Нежность. 1 страница

https: //ficbook. net/readfic/3899889

Направленность: Слэш
Автор: Heika Mitich (https: //ficbook. net/authors/174410)
Беты (редакторы): ItsukiRingo (https: //ficbook. net/authors/10829)
Фэндом: EXO - K/M
Пейринг или персонажи: Ким Чонин/До Кёнсу, Кай, ДиО
Рейтинг: NC-17
Жанры: Ангст, Драма, Психология, Hurt/comfort, AU
Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика
Размер: Миди, 30 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Чонин презирает Кёнсу, потому что он слабый и никчемный.
Кёнсу, кажется, на это абсолютно наплевать.

Посвящение:
Зи. : 3

Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
#np Наргиз Закирова – Нежность.
Мне очень сложно объяснить, о чем эта работа. Наверно, просто о человеческих отношениях, таких простых и таких сложных одновременно.
Я не писала образ Кёнсу конкретно с какого-то человека, но, думаю, многие увидят в нем схожие с собой черты.
Получается какой-то цикл, и мне это даже нравится. )
Каждому человеку важно, чтобы его любили просто за то, что он такой, какой он есть. Это бесценно.

*******

- Знаешь, ты прекрасно проявил себя в качестве моего временного телохранителя…
Каждый раз у него на запястье красуются новые часы. Баснословно дорогие и пафосные, одни из тех, что стоят, как авианосец или хорошая машина, и Чонин ловит себя на том, что таращится на них будто зачарованный. Часы – это некий символ, с которым у него ассоциируется господин До, и почему-то Чонин думает, что спустя долгие годы, когда он не будет помнить ни его лица, ни, возможно, даже имени, он обязательно вспомнит его многочисленные наручные брегеты.
- Кроме того, я хорошо знаю твоего отца, который когда-то работал в моей службе охраны, у вас это семейное и, как написано в твоем личном деле, ты, несмотря на твой юный возраст, начал обучение еще будучи учащимся старших классов и, проработав четыре года в подобном качестве, уже успел проявить себя очень и очень хорошо. И потому я хочу поручить тебе то, что могу поручить не каждому. - Господин До выдерживает паузу, а потом поясняет: – Я хочу доверить тебе охрану моего единственного сына.
Ким невольно бросает взгляд на стоящую на столе фотографию в вычурной рамке. Господин До в дорогом костюме, очередные часы, кажется, марки Шопард прилагаются. Рядом с ним стоит невысокая худая женщина, которая натянуто улыбается на камеру, скрестив на груди руки, унизанные многочисленными кольцами с дорогими камнями, а сбоку от нее Чонин видит насупленного парня, худого, невзрачного, похожего на встрепанного воробья. У него большие карие глаза, которые смотрят исподлобья так, будто До вот-вот ожидает какого-то подвоха или враждебного действия, пухлые губы, узкие плечи, и сам он весь какой-то напряженный, будто натянутая струна.
- Кёнсу постоянно болеет. - В голосе господина До слышится нескрываемое раздражение. Он привычным жестом поправляет часы на запястье и вздыхает. – И потому практически все время проводит в нашем доме на море.
- Понимаю, - кивает Чонин, вновь косясь на фотографию. – Морской воздух и благоприятный климат.
- Климат там отвратительный, - внезапно сердито говорит господин До. –Холодно, промозгло, ветрено, у меня, черт возьми, есть вилла на Окинаве и дом в Майами, но этот упрямый идиот круглый год торчит именно в этом захолустье. Городок на триста жителей, представляешь? Ни тебе торговых центров, ни кинотеатров, только мелкие лавчонки да киоски с дешевыми журналами. Что его там держит, неясно. Вот, ты, - он переводит взгляд на Чонина, и тот невольно вздрагивает. Глаза у господина До такие же большие, как и у его сына, и на мгновение Киму чудится, что это тот мальчишка смотрит на него, насупившись и скрестив руки на груди. Легкие наполняются соленым морским воздухом, и Чонин трясет головой, избавляясь от нахлынувшего наваждения.
- Вот ты, молодой и красивый парень, согласился бы торчать в богом забытом месте за сотню километров от ближайшего крупного города? – спрашивает мужчина и, положив руки на стол, начинает барабанить по гладкой дубовой поверхности. Чонин машинально следит за движением его пальцев и мысленно отвечает: нет.
У Ким Чонина есть неплохая работа, машина и яркие выходные, наполненные безудержным кутежом в ночных клубах. Есть целая толпа красивых девушек в коротких платьях, с которыми нет никакого намека на любовь и искренние чувства, зато есть очень хороший секс без каких-либо обязательств. Чонин любит свою жизнь, беззаботную, свободную от каких-либо ограничений и обязательств и, черт возьми, он совсем не понимает сына господина До, который торчит целыми днями в огромной пустынной вилле на берегу холодного моря. С его деньгами и положением можно было бы каждый день проживать на полную катушку, и Ким с жалостью думает, что, вероятно, дело в самом Кёнсу.
Он невзрачный, болезненный, наверняка, в отличие от яркого обаятельного Чонина, совершенно не популярен у противоположного пола, и это не исправят ни деньги богатенького папочки, ни ухищрения маститых докторов, которые пытаются избавить малахольного недоросля от многочисленных болячек. Ким ничего не отвечает, но по его взгляду отец Кёнсу явно догадывается о характере его мыслей и, помрачнев, качает головой.
- Заступаешь завтра, - говорит он Чонину и протягивает толстую папку в кожаном переплете. – Здесь отчет твоего предшественника, тут есть вся информация о привычках и склонностях Кёнсу. Тебе достаточно продержаться хотя бы три месяца, а потом…
- А потом? – переспрашивает Чонин, едва сдерживая ликование.
- А потом получишь заявленную в контракте сумму и новую, более высокую должность, - отзывается господин До и достает из кармана пачку сигарет и зажигалку. Раздается легкий щелчок, и Ким наблюдает за тем, как язычок пламени опаляет тонкий белый фильтр.
Потратить несколько месяцев, поработав нянькой для капризного малолетнего ублюдка, - что может быть проще? Главное, во всем ему потакать и улыбаться, когда тот говорит очередную глупость. Богатенькие сынки очень любят строить из себя светочей разума, и Чонин уверен, что До Кёнсу не является исключением из правил.
Зато потом его ждет кругленькая сумма, которой вполне хватит на первый взнос за квартиру, отличная должность в службе безопасности и замечательные перспективы дальнейшего карьерного роста. Ким открывает папку и машинально скользит по напечатанному крупным шрифтом тексту. И едва сдерживает удивленный вздох, когда видит дату рождения До-младшего. Худой, субтильный, похожий на старшеклассника, он старше его на целый год.
- Я вас понял, - отвечает Чонин и, перехватив папку, почтительно кланяется. – Я сделаю все, чтобы жизни вашего сына ничего не угрожало.
- Отлично. - Раздается громкая трель звонка, и господин До, чертыхаясь, достает из кармана дорогой мобильный телефон. Он кивает Чонину и скороговоркой говорит:
- Сехун с утра отвезет тебя на место. Собери с собой все необходимые вещи и в восемь утра будь с багажом возле центрального офиса.
- Вас понял, - отвечает Ким и вновь почтительно кланяется, но господин До не обращает на него никакого внимания.
- Что, как, вы упустили контракт?! – яростно кричит он в трубку и с силой ударяет кулаком по столу. – Сволочи, да я вас по асфальту размажу! Живо позови к телефону Вана, вы, ублюдки, не можете ничего сделать без моего присутствия! Живее, живее, ты…
Чонин бесшумно выходит из кабинета и прикрывает за собой дверь. До него доносится громкий командный голос господина До, и Ким думает, что все-таки он действительно выдающаяся личность. Сильный, волевой мужчина, управляющий успешной бизнес-империей, не пасующий перед трудностями и идущий по головам навстречу своей цели.
Ким открывает папку и смотрит на прикрепленную скрепкой фотографию Кёнсу, невзрачного, бледного, с сердитыми хмурыми глазами.
Как жаль, что сын господину До достался никчемный и убогий. Настоящее пятно на его безупречной репутации.

******

Это место наводит на Чонина тоску. Узкие улочки, густо застроенные однотипными светлыми домиками, неровный каменистый берег, покрытый огромными темными валунами, серое море, на котором покачиваются убогие суденышки местных рыбаков. Да еще в качестве музыкального сопровождения Сехун выбирает старый гранж, вроде Alice in Chains и Sound Garden, и Чонин постепенно впадает в непривычное для себя состояние меланхолии, наблюдая отсутствующим взглядом за тем, как одна неприметная улица сменяется другой.
Дом семьи До выделяется на фоне крошечных обиталищ местных жителей как сказочный дворец среди землянок. Огромный особняк в европейском стиле, построенный прямо на выступе отвесной скалы. Почему-то у Чонина возникает ассоциация с классическими американскими триллерами, где в таких домах обязательно скрывается какая-нибудь тайна, вроде родового проклятья или трупа, спрятанного в шкафу спальни отца семейства. Ким подавляет возникшее в душе неприятное предчувствие и мысленно говорит себе, что они, мать вашу, в Корее. Каждому идиоту известно, что девяносто процентов всех аномалий и маньяков обитают в Штатах. А где-то половина из оставшихся десяти процентов – в Японии, где они выпрыгивают из колодцев и вылезают из плазменных экранов телевизоров.
На пороге его встречает худенькая горничная и пожилой мужчина, который представляется Донхёном, дворецким и управляющим. Чонин прощается с Сехуном, который, кажется, хочет сказать ему что-то на прощание, но ограничивается лишь простым «пока» и дружеским похлопыванием по плечу. Ким провожает взглядом дорогую серебристую машину, похожую на бегущую каплю ртути, и думает, что О Сехун, черт его дери, везунчик. Через пару часов он будет далеко-далеко от этого захолустья, смахивающего на иллюстрацию к роману какого-нибудь писателя из прошлого века.
Ким подхватывает чемодан и проходит в дом. Внутри он кажется еще больше, чем снаружи, и Чонин с легкой завистью оглядывает огромный холл, заставленный антикварной мебелью, роскошные ковры и хрустальную люстру, под тяжестью которой будто вот-вот обрушится потолок. Все это помпезно дорогое, тщательно отполированное и отмытое до блеска, но почему-то у Кима возникает ощущение, что все эти дорогие вещи здесь лишние и ненужные. Будто они занимают тут свободное пространство, а на деле совершенно безразличны своему владельцу.
Дворецкий забирает у него чемодан и, прежде чем Чонин успевает что-то сказать, стремительно взбирается по лестнице, слишком проворно для человека почтенного возраста. Ким на мгновение приходит замешательство, потому что он, черт возьми, телохранитель с отличной реакцией и огромным опытом, а тут какой-то старик ухитряется оставить его в дураках. Ким оборачивается к двери, намереваясь задать горничной пару вопросов, но замирает, обнаружив, что и та будто испарилась, забрав с собой его пальто и шарф.
- Призраки какие-то, - вслух произносит Чонин и передергивает плечами.
- Нет, просто у них реакция как у гепарда, а не как у ленивого городского засранца, - раздается позади него мелодичный голос. Ким круто оборачивается и видит стоящего на ступеньках До Кёнсу собственной персоной. Как две капли воды похожего на себя на фотографии, невзрачного, растрепанного, с колючими карими глазами и пухлыми, похожими на девичьи губами, которые До поджимает в недовольной гримасе. Он смотрит на Кима в упор, и почему-то под его пристальным внимательным взглядом Чонин чувствует себя на редкость неуютно. Он облизывает пересохшие губы и надевает на себя радушную улыбку, делая шаг навстречу Кёнсу:
- О, молодой господин! Счастлив с вами познакомиться! Ваш отец много о вас рассказывал…
- Не пизди, - бранное слово срывается с его губ легко и просто, и, главное, это совсем не выглядит нелепо и отвратительно. До спускается с лестницы и подходит вплотную к Киму, так что он может увидеть бледные веснушки на его светлой коже и пушистые ресницы. Чонин подавляет желание отступить назад и машинально бросает взгляд на тонкие запястья. На руках Кёнсу нет дорогих часов. Вообще ничего нет, только тонкая россыпь белесых шрамов.
- Давай я буду называть тебя «говорящий хуй», - внезапно весело говорит До и улыбается. Легко и беззаботно, будто только что предложил ему свежего чая с плюшками. Подобная открытая грубость настолько обезоруживает Чонина, что тот моментально забывает обо всех правилах приличия и выпаливает, сердито глядя на До:
- Какого хрена ты будешь меня так называть?!
В глазах Кёнсу мелькает что-то похожее на удовлетворение. Он пожимает худыми плечами и, усмехнувшись, парирует:
- А почему ты называешь меня «молодым господином»? По-твоему, я похож?
Чонин скользит взглядом по его нескладной фигуре. Потертые старые джинсы, простая синяя рубашка, явно не от известного и модного бренда, замызганные черные кеды, всклокоченные темные волосы и кулон из лунного камня, висящий на тонком шнурке, дешевая безделушка, одна из тех, что так любят покупать маленькие детишки на летних ярмарках.
- Нет, - честно отвечает Ким, на что Кёнсу вновь улыбается:
- Вот видишь.
Внезапно он кладет руку Чонину на плечо. Тот невольно вздрагивает, несмотря на то, что чужая ладонь теплая и мягкая, но почему-то у Кима возникает ощущение, что пальцы До залезают прямо в его нутро, отчего по всему телу пробегает легкая дрожь.
- Поменьше пизди, Чонин, - внезапно серьезно говорит Кёнсу. – И тогда мы с тобой подружимся.
И смотрит на него большими карими глазами, слегка снисходительно и насмешливо. Так что Кима буквально разрывает на части.
Ему хочется стукнуть Кёнсу по всклокоченной макушке как можно сильнее, чтобы стереть с его лица это неуловимое чувство превосходства. Хочется послать его и деньги его папаши куда подальше, потому что Чонин ощущает себя самым настоящим идиотом, и это чувство омерзительно, как скрежет наждачки по железу.
А еще почему-то хочется обнять жалкого угловатого Кёнсу за худенькие плечи. Потому что в его глазах столько бесконечного одиночества, что Чонин чувствует его как свое.

******

- Я женюсь через пару лет, - абсолютно равнодушным тоном говорит Кёнсу и показывает ему фото на телефоне. Чонин смотрит на стройную девушку с красивым утонченным лицом и абсолютно искренне говорит:
- Она классная.
- Да, - кивает Кёнсу и с аппетитом откусывает кусочек от сочного плода нектарина. Сладкий сок стекает по его губам, и До с отвращением вытирает его бумажной салфеткой. Чуть помолчав, он добавляет:
- Никогда в жизни ее не видел.
Должно быть, он просто шутит, думает Чонин, но лицо Кёнсу убийственно серьезное.
- Это вообще как? – спрашивает Ким, и До молча пожимает плечами, кладя косточку от нектарина в тарелку. Он вытирает руки салфеткой и забирается с ногами в кресло, обхватывая руками колени.
- Просто, - говорит Кёнсу и отворачивается от Чонина. Вид, открывающийся с панорамного балкона комнаты До, по мнению Кима, отнюдь не тянет на интересный и вдохновляющий. Темные скалы, серое море, белые домики, разбросанные по скалистому берегу то тут, то там, редкие деревья, и яркое переливающееся пятнышко, выделяющееся на горизонте, - это единственное в городке кафе на набережной завлекает дешевой иллюминацией редких посетителей.
- У моего отца много денег, у ее отца тоже, - нарушив молчание, поясняет До. – Выгодное вложение капитала, слияние корпораций, все такое. Может, где-то через годик сходим на первое свидание, и я наконец-то с ней нормально познакомлюсь.
- Но ведь ты же ее даже не любишь, - вырывается у Чонина прежде, чем он успевает осмыслить и осознать слова До. Кёнсу слегка разворачивается к нему и смотрит на Кима так, будто он издевается.
- Естественно, я ее не люблю, - говорит он и зябко ежится. Кожа на руках покрыта мурашками, на Кёнсу легкая белая футболка, которая практически не защищает его от пронизывающего ветра, и До накидывает на плечи лежащий в кресле теплый плед. – И она меня, кстати, тоже. Вполне возможно, что у нее уже есть парень, но кого это вообще волнует? Никого это не ебет в принципе.
У Кёнсу острые ключицы и небольшая ссадина на колене. В его облике есть нечто удивительно трогательное, детское, в равной степени как и некая неуловимая взрослость, выражающаяся через его случайные слова и жесты.
Он мой хён, напоминает себе Чонин и смотрит на светло-голубой лунный камень на шее До. Ему уже двадцать четыре года, но почему-то Киму кажется, что Кёнсу потерялся где-то между шестнадцатью и семнадцатью годами, где-то на крошечном отрезке временного континуума.
- Нам обоим это нужно, понимаешь, - Кёнсу накрывает пледом озябшие ступни. – Ей нужно, потому что приличная девушка должна быть замужем, иначе все начнут говорить, что она старая дева и никому не нужная неудачница. Что бы там ни говорили про эмансипацию, в нашем гребаном обществе женщина – это прежде всего матка и вагина.
- Ты сексист, - хмыкает Чонин.
- Я реалист, - пожимает плечами До. – И я просто цитирую тебе чужие слова. Хочешь сказать, я не прав?
Ким вспоминает сотни встреченных на улице женщин среднего возраста, полностью задавленных бытом. Их пустые взгляды и неуловимую безнадежность в каждом шаге и вымученной улыбке. И молчит, потому что возразить нечего.
- А мне нужно жениться, потому что приличный мужчина должен быть женат, - нарушает тишину Кёнсу. – Должен, понимаешь? Кому должен, что должен, не ясно, но мне просто надо быть женатым. В тех кругах, где я вырос, это считается обязательным. Как членство в гольф-клубе и собака элитной породы.
Он отворачивается и вновь смотрит на море. Карие глаза темнеют и становятся практически черными, и До обхватывает руками колени, слегка щурясь от сильного порыва ветра:
- А дальше капиталы сольются, мы получим кучу денег и будем жить долго и относительно счастливо. Родим двоих-троих детей и отдадим их в частную школу, по выходным будем ездить в загородный клуб. У нее наверняка будет любовник, какой-нибудь красивый фитнес-инструктор или жокей. У меня будет любовница, а может, сразу две, и мы, конечно, будем знать об изменах друг друга. Но никто ничего не будет говорить, и все будут счастливы. - Он тянется к Киму и внезапно толкает его острым кулаком в плечо. – Здорово, правда? Мне не нужно будет таскаться по вечеринкам и искать себе девчонок, потому что у меня есть красивая жена. Никаких тебе любовных отношений, никакой страсти, все уже давно решено.
Он смеется, надломленно, немного вымученно, и у Чонина сжимается сердце, настолько он выглядит несчастным и испуганным. Помедлив, он кладет руку До на плечо, на что тот вздрагивает и ворчливо говорит:
- Не надо.
И вопреки своим словам придвигает кресло ближе, практически касаясь коленом ноги Кима.
- Может, у вас все будет по-другому, - нарушает молчание Чонин, испытывая непреодолимое желание сказать что-то хорошее и утешительное. – Вы полюбите друг друга и будете жить долго и счастливо. Откуда ты вообще взял этот сценарий? – Он старательно смеется, хотя почему-то на душе скребут кошки. – Дай угадаю, пересмотрел дорам про семьи чеболей?
- Из жизни, - уголки губ Кёнсу слегка дергаются вверх. – Мои родители живут так уже лет тридцать.
Сильный порыв холодного морского ветра поднимает в воздух лежащие на столике бумаги. Чонин ловит их, пытаясь прочитать написанный в них текст, но Кёнсу вырывает листы у него из рук и качает головой.
- Это личное, - хмыкает он. – Сто двадцать семь моих сексуальных фантазий о группе SISTAR.
В До Кёнсу нет ни намека на чувство такта, и говорит он всегда в лоб, причем настолько неожиданно, что сначала Чонин воспринимает это как оскорбление, но потом привыкает и понимает, что До Кёнсу просто не может по-другому.
Он не умеет врать и надевать фальшивую дружелюбную маску, как это принято в высшем обществе, в котором он вырос. Он прячется от всего этого в огромном доме у моря в крошечном городке, который даже не обозначен на большинстве карт.
- Скажи, а ты никогда не хотел встретить свою любовь? – неожиданно для самого себя спрашивает Чонин. – Ну, встретить того самого человека?
Кёнсу аккуратно складывает исписанные листочки в папку и поворачивается к Киму, глядя на него не мигая. Он поводит плечами и равнодушно говорит:
- Не знаю. Нет, наверное, кому это нужно?
Кёнсу совсем не умеет врать. И потому Чонин совсем не удивляется, когда спустя пару мгновений слышит тихий, еле слышный шепот, практически растворившийся в гуле морского ветра:
- Разве что чуть-чуть…
Ким смотрит на его нескладную сгорбленную фигурку, затем вспоминает красивую яркую Сохён, ослепительно улыбающуюся на фото. Почему-то больно сжимается сердце, и Чонин думает, как это отвратительно, когда надо что-то сделать, но совсем не хочется.
Ему вот совершенно ничего не хочется. Разве что, накрыть пледом полуголые ноги Кёнсу, кожа которых покрылась мурашками от пронизывающего холодного ветра.

******

У Кёнсу много мелких болячек и одна большая, но не слишком опасная. До не похож на классического больного, он не выглядит несчастным и измученным, хоть и весь его облик наполнен какой-то неуловимой эфемерностью и слабостью.
- Тебе надо стать сильнее, - не выдерживает и говорит Чонин после очередного планового визита именитого врача. Доктор со сложной немецкой фамилией осматривает худое тело До, проводя руками по груди с выступающими светлыми сосками, и Ким, присутствующий на осмотре как телохранитель Кёнсу, ловит себя на том, что завороженно смотрит на спину хёна с выступающими позвонками.
Кёнсу поднимает взгляд от книги, и Чонин добавляет, скрестив руки на груди:
- Заниматься спортом, больше двигаться и следить за своим питанием. Я не очень понял, что говорил тот доктор, но, судя по объяснениям переводчицы, ты сможешь почувствовать себя полноценным здоровым человеком.
- Зачем? – неожиданно спрашивает До. И Чонин теряется, потому что, черт возьми, совершенно не знает, что на это ответить. Вроде бы и понимает зачем, но, как выразить это словами, не знает.
- Ну… - Ким ощущает себя до невозможности глупо. Это раздражает, и он резко выпаливает, сжимая руки в кулаки в порыве бессилия:
- Потому что ты слабый и убогий.
Он думает, что Кёнсу обидится и выгонит его взашей. Это уже не просто перебор, это практически на грани. Но До смотрит на него так, будто он не сказал ровным счетом ничего особенного. Затем пожимает плечами и одергивает на себе свободную темную футболку:
- И что?
И снова Чонин не знает, что ответить. До насмешливо хмыкает и говорит, складывая руки на груди:
- Да, я не такой красивый, классный и привлекательный, как ты. Да, я слабый и убогий. Но почему, черт возьми, это должно кого-то трогать? И почему меня должно волновать, что это кого-то ебет?
Он подходит ближе, так что Ким может увидеть еле заметные светлые веснушки на его коже. Откуда они берутся, совершенно непонятно, отстраненно думает Ким, потому что здесь солнце светит редко-редко, а Кёнсу целыми днями торчит дома, изредка выбираясь прогуляться по городку или прокатиться на машине по горной дороге.
- Я живу, как хочу, - говорит До. – Хочу – буду заниматься спортом и пытаться что-то изменить, но пока я просто плыву по течению. У меня нет ничего, ради чего хотелось бы жить по-другому. И никто не имеет права меня осуждать только потому, что я другой. Вот, Чонин, - внезапно он поднимает голову и смотрит Киму прямо в глаза. Взгляд настолько пронизывающий и острый, что Чонин невольно теряется, а До продолжает, понижая голос практически до интимного шепота:
- Тебя волнует, что, не знаю, например, у тигров есть хвосты, а у тебя нет? Тебе хочется отрезать им эти хвосты к херам, поставить на задние лапы и надеть на них модную рубашку и брюки, точь-в-точь как на тебе?
- Нет, - медленно отвечает Чонин, ощущая себя выброшенной на берег рыбой. Все, что говорит До, до отвратительного правильно и точно, и Ким думает, что Кёнсу вовсе не убогий и странный.
Он просто «не такой». Похожий на космического пришельца, прилетевшего на Землю с далекой разумной планеты.
- Ну, тогда и не осуждай меня, - голос До срывается, и он отворачивается, поджимая губы. – Ты хоть представляешь, как это трудно? Что это так легко говорить со стороны, когда ты…
Он не договаривает, но Ким понимает его без слов.
У Кёнсу много мелких болячек и одна большая, но болезненная. У Чонина здоровое тело и противное сильное чувство, которое становится сильнее с каждым днем, а рядом с До превращается в нечто невыносимое.
- Когда я найду человека, ради которого мне захочется жить по-настоящему, я стану сильнее, - внезапно говорит До. – А пока мне хорошо и так.
У него большие глаза и нетипичные черты лица. Футболка висит на слишком худых плечах, а колени покрыты ссадинами, которые До заработал прошлым вечером, когда лазал по камням на морском берегу. Он искал обтесанные волнами стеклянные камушки, и Чонин думал, что это глупо и очень по-детски.
Он нашел восемь, а Кёнсу – шестнадцать. Зато одно стеклышко у Кима было разноцветным.
- Эй, Чонин. - Уголки пухлых губ слегка дергаются. – Если я умру, тебе будет грустно?
В этот момент Ким почему-то отстраненно думает, что Кёнсу по-своему красив. То самое странное чувство разрывает легкие и вырывается на свободу с тяжелым вздохом.

******

- Когда у тебя был первый секс?
Чонин давится колой, и на светлой ткани футболки проявляются темные пятна. Кёнсу болтает ногами и смотрит на него с легким скепсисом.
- Только не говори, что ты еще не привык, - говорит он и, наклонившись, зачерпывает руками небольшую горсть песка. Песок в этом месте такой же серый и некрасивый, как и все остальное, и Чонин молча вытирает рот, наблюдая за тем, как крошечные темные песчинки просачиваются сквозь тонкие пальцы До.
- Привык, - отвечает он и вздыхает. – Но, черт возьми, не ожидал.
- Так когда? - В глазах Кёнсу нет никакого желания и провокации. Только чистый интерес и любопытство. Чонин неловко потирает шею рукой и внезапно ощущает легкое чувство стыда и почему-то вины.
- Лет в шестнадцать, кажется, - говорит он, напрягая память. – С одноклассницей после нескольких месяцев отношений.
В памяти возникают смутные образы. Он не помнит ее лица, но почему-то помнит всякие мелкие детали. Ее светлые гольфы, тщательно отглаженную белую блузку и длинные блестящие черные волосы. Помнит ее тихие стоны и слезы, когда в самый ответственный момент стало очень больно.
Кажется, ее звали Соён. Ее образ в памяти блеклый и немного нереальный, но Чонину кажется, что он обязательно ее узнает, даже если встретит еще очень нескоро.
- И что, было приятно? – спрашивает Кёнсу и наклоняет голову, становясь похожим на любопытного птенца. Чонин щурится и пытается воскресить в голове свои ощущения.
- Странно, - говорит он. Из-за облаков проглядывают редкие лучи солнца и окрашивают в светлые тона колеблющиеся волны. – Она много плакала, и мне все время из-за этого было очень стыдно.
- Фу. - Кёнсу кривится и пинает ногой валяющийся перед собой камешек. – Это отвратительно.
- Нет, секс – это здорово, - не соглашается Чонин. Перед глазами возникает его последняя подружка Хана, красивая, фигуристая и раскованная, и Ким с тоской думает, что последний раз трахался почти три недели назад. Он вздыхает и добавляет: – Ощущения классные, особенно когда партнерша умелая.
- Не знаю. - Кёнсу вновь зачерпывает горстку песка и спрыгивает с камня. – Когда я мастурбирую, ощущения нормальные, но никакой феерии нет. – Он хмыкает. – Ну, знаешь, феерии, «пожара внутри» и прочей хрени. Может, когда я… - Он осекается и отворачивается. Чонин замечает, что кончики его ушей покраснели, и недоверчиво выдыхает:
- Да иди ты! Ты что, еще никогда…
А если подумать, то когда и с кем, думает Ким, скользя взглядом по худой спине Кёнсу. Детство и юность в элитной мужской частной школе, в университете он появляется несколько раз в год, дабы сдать экзамены и зачеты, а все остальное время торчит в доме, где помимо него обретается только пожилой дворецкий и горничная. Юра, кстати, довольно симпатичная, и…
- Нет, с Юрой у меня ничего не было, - будто прочитав его мысли, говорит До. Он начинает карабкаться по камням, пробираясь к тропинке, ведущей к особняку. Чонин едва поспевает за ним, потому что для слабака Кёнсу двигается слишком быстро и ловко.
Наверно, потому, что он для нее недостаточно хорош, про себя решает Чонин, глядя на худые ноги До с тонкими лодыжками. Но вслух говорит совершенно другое:
- Это потому, что ты не захотел спать с горничной?
- Это потому, что Юра – лесбиянка и уже лет пять как живет с девушкой, - будничным тоном отвечает Кёнсу, и от неожиданности Чонин поскальзывается и едва не падает с валуна. До ловко спрыгивает на дорожку и поворачивается к нему лицом.
- Да ладно тебе, - хмыкает он. – Как будто ее ориентация делает Юра хуже. Или тебе обидно, что единственная приличная девчонка в округе предпочитает твоему могучему члену киски?
Чонину немного обидно, но он молчит. На Кёнсу почему-то хочется обидеться, но он снова молчит и просто идет следом, наблюдая за тем, как колеблются на ветру тонкие пряди каштановых волос.
Он вспоминает свою первую девушку, худенькую, робкую и немного неловкую. Ее белые гольфы, теплые губы и исходящий от нее запах модных духов, которые она явно взяла у матери для этого особенного вечера.
Кёнсу чем-то на нее похож. Такой же угловатый, неловкий, а внутри ему всегда шестнадцать, потому что, как Питер Пэн, он совсем не хочет взрослеть.
А еще он девственник. Образы тихо стонущей девушки, лежащей под ним и поскрипывающей кровати, и образ До, смотрящего на него в упор широко распахнутым карими глазами, сливаются воедино, и Чонин встряхивает головой, силясь справиться с накатившим наваждением.
Почему-то в видении Кима на нем белая рубашка, и он не плачет, только прикусывает нижнюю губу и обнимает его за плечи тонкими руками.
До Кёнсу девственник, и это волнует и возбуждает. Чувство в груди снова разрывает его на тысячу серых песчинок, и Чонин беспомощно щурится, подставляя лицо холодному влажному ветру.