Джон Лэнган Закат 3 страница

Запись прерывается. Прожектор гаснет, и МЭРИ исчезает во тьме.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА медленно поднимается на ноги. Он отворачивается от зрителей и смотрит на ивовый куст в задней части сцены. Прежде чем снова повернуться к залу, он делает глубокий вдох.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Вот в чем проблема. Когда вы решаете заняться этой работой, когда вы, так сказать, получаете эту роль, вам говорят, что обязанности ваши будут просты и немногочисленны. Присматривать за всем. Не то чтобы вы могли много сделать – думаю, вы вообще вряд ли можете что-нибудь изменить, – но там, по правде говоря, и делать-то особенно нечего. Большая часть каждодневных событий совершается сама по себе, движется по тем же рельсам, что и всегда, с тех пор как существует человечество. Происходят хорошие вещи – думаю, большинство из вас скажет, что их слишком мало, и плохие – я знаю, вы сочтете, что их слишком много. Но даже самые худшие вещи происходят сейчас точно так же, как и в течение долгих веков до этого. О, конечно, вам придется время от времени делать небольшой толчок там и сям: постараться, чтобы кто-то не пошел на работу в июньское утро, когда на улицах стрельба, или направить копов к дому, насчет которого у вас возникло нехорошее подозрение. Но в основном все идет своим чередом.

А затем происходит нечто такое – эти зомби, люди, встающие из могил, когда им следовало бы лежать в земле – и это обрушивается на вас, проносится по миру и вашей части этого мира, как… не знаю, с чем это сравнить, у меня нет определения для таких вещей. Вы стараетесь изо всех сил, делаете, что можете; в большинстве случаев это означает, что вы принимаете храбрый вид и не отворачиваетесь от ужасов, встречающихся на вашем пути. Но иногда вам предоставляется возможность и для более активных действий.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА похлопывает себя по боку, на котором висит кобура с пистолетом.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Вы пытаетесь сохранить какое-то подобие чувства юмора, что не всегда так трудно, как кажется. Есть, видимо, смысл в старой пословице о том, что смёшное и ужасное идут рука об руку. Какой-то идиот, пытаясь изображать героя, сносит себе конечность бензопилой – согласен, это не лучший повод для шутки, но вы вынуждены, так сказать, довольствоваться тем, что есть.

Однако в подобной ситуации, в случае этой бедной женщины и ее детей… Эти дети… Я знаю, что она увидела, ворвавшись в гостиную. Я знаю, что это за пятна у нее на футболке и как они туда попали. Но я не знаю, не имею ни малейшего представления, что мне делать с этим знанием. Полагаю, я бы мог рассказать обо всем вам, но зачем? Вы и сами представляете, что эти твари – эти поедатели, подходящее слово, правда? – сделали с маленькими мальчиком и девочкой. Нет нужды углубляться в подробности. Может быть, вы захотите узнать о том, что увидела Мэри, в ужасе выбежав из дома, а может, вы уже и сами догадались – соседи ее были побеждены без единого выстрела.

Так началась вторая фаза нашествия зомби – как там ее назвал ведущий по радио? Реанимационный Кризис? Из того, что вы видите по телевизору и наблюдаете из окна поезда, зомби превратились в ужас, поджидающий вас по дороге к машине, громыхающий около вашего гаража, ломящийся в вашу дверь. В таких ситуациях, когда люди узнают, что мир катится в преисподнюю, они начинают готовиться к худшему – опустошают свои банковские счета, покупая столько оружия, сколько супермаркеты в состоянии им продать. Но все же люди уверены, что эти приготовления окажутся бесполезными, что враги никогда не появятся на дорожке у крыльца Мэри, что кто-нибудь из соседей заметит зомби, вываливающихся из грузовика, и начнет стрелять. Будет много шума, большая неразбериха, возможно, не раз ситуация выйдет из-под контроля, но потом все обязательно закончится хорошо. Мэри со своими детьми вернется домой, соседи будут хлопать друг друга по спине со вполне оправданной гордостью, и по крайней мере одна атака зомби будет отбита. А вместо этого Мэри оказывается единственной выжившей, потому что с криками бежит из дому, на шоссе 376, где ее сбивает красный пикап, принадлежащий восемнадцатилетней девушке, которая месяц назад получила его от родителей на день рождения.

Мэри удается избежать удара в голову, который бы ее прикончил, но ее отбрасывает на обочину. К чести девушки, должен сказать, что она останавливает машину и выходит посмотреть на пострадавшую. На самом деле это рискованный поступок – девушка не могла знать, что сбила живую женщину, а не зомби. У Мэри серьезный шок, она не может говорить, но девушка понимает, что она прибежала из большого дома на соседней улице, – из дверей особняков уже появлялись зомби, залитые кровью. Девушка не тратит время зря: она запихивает Мэри в грузовик и уносится прочь с буквально дымящимися шинами. Девушка (она заслуживает того, чтобы назвали ее имя: Бет Дрисколл) отвозит Мэри в центр Гудхоуп Кроссинга, ^{^[92]} к небольшому новому пункту первой помощи, и остается с ней, пока врач осматривает пострадавшую, не пытаясь скрыть озабоченного выражения лица. Мэри находится, как он выражается, в бессознательном состоянии, почти в коме – и ей не суждено из этого состояния выйти. Врач – доктор Бартрам, скажем для протокола, – пытается найти машину, чтобы перевезти женщину в одну из местных больниц, но все машины «скорой помощи» оказываются заняты. К тому моменту, когда он решает везти ее сам, поступает приказ полиции не выходить на улицу. Медпункт наполняется ранеными полицейскими, и Мэри помещают на кушетку в одном из коридоров и оставляют там. Бет ухаживает за ней, как может, а может она немногое, потому что ей приходится помогать врачу и персоналу перевязывать раненых. Когда медпункт переезжает в церковь Святого Патрика, Мэри перевозят туда, ей дают матрац, пластиковое ведро и мешок, набитый разнокалиберными спортивными штанами, футболками, бельем и носками. Бет делает для нее то, что в ее силах.

Тед не приходит искать свою жену. Справедливости ради скажем, что это не его вина. Он припарковался у своего дома примерно через две минуты после того, как Бет и Мэри уехали прочь. Поняв, что происходит, он рванулся к дому; дверь была распахнута, что заставило его ожидать наихудшего. Наихудшее встретило его на пороге в виде пары зомби, которые только что пожрали его детей; один из них держал в руке плюшевую лягушку Брайана, черную от крови. Можно сказать, что Теду повезло: он умер, не увидев, что осталось от его любимых сына и дочери.

Мэри может пить и есть, пользоваться туалетом, если отвести ее туда. Когда с ней заговаривают, она кивает.

Иногда Бет, проведя около нее час за чтением Библии (Бет втайне надеется, что Библия сотворит чудо), смотрит на Мэри, почти сползшую на пол из кресла или лежащую на кровати, и думает: повезло ей, что она в таком состоянии и не понимает, в какой хаос погрузился мир. Бет и понятия не имеет – откуда ей знать это? – что Мэри сейчас в стотысячный раз стоит у кухонной плиты, смотрит на закипающую в кастрюле воду и ждет, когда закричат ее дети.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА вздыхает, смотрит вверх, вниз, затем неуверенно потирает руки, вздыхает снова.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Я так и не рассказал вам о нашем городке, верно? Не то чтобы это имело сейчас какое-то значение, но, возможно, кому-то из вас будет интересно.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА снова устраивается на земле, прислоняется спиной к могильному камню. На сей раз ему это удается не сразу.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Ну ладно. Что вам еще рассказать о Гудхоуп Кроссинге? Начальный период его истории не слишком отличается от истории других поселений в этих лесах. Еще при голландцах здесь существовали фермы, но своим возникновением Гудхоуп Кроссинг, как ясно из его названия, обязан железной дороге. В годы Гражданской войны, когда повсюду прокладывали железнодорожные пути, три ветки, шедшие с севера на юг, и одна – с востока на запад, встретились в этом месте.

Из оркестровой ямы доносится негромкий звук паровозного свистка.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. К востоку от железнодорожного узла находился невысокий длинный холм, к западу – река и более низкая местность. Городок возник следующим образом: беднота настроила своих тесных, лепившихся друг к другу домишек на холме, на другой стороне реки располагалась главная улица, Мэйн-стрит, и более просторные обиталища людей побогаче. Потом город начал расширяться, большая часть коммерческих учреждений расположилась на другой стороне холма; новые дома строились вдоль Мэйн-стрит и по сторонам от нее. Здесь жило много ирландцев, поляков и итальянцев. Имелась большая католическая община – местная церковь, собор Святого Патрика, первоначально была выстроена на Мэйн-стрит, а к концу девятнадцатого века переехала через реку, на другой холм, к югу от того, на котором обитала большая часть прихожан. Церковь Святого Патрика относилась к Нью-Йоркской епархии, и к началу эпидемии зомби местная община являлась третьей или четвертой по численности.

Что интересно – можно сказать, в этом даже есть какая-то ирония, – почти все выжившие собрались на этом холме, который до сих пор остался самым… дешевым кварталом. Необходимо было укрепиться, и на холме это было проще сделать; так скажет вам любой военный стратег. Это был неплохой план, даже в войне против зомби. Когда с полудюжиной тварей, забредшей на Конкорд-стрит, бьио покончено, и все дома были дважды проверены, люди начали, как могли, сооружать у подножия холма стену. Они переворачивали машины, протягивали колючую проволоку, нагромождали кровати, матрасы и все, что могло, на их взгляд, на некоторое время сдержать зомби и дать возможность пристрелить их: диваны, комоды, книжные полки, горки для посуды.

Театр наполняют звуки: тяжелое дыхание работающих людей, скрип мебели, сваливаемой в кучу.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Хиллари Швабель из местного отделения «Тру Вэлью»^{^[93]} протянула вокруг Стены, как ее окрестили горожане, провода и присоединила к ним свои самые громкие сирены, она также развесила на деревьях и домах, ближайших к Стене, дюжину датчиков движения. Эти штуки так чувствительны, что реагируют даже на кошек, но в данном случае это было почти бесполезно. Как правило, зрмби передвигаются большими группами; если вам попадается один, то обязательно встретится еще десять, двадцать, иногда даже пятьдесят, сто других. Большая часть группы обычно довольно проворна и может попытаться прорваться за Стену. Для того чтобы одержать победу, одному из них нужно лишь схватить какого-нибудь человека и начать кусать; а вам для успешной обороны нужно узнать о приближении врагов заранее. Существует миф о том, что живые мертвецы передвигаются лишь по ночам. Зрение у них никудышное – очевидно, процесс воскрешения усиливает разрушения, произведенные смертью. Несмотря на то что они никогда не бывают абсолютно неподвижны, если вам так не повезет и вы встретите зомби ночью, они, скорее всего, будут лишь слабо шаркать ногами, практически не трогаясь с места. Нет, эти твари предпочитают светлое время суток; первые лучи солнца, пробивающиеся сквозь листву, приводят их в движение. В солнечный день их можно встретить практически наверняка.

Несмотря на все сказанное, несколько зомби было замечено и ночью, особенно в полнолуние. И даже крошечные шажки в конце концов куда-то приводят. Так что лучше перестраховаться, верно?

Вы не замечали, как во время вселенских катастроф в речи всплывает множество клише? Почему бы это? Неужели эти затертые банальности так утешительны? А может быть, даже когда в мозгу наступает короткое замыкание, он все же пытается постичь происходящее и хватается за подручные средства, хотя они изношены и покрыты ржавчиной? А может быть, язык деградирует вместе со всем прочим? Я никогда не был, что называется, литератором, но всегда гордился красотой своей речи, даром находить подходящую и даже уникальную форму выражения своих мыслей и чувств. Однако в последнее время – клянусь, в последнее время я все больше и больше стал напоминать пародию на Старого Доброго Дядюшку, всегда готового обрушить на вас свою деревенскую мудрость.

И это еще не самое худшее. До того, как все полетело в тартарары, одной из моих – ну, скажем так, обязанностей, хотя я скорее рассматривал это как долг, если вы видите разницу между этими словами, – в общем, среди прочего я помогал тем, кто покинул свою смертную оболочку, освоиться со своим новым положением. Я разговаривал с ними, давал им возможность в последний раз взглянуть на тех, кого они любили, – в общем, все происходило примерно так, как вы это себе представляете. В некоторых случаях я позволял умершим снова пережить какой-нибудь день своей жизни – но с учетом того, что они теперь знали, это приносило им больше горя, чем радости. Даже после нашего разговора, после того, как я показывал им то, что мог, некоторые из них отказывались вступать в длинный темный коридор и присоединяться к тем, кто ушел до них. Они настаивали на том, чтобы остаться в своем доме или в том месте, где сердце их перестало биться. Постыдное поведение, конечно, но им это позволялось.

Однако, когда мертвые начали воскресать, смерть больше не разлучала тело и душу; напротив, они оставались связанными вместе, когда человек начинал это свое новое существование. К тому же разрушение этого нового существа – или нежити – не восстанавливало прежнего, естественного хода вещей. Вместо этого… ну, наверное, вам лучше самим все увидеть.

В зрительном зале зажигаются лампы. В их резком, ослепительном свете зрители видят, что центральный проход, проходы перед сценой, у стен, все свободное пространство заполнено какими-то фигурами – очевидно, это зомби, потому что мужчины, женщины и дети, окружающие зрителей, отмечены знакомыми признаками распада. Появление такого количества живых мертвецов в непосредственной близости способно вызвать у присутствующих шок, однако потрясение вскоре проходит: зомби стоят совершенно неподвижно. За исключением одной фигуры, медленно пробирающейся из задних рядов к центральному проходу, зомби походят на манекенов.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Быть прикованным к телу, блуждающему по земле, обуреваемому лишь жаждой человеческой плоти, находящему и пожирающему эту самую плоть, не очень-то приятно другой части, тому, что я называю искрой, – это мучит ее, коробит ее, и когда она высвобождается, получается вот что. В основном. Некоторые – я не могу назвать точное число, примерно один из тысячи или из пятисот – проявляют враждебность, приходят в ярость, словно чувства, испытанные ими в последние мгновения жизни, они переносят и за ее пределы. Разговаривать с ними невозможно, тем более убеждать их в чем-то. Не знаю точно, смогут ли они причинить мне вред – насчет этого ходят кое-какие слухи, но вы сами знаете, что слухам доверять нельзя, а сам я не склонен экспериментировать.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА встает на ноги, одновременно вытаскивая из кобуры револьвер. Он стремительно вытягивает руку, прицеливается и нажимает на курок. Зрителей оглушает грохот выстрела; молодой человек в коричневом костюме-тройке, пробиравшийся к сирене из задних рядов, на полпути останавливается, дергается всем телом, и голова его взрывается с удивительно громким хлопком. Молодой человек, падая, задевает одну из неподвижных фигур, стоящих в проходе, – старуху в синем платье и вязаном белом свитере; та даже не шевелится, когда он соскальзывает на пол. ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА продолжает еще секунд пять целиться в молодого человека, затем поднимает револьвер и обводит зал. Трудно сказать, на кого направлено оружие – на фигуры в проходе, зрителей или на тех и других. Не видя угрозы, он прячет пистолет в кобуру. Больше он не садится.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Это… я больше ничего не могу сделать. Это означает – не люблю думать о том, что это означает. Конечно, этот парень уже не человек в прямом смысле слова – но такая работа мне не нравится. Возможно, это сослужит какую-то службу остальным, но все равно я этого терпеть не могу.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА опускается на пол. Свет тускнеет, но не гаснет до конца. Фигуры в проходе остаются на месте.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Время от времени – такое случается все реже, но случается – сюда приходят и обычные люди. Именно так мне удалось поговорить с Билли Джо Ройялом, изобретателем знаменитого домашнего напалма. Я наблюдал, как действует его состав, – по-моему, это произошло через два дня после того, как полный грузовик зомби припарковался посередине квартала Мэри Филлипс. Число зомби увеличивалось в геометрической прогрессии; почти везде полиция оказалась бессильна; власти сообщили, что в городок направлена Национальная гвардия, но это оказалось ложью. Те, кто мог, отступили к парковке около церкви Святого Патрика, которая, поскольку холм не был укреплен, казалась самым выгодным местом для обороны. Думаю, что так оно и было. Времени сооружать баррикады и устанавливать мины не оставалось, но эти мужчины и женщины – их было сорок шесть человек – сделали все, что могли.

С правой и левой сторон сцены доносится грохот выстрелов; крики, выражающие протест, приказания, брань, подбадривание; вопли ужаса. Крики и выстрелы заглушает яростный, нестройный визг скрипок. Какофония стихает, когда ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА снова начинает говорить, но ее все еще слышно.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Тем не менее, в конце концов, сколько бы оружия и боеприпасов у вас ни было, если зомби нападают в большом количестве, вам особенно не на что надеяться, кроме как на бегство. А эти люди не могли даже ускользнуть: они оказались прижаты к северной стене церкви, а у трех стен ее толпились зомби.

Не знаю, каким образом Билли Джо удалось просочиться мимо зомби, пробраться внутрь собора, залезть на колокольню и затем на крышу, таща с собой большой полотняный мешок с трехлитровыми бутылками горючей смеси. Я бы хотел приписать эту честь себе, но я был внизу, и мое внимание было поглощено оставшимися сорока двумя сражавшимися, которые, как я был уверен, защищали свой современный Аламо. ^{^[94]} Несчастные намеревались погибнуть с честью, и я не хотел упустить это зрелище. Когда упала первая бутылка Билли Джо, никто, включая меня, не понял, что произошло. Примерно в двадцати футах позади авангарда зомби возникла вспышка, что-то хлопнуло, пошел густой черный дым. Что-то взорвалось, но люди не знали, что именно. Когда вторая, третья, четвертая, пятая бомбы, описав дугу, полетели вслед за первой, воздух наполнился дымом, и все почувствовали вонь поджаривающихся трупов. Стало ясно, что прибыла тяжелая артиллерия. Некоторые начали оглядываться по сторонам, словно ожидая увидеть армейский вездеход с гранатометом на крыше или атакующий вертолет, приближения которого не было слышно из-за шума битвы. Остальные воспользовались преимуществом, которое дала им возникшая стена огня, отделившая тридцать или сорок врагов от общей массы. Пока люди уничтожали ближайшую к ним группу зомби, Билли Джо продолжал швырять бутылки своего огненного варева в самую гущу врагов. Некоторые он бросал слишком поздно, и они взрывались, не долетев до земли, буквально обрушивая на мертвецов огненный дождь. Он принес в мешке двадцать три бутылки, и вскоре у него осталась лишь одна.

Шум битвы усиливается, сопровождаемый стуком барабанных палочек и низкими звуками скрипичных струн. Грохот и подвывание становятся все громче, затем скрипки резко взвизгивают и наступает тишина.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Его убила последняя бомба, пол-литровая бутылка из-под кока-колы, которая слишком долго оставалась у него в руке. Она оторвала ему правую руку до локтя, и он, охваченный пламенем, полетел вниз с крыши. Он не дожил до того момента, когда тело его ударилось о землю, – примерно половина людей, которых он спас, нашпиговала его пулями. Глупо с их стороны, но понятно.

Он появился позже, чем я предполагал, примерно к вечеру этого дня. Его личность была установлена, выяснено, что он сделал, и в подвале дома его родителей были обнаружены еще двести бутылок напалма. К несчастью, он не оставил инструкции по его изготовлению, но эти бомбы очень помогли выжившим, дав им возможность отступить на вершину холма и начать укрепляться там. Была предпринята пара попыток воспроизвести смесь Билли Джо, но закончились они плохо.

Из задних рядов доносится слабый звук взрыва.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. А что касается Билли Джо…

С левой стороны сцены зажигается прожектор, тусклый желтый луч освещает могилы и БИЛЛИ ДЖО РОЙЯЛА. Это юноша шестнадцати лет, с прыщавым лицом и пробивающейся козлиной бородкой. На нем надеты синяя футболка с логотипом «Нью-Йорк Джайентс», ^{^[95]} которая ему велика, мешковатые джинсы и белые кроссовки. Светлые волосы убраны со лба бейсболкой, надетой козырьком назад, что придает лицу юноши удивленное выражение. Большие пальцы он засунул в карманы джинсов, очевидно, чтобы казаться спокойным и крутым. Замечая ПОМОЩНИКА РЕЖИССЕРА, он кивает ему. Козырек кепки ПОМОЩНИКА РЕЖИССЕРА наклоняется в ответ.

БИЛЛИ ДЖО. Так вот ты какой, значит. Я тебя не таким представлял.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Кого это?

БИЛЛИ ДЖО. Сам знаешь – Бога.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Боюсь, что ты ошибаешься.

БИЛЛИ ДЖО. Ох. Ох ты. Так ты не?..

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Я чиновник более низкого ранга.

БИЛЛИ ДЖО. Что-то типа ангела?

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Нет. Я… я встречаю людей, когда они приходят сюда, помогаю им найти точку опоры. А потом отправляю их в путь.

БИЛЛИ ДЖО. Словно гид в турфирме, знаешь, такие гостеприимные парни.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Почти что так.

БИЛЛИ ДЖО. А куда мне идти?

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА указывает на правую кулису.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Видишь вон тот коридор?

БИЛЛИ ДЖО. Что-то там темно. Я думал, будет сияние и все такое.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Нет, это просто тебе кажется, потому что клетки твоих глаз умирают.

БИЛЛИ ДЖО. Ох ты. И куда он ведет?

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Туда, куда уходят все.

БИЛЛИ ДЖО замечает фигуры в зрительном зале и кивает в их сторону.

БИЛЛИ ДЖО. А с ними что? Они…

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Да.

БИЛЛИ ДЖО. И они тоже должны войти в этот коридор?

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Да.

БИЛЛИ ДЖО. Так что же они стоят?

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Я точно не знаю. Это связано с тем, что происходит… там, откуда ты пришел.

БИЛЛИ ДЖО. И эти парни оттуда, это живые мертвецы?

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Точно.

БИЛЛИ ДЖО. А они не пытались тебя съесть?

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Пару раз.

БИЛЛИ ДЖО. И что ты сделал?

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Разнес им головы.

БИЛЛИ ДЖО. Ух ты. И что, здесь это работает?

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Очевидно, да.

БИЛЛИ ДЖО. Ну, я просто подумал, что здесь не так, как на земле, и все такое…

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Многие вещи здесь происходят почти так же. Ты будешь удивлен.

БИЛЛИ ДЖО. Да уж. Кстати, а ты не знаешь, откуда взялась вся эта фигня… то есть почему эти парни восстали из мертвых? Потому что Роб – это мой приятель, он был – ну, не важно; так вот, Роб говорил, что это вроде какой-то заговор правительства. А я говорю: смешно, какой заговор правительства, если это началось в чертовой Индии? А Роб…

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Я не знаю. Не знаю, что послужило причиной; я не знаю, что это такое.

БИЛЛИ ДЖО. Правда?

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Правда.

БИЛЛИ ДЖО. Вот дерьмо.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Извини.

БИЛЛИ ДЖО. А еще кто-нибудь?

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. В каком смысле?

БИЛЛИ ДЖО. Кто-нибудь еще знает, что происходит?

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Насколько мне известно, нет.

БИЛЛИ ДЖО. О.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Послушай, может быть, ты хочешь кого-нибудь увидеть, посетить какое-нибудь место…

БИЛЛИ ДЖО. Не, все в порядке.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Ты уверен? Может быть, свой дом, школу…

БИЛЛИ ДЖО. Нет-нет… Ну то есть спасибо и все такое; но… мне и здесь хорошо.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Ладно, как хочешь.

БИЛЛИ ДЖО. Так… о чем это мы говорили?

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Чего бы ты еще хотел?

БИЛЛИ ДЖО. Ну, не знаю. А что, здесь не будет никакой книги, ну, знаешь, вроде записей о всем дерьме, которое я в жизни делал?

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Это сказки для детей. Мне жаль, но нет, ничего такого нет. Единственная запись о сделанном тобой в жизни – это то, что ты сам можешь о ней сказать.

БИЛЛИ ДЖО. Ух. Ну а на что это похоже?

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Что похоже?

БИЛЛИ ДЖО. То место, куда ведет коридор.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Там тебя ждет покой.

БИЛЛИ ДЖО медленно пересекает сцену, проходит мимо ПОМОЩНИКА РЕЖИССЕРА и останавливается у самого края.

БИЛЛИ ДЖО. Ну вот и все.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Да.

БИЛЛИ ДЖО. Нет смысла оттягивать неизбежное, так?

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Думаю, что нет.

БИЛЛИ ДЖО. А ты можешь сказать мне одну вещь, прежде чем я уйду, ответь мне на один вопрос, а?

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Попытаюсь.

БИЛЛИ ДЖО. Нам конец, да?

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА некоторое время молчит, словно взвешивая свои слова.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Всегда остается шанс – я понимаю, как глупо это звучит, но, возможно, в этих словах есть доля правды. События могут принять иное направление. Кто-нибудь найдет лекарство. Сила, заставляющая зомби выходить из могил, перестанет действовать. Пара недель мороза может значительно уменьшить их ряды. А может быть, найдется человек, устойчивый к их укусам, к инфекции. Ведь на планете шесть с лишним миллиардов человек, так что один из них вполне может оказаться таким исключением…

БИЛЛИ ДЖО. И ты веришь во всю эту фигню?

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Нет.

БИЛЛИ ДЖО. Ясно.

Он уходит.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Понимаете, не то чтобы я не хотел верить. Я хочу верить во все это. Во всю эту фигню, как выразился мой юный друг. Но поверить в это уже даже не трудно, а просто невозможно. Нет, это… это… я боюсь, что это закат человечества. Становится очевидно, что Homo sapiens sapiens покидает сцену в зубах неумирающих. Если бы не столько боли и страданий, во всем этом можно было бы увидеть смешное. Вот вам и конец света: ни взрыва, ни плача – просто отвратительное чавканье, как в дешевых фильмах ужасов.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА берет свой фонарь, выключает его и сует в карман; поднимается и уходит в глубину сцены. Его фигура на миг выделяется на фоне черного ивового куста, затем он исчезает среди теней. В зрительном зале зажигается свет; проходы между рядами по-прежнему полны мертвецов. Мужчины, женщины, молодые, старые, все несущие на себе признаки распада, – они окружают зрителей, не двигаясь с места.

«Bobby Conroy Comes Back From the Dead» by Joe Hill. © 2005 Joe Hill. Originally published in Postscripts #5, December 2005; and also in 20th Century Ghosts, copyright © 2005, 2007 by Joe Hill, published by William Morrow, an imprint of HarperCollins Publishers.