Норман Партридж Во всей красе

Норман Партридж – автор романов «Кактусовая река» («Saguaro Riptide»), «Сиеста за девять унций» («The Ten Ounce Siesta»), «Падение во тьму» («Slippin' Into Darkness»), «Безумные мечты» («Wildest Dreams») и «Темная жатва» («Dark Harvest»), последний роман вошел в список ста лучших книг 2006 года, по версии журнала «Publishers Weekly». Партридж также написал роман по мотивам сериала «Ворон: Молитва грешника» («The Crow: Wicked Prayer»), на основе которого создана четвертая серия фильма «Ворон».

Рассказы Партриджа, публиковавшиеся в журналах «Amazing Stories» и «Cemetery Dance», а также в антологиях (например, «Dark Voices 6», «Love in Vein» и «Retro Pulp Tales»), вышли в трех сборниках: «Мистер Фокс и другие жуткие истории» («Mr. Fox and Other Feral Tales»), «Дурные намерения» («Bad Intentions») и «Человек из колючей проволоки» («The Man with the Barbed-Wire Fists»).

В предисловии к последнему сборнику Партридж подробно описывает, как он впервые увидел в местном кинотеатре для автомобилистов «Ночь живых мертвецов». «Рядом с кинотеатром в моем родном городке находится не одно, не два, а целых три кладбища. Когда я вспомнил об этом, где-то в недрах моего воображения зашевелилась смутная, но жуткая идея. Я не мог отогнать от себя мысль: а вдруг мертвецы с этих кладбищ выберутся из могил и, покачиваясь, перейдут через дорогу, чтобы нанести нам небольшой визит? »

Мне кажется, такова предыстория написания многих рассказов о зомби.

Пляж был пуст.

Каким-то образом они поняли, что следует держаться в тени.

Натан Граймз поставил локти на балконные перила и поднес к глазам бинокль. Пока он наводил на резкость, округлые, женственных форм холмы, окружавшие пляж, превратились в переплетение вьюнка и портулака, а зеленоватая мгла, лежавшая за ними, рассеялась, открыв лоскутное одеяло кричащей расцветки. Здесь были изумрудный, угольно-черный, отблески алого – это тянулись до самого горизонта темные заросли манцинелловых деревьев, морского винограда и кокосовых пальм.

Натан шарил по теням, пока не обнаружил золотисто-бронзовую фигурку. Обнаженная, она прислонилась к слегка изогнутому стволу кокосовой пальмы, вне досягаемости солнечных лучей, и обмотала локон опаленных светлых волос вокруг единственного пальца, оставшегося на левой руке. Кончик пальца отсвечивал алым, но это была не кровь, а лак для ногтей. Она сунула палец в рот и принялась лизать волосы. В конце концов она выпустила мокрую прядь, которая мгновение развевалась на карибском бризе, затем беспомощно повисла.

Кара Норт, Мисс Декабрь.

Натан вспомнил свою первую встречу с Карой; это произошло в новоорлеанской студии, прошлым летом. Она позировала перед щедро разукрашенной рождественской елкой; Тедди Чинг собирался сделать ее фото на целый разворот. Натан только что сошел с самолета, прилетел из лос-анджелесского офиса «Граймзгерлз». Он появился как раз во время съемки и пошутил, что праздничные украшения заставляют его почувствовать себя каким-то небесным Рип-Ван-Винклем.

При этом воспоминании Натан улыбнулся. В тот августовский день под елкой лежало несколько коробок в красивых упаковках, но коробки, бутафория для фотосессии Тедди, были пусты. Кара почти сразу обнаружила сей печальный факт, и все немало посмеялись над ее меркантильностью, пока Тедди снимал ее в маленькой красной шапке Санта-Клауса и эротичных красных чулках. Кроме этого, на Каре ничего не было – лишь золотисто-бронзовая кожа.

Пустые коробки. Натан покачал головой. Когда съемки закончились, он увидел в глазах Кары алчность. Она сразу смекнула, в чем дело. Тут же поняла, что только он одним щелчком пальца может наполнить эти коробки.

А теперь она смекнула, что следует держаться подальше от солнечных лучей. Все они так делали. Натан наблюдал за ними уже два дня, с утра после катастрофы. Он не боялся, что они вломятся в дом. Его карибское убежище представляло собой мавританский дворец, надежно защищенный от назойливых папарацци и фанатичных противников порнографии: его окружали высокие стены, утыканные битым стеклом. Нет, в мертвых «Граймзгерлз» Натана волновало то, что они вели себя не так, как зомби, которых он видел по телевизору.

Большинство тех жалких мешков с костями выползли из могил и передвигались плохо. По правде говоря, Натан не помнил, чтобы по телевизору показывали зомби, хотя бы отдаленно напоминавших их «живых» собратьев. Хотя, вообще-то, журналисты склонны демонстрировать самых устрашающих членов вражеского лагеря. Это был старый трюк. Точно так же в шестидесятых они сосредоточивали внимание на слишком ретивых членах левых студенческих организаций и «Черных Пантер», ^{^[28]} чтобы обратить против них общественное мнение. И вот теперь средства массовой информации фокусировались на наиболее отвратительных представителях нового движения.

Движение. Он выбрал странное слово – поколению Натана оно несло надежду. Но почему-то сейчас оно казалось ему подходящим, вызывало в воображении картины не демонстраций, а воскрешения. Кладбища с открытыми могилами, саваны, летающие над пустыми бульварами… полуночные видения армии теней, которую ведет вперед жажда человеческой плоти.

Натан представил себе, как репортеры обыграли бы Кару Норт. Он хорошо знал телевизионную кухню и сомневался, что, помимо прошлогодней Мисс Декабрь, существует много загорелых зомби. Если бы катастрофа, подобная той, что случилась у острова Граймза, произошла у американского побережья, то жертвы ее были бы съедены хищниками-зомби, не успев воскреснуть. Но этого не произошло, потому что на острове не было зомби, когда Кара и прочие погибли. Итак, здесь имело место нечто иное, возможно, то, что никогда нигде прежде не случалось.

Кара подняла уцелевшую руку и сделала слабый жест – словно помахала ему.

– Жалкие дурочки, – прошептал Натан, и на лице его невольно возникла характерная кривая усмешка. – Зомби-дурочки.

Он отложил бинокль – дорогой, немецкий: Натан предпочитал все самое лучшее, – и взял пистолет, «Heckler& Koch Р7М13», тоже немецкий и тоже дорогой.

Солнце склонялось к горизонту. Волны превратились в серебряные зеркала, слепящие Натану глаза. Он надел солнечные очки, и яростное сияние сменилось мягким жемчужным светом. Пока на горизонте плавилось синее небо, а под кокосовыми пальмами сгущались тени, Кара Норт, Мисс Декабрь, покачиваясь, приблизилась к усаженной стеклами стене приморского дворца Натана. И снова она обвила палец прядью светлых волос. И снова принялась обсасывать опаленные локоны.

«Странно, она сосредоточилась на волосах и не замечает изуродованную руку», – подумал Натан, заряжая пистолет. Нутром он чуял, что ею руководит не просто инстинкт, и размышлял, насколько сохранился ее интеллект. Знает ли она, что мертва? Способна ли она задать себе подобный вопрос? Способна ли она думать?

Прядь упала, распрямившись, и Кара снова начала сосать ее. Натан вспомнил Рождество, праздничные запахи горячего рома и калифорнийской сосны, гул кондиционера, включенного на полную мощность, и треск сухих дубовых поленьев в камине. Он вспомнил, как спала Кара, вспомнил, как она целовала его, как ее красные ногти разрывали обертку подарков, купленных им для Ронни. А потом, когда он почти полностью отдался воспоминаниям, переменчивый июльский ветер пролетел над островом Граймза, принеся с собой реальность – вонь искореженного металла и обугленной резины.

Запахи разрушения.

Натан зажал нос и поднял пистолет.

Два дня назад Натан держал ситуацию под контролем. Разумеется, при таких обстоятельствах подготовка к бегству «Граймзгерлз» из США чуть не свела его с ума. И разумеется, подобная эвакуация была бы совершенно невыполнима, не имей Натан в своем распоряжении такую роскошь, как спутниковая связь, но подобными привилегиями обладают все медиамагнаты.

Два дня назад он был, коротко говоря, полностью доволен жизнью. В конце концов, его предусмотрительность, многими называемая паранойей, окупилась, и случайно возникший план покончить со всеми случайностями обрел форму. У него была собственная крепость на собственном острове, достаточный запас провизии и план пересидеть текущие неприятности в компании двенадцати красивых девушек, снимавшихся исключительно для фотографий на разворотах.

Итак, два дня назад Натан не волновался, когда стрелки его «Ролекса» миновали назначенный для прибытия «Граймзгерлз» час, – ведь самая опасная часть спасательной операции уже была выполнена с военной точностью. Три вертолета «Белл» один за другим приземлились на крыше принадлежавшего Натану особняка в Новом Орлеане, и «Граймзгерлз» были без происшествий переправлены на летное поле в пригороде, где частная охранная служба сторожила «Гольфстрим» Натана Излишне упоминать, что самолет взлетел немедленно.

Разумеется, операция стоила немалых денег, но Натан счел это выгодным вложением. К тому времени, когда правительство возьмет ситуацию под контроль, он ожидал наступления серьезного дефицита привлекательной женской плоти. Публика, как обычно, немедленно ощутит нужду в его услугах. Натан рассчитывал, что люди, которых он насмешливо называл своими «читателями», не станут возражать против прошлогодних моделей, по крайней мере, пока не начнется конкуренция.

Если вообще остался кто-нибудь, способный вступить в конкуренцию. Натан налил себе текилы, вполуха слушая в ожидании рева самолета, краем глаза глядя на новости о зомби, передававшиеся по Си-эн-эн. Вскоре его главные конкуренты уже мерещились ему в виде живых мертвецов, один – с золотыми цепями на сломанной шее, в дорогом парике, прикрывающем изгрызенный череп, другой – со своей фирменной закопченной трубкой, зажатой в гнилых губах, силящийся вдохнуть достаточно кислорода, чтобы зажечь в ней огонек.

Натан ухмыльнулся, уверенный, что его-то никогда не постигнет подобный унизительный конец. Он выжил. У него есть планы. И он приступит к их выполнению прямо сейчас, пока ждет самолет.

Он отыскал блокнот с желтой линованной бумагой и начал сочинять заголовки. «„ГРАЙМЗГЕРЛЗ“: ГОД НА ОСТРОВЕ». Нет, слишком иронично. «„ГРАЙМЗГЕРЛЗ“: ИЗ АДА В РАЙ». Уже лучше. Надо будет поискать верный тон, чтобы заткнуть тех, кто станет обвинять его в эксплуатации. И фото Тедди Чинга наверняка будут к месту. Он надеялся, что во время эвакуации Тедди наснимает кучу занятных картинок – разлагающиеся лица, прижатые к стеклам новоорлеанского особняка, улицы Французского квартала, забитые зомби, – снимки, от которых веет опасностью. Такие фотографии составят превосходный контраст с большими снимками, которые они сделают на острове.

«„ГРАЙМЗГЕРЛЗ“: НАЦИОНАЛЬНОЕ СОКРОВИЩЕ СПАСЕНО». Натан уставился на написанные строки и улыбнулся. Патриотично. Гордо. Буквы сияли, словно символы доллара.

Ветер, ворвавшийся в открытое окно, подхватил бумажку, и Натан хлопнул по столу, чтобы удержать ее. Он вдруг заметил темноту, удушающую серую мглу, которая пришла задолго до заката. Самолет сильно опаздывал. Натан так углубился в планирование будущего журнала, что потерял счет времени. Господи. Возможно самолет попал в шторм и теперь сражается с бурей, а топливо заканчивается…

Шторм пронесся по верхушкам кокосовых пальм, с шумом, подобным звуку гигантской метлы, метущей остров. С черепичной крыши капала вода. Было всего пять вечера, но темнота казалась непроницаемой. Натан отправил на взлетно-посадочную полосу Бака и Пабло, вооруженных фонарями. Сам он надел пальто и шагал по балкону своих апартаментов до тех пор, пока рев приближавшегося «Гольфстрима» не загнал его внутрь. Натан уставился в темноту. Она казалась ему плотной, словно пудинг, и он по-настоящему испугался, когда увидел в отдалении пламя взрыва. Ронни (Мисс Октябрь трехлетней давности) попыталась обнять его, но он оттолкнул ее и выбежал из комнаты. Прошло немало времени и ливень успел смениться моросящим дождиком, прежде чем Натан вышел на улицу и впервые вдохнул запах крушения.

Бак и Пабло не возвращались. Прошла ночь, наступило утро. Натан не пошел искать парней. Он боялся, что они, возможно, ищут его. Он спрятал пистолет и ключи от своего джипа и ударил Ронни, когда та назвала его трусом. После этого она замолчала, и молчала долго, тогда он поиграл в великодушие. Он открыл стенной сейф, выдал ей в знак примирения приличную дозу и ушел.

Спустившись, Натан спрятал желтый блокнот в тот ящик стола, который открывал реже всего. Затем закрыл ящик тщательно, медленно, беззвучно.

Так это началось два дня назад на острове Граймза, и теперь живые передвигались бесшумно, прислушиваясь к шагам мертвых.

Пистолет был теплым, и Натан, перезаряжая его, пожалел, что как стрелок он недостоин этого прекрасного оружия. Он положил пистолет на туалетный столик и спустился вниз, пытаясь отогнать воспоминание об иссиня-красной массе, в которую превратился лоб Кары, когда один из его выстрелов – пятый или шестой – достиг цели.

Он не хотел помнить ее такой. Он хотел помнить Мисс Декабрь. Никаких выстрелов, лишь щелканье камеры Тедди. Никакой крови, лишь красная шапочка Санты. Эротичные красные чулки. И золотисто-бронзовая плоть.

Натан достал из-за стойки бара бутылку золотой текилы «Куэрво». Из всех сортов текилы владелец «Граймзгерлз» предпочитал «Чинако», но в ночь катастрофы он прикончил последнюю бутылку, так что теперь пришлось довольствоваться более дешевой маркой.

– Я видела, что ты сделал. – Ронни встала перед ним, как детектив из бульварных книжонок, и швырнула на стойку пистолет. На красном дереве появилась длинная уродливая царапина. – Ты бы лучше пригласил Кару выпить, облегчил бы жизнь бедной девочке. Это было чертовски грубое прощание, Нат.

Натан насыпал в бокал льда, избегая встречаться глазами с Ронни, чтобы не видеть ее фирменного испепеляющего взгляда. Но это ее не остановило.

– Она так соблазнительно выглядела, когда обожала тебя на расстоянии, с этими своими огромными голубыми глазами. Ты заметил, что она пыталась завивать волосы? – Ронни прищелкнула языком. – Поразительно, как небольшая сырость может испортить прекрасную прическу.

Натан ничего не ответил, он нарезал лайм, и Ронни хихикнула.

– Сильный и молчаливый, а? Ну давай, Нат, ведь это ты снес ей полголовы. Расскажи, что при этом чувствуешь.

Натан уставился на кончик носа Ронни, чтобы не смотреть ей в глаза. Когда-то она была осенним видением с волосами цвета опавшей листвы. Мисс Октябрь. У нее были тщательно отработанные раскованные манеры, кожа цвета бренди и огромные шоколадные глаза, которые заставляли каждого мужчину в Америке мечтать о холодных ночах. Но Натан слишком хорошо знал могущество этих осенних глаз – одним-единственным ледяным взглядом они могли заморозить человека.

Он сунул пистолет в карман. Нужно быть более осторожным и не оставлять оружие там, где она может добраться до него. Бывает, у кокаиновых наркоманов сносит крышу. Он налил в бокал «Куэрво» и опрокинул его, сделав вид, что во всем мире его заботит лишь качество выпивки. Затем рискнул и бросил быстрый взгляд в шоколадные глаза, уже подернутые желтоватой пленкой, которую даже Тедди Чинг не мог убрать с фотографий.

Ронни взяла салфетку и принялась обрывать уголки.

– Почему именно она? Почему ты пристрелил Кару, а не кого-нибудь еще?

– Потому что она первой подошла на расстояние выстрела. – Натан поболтал в бокале вилочкой для коктейлей в виде стилизованной «Граймзгерлз» – такие штучки были приклеены на последней странице каждого выпуска. – Это было отвратительно. Когда я взглянул Каре в глаза, у меня появилось ощущение, что она рада видеть меня. Рада! Тогда я поднял пистолет, и мне показалось, что она внезапно поняла…

Ронни разорвала салфетку на две, затем на четыре части.

– Они ничего не понимают, Нат. Они не могут думать.

– Они не похожи на тех чучел, которых показывают по телевизору, Ронни. Ты заметила, как она на меня смотрела? Иисусе, она на самом деле помахала мне сегодня. Я не говорю, что у них есть душа, но что-то такое там есть, и это мне не нравится.

Клочки пурпурной бумаги усеяли стойку из красного дерева. Ронни брала обрывки один за другим и лениво складывала из них салфетку. Натан чувствовал ее неодобрение. Он знал, чего она от него хочет: чтобы он пристегнул к поясу пистолет и отправился отстреливать «Граймзгерлз», словно Ли ван Клиф^{^[29]} в дешевом вестерне.

– Послушай, Ронни, они ведут себя ненормально, не ломятся к нам в дом, как те существа по ящику. Нам просто надо быть немного поосторожнее, вот и все. Теперь их осталось одиннадцать, и рано или поздно все они приползут к воротам, так же как и Кара. Тогда я легко расправлюсь с ними. И мы снова сможем выходить, здесь станет безопасно.

– Откуда такая уверенность? – Он сделал ошибку – вздохнул, и в голосе женщины появились сердитые нотки. – Ты же знаешь, они не одни сюда прилетели. Там был пилот, второй пилот… может, даже несколько охранников. И Тедди. Значит, по крайней мере еще пять-шесть человек. – Теперь настала ее очередь вздыхать. – Не говоря уже о Баке и Пабло.

– Возможно, ты и права. Но, кто знает, может быть, их так покалечило, что они не сразу смогли добраться до берега или не добрались вообще. Или сгорели во время взрыва. Наверное, это случилось с Баком и Пабло.

Натан взглянул на нее, он не хотел говорить, что парни скорее всего послужили кому-то обедом, и она поджала губы, что далось ей не без труда – губы были большими и пухлыми.

– Дьявол, да они могли и уехать отсюда, – продолжал Натан, понимая, что хватается за соломинку. – Взяли лодку или еще что-нибудь. Мне отсюда не видно причала, я не могу быть уверен. А может быть, они договорились с девушками, как-то обманули их…

– Ты и вправду считаешь, что зомби могут думать? С ума сошел! Если они мертвы, они голодны. Вот и все – так говорят по телевизору. И Кара Норт, облизывающая слюнявую прядь, не убеждает меня в обратном.

Натан отрезал еще ломтик лайма и начал сосать его, наслаждаясь резким привкусом. Это был последний лайм на острове, и он решил получить удовольствие от его поедания.

– Может быть, все это как-то связано с катастрофой, – начал он, заходя с другой стороны. – Я не пойму, в чем тут дело. Я видел взрыв, но все девушки, насколько я могу судить, в неплохой форме. У Кары не хватало несколько пальцев и обгорели волосы, другие тоже немного пострадали, но ни у кого нет сильных ожогов, как можно было ожидать.

– Мы могли бы поехать к самолету и сами посмотреть, что там случилось, – предложила Ронни. – Джип они не догонят. – Она прикоснулась к его руке, легко, нерешительно. – Мы могли бы спасти кое-какие вещи с самолета. У кого-то, возможно, было ружье, может быть, даже с оптическим прицелом, а это гораздо лучше твоего пистолета.

Натан поразмыслил над ее предложением и, сообразив, что за ним скрывается, отдернул руку.

– Кто вез его? Ну, Ронни, ты же понимаешь, о чем я. Кто был твоим курьером на этот раз?

Она попыталась изобразить обиду. Приложила огромные усилия.

– Думаешь, ты сыщик, а? Ну, давай, кто у тебя подозреваемые? Ронни – наркоманка, ожидающая курьера. Бак и Пабло испарились, а может быть, у них тусовка с Карой и прочими первыми интеллектуальными трупами в мире. Давай, Нат, сочиняй, только заканчивай прежде, чем у этих тварей испортится настроение и они придут за нами. – Она схватила остатки салфетки и швырнула пурпурное конфетти ему в лицо. – Проснись, босс. Вечеринка окончена. Меня ты купил, но их… Они мертвы, и они голодны, вот и все.

Ронни подождала минуту, давая ему возможность обдумать эти слова. Затем поднялась и направилась к лестнице, изящная, как струя бренди, льющаяся в бокал. «С мягкой грацией», – иронически подумал Натан. Он смотрел, как двигаются ее ноги, любовался покачивавшимися для него бедрами. Он возбужденно провел большим пальцем по маленьким пластиковым грудям мультяшной девушки на коктейльной вилочке.

«Меня ты купил». Она разыграла свой коронный взгляд через плечо, который три года назад появился на развороте журнала, затем повернулась и обхватила длинными пальцами обнаженные груди и маленькие соски. Палец Натана впился в зад пластиковой девицы; он бессознательно нажал на него, и пластик раскололся.

Ронни рассмеялась и, не оглядываясь, взбежала вверх по ступеням.

Натан кончил, отбросил шелковую простыню и открыл сейф. Он насыпал на зеркальце три полоски порошка и протянул его Ронни, затем сбежал вниз – он ненавидел звук, который она издавала, когда нюхала. В кухне он откупорил банку пепси и достал из холодильника замороженного жареного цыпленка. Выбрал две грудки и три бедра, положил их на кусок фольги и включил печь.

Дожидаясь, пока курица разогреется, Натан включил телевизор и пощелкал кнопками, пока не наткнулся на какое-то изображение. Он сразу же узнал купол Капитолия, расположенный в правом верхнем углу экрана, как раз под логотипом Си-эн-эн. Это любимая точка вашингтонских корреспондентов, но сейчас репортера на экране не было. Не было слышно и голоса за кадром.

Показался прихрамывающий зомби в больничном халате, он прошел мимо и исчез. За ним последовал другой, на этот раз без одежды, даже без плоти на костях. Натан смотрел как завороженный. Скоро зомби снесут камеру и разобьют софиты. Почему камера еще работает? Он не мог понять, в чем дело.

А может, он поймал изображение с какой-то стационарной камеры. Которая была установлена здесь для наблюдения за зомби. Привинчена. Защищена. Что-то в этом роде.

Но посылать изображение на спутник? Нет смысла. Затем Натан вспомнил, что спутниковые картинки не предназначались для публичного просмотра. Наверное, он поймал прямую передачу для Си-эн-эн, а не передачу самой Си-эн-эн. Когда-то он развлекался, ловя подобные трансляции с помощью спутниковой антенны. Во время съемки можно было наслушаться злобных замечаний репортеров о неудобоваримой белиберде, которой политики потчуют американский народ, и узнать, что на самом деле происходит во время рекламных пауз, когда передача ведется в прямом эфире.

Натан уставился на логотип Си-эн-эн в углу экрана. Где его накладывают на картинку – во время обработки видео или прямо на месте? Он пожалел, что недостаточно знаком с технической стороной телевидения. Натан принялся переключать каналы в поисках других передач. Убедившись, что эфир пуст, он попытался снова поймать канал Си-эн-эн.

Но не смог его найти.

Его больше не было.

Комнату наполнило ровное шипение. Натан надавил кнопку выключения звука. Прошло несколько минут, прежде чем он заметил, что курица горит, но не смог заставить себя подняться и сделать что-нибудь, он был сейчас не в силах даже смотреть на еду. В его мозгу клубились какие-то образы, подобные рассерженным змеям, готовым броситься на него и ужалить. Взрыв, зомби-скелет, изуродованная рука Кары Норт.

Змеи ужалили; Натан скрючился над раковиной, и его вырвало пепси-колой.

Сначала, услышав ее крики, Натан вскочил с дивана и уже начал было подниматься по лестнице, когда вспомнил, что оставил пистолет на кухне. Он развернулся слишком быстро, потерял равновесие, прислонился к стене и затем побежал за оружием. В ушах его звенели непрекращающиеся вопли Ронни.

Он вернулся к подножию лестницы как раз в тот момент, когда женщина начала спускаться.

– Он звал меня, – произнесла она, обезумевшими глазами глядя в пространство. – Снаружи. Я слышала его. Я вышла на балкон, но не видела его… Но я говорила с ним, и он мне ответил! Господи, мы должны впустить его!

– Ты говоришь, что там снаружи кто-то живой?

Ронни кивнула, она была без одежды, дрожала, взмокшие от пота волосы спутались. Ее вид понравился Натану еще меньше, чем ее рассказ. Может быть, она просто под кайфом. Может быть, ей что-то приснилось. Наверняка.

Один из мешков с костями стучал в ворота, а остальное она придумала.

А может быть, кто-то и в самом деле выжил во время катастрофы.

– Мы никому не откроем, пока я все не проверю, – объявил Натан. – Ты оставайся здесь. Никуда не уходи. – Он стиснул плечи Ронни, чтобы до нее дошел приказ.

Поднявшись наверх, он нажал несколько кнопок на стене спальни, затем вышел на балкон. Мертвенно-белый свет заливал участок, зловеще посверкивал на усаженных стеклом стенах и освещал пляж. У ворот стоял человек в синей форме. Пилот или его помощник. При искусственном освещении цвет его лица казался землистым, на подбородке виднелся багровый синяк. Человек взглянул вверх, и на лбу его появились морщины, словно он не ожидал увидеть здесь Натана.

Рот пилота открылся.

Где-то далеко на пляж обрушивались волны.

– Ронни… я пришел встретиться с… Ронни…

– Господи! – Натан опустил пистолет. – Что там произошло? Взрыв… как вы…

– Ронни… Ронни… Я пришел встретиться с… Рон… нииииии. Я пришел…

Мышцы рук Натана напряглись, не давая ему сделать то, что он хотел. Он заставил себя поднять пистолет и прицелиться.

Он выстрелил. И промахнулся.

Грязно-серые глаза уставились в холодную ночь. Дикие, свирепые. Тварь замахала руками, неистово приказывая Натану остановиться. Он выстрелил снова, но пуля просвистела над плечом зомби. Тот поспешно отпрянул, разрывая китель и покрытую пятнами пота рубашку.

Третий выстрел Натана срезал ухо зомби, как раз когда тот разорвал на себе одежду.

– Меня ждут, – проскрежетал он. – Ждут, я пришел увидеть…

Натан выругался, ошеломленный зрелищем полудюжины пластиковых мешочков с кокаином, прикрепленных к груди зомби лентами пластыря.

Курьер Ронни. Два дня как умер, но все еще пытается завершить сделку.

Тварь двинулась вперед. Теперь она улыбалась, уверенная, что Натан наконец понял.

Натан прицелился – «Натан, стой! » – но, прежде чем он смог нажать на курок, в его мозгу сверкнули огни. «Ты сумасшедший, Натан! » Он рухнул на пол балкона, поранив левую бровь о неровно положенную плитку. Мозг его едва успел обработать информацию и распознать голос Ронни, когда он понял, что у него вырывают пистолет. «Он живой, а ты пытался убить его! » Он попробовал подняться, но тут заметил, что в него летит тяжелый немецкий бинокль.

Натан едва успел прикрыть глаза, и бинокль врезался в его окровавленный лоб.

Кричит. Боже, как она кричит.

Должно быть, поняла, что ошиблась.

Натан с трудом поднялся на ноги, в этот момент крики Ронни были прерваны выстрелами. Он прислонился к перилам балкона и постарался сфокусировать взгляд на пляже.

Но они были не на пляже. Огромные ворота стояли открытые, и мертвый пилот шел по двору, а Ронни пятилась от него по стриженому газону. Она выстрелила, и облачко кокаина вырвалось из пакета, приклеенного к груди мертвеца. Она выстрелила еще три раза и разнесла левое плечо зомби. Левая рука его повисла, скользнула вниз по рукаву и беззвучно упала на траву. Тварь уставилась на отделенную от тела конечность, озадаченная этой неожиданной ампутацией.

Ронни отступила под балкон.

Зомби вошел в дом вслед за ней.

Натан, спотыкаясь, побежал обратно в комнату. Ронни больше не кричала. Крики сменились тихими, но не менее ужасными звуками: щелканьем разряженного пистолета, шепотом зомби, произносящего имя Ронни. Двигаясь словно в тумане, Натан добрался до лестницы как раз в тот момент, когда Ронни начала подниматься по ступенькам. Он попытался схватить ее, но пилот дотянулся до женщины первым и потащил ее к себе.

Какое-то мгновение зомби смотрел на свою жертву с просительным выражением, словно желая лишь отдать ей посылку, но по мере того, как он подтаскивал ее ближе, выражение его лица менялось. Ноздри его раздулись.

Он бросил Ронни на ступени и прижал коленом.

Рот его открылся, но слов больше не было.

Его глаза внезапно вспыхнули безумным огнем.

Голодным огнем.

Торчащие зубы впились в левую грудь Ронни. Она взвыла и попыталась уползти, но мертвец крепко вцепился ей в ногу, придавив к лестнице. Желание его было разбужено, и внезапно зомби почувствовал ненасытный голод. Он рвал зубами плоть Ронни; глотал, не жуя, словно акула, наконец поймавшая добычу.

Натан отступил назад, не сводя взгляда с зомби, и мельком увидел на полу холла разряженный пистолет. Со стороны темного бара, пошатываясь, возник второй мертвец. У этого что-то было в руке, мачете, и Натан неожиданно обрадовался, что скоро умрет, потому что он не мог вынести жизни в мире, где нельзя отличить живого от мертвого, где проклятые трупы могут говорить, помнят что-то, могут обманывать тебя до того момента, когда начнут кусать, рвать и глотать…

Ржавый мачете отсек пилоту голову; труп рухнул на тело Ронни.

Хозяин мачете взглянул вверх, и Натан прирос к месту, словно олень, оказавшийся в свете фар.

– Господи, босс, да не волнуйтесь вы. Я жив, – произнес Бак Тейлор и отправился закрывать ворота.

Бак сказал, что не может ни пить, ни есть – он только что убрал останки Ронни и мертвого пилота. Вместо этого он говорил. Натан старался не пить слишком много текилы, старался слушать, но мысли его неизбежно возвращались к загадке поведения пилота.

– Дождь лил как из ведра, вся чертова земля промокла насквозь. Пабло пил кофе, а я уже так этим кофе напился, что мне понадобилось отлить, но дождь хлестал просто жутко…

Перед Баком на дубовой столешнице лежал ржавый мачете; пока охранник говорил, пальцы его плясали по лезвию. Когда-то он был центральным нападающим «Рейдерс»^{^[30]} – Старый Добрый Номер 66 семь сезонов подряд не пропустил ни одной игры, – но Натану казалось, что никогда Бак так жутко не выглядел, даже после самого тяжелого матча. Лысая голова была сплошь покрыта синяками; время от времени охранник с тоскливым видом дотрагивался до нее, как будто жалел, что не надел шлем.

–…и я пошел в лес и спрятался под какое-то дерево, с такими листьями, вроде больших блинов. Начал мочиться. И только тут услышал шум двигателей. Боже правый, я быстро застегнулся и…

Две шестерки на футбольной куртке Бака были запачканы чем-то черным, скользким на вид. Левую руку его поддерживала примитивная шина, привязанная черной с серебром банданой. Массивные бицепсы нехорошего, гораздо хуже сине-зеленого цвета обычного синяка выступали между сырыми деревяшками. Этот отвратительный серый цвет напомнил Натану гниющую дыню. И запах, исходящий с того конца стола…

–…Обмочил всю левую ногу. Мне не стыдно говорить об этом – как раз в тот момент оторвалось левое крыло, и я подумал, что мне крышка, самолет летел прямо на меня. Я нырнул…

Быстро. Пилот мог соображать быстро. Он разорвал рубашку, чтобы показать Натану кокаин. Он уговорил Ронни открыть ворота. И, несмотря на то что Ронни отстрелила ему руку, он вел себя как живой, пока не приблизился к ней, первому настоящему человеку, которого встретил с тех пор, как воскрес. Эта встреча дала толчок его ужасному…

–…подумал я задним числом, но времени не было. Отломавшееся крыло кружилось в воздухе, как бревно. Никто не мог сказать, где оно упадет. Затем самолет швырнуло в сторону, на большую рощу пальм, а оттуда он отлетел прямо на посадочную полосу. Покатился по земле, отломалось второе крыло. А то, первое, еще летело…

Пальцы Бака сомкнулись на рукоятке мачете. Натан, наблюдавший за ними, выскользнул из-за стола, подальше от Номера 66.

– Я видел Пабло в грузовике. Несмотря на бурю. Я видел, как он пытался найти место для чашки с кофе. А потом крыло рухнуло на фургон, и эта чертова штука взорвалась.

Значит, это взорвался фургон. Вот почему зомби не были обожжены. Самолет даже не загорелся – скорее всего, его баки опустели после борьбы со штормом. Но в машине было полно бензина.

– Мне стыдно, но я действительно ничего не мог поделать. Огонь был очень сильным. Даже зомби не подходили к нему, а к тому времени, как он погас, от машины и Пабло ничего не осталось.

Пальцы Натана сомкнулись на пистолете. Он вспомнил пилота, разрывающего свою рубашку. Вспомнил, как тот схватил Ронни, вспомнил мгновенное замешательство в его мутных глазах, возбужденный блеск, появившийся после того, как он поддался жажде плоти. Конечно, сейчас Бак себя контролирует. Но что случится, если он окажется близко к своему боссу?

Натан поднял пистолет. Бак ухмыльнулся, не понимая. Натан взглянул на раны Бака, на нетронутую кружку пива, стоявшую перед ним. Старый Добрый Номер 66 не пил, не хотел жареного цыпленка. Возможно, он больше никогда не захочет жареного цыпленка. Возможно, он сам пока еще не понял этого, как не помнит, отчего умер.

– Бак, я хочу, чтобы ты вернулся обратно, к ним, – произнес Натан таким тоном, словно обращался к ребенку. – Понимаешь, соблазн – рискованная штука. Ты можешь потерять остатки разума.

– Босс, с вами все в порядке? Может, вам пойти прилечь, чтобы какое-то время не думать о Ронни? Может быть…

О, они неглупы. С каждой минутой становятся все хитрее.

– Тебе меня не одурачить, Бак. Можешь обманывать сам себя, но меня тебе не обмануть.

Натан прицелился, и Бак, подавшись назад, рухнул вместе со стулом. Первая пуля разнесла в клочья левое предплечье и расколола самодельную шину, но Бака это не остановило – спортсмен так просто не теряет свои инстинкты. Он вскочил на ноги, наклонил голову и понесся вперед через кухню.

Глаза его сверкали, но Натан был уверен, что это блеск смерти, а не жизни. Бак сделал Натану подножку, и они оба повалились на пол. Натан взмахнул пистолетом, и Бак не смог оттолкнуть его – левая рука была слишком серьезно повреждена. Он стал защищаться единственным доступным ему способом – впился в плечо Натана, сомкнул челюсти и рванул.

Натан завопил. Перед глазами замелькали белые точки.

Палец его нажал на курок.

Пуля разнесла череп Старого Доброго Номера 66.

Натан представлял это так.

В катастрофе все погибли мгновенно. Все. Открыв глаза, они обнаружили, что находятся на острове Граймза, там, где и должны были находиться, и решили, что выжили. Они пробирались сквозь девственный лес, через пляжи с коралловым песком, не встретив ничего, что искусило бы их, разбудило бы кошмарный голод.

Находясь на границе между смертью и воскресением, они в разной степени сохранили рассудок, но ими все-таки управляли инстинкты. Инстинктивно они не выходили на солнечный свет. Это было просто самосохранение – тропическое солнце могло ускорить разложение трупов. У всех зомби также был силен инстинкт пожирания живых людей, но лишь когда жертва появлялась непосредственно перед ними. Натан убедился в этом после встречи с пилотом и Баком. Он был уверен, что до тех пор, пока «пища» не показывалась и инстинкт утоления голода не брал верх, смерть на острове Граймза еще существовала как граница, отделяющая их от остальных зомби. О, они функционировали на разных уровнях, как он видел это на примере Кары Норт, пилота и Бака, но в некоторых случаях они вели себя точь-в-точь как живые.

Возможно, что-то такое в человеческой плоти, поглощенное ими, определяло перемену в поведении. Может быть, кровь. Или сам акт каннибализма. Натан не знал причины, да его это и не волновало.

Его укушенное плечо приобрело красно-пурпурный цвет и раздулось. С момента нападения Бака прошло пять дней, и Натан сам не знал, лучше ему или хуже. Просто на всякий случай он сделал себе укол антибиотиков, но не мог понять, помогло ли это.

Он не знал, жив ли он, мертв или находится где-то посредине.

Чтобы не запутаться, Натан записывал симптомы в желтом блокноте, который спрятал в ящике стола после крушения самолета. Многое его озадачивало. Сначала он хотел проконсультироваться у ученых или врачей, но его первая попытка связаться с материком оказалась неудачной, а потом он уже боялся звонить кому-либо. Его не привлекала мысль окончить свои дни в качестве подопытного кролика в какой-нибудь лаборатории и тем более не радовала перспектива зачистки острова Граймза отрядом спецназа.

Больше всего его беспокоило то, что сердце его все еще билось. Он не понимал, как это возможно, пока не вспомнил, что у Бака тоже билось сердце, когда он в него выстрелил. Натан чувствовал толчки в груди мертвеца, когда они катались по полу, и все же был уверен, что Бак – зомби. Глядя на свое укушенное плечо, вспоминая огонь, вспыхнувший в глазах охранника, когда тот напал, Натан все больше убеждался в этом. Были и другие симптомы.

Он не мог есть. Каждый вечер он готовил себе немного жареной курицы, несмотря на то что от запаха еды его тошнило, а от прикосновения к жирному мясу пробирала дрожь. Вчера вечером он заставил себя съесть две грудки и бедро и следующие пять часов провел на кухонном полу, съежившись в комок, пока наконец не поддался рвотным позывам. И он не мог пить – ни пепси, ни текилу. Текила была особенно отвратительна; она обжигала горло, отчего он долгое время чувствовал себя ужасно. Натан сосал кубики льда, но только затем, чтобы уменьшить боль в горле. И начал нюхать кокаин, привезенный для Ронни, но лишь потому, что боялся ложиться спать.

Кокаин. Может быть, дело в этом. Говорят, что кокаин отбивает аппетит, верно? И он начал вдыхать его примерно в то же время, как перестал есть. Но пять дней без пищи… Боже, это долго. Так что это не просто кокаин. Так?

Он закрыл глаза и представил себе голод, пищу. Попытался вообразить самый соблазнительный пир, какой только мог.

Долгое время ничего не шло ему на ум. Затем он увидел изувеченную ладонь Кары Норт. Отрезанную руку пилота. Голову Бака, покрытую синяками.

В животе у него заурчало.

Он открыл глаза.

Факты казались неопровержимыми, но Натан почему-то не мог заставить себя покинуть поместье или, наоборот, впустить к себе «Граймзгерлз». Каждый вечер они выходили на пляж, наслаждаясь жизнью, искушая его. Мисс Ноябрь и Мисс Февраль пели любовные песни, серенады для Натана, которые он слушал из-за утыканной стеклами стены. Он наблюдал за ними изнутри, улыбался своей кривой усмешкой, презирая себя за трусость.

Ему было скучно, но он не решался включить телевизор. Если сеть снова заработала, ему наверняка придется взглянуть в глаза живым людям, дышащим воздухом. Хотя он серьезно сомневался, что подобная картина разожжет в нем жажду каннибализма, он не хотел пробовать, даже для того, чтобы убедиться в обратном.

Он не хотел терять то, что имел.

И он целыми днями нюхал кокаин и писал. Ночью наблюдал за ними. Теперь на пляж пришли все, даже Тедди Чинг. У фотографа не было ног, вот почему ему потребовалось столько времени на дорогу. Но Тедди это не остановило. Он подтягивался на руках, резво преследуя «Граймзгерлз», и его оголенный позвоночник весело болтался сам по себе, как щенячий хвост. На шее у него висели три камеры, и часто он, прислонившись к стволу манцинеллового дерева, фотографировал девушек, резвившихся внизу, на пляже.

Больше всего Натан сожалел, что не может опубликовать эти фотографии в своем журнале. Его «Граймзгерлз» были по-прежнему прекрасны. Мисс Июль, с ее плоским упругим животом над аккуратным сердечком волос. Мисс Май, закрывшая содранную кожу на лбу венком из цветов бугенвиллеи и орхидей. Округлые груди Мисс Апрель, темные от синяков, с набухшими сосками. Желтые ямы под глазами Мисс Август, горячие, сухие круги, два огонька, сиявшие с ее лица, как солнце этого чудного месяца.

Два солнца среди ночи.

Она идет во всей красе, светла, как ночь ее страны… во всей красе… как ночь… вся глубь небес и звезды все… звезды все… в ее очах заключены…

Вся глубь небес и звезды все…^{^[31]}

Натан не помнил, как дальше. Он снова и снова писал эти слова в своем желтом блокноте, но не мог вспомнить продолжения. Он закрыл глаза и, открыв их, увидел, что море озарилось тусклым светом наступающего утра.

Пока лучи солнца не успели коснуться балкона, он поспешил внутрь.

Пляж был пуст.