказал Эдвард.

Его слова прозвучали как пощечина, хотя в его тоне сквозило понимание. Он поднял руку и протянул её мне. Я медленно двигалась к нему, осторожно ступая, немного переживая из-за признания моей потребности в нем и его эхом прозвучавшего ответа. Я чувствовала изменения и неуверенность; казалось, существовало что-то, чего я не видела, что я упускала какую-то жизненно важную информацию. И мне придется дорого заплатить за это в будущем. Я подошла к нему сзади, обхватила протянутую мне руку и осторожно провела пальцами вдоль нее к его плечу, рассматривая изгибы его мышц, чувствуя, как он дрожит. Я прижалась грудью к его спине и склонилась, выдыхая в его волосы. Мои руки скользнули вниз по его груди. Я приподняла голову и смотрела, как мои пальцы путешествовали по изгибам виноградной лозы, вьющейся по его бицепсу, плечу, шее, заканчивающейся легким мазком зеленого с тщательно вырисованными шипами и маленькими, почти блестящими капельками крови, сразу за ухом, чуть выше уровня воротника рубашки. Я запустила пальцы в его волосы, зачесывая их назад, перебирая непослушный завиток на его затылке.

- Я тебя разбудил? – спросил он, протягивая руку, обхватывая ею мое бедро, слегка сжимая его.

Я прижалась губами к шелковистым прядям его волос, щекочущим мою щеку, и помотала головой.

- Спина болит? – спросил он, скользя рукой вверх и вниз по моему бедру.

Я положила голову на его плечо и провела губами по белому цветку.

- Немного, - пробормотала я.

- Врушка, - ответил он и повернулся ко мне, проводя носом по моей щеке и целуя висок. Он слегка отстранился, обхватил руками мое лицо и уставился мне прямо в глаза. – Сильно болит? – спросил он, но по его тону я поняла, что он не нуждается в ответе.

Он поджал губы, взял меня за руку, провел вокруг банкетки, на которой сидел, приподнял меня и усадил на колени лицом к себе. Я села, подняла глаза и уткнулась взглядом в портрет красивой женщины с копной медных волос, очень похожей на Эсме, внизу которого красивым почерком было написано имя - Элизабет Мейсен, и поставлена дата – 21. 04. 2003.

Я ласково дотронулась до его разрисованной кожи, сочувствуя потере Эдварда. Его руки пробежались вверх по моим бокам, шее. Его пальцы погладили мои щеки и скользнули под волосы, его ладони, горячие и влажные, прижались к моей шее. Я пыталась сопротивляться острому желанию прижаться к нему бедрами, понимая, что это только усилит боль, которую уже начала ощущать между ног. А Эдвард не согласится помочь мне из-за моего состояния.

- Ты выпила что-нибудь? – спросил он, и я не была уверена, был ли вопрос о моих препаратах или Тайленоле, который я нашла в его аптечке.

Я кивнула в ответ.

- Тайленол, - я была удивлена, насколько скрипучим был мой голос.

- Сколько? – настаивал он, держа мое лицо руками так, чтобы я не могла избежать его взгляда.

- Четыре, - ответила я, подавляя порыв укусить свою нижнюю губу. Он нахмурился и кивнул.

- Нам надо поговорить обо всем этом дерьме, Белла. Ты до усрачки напугала меня, - он не требовал, не злился. Тон его голоса был совершенно иным, мольба смешанная еще с чем-то – может быть, болью – и я содрогнулась, понимая, что это именно я сделала ему больно.

- Я знаю, - прошептала я, прижимаясь своим лбом к его, скользя руками по его груди, вверх по шее. Его мышцы напряглись, когда я провела пальцами по его шершавым, небритым щекам. – Я хотела бы… Просто я так… боюсь, - пробормотала я настолько тихо, что сама сомневалась, произнесла ли я это вслух. – Я вдруг вспомнила то, что не помнила раньше… - я замолчала.

Его губы нашли мои. Она целовал меня, нежно и медленно, облегчая нужду.