НОВОСЕЛЬЕ

НОВОСЕЛЬЕ

Весть о том, что бабе Глаше и деду Егору дали квартиру, мгновенно облетела всю многочисленную родню. Сами новоселы просто ошалели от свалившейся на них милости городских властей. Город вплотную приблизился к их деревушке, ему уже не хватало места для новостроек, и тогда решено было сносить деревенские дома, а жителей переселять в новые благоустроенные квартиры. Егор поначалу артачился, не разрешал сносить свой дом, цену набивал: мол, землица нынче дорогая, а участок у него немаленький. Но ему пообещали все компенсировать трехкомнатной квартирой со всеми удобствами, и он наконец сдался. Тем более, что у него еще жила его девяностолетняя мать Матрена Корнеевна, которая была бы не против ванны и теплого туалета. Супруги Демидовы стали собирать вещи и готовиться к переезду в новое жилье.

Просторная жилплощадь просто ошеломила Глашу. Вытирая глаза от набежавших слез, она сказала:

- Ну вот, теперь хоть поживем, как люди! И вода горячая, и туалет теплый. Ну, а огород… Что ж огород? Найдем участок, если захочется.

Бабушка Матрена, полуслепая и полуглухая, переспросила:

- Ась? Курица не квохчет? Чтой-то она? Вроде пора уже.

- Какая курица, мама! Квартира у нас теперь какая, посмотри!

- Сколько? Три? – переспросила старушка.

-Три, три, целых три комнаты! А еще кухня, ванная и туалет!

Матрена Корнеевна махнула рукой и села на табуреточку. Потом перебралась в кресло в уголке и там задремала. Поняла ли она, что ее перевезли на новое место или нет, выяснять не стали, надо было заниматься разбором вещей. Егор летал от квартиры к лифту и без конца спускался вниз, пока Глаша на него не заругалась:

-Хватит кататься! Успеешь еще! Давай вещи расставлять-раскладывать, не будем же на узлах сидеть!

Через три часа авральной работы они поняли, что без помощи со стороны им не управиться.

-Где твой мобильный? Вызывай Танюшку с Аленкой! -распорядилась Глаша.

Егор важно достал мобильник из кармана штанов, нацепил очки без одной дужки на нос и стал одним пальцем тыкать в телефон.

- Что за чудо-техника! Вот раньше крутили ручку: » Але, девушка, дайте станцию! Але, станция, мне…»- восклицал Егор, безуспешно пытаясь найти нужный номер.

- Дай сюда, сельпо! Что у тебя тут за номера такие, ничего не понять!

Наконец она нашла нужный номер и поднесла трубку к уху.

- Але, Тань, помоги разложиться! Никак не управиться вдвоем! Адрес знаешь, приезжай!

Примерно через час раздался звонок в дверь, и Егор пошел открывать. Задремавшая бабушка Матрена встрепенулась было, но снова клюнула носом, потом опрокинулась на спинку кресла и захрапела. Вбежавшие в квартиру радостные Танюшка и Аленка были дочерью и внучкой Егора и Глаши.

- Мам, как же хорошо! - разувшись в прихожей, Таня прошлась по паркетному полу босиком. - Счастье какое! Везунчики вы у меня! А еще за участок свой держались!

- Деда, оставишь мне квартиру по наследству? - ластилась к Егору десятилетняя Аленка.

- Оставлю, оставлю, - смеялся довольный дед, гладя любимую внучку по светлой косе.

К вечеру квартира приобрела приличный жилой вид. Пока взрослые убирали и расставляли вещи и мебель, Аленка успела сварить суп и поджарить картошку. Бабушка Матрена уже поела и снова ушла спать в полюбившееся ей кресло.

- Ох, какая я голодная! - Таня вытерла разгоряченное лицо ладонью. - Молодец, доченька, поесть нам приготовила!

Ободренная похвалой Аленка расставила на столе тарелки, положила ложки, хлеб, и семейство село ужинать.

- Вкусно! - одобрил дед внучкину стряпню. - Золотые ручки у тебя! Не пропадешь в жизни!

Аленка покраснела от похвалы деда и подложила ему кусочек мяса из своей тарелки:

- Ешь, деда! Ты хозяин, тебе нужно хорошо питаться! - Все засмеялись.

После ужина Егор спросил:

- Ну что, женщины, новоселье справлять будем?

- Надо бы, а то соседи скажут, что зажались, зазнались, - ответила Глаша.

- Конечно, надо! А я помогу готовить и на стол накрывать, - встряла Аленка.

Поможешь, поможешь, хлопотушка наша! - ласково сказал Егор. - Как же без тебя управиться?

На том и порешили. Всю неделю Таня с Глашей закупали продукты и напитки, а Егор с Аленкой планировали, как поставить столы, и собирали стулья для гостей. Приглашенных насчитали порядочно: родня у них была немаленькая. Бабка Матрена успела повоевать не только на фронте: в мирное время у нее народилось семеро детей, а одного она принесла с войны, старшего брата Егора Алексея. Алексей жил в Краснодаре, и по телефону обещал приехать. Остальные братья и сестры тоже были кто где. Андрей- в Риге, Валерий - в Москве, Антонина - в Коломне, Анастасия- в Пятигорске, Ульяна – В Питере, Захар – в Тбилиси. А, кроме этого, еще были двоюродные, то есть племянники бабки Матрены. А еще Глашина родня. Никого нельзя было обойти приглашением, иначе – обида на всю жизнь. Короче, гостей насчитали не меньше сорока человек.

- Целая свадьба! Куда ж мы их всех посадим? - всплеснула руками Глаша.

- А хоть на пол, но усадим! - усмехнулся Егор. - А вот не пригласить нельзя.

Столы и стулья собирали по ближайшим соседям, приглашая еще и их. В субботу к обеду был накрыт огромный стол, составленный из нескольких столов и столиков. Стол получился великолепный: почти от стены до стены, он был таким изобильным, что поразил даже самих хозяев, когда они сделали свою работу.

- Вот это да-а! - восторженно завертел головой Егор, -вот это хозяюшки! Я такого даже в ресторане никогда не видел!

- А еще горячее будет и десерт! - похвасталась Аленка.

К двум часам дня появились первые гости: конечно же, соседи, которым шаг шагнуть было на лестничной клетке. За ними начала подтягиваться и родня. Родственников Егор увел осматривать квартиру, а полненький холостячок из тридцать третьей квартиры бросился помогать Татьяне на кухне, залихватски бросаясь на помощь и бросая страстные восхищенные взгляды. Она только посмеивалась над неожиданным кавалером. Тем временем появились на пороге близнецы-братья Андрей и Валерий. Они встретились на вокзале. И оттуда приехали вместе. Через несколько минут подъехали и остальные дети Матрены Корнеевны. Все они, конечно, первым делом пошли проведать свою маму. Бабушка Матрена, затисканная детьми, плакала от радости: все ее любимые тут, с нею, наконец-то все вместе, как она хотела их всех собрать!

- Жалко, не вижу никого, - вздохнула старушка. - Глаза бы мне! Стара стала, умирать пора!

-Нет, милочка ты наша, ты еще у нас ой как хороша. Рано умирать! - сказал Алексей. - Ты лучше всех, мамочка, живи как можно подольше. Еще не все женились внуки, на свадьбе погуляешь у наших детей!

- Еще на столетний юбилей к тебе приедем! - чмокнула мать в щеку Уля.

Дети наперебой расспрашивали мать о житье-бытье, о здоровье, и сами рассказывали о себе, о своих детях. Надарили матери подарков, от чего Матрена Корнеевна смущалась и рдела, как девушка на выданье.

Все вроде бы были в сборе, только не хватало Глашиной сестры Клавы да дядьки Герасима с женой Шурой. Время уже поджимало, и за стол решили сесть без них, а им налить по штрафной, когда придут. Гости уже с нетерпением поглядывали на приготовленное угощение. Когда поступила команда от Егора занимать места за столом, долго уговаривать не пришлось никого.

Тем временем опоздавшие на новоселье Герасим, Шура и Клава находились возле лифта внизу. Подниматься надо было на девятый этаж, а Клаве с ее больными коленками это было невмоготу, но уж больно боязно было лететь наверх в этом ящике-лифте.

-Как им пользоваться-то, Герка? - спросила Шура мужа. - Я никогда на таком не ездила, страшно!

- Да чё тут уметь! Нажимай кнопки, и все! - ответил Герасим, переступая с ноги на ногу в нетерпении: наверху стыла водка, а эти бабы в лифте ехать бояться!

- Тебе б только нажимать! - сердито заметила Клава. - Я уже сегодня убедилась, как ты нажимаешь!

А сегодня утречком Клава попросила родственничка шкафчик на кухне навесить, а он его уронил и разбил вдребезги. И не так жалко было ей тот шкафчик, а то, что уронил он его прямо на двадцатилитровую бутыль самогона, которую ей было жальче этого злосчастного шкафчика. Все старания прошлой ночи пропали задаром, да и в доме до сих пор воняет, как на ликеро - водочном заводе. Никак не могла Клава смириться с такой потерей, даже идти на новоселье не хотела, но Шура уговорила-таки. А зло на Герасима не проходило.

Наконец Герасим нажал какую-то кнопку на стене, и перед женщинами гостеприимно распахнул двери подлетевший лифт.

-Свят, свят! - перекрестилась Шура. - Напугал, окаянный!

- Заходите, дамы! - Герасим любезно, с поклоном, пригласил своих «дам» в кабину лифта.

Женщины с опаской вошли внутрь, Герасим нажал на кнопку «9», и лифт полетел вверх.

Гости Егора и Глаши успели уже тяпнуть по паре рюмочек, закусить, и всех потянуло на разговоры. Аленка решила, что пора уже и танцевать, и решила включить музыку. Она достала из тумбочки старенький магнитофон, ткнула штепсель в розетку, и… раздался треск, полетели искры, и в квартире вырубило электричество напрочь. Гости зашумели, задвигали стульями и стали чиркать кто спичками, кто зажигалками.

- Что ж за безобразие такое! Говорили, что не будут отключать, а сами-то что делают! Надо звонить на подстанцию! - раздались во тьме возмущенные голоса.

- Между прочим, везде есть свет, только в нашем подъезде нет! - высунувшись вниз с балкона, заметил Егор. - Придется анекдоты рассказывать, пока электрик придет. Видимо, где-то замыкание произошло.

Шура, Клава и Герасим недолго наслаждались подъемом вверх. Электричество пропало, лифт дрогнул и остановился. Все погрузилось во тьму.

- Что ж это такое, конец света! - завопила Шура.

- Тише ты, - прикрикнул на нее Егор. - Видишь, электричество вырубили! «Конец света! » Тьфу, дура!

Шура от страха присела на пол лифта:

- Как же мы без света тут будем, в этом висячем гробу? И сколько так сидеть?

-Не вопи! Сейчас вызовем лифтера, - осведомленный во всех делах Герасим на ощупь начал нажимать все кнопки подряд. Ни на один его вызов ответа не последовало.

-Чегой-то ты там нажимаешь впотьмах? Пока провалимся куда-нибудь! - одернула мужа Шура, а Клава принялась кричать, словно в лесу, в щель между дверьми лифта:

-Люди добрые, помогите! Спасите кто-нибудь! Ой, пропадаем!

- Да что вы за бабы такие, хватит, говорю вам! - возмущался Герасим. - Говорю вам, найдут нас, не беспокойтесь. Тут всегда есть ответственные за это дело! - и он снова стал нажимать кнопки на панели кабины. Никто по-прежнему не отвечал.

В это время в квартиру Волошиных постучали. Таня пошла открывать дверь.

- Здравствуйте, я –монтер, - представился Тане высокий мужчина в черной шапочке. - Посветите мне, я посмотрю, что у вас случилось. Да не свечой, возьмите фонарик! - он протянул Тане свой фонарик.

«Какой бесцеремонный! »- подумала она, но спорить не стала. Послушно взяла фонарик и повела монтера на лестничную клетку к электрощитку.

-Так, здесь все в порядке, пробки выбило. Сейчас будет свет!

Он щелкнул тумблером, и все осветилось непривычно ярким светом. И тут Таня увидела необыкновенно голубые глаза электрика. На какую-то долю секунды они встретились взглядами, и у нее почему-то замерло сердце. «Вот еще!

- сердито подумала она, - только этого мне не хватало! »

Аленка же, обрадованная тем, что можно снова включить музыку, снова воткнула штепсель магнитофона в розетку. И снова- искры, треск, и «конец света»! Монтер даже отойти не успел от щитка. Да и не торопился он, видимо, сразу уходить: такую красавицу перед собой увидел, обомлел даже! И ноги к полу приросли, и язык присох к горлу. Пришлось снова Тане держать фонарик.

А в лифте заседала троица. Клава сняла свою доху, постелила ее на пол и села.

- Все, не могу больше стоять. Садись, Шур!

В это время зажглась лампочка, и лифт медленно поехал наверх.

- Слава Бо…- только и успела сказать Клава, как свет снова погас, лифт снова застопорило, и все повторилось сначала.

- Черт бы побрал эту технику! - ругнулся Герасим. - Надо было идти пешком, давно б за столом сидели!

- Тебе бы только за стол! -огрызнулась Шура.

-Надо кричать, - сказала Клава, - иначе всю ночь сидеть тут будем.

-Давай! - Шура поднялась с пола, обняла Клаву, и они вдвоем снова заголосили свои молитвы о помощи.

-Не, жалобней надо! Давай так: людиньки добрые, помогите, спасите, погибаем, умираем! Пить хочем!

Шура и Клава кричали до тех пор, пока не охрипли. А Герасим заткнул уши и все тыкал пальцем немые кнопки.

Электромонтер и Таня на этот раз на лестнице пробыли дольше, они никак не могли понять, почему пробки выбивает сразу после их включения. Электрику это уже очень нравилось, он притворно искал причину замыкания, и не находил ее, хотя давно уже догадался, что в квартире что-то неладно с проводкой или розетками. Пробки выскакивали до тех пор, пока Егор не оттащил Аленку от магнитофона.

- Дед, музыку надо! Так веселее! - канючила Аленка и упиралась, вырываясь из рук деда.

-Хватит музыки! Видишь, что ты делаешь, в темноте сидим! Розетка неисправна. Сейчас магнитофон перенесу в другую комнату, иди уже!

И тут вошла Таня, а следом за нею тот же самый электрик.

-Папа, познакомься, это Виталий, электромонтер.

-Очень приятно. Егор Иванович.

- Давайте, Егор Иванович, я починю вашу розетку.

- Я покажу, где, - поспешно вызвалась Таня и покраснела слегка.

«Эге, - подумал Егор, - тут что-то есть! На Таньку это сильно не похоже! »

Таня развелась с мужем год назад, не смогла простить ему постоянные измены и вранье. Дочь очень долго переживала, но не показывала виду. Аленка скучала по отцу, плакала тайком от всех. Егор и Глаша все это видели и понимали, но Таня сама сделала свой выбор. Только сейчас она начала приходить в себя, забывать прошлое, и надо ж тебе, влюбилась! Отец понял это по глазам дочери - давно они у нее такими счастливыми не были. Но Виталий ему понравился сразу. Видно же, что толковый мужик и рукастый, вот только б не оказался женатым, а то беда! Через несколько минут розетка была починена, проводка в квартире проверена, и Аленка наконец включила свою музыку. Виталия насильно раздели и пригласили за стол. И посадили рядом с Таней, к неудовольствию толстяка-соседа. Виталий и Таня смотрелись вместе просто на загляденье хорошо! Высокий, широкоплечий брюнет и тоненькая изящная блондинка были такой парой, что родители Тани не могли оторвать от них глаз.

В прихожей раздался звонок. Егор пошел открывать дверь. А уж тут-то перед ним предстали во всей красе Герасим, Шура и Клава. Все такие красные, потные, будто из бани.

- Да где ж вы были? Мы ждали, ждали, да и не дождались, сели за стол. Уж думали, не придете.

-Где-где? В лифте, вот где! В этом чертовом коробке жить можно, оказывается! - сердито ответила Шура.

-Электричества не было. Надо было вызвать лифтера.

- Какого лифтера! Я всю дорогу его вызывал, никто ни гу-гу! -ответил Герасим.

-Ну ладно, проходите уже! Глаша, принимай гостей дорогих! - крикнул Егор жене.

- Я в уборную! -Клава бегом бросилась в сторону туалета. Шура посеменила за ней следом. А в зале веселье разгоралось. Аленка все же организовала танцы, и сейчас Виталий пригласил Татьяну, они тихонько о чем-то разговаривали, смущенно заглядывая друг другу в глаза.

Клава и Шура, не успевшие толком отойти от лифтового плена, с горя выпили по рюмашке, хотя Герасим успел махнуть не одну, пока они бегали в туалет. За разговорами и громкой музыкой никто сразу не услышал, что снова звонят в дверь. Первой услышала звонок Аленка, она метнулась к двери и открыла замок. За дверью стоял высокий дядя в лохматой шубе и такой же мохнатой шапке. У его ног стоял огромный баул, доверху чем-то набитый. Аленка от неожиданности взвизгнула и хотела было убежать, но этот баул! Там явно были подарки! А дядя вошел в квартиру, снял шапку и как схватит Аленку под подмышки, и вверх! Та как завизжит!

- Что за красавица мне дверь открыла и убегать собиралась! - хохотал дядька и все подкидывал девчонку вверх.

- Аленка я! Деда Егора и бабы Глаши внучка, а еще мамина дочка! - Аленка поняла, что дядя добрый и смешной, ее не обидит. Выскочившие на шум в прихожую хозяева увидели уже раздетым своего племянника Генку, сына Шуры и Герасима.

-Геха! Да где ж ты, сукин сын, столько лет пропадал! Как снег на голову, да в такой день, чертенок! - кричал Егор, тиская и обнимая племянника. - Вот родители-то обрадуются!

Родители, конечно же, сначала обцеловали сына, а потом задали ему трепку за долгое молчание – полгода ни одного письма!

- В Африке я был по работе, там такая жара, не до писем! - виновато оправдывался Генка. - Зато теперь целый месяц у вас гостить буду!

Генку поволокли за стол, но он уцепился за свой огромный баул:

- Там подарки всем! Раздам, тогда и сяду!

Аленка подошла вплотную к дяде и, увидев в его руках индейский головной убор с перьями, мгновенно выхватила его из рук Генки и закричала:

- Чур, это мне! - нацепила его тут же на голову и умчалась с диким криком в спальню к зеркалу.

Подарки у Генки были диковинными, экзотическими. Баул полон был всяких чудес: бусы, веера, какие-то гребни из кости, и что-то еще такое эдакое, непонятное. Бабушке Матрене Генка привез жилет, расшитый иноземными узорами, мужикам курящим подарил по резной трубке, а некурящим- по бутылке чужеземного напитка. Впрочем, его хватило всем, даже женщинам перепало. Но чуднее всех подарок достался Клаве – бумеранг.

- Что ж это за деревяшка такая рогатая? Будто ухват! - изумилась Клава.

- Да это я, честно говоря, Аленке вез, - смутился Генка, - да вот, видишь, она сама себе подарок выбрала.

- Хорош племянничек! - обиделась Клава, - значит, ты мне те перья привез, что Аленка унесла?

- Да нет же! У меня для тебя есть еще подарок, - он снова полез в баул. - Вот, теть Клав, мокасины тебе расписные, летом носить будешь!

Клава, увидев красивую пару обуви в руках у Генки, сменила гнев на милость, и уже миролюбиво спросила:

-А для чего этот рогач?

- А это бумеранг, грозное оружие индейцев. Хочешь, научу тебя им пользоваться?

- На кой ляд оно мне, это оружие! Вот разве Герасима шлепнуть за разбитую бутыль!

Герасим поморщился и подался вглубь комнаты, подальше от греха.

-Ты его швыряешь вперед, он летит, и к тебе же возвращается. Очень интересно! Я дарю тебе его, тетя Шура, в дополнение к мокасинам! - объявил щедрый Генка.

- Хватит уже, все за стол! - распорядилась Глаша.

Веселье снова разгорелось, и только одна бабушка Матрена в нем не участвовала, она снова уснула в своем креслице и ничего уже не слышала. Под шумок, когда никто уже никого не слушал, а только все говорили хором, Шура шепнула Клаве:

- Пойдем на балкон. Бери свою бумерангу, проверим, правду ли Генка говорит.

И обе женщины вышли за дверь.

- Ну, кидай, что ли! – приказала Шура.

- Как кидать-то? – Клава вертела странную деревяшку в руках то одной, то другой стороной. - Кусок фанеры какой-то, и как он может назад прилететь? Не прилетит, точно, кидать не буду! Подарок все ж!

- Давай я! Если вернется – подарок, а если нет – враль Генюха! - Шура взяла бумеранг, повертела его тоже так и сяк, прищурила один глаз, прицелилась и запустила его с балкона вдаль. Бумеранг скрылся из виду.

- Как ты ловко! - восхитилась Клава. - Я б так не сумела!

Две подруги стояли на балконе и ждали возвращения странного бумеранга, а он все не возвращался.

- Ну, все, - сказала Клава, - пошли за стол. Видно, не прилетит уже.

Только она произнесла эти слова, как Шура, вытаращив глаза, схватила ее за руку и показала на приближающуюся к ним летящую точку- в свете уличных фонарей к ним возвращался бумеранг!

-Ложись! Прямо на нас, прибьет! - они обе плюхнулись ничком на пол. А возвратившийся бумер, оказавшись бесхозным, пролетел над ними, пробил стекло балконной двери и влетел в комнату, где его явно не ждали. Грозное оружие индейцев, вращаясь и жужжа, плюхнулось прямо в тарелку с холодцом в центре стола, обдав всех сидящих рядом жирными и душистыми брызгами.

- Что это такое?! - вскричали гости, повскакав со своих мест, не понимая, что случилось, и отряхивая с себя то, что недавно было холодцом на столе. Сильнее всех почему-то пострадал Герасим, он как раз в это время тянулся к тарелке за очередной порцией своего любимого кушанья.

- Ну все, сейчас прибью обеих! - Он сразу догадался, чьих это рук дело, Клавы и Шуры только за столом и не хватало. Вытираясь салфеткой, он грозно двинулся к балконной двери, из-за разбитого стекла которой выглядывали испуганные лица Клавы и Шуры.

- Ну что, чертовы индейки, доигрались?! Сейчас вот я этим бумерангом по макушке вам настучу, свистушки! Что наделали-то! Стекло разбили, гостей забрызгали! Вот закрою вас тут на балконе, будете сидеть, пока не посинеете!

- Мы нечаянно, - заблеяла Шура, и Клава согласно закивала головой.

-«Нечаянно»! -передразнил Герасим. - Как Егору в глаза смотреть, стекло разбито! Придется самому настеклять.

Клава хотела было вспомнить Герасиму, как он сегодня уже «настеклил», но, вспомнив, как виновата, прикусила язык. Тут подошел Егор и, едва сдерживая смех, простил бедных женщин за неожиданный казус. Стекло заткнули подушкой и пошли в зал. Спустя час гости стали потихоньку расходится по домам, остались только свои. Татьяна вышла проводить Виталия. Егор пошел провожать Герасима, Клаву и Шуру и Генку до лифта. Если б они знали заранее, что пропустят что-то интересное, они бы ни за что не ушли раньше времени, но…

Возле двери женщины как-то замешкались было, но Егор затолкнул их вовнутрь:

- Заходите, не бойтесь, довезу с ветерком.

В кабине лифта он спросил Герасима:

- Какую кнопку ты здесь жал, когда монтера вызывал?

- Кажись, вот эту, - Герасим показал на самую нижнюю кнопку.

- Так это ж подвал, а вызов диспетчера вот эта кнопочка.

- Ах ты, паршивец! - дернула Герасима за ухо Шура.

- А чего сразу паршивец! – взвился Герасим, - даже если б я и дозвонился, кто б тебя стал вынимать из лифта между этажами, дура! Я специально нажимал сюда, чтоб вас успокоить! - вывернулся Герасим. Генка заржал.

Внизу, возле двери подъезда прощались и не могли разойтись Татьяна и Виталий.

- Хороший мужик, - шепнула Клава Егору.

А Шура добавила:

- Счастливой Танька будет, если счастье свое не упустит. Мне тоже понравился, я его хорошо разглядела.

- Когда ж у тебя время было разглядывать, ты ж бумеранг запускала, кажись? - съязвил Герасим.

Вот так, слегка переругиваясь, они ушли в темноту.

- Всегда вот так, а все трое неразлучны, водой не разольешь, - сказал Егор Виталию.

- Замечательные у вас, родственники, Егор Иванович, - сказал Виталий.

- Да, замечательные. Ты заходи к нам, Виталик, - сказал Егор, и жестом отозвав Виталия в сторонку, спросил шепотом:

-Скажи честно, ты женат? Я потому спрашиваю, что Танюшке жизнь ломать не позволю, она уже хлебнула горького в жизни.

- Не женат. То есть я был женат, но жена ушла к моему другу-бизнесмену. С той поры ни друга, ни жены. Обещаю вам, что Таню не обижу.

- А Аленка? У нее ж и дочь еще имеется!

- Детей очень люблю и еще хочу. А Аленка просто чудо! Не волнуйтесь, Егор Иванович, я человек простой, без выкрутасов, счастья хочу.

- Ну ладно, иди, а то заждалась вон, - кивнул Егор на Татьяну, нетерпеливо переминающуюся возле двери.

Разговоры после ухода гостей пошли уже более семейные. Как раз проснулась в это время Матрена Корнеевна, которую привели к столу. Бабушке налили рюмочку наливки, но Матрена Корнеевна отодвинула ее и потребовала коньячку. Закусила коньячок сальцем, оживилась, как-то помолодела даже. Ее полуслепые глаза со вниманием стали рассматривать лица родни.

- Ну что, мама, расскажи нам что-нибудь. А то просидела весь вечер в своем кресле, и не пообщались толком, - заговорили дети.

- Да что ж вам рассказать? - спросила старушка.

- Да что-нибудь. Как жили с отцом, как растили нас, какие мы были в детстве. Все как-то некогда расспросить, да и редко вместе встречаемся, - заметил Алексей.

- С каким отцом, с Иваном, что ли? - спросила Матрена Корнеевна, - так он вам и не отец вовсе!

- Как не отец! Ты что говоришь, мама, ведь он же воспитывал Алешку с малых лет, можно сказать. Конечно же, отец он ему! - вмешался Валерий.

- Ему не отец и тебе не отец, Валерка. У тебя другой батька был.

Валерий ослолбенел, он во все глаза смотрел на мать и, грешным делом, думал, уж не рехнулась ли она. Но Матрена Корнеевна сумасшедшей не выглядела.

- А кто же мой отец тогда? – продолжал выпытывать Валерий.

- Твой-то?.. - Матрена Корнеевна задумалась, замолчала, а потом продолжила:

- Алешку я родила в сорок пятом от майора Лунина Николая. Сам-то он погиб в конце сорок четвертого. А уж когда я с Иваном встретилась, Иван Алешку усыновил и отчество свое дал.

- Ну, а я-то, я чей? - нетерпеливо спрашивал Валерий.

- А ты от пленного немца. Уж не помню, как звали его. То ли Вольфганг, то ли Вайтер. Мост они у нас через реку строили, а я им обед носила из столовой. А немец-то кра-а-сивый был, зараза, и все на меня глядел. Я и сама красивая была в то время. Кровь молодая, горячая, вот и слюбились мы с ним.

Сказать, что Валерка был в шоке от услышанного- это значит не сказать ничего, - он был просто в ступоре. Впрочем, все остальные тоже.

- Давай выпьем, Вольфгангович, - хлопнул его по плечу ржущий Егор.

- Да иди ты!.. - Валерий вскочил с места и ушел курить на балкон.

- Мама, а что же отец, он не знал, что ли? - спросила Анастасия.

- Не знал, конечно, он ничего. И про тебя, Настька, и про остальных не знал. А, может, и догадывался, но не говорил.

- Постой-постой, мы не поняли, что про остальных? Ты что же, мама, и еще…- загалдели остальные дети.

- Да Ивановичи вы все, только от Ивана-то никого нет. Бездетный он был, и не знал про это. Я пять лет с ним жила, и ни разу не забеременела. А потом решила: рожу еще ребеночка.

- И остановиться не могла, - ехидно поддел Андрей, и тут же схлопотал подзатыльник от Алексея.

- Ни разу меня не попрекнул Иван, - продолжала Матрена Корнеевна, - даже если и знал. Всех на свою фамилию и отчество записывал.

- Так интересно, что же наши настоящие отцы, так сказать, биологические, все разные, что ли? – не выдержала Ульяна.

- Разные, разные, - ответила ей мать. - Про Алешку и Валерку знаете, а про остальных расскажу. А то совсем уже старая, недолго осталось, не могу эту тайну в могилу унести, да и совестно перед покойным Иваном, не покаялась я ему перед его смертью, не успела. Так вот, слушайте! Настя и Ульяна от бригадира нашего Петруни Колыванова, Андрюха от Василия Романова, печника. Танечка от Егорки Смыслова, тракториста-передовика, Захарка от кузнеца Потапа Логинова, ну а Егорка от Антипа Михалыча, местного учителя. Все уже на том свете давно, царствие им небесное, но мужики были хорошие, никто про меня нигде не трекнул по деревне. Да и работящие были, положительные мужики. Вот это ваши отцы.

- Да-а, ну ты, мама, дров наворотила, - произнес ошарашенный Егор.

Остальные просто молчали, не в силах поверить в такое, всем казалось, что это их мать придумала или это просто как страшный сон, если все это правда. После откровенных признаний Матрены Корнеевны наступила гробовая тишина, как говорят. Валерий нервно курил одну сигарету за другой, не уходя с балкона, остальные просто сидели, опустив глаза и не решаясь их поднять друг на друга. Вернувшаяся Татьяна сразу не поняла, что случилось: все сидят кучкой и молчат почему-то.

- А что это вы сидите с такими лицами, будто на похоронах? – спросила она. - Что произошло, пока меня не было?

- Да уж, произошло, - мрачно ответил Захар.

- Да что произошло? – продолжала допытываться Татьяна.

- А то произошло, что ты теперь не дочка Егора Ивановича, а дочка Егора Антиповича.

- Как это? - не поняла Таня, растерянно оглядывая родственников.

- Все, пошли спать! - скомандовал вдруг Алексей, и все, словно обрадовавшись, что щекотливая ситуация таким способом вдруг разрешится, молча потянулись в разные стороны. Таня пожала плечами и тоже пошла спать к Аленке на диван.

Из детей Матрены Корнеевны в эту ночь так никто и не уснул. Каждый из них вспоминал своего отца Ивана Матвеевича, который жалел и любил их всех одинаково, не делая разницы между приемным, можно сказать, Алешкой и другими своими детьми, которые, как оказалось на деле, были вовсе не его родными. А еще пытались вспомнить тех отцов, про которых им рассказала мать. И ничего ровным счетом не получалось: просто стояло перед глазами то золотое и беззаботное детство, которое мать и отец старались создать для них. И пусть жили небогато, просто, но дружно и счастливо. Отец Иван любил жену, не обидел никогда словом плохим, по крайней мере, они никогда не слышали, чтобы они ругались между собой. И детей своих всех вырастил хорошими и достойными людьми.

Утром снова все собрались за столом к чаю. Таня с Аленкой испекли огромный пирог с яблоками, и теперь Аленка резала его на равные части. Матрена Корнеевна встала раньше всех, хотя тоже плохо спала в эту ночь: может, выспалась днем, а может, от всего сказанного взбудоражила себя, потому и не могла заснуть. Решила утром попросить прощения у детей своих за свою безрассудную вчерашнюю выходку, может, и не стоило ей говорить им всю правду. Позже всех вышел Валерий, ему тяжелее всех было смириться с мыслью о том, что его отцом оказался пленный фашист. Он, не поднимая ни на кого глаз, прошел в прихожую и собирался незаметно уйти, не прощаясь ни с кем. Там его обнаружила Глаша, вышедшая из кухни с блюдом в руках.

- Валерка собрался уходить! - крикнула она в комнату, и тут же выскочили Алексей и Егор, раздели его насильно.

-Братуха, ты что! - обнял его за плечи Егор, - не бери в голову, ерунда все! Кем бы не были наши отцы, мать-то у нас одна, так что родные мы все между собой, и точка! По крови родные, и отец у нас все равно один- тот, кто вырастил, Иван Матвеевич! Как он нас любил, помнишь? Как он тебе скворечник мастерил, а мне самокат, ни у кого такого не было!

- Пойдем к матери, не надо ее обижать, она этого не заслужила. В конце концов, это была ее жизнь, и теперь ничего не переделаешь, - добавил Алексей.

А потом хитро подмигнул братьям и сказал:

- Ну, женщина, какая молодец! И ведь никто в деревне никогда слова плохого про нее не сказал, умела мужиков выбирать! Обычно такие вещи не утаить, а тут… Просто чудеса!

- Ладно, - сказал Валерий, - пошли чай пить.

Но чай пили только женщины, а мужчины, не сговариваясь, налили себе по рюмке водки. Матрена Корнеевна пока молчала, хотя и видела, как Валерий пытался уйти и его удержали братья. Как самый старший брат, первым начал разговор Алексей.

- Мама, мы вот что решили: правда- правдой, конечно, но нам она вроде и не нужна была. Отцом мы все считаем Ивана, это бесспорно, да, братья и сестры?

- Да! Конечно, да! - почти в один голос закричали братья и сестры.

- Спасибо, детки мои, я другого от вас и не ожидала, не то воспитание вам было дано, чтоб вы мать родную обидели! Наверно и не надо было говорить ничего, но не могу, не хочу уносить все это с собой. А вы поступите по совести, я теперь знаю. Но не все я вчера вам рассказала. Валерка, немец тот никаким фашистом не был, как раз наоборот, антифашист, но тогда сильно не разбирались. Если немец – значит, враг. Простите вы меня, старую, за мои грехи, но они только мои, мне за них и отвечать перед Господом, не вам. Иван мой, умирая, простил меня, я знаю. Не сумела я ему всего рассказать, но думаю, что он все и так знал. Он просто любил меня и принимал такой, какая я есть.

- Мамочка! - Настя и Ульяна бросились обнимать мать первыми, за ними все братья и Глаша с Татьяной. А Аленка прыгала вокруг на одной ножке и смеялась:

- Вот и помирились! Вот и помирились!

Чаепитие закончилось новым застольем, наговориться не могли долго, каждому было что рассказать другим. Решили собираться каждый год у Егора на день рождения мамы все, независимо от того, может кто или не может.

При расставании вечером Андрей сказал Егору:

- Вот такое получилось у тебя новоселье, брат!

- Да ладно тебе, отличное новоселье! Зато все повидались, все выяснили, теперь только через год встретимся.

Проводив гостей, Егор вернулся назад, подсел к матери, погладил ее по щеке и сказал:

- Мамочка, какая ты у меня хорошая, самая лучшая на свете, и я так тебя люблю!

Растроганная словами сына, Матрена Корнеевна ласково погладила его по седой голове. Егор почувствовал, какие у мамы мягкие руки, с узловатыми пальцами, обезображенные тяжелой работой, но такие неповторимо- ласковые и теплые.

Так приятно было их ощущать на своем затылке, как в детстве далеком. Он сел рядом и стал ее расспрашивать о том, чего еще не знал о ней и ее жизни. Вышедшая из кухни Глаша увидела такую картину: сидящая в кресле Матрена Корнеевна и примостившийся у ее ног Егор о чем-то тихо говорили. Она подхватила на лету вывернувшуюся из комнаты Аленку и сказала ей тихо:

- Не мешай. Пойдем посуду помоем. Пусть поговорят спокойно.

А мать и сын разговаривали, разговаривали, и не могли наговориться. А в окошко заглядывал круторогий месяц, обозначая начавшийся долгий зимний вечер….